Текст книги "Избранница. Рассказы."

Автор книги: Николай Блохин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

– На вопросы отвечаю согласно их нумерации.

– Чего? – эмоции-то вернулись, но в мозгах еще гудело.

– Первое – того. Второе – не удерет и не покусает. Третье – затем.

Юлия Петровна, опершись на винтовку, села рядом с Местью и погладила ее:

– Хорошая собачка.

Когда Юлия Петровна надвигала на нее руку, Месть зажмурилась (это ротвейлер-то), думала, ее бить будут. Но после поглаживания перестала скулить и облизала Юлии Петровне руку.

– Дай лапку.

Дала немедленно.

Юлия Петровна отошла на два шага и тихо сказала:

– К ноге.

Хозяин Мести едва опять не завалился, теперь уже на живот, от рывка Мести. А Месть неподвижно сидела у правой ноги Юлии Петровны и преданно-вопросительно смотрела на нее: "Все правильно сделала?"

– Молодец, – сказала Юлия Петровна.

Месть блаженно зарычала. Хозяин Мести окончательно пришел в себя:

– Юлечка, я балдею! Да она вообще никаких команд не знает, кроме "фас", да и то только от меня.

Месть мутными глазами оглядела бывшего хозяина – кто это тут смеет произносить заветное слово, чудное звукосочетание, и вопросительно уставилась на Юлию Петровну: "Чего с ним делать-то будем?"

– Спокойно, – Юлия Петровна села перед Местью. Глаза в глаза. – Я твоя хозяйка, ясно?

"Да зачем лишние слова говорить?" – рыкнула Месть, а глаза языком бывшего хозяина добавили: "Да какой базар!"

– Ну? – обратилась Юлия Петровна к бывшему хозяину.

– Юлечка, слов нет, душат слезы. Она – твоя, можно и не на два часа.

Тут он заметил отца Илью, который давно уже стоял рядом и все видел и слышал.

– Он со мной, – ответила Юлия Петровна на его немой вопрос, уж больно он разволновался, увидев священника рядом с ней.

– А ты его кончать ведешь? – совершенно серьезно спросил бывший хозяин Мести.

– Там как получится, – сказала Юлия Петровна, мрачно усмехнувшись.

– Это свой, – кивнула она на отца Илью, обращаясь к Мести.

"Р-р-ясно."

– Его тоже защищать надо.

"Со-обррав-жаю!"

– Юлия Петровна, слушай, – переходил на "ты" отец Илья, – а может в зоопарк сходим? Ты еще вот так пару тигров и носорога охмури. С ними солидней.

– Далеко до зоопарка, времени нет.

– А можно я тебя Юлечкой буду звать?

– Давно пора.

– Ну, пошли... – никакого энтузиазма не слышалось в словах отца Ильи.

И они пошли.

Не было на их пути ни одного человека, который бы не остановился ошарашенно и не спровадил бы их растерянным и очень удивленным взглядом. Распахнутая шинель, галифе и сапоги, винтовка за спиной, развевающиеся волосы, будто бурка на голове одета – Юлия Петровна, естественно, была центром внимания обалдевших прохожих. Идущих мимо священников давно уже не замечают московские прохожие. Но сочетание это, что рядом они идут, нога в ногу, и явно не просто по пути им до точки "Б", а там – в разные стороны. Нет, они идут вместе – цель похода у них одна. А узнай прохожие, что цель эта – открытие храма православного... Тут только и остается сказать: во времена!.. Мимо банков и макдональдсов, мимо красных флагов и сумасшедших старух, орущих: "Ленин, Ленин!..", мимо очкасто-демокрастых митингов, где уверены, что если двести идиотов голосуют за призыв жулика, то призыв – истина, мимо пьяных маргиналов, мимо трезвых негодяев, идут храм открывать православный батюшка и ворошиловский стрелок, который еще недавно на штык хотел поднять своего нынешнего попутчика.

Шествующая впереди Месть была на вершине блаженства, ее могучую грудь распирала столь же могучая собачья гордость: вот какая у меня хозяйка. С некоторым беспокойством она поглядывала то налево, то направо на обалдело стоящих зевак. Понятное дело, любуются хозяйкой. А вот у этого, что шляпу надел, какой-то не такой взглядик, а, хозяйка? Месть с надеждой оглянулась, надеясь услышать заветное слово, чудное звукосочетание: "А, хозяйка? Ну хотя бы шляпу его раздербанить, а?"

