Текст книги "Обвинение предъявлено"

Автор книги: Николай Жогин

Соавторы: Александр Суконцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

ЗАСТРАХОВАЛИСЬ...

Прокурор города Устиновска Василий Захарович Столяров вызвал к себе старшего следователя Журина.

– Алексей Иванович, как обстоит дело по инспекции Госстраха?

Журин, немолодой уже, лысеющий человек, во всем любящий обстоятельность, ответил неторопливо, взвешивая каждое слово:

– Как я вам уже докладывал, Василий Захарович, дело находится в самой начальной стадии расследования. По нашему представлению создана и приступила к работе бригада ревизоров из Госстраха республики. Люди очень квалифицированные, опытные, дело свое хорошо знают. Но по моим предположениям, надо изучить документы за довольно большой период – примерно за пять лет – с шестьдесят пятого по шестьдесят девятый годы.

– Разве за это время там не проводилось ни одной ревизии?

– Ревизоры областного управления Госстраха ревизии делали, но они, на наш взгляд, велись неглубоко и существа не вскрывали.

– Насколько вероятна причастность к хищениям начальника инспекции Арбузова?

– Сейчас этого сказать пока не представляется возможным. Покажут итоги ревизии, допросы работников инспекции, агентов, клиентуры.

– Я прошу вас быть очень внимательным, к делу подходить объективно и... осторожно. – Прокурор почувствовал некоторую неловкость. – Понимаете, Арбузов – человек в городе авторитетный, мне уже звонили... Одним словом, я думаю, вы понимаете...

– Василий Захарович, меня предупреждать об этом не нужно. Мы работаем вместе не первый год. Если Арбузов невиновен – никаких к нему претензий, ну а если виновен...

– Нет, Алексей Иванович, ни о каком снисхождении не может быть и речи. Закон есть закон.

– Я тоже так думаю. Разрешите мне идти?..

Оставшись один, Столяров все думал об этом совсем недавно возникшем деле. Нет, очевидно, возникло оно гораздо раньше, не сейчас. В прокуратуру, в милицию приходило два или три письма, правда анонимных, в них речь шла об инспекторе Госстраха Зубихиной: не по средствам живет. Работники милиции наводили справки, выяснили, что Зубихина скандалит часто со своими соседями и они уже на нее куда-то писали. Потом был сигнал о том, что кто-то из родственников Зубихиной незаконно получил страховую сумму. Но родственник этот из города выехал, и проверить ничего не удалось.

Устиновск – город небольшой, скрыть здесь что-то трудно, и кое-какие слухи о том, что в инспекции Госстраха работники частенько устраивают коллективные вечера, гуляют, доходили и до прокурора. Но слухи слухами, их к делу не пришьешь. И только письмо народного контролера Белозерова о махинации со страховым полисом позволило прокуратуре возбудить дело.

Почти всех работников инспекции Столяров знал в лицо, а с их начальником Арбузовым часто встречался на городских активах, на сессиях исполкома, а раза три или четыре они, правда случайно, оказывались в одной компании на рыбалке.

«Может, Журин подумал, что я за него хочу заступиться? – размышлял Столяров и сам отогнал эту мысль. – Ерунда какая! Это так прокурору ни с кем словом перекинуться нельзя, не то что на рыбалку ехать или хуже того – в гости пойти. Бирюком жить? Да нет, чепуха! Что, Журин меня не знает?»

Петр Максимович Арбузов, мужчина лет пятидесяти, худощавый, стриженный под бобрик брюнет, с густыми черными бровями, в обществе был человеком приятным. Он мог к месту рассказать незатасканный анекдот, причем и рассказывал умело, понимал толк в рыбной ловле, мастерски варил уху, играл в преферанс. С подчиненными своими был строг и требователен. Столяров вспомнил, как при нем он отчитывал своего инспектора за какую-то оплошность.

Дело свое он, очевидно, знал неплохо, уже работая начальником, заочно окончил финансовый институт, да и инспекция устиновская в области до сих пор числилась не на плохом счету.

У Арбузова была красавица жена, моложе его лет на десять-двенадцать. Злые языки язвили, что она держит начальника Госстраха в страхе господнем. Но злые языки на то они и злые, чтобы злословить. Сам Столяров несколько раз встречал Арбузовых вместе – в театре, в кино, на торжественных заседаниях и, честно говоря, ничего такого никогда не замечал – хорошая, дружная пара. Впрочем, оборвал себя прокурор, какое это имеет отношение к возбужденному делу?

