Текст книги "Поиск неожиданного"

Автор книги: Николай Басов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

– Что ты об этом знаешь, циклоп?

– Циклопа я, женщина, если ты не против, командующий, – почти вежливо прорычала Крепа. И добавила: – Пока ничего, но над тобой тень смерти. И это будет очень скоро.

– Серьезно? – Плах еще не отказался от деланой иронии в голосе. Но затем спросил сухо: – Что нужно, чтобы вы поймали наемников… из Колышны?

– Я не уверена, что это с той стороны, – отозвалась Крепа.

– Та-ак. – Теперь Плахт поднялся из своего креслица, нашел глазами верного Несвая. – Давайте-ка и впрямь поговорим с глазу на глаз.

Несвай понял, стал мягко, как всегда, как и положено мелкому прислужнику, выталкивать офицеров из палатки, приговаривая:

– Там, тамо-от, снаружи подождите маленько… Это недолго будет, быстренько все и завершится туточки… Тогда я позову, позову же, сказал.

Когда они остались вчетвером, вернее, впятером, считая Несвая, денщик тут же кинулся к небольшому резному столику где-то за ширмой, где, наверное, стояла кровать командующего Плахта. Очень скоро, почти мгновенно, он вынес оттуда четыре оловянных походных пузатых стаканчика, в которых плескалась выпивка.

Первый он подал Плахту, который снова уселся в кресло и внимательно, без тени тепла в глазах, изучал рыцаря.

– Почему ты решил, что эта угроза настолько серьезна, чтобы меня известить, сэр рыцарь?

– Сухром мое имя, командующий.

– Да, рыцарь Сухром… В чем, собственно, твое дело заключается?

Сухром взял в руки предложенный Несваем стакан, вздохнул, отхлебнул, поморщился, потому что в нем оказалось довольно невыразительное пиво, которое он не слишком жаловал, и проговорил, возведя глаза к пологу палатки:

– Я не знаю, Плахт. Может, при дворе решили, что ты обладаешь слишком большой властью над армией, то есть можешь использовать ее в своих, и только в своих, интересах. Возможно, герцог вообще решил избавиться от всех нероллов в своих владениях, кто занимает сколько-нибудь ответственные посты… А может, про тебя при дворе что-то наговорили, и от тебя теперь хотят избавиться, что является целью какой-то непростой интриги…

– То есть ты не знаешь ничего определенного?

– Я знаю вот что – даже циклопы, что служат у тебя здесь, видят, что тебе грозит смерть. – Сухром мельком посмотрел на Крепу, вот ей-то пиво очень понравилось. Она даже пробовала привлечь внимание Несвая, чтобы он ей еще налил. – Это же видит и моя циклопа, у них, знаешь ли, есть такой дар… И прошу учесть, командующий, они, то есть циклопы, не ошибаются.

– Может быть, им, при дворе, не хочется, чтобы я разрушал город, а его, если он не сдастся, придется, ох придется ведь… отдать на три дня армии. Все мои, даже и офицеры многие, на это рассчитывают, потому и служат, потому и слушаются еще, хотя нам давненько не платили… – думал вслух Плахт, оказывается, была у него такая привычка, достаточно укорененная, чтобы проявиться даже сейчас, во время этого разговора, и даже с собеседниками, которым вроде бы доверять не следовало. – Или нет, за это убивают необязательно, можно было бы и прямым приказом обойтись, тут что-то еще… Может, герцог полагает, что я планирую измену, и тогда… Да, тогда может получиться, что многие наемники последуют за мной, перейдут на сторону диких роллов, и война станет затяжной и очень, очень дорогой.

– За это уже убивают, и даже куда как более заметных генералов, – проговорил Сухром.

Плахт поднялся на ноги, его пиво расплескалось по дешевому ковру на полу палатки, стаканчик покатался туда-сюда, выплескивая пену.

– Ты нарушаешь все мои планы, рыцарь.

– Я спасаю тебе жизнь, – отозвался Сухром.

– А может, тебя подослали из Колышны и ты выбрал такой вот дурацкий способ затянуть осаду? Или вовсе избежать приступа?

