Текст книги "Судебный отчет по делу антисоветского право-троцкистского блока"
Автор книги: Николай Стариков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 33 страниц)
Вечернее заседание 8 марта
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО БУЛАНОВА
Председательствующий.Подсудимый Буланов, вы подтверждаете ваши показания, данные на предварительном следствии?
Буланов.Да, подтверждаю. За годы работы у Ягоды в качестве личного секретаря и секретаря Наркомата я привык смотреть на все глазами Ягоды. И в конце концов Ягода сделал из меня полностью преданного ему человека, в отношении которого он знал, что этот человек его не выдаст. И поэтому ни в разговорах со мною, ни в разговорах при мне с другими он не делал никаких секретов, не было никаких элементов конспирации. Отсюда – моя осведомленность о преступлениях, которые мне известны от него.
О заговоре впервые я услышал от Ягоды в 1934 году. Постепенно, отдельными беседами Ягода вводил меня в курс контрреволюционной работы. Оторванный от партийной жизни, я во всем ему слепо доверял. Ягода как-то в разговоре сказал мне, что они, это значит – он и стоящие за ним правые, объединились с троцкистами и зиновьевцами, что нормальным путем, путем легальной борьбы в партии, рассчитывать на какой-нибудь успех совершенно нечего, что для достижения власти в их распоряжении остается единственное средство – это насильственный способ прихода к власти путем непосредственного вооруженного переворота.
Одну из главных ролей в перевороте, по его словам, должен был выполнить Енукидзе и вторая, пожалуй не менее важная роль, по его словам, ложилась на его, Ягоды, плечи. У них была сфера влияния: Кремль – у Енукидзе, аппарат НКВД – у Ягоды. Сам Ягода в это время неоднократно мечтал, что в случае удачи переворота в будущем Совнаркоме он должен был быть председателем.
Вышинский.Председателем Совнаркома?
Буланов.Так. Партийная работа ложилась, по его определению, на Томского, Бухарина и Рыкова, причем Томский, по их предположениям и расчетам, как и был, должен был остаться на роли руководителя профсоюзов. Секретарями ЦК должны были быть Рыков и Бухарин, причем Ягода подчеркивал, что, когда он будет Председателем Совнаркома, роль секретарей ЦК при нем будет совершенно иной. Какой именно, – я едва ли смогу объяснить. Мне вспоминается в связи с этим параллель, которую Ягода проводил между будущим секретарем будущего ЦК Бухариным и Геббельсом. Должен сказать, что Ягода вообще сильно увлекался Гитлером.
Вышинский.Вообще фашизмом увлекался? А конкретно?
Буланов.Он увлекался Гитлером, говорил, что его книга «Моя борьба» действительно стоящая книга. Он подчеркивал неоднократно, что Гитлер из унтер-офицеров выбрался в такие лица.
Вышинский.А Ягода сам не был раньше унтер-офицером?
Буланов.Я не знаю, но поведение его от унтер-офицерского мало отличалось. В будущем правительстве, если память мне не изменяет, Председателем ЦИК назывался Енукидзе.
Вышинский.А Геббельс при чем тут?
Буланов.Он говорил о том, что Бухарин будет у него не хуже Геббельса. Мысль такова, что Бухарин будет у него в руках марионеткой, и будет делать все, что ему, Ягоде, угодно.
Вооруженный переворот по определению Ягоды они приурочивали обязательно к войне. Я как-то задал Ягоде недоуменный вопрос: я, собственно, не понимаю – война, непосредственная опасность, напряженное положение и в это время правительственное потрясение – так на фронте дела могут весьма и весьма пошатнуться. Ягода мне на это прямо сказал, что я наивный человек, если думаю, что они, большие политики, пойдут на переворот, не сговорившись с вероятными и неизбежными противниками СССР в войне. Противниками назывались немцы и японцы. Он прямо говорил, что у них существует прямая договоренность, что в случае удачи переворота новое правительство, которое будет сконструировано, будет признано, и военные действия будут прекращены.
Вышинский.На каких условиях?
