Текст книги "Сильнее страха (сборник)"

Автор книги: Николай Томан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

ПОСЛЕДНИЙ КОЗЫРЬ

Несмотря на почтенный возраст, Харитон Егорович Никодимов, главный кондуктор товарной станции, все еще ходит широким быстрым шагом. К тому же сегодня, после утомительной поездки, Никодимов торопится домой. Он пересекает привокзальную площадь и подходит к переулку, в котором стоит его дом, но едва заворачивает за угол, как сталкивается со смуглым, худощавым парнем.

– Здравствуйте, Харитон Егорович, – почтительно снимает кепку парень, кланяясь Никодимову.

– Так, так… – удивленно произносит главный кондуктор, внимательно всматриваясь в лицо парня. – Вернулся, значит?

– Вернулся, Харитон Егорович.

– Что-то уж больно быстро.

– Так ведь я… – виновато начинает парень, но Никодимов, усмехаясь, перебивает:

– За примерное поведение и ударную работу освобожден досрочно? Ну, и опять, значит, в наши края?

– Сами знаете, Харитон Егорович, мать у меня тут. Жалко ведь ее…

– А ты бы раньше ее пожалел, – хмурится старый железнодорожник. – Что, однако, делать думаешь? Опять за прежнее?

– Ну что вы, Харитон Егорович! С меня хватит – попробовал, что оно такое. Слово дал… Да разве вы поверите? Я сам, конечно, понимаю – слову моему грош теперь цена, пока делом не докажу, что человеком стал…

В глазах Харитона Егоровича недоверие.

– Ну что ж, поживем – увидим.

И, уже собираясь продолжить свой путь, Никодимов спрашивает парня, заметно понизив голос:

– А кореша твоего чего ж освободили так скоро? Тоже, поди, за ударный труд? Как же так, однако? У него ведь грехов на совести поболе твоего.

– Какого кореша, Харитон Егорович?

– Чего прикидываешься-то, будто не понял, о ком речь? Сашку Козыря имею в виду. Сообща ведь когда-то воровали… Говорят, видели его тут недавно. И как только выпускают на волю таких бандитов!

– Быть этого не может, Харитон Егорович! Его ведь надолго… На пятнадцать лет!

– В расход нужно было, бандюгу! – возмущается Никодимов, не сводя с парня строгих глаз.

Парень явно встревожен, хотя и пытается скрыть свое волнение. Видно, его в самом деле поразило неожиданное известие о том, что Козырь на свободе, и это непонятно Никодимову – в одной шайке ведь были…

– А кто же видел его, Харитон Егорович?

– Не помню уж кто, – уклончиво отвечает Никодимов. – Только похоже, что и вправду объявился он в наших краях – снова начал кто-то пошаливать на железной дороге. А ведь после того как тебя с Козырем забрали, спокойно было. А ты, значит, твердо решил перековываться? Снова в осмотрщики пойдешь или по другой специальности?

– Оформился уже слесарем в вагонное депо.

– Ну что ж, желаю удачи, если это у тебя всерьез!

* * *

Дождь с ожесточением сечет лобовую стенку соседнего вагона. Холодные брызги его то и дело захлестывают стрелка военизированной охраны Егорова. Зябко кутаясь и разбухший от влаги брезентовый плащ, он сидит на скамейке тормозной площадки, прислонясь к стенке и зажав винтовку между колен.

«Совсем худо было бы, не пересядь я на площадку с подветренной стороны. Промок бы там до нитки…» – невесело думает Егоров, прислушиваясь к завыванию ветра и слитному стуку колес.

Его привыкшие к темноте глаза различают иногда лишь смутное мелькание огоньков далеких поселков. А громыхающая громада поезда, вагоны с ценным грузом, которые поручено ему охранять, давно растворились в непроглядной тьме.

Но вот дождь начинает понемногу стихать: отчетливее слышится теперь стук колес на стыках рельсов, пыхтение тепловоза на затяжных подъемах. А еще через некоторое время в просветах между туч появляется полноликая луна, освещая мокрую стенку соседнего вагона и сбегающие струйки дождя.