– Спокойно, – сказала Юлия Петровна.

Уже видно было казино. Сколько уж раз ходил туда отец Илья. Одни соблазны да искушения получались от таких хождений. И даже было, что и возроптал: "Да как же, Господи, ну да не за ради же себя, ведь о храме Твоем хлопочем!" Совсем не иерейские мысли. О главном забыл от соблазнов и искушений: "Да будет воля Твоя... Неисповедимы пути Твои..." Может, от того и не выходило, что ожидал Он вот этого ворошиловского стрелка. А то: идешь, суешь хозяину казино в нос бумагу из Комитета по недвижимости, час назад полученную, а у него – контрбумага и ухмыляется: везде у него свои, и в архитектурном надзоре, и в милиции, и даже в епархиальном родном управлении. Очень не лежала душа у иерея Ильи идти в это казино.

А Юлия Петровна ни о чем не думала, она молча шла, глядя вниз, и видела сверкающие рельсы, а свет тот шел из далекого светлого круга. И звон вокруг непрерывный, переливчатый, будто хрусталик о хрусталик...

Илья из Альфы чего-то нажал на спине у Зои и быстро-быстро прошелся руками по ее позвоночнику, потом натер чем-то сильно пахнущим и Зоя через полчаса свободно сидела и боли почти не чувствовала. Оказалось, он всегда носит с собой плоскую кожаную коробочку, в которой всякие оживляющие препараты в пластмассовых флакончиках. Уврачевав Зою, сказал:

– Может, сходить на подмогу нашему ворошиловскому стрелку?

Зоина мама была того же мнения, только говорила, что уж больно много там этой шпаны, надо бы еще кого-нибудь.

– Один обойдусь, – и Илья из Альфы поднялся.

– Не ходи, Илья, – попросила Зоя тихо. – Юлия Петровна там справится. И народ там. А мы с мамой тут одни.

– Гм. А и верно, – и Илья из Альфы сел на стул напротив Зои.

– Зойка, а как ты это сделала? – спрашивал бывший "киллер", первоклассник Илюшка, он тоже пришел со всеми. – Здорово! Сказала, р-раз – и онемел. – "Эх, научиться бы вот так, чуть что и..." – Слушай, а еще что-нибудь сделать можно? Чтоб сказал и – с ног свалить, или еще чего, а?

– Нельзя, – хмуро ответила Зоя. – Молитвой нельзя с ног валить. Молитвой только Божье дело можно делать. А этот хозяин богохульничал, а богохульничать Бог не велит. И не я это сделала, сзади меня патриарх Александр стоял. Это он.

– Кто? – разом воскликнули мама и Илюша.

– Патриарх Александр. Он давно жил, а сейчас в Царствии Небесном живет. Я была там. Я видела его там.

Илья из Альфы покачал головой и сказал:

– М-да, такого бы патриарха за спиной, и никакого бронежилета не надо. Дело за малым: как бы заполучить его себе за спину.

– Илья из Альфы, что ты говоришь?! Как это "заполучить"?

– Ну, прости, ну... чтобы, в общем, встал он за спиной.

– Молиться надо. Ты когда-нибудь молился?

– Гм, было однажды.

– Не представляю тебя молящимся, – сказала, улыбаясь, Зоина мама.

– Это почему же? – почти даже обиделся Илья из Альфы. – "Кто в море не плавал, тот Богу не маливался" – не зря говорят.

– А ты плавал? А вообще, что такое "Альфа"?

– Альфа, Заинька, это в общем, когда у казино этот урод заносит над тобой ногу, а я здесь сижу и мне сигнал поступает, что над тобой нога занесена, и вот, до того, как его нога тебя коснется, я должен быть около вас. Ну и в общем, чтобы она не тебя коснулась, а другого берега Москвы-реки, а вторая б его нога валялась на крыше его казино, а сам бы этот урод без обеих ног был на ее дне, вот... Ну, в общем, датское судно торговое пираты захватили...

– А разве сейчас пираты бывают? – удивился бывший "киллер" Илюша.

– Сейчас их в сто раз больше, чем во времена адмирала Нельсона. Был такой англичанин. А мы во Вьетнам шли... есть страна такая далеко, там где жарко. До того как их захватили, датчане успели просигналить... Ну, мы с другом моим на спецкатере – туда.