– М-да, – согласился Сухром, – но звучит все это не очень убедительно. – Он вздохнул, отставил свой стаканчик прямо на карты, что лежали на столе сбоку от Плахта. – Думаю, без ловушки, которую следует расставить на тех, кто собирается с тобой расправиться, не обойтись. Иначе ты мне по-настоящему не поверишь.

– А ты бы сам на моем месте поверил? – спросил Плахт.

– Давай сделаем вот что, – стал предлагать рыцарь. – Ты вот прямо сейчас выйдешь к своим подчиненным и скажешь, что получил некие очень серьезные сведения, которые изменяют все условия и прежде полученные приказы. После того как все видели нас, прибывших к тебе, этому поверят. И сами же придумают что-нибудь… – Рыцарь огляделся. – Еще ты скажешь, что уже поутру ты всем отдашь новые приказы, которые… существенно изменят характер и ситуацию во всей этой вашей здешней кампании.

Плахт подумал, склонив голову.

– То есть я прикажу завтра же с утра собрать офицерский совет в полном составе, и якобы мы там поговорим? А после будто бы я сделаю некие распоряжения?.. И что же это за ловушка такая, сэр рыцарь?

– Это значит, что сегодня же ночью тебя попробуют убить, чтобы завтра поутру никто ничего не узнал, – сказала Крепа своим густым, грудным голосом.

– Ну да, допустим… – согласился командующий. – Рыцарь, но что это даст?

– А еще нужно сделать вот что… – заговорил Сухром.

И пока он говорил, и без того круглые глаза у Плахта стали еще круглее, зато в них появилась искра смеха, проблеск удивления и азарта. Под конец, когда все мелочи были договорены, он признался:

– Не знаю, рыцарь, что из этого выйдет, и выйдет ли вообще хоть что-то, но кажется, вас не зря прислали ко мне Боги. Ни о чем подобном я не слышал, хотя… Признаю, это может сработать.

– Да, – серьезно, без тени веселья сказал и рыцарь, – для всех нас было бы лучше, если бы сработало. И в первую голову – для тебя, господин командующий Плахт по прозвищу Суровый.

8

Костерок горел странно, пламя, голубоватое в середине и чуть не свекольного цвета на концах танцующих, подвижных своих лепестков, стремилось вверх, к темному небу над головой, иногда выбрасывая искры, но невысоко. Сухром сидел на пеньке с мечом в ножнах на коленях, с радостью ощущая себя в полной форме – ему вернули оружие. Иногда он находил рукой кинжал, это тоже внушало спокойствие и уверенность, хотя дело, которое им предстояло, было непростым и даже немного опасным.

А впрочем, ему-то, скорее всего, опасность не грозила, хотя вон даже – костер горел иначе, чем полагалось бы, а ведь сложен был Датыром из честных, пусть и сырых поленьев и хвороста. Что это значило, рыцарь не понимал, поэтому посмотрел на сидящих чуть сбоку оруженосца и Крепу. Циклопа казалась задумчивой, даже рассеянной, ее огромный выпуклый глаз блестел в бликах пламени редчайшей драгоценностью. А вот оруженосец был настороже, держал себя почти как рыцарь – внешне мягко, но внутри – строго и собранно, внутри у него чуть не стальной стержень можно было определить, разумеется, если понимать, что и как происходит.

Сухром усмехнулся своему сходству в поведении с оруженосцем, все же Орден накладывал на своих солдат неизгладимую печать, как ни тривиально это было бы утверждать. Но это было и почти в любой ситуации оставалось заметно. Вот как для рыцаря сейчас было заметно состояние Датыра. Оруженосец почувствовал его взгляд, поднял голову.

– Что-то есть, господин?

– А ты ничего не чувствуешь?

Оруженосец чуть помолчал, внутренне, ощущениями опытного бойца проверил обстановку вокруг.

– Пока ничего.

– Я тоже, – вздохнул Сухром. – Может, они позже, перед рассветом, придут?

– Убийца придет раньше, – уронила Крепа своим едва ли не громовым шепотом, уж лучше бы она и не пыталась шептать.