И он, рассмеявшись, стал собираться домой.

Через несколько дней Столяров случайно, что называется, нос к носу столкнулся с Арбузовым в горсовете.

– Привет юстиции! – улыбнулся Петр Максимович, а потом отвел его в сторонку и уже серьезно сказал: – Да, Василий Захарович, я собирался даже к вам звонить. У меня одна просьба: ваши товарищи у нас работают. Откровенно говоря, я думаю, что ничего серьезного там нет. Я в этом даже уверен. Но дело не в этом. Раз есть сигнал – надо проверить. И я даже рад, что будет проведена такая глубокая ревизия, а то, может, мы и сами чего-нибудь не видим. Так что это на пользу дела. А просьба моя вот в чем: у нас конец квартала, все заняты отчетом, а людям часто приходится отвлекаться – их вызывают следователи. Я понимаю – надо. Но, может быть, мы как-то это получше можем спланировать, чтобы дело не страдало.

– Хорошо, я подскажу Журину, чтобы с вами скоординировать и нашу работу. Он возглавляет бригаду.

– Вот и спасибо. Будьте здоровы.

На том их разговор и закончился.

Между тем бригада ревизоров работала с полной нагрузкой. Причем по предложению главного ревизора главного управления Госстраха республики Михайлова сличение документов велось не только за последние пять лет, а выборочно поднимали из архива материалы и за предыдущие годы.

– Опытный мошенник, – пояснял Михайлов следователю Журину, – может изъять какую-то финансовую бумагу из ранее обревизованного периода и покрыть ею свою сегодняшнюю махинацию.

Алексею Ивановичу Журину не раз приходилось вести дела, касающиеся нарушений финансовой деятельности, но с делопроизводством в системе Госстраха он столкнулся впервые, а как известно, везде своя специфика, и разобраться в ней человеку несведущему иногда нелегко. Нередко Михайлов и Журин просиживали вечерние часы над толстыми архивными документами, прослеживая замысловатый канцелярский путь каждой бумаги.

– Вот смотри, Алексей Иванович, – объяснял Михайлов, держа в руках документы, – вот этот полис по смешанному страхованию был изъят инспектором Серовой – это ее подпись – из архива за 1961 год. Как видишь, срок договора истек именно в этом году, и страховые суммы по нему гражданину – читаем фамилию – Старкову были выплачены.

Идем дальше. Что делает инспектор Серова с этим отработанным полисом? Она уже в 1967 году выписывает на имя все того же гражданина Старкова чек на сумму 250 рублей и составляет на эту сумму оправдательный документ, как положено. Потом по этому чеку получает со счета инспекции в Устиновском отделении Госбанка деньги.

– И куда она их девает?

– Это надо спросить у нее.

– Это мы спросим. Но объясни, Петр Петрович, каким образом потом эти деньги списываются?

– А вот как. Инспектор прикладывает к проводке за тот день, когда деньги получены из Госбанка, в данном случае за 17 мая, документы страхователей, специально для этой цели подготовленные. При этом часть подлинных документов – расчеты на выплату страховых сумм, заявления граждан – уничтожается, а вместо них составляются фиктивные, с поддельными подписями.

– Записал, Петр Петрович, – кивнул следователь, – направим на графическую экспертизу. Проверим, чья это подпись – Старкова или кого-то другого.

– Кстати, – заметил ревизор, – подпись инспектора Серовой тоже следует проверить. Наверняка она будет отказываться.

– Это тоже я имел в виду.

– Кроме того, добавил Михайлов, – обратите внимание на запись даты выплаты – явная подчистка, вот смотрите, на оттиске штампа. Простым глазом можно заметить.

– И это на экспертизу.

Подобных документов подбиралось не один, не два – десятки. Как и ожидал следователь Журин, первые допросы работников инспекции дали очень немного. Все они категорически отрицали свое участие в фальсификации финансовых документов.

– Подпись не моя, и я знать ничего не знаю об этих бумагах, – ответ был стереотипным, – может, это кто-нибудь другой.

И все-таки основная работа была здесь с документами.