Слегка высунувшись с тормозной площадки и повернув голову в сторону движения поезда, Егоров видит отброшенные на откос насыпи тени вагонов. Впереди два крытых большегрузных, за ними саморазгружающиеся хопперы, гондолы полувагонов и низкобортные думпкары…

Поезд идет по глубокой выемке, и силуэты вагонов четко печатаются на пологом откосе, как на экране театра теней. Но вот крыша одного из них почему-то слегка горбится. Егорову кажется сначала, что искривляется она неровностью откоса, на который падает его тень. Но почему же тогда горбится только этот вагон?..

Лишь присмотревшись получше, Егоров начинает различать смутный силуэт склонившегося над крышей человека. Стрелок мгновенно вскидывает винтовку, но, сообразив, что нелепо стрелять по тени, перебрасывает ее за плечо и проворно взбирается на барьер площадки. Дотянувшись до крыши, он подтягивается на руках и ложится грудью на мокрое железо.

Теперь ему видно очертание человека, сидящего на крыше вагона с ценным грузом. Он обращен спиной к Егорову и не замечает стрелка.

– Эй, кто там?! – громко кричит Егоров, щелкая затвором. Но тот, к кому обращен окрик, не оборачиваясь в его сторону, торопливо сбрасывает что-то с крыши на землю.

Егоров, распластавшись на мокрой кровле вагона, прижимает приклад винтовки к плечу и не целясь стреляет…

Услышав выстрел, неизвестный испуганно оборачивается, делает резкое движение правой рукой, будто выхватывает что-то из-за пояса, и поспешно ложится на крышу. Почти тотчас же над головой Егорова свистит пуля.

Обозленный стрелок перезаряжает винтовку и, теперь уже тщательно целясь, спускает курок. Попадает он в грабителя или промахивается, судить ему трудно, так как луну опять заволакивают тучи. На всякий случай он стреляет еще раз, ничего уже не видя.

Бандит не отвечает. Убит он или ранен? А может быть, только притаился и ждет, когда луна снова выглянет из-за туч?

«Хорошо бы, – размышляет стрелок, – подползти к нему поближе». Но в темноте легко сорваться с мокрой крыши: поезд мчится так стремительно, что вагоны ходят ходуном…

Но вот наконец впереди зеленый огонек входного светофора, и локомотив начинает сбавлять скорость. А когда поезд прибывает на станцию, Егоров спрыгивает на ходу и бросается к вагону с ценным грузом, на крыше которого только что орудовал грабитель.

На тормозной площадке никого. Неужели бандит успел соскочить и скрыться? Или, может быть, истекая кровью, лежит на крыше?..

Забросив винтовку за плечи, Егоров торопливо взбирается на вагон. В ярком свете станционных прожекторов он видит в центре крыши черную дыру четырехугольной формы, четко обозначенную загнутыми кверху краями кровельного железа.

А где же бандит? Спрятался в эту дыру или свалился с крыши?

Освещая карманным фонарем отверстие, похожее на пробоину, образованную снарядом, Егоров – осторожно заглядывает в него. Лучик света выхватывает из темноты лишь плотно уложенные тюки да куски деревянной обшивки.

Начальник дорожного отдела милиции полковник Ковалев в третий раз перечитывает телеграмму и тяжело вздыхает. Опять кража ценного груза из товарного поезда, и снова из девятьсот восьмого!

– Случайность это или не случайность? – произносит он вслух, поеживаясь от свежего ветра, ворвавшегося через открытое окно. Похоже, что осень вступила в свои права – все чаще дуют северные ветры, все реже выглядывает солнышко, почти ежедневно идут дожди. «Пожалуй, не случайно все-таки облюбовал кто-то девятьсот восьмой…»

Рассеянно посматривая через окно на мокрые здания привокзальной площади, он озабоченно думает, кого бы послать на место происшествия.

«Надо бы Антонова, а он в командировке. Тогда, может быть, Чилидзе или Пичугина? Нет, им рановато такое серьезное дело… А что, если Стрельцова?.. Да, пожалуй, именно Стрельцова!»

Полковник снимает трубку и приказывает дежурному вызвать старшего оперативного уполномоченного Стрельцова.