Рыцарь огляделся. Около палатки Плахта стояли двое стражников в кирасах с алебардами, про них командующий сказал, что им можно верить. Еще он на шестах перед палаткой приказал засветить целых четыре факела, так что эти двое были видны чуть не всей округе. Это было хорошо, пусть видит тот, кто… Вот кем эти убийцы могут оказаться, рыцарь не знал.

Он вообще не очень-то был уверен, что их ловушка имела смысл, как не представлял себе, к чему приведет их попытка, их доказательство того, что Плахту, карлику с бородой в три косички, лучше будет пуститься в дорогу с ним, с рыцарем, согласно приказу Госпожи. Вполне могло получиться, что ничего не произойдет, и тогда назавтра вся троица предстанет перед Плахтом какими-то врунами, бесчестными дурачками или даже, стыдно сказать, самозванцами, от которых нет никакого проку и которых лучше всего выгнать, отодрав предварительно кнутом, чтобы другим неповадно было интриги устраивать… В общем, получиться могло по-разному.

О том, что завтра будет большой совет, с участием командиров всех сколько-нибудь значимых отрядов, из которых состояла армия, где все и решится, где станет ясно, как поступят с городом и осажденными в нем жителями и солдатами армии противника, знали уже все. Да что там – все! Последние армейские собаки – и те знали и растрезвонили, вероятно, на всю округу. Пожалуй, что и в городе осажденном, в Колышне этой, тоже знали – кто-нибудь из подкупленных солдат или из хорошо оплаченных маркитантов, вероятно, уже донес городским. А там, поди, тоже гадали – что это может значить и какие из этого следует делать выводы?.. Хотя выводов-то как раз никаких делать не следовало, потому что, скорее всего, и совета никакого не будет, да и не нужен он… Все прояснится гораздо раньше, в этом рыцарь был уверен.

Со стороны офицерских палаток через листву еще не вырубленных кустов пробивались лучи других костерков и факелов. Они высвечивали тугие на вид клочья ночного тумана, которые почему-то между этими кустиками плавали. Это тоже казалось не совсем обычным, ведь тумана настоящего не было, но все же какая-то хмарь над травой тут и там ходила мягкими, едва заметными облачками… Для тех, кто должен был на Плахта напасть, это было, пожалуй, хорошо. Рыцарь подумал, что следовало командующему подсказать, чтобы костры эти жгли всю ночь напролет, но… Он ведь выгнал их, когда последние, какие-то самые осторожные приказы своему Несваю отдавал, так что неизвестно еще – может, он и об этом подумал, и костры эти жгли действительно с умом.

Солдатские палатки стояли гораздо дальше и более открыто, к ним между теми же кустами вели тропинки, будто косицей создавая небольшой просвет, шириной в несколько десятков шагов. Там тоже все было тихо и покойно. Свет костров в той стороне уже пригас, бойцы затихли, лишь кое-где на стволах и купах чуть более высоких, чем кусты, деревьев гуляли странные отсветы. Вот оттуда, решил Сухром, и нужно бы подбираться… тому, кто задумал недоброе для Плахта.

Тем более что и расстояние подходило как нельзя лучше, всего-то шагов шестьдесят – восемьдесят, в темноте точно не определишь. Но это неважно, для хорошего стрелка такое расстояние не помеха, выстрелить или даже умело пробраться, чтобы пустить в ход кинжал, – плевое дело.

– Крепа, ты как полагаешь, будут стрелять или холодным оружием все совершится? – Скала не отозвалась, раздумывала. Тогда рыцарь снова спросил: – Ты вообще чувствуешь, что будет?.. Как смерть над Плахтом увидела?

– Не я одна увидела-то, – буркнула Крепа, недовольная тем, что ей еще и разговаривать приходится. – Все наши-то первее, чем я, увидели, сэр рыцарь.

– А что ты еще видишь? – спросил Датыр.

– Я иногда… далеко вижу, если что-то живое где-то шевелится, – отозвалась циклопа. – Вот только лучше, чтобы других живых вокруг было поменьше, а то в таком лагере, как тут, ничего почти и не заметно, все равно что один солнечный зайчик на фоне… Ну как по воде, освещенной солнышком, выискивать среди других бликов, он и незаметен останется, понимаешь?