– Вот полюбопытствуй, Алексей Иванович, – показывал ревизор новые пачки бумаг, – здесь инспектора использовали для списания присвоенных денег подлинные страховые свидетельства. Но какие? Те, по которым граждане, заключившие договор на страхование, отказывались по каким-либо причинам платить взносы. Мы называем их несостоявшимися. Причины могут быть, сами понимаете, разные: переезд в другой город, длительная командировка, а иногда просто бывает – человек передумал, не захотел, не оказалось на этот раз денег.

– Но разве в этом случае страховое свидетельство не уничтожается? – спросил Журин.

– По инструкции – обязательно. Здесь инструкция нарушалась. Инспектор выписывает на указанное в свидетельстве лицо фиктивный лицевой счет, вносит в него записи о якобы произведенной уплате взносов, ставит номера квитанций. В распоряжении каждого инспектора имеются бланки строгой отчетности, так называемая форма 212. Выписываются одна-две фиктивные квитанции по этой форме, потом – фиктивные же расчеты на выплату страховых сумм, заявление от имени страхователя, прикладывают эти филькины грамоты к бухгалтерским проводкам, и дело в шляпе – деньги списаны.

Из огромного архива ревизоры тщательно, кропотливо отбирали те документы, которые вызывали сомнение в достоверности и могли представить интерес для следствия, сортировали их по нескольким разделам.

В работе мошенников был выявлен и такой метод. Они использовали те страховые документы, по которым договор был расторгнут досрочно и клиент получил выкупную сумму. В этом случае подлинные расчеты с клиентом – его заявление, последние квитанции, листы лицевых счетов – все это уничтожалось. А взамен фабриковались новые, разумеется, фиктивные.

В последние два года чеки, по которым получались в Госбанке незаконные деньги, выписывались на имя старшего инспектора Зубихиной по графе «Страховое возмещение». Одновременно по этим же чекам выписывались процентные вознаграждения и другие суммы. Они ставились под отчет Зубихиной, присваивались и потом списывались уже указанным выше способом.

Чтобы скрыть сам факт присвоения денег, в корешках чеков записи были другие, подписи подделывались. Одновременно вносились соответствующие исправления в контокоррентные выписки Госбанка.

– М-да, – задумчиво проговорил следователь Журин, когда Михайлов раскрывал перед ним бухгалтерские хитросплетения, – надежно застраховались.

– Но и это еще не все, – продолжал ревизор, – чтобы еще глубже завуалировать эти махинации, здесь была применена двойная и даже тройная перекладка.

– Как это понимать?

– К бухгалтерским проводкам, из которых изымались документы для списания присвоенных сумм, прикладывались материалы из более ранних проводок, а они закрывались документами, которые изымали из отчетов десяти– и двенадцатилетней давности. Причем брали из тех периодов, которые уже подвергались ревизиям. Вот и попробуйте докопайтесь до них!

Бригада ревизоров, руководимая Михайловым и насчитывавшая в своем составе до двадцати человек, работала в Устиновске около шести месяцев.

Акт документальной ревизии подвел итог: за пять лет преступниками было похищено 263 094 рубля 08 копеек – больше четверти миллиона!

В арсенале преступной группы были и другие способы хищения, помимо описанных выше.

Так, например, по существующему положению заработок нештатного страхового агента, в который включается и процентное вознаграждение, и премия, не может превышать ста восьмидесяти рублей в месяц.

Опытные, набившие руку на финансовых махинациях инспектора Устиновского Госстраха поступали так. Выполнил, скажем, свой план кто-то из нештатных агентов, обеспечил себе максимальный заработок, а инспектор вызывает его, дает в руки квитанции:

– Принимайте взносы не от себя, а от имени других лиц.

Это были или те, кто уже уволен из Госстраха, а нередко и те, кто там вообще никогда не работал. Агент снова пускался в путь, обходил клиентов, принимал взносы, а документацию вел от имени подставного лица. Все это вместе с деньгами он передавал инспектору. Инспектор забирал страховые взносы себе, а процентное вознаграждение выписывал через подставное лицо тому самому агенту, который вел сбор.

Некоторым агентам умышленно занижали плановое задание или сдавали на их имя деньги из ранее присвоенных сумм (потом эти суммы инспекторам возвращались из собранных в следующем квартале страховых взносов).

Процентное вознаграждение агентам, которые и ведать не ведали о том, что они «выполнили» план, выдавалось за фактически собранные ими взносы как обычно. А потом платежные ведомости уничтожались, взамен фабриковались новые, в которых начислялось гораздо большее процентное вознаграждение, а также премии. За агентов в этих ведомостях расписывались инспектора, а солидную разницу брали себе.