Капитан Стрельцов, высокий, с правильными чертами лица молодой человек лет тридцати, входит в кабинет четким военным шагом, тщательно оправляя и без того ладно сидящий на нем китель.

– Интересное дело хочу предложить вам, Василий Николаевич, – говорит ему Ковалев, кивая на стул против своего стола. – Ну и, конечно, не из легких. Вот, познакомьтесь, – протягивает Ковалев телеграмму. – Кража нешуточная. Тысяч, видимо, на десять, если не более того. К тому же это не первый случай, и оба раза из девятьсот восьмого. Имейте это в виду.

– Выезжать немедленно? – спрашивает Стрельцов, энергично вставая со своего места и вытягивая руки «по швам».

– Да, Василий Николаевич.

Капитан Стрельцов хорошо знает, как дорога каждая минута: промедление может привести к необратимому изменению обстановки и обстоятельств, при которых произошло преступление. От этого зависит не только успех следствия, но иногда и раскрытие самого преступления.

Ну, а как же быть в тех случаях, когда преступление произошло на железнодорожном транспорте? Если совершилось оно в пути, на перегоне между станциями «Икс» и «Игрек», а обнаружилось лишь на станции «Зэт», за десятки, а иногда и за сотни километров от того перегона?

Конечно, при всей сложности расследования на транспорте и тут есть определенный участок, на котором оно произошло. Это вагон, его тормозная площадка или крыша. Но вот как быть с предписанием об установлении охраны места происшествия? Если иметь в виду крышу вагона, то размеры ее составляют всего около пятнадцати метров в длину и примерно трех в ширину. Тормозная площадка и того меньше. А ведь под охраной места происшествия разумеется гораздо большая территория, так как требуется сохранить в неприкосновенности не только окружающую это место обстановку, но и следы ног и всех видов наземного транспорта на грунте или на снегу.

Можно ли соблюсти все эти требования на железной дороге, где все в непрерывном движении и отдалено друг от друга многими километрами расстояния?

Молодой криминалист оперативно-технического отдела лейтенант Галкин тщательно осматривает крышу вагона, выдраенную многочасовым ночным ливнем, и уже в который раз тяжело вздыхает. Какие там следы рук или ног! Дыра в центре крыши со следственной точки зрения, конечно, типичный «узел места происшествия», но, к сожалению, единственный. На ней и сосредоточивают все свое внимание Стрельцов и Галкин.

– Похоже, что кровельное железо вскрывали слесарной ножовкой, – замечает капитан, пробуя пальцем край разреза.

– Вне всяких сомнений, – солидным баском подтверждает Галкин. Он очень молод, и ему хочется произвести на капитана впечатление опытного криминалиста. К тому же у него есть некоторые преимущества перед Стрельцовым – он участвовал в осмотре вагона при первом ограблении девятьсот восьмого.

– Точно так же и тогда была вскрыта крыша, – басит он, щелкая затвором фотоаппарата. – Похоже, что это одна рука. Вы слышали, наверное, об орудовавшем на нашей дороге Сашке Козыре? Он обычно делал сначала проколы крыши, затем вставлял в эти проколы ножовку и аккуратно выпиливал отверстие…

– Вы полагаете, что и тут тот же способ?

– Почти тот же, – уточняет Галкин, – единственное отличие – работа не такая аккуратная. И не потому что спешил и нервничал – не та, видимо, «квалификация».

Он говорит это таким убежденным тоном, будто был главным экспертом по делу железнодорожного грабителя Александра Козырева. На самом же деле проходил тогда студенческую практику и видел «работу» Козыря лишь на фотографиях.

– Значит, о том, что это дело тех же рук, не может быть и речи?

– Да, это исключено! Я сегодня еще раз посмотрел фотографии «вскрытий» Сашки Козыря – ювелирная работа! К тому же он осужден на пятнадцать лет – ему еще сидеть и сидеть. Скорее всего, кто-то стал орудовать под него. Может быть, они встретились там, в заключении, и Козырь передал ему свой воровской опыт?..

Составив протокол осмотра места происшествия, капитан решил побеседовать, а может быть, и официально допросить бригаду, сопровождавшую девятьсот восьмой. Егорова он уже раньше допросил, теперь нужно встретиться с главным кондуктором.