Буланов.Я боюсь сказать точно, но у меня в памяти осталось насчет концессий и уступок. Тогда же впервые я услышал о том, что Крестинский и Карахан – это целиком их люди, причем люди не только ответственные, но и умеющие работать, конечно, работать в контрреволюционном смысле. Уже гораздо позже я услышал фамилию Тухачевского, который должен был в будущем правительстве быть народным комиссаром обороны.
Вышинский.Известно ли вам о том, что Ягода был, как член центра правых, связан с троцкистами?
Буланов.Известно.
Вышинский.Откуда это было вам известно? С кем он был связан и как был связан?
Буланов.Совершенно очевидно, что Ягода был в самой тесной связи с лидерами правых. Он был связан и с троцкистами. Об этом я сужу по тому, что я был не раз свидетелем его непосредственных заданий по линии оперативной, которые он соответствующим лицам, ведающим определенной частью работы, давал в той или иной мере, – прямые или косвенные указания о неразвертывании дел троцкистов, наоборот, о свертывании ряда дел и троцкистов, и правых, и зиновьевцев.
Чтобы не быть голословным, я приведу несколько фактов. Например, Ягода дал указание, чтобы Угланов держался, не выходя из таких-то рамок в своих показаниях.
Вышинский.Не припоминаете ли вы зловещую фигуру одного из предыдущих процессов, фигуру Дрейцера? Какие с ним у Ягоды были отношения?
Буланов.Я помню, что, несмотря на то, что соответствующий начальник отдела располагал совершенно конкретными, точными данными о продолжительной троцкистской деятельности Дрейцера, Дрейцер не был арестован.
Вышинский.Ягода знал о заговорщической деятельности Дрейцера и прикрывал его?
Буланов.Совершенно точно.
Вышинский.А не помните ли вы другую фигуру одного из предыдущих процессов, не менее зловещую фигуру, – Ивана Никитича Смирнова? Не известно ли вам, был ли и с ним связан Ягода и не покрывал ли он его?
Буланов.Из фактов относительно Смирнова я знаю точно, что, когда Смирнов был в тюрьме, Ягода посылал Молчанова и через него дал указание Смирнову, в каких рамках держаться в случае необходимости, когда от него потребуют те или иные показания. Это совершенно точно.
Вышинский.А не известно ли вам, что сделал Ягода, когда Смирнова из этой тюрьмы доставили в Москву?
Буланов.Я знаю, что Ягода нарушил свое обычное поведение. Он обычно в тюрьму не ходил, а по прибытии Смирнова ходил к нему.
Вышинский.В камеру?
Буланов.Да.
Вышинский.Чем он там занимался?
Буланов.Я слышал его разговор с Молчановым о том, что за поведение Смирнова на суде он, Ягода, спокоен.
Вышинский.Значит, он его обработал. Каково было отношение Ягоды к Каменеву после убийства Сергея Мироновича Кирова?
Буланов.Когда было вынесено решение об аресте Каменева и Зиновьева, Ягода послал меня арестовать Каменева.
Вышинский.С кем он вас посылал?
Буланов.Я был с Паукером.
Вышинский.Кто такой Паукер?
Буланов.Начальник оперативного отдела.
Вышинский.И вместе с тем, кто он?
Буланов.Человек, целиком посвященный в заговорщические дела и один из исключительно доверенных людей, который был связующим звеном с Енукидзе.
Вышинский.Не был ли Паукер германским разведчиком?
Буланов.Я узнал потом, что он был шпионом.
Вышинский.Обвиняемый Ягода, вам известно было, что Паукер – германский разведчик?
Ягода.Да. Известно.
Вышинский.Садитесь. Значит, Паукер и вы, Буланов, были посланы Ягодой арестовать Каменева. А Зиновьева кто должен был арестовать?
Буланов.По-моему, – Молчанов и Волович.
Вышинский.Кто такой был Молчанов?
Буланов.Начальник секретно-политического отдела НКВД и член организации.
Вышинский.Какой организации? Подпольной организации правых?
Буланов.Да.