Таким способом было украдено у государства без малого тридцать тысяч рублей.

Если происходил несчастный случай с кем-либо из родственников и знакомых работников Госстраха, они оформляли на пострадавших страховые свидетельства по страхованию от несчастных случаев задним числом, и по этим свидетельствам выплачивалось страховое возмещение.

Так, например, 13 мая 1966 года в результате несчастного случая погиб муж страхового агента Давыдовой. В июне по договоренности с Зубихиной и Серовой и с их помощью Давыдова оформила на погибшего мужа страховое свидетельство, которое якобы выписано было за год до гибели – 29 сентября 1965 года. Давыдова незаконно получила две тысячи рублей.

В октябре 1968 года агент Сухарева от имени другого агента, Галкиной, оформила прошедшим числом договор страхования жизни от несчастных случаев на имя некоего Михайловского. По этому договору Михайловскому была незаконно выплачена страховая сумма в тысячу рублей.

Как выяснилось на следствии, Михайловский приходился агенту Сухаревой родным дядей. Аналогичный факт имел место с заключением договора страхования мужа страхового агента Рябининой, которому незаконно выдано сто рублей.

Работа, проделанная бригадой ревизоров, а также следователями городской прокуратуры, трудно поддается учету. Перед ревизорами прошли десятки тысяч различных документов – ведомостей, счетов, чеков, страховых договоров, свидетельств, бухгалтерских проволок, данных всевозможных экспертиз. Следователи допросили очень многих свидетелей, провели очные ставки, добыли важные данные.

Такие крупные хищения велись безнаказанно на протяжении пяти лет практически всеми работниками инспекции только потому, что ревизоры областного управления Госстраха не проверяли правильность выплаты страховых сумм, не производили встречную проверку документов с Госбанком. В частности, они ни разу не удосужились сопоставить корешки чеков, которые хранились в архиве инспекции, с соответствующими чеками, находившимися в городском отделении Госбанка.

Поверхностный, неглубокий контроль со стороны областного управления Госстраха и атмосфера круговой поруки, связавшая весь небольшой коллектив инспекции в одну преступную шайку, – вот что способствовало тому, что преступление было раскрыто с таким запозданием.

После первых же итогов работы ревизоров и результатов графической экспертизы инспектора Зубихина, Серова, Гаврюшина и главный бухгалтер Ручьева поняли, что отказываться и дальше в содеянном бесполезно. Все они полностью признали свою вину.

И только один работник инспекции – ее начальник Арбузов категорически, самым решительным образом отрицал свою самую малейшую причастность к этому делу. И в самом деле, ни на одном документе, сфабрикованном преступниками, нет подписи Арбузова.

Да и сами обвиняемые об участии Арбузова в преступлениях ничего не говорили. Только в одном протоколе допроса агента Сухаревой было сказано, что незаконный договор страхования на ее дядю был оформлен по указанию Арбузова. Однако и здесь его подписи не было.

– Никогда я такого указания не давал, – спокойно сказал Арбузов, – да и дать не мог. Мне гораздо дороже моя репутация честного человека.

Действительно, личное дело Арбузова было безупречным. До войны окончил финансово-кредитный техникум и работал в районном финансовом отделе в Сибири. Во время войны был на фронте, в финчасти армии, награжден несколькими медалями.

После войны вернулся домой, женился, но через несколько лет с женой развелся и, женившись второй раз, переехал с молодой супругой сюда, в Устиновск. Здесь живет уже больше десяти лет. Алименты на ребенка первой жене платил аккуратно, посылал даже несколько посылок.

– Единственно, в чем я действительно виноват, – в халатном отношении к исполнению служебных обязанностей, – сказал Арбузов, – я слишком слепо верил моим подчиненным, доверял тем ревизиям, которые проводились областными ревизорами. Готов нести за это ответственность.

Однако в процессе ведения следствия Алексей Иванович Журин совершенно отчетливо сознавал, улавливал это по недомолвкам, по взглядам работниц инспекции: виноват Арбузов во всем происшедшем, и виноват, пожалуй, больше других.

«Почему же они молчат? – думал следователь. – Конечно, Арбузов человек крутого нрава и держал их в руках крепко. Они даже и здесь, на очных ставках, держались с ним почтительно».