– Вас интересует Никодимов, товарищ капитан? – уточняет вопрос Стрельцова диспетчер. – Одну минутку, сейчас мы это выясним.

Он звонит по внутреннему телефону, а потом пр селекторной связи.

– Никодимов в поездке, – сообщает он капитану. – Сопровождает девятьсот девятый. Он уже на подходе. Прибудет ровно через час.

Чтобы убить время, капитан Стрельцов выходит из диспетчерской и медленно прогуливается по перрону. Для него нет сомнений, что дело будет не из легких, как вообще большинство преступлений на железнодорожном транспорте. Осмотрен пока лишь вагон, из которого похищен ценный товар. Но ведь это все равно, что осмотр ограбленного сейфа при полном отсутствии сведений не только о помещении, в котором он находился, но и о той комнате, в которой стоял.

Если бы точно знать, где, на каком участке дороги произошло ограбление вагона, то тщательное обследование того места железнодорожного полотна могло бы в какой-то мере прояснить картину преступления. По словам Егорова, это случилось на полпути между станциями Грибово и Дьяково. Значит, придется просматривать весь тот участок по обе стороны дороги. А сесть преступник мог, скорее всего, на станции Грибово, так как у девятьсот восьмого там стоянка. Соскочил же, по-видимому, на том участке пути, по которому поезд шел с замедленной скоростью. Возможно, Никодимов поможет уточнить все это или сообщит сведения, которые позволят разобраться в обстановке.

Ну а что же дал осмотр места происшествия? Только представление о том, как преступник проник в вагон с ценным грузом.

Конечно, будь ограбление совершено из вагона, стоящего на месте, тогда можно было бы обнаружить следы ног, а по ним размер обуви и рост преступника и решить вопрос – Козырь это или не Козырь.

Но вот, кажется, и поезд…

Найти Никодимова, оказывается, не так-то просто. Он уходит к дежурному по станции за какими-то справками. А когда наконец Стрельцов встречается с ним, до отправления остается всего одна минута. За это время капитан успевает лишь представиться ему.

– А вы садитесь со мной, дорогой и побеседуем, – предлагает Никодимов.

– Да, придется, – соглашается Стрельцов и уже па ходу прыгает на ступеньки тормозной площадки.

Внимательно выслушав капитана, главный кондуктор, держась за угловую стойку площадки, долго всматривается в состав своего поезда, идущего по закруглению, потом возвращается на прежнее место и спокойно произносит:

– Ничего определенного, дорогой товарищ капитан, не могу сказать вам по этому поводу. Вам лучше Егорова расспросить: он и хищение обнаружил, и перестрелку с грабителем вел. И раз уж он сопровождает поезда, чтобы от бандитов их охранять, то и замечать все должен зорче нашего. А бандит, видать, матерый был… Не иначе как сам Козырь.

– А почему вы думаете, что именно Козырь? – настороженно спрашивает Стрельцов. – Насколько мне известно, Козырь отбывает наказание…

– Значит, отбыл уже, – убежденно заявляет главный кондуктор. – Непонятно, почему вы бандюг этих жалеете. На такие сроки осуждаете, что и вздохнуть как следует в их отсутствие не успеешь, как они опять на свободе и опять за прежнее. Разве ж это дело?

– Сроки наказания не милиция, а суд назначает в соответствии с виной и статьями уголовного кодекса, – объясняет капитан, хотя он уверен, что Никодимов и сам это знает. Потом, помолчав немного, спрашивает:

– А по каким признакам вы полагаете, что это работа Козыря? Есть разве основания?

– Особых оснований не имею. Очень уж дерзко, однако… Такое Козырю под стать, потому его и вспомнил.

Всю остальную часть дороги они едут молча. Никодимов усердно дымит трубкой, часто встает со своего места, оглядывает состав. А капитан внимательно наблюдает за уклоноуказателями, отмечая по ним величину подъемов и уклонов пути.