Вышинский.А Волович?
Буланов.Волович – заместитель начальника оперативного отдела, известно, что он причастен к шпионажу.
Вышинский.Подтверждаете ли вы, Ягода, что Волович был также германским шпионом?
Ягода.Да, подтверждаю.
Вышинский.Подсудимый Буланов, как же вас инструктировал Ягода, направляя для ареста Каменева и Зиновьева?
Буланов.Инструктаж был простой: привези, обыска не делай. Это я и выполнил.
Вышинский.Вам не известно, где хранился секретный архив Рыкова?
Буланов.У Ягоды.
Вышинский.Заговорщический архив?
Буланов.Если бы он не был заговорщическим, едва ли бы Рыков такое надежное место искал.
Перехожу к покушению на жизнь Николая Ивановича Ежова. Со слов Ягоды, решение об убийстве Николая Ивановича Ежова ими, то есть центром, было принято исключительно с политическими целями. Это был один из этапов или одна из мер к обеспечению их от провала, как участников заговора, а, значит, и сохранения возможности осуществления и самого заговора. Причиной, которая послужила, чтобы вынести такое решение, было то, что вскоре тут же, или вернее, после убийства Кирова, Ежов по поручению ЦКВКП (б) наблюдал за следствием. И я лично от Ягоды знаю, что тут же вскоре во все нарастающем темпе обострялось чрезвычайное беспокойство Ягоды этой работой Николая Ивановича Ежова. Ягода подчеркивал, что Ежов чрезвычайно быстро, как он говорил, осваивается и усваивает все особенности работы Управления государственной безопасности и что нет абсолютно никакой уверенности в том, что он, в конце концов, не придет прямо к раскрытию истинного положения вещей, к раскрытию заговора. Ягода, – я знаю это опять-таки из разговоров его с рядом начальников оперативных отделов и в то же время членов заговорщической организации, – Ягода использовал все, чтобы дезинформировать Николая Ивановича Ежова. Материалы – соответствующие информации, протоколы – посылались Ежову только те, которые определялись Ягодой и его помощниками. Прятались, утаивались соответствующие сообщения, документы. В общем, делалось все, чтобы затруднить работу Ежова. И все-таки к началу первой трети 1936 года Ягода сказал прямо, что у него абсолютно нет не только никакой уверенности, никакой гарантии, что Ежов не докопается до истинного положения вещей, но что, наоборот, он уже теперь убежден, что тот стоит настолько на верном пути, что нужны какие-то решительные меры, чтобы локализовать реально назревшую опасность.
В первой половине 1936 года я узнал впервые, что в свое время Ягоде было известно о том, как было организовано убийство Кирова. Как-то я зашел, как всегда, без доклада, без предупреждения, в кабинет Ягоды и застал его в сильно возбужденном состоянии, когда он беседовал с Молчановым. Когда Молчанов ушел, Ягода в состоянии большого раздражения бросил фразу: «Кажется Ежов докопается и до ленинградского дела». Потом спохватившись, хотя он обычно от меня ничего не скрывал, он, предупредив меня об исключительной конспиративности этого сообщения, которое будет сделано, и лишний раз – в двадцатый или в сороковой – пообещав, в случае чего «оторвать голову», сказал, что ему было известно, что готовится покушение на Сергея Мироновича Кирова, что в Ленинграде у него был верный человек, посвященный во все, – заместитель начальника Управления НКВД по Ленинградской области Запорожец – и что тот организовал дело так, что убийство Николаевым Кирова было облегчено, проще говоря, было сделано при прямом попустительстве, а значит и содействии Запорожца. Я помню, что Ягода мельком рассказал, ругая между прочим Запорожца за его не слишком большую распорядительность: был случай чуть ли не провала, когда по ошибке охрана за несколько дней до убийства Кирова задержала Николаева и у того в портфеле была найдена записная книжка и револьвер, но Запорожец во-время освободил его. Ягода далее рассказал мне, что сотрудник Ленинградского управления НКВД Борисов был причастен к убийству Кирова. Когда члены правительства приехали в Ленинград и вызвали в Смольный этого Борисова, чтобы допросить его как свидетеля убийства Кирова, Запорожец, будучи встревожен этим и опасаясь, что Борисов выдаст тех, кто стоял за спиной Николаева, решил Борисова убить. По указанию Ягоды Запорожец устроил так, что машина, которая везла Борисова в Смольный, потерпела аварию. Борисов был при этой аварии убит и таким образом они избавились от опасного свидетеля.
