Текст книги "Обвинение предъявлено"

Автор книги: Николай Жогин

Соавторы: Александр Суконцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Впрочем, – добавила Ручьева, – есть документы, на которых стоит подпись Арбузова. Можете проверить. Так, например, в марте 1969 года Арбузов подписал трудовое соглашение по найму жилого помещения для студентов. В это время у нас в инспекции проходили практику студенты финансового техникума. Фактически никакого помещения для них никто не арендовал. Все они здешние, устиновские и жили у своих родных. Можете всех их допросить. А на этой «невинной» операции Арбузов положил себе в карман ни много ни мало сто пятьдесят рублей.

При проверке факт этот подтвердился.

И только один Арбузов продолжал отрицать все от начала до конца. И на допросах, и даже на очных ставках, когда его бывшие подчиненные в глаза говорили ему все, что было за эти пять лет.

– Наговоры, – упрямо твердил Арбузов, – проворовались мошенницы и теперь все хотят свалить на меня. Ты начальник, ты и отвечай. Не выйдет! Сами воровали, сами и будете нести ответственность по закону. Я ни в чем не виноват. Ни сном, ни духом об этих махинациях никого из них не подозревал. Да разве бы я их стал терпеть у себя на службе? Ни одной минуты! Моя вина в излишней доверчивости. Расценивайте это как служебную халатность. Но не больше.

На одном из допросов Арбузов заявил прокурору Столярову:

– Я прошу передать мое письмо Ивану Сергеевичу.

– Видите ли, Арбузов, – ответил ему Василий Захарович, – о ходе расследования дела я, как прокурор города, регулярно информирую горком партии. Больше того, нами составлено представление в горком о ваших шумных застольях и названы все участники этих застолий. Бюро горкома, не дожидаясь окончания следствия, приняло по этому вопросу специальное решение. Иван Сергеевич, которому вы просите передать письмо, больше на ответственной работе не работает, он снят за беспечность к охране социалистической собственности.

– Понятно, – хмуро выдавил из себя Арбузов.

– Будете давать показания?

– Я должен подумать.

– Хорошо. Думайте. Хотя времени для этого у вас было больше чем достаточно.

– Я прошу еще два дня.

– Хорошо, – сказал Столяров и распорядился, – увести арестованного.

Через неделю следствие было закончено. Дело по обвинению Арбузова, Зубихиной, Серовой, Гаврюшиной и Ручьевой в хищении государственных средств, предусмотренном ст. 93—1 Уголовного кодекса РСФСР, передано в суд.

Советский суд сурово и заслуженно наказал шайку воров и их вдохновителя Арбузова. Получили по заслугам и исполнители воровских махинаций.

ПРОИГРЫШ

В конце рабочего дня в следственный отдел городской прокуратуры позвонил неизвестный, назвавшийся работником местного мельзавода Чугуновым. Сбивчиво, волнуясь, он рассказал следователю Сергею Николаевичу Балакину о своей просьбе.

Летом этого года Чугунов был на курорте. Поехал один, без жены. Познакомился там с какой-то женщиной.

– Нет, вы не подумайте чего-нибудь такого, – объяснял он, – ничего между нами не было. Просто вместе гуляли, ездили на экскурсии. Образованная, приятная женщина, по профессии медсестра.

Однажды они поехали на озеро Рица, зашли в ресторан, потом погуляли. На обратном пути Чугунов где-то остановился у киоска купить сигарет, а продавец предложил ему взять лотерейный билет.

– Давайте два, – попросил Чугунов и тут же обратился к своей спутнице: – Один дарю вам, другой возьму себе. Номера идут подряд. Посмотрим, кто из нас счастливее.

Спутница оказалась счастливее. Уже вернувшись домой, Чугунов просмотрел только что опубликованную таблицу выигрышей и ахнул: на подаренный им билет выпал самый крупный выигрыш – автомобиль «Волга».

– Ну и что же вы хотите? – спросил следователь. – Поздравьте вашу знакомую.