– Вдвоем? – спросила мама.

– А больше не надо. Ну, катер хоть и спец, но – торпедировали они нас. Друга ранило. Ну, в общем, плывем мы, я на воде, а он на мне...

Зоина мама не отрываясь смотрела на Илью из Альфы: он явно видел сейчас все, что с ним тогда случилось, и, видимо, каждый раз, когда рассказывает об этом, видит. Видит, как вытаскивают их пираты из воды, смеются, злорадствуют, обломки спецкатера себе на борт перетаскивают, узнают, что русских взяли, не представляя, кого они взяли, и начинают представлять, когда через некоторое время от их пиратской команды треть останется... Ствол гранатомета был направлен ему в живот, а палец пирата лежал на спусковом крючке. До пирата метров восемь. Не успеть и не увернуться. Остается только: попробовать успеть. И вылетает изо рта вместе с боевым кличем:

– Господи, помоги!

Осечка у гранатомета. Второй раз нажать на крючок пират не успел... Потом из этого гранатомета сам стрелял. Естественно, что никаких осечек. Не бывает у гранатомета "Снарк" осечек.

– Это Илья Муромец перед гранатометом щит поставил, – сказала Зоя.

Илья из Альфы потер переносицу и сказал: "М-да."

...Потом был прием в датском посольстве, сама принцесса присутствовала. На том судне жених ее был. Аж прыгала принцесса от радости и сказала, целуя Илью из Альфы:

– Это вас Бог послал.

И последовал ответ Ильи из Альфы:

– Не Бог, а командование. Богу нынче не до нас.

– Зачем же ты так сказал? – спросила Зоя, не с укоризной спросила, а с жалостью. И такая била жалость из ее глаз, что никак от нее не увернуться, хотя умел Илья из Альфы сразу от десяти ног атакующих уворачиваться.

– Сказать, что спьяну – вроде правда, да не вся, сказать, что сдуру – совсем неправда, вроде, не дурак.

– Дурак получаешься.

– Зоя, что за разговор! – вскинулась мама.

– Оставь, – сказал Илья из Альфы, – она права. Да хуже! Не дурак, а сволочь! Он меня от смерти спас, а я на Него поклеп, вместо благодарности.

– Вот теперь – не дурак, – Зоя улыбнулась.

– Зоя!

– Ну что, мама?

– Перестань, Саш. Мне б такую дочь.

– А у тебя есть дети?

– Нет.

– Ты сказал "спьяну", ты что ж, пьешь? Разве на твоей работе можно пить?

– Иногда – нужно. У нас даже курс питья проходят. Сейчас от меня половина осталась.

– А когда целым был? – усмехаясь спросила мама.

– Ну, после четырех литров вполне приемлемо.

– Чего четырех литров?

– Водки, чего ж еще? Следующие два литра маложелательны, вялым становлюсь, ну а следующие два – опасны, буянить могу начать. В эту норму и влез я на том приеме. Расшалились тогда. Друг мой на спор с каким-то атташе железную миску из-под жюльена разорвал. Ну, принцесса в обморок. Только в себя пришла, а я уже раззадоренный был, в общем, сковородку разорвал. Она опять в обморок.

– Как сковородку разорвал? – в глазах мамы стоял ужас.

– Руками, – вздохнул Илья из Альфы.

Он сходил на кухню и пришел обратно в комнату со сковородкой:

– Я тебе завтра две принесу.

Илья из Альфы напрягся и разорвал сковородку, как картонный лист.

Зоина мама и Илюша вскрикнули в один голос. Зоя не издала ни звука, а когда мама и Илюша пришли в себя, сказала:

– Илья из Альфы, не рви больше сковородки.

– Да это так, баловство. Сам не знаю, чего это вдруг...

– Это баловство с бесом. Я видела твое лицо. Это было не твое лицо.

– Так всегда, когда напрягаешься, лицо меняется.

– Не Божья сила дает тебе возможность рвать сковородки.

Илья из Альфы почесал нос и сказал:

– М-да... А как узнать, когда в тебе Божья сила?

– Когда ты на пирата с гранатометом прыгал, Бог тебе силы на прыжок дал, ты людей спасал. И этому... "Снарку" осечку устроил. А спьяну на потеху себе сковородку разорвать – это от беса подарок. А если б принцесса в обмороке умерла?