Опасность провала была настолько очевидной для них и реальной, что Ягода решил стать на путь более решительных действий, просто говоря, он решил убить Николая Ивановича Ежова. Со слов Ягоды я знаю, что летом 1936 года он поручил другим лицам, не проходящим по этому делу, отравление квартиры, в которой жил Ежов. Как, когда, чем, при каких обстоятельствах это было сделано, я этого не знаю, но что это было сделано, в этом я уверен, потому что я знаю, что у Ягоды слово с делом чрезвычайно редко расходилось.
Когда Ягода был снят с должности наркома внутренних дел, он предпринял уже прямое отравление кабинета и той части комнат, которые примыкают к кабинету в здании НКВД, там, где должен был работать Николай Иванович Ежов. Он дал мне лично прямое распоряжение подготовить яд, а именно взять ртуть и растворить ее кислотой. Я ни в химии, ни в медицине ничего не понимаю, может быть путаюсь в названиях, но помню, что он предупреждал против серной кислоты, против ожогов, запаха и что-то в этом духе. Это было 28 сентября 1936 года. Это поручение Ягоды я выполнил, раствор сделал. Опрыскивание кабинета, в котором должен был сидеть Ежов, и прилегающих к нему комнат, дорожки, ковра и портьер было произведено Саволайненом в присутствии меня и Ягоды. Это было 29 сентября. Ягода сказал мне, что это опрыскивание нужно делать 5-6-7 раз, что и было сделано. Я два или три раза приготовлял большие флаконы этого раствора и передавал их Саволайнену. Распрыскивал тот из пульверизатора. Помню, что это был большой металлический баллон с большой грушей.
Должен еще добавить, что 28 сентября, когда был этот разговор, Ягода вынул из своего шкафчика, где у него находилось много каких-то вещей, в частности пузырьков, и передал мне две ампулы, по внешнему виду нерусского производства, сказав мне при этом: это яды, которые нужно разбрызгивать одновременно с ртутным раствором. Что это было, как это называлось, я не знаю. Я это передал Саволайнену, и тот разбрызгал вместе с ртутным раствором.
Вышинский.Скажите, пожалуйста, Ягода вообще интересовался ядами?
Буланов.Исключительно.
Вышинский.В чем же выражался этот его особый интерес к ядам?
Буланов.Такая заинтересованность появилась у него, примерно, с 1934 года.
Вышинский.Этот интерес к ядам был связан с его заговорщическими действиями и планами?
Буланов.Совершенно определенно. В одном из разговоров, когда речь шла о том государственном перевороте, который они организовывают, Ягода говорил, что для осуществления этого переворота нужны будут все средства – и вооруженное выступление, и провокация, и даже яды, потому что иногда, как он определил, бывают моменты, когда нужно действовать медленно и чрезвычайно осторожно, и бывают моменты, как он говорил, когда нужно действовать и быстро и внезапно. Смысл такой был, что все средства хороши и церемониться в применении средств не следует.
Вышинский.И что при перевороте яд может сыграть важную роль?
Буланов.Он даже сказал, как мне помнится, – «решающую».
Вышинский.Кроме злодейской подготовки отравления, направленного против Николая Ивановича Ежова, вам известны еще какие-нибудь преступления такого же рода, совершенные Ягодой и вами или только Ягодой?
Буланов.Да, мне совершенно точно известно об умерщвлении Менжинского, Алексея Максимовича Горького и Максима Алексеевича Пешкова.
Вышинский.Расскажите об этих случаях коротко.