– Как это «поздравьте»? – удивился Чугунов. – Я прошу вашей помощи. Пусть она вернет мне мой билет.

– Но вы же только что заявили, что вы его подарили. Добровольно.

– Я не Рокфеллер, чтобы делать такие подарки.

– Видите ли, гражданин, – терпеливо стал разъяснять Сергей Николаевич, – вы звоните в прокуратуру города и просите нас помочь. К нам обращаются за помощью только в том случае, если нужно раскрыть или предотвратить преступление, найти преступника. В данном случае нет ни преступника, ни преступления. Вы можете попросить вашу знакомую вернуть билет, хотя это и не очень порядочно.

– Я уже с ней разговаривал по телефону, – ответил Чугунов, – она заявляет, что билет потеряла. Явно врет, я это по голосу ее понял. Вы должны разоблачить ее. Она – мошенница. Она наверняка перепродала этот билет втридорога. Машина ей самой не нужна.

– К сожалению, ничем вам помочь мы не сможем, – сказал Балакин, – обратитесь в суд. Но и в суде вам скажут то же самое.

Чугунов погрозился «жаловаться выше» и повесил трубку.

– Вот что делают с человеком деньги, – устало сказал Сергей Николаевич, – хотя он их еще и в глаза не видел, этих денег.

– А вы помните дело Мефодьева? – спросила помощник прокурора Ирина Александровна Соколова. – Тоже лотерейное.

– Как же! – воскликнул Балакин. – Такое не часто случается.

Иван Степанович Мефодьев работал бухгалтером в облпотребсоюзе, человек уже не молодой, скромный, тихий. Большой аккуратист, старательный работник. Был он довольно безобидный, и это давало повод молодым работникам, его сослуживцам, над ним постоянно подшучивать. Но поскольку шутки были дружеские, никому от этого худа не было.

Но однажды такая, казалось бы, безобидная шутка привела к беде. На рабочем столе Ивана Степановича под стеклом лежал список номеров его личных облигаций и лотерейных билетов. Как человек бережливый и аккуратный, он не носил билетов с собой, а проверял выигрыш по этому списку. И вот в то утро, когда пришла газета с таблицей выигрышей, молодые девушки из бухгалтерии в отсутствие Мефодьева извлекли из-под стекла его заветный списочек и внизу такими же чернилами и таким же почерком приписали еще один номер. Номер той самой облигации, на которую пал выигрыш в сто тысяч рублей (это на старые деньги).

Сделав это черное дело, веселые счетоводки сели по своим местам, ожидая, как им казалось, весьма забавной развязки. Точно в девять часов, как всегда, явился на службу старый бухгалтер. Он неторопливо открыл ящики стола, достал до блеска отполированные древние счеты (арифмометра Мефодьев так и не признал), разложил бумаги и начал работать.

Одна из девиц не выдержала, подошла к столу Мефодьева и демонстративно положила свежие газеты. Старик хотел было их отложить в сторонку (он любил почитать во время обеденного перерыва, не спеша), но заметил таблицу и, развернув газету, стал сверять со своим списком.

Первый удар старик выдержал. Он только схватился за сердце и простонал.

– Что с вами, Иван Степанович? – участливо спросили шутницы, стараясь изо всех сил не расхохотаться тут же.

– Я, кажется... стал миллионером, – слабо улыбнулся Мефодьев, – смотрите, выиграл.

Но старого бухгалтера ждал второй удар, и сердце его сдало. Узнав, что такой облигации у него дома нет, старик слег: инфаркт.

– Да, – задумчиво проговорила Ирина Александровна, – на этих девушек было противно смотреть: «Ведь мы же пошутили. Мы так любили Ивана Степановича. Он нам был отцом родным, учил нас...» Вот тебе и отец родной.

– А вы знаете, товарищи, – вступил в беседу молчавший до того молодой следователь Игорь Красников, – республиканская прокуратура ведет сейчас дело Старикова.

– Постойте, постойте, – сказал Балакин. – Стариков? Это на него был объявлен всесоюзный розыск? И у него, по-моему, тоже что-то связано с выигрышем?