– Чего ж тут не понять?.. – хмыкнул Датыр.

Снова пала тишина, на этот раз она показалась более глубокой, чем до их такого необязательного разговора. Рыцарь решил, что может даже немного и подремать, легонько, в четверть глаза, как говорили те, кому приходилось часто и подолгу стоять на посту. Это умение приходило к каждому, и, в общем, ничего зазорного в том не было, потому что стоило где-то рядом мышке пробежать или филину в ночном воздухе прочертить своей полет, как хороший солдат всегда это почувствует и при необходимости проснется.

Вдруг Крепа кивнула рыцарю. Глаз ее уже не блестел, она поправила капюшон своего плаща, только нижнюю часть лица теперь и было видно.

– Кто-то крадется, – сказала она на этот раз без голоса, одними губами, – осматривается… – Она помолчала. – Видит Плахта, но неясно, ткань его шатра все же плотная… Даже четыре факела не вполне ее просвечивают.

С того места, где они сидели, ничего в палатке видно не было, даже если сосредоточиться. Понятным был только полог на входе и дымовой клапан вверху, вблизи главного шеста, от которого в разные стороны расходились растяжки. А все остальное темным силуэтом рисовалось на фоне чуть более освещенных деревьев.

– Следи за врагом, – приказал Сухром и понял, что мог бы этого не говорить.

– Проверяется, – все так же беззвучно отозвалась Крепа, – раздумывает, не спросить ли у постовых, мол, как Плахт, один ли?

– Один он, никого более там нет, – проворчал Датыр, будто собирался спорить с тем, кто был теперь врагом. – То есть не считая его денщика.

– Крепа, ты узнаешь… врага, если после как-нибудь увидишь?

– Нет, – мотнула головой Крепа. – Это же как изнутри, из себя смотреть… А ведь себя-то никто не видит как следует.

Тишина стала едва ли не звенящей.

– Враг отходит, – уронила Крепа наконец, – прячется в темноте.

Они еще посидели, затаив дыхание, наконец Сухром не выдержал. Поднялся, обошел палатку, постоял, чтобы глаза привыкли после кострового пламени к темноте, и тогда, вглядываясь в тени, что смутно виднелись за тканью, увидел все, как и хотел. Плахт все сделал правильно, недаром инженер. Вот его силуэт поднялся из-за стола с картами и какими-то чертежами, тень, которую он отбрасывал на ткань шатра, была не слишком отчетливой, но определенно он накинул плащ от сырости и ночной промозглости, поэтому подробности в его контуре не читались.

Рыцарь оглянулся, сзади росли кусты… Ничего в них не было особенного, лишь клочья странного тумана. А может, как раз и в тумане не было ничего необычного, все же неподалеку протекала река, и могла она вот этой нежаркой, даже холодной летней ночью выбрасывать такой-то туманчик на берега, тем более что и горы были уже неподалеку. Да и костров вокруг горело, может, с тысячу штук, и они поднимали гарь, копоть и дым… Который тоже необязательно должен был подниматься в темное, звездное небо.

Рыцарь пошел назад, к костерку, возле которого сидела Крепа и, как казалось, задремавший Датыр. Плахт в своей палатке как поднялся от стола, так и принялся расхаживать, вот он подошел к центральному столбу, на котором в державке висел факел, выдернул его и снова пошел к своему столу… В этот миг он был виден, будто никакой палатки и не было, – факел его горел очень ярко…

Фьють – раздался низкий, тугой и очень явственный звук в воздухе.

Сухром только-только вышел из-за края палатки, оба стражника смотрели на него во все глаза, и все трое стояли как окаменевшие. Один из стражников даже голову втянул в плечи от этого звука. Вот тогда все и ожило.

Крепа вскочила на ноги чуть позже, чем Датыр, который уже бежал к палатке командующего герцогской армией. А рыцарь тоже сорвался с места, проскочил между стражниками – хотя они попытались его удержать, но не сумели. Все пятеро ввалились к Плахту, и на миг показалось, что тут слишком жарко и слишком светло.