– Не-ет, – Илья из Альфы неожиданно улыбнулся, – от такого обморока не умирают. Когда очнулась, уж так веселилась, смеялась, все просила еще что-нибудь разорвать. Вот с матушкой ее хуже было. Она все наблюдала, как мы пьем, ну и когда я седьмой литр докончил и к восьмому перешел, ей плохо стало по-настоящему. Да я еще, вот уж, действительно, дурак, рюмки под рукой не было – я весь датский "Абсолют", что в ней был, через горлышко и опрокинул. В пять секунд ушла. Да и друг мой (рядом с ней стоял) "Памир" достал, закурил, затянулся.

– Я знаю "Памир", – сказала Зоина мама.

– А матушка принцессина не знала. Дым от "Памира" противопоказан королевским домам Европы. Ну и вижу, друг мой в самом деле думает, оглядывается, чего бы еще учудить. А там командир наш инкогнито присутствовал. Ну, он нам всякие рожи корчит, кулаком потихоньку грозит, мол, кончайте хулиганить. А друг мой тут и выдает: "А тигра, – спрашивает, – у вас живого нет?" И при этом очередная бутыль шведского "Абсолюта" через горлышко в него за пять секунд выливается. А матушка принцессы как раз в себя пришла, и, это увидав и услыхав, обратно туда же. Ну а командир наш едва дышит от ярости. А посол и говорит: "Найдем тигра!" Он думал, что сейчас представление, поединок будет, как на гладиаторском ристалище. Ну, им-то невдомек, что зрелища никакого никто б не успел заметить. Тигра бы дружок мой в те же пять секунд прикончил бы, как бутылку "Абсолюта". Насчет тигров в Альфе подготовишки упражняются. Я-то уже знаю, к чему идет дело, ну и командир наш тоже. Тут друг мой выдает окончательное – пусть тигра раздразнят до последней степени и, когда он такой на него прыгнет, то он, друг мой, пока тигр в полете будет, с него шкуру снимет с живого, и приземлится после полета обесшкуреное мясо, а в руках у друга моего шкура останется, которую он принцессе поднесет. И просит для сего действа ножичек. Маленький, но острый. Для первоначального надреза – так и сказал. Чувствую, что командир наш сейчас в нас ампулой пульнет усыпляющей, по каждому, имелись у нас такие. Ну, я ему тоже глазами сигналю, куда ж, мол, теперь на попятную, слово сказано, а иначе – позор команде нашей, на всех нас несмываемое пятно. Ну, тот рукой махнул, плюнул. Только, сигналит, ты делай, а то друг твой перекосоватил, как бы осечки не случилось. Ну, тут я выступаю и спрашиваю: а второго тигра у вас нет? Оказалось, нет, один только. Тогда я и говорю, что как старший по званию, вот этого тигра, который в наличии, я хочу оприходовать. Ну и оприходовал.

– Так что?.. – Зоина мама все-таки как шутку воспринимала слышиное. – Правда, что ль, в полете с живого тигра шкуру снял?

– Ну да.

– И принцессе поднес?

– Поднес. Только она опять уже в обмороке была. Вообще-то зрелище не для слабонервных.

– Представляю, – тихо сказала мама, совсем по-особому глядя на Илью из Альфы.

Но пока не увидишь, представить этого нельзя, а смотреть на это не стоит. Человеку, который заснял на видеопленку пятисекундное освежевание тигра в полете, руководство "Ниньзя" миллион долларов закатило за кассету. И дольше всего командир "Ниньзи" смотрел последний, остановленный кадр: 16 пустых бутылок водки "Абсолют", около которых стоит трезвый Илья из Альфы со шкурой тигра в руках. И ясно по снимку, что ему жалко тигра, да вот уж получилось так.

Нагоняй они с другом получили очень серьезный, к тому же чуть международный скандал не случился: принцесса, в сущности еще девчонка, едва жениха приготовленного своей руки и сердца не лишила. Закапризничала: давайте мне, говорит, этого Илью из Альфы, ни за кого больше замуж не пойду! Еле обломали принцессу.

– Илья из Альфы, а ты много убивал? – спросила среди возникшей тишины Зоя.

– Приходилось.

– А всех помнишь, кого убивал?

Илья из Альфы напрягся и на лице его выразилось крайнее удивление.