– Да, – подтвердил Красников, я знакомился с делом. Началось все действительно с выигрыша, а кончилось...

А кончилась история с Николаем Стариковым весьма и весьма печально.

Перед следователем республиканской прокуратуры Малышкиным прошла, словно заснятая на кинопленку, вся сорокапятилетняя жизнь Николая Старикова. И фильм этот был сделан по самым худшим образцам дешевых зарубежных боевиков. Чего тут только не было – и кражи, и преследования, и случайные женщины, и даже убийства...

Когда Виктор Иванович Малышкин впервые познакомился с биографией Старикова, он даже вздрогнул от неожиданности – так совпадали многие моменты из жизни Старикова с его собственными. Год рождения – тот же, двадцать четвертый. Родился и вырос на Волге. Призван в армию в сорок втором. Окончил ускоренное по военному времени пулеметное училище. («Я – училище связи», – отметил про себя Малышкин.) Воевал на том же Западном фронте. Командовал взводом, потом пулеметной ротой. («Я – ротой связи».)

И воевал капитан Стариков отменно. Об этом красноречиво говорят его боевые награды: 1943 год – медаль «За отвагу» (офицеру – медаль «За отвагу», это чего-нибудь да стоило!). 1944 год – орден боевого Красного Знамени. 1945 год – орден Отечественной войны 2-й степени. Медали «За победу над Германией», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина».

Капитан Стариков был дважды легко ранен – в плечо и в ногу.

Так было на войне нередко – в человеке, на гражданской службе незаметном, без большого образования, вдруг проявлялись незаурядные качества боевого офицера, хорошего, разумного командира. В своем родном Дзержинске Николай Стариков не закончил даже техникума, пошел работать на завод и работал рядовым токарем, ничем не выделяясь среди своих сверстников.

А на войне за два с половиной года вырос до капитана, стал кавалером стольких боевых орденов и медалей.

Правда, такой взлет не прошел бесследно для двадцатидвухлетнего капитана: он зазнался, решил, что теперь ему много дозволено из того, что другим запрещено. И результат не замедлил сказаться.

Гвардейская танковая дивизия, в которой Стариков служил в должности помощника начальника штаба батальона, дислоцировалась на территории оккупированной нашими войсками поверженной Германии.

В сентябре 1945 года Стариков во время несения караульной службы затеял драку с офицером соседней воинской части. Дело это было направлено в военный трибунал одной из ударных армий. Суд приговорил Старикова к одному году и шести месяцам лишения свободы.

Так бесславно закончилась военная карьера теперь уже бывшего капитана Николая Старикова.

Летом 1947 года он вернулся домой, в Дзержинск. Но вернулся не героем войны, не заслуженным боевым офицером. Он приехал в родной город в рваной, замызганной телогрейке и в стоптанных ботинках. Честолюбию Старикова был нанесен чувствительный удар. А надо сказать, что война пробудила в нем не только хорошие волевые качества. Офицерские погоны, ордена, власть над людьми сделали юного капитана отменным честолюбцем.

И вот человек, двадцати трех лет от роду, который всерьез видел себя в генеральском мундире, оказался, что называется, у разбитого корыта. Все надо было начинать сначала.

Николай Стариков начал все сначала. От природы он был наделен с лихвой и отменным здоровьем, физической силой, а также смекалкой, хорошей хваткой. И хоть бывал он вспыльчив, но скоро отходил, умел ладить с людьми.

Он поступил на тот же химзавод, с которого ушел на фронт. Но теперь его приняли уже мастером. Одновременно он возобновил и учебу в химико-механическом техникуме. Работал добросовестно, не жалея ни сил, ни времени. На «отлично» закончил техникум.

Способного молодого мастера заметили, и вскоре он уже становится начальником смены. Руководству завода нравилось, что Стариков всегда хотел быть первым. Он поклялся, что и смена его будет впереди, и делал все, чтобы этого добиться. Начальник смены не гнушался и физической работы. Если было нужно, он вставал к станку, брал в руки молоток или лопату и трудился вместе с рабочими.