С особенной тщательностью присматривается он к станциям и поселкам, расположенным неподалеку от железной дороги. Капитан, хотя и ездил тут не раз, смотрит теперь на все по-иному. Пытается увидеть окружающую обстановку глазами человека, которому нужно тайком сесть на этот поезд и столь же незаметно сойти или спрыгнуть с него.

– Ну спасибо вам, Харитон Егорович, – благодарит Стрельцов Никодимова, расставаясь с ним на конечной остановке поезда.

– Не за что, товарищ капитан, – удивленно пожимает плечами старый железнодорожник. – Ничем, к сожалению, не смог быть вам полезен. Разве вот только совет могу дать: потолкуйте-ка вы с бывшим напарником Козыря – Петькой Жуком. Вместе они когда-то тут орудовали. Поговаривают, однако, будто это он Козыря выдал. Бывает ведь и такое… Петька этот недавно из заключения вернулся и теперь снова в нашем вагонном депо работает. Жуков настоящая его фамилия.

– Спасибо за совет, непременно им воспользуюсь.

Прежде чем встретиться с Жуковым, Стрельцов навел о нем необходимые справки. В свое время Козырь использовал его как наводчика. Отбыв наказание, Жуков вернулся к старухе матери и устроился на работу в вагонное депо. По отзывам мастера и бригадира, работает добросовестно– видимо, твердо решил начать честную жизнь. Даже пить бросил, хотя прежде редко бывал трезвым.

Стрельцов встретился с Жуковым в конторе вагонного депо.

– Здравствуйте, Петр Иванович! – приветливо кивнул Стрельцов. – Присаживайтесь, пожалуйста, мне нужно с вами побеседовать.

Жуков сел на тяжелый, обитый дерматином стул и с тревогой уставился на Стрельцова, стараясь сообразить, кто он такой.

– А вы кем будете? – настороженно спрашивает он.

Капитан молча протягивает свое удостоверение. Взглянув на него, Жуков заметно меняется в лице.

– Слушаю вас, гражданин начальник… – произнес дрогнувшим голосом.

– Почему же «гражданин»? По старой привычке?

Жуков смущенно бормочет что-то…

– Не будем старое ворошить, – перебивает его Стрельцов, – хотя я и пригласил вас именно затем, чтобы вы вспомнили кое-что. Посоветоваться с вами нужно. Надеюсь, не откажетесь помочь мне в одном деле?

– Пожалуйста, товарищ капитан, – торопливо отзывается Жуков. – Я с удовольствием, если только смогу, конечно…

Стрельцов достает зеленую папку, не торопясь развязывает ее и вынимает несколько фотографий, снятых крупным планом.

– Посмотрите на эти снимки.

Жуков так низко наклоняет голову, что Стрельцов не может разглядеть его лица, заметно, однако, что он не только с интересом, но и с волнением рассматривает фотографии, перекладывая их из одной руки в другую.

– Вы ведь проходили по одному делу с Козырем? – спрашивает Жукова капитан. – Не кажется ли вам, что крыша этого вагона «вскрыта» его излюбленным способом? Знали же вы, наверно, как он это делал?

При упоминании имени Козыря Жуков еще ниже опускает голову, даже руки убирает под стол – видимо, они начинают дрожать, и он не хочет, чтобы это заметил капитан.

– Вглядитесь получше в снимки, – предлагает Стрельцов. – Вот в этот особенно. Видите, вот тут, в самом углу выпиленного отверстия, заметен отчетливый след от прокола каким-то острым предметом треугольной формы. На других снимках проколы тоже заметны, хотя и не так отчетливо. Не «козыревский» ли это способ вскрытия вагонных крыш?

Жуков снова берет фотографии в руки и пристально всматривается в каждый снимок. Пальцы его заметно дрожат.

– Так, как Козырь, сделать это никто больше не может, – негромко, но твердо говорит Жуков.

– Почему?

– Уж очень классно он это делал! – не скрывая невольного восхищения, восклицает Жуков. – А мастерства такого достиг потому, что специально тренировался на крышах старых вагонов. Я сам не раз видел. А перенимать его опыт просто некому было. Один только я и был у него помощником, если, конечно, не считать тех, кому он сбывал ворованное. А сфотографирована тут Козыря работа, – кивает он на фотографии. – Это точно!