Буланов.Умерщвление Алексея Максимовича Горького было предпринято Ягодой как одна из реальных мер к созданию условий успеха в случае удачи переворота. Ягода говорил, что когда правые убедились, что Алексей Максимович не только целиком и полностью разделял политику партии и правительства, но что и сам со свойственным ему энтузиазмом включился в строительство социалистического государства, то они пришли единодушно к выводу, что в случае удачи переворота Алексей Максимович поднимет открыто голос против них, а при том авторитете, который Горький имел во всех слоях населения в Советском Союзе и при том его исключительном значении перед культурно-мыслящими людьми за границей, этот бунт – как Ягода говорил – Горького против новой власти был бы исключителен по своим последствиям. Поэтому они решили своевременно убрать Горького.
Со слов Ягоды я знаю, что в этом преступлении принимали участие доктор Левин, профессор Плетнев и секретарь Горького Крючков. Я лично несколько раз слышал, как Ягода инструктировал Крючкова о том, что он должен постараться простудить Алексея Максимовича.
Вышинский.А умерщвление Менжинского было произведено по прямым указаниям кого?
Буланов.По указаниям Ягоды. Причем должен сказать, если в умерщвлении Горького были, как он говорил, исключительно политические мотивы, то здесь я от него знаю о мотивах уже личного порядка.
Вышинский.То есть?
Буланов.О личных мотивах человека, который хочет всеми средствами, всеми путями сделать себе карьеру, то есть ускорить освобождение поста, сделать пост председателя ОГПУ вакантным, считая, очевидно, что при этом положении он, Ягода, – единственная кандидатура на пост председателя.
Вышинский.Это ваш анализ?
Буланов.Конечно, здесь играли роль и политические мотивы. Центру правых, вообще заговорщикам, больше чем интересно было иметь во главе карательного органа своего человека, одного из своих лидеров, то есть создать гарантию, почти полную возможность любые концы спрятать в воду.
Но Ягода мне лично говорил и о мотивах личного характера. Он не раз подчеркивал, что Менжинский фактически не работает длительное время, а работу приходится нести ему, Ягоде. Точку над «и» он поставил, по-моему, в 1933 году, когда он мне сказал прямо, что он решил устранить, то есть, попросту говоря, уничтожить Менжинского, что он к этому делу приспособил доктора Левина, но что у Левина чего-то не вышло. А потом я от него знаю точно, что он в качестве прямого исполнителя привлек доктора Казакова.
Вышинский.Кстати, вам не известно – Казаков был у Ягоды в Наркомвнуделе, в его кабинете, по этому вопросу?
Буланов.Если Ягода давеча заявлял, что он первый раз видит Казакова, так я жду теперь, что он скажет, что и меня он первый раз в жизни видит. Казакова, конечно, он видел и видел неоднократно. Я, например, лично припоминаю случай, когда Казаков был в кабинете у Ягоды. Это у меня сохранилось в памяти потому, что это было в выходной день. За число я не ручаюсь.
Вышинский.Позвольте Казакова спросить. Обвиняемый Казаков, когда это было?
Казаков.6 ноября.
Вышинский.Год?
Казаков.1933 год.
Буланов.У меня осталось в памяти, что это был выходной день.
Вышинский.Казаков часто бывал в кабинете у Менжинского?
Буланов.Да, очень часто.
Вышинский.И Ягода не мог его не видеть?
Буланов.Да, Ягода видел Казакова не раз в кабинете Менжинского.
Вышинский.Значит, Ягода неправду здесь говорит?
Буланов.Неправду.
Вышинский.Подсудимый Ягода, вы слышали показания Буланова по поводу отравления Менжинского?
Ягода.Да, слышал.
Вышинский.После этих показаний, которыми устанавливается ваше участие в отравлении, вы будете продолжать отрицать это участие?
Ягода.Нет, я подтверждаю свое участие.
Вышинский.Подсудимый Буланов, а умерщвление Максима Пешкова – это тоже дело рук Ягоды?
Буланов.Конечно.
Вышинский.Подсудимый Ягода, что вы скажете на этот счет?