Надо сказать, что слово свое он сдержал: смена, руководимая Стариковым, вскоре действительно вышла на одно из первых мест на заводе. Имя начальника смены все чаще произносилось на собраниях, оно появилось и в газете, и на Доске почета.

В 1949 году Николай Стариков женился. Через год родился сын, еще через три – дочь. Завод выделил молодому семейству квартиру. Одним словом, жизнь снова открывала перед Стариковым замечательные перспективы: товарищи советовали ему поступить на заочное отделение института, чтобы стать полноценным, дипломированным инженером. А с дипломом да с его организаторскими способностями через три-четыре года он, глядишь, уже начальник цеха. Фигура!

Похвалы кружили Старикову голову, и гордыня, которую он вынужден был на некоторое время хоронить в самом себе, теперь снова поднялась в нем. Он опять почувствовал себя человеком особого склада, созданным для того, чтобы повелевать, командовать другими. В это время он пристрастился к выпивке. Перспективного начальника смены многие приглашали к себе в гости, зазывали в ресторан. Николай был физически очень крепким, мог выпить много, не пьянея. Поэтому пьяным его не видели, и если до руководства и доходили слухи о том, что Стариков злоупотребляет спиртным, от этих слухов отмахивались: «Наговоры», «Завидуют парню».

Трудно сказать, как бы сложилась дальнейшая судьба молодого руководителя производства. Вполне возможно, что заводская партийная организация, активисты, товарищи по работе все-таки сумели бы вовремя образумить Старикова и помочь ему избавиться от своих недостатков. В жизни чаще всего так и бывает. Тем более что в данном случае речь идет не о закоренелом пьянице и чванливом вельможе, а всего-навсего о молодом, несколько подзазнавшемся человеке.

Однако все произошло гораздо хуже самых худших прогнозов. Человек со многими хорошими задатками – растущий командир производства, неплохой семьянин, заботливый отец – стал особо опасным, матерым преступником.

Поворотным пунктом, роковым моментом в судьбе Николая Старикова стали деньги. В 1955 году он выиграл по облигации государственного займа пятьдесят тысяч рублей, а вскоре – точно по пословице «деньги – к деньгам» – получил неожиданное наследство – еще почти столько же.

Человека с устоявшимися моральными принципами это событие не выбьет из колеи. Стариков буквально потерял рассудок: он и впрямь поверил в свою незаурядность, в то, что он не такой, как все, и что так будет всю жизнь. Теперь его необузданным желаниям не было предела. Он очертя голову кинулся в хмельной круговорот праздного гульбища – объехал самые популярные курорты, всюду пил, заводил случайные и весьма сомнительные компании, угощал. Появились случайные женщины, карты...

Разумеется, начались конфликты и на заводе и в семье: вечно пьяный бездельник, беспечно швыряющий деньги, – такого не часто встретишь в нашем социалистическом обществе, где труд является делом чести каждого гражданина и обязателен для всех. Кроме того, Стариков день ото дня становился все высокомернее, заносчивее, и людям, окружавшим его, переносить его общество становилось просто невмоготу.

Между тем деньги таяли, а Стариков, ставший алкоголиком, уже не мог остановиться. И тогда он стал, как маньяк, внушать себе: «Я должен разбогатеть. Надо куда-то ехать, туда, где меня ждут клады – золото, бриллианты. Только надо знать, где они лежат. Где?»

Настал день, когда все живые нити, связывающие каждого из нас с семьей, с друзьями, с родным городом, любимой работой, – все это в Старикове отмерло, оказалось вытравленным водкой, праздностью, бездумной, гулящей жизнью. Он легко снялся с места и отправился искать свои несметные богатства, которые часто рисовались в его хмельном воображении.

Больше десяти лет словно перекати-поле скитался по всей стране Николай Стариков, не задерживаясь нигде подолгу. Что же он нашел?