Стражники остолбенели от удивления. Перед столом, на котором лежали карты и прочие документы, находилось что-то невиданное, что-то на жердочках, будто бы плащ, и даже определенно плащ… Но он еще не перестал странно колыхаться, как на слабом ветру, а под ним лежал… сам командующий Плахт. И чуть не в обнимку с ним в неудобной позе, придерживая все те же жердочки, ворочался денщик…

– Ну и ну, – не поднимаясь на ноги, произнес Плахт.

Он, не отрываясь, смотрел на тяжелую арбалетную стрелу, которая пробила ткань шатровой палатки и воткнулась в стойку посередине всего сооружения.

– Да, господин командующий, – вдруг своим негромким и простонародным голоском проговорчал Несвай, – ровнехонько бы в твою грудь ударила.

Плахт внимательно поглядел на Сухрома. Тот усмехнулся.

Вот тогда Плахт засвистел, и все мигом изменилось. Откуда-то, даже непонятно – почему так быстро и стремительно, появились офицеры, некоторых из них Сухром уже видел, когда впервые с командующим разговаривал, один из них был тем самым дежурным капитаном, который размышлял, стоит ли отводить путешественников к командиру… У многих были в руках мечи, двое были с боевыми топорами, кто-то вооружен боевой дубинкой, и все они были раздеты, то есть одеты не по форме.

Тот из них, что вечером допрашивал Сухрома, попытался было его схватить и лишь после этого догадался – если остальные этого не делают, значит, он тоже набросился не на того, на кого следует.

– Командующий, – чуть дрогнувшим голосом произнес кто-то из капитанов, – мы ждем приказа…

– Какой же тут приказ может быть? – спокойно удивился Плахт. – Окружение вокруг лагеря вряд ли выпустит хоть кого-то, его же заранее расставили… А значит, построить всех, кто есть в лагере, кто находится в этом периметре, на берегу речки. Принесите факелов побольше. И проследите, чтобы и те, кто был в оцеплении, не удрали… Я скоро буду. Да, и еще – приведите себя в порядок, господа, негоже перед подчиненными в таком несуразном виде предстать. – Он отыскал глазами Сухрома. – Ты останься, рыцарь, со своими.

– Он не мог стрелять, – отозвался один из стражников, отчетливо было видно, что он сгорает от стыда, – это же надо, при его дежурстве на командующего было совершено несомненное покушение. Которое чуть было не окончилось… так удачно для того, кто хотел командующего убить. – Когда стрела в воздухе просвистела, мы его со Жбаном видели, у него в руках ничего не было.

– Ты, Жбан, и ты, сержант, выйдите, – отозвался Плахт. – Я не сержусь на вас, как стояли перед палаткой, так и стойте впредь, смена же еще не пришла…

– Тут не то что смена, а целый лагерь, почитай, сбежался.

– Я сказал – стоять на посту у палатки.

Оба стражника отдали честь, махнув рукой от груди к командиру, так когда-то обозначали подчиненность легионеры Второй империи, и вышли. Плахт снова изучающе посмотрел на рыцаря, взглянул на стрелу, кивнул Несваю.

– Принеси нам выпить чего-нибудь, – приказал отрывисто. Прошелся к своему креслицу, сел. – Как думаешь, второй раз он выстрелить сумеет? А то, может, я зря тут сижу?

– Вокруг уже полно солдат, кто-нибудь увидит, если еще разок попробует, – ответил Сухром. – Да и много нас тут, уже не разберешь толком, в кого целить… Нет, больше стрелять не будет.

Плахт принял из рук Несвая стаканчик, заглянул в него, крепко выпил, лишь тогда стало заметно, что у него подрагивают пальцы.

– Надо же, сколько раз бывал в боях на волосок от смерти и боялся, кажется, меньше, чем сейчас… – Он поднял голову. – Ты был прав, рыцарь. Если не привел, разумеется, еще кого-то, кто это все и устроил… Так как – привел еще одного… Покусителя, например?

– Нет, даю тебе честное слово рыцаря, – спокойно отозвался Сухром.