– А ведь знаешь, Зайка, вот только сейчас впервые подумал об этом. И, оказывается, помню! Ну тех, естественно, кто вблизи. А что это у тебя вроде слезинка ползет. Ты чего? Опять больно?

– Нет, – Зоя улыбнулась. – А имена?

– Имена? Да... Ну, некоторых, на которых, так сказать, персонально выходил.

– А у тигра имя было?

– Было. Дрейк.

– А тех, кто вдали?

– Чего вдали? – не понял Илья из Альфы.

– Которых ты убивал, когда они вдали.

– А когда я с этими разбирался, не до лиц их было. Их двести человек через перевал прет, через нашу границу отраву и оружие тащат, а я один. Правда, при мне и "Стингер" трофейный, и автомат, и патронов в достатке... Так вот, Зайк, мне не лица их надо было запоминать, а в пропасть сбросить.

– А ты и из "Стингера" стрелял?! – восхищенно воскликнул Илюша, бывший "киллер". Он много раз видел по видаку, как американские супермены "Стингером" наши вертолеты сбивают.

– Стрелял, как видишь. Только наша "Стрела" лучше. "Стрелой" в меня те бандиты стреляли.

– Как? – воскликнули все, кроме Зои.

– Да так. Родное наше командование им за доллары продало. Да и не только "Стрелу". Эх... тоже, помню, было дело, в других горах, в другом месте. Летит, вижу, "Камушка" наша, не сбиваемая, чудо-вертушка, и вдруг с нее огонь по мне открывают! Ну, я маневрами ушел. Хорошо, что в ней эти дубари бандиты сидели, которых почему-то боевиками зовут, а не наши профессионалы. Пушки-пулеметы и ракеты "Камушки" не промахиваются. Ну, на этой "Камушке" я назад на нашу базу прилетел.

– Это как же?! – воскликнул Илюша.

– Да вычислил и нашел ихнюю точку базирования. Ну, прилетаю... Эх, видеть надо было морду этого генерала нашего, который с подручными своими этот аппарат месяц назад, как только прибыл он на вооружение, так сразу и продал и переправил туда. Улик нет, но больше некому. И вот мы вдвоем. Он поначалу думал, что я его убивать пришел, потому как уличать-обличать не умею и не собираюсь уметь. В угол забился, глазки затравленные бешеные кричат прямо: все отдам, не убивай только, жить хочу. С кем и сравнить-то не знаю. Крыса в углу защищаться насмерть готова, а этот... Ну, в общем, так мне тошно стало, ну как никогда ни до, ни после не было. Чуть не заревел, ей Богу. Ну как же, думаю, да что ж это, вроде русский человек передо мной, а... И злость во мне вся прошла (а он это тут же заметил и сразу приосанился слегка). Да что ж, говорю, ты делаешь, что ж вы, гады все, делаете! Да не продай ты этот вертолет, мы б им уже всю ихнюю базу прихлопнули со складами и со всей заразой, которой эти склады набиты были. Я месяц по горам, по лесам лазал-ползал, искал ее. В дупле прикорнешь, так то роскошь, двух леопардов ни за что ни про что придушить пришлось. Так мало, что чудо-вертоет продали, еще и сообщили наркобандитам, что я выследил их склад. Так те его сразу и перебазировали. Снова ищи. Ну я-то нашел, но сообщать и сигналить начальству больше не стал, сам с ним разобрался... Ору я ему: да этой заразой твоих же детей травить будут, все ж, говорю, на тебя вернется. Да и есть же, ору, все у тебя, что только желать можно, денег у тебя и без этих вертолетных долларов без меры, да ну где же твоя честь-совесть офицерская, да уж чего там офицерская, да просто... Да про порядочность и говорить нечего, ну, а просто... и не знаю, чего сказать... И вижу – и не надо говорить. Вот тут-то по-настоящему страшно мне стало. Вижу, без дна, без предела чернота в нем, без просвета. А он, вдруг, осмелел и будто в истерику впал. Сам орать на меня начал, точнее, шипеть. И, в общем, прошипел он, что – да, нужно ему, чтоб икра и шампанское на его столе не кончались, да голые бабы на том же столе... Прости, Зайк... А чтоб все это было, ему власть и деньги нужны и вертолетных денег на это даже мало, и от ощущения власти он балдеет, и что этого балдежа мне никогда не понять... А и действительно, не понять! И еще: шумит, что будешь ты (я, значит), сапог вонючий (это про меня), меня защищать, а много знать будешь – уберем тебя со всей твоей сноровкой. А я стою перед ним и думаю, что ведь прав он, и буду ведь защищать, работа такая, потому как за моей спиной не только он, но еще и Зайка с мамой, и бывший "киллер" вон, и ворошиловский стрелок... Но в морду я все-таки ему плюнул, не удержался.