– Быть этого не может! – удивляется капитан. – Ему ведь не один год еще сидеть…

– Уж не знаю как, а только это доподлинно его работа, – упрямо повторяет Жуков. – Прокольчики, – тычет он пальцем в один из снимков, – точно такой же трехгранкой сделаны, какой Козырь орудовал. Я ее ему собственноручно изготовил и след ее прокола ни с каким другим не спутаю. Он потом в трехгранный прокол ножовку вставлял и выпиливал в крыше нужное ему отверстие. И железо загибал точно так же, как тут у вас на снимочках. В общем, его работа, можете не сомневаться, товарищ капитан.

«Что же получается? – мысленно подытоживает Стрельцов. – Почему и Никодимов, и Жуков так убеждены, что ограбление девятьсот восьмого – дело рук Козыря? Неужто в самом деле он?..»

– Спасибо, Петр Иванович, – вставая из-за стола, благодарит Стрельцов. – Не буду больше задерживать, но вы, наверно, еще понадобитесь нам.

– Очень вас прошу, товарищ капитан, не говорите никому, что советовались со мной. Это до Козыря может дойти, и уж тогда мне наверняка не сдобровать…

– Во-первых, мы не разглашаем служебные тайны, – успокаивает Стрельцов. – Во-вторых, не верится мне, что Козырь сейчас на свободе. А если и на свободе, что он может вам сделать?

– Как что? – И худощавое напряженное лицо Жукова бледнеет. – Пристрелит!.. А скорее всего, зарежет, – торопливо, будто спохватившись, что сказал лишнее, поправляется он.

«Похоже, что Козырь все еще держит его в паническом страхе», – решает Стрельцов.

И, уже собираясь отпустить Жукова, он спрашивает, пристально всматриваясь в его глаза:

– А может быть, стрелять ему все-таки привычнее? Если Козырь бежал из заключения и снова теперь тут, то у него несомненно есть огнестрельное оружие. Чем вооружен Козырь, пистолетом или обрезом?

– Не знаю, товарищ капитан! – отрезает вдруг Жуков с таким неожиданным ожесточением, что у Стрельцова не остается никаких сомнений, что у него ничего больше не выведаешь.

– Кончим тогда на этом наш разговор, – подчеркнуто официальным тоном заключает капитан.

Сразу же после встречи с Жуковым Стрельцов направляется к полковнику Ковалеву.

– А сами-то вы, Василий Николаевич, чем объясняете убежденность Жукова и Никодимова, будто Козырь на свободе? – спрашивает Ковалев. – Похоже, что не случайно это.

– Видимо, у них есть основания… – не очень уверенно произносит Стрельцов.

– А какие именно? В этом ведь все дело.

– Я понимаю, товарищ полковник, но, к сожалению, ничего более определенного сказать пока не могу, – чистосердечно признается капитан. – Свое убеждение ни Жуков, ни Никодимов не обосновывают никакими фактами. Но и для меня нет сомнений, что орудует на нашей дороге очень опытный преступник, умеющий заметать следы… Мы просмотрели обочины и бровки по обе стороны пути на всем участке от Грибово до Дьяково, но железа, которое он срезал с крыши вагона, нигде не нашли. Вы разве не согласны со мной, товарищ полковник, что он специально отыскал это железо днем, а скорее всего утром, и надежно спрятал. Преступник отлично понимает, что оно может помочь нам установить участок, на котором была совершена кража. Разве это не говорит о его осторожности и опытности?

– Преступник, пожалуй, действительно опытный, – подтверждает Ковалев. – Но почему непременно Козырь? Все иные исключаются, что ли?

– Я этого пока не утверждаю. Но разве не удивительно, товарищ полковник, что тут столько совпадений. Во-первых, способ взлома вагонной крыши. Во-вторых, Козырь тоже ведь отстреливался, когда его преследовали. Он тоже тщательно убирал срезанное с вагонных крыш железо. Не допускаете же вы, что у нас на дороге появился двойник Козыря?

Выслушав капитана Стрельцова, полковник Ковалев снисходительно улыбается.