Плахт уже чуть спокойнее, чем минуту назад, посмотрел налицо Датыра, вгляделся в Крепу, кивнул.

– Вижу, и ты честен, и лица твоих подчиненных… Они бы вернее тебя выдали, чем ты сам, сэр рыцарь. Ну да это я – так, на всякий случай, я вообще-то в твоей искренности и раньше не сомневался. К тому же, если я тебе для чего-то важного нужен, ты бы не стал рисковать моей жизнью, доказывая… то, что хотел доказать.

– Здорово устроено, – Крепа подошла к удивительной конструкции. – Когда господин рыцарь рассказал, я-то не поняла, что получится. А оно вон как. – Она удивляясь покачала головой, указывая на не слишком длинный дорожный плащ Плахта, который все еще висел на каких-то распорках, стоящих теперь на крестообразной подставке. От тех палочек, что изображали руки, вниз отходили другие планки, соединенные веревочками и обрывками ткани разными хитрыми способами. В середине плаща, сразу под его, так сказать, плечами, виднелась дыра. – А это чтобы всякие жесты совершать?

– И что же это была бы за ловушка, если бы я все время сидел в одной позе? – отозвался Плахт.

– Разумно, – похвалила Крепа. – А ты, значит, под ней лежал со своим Несваем и поочередно всем этим… действовал?

– Нет, управляли мы не поочередно, а одновременно. Знаешь, как сложно даже в четыре руки изображать всяческие наклоны и прочие движения?

Крепа осторожно тронула вылепленную из воска и связанную из веточек грубую болванку на верху основного, вертикального шеста, несомненно изображавшую многодумную командирскую голову. На ней даже был ночной колпак командующего.

Плахт ухмыльнулся, а потом требовательным движением протянул к Несваю стаканчик, тот стоял наготове, все понял и наполнил его.

– Ладно, рыцарь, во всем ты прав оказался. Теперь дальше… Что можно сказать о стреле?

Крепа подошла к не слишком толстому шесту, болт пробил его насквозь, кончик острия, маслянисто поблескивая, вышел с другой стороны, расщепив дерево. Удар был невероятной силы, впрочем, для тяжелого, трехсотфунтового, предположим, арбалета это было неудивительно. Рыцарь в своей жизни видел, как такой вот болт выбивает воина в полном латном снаряжении, которое фунтов под семьдесят весит, даже из высокого рыцарского седла.

– Ха, – сказал Крепа неожиданно, – а ведь наконечник напитали ядом, и еще… – Она наклонилась вперед, разглядывая стрелу сбоку своим единственным глазом. – Да, точно… Еще на него, на этот вот болт, наложено довольно сильное и весьма… смертоносное заклятие. Тебя пытался убить кто-то, кто с этим заклятием жил бок о бок немалое время, может, даже не один день.

– И что это значит? – поинтересовался Плахт, было видно, что в своем образовании он не сумел или не успел постигнуть основы магии.

А рыцарь даже заулыбался от облегчения. Он обернулся к Датыру, тот хлопнул себя по боку.

– А значит это, что он, покуситель, у нас в руках. От него теперь будет так смердеть магией, что любой дурачок-новобранец из наших это почувствует, – пояснила Крепа.

– Ты так радуешься, потому что стрелял кто-то не из твоего племени? – осторожно переспросил Плахт. Потом понял, поправился. – Впрочем, нет, из ваших циклопов, если бы кто-то задумал меня убить, наверняка бросил бы камень, рукой или из пращи… Да, из пращи – вернее.

Рыцарю, Датыру и Крепе пришлось недолго постоять перед палаткой, пока командующий с помощью своего Несвая приводил себя в относительный, как он выразился, порядок, и пока они вот так стояли, летняя короткая ночь стала подходить к концу. Солнце высветило верхушки не слишком далеких всхолмлений, за которыми угадывались уже и настоящие острые, обрывистые и резкие очертания горных пиков.

Сухром удивился про себя, когда они подлетали к этому месту, он почему-то их не увидел, наверное, голова его была занята другим, а теперь, когда все стало чуть более определенно, хотя и не до конца, он думал именно о том, как эти горы осветятся этим утром… Странно все же устроено сознание солдата.