Илья из Альфы сидел, опершись локтями о колени и угрюмо глядел в пол.

– Вот скажи, Зайка, ну откуда... вот не выходит этот генерал из головы... ну откуда и почему вот эдакая образина берется, для которого честь и совесть – что музыка для глухого. Знаешь?

– Знаю, – сказала Зоя.

– Не сомневаюсь, – Илья из Альфы очень внимательно глядел в Зоины глаза и сам не понимал, почему он это вообще сейчас спрашивает и почему спрашивает у малышки Зои то, что она со своим жизненным опытом знать не может, но он не сомневается, что она знает.

– А откуда ты все знаешь, Зайка? – спросил он, уже улыбаясь и думая о том, какая странная улыбка у Зои. Хотелось сказать – лучезарная, но он терпеть не мог вычурной мажорности, которая услышалась бы в этом слове, но что она была недетская – это было совершенно точно.

А Зоя всерьез думала, как бы это сказать по-понятнее – откуда. Уже тогда, когда она первый раз плавала-качалась на лучах-нитях, она чувствовала небывалый прилив, нет, не сил даже, а чего-то огромного, всепроникающего в тебя, которое тебе дарится, и Тот, Кто дарит это тебе, уверен, что распорядишься ты дареным только во славу Ему. И то всезнание, что явилось ей и вошло в нее, когда читала она молитву на куполе, осталось сейчас в ней, и Евангелие всей книгой стояло перед ее глазами, только страницы перелистывай.

– Я не все знаю, Илья из Альфы, я ничего не знаю. Мне все подсказывает патриарх Александр.

И это действительно было правдой. Сейчас она смотрела на Илью из Альфы почти сердито. Скорее, это была досада: ну как же, ну почему же, такой большой, а таких простых вещей не понимает?

– Ты ведь не договорил, Илья из Альфы. Ты хотел еще добавить: куда же смотрит Господь Бог, в Которого ты не веришь, Которому ты молился один раз, когда на тебя гранатомет направили и о Котором ты забыл сразу же, как только опасность прошла. Ты говорил о Нем не как о Живом, а так... А про гранатомет думал, что да ведь это я сам по себе молодец, вон как прыгнул! И никакой Бог тут не причем. И осечка сама по себе вышла, случай, не больше. А образина та – это всего лишь выбор свободы воли. Обезображенная душа так выбрала. И никаким укором чести ты ее не проймешь. Честь – это человеческая придумка, а все человеческие придумки ей смешны и не нужны, она сама любую придумку придумает. Совесть же – это не человеческая придумка, это Божий дар, голос Божий. Но обезображенная душа отворачивается от этого голоса, затыкает уши. А раб чести – не раб Божий, у него честь впереди, а Бог – сзади, а когда честь впереди – ей обязательно черноголов капкан подставит и она в него попадется. На дуэль вызвать за оскорбление и пристрелить как зайца на охоте – ничего не стоит. Это вместо безусловного прощения, которое требует Спаситель наш, Иисус Христос. Честь – подкрашенная гордыня. Все, что придумал – окунай в молитву и поднеси Христу, проси оценить. Как скажет – так и делай, а не сделаешь – прямиком в капкан. Честь без Христа – что горячая лошадь в упряжке без вожжей: хлестани ее, и – пропал ездок. А хлыст в руках у черноголова. И взмолиться бы тут к Небу – останови коня бешеного, да давно ты про Небо забыл. Ту образину, как ты ее назвал, одним только можно было пронять. Не к чести и совести взывать: честь ему смешна, к совести глух, а Словом Божиим, о Боге – по голове. Да-да, если такую образину и можно чем-то пронять, то только этим. По-пы-тать-ся. Попытка не вышла – уходи. Сам Господь Иисус Христос говорил только тому, кто Его слушал. Просили Его: уходи, Господи, не можем слушать тебя – поворачивался и уходил. "Не мечите бисер перед свиньями" – так он нам сказал. Но чтобы определить, что свинья перед тобой – скажи сначала слово. А что мог сказать ты, отказавшийся от Него на следующий же день после явленного тебе чуда! А перед тем, как слово говорить, помолиться надо Духу Святому, чтобы помог тебе, – тут Зоя с неописуемой улыбкой на устах перекрестилась. – А ты об этом вообще подумал? А этой образине плевать на то, что дети его отравлены будут той отравой, которую он за доллары перегоняет сюда. На все ему плевать, кроме того, что сдохнет он скоро и не возьмет с собой на тот свет ничего: ни власть, ни столы с икрой и шампанским. Нагим явился сюда, нагим и уйдешь отсюда. Голеньким явишься перед Ликом Спасителя. Только на землю пришел ты чистым и безгрешным, а уходишь весь грехом испрокаженный. Ну и на тебе серу горящую на твои прокаженные язвы. У всех сидит жажда вечности, никому не хочется умирать. Но! Никто и не умирает! – вот о чем надо было образине говорить, а не плевать в него. И он мог бы измениться, перестал бы быть образиной, а стал бы сосудом Божиим, как и задуман был Творцом своим, пока не осквернил себя многими грехами. Ну хорошо, что хоть не убил. Когда ты границу защищал от бандитов и в пропасть их скидывал – ты воин. И благословение на тебе есть, хотя ты о нем и не просил. У нас в Церкви православной воинов святых не одна дивизия. А преподобный Илья Муромец, твой покровитель? Воин из воинов! А когда ты спьяну с несчастного тигра шкуру сдираешь, ты – бандит, не лучше тех, кто отраву через границу везет. Всех тобой убитых, кого помнишь, в поминальник запиши.