Вот он сидит напротив следователя – почерневшее, иссеченное бороздами-морщинами лицо, глубоко запавшие, беспокойные глаза, редкие седые волосы. Горькие складки в уголках рта, время от времени дергается левое нижнее веко.

«И это мой ровесник, – думает Виктор Иванович, глядя на сгорбленного человека, сидящего по другую сторону стола, – встретил на улице, не меньше шестидесяти ему дал бы».

– Расскажите, Стариков, почему вы уехали из Дзержинска, оставили семью, бросили работу? – спрашивает следователь Малышкин.

– Решил попытать счастья.

– Что вы под этим понимали?

– Деньги...

Деньги, деньги и деньги – только они стали для Старикова теперь полновластным кумиром. Беспощадный бог наживы гнал раба своего с места на место. Губаха Пермской области – Невинномысск на Ставропольщине – Зырянск – Магадан...

Неделю, месяц, от силы – полтора задерживался он в одном городе – и снова в бега. Случайные заработки, случайные знакомства. Старикова неудержимо тянет к золоту, к алмазам. И он колесит по приискам Якутии, Магаданской области. Рабочий, бульдозерист, машинист экскаватора – должности разные, цель одна – найти свой «фарт», озолотиться.

Шли недели, месяцы, а килограммовый самородок Старикову все не попадался. И он начал присматриваться к тому, как хранится добытое золото, чтобы поживиться здесь.

– Знал ли кто-нибудь из ваших знакомых в Дзержинске о ваших планах?

– Да. Я рассказал о том, что собираюсь уезжать на Север, супругам Козловым и Гужову.

– Как вы объяснили им причины отъезда?

– Я им сказал, что, находясь в заключении, я работал на прииске и спрятал в тайге золото. Теперь хочу туда пробраться незаметно и выкопать добычу.

– Вы сказали им правду?

– Нет. Никакого золота я не закапывал. Все это я выдумал.

– Зачем? Похвалиться?

– Нет. Мне нужны были деньги на дорогу. Под это несуществующее золото Козловы дали мне четыреста рублей, а жена Козлова, медсестра из поликлиники, снабдила меня еще чистым бланком больничного листа. За это я обещал им по возвращении дать тысячу рублей. Гужов собирал деньги на машину, и взамен его двухсот я ему посулил пятьсот рублей.

– Вы вернули им эти деньги?

– Нет.

Нередко в трудные минуты искатель счастья писал письма родным и знакомым. У одних он пытался вызвать жалость и сострадание, другим обещал большие проценты, как только дела его пойдут более удачно. У всех просил денег. И те, кто надеялся поднажиться на разбогатевшем Старикове и кто ссужал ему какие-то суммы в рост, бомбили потом отчаянными посланиями милицию и требовали взыскать деньги с несостоятельного должника.

Увы, милиция в данном случае оказывалась бессильной, поскольку разыскать местопребывание Старикова было делом нелегким. Он занимал деньги и у своих новых товарищей по работе, а когда приходило время расплачиваться, попросту исчезал. Не гнушался Стариков и мелкими кражами, в том числе у соседей по общежитию. У одного украл электробритву, у другого – костюм, плащ. И снова бежать, бежать...

Так в Николае Старикове постепенно формировался особо опасный вид преступника, так называемый «шатун», бродяга, оторванный от дома, семьи, от близких. Человек, начисто лишенный каких-либо сдерживающих начал, глубоко аморальный.

За мелкими кражами последовала цепь более серьезных преступлений.

Так, во время очередной поездки, по пути из Хабаровска в Москву, Стариков на несколько дней остановился в городе Облучье Еврейской автономной области. Привлекли его не красивые пейзажи, не достопримечательности и не памятники старины. У Старикова созрел свой план, предельно простой и жестокий. План определяла цель – любой ценой, пусть даже ценой человеческой жизни, добыть деньги. Он решается совершить ограбление. Хладнокровно изготовил он специальную десятикилограммовую металлическую болванку, тщательно упаковал ее. Вечером 14 мая 1965 года на станции Облучье Стариков сел в пассажирский поезд № 81 Хабаровск – Москва.