Ягода.Признавая свое участие в болезни Пешкова, я ходатайствую перед судом весь этот вопрос перенести на закрытое заседание.
Вышинский.Я не возражаю.
Подсудимый Буланов, вот вы нам нарисовали здесь чудовищную картину ряда преступлений, совершенных вами под руководством Ягоды. Кто еще из руководителей «право-троцкистского блока» участвовал в этих преступлениях, по вашим данным?
Буланов.Мне Ягода говорил прямо, что решение об отравлении Ежова и умерщвлении Горького было принято Рыковым, Бухариным...
Вышинский.И Енукидзе?
Буланов.И Енукидзе, само-собой.
Вышинский.Словом, головкой «право-троцкистского блока»?
Буланов.Само-собой понятно.
Вышинский.Подсудимый Рыков, известно ли вам о том, что было принято «право-троцкистским блоком» решение – физически уничтожить Алексея Максимовича Горького?
Рыков.Нет.
Вышинский.А что вам известно было об этом?
Рыков.Мне было известно то чрезвычайно враждебное отношение к Алексею Максимовичу Горькому, которое проявлялось со стороны троцкистов и в некоторых кругах правых на протяжении ряда лет.
Вышинский.У вас был разговор с Енукидзе в конце 1935 года на эту тему?
Рыков.С Енукидзе? Да, был.
Вышинский.Какой разговор?
Рыков.Мне Енукидзе сообщил, что троцкисты и зиновьевцы чрезвычайно озабочены тем влиянием, которое приобретает Горький, что он является решительным сторонником Сталина и генеральной линии партии. Поэтому, как он выразился, они считают необходимым в виду такого значения Горького, а значение его и за границей и у нас не нуждается в подтверждении, – они настаивают, как он выразился, на ликвидации его политической активности.
Вышинский.Значит, Енукидзе говорил о необходимости ликвидировать политическую активность Горького?
Рыков.Да.
Вышинский.Каким образом и в каком смысле?
Рыков.Он говорил в настолько повышенных тонах или резко враждебных выражениях, что мне было ясно (так как речь шла, главным образом, со стороны троцкистско-зиновьевской части), что за этим тоном кроется возможность применения и насильственных мер.
Вышинский.А что такое довести до насильственных мер? Можно понимать и до убийства?
Рыков.Конечно.
Вышинский.Значит, вы знали о готовящемся убийстве Горького?
Рыков.Не совсем так.
Вышинский.Из этого разговора с Енукидзе было ясно, что может итти речь о террористическом акте против Горького?
Рыков.Да, так вопрос мог ставиться.
Вышинский.У меня есть вопрос к Буланову. Известен ли вам случай, чтобы Ягода пересылал деньги Троцкому?
Буланов.Совершенно точно известно.
Вышинский.В каком году?
Буланов.О том, что Ягода снабжает Троцкого деньгами, я узнал от Ягоды не сразу. В 1934 году Ягода вызвал меня и сказал, что ко мне придет один человек, которому я должен выдать 20 тысяч долларов.
Вышинский.20 тысяч долларов? Для чего и для кого?
Буланов.Я никогда не спрашивал Ягоду, зачем и для чего. Я этому человеку деньги выдал. Когда на другой день я доложил о том, что это распоряжение выполнено, тогда Ягода мне сказал, что этому человеку мне придется и впредь давать те суммы денег, которые он будет указывать. И он между прочим сказал, что этот человек является его прямой связью с Троцким, что Троцкий за последнее время испытывает очень большую нужду в деньгах и что те суммы, которые я выдал и буду выдавать, идут непосредственно Троцкому. Действительно, этот человек являлся на протяжении 1934-1936 годов четыре-пять раз, и я ему выдавал деньги каждый раз, получая, конечно, от Ягоды распоряжение о выдаче.
ДОПРОС ПОДСУДИМОГО ЯГОДЫ
Председательствующий.Подсудимый Ягода, показания, которые вы давали на предварительном следствии, вы подтверждаете?
Ягода.Я подтверждаю.
Председательствующий.Что вы желаете сказать суду о ваших преступлениях?