– Тигра тоже?

– Нет. И тех двух леопардов – тоже не надо. И, ради Христа, Илья из Альфы, пойдем завтра вместе в храм. Давай, ты исповедуешься и причастишься, а? К отцу Севастьяну поедем, а, мам?

Мама подавленно молчала и с нескрываемым страхом смотрела на дочь. Илья из Альфы, который уворачивался от десяти атакующих ног, только и смог выговорить:

– М-да... твои глаза, Зайк, как наведенный "Снарк", а уж слова хлестче "Стрелы". С тобой пойду, а без тебя нет, страшно. Ты уж это, – Илья из Альфы умоляюще смотрел в ствол наведенного на него "Снарка", – ты попроси за меня.

– И ты за меня, раб Божий Илья.

И тут они услышали удар колокола. Переглянулись. После второго удара вскочили.

– У казино звонят, – воскликнул первоклашка Илюша.

– Тэ-эк, – Илья из Альфы поднял на руки Зою. – Полный сбор и маршбросок с полной выкладкой. Нас зовут.

– Илья, я сама пойду.

– Э, нет, находишься еще. Тут я командир. До вешалки – на руках, а на улице – на загривке. Вперед.

Когда Севина мама открыла ему дверь, она даже на шаг отступила, увидав сына.

– Сева, что с тобой?

Сева-Севастьян и вправду был очень возбужден. Но возбужден радостью, хотя и переполненность радостью тоже пугает близких. Когда же Сева все рассказал маме о том, что случилось в казино, мама в испуге перекрестилась. Вообще все эти прошедшие сутки года стоят – так она сама себе сказала как раз перед появлением Севы в дверях. Она сама не понимала, почему она так сказала, может, в предчувствии того, что сейчас услышала. Сразу в ней уложилось, когда пошел рассказ сына: все, что говорит – правда. От того и перекрестилась первый раз в жизни на услышанное слово.

– А эту сволочь посадить надо! – мама имела в виду хозяина казино.

– Нет, мама. Зойка не велела его трогать.

– Не понимаю

– Как? – удивился Сева. – Да правильно: "Мне отмщение и Я воздам". Куда он убежит от Божьей кары? Мамочка, – Сева подсел вплотную к маме. – А, знаешь, что я теперь решил?

– Ой, Севка, не знаю, ой, не пугай меня!

– Я не пугаю, мамочка, ты поймешь. Давай не будем больше просить Спасителя, чтобы все мои болячки прошли! В самой главной молитве как сказано, о чем просить надо? О хлебе насущном, о том, чтоб грехи простил, и – да будет воля Твоя. Мамочка, а может Его воля в том, чтоб я болел, а?