Плахт Суровый вышел, и Крепа беззвучно свистнула. Командующий теперь выглядел… величественно, в нагрудном доспехе, с недлинной, но широкой шпагой на бедре, в плаще, все в том же, с пробитой спиной, и шагал он вовсе не как добрый и уже поживший карлик, а как сильный, уверенный в себе и в своих подчиненных офицер, давно уже обладающий правом приказывать солдатам и отлично понимающий – его указания будут исполнены неукоснительно.

Они зашагали с обоими стражниками, Жбаном и сержантом, к реке. В светлеющем с каждым мигом воздухе тот самый ночной, неровный, местами прозрачный туман рассеивался, как наваждение уходит от ясного понимания всего происходящего… Они вышли из лесу, армия уже построилась тылом к реке, и стояли подразделения настолько правильными шеренгами, что Сухром подумал мельком, а не зря Плахта, инженера по образованию, поставили прививать этим солдатам дисциплину. Если уж он умел приводить в порядок какие-нибудь механизмы, то и в живых-то представителей разных пород и видов почти так же сумел вложить необходимость единства и слитности действий.

Как только Плахт подошел к строю, к нему кинулся какой-то ролл с шарфом вокруг пояса, желая что-то доложить. Командующий отмахнулся от него, сразу же пошел дальше. К нему снова кто-то попытался подойти, но Плахт опять отмахнулся, и офицеру пришлось вернуться на свое место перед строем. Командующий вот так походил туда-сюда, затем резковато обернулся, повертел головой, вглядываясь в лица солдат, прищурился – почему-то это было видно с расстояния более двух десятков шагов, что теперь отделяли его от рыцаря с его компанией и двумя солдатами, застывшими рядом, будто они теперь держали Сухрома под стражей.

Плахт на ходу подозвал… Нет, не капитана, а кого-то рангом повыше. В ясном и сыром воздухе, в котором факелы теперь горели лишь как воспоминание о прошедшей ночи, раздался его вопрос:

– Никто из лагеря не удрал, майор?

– Ни у кого не было такой возможности. Солдаты стояли в двадцати шагах один от другого. В кустах – еще чаще.

– Хорошо, значит, он – здесь. – Кто?

– Покуситель, – неохотно промычал Плахт и подошел к путешественникам. – Ну премудрая Крепа, покажи нам, кто стрелял?

Он и Крепа пошли вдоль фронта роллов, рыцарь с Датыром и обоими стражниками остались на месте. Роллов оказалось больше всех прочих, их шеренга протянулась гораздо далее половины всего построения. Сухром решил, что тут были и те, кого поставили в оцепление, ведь Плахт и их не забыл, когда отдавал свои приказы, может, чтобы проверить лишний раз, а возможно, чтобы сразу допросить, если что-то покажется ему необычным.

После роллов не очень ровной, но все же вполне заметной группой стояли циклопы, некоторые из них встретили Крепу узнающим взглядом, некоторые, наоборот, как и положено в строю, выглядели истуканами. За одноглазыми не слишком строгим рядом вытянулись кентавры.

Рыцарь по широкой дуге, на расстоянии чуть не в сотню шагов от строя, чтобы кому-то не возомнилось, что он тоже имеет право обойти и рассмотреть его, прошел за Крепой, которая возвышалась над Плахтом чуть не в четыре его карликовых роста. Но даже при таком контрасте ни у кого не возникало сомнений, кто из них главный и кто командует.

У кентавров Крепа подобралась, и дубинку, которую до этого мирно несла на локте левой своей ручищи, перевела в нормальный боевой хват перед собой.