Вот что об этом показал на следствии сам Стариков:

– Не имея денег, я решил совершить ограбление. Все равно кого грабить, лишь бы иметь деньги. Я пришел на какое-то предприятие, – не знаю, как оно называлось. Воспользовавшись тем, что электросварщика на месте не было, с помощью электросварочного аппарата, оставленного без присмотра, из обрезков металла, которые валялись здесь же, я сварил массивную болванку прямоугольной формы с ручкой.

Изготовив это орудие, я купил билет от станции Облучье на две или три станции на поезд в сторону Москвы. У меня было твердое намерение кого-либо в поезде ограбить.

В этот же день около восьми часов вечера сел в один из вагонов. Причем садился я умышленно не в тот вагон, который был указан в купленном мною билете. Я это сделал с тем, чтобы проводница меня не заметила и не опознала в будущем.

Когда я проходил по вагону, я обнаружил, что многие купе были закрыты. Примерно в середине вагона дверь в одно из купе оказалась незапертой. Два пассажира сидели на нижних полках и выпивали. Поняв, что здесь есть свободные места, я решил устроиться в этом купе. Пассажирам я показал свой билет, спросил, не заняты ли верхние полки, и с их разрешения я стал их соседом.

Я положил приготовленную мною железную болванку, завернутую в газету, на верхнюю полку справа. Это был весь мой багаж. Моими соседями оказались молодые ребята. Примерно по тридцать – тридцать пять лет. Один из них был в морской форме. Мы познакомились. Я назвал вымышленную фамилию. Их фамилий и имен не запомнил. Они пригласили меня к столу, и я выпил за их здоровье две или три рюмки. Больше пить не стал – был голоден и боялся опьянеть.

Из их разговоров мне стало ясно, что у моряка, занимавшего нижнюю полку слева, есть при себе деньги.

Его я и наметил в жертву.

– Значит, сначала выпили за его здоровье, – спросил следователь, – а уж потом решили ограбить?

– Да... Мне было все равно. Я об этом не думал... Было уже поздно, я лег на верхнюю полку справа. Вскоре и мои соседи стали готовиться ко сну. Я следил за пассажиром в морской форме, но затем и сам незаметно уснул. Видно, подействовала водка...

Лишь счастливая случайность спасла моряка от беды. Раньше, чем Стариков проснулся, чтобы осуществить свой преступный план, пассажир этот сошел с поезда на станции Белогорск.

Менее счастливым оказался человек, занявший в Белогорске место моряка, демобилизованный из рядов Советской Армии П. П. Бондарюк. Как выяснилось потом, старшина Бондарюк ехал домой, в Астраханскую область, где ждали его престарелые родители. Где ждала его невеста.

Трагическая развязка наступила под утро. По своей жестокости и хладнокровию исполнения она под стать преступнику-профессионалу. Трудно даже себе представить, насколько жестоко расправился Стариков с ни в чем не повинным человеком.

– Когда я через некоторое время проснулся, то пассажир на нижней полке слева уже, по-видимому, спал. Тогда я не знал, что это был уже не моряк, а другой человек. Соседа справа в купе не оказалось. Я спустился с полки и металлическим предметом зверски убил спавшего.

Я употребил слово «зверски» потому, что нанес ему, по моему мнению, больше десяти ударов по голове. Было много крови, в том числе и у меня на руках.

Старшина Бондарюк остался жив. Но не потому, что в Старикове вдруг проснулась жалость к жертве.

– Я, – показал далее Стариков, – бил его по голове, держа болванку двумя руками за тонкий конец, сделанный в виде ручки. Бил наотмашь, но развернуться было трудно, не позволяли условия, мне мешали верхние полки.

Через несколько часов другие руки, руки врача-хирурга, производили сложнейшую операцию человеку с размозженной головой и возвратили ему жизнь.