Мама молча смотрела на сына, не зная, что сказать.

– Может, это для меня хорошо? И... для тебя? Ведь не может быть Его воли, чтоб нам было плохо. Он же знает, что я больной и не зря же не лечит.

– А может Он как раз и хочет, чтобы мы усилили молитвы о твоем выздоровлении?

– Нет, мама. Я теперь знаю, что святые не молились о своем здоровье.

– Ишь, куда тебя потянуло!

– Нет, мама, никуда меня не потянуло... Попробовать хочу. Вот... болею и молюсь не о выздоровлении, а... да будет воля Твоя. Он же знает мою боль... а я Ему: да будет воля Твоя. Исцелит, если нам с тобой на пользу. А не на пользу исцеление, значит, буду болеть и не спрашивать, почему это не на пользу. Он лучше знает.

Мама утерла мокрые глаза и сказала:

– Ну, ладно, посмотрим.

И тут они услышали звон колокола. Подойдя к окну, мама воскликнула:

– Ой, гляди, колокол на кране к казино подъехал, и народ там. А ну, бежим!

Хозяин казино уже успокоился.

"Так, девчонка жива. Если последствия будут, в ближайших травмопунктах справок не дадут, в ментовке все в порядке, училка эта свидетельствовать не будет, девчонку я не трогал, и вообще, в туалет выбегал, гы. Так, девка в статуэтку гирькой бросила (и гирька есть), и спичкой доллары подожгла – ущерб с матери взыщем. Не, это ж надо – "ни-зринь-ся!"

Хозяин казино призакрыл глаза, а когда приоткрыл, увидел... Долго соображать ему не дали, что за ужас он увидел, ибо он почувствовал колющий нажим на сердце – штык трехгранный упирался в пиджак от Славы Зайцева и даже проткнул его и тела касался.

– Договор на стол! – услышал он голос Юлии Петровны.

Те, кто преследовали мать этой девки ("Эх, хлыста не прощу, рассчитаемся!") уже доложили о столкновении с ворошиловским стрелком ("Доложили!" – в истерике метались, будто язык парализовало, каждое слово вытягивать пришлось) и очень живописно обрисовали его, но лучше один раз увидеть... Нет, такое лучше не видеть! Мгновенно понял и простил он своим подручным их истерику. Да еще и поп этот обрыдлый. Давно б ему надо было автокатастрофу устроить. Как же они вошли? Ну да – сам дурак! Всех ведь отправил куда надо, возможные проколы предупредить – в ментовку, в местный округ, в мэрию. А при входе молодой этот... таких эта тигрица одной левой, да от одного вида умереть можно и винтовки не понадобится...

Справа что-то гавкнуло. Хозяин скосил глаза и обмер: оскаленная пасть ротвейлера в тридцати сантиметрах от уха – не самое лучшее лекарство от шока.

– Принимаю во внимание, как смягчающее обстоятельство, твой испуг, сутенер, и только поэтому после невыполнения приказа с первого раза не стреляю, как это делаю всегда. Третьего раза не будет. А вообще-то, пули на тебя жалко, я тебя просто приколю. А может, Мести тебя отдать? Как думаешь, собачка? – Юлия Петровна улыбкой гидры глянула на ротвейлера. Месть поняла только, что ей собираются оказать особое доверие, но где же заветное звукосочетание? "Я ж и разделаюсь с ним по-особому!.. " Все это очень ясно отпечаталось на морде Мести и пасть ее приблизилась к уху хозяина казино, и ухо сразу стало влажным от ее дыхания. Особое разделывание виделось гораздо нежелательнее пули и штыка.

– Договор!

– В столе.

– Не двигаться. Сама достану. Месть, стеречь! Шевельнется, – Юлия Петровна вновь озарила чудо-улыбкой "убей гидру" кабинет хозяина казино, – вот тогда и получишь команду. Руки на стол, пальцы в стороны!

Ах, как смотрела Месть на эти пальцы, ах, как жаждала, чтоб они шевельнулись! И поскуливала от досады, что не шевелятся.

Сутенер понял уже, что шуткам места нет (какие шутки с ворошиловским стрелком, а тем более с этой оскаленной мордой) и сидел камнем и даже думать боялся, одно только "Ну, падла!.." застряло где-то в дальних извилинах, но дальше не шло.