Прежде рыцарю почти не доводилось видеть кентавров. Это были сильные звери, торсы некоторых из них были так же могучи, как у лестригонов, а еще от них вокруг распространялась странная аура, будто они были не простыми смертными, как остальные существа Нижнемирья, а какими-то магическими созданиями, вроде демоников. И несмотря на сильный лошадиный запах, который Сухром почувствовал даже на том расстоянии, на каком находился от них, он увидел, что лица кентавров, почти человечьи, правда, более крупные и непонятные в своей мимике, светятся умом, явственной уверенностью и силой…

Вдруг Крепа остановилась около одного из них. Это был чуть более крупный кентавр, чем прочие, и даже каким-то очень выверенным глазом офицера Сухром заметил, что, хотя расстояние между плечами и телами этих созданий было таким же, как и по остальному строю, этого солдата все прочие сторонились. Тогда циплопа произнесла своим чудным, грудным голосом:

– Стрелял этот.

– Что? – не понял майор, который следовал за Плахтом.

Зато кентавр все очень даже понял, он попробовал дернуться, в его руке появился кентаврий кинжал, больше похожий на темной стали мачете, но… Крепа уже повисла на его руке, да и остальные кентавры, что находились рядом, не сплоховали. Завязалась схватка.

Плахт отошел от дерущихся на несколько шагов и спокойно, почти равнодушно смотрел, что из всего этого получится.

В свалку вдруг ввязались орки, их была чуть ли не целая дюжина, наверное, стояли поблизости, но так, что их и видно не было. А может, они расположились за общим строем, ближе к реке… Вот орки-то и справились с указанным Крепой кентавром. Рыцарь решил, что теперь пора подойти ближе.

А обвиненного уже прижали к земле, задние ноги его удерживало чуть не с полдюжины кентавров, и голову ему заломили, так что плечи и шея захрустели от выверенных и сильных захватов. Вдруг шерсть с него, нависающая неопрятными прядями на лицо, на плечи и даже на спину, стала сползать, кто-то догадался ее вовсе сорвать…

Плахт сделал шаг вперед.

– Постук, ты ли это?

– И что, если я? – отозвался сдавленно и хрипло удерживаемый многими руками и телами кентавр.

– Что ты тут делаешь? – спросил Плахт. – Ты же ни на шаг от герцога обычно не отходишь? А он…

– Подслеживаю, Плахт, за тобой, за офицерьем твоим, за армией… По приказу герцога подслеживаю.

Откуда-то сбоку около Плахта появился еще один из кентавров, тоже с офицерским шарфом, огромными складками и воланами навернутым вокруг его человеческого туловища. Он наклонился к командующему и зашептал так, что его и роллы, стоящие за циклопами, наверное, услышали:

– Это новенький, командир. Мне его по приказу всучили, не знаю точно, от кого приказ исходил, но откуда-то с самого верха.

Плахт кивнул, принимая к сведению это непрошеное пояснение.

– Где его вещи? Если он – простой солдат, то должны быть и пожитки.

Капитан кентавров засуетился, какие-то другие его подчиненные куда-то унеслись с дробным лошадиным топотом, потом так же с топотом какой-то молоденький энсин из них же, из кентавров, притащил размером раза в три больше обычного солдатский сидор из грубой кожи.

Капитан кентавров склонился над ним и молча стал доставать какие-то вещи. С того места, где он стоял, Сухром не мог ничего увидеть. Как вдруг…

Крепа подошла к капитану и осторожно, двумя пальчиками вытащила у него из рук небольшой, замшевый, как издалека разглядел рыцарь, кошель. Вот только был он чрезмерно длинным и узким.

И уже из этого чехла она, еще более осторожно, чуть не затаив дыхание, достала… Две арбалетные стрелы, которые едва не светились в этом утреннем, уже светлом воздухе от напитавшей их магии.

– Ха, – сказала Крепа очень ясно и отчетливо, – а колчан-то из шкуры дикого бизона… Известно же, что он яд не пропускает, зато магия из него сочится, как из сита, парень… Тебя ведь Постуком зовут, как я понимаю… Нужно было, Постук, магию-то наводить перед самым покушением, тогда бы тебя труднее засечь было.

– Циклопа… одноглазая, колдовское отродье, – прошипел Постук в ответ.

– Или следовало колчан-то из яковой кожи с горных ледяных вершин делать, тогда бы на тебе и следов магии было меньше, и яд почти так же удержался… В общем, сплоховал ты, Постук.