Ягода.Начало моей антисоветской деятельности надо отнести к 1928 году, когда я вступил в антисоветскую организацию правых. Этому предшествовали мои переговоры с Рыковым, с которым у меня были довольно дружеские личные отношения.
Особенность моего положения в организации заключалась, главным образом, в том, что я, как заместитель председателя Объединенного Государственного Политического Управления, в то время не мог участвовать в открытой контрреволюционной борьбе правых и находился в законспирированном положении. О такой моей роли в организации правых знали несколько человек: Рыков, Бухарин, Угланов, Смирнов А. П. (Фома), Томский.
На первом этапе борьбы правых против Советской власти моя роль заключалась в том, что я снабжал организацию правых – Рыкова и Бухарина – тенденциозно подобранными секретными материалами ОГПУ, которые они, Бухарин и Рыков, использовали в своей борьбе против партии.
В дальнейшем, когда правые перешли на нелегальное положение в борьбе с партией и Советской властью, центром правых была на меня возложена задача ограждения организации правых от провала. И по этой договоренности я на протяжении ряда лет принимал все меры к тому, чтобы оградить организацию правых, в особенности ее центр, от провала. Я должен здесь со всей ответственностью заявить, что виною тому, что Советская власть и органы НКВД только в 19371938 годах смогли вскрыть и ликвидировать контрреволюционную деятельность организации правых и «право-троцкистского блока», является моя предательская работа в системе Народного Комиссариата Внутренних Дел. Если бы советская разведка была свободна от контрреволюционной группы правых и шпионов, которые благодаря мне сидели в аппарате НКВД, заговор против Советской власти несомненно был бы вскрыт в своем зародыше.
Эту свою вину я целиком признаю перед советским судом. Наряду с этим ответственность за все это должны разделить со мною сидящие здесь на скамье подсудимых, в первую очередь Рыков и Бухарин.
В 1931 году, в период активизации нелегальной деятельности правых, когда задача ограждения организации от провала стала наиболее актуальной, руководители центра правых потребовали от меня внедрения на руководящую работу ОГПУ активных участников организации правых. Для того чтобы не быть голословным, я приведу конкретный факт назначения начальником секретно-политического отдела, который должен был вести борьбу с право-троцкистскими организациями, участника организации правых – Молчанова. В 1931 году Томский пригласил меня к себе на дачу, где кроме него был еще Фома (Смирнов), и предложил мне это сделать в самой категорической форме, что я и сделал. Молчанов был назначен начальником секретно-политического отдела ОГПУ. Тогда же Томский проинформировал меня о плане правых в отношении захвата власти и намечающемся блоке троцкистов и зиновьевцев с правыми.
К этому же периоду времени, 1931-1932 годы, относится создание мною в аппарате ОГПУ группы правых из работников ОГПУ. Сюда входили: Прокофьев, Молчанов, Миронов, Буланов, Шанин и ряд других работников.
В 1932 году, в связи с общим планом правых на свержение Советской власти и захват власти в свои руки, по предложению Томского я устанавливаю связь с Енукидзе. Предложение это было не случайно. Тогда ведущей идеей правых и отправным пунктом деятельности организации была ставка на контрреволюционный переворот путем захвата Кремля. В конце 1932 года, когда победа колхозного строя лишила нас ставки на массовые кулацкие восстания, ставка на так называемый «дворцовый переворот» стала главенствующей. Отсюда совершенно ясно, что моя роль в организации, роль человека, занимающего должность заместителя председателя ОГПУ, в руках которого находились технические средства переворота, то есть охрана Кремля, воинские части и так далее, была поставлена в центре внимания, и именно поэтому, по предложению центра правых, и установлена была мною связь с Енукидзе (тогда он занимал пост секретаря Центрального Исполнительного Комитета СССР) – одним из руководителей заговорщической организации правых.
Одно обстоятельство, происшедшее в начале 1933 года, внесло серьезные коррективы в наш план. Я говорю о приходе к власти в Германии фашистов. Если до этого времени основная установка правых зиждилась на идее «дворцового переворота» собственными силами, то начиная с 1933 года была взята ориентация на фашистскую организацию.