Стариков же, решив, что человек уже мертв, бросил окровавленную болванку на верхнюю полку, поспешно обшарил карманы и вещи убитого, наскоро вытер окровавленные руки. В спешке он схватил пиджак другого пассажира, который вышел в это время из купе, и бросился на выход, надеясь незамеченным сойти с поезда, который уже замедлял ход на станции Мало-Чесноковская. Свой пиджак Стариков оставил в купе.

За перроном, проверив содержимое карманов пиджака, Стариков взял деньги, а пиджак и бумажник с документами выбросил тут же и на попутной машине, не мешкая, отправился в дальнейший путь.

Так в распоряжение следствия были доставлены металлическая болванка – орудие преступления, два пиджака – похищенный Стариковым и его собственный, оставленный на месте преступления, выброшенный на станции бумажник. Составлены протоколы опознания вещей, заключения экспертиз, показания свидетелей и потерпевшего. По этому эпизоду сделано все необходимое.

Но Стариков снова в пути.

Осень 1966 года. Пятигорск. Наталья Васильевна Сизова ответила на приветствие хорошо одетого, вежливого и располагающего к себе мужчины с маленьким чемоданом в руке. Он объяснил, что приехал из Ростова-на-Дону в командировку. Попросил пустить его на несколько дней пожить:

– Гостиницы, как вы знаете, переполнены. Хоть на садовой скамейке располагайся. А я вас, поверьте, не обременю. Я человек интеллигентный, инженер...

Восьмидесятилетняя одинокая женщина обрадовалась неожиданному постояльцу – глядишь, чем-либо поможет старухе, да и деньги ей не помешают.

Так Стариков под видом командированного оказался в доме Натальи Васильевны, женщины, потерявшей на войне мужа и дочь и теперь доживающей свою нелегкую жизнь в одиночестве. Стариков услужлив, предупредителен. Он с сочувствием выслушивает рассказы своей хозяйки. Охотно помогает престарелой женщине по хозяйству. Подносит воду, сходит в магазин. Чтобы избавить Наталью Васильевну от неприятной процедуры, помогает зарубить курицу. Старушка довольна: появился мужчина в доме. К услугам Старикова предоставлена была хорошая, светлая комната, в жаркий полдень он выносил раскладушку в сад и спал здесь.

– Не стесняйтесь, – говорила хозяйка, – кушайте яблоки, сливы, все, что есть. Мне одной много ли надо.

Несколько дней Стариков, пользуясь гостеприимством и заботой Натальи Васильевны, набирался сил. Для того чтобы потом ограбить, а если понадобится – и убить добрую женщину. Это было решено заранее, потому что в чемодане Старикова ничего не было, кроме молотка.

И вот, убедившись, что никого посторонних вокруг нет, Стариков несколько раз молотком ударил Сизову по голове. Потеряв сознание, Наталья Васильевна упала. Считая ее убитой, преступник начинает искать в доме деньги, но ничего не находит. И только в кармане фартука лежавшей неподвижно Сизовой он нашел двадцать рублей. Стариков забрал эти деньги, выбросил в саду окровавленный молоток и скрылся.

Через два часа потерпевшая была обнаружена соседями в бессознательном состоянии и доставлена в городскую больницу. Усилиями врачей жизнь Натальи Васильевны Сизовой была спасена, но она осталась до конца своих дней полной калекой.

– Неужели вас не мучили угрызения совести? – спрашивает следователь. – Она не снилась вам в страшных снах?

– Нет... не помню... Я много пил... Был страх... Он гнал с места на место... Заставлял пить, пить... Впрочем, я и сам без водки не мог.

Из Пятигорска в тот же день Стариков выехал на первом отходившем поезде. Ему было безразлично, куда он шел, этот поезд. На облюбованной им станции он выходил. Бывало и так, что его, как безбилетного, высаживали. Но где бы он ни появлялся, он, оглядевшись, снова принимался за дело, ставшее для него привычным, – воровал, грабил.