– Не так-то это просто, капитан, – задумчиво произносит он, встав из-за стола и медленно прохаживаясь по кабинету. – Если Козырь бежал, нам непременно сообщили бы об этом. К тому же преступники, бежавшие из мест заключения, как правило, не возвращаются в те края, в которых совершали преступления. Все это вы, конечно, и сами хорошо знаете, рассуждаете, однако, вопреки этим соображениям.

– Да, я это знаю, – энергично кивает головой Стрельцов, – но нет правил без исключения. А у Козыря на самом деле не было других помощников, кроме Жукова?

– Не было, Василий Николаевич. Да и Жуков только сообщал ему, в каких вагонах находились ценные грузы. Остальное тот делал в одиночку.

– А каким образом сообщал Жуков сведения? Может быть, и теперь, по той же системе, кто-то получает необходимую для ограбления поезда информацию?

– А самого Жукова вы не пробовали расспросить? Ему это лучше, чем кому-либо, известно.

– Пока нарочно не касался такой темы. Боюсь, что Жуков и не расскажет всего. Уж очень он запуган Козырем. Мести его опасается. Но ведь вы, наверно, знаете, каким образом поддерживали они связь. Насколько мне известно, вы уже служили тогда на этой дороге и участвовали в расследовании преступлений Козыря.

– Много лет прошло: сейчас не припомню всех подробностей, – подумав немного, отвечает Ковалев. – Помнится только, что наводчик Козыря Петр Жуков осмотрщиком вагонов тогда работал и это давало ему возможность точно знать, в каком вагоне какие грузы размещались.

Полковник, походив в раздумье по кабинету, останавливается перед Стрельцовым.

– А самого Жукова вы ни в чем не подозреваете?

– Нет причины, товарищ полковник. Не похоже, чтобы он свернул на прежнюю дорожку.

– Но если он так боится Козыря, то полагаться на его помощь не приходится. Всего он вам, наверное, не расскажет.

Капитан Стрельцов со своим помощником лейтенантом Карцевым проводят на грузовом дворе целый день, наблюдая, как формируются поезда, внимательно присматриваясь к работе весовщиков, грузчиков, пломбировщиков и маркировщиков. Ничего подозрительного они, однако, не замечают.

На следующий день Стрельцов посылает туда одного Карцева, а сам направляется на сортировочные пути, где формируются товарные составы. Долго присматривается к работе составителя поездов, сцепщиков, осмотрщиков и списчиков вагонов, обязанностью которых является не только списывание их, разметка и проверка наличия, но л строгое соблюдение государственной тайны перевозок. На это тоже уходит почти целый день, но и тут ничто не привлекает его внимания.

Ни на рынках, ни в магазинах, ни в пошивочных мастерских городов и поселков ближайших районов не удается обнаружить никаких следов похищенных товаров. Настораживает что-то преступников или по какой-то иной причине, но кражи из поездов прекращаются.

«В чем же дело? – ломает голову Стрельцов. – Почему Козырь или тот, кто под него работает, притаился? Где скрывается, куда сплавляет краденое? Спугнули мы его или он лишь из предосторожности отсиживается в укромном месте?.. Но если это Козырь, его не спугнешь так просто. Нужно точно установить, он ли это…»

Но Стрельцов хорошо понимает, что убедиться в этом можно будет лишь в том случае, если в бандите, столь дерзко грабящем товарные поезда, кто-нибудь опознает

Козыря. Или тогда, когда придет ответ на запрос дорожного отдела: находится ли Козырь в заключении или по какой-либо причине освобожден?

И вот ответ пришел. В нем сообщается, что Александр Семенович Козырев, осужденный на пятнадцать лет, месяц назад бежал из заключения

– Вот только теперь, Василий Николаевич, – замечает Ковалев, познакомив Стрельцова с ответом, – мы имеем некоторые основания допускать, что грабежами на нашей дороге может заниматься Козырь. Однако это не бесспорно: построение версии из расчета только на Козыря может лишь сбить нас с толку.

– Я понимаю, товарищ полковник! Только думается мне, что мы имеем дело именно с Козырем.

Сообщая эту новость своему помощнику лейтенанту Карцеву, Стрельцов весело похлопывает его по плечу:

– Ну, Леша, теперь дела у нас пойдут успешнее!