Прежде чем ответить на вопрос, к чему конкретно сводилась ориентация на фашистскую Германию, я хочу заявить следующее: когда речь шла о так называемом «дворцовом перевороте», то имелось в виду арестовать, свергнуть руководство Советской власти, партии и, свергнув Советскую власть, восстановить капиталистические отношения в стране, – то, чего Бухарин в течение его допроса не имел смелости заявить ясно и точно.
Ставили ли мы задачу свержения Советской власти? Я на этот вопрос отвечаю положительно. Какой общественный политический строй мы восстановили бы в стране после свержения Советской власти? Я и на этот вопрос отвечаю прямо – капиталистический строй.
Перехожу к конкретному изложению фактов моих преступлений. С Енукидзе я связался в конце 1931 года или в начале 1932 года. К концу 1932 года я встречался с ним систематически, вместе с ним неоднократно обсуждал вопрос о так называемом «дворцовом перевороте». Со слов Енукидзе я узнал, что в Кремле была создана военная заговорщическая организация, которая в любой момент готова совершить переворот. С его слов я узнал и относительно ориентировки на германский фашизм, пришедший к власти в 1933 году.
В 1933 году был организован и оформился центр, блок троцкистов, правых и зиновьевцев. Я узнал также, что блок через Рыкова связан с меньшевиками и через Бухарина – с эсерами. О решениях этого центра меня осведомлял Енукидзе. От него я узнал, что в январе 1934 года готовился государственный переворот с арестом состава XVII съезда партии, который происходил в то время.
Перехожу к изменнической работе «право-троцкистского блока», к его связям с иностранными государствами.
Во-первых, я должен заявить суду, что под моим покровительством в самом аппарате ОГПУ, а затем НКВД существовала группа моих сторонников – шпионов различных иностранных разведок. О шпионской деятельности Запорожца, Гая, Воловича, Паукера, Винецкого и других я знал, но в интересах заговора благоприятствовал их работе, считая их ценной силой при реализации заговорщических планов, в особенности по линии связи с иностранными разведками. Несомненно, что через этих шпионов иностранные разведки были осведомлены о моей принадлежности к организации правых и о моей роли в организации их. О существовании и деятельности всего «право-троцкистского блока» они также были хорошо осведомлены. Факты, подтверждающие это положение, я могу сообщить суду на закрытом заседании. Именно через одного из этих шпионов, в частности, через Винецкого, который занимал должность инспектора при Рыкове в Народном Комиссариате Связи, и была налажена связь блока, персонально Рыкова, с заграничным центром меньшевиков, с Николаевским.
Кроме этой группы шпионов в НКВД мне известны и другие связи «право-троцкистского блока» с иностранными государствами. Я имею в виду участника заговора Карахана, связь с которым я установил в 1935 году. Карахан меня посвятил во внешнеполитическую ориентацию «право-троцкистского блока», по поручению которого он, Карахан, вел переговоры с германскими фашистскими кругами. Немцы, как говорил мне Карахан, помогут блоку в деле свержения Советской власти. Карахан рассказал мне, что Троцкий давно уже ведет переговоры с немцами и слишком «ангажировался» (я беру это в кавычках), обещав им за помощь в борьбе с большевиками много лишнего. Троцкий обещал отдать немцам Украину, Японии – Приморье. Блок, по словам Карахана, поручил ему поторговаться с немцами. «Конечно, кое-что уступить придется» – говорил Карахан. Карахан потребовал у меня информацию об организации «право-троцкистского блока» по Союзу для предстоящей беседы с фашистскими немецкими кругами. Я дал ему эту информацию об организации. Знаю, что у него состоялась встреча с руководящими фашистами, что было достигнуто тогда соглашение о поддержке немцами антисоветского блока, но детали переговоров в том смысле, какой ценой достигнуто это соглашение, мне неизвестны. С кем он виделся персонально, я скажу на закрытом заседании.