В январе 1967 года Стариков приехал в Кишинев. На этот раз его план отличался от предыдущих тем, что объектом его преступных действий должно было стать государственное учреждение – сберегательная касса. Стариков не без оснований полагал, что в сберкассе деньги всегда есть наверняка, и хотя риска здесь гораздо больше, но для него это уже почти не имело значения.

После некоторой разведки подходящая сберегательная касса была найдена. Ею оказалась касса № 6705/071, расположенная на Котовском шоссе. Она привлекла Старикова потому, что находилась в малонаселенном районе. В течение нескольких дней он наблюдал, в какое время там бывает меньше всего посетителей, продумал план, приобрел инструменты, и вот в один из дней он появился здесь с чемоданчиком. Представился сантехником ЖЭКа, отремонтировал сливной бачок в туалете, перекинулся несколькими словами с девушками – работницами сберкассы, пошутил.

– Знаете, какое у нас строгое начальство, – сказал он, – больному человеку отлежаться не дают, – и он показал больничный лист, который когда-то вручила ему добренькая медсестра Козлова.

Он стал уже как бы своим человеком. Пользуясь этим, Стариков детально ознакомился с расположением кассы, выяснил, сколько в ней служащих в смене, кто чем занимается, каков распорядок работы, и еще раз для себя уточнил наиболее удобное время для нападения.

В десять часов утра 23 января 1967 года под предлогом, что нужно проверить, как работает отремонтированный бачок, Стариков появился в помещении сберкассы. В том же самом чемоданчике среди прочих инструментов лежал и молоток, который теперь уже предназначался не для ремонта, а для иных, преступных целей.

Но предварительно Стариков остановил первую попавшуюся легковую машину:

– Браток, выручай, жена при смерти, нужно срочно доставить в больницу, а такси не могу поймать. Будь другом, а я тебя не обижу.

Машину Стариков оставил в двух кварталах, на соседней улице, а сам бегом кинулся якобы за женой, а в действительности в сберкассу.

О чемоданчике Стариков сказал водителю: «Тут вещи жены, если положат ее в больницу». Когда же он, убегая «за женой», прихватил чемоданчик с собой, шофер объяснил это себе тем, что человек был взволнован и сделал это механически.

Итак, шофер сидел за рулем и ждал, а Стариков, как хороший знакомый, уже приветствовал работниц сберкассы, а сам зорко оглядывал зал для посетителей.: У окошечка стояла одна пожилая женщина, видимо платившая за квартиру. «Пока я копаюсь в санузле, она уйдет», – определил Стариков.

Он услышал, как хлопнула дверь, и тут же, выскочив из туалета с молотком в руках, неожиданно набросился на кассира сберкассы Фирсову, ударил ее молотком по голове и, пригрозив убийством контролерам Спириной и Морковой, кинулся к сейфу. Он вынул оттуда полторы тысячи рублей, выскочил из сберкассы и понесся к машине.

– Жену уже увезли на «скорой» в больницу, – торопливо объяснял он шоферу. – Давай гони к вокзалу, прихвачу сестру, и вместе поедем разыскивать, куда положили супругу.

Заметая следы, Стариков направился в Бендеры. Здесь вышел из поезда и пешком пошел в Тирасполь, затем автобусом поехал в Одессу. Потом – Донецк, Тула, Москва. Из Москвы он отбыл во Владивосток, оттуда – в Находку. И в каждом из этих городов Стариков совершал мелкие кражи – в вагонах поездов, в магазинах, у случайных знакомых.

Орудия преступления, использовавшиеся Стариковым, как видим, не отличались разнообразием и, по его мнению, не могли быть отнесены к разряду «надежных». Кроме того, тяжесть совершенных преступлений (а их уже было свыше семидесяти), страх быть в конце концов разоблаченным и неминуемо понести самое суровое наказание все чаще и чаще приводили Старикова в состояние панической обреченности, затравленности. Вновь и вновь стал теперь он думать о том, как, где, через кого приобрести огнестрельное оружие. Старикову во что бы то ни стало нужен был пистолет. Ему почему-то казалось, что искать нужно в южных городах.