– Но ведь в розыске Козыря или, может быть, какого-то иного грабителя у нас пока нет никакой зацепочки…

– Зато есть некоторое представление о его «технологии», о «методике» ограбления поездов. Если это действительно Козырь, то он наверняка прибегает к помощи наводчика. Вот его-то нам нужно обнаружить во что бы то ни стало и как можно быстрее. С него мы и начнем разматывать весь клубок. А находиться он должен, скорее всего, на нашей станции или неподалеку от нее.

– Но ни на грузовом дворе, ни на сортировочной станции нам так и не удалось ничего узнать. Да и вообще… – Незаконченную фразу лейтенант Карцев заключает безнадежным вздохом.

Стрельцов с неодобрением смотрит на пасмурное лицо лейтенанта. Что-то Карцев в последние дни совсем размагнитился. Видимо, нужно с ним построже…

– Идите-ка отдыхать, лейтенант, – сухо говорит ему капитан. – Мы продолжим лжи разговор завтра.

– Слушаюсь, – упавшим голосом отзывается Карцев.

А как только он уходит, раздается телефонный звонок полковника Ковалева:

– Василий Николаевич? Только что звонил Жуков. Дежурный, разговаривавший с ним, доложил мне, что он чем-то очень взволнован. Просит принять его. Я считаю, Жукову у нас не следует показываться. Сходите к нему сами. Только не сейчас, а попозже, когда стемнеет. Ему дали ваш телефон, и он позвонит через полчаса. Договоритесь с ним о встрече.

– Слушаюсь, товарищ полковник.

Квартира Жукова находится на первом этаже. Похоже, что он смотрел в окно, когда капитан Стрельцов подходил к дому, так как дверь открыл тотчас же, не спросив, кто стучит. На нем застиранная, но чистая спецовка. На ногах домашние туфли.

– Мамашу я выпроводил к соседям, – почему-то шепотом сообщает он Стрельцову, пропуская его вперед, в небольшую комнату с тщательно занавешенными окнами.

В тусклом освещении (горит только настольная лампа) комната кажется совсем маленькой, хотя в ней кроме широкого обеденного стола и двух диванов множество цветов на высоких подставках. В углу Стрельцов замечает вешалку, прибитую к стене возле дверей. Вешает на нее свой плащ. Жуков приглашает его к столу, сам садится с другой стороны.

– Я не хотел вас беспокоить, товарищ капитан, – говорит он, старательно разглаживая складки скатерти. – Собирался сам зайти…

И вдруг умолкает, резко, всем корпусом повернувшись к окнам. Несколько мгновений прислушивается к чему-то, потом торопливо встает и поправляет занавески, хотя они и без того плотно задернуты.

– А сообщить вам вот что хотел, – возвращаясь к столу и ничего не объясняя, продолжает Жуков, заметно понизив голос. – Помните, вы меня спрашивали: есть ли у Козыря оружие? Есть, товарищ капитан. Пистолет ТТ. А вот вам для доказательства и дырка от его пули.

Жуков слегка приподнимает абажур настольной лампы и освещает часть стены, обклеенной обоями. В одном месте они заметно отклеились. Жуков осторожно берет двумя пальцами отлепившийся уголок и слегка отгибает его вниз.

– Видите эту дырочку? В ней пуля сидит. А предназначалась она мне… – Голос Жукова начинает заметно дрожать, и он снова умолкает. Потянувшись к большому цветастому чайнику, стоящему на столе, жадно отпивает несколько глотков прямо из носика и, немного успокоившись, продолжает: – Это я попробовал однажды Козырю прекословить… Зверюга! Не псих какой-нибудь, а именно зверюга! С тех пор я до смерти стал его бояться. Руки и ноги отнимались, едва только он в меня глазищами своими волчьими впивался. Как он тогда промахнулся – до сих пор не понимаю… С той поры беспрекословно все его приказания выполнял. – Отпив из чайника еще несколько глотков, он, озираясь на окна, добавляет:– А уж теперь, если только узнает, что я вам о нем рассказываю, наверно, не промахнется… Жду его прихода со дня на день…