Но вот как-то на допросе инспектор Зубихина вполголоса обронила фразу, которая сразу пролила на многое свет.

– Мы люди маленькие, – буркнула она, – мы по рыбалкам не разъезжаем.

Стало быть, они боялись, что Арбузову благодаря своим связям удастся выйти сухим из воды и им никто не поверит. Следователь так повел дело, дал понять подследственным, что от них ждут честного и полного признания. Только оно может им как-то помочь, только это будет учтено на суде. А суд им предстоит суровый – хищение государственных средств в особо крупных размерах.

И вот показания Серовой, Гаврюшиной:

– Арбузов постоянно в течение нескольких лет брал у нас деньги. Брал как будто взаймы, но никогда не отдавал.

– Он давал вам расписки?

– Нет, кто же будет требовать расписку у своего начальника?

Третья обвиняемая Зубихина на очередном допросе заявила так:

– Если бы Арбузов не обложил всех нас такими постоянными поборами, мы бы никогда, наверное, и не додумались до того, чтобы списывать деньги старыми документами. А от его чуть не ежедневных требований «денег, денег» нам просто стало невмоготу. Надо было искать какой-то выход...

Следователь Журин в декабре 1969 года пришел к прокурору Столярову за санкцией на арест. Первой значилась фамилия Арбузова.

Прокурор внимательно еще раз перечитал все протоколы допросов, очных ставок и написал:

«Санкционирую».

На последующих допросах вся картина действий преступной шайки предстала во всех деталях.

Однажды обвиняемая Зубихина, женщина боевая и острая на язык, попросила принести ей счеты и сказала:

– Сегодня я вам расскажу все и даже попробую хоть примерно все проиллюстрировать в цифрах. Пусть ваш человек только успевает записывать.

– Ничего, успеет, – успокоил ее Журин, – это наш практикант, а он владеет стенографией. Рассказывайте.

– Вот и хорошо. Стало быть, я начну с того, что вам уже говорила: Арбузов брал деньги из кассы Госстраха если не каждый день, то в неделю пять раз. Не меньше. Это уж в обязательном порядке. Хотя я лично и сомневаюсь, делал ли он выходные дни для этого дела.

Деньги Арбузов брал в основном у меня. Если меня нет – у Серовой. Если нет нас обеих – у Гаврюшиной. Когда мы появляемся в инспекции, Гаврюшина говорит: «Арбузов взял деньги». Мы ей отдаем.

– А много ли он брал? – спросил Журин.

– Брал разными суммами – по десять, двадцать пять, тридцать, пятьдесят, семьдесят, и были случаи по сто рублей, но это редко. Пятьдесят, семьдесят рублей – чаще, эти суммы мне очень запомнились.

А теперь, – с этими словами Зубихина подвинула к себе счеты, – давайте подсчитаем, сколько же это падает в среднем на день. Сложим все эти суммы, – и рука ее привычно забегала по костяшкам счетов, десять плюс двадцать пять плюс тридцать плюс пятьдесят плюс семьдесят. Итого сто восемьдесят пять. Делим на пять дней. Предположим, что он делал два выходных. Получаем тридцать семь рублей. Продолжалась эта история пять лет, значит, 1825 дней. Умножим на тридцать семь. Получаем круглую сумму – шестьдесят восемь тысяч пятьсот двадцать пять рублей.

Имейте в виду, это он забирал только чистыми деньгами. Без вычетов, без налогов. И без отдачи, разумеется.

– Что вы давали Арбузову, кроме денег?

– Как что?! А продукты, а вечера, которые у него устраивались! Ему выделяли, кроме того, долю из премий, незаконно начисленных агентам.

Возьмите хотя бы продукты. Как минимум, Арбузову (или его жене, иногда посылали даже девочку) вручали два раза в неделю, а то и чаще две бутылки коньяку, бутылку водки. Вот и считайте, каждый такой сверток стоит примерно двадцать рублей. Два свертка в неделю. Сто четыре в год. Перемножьте все на пять лет.

– Но куда ему столько денег, водки, коньяку?

– У Арбузова много друзей. Мы-то их хорошо всех изучили за пять лет. Друзья, дружки, приятели, знакомые. Человек он общительный. Широкая натура. В инспекции как молодой месяц – появится, возьмет денег и отправляется по своим делам. Скажет нам, что ему нужна какая-то амбарная книга. Он за ней тысячу раз ездил. А то наговорит: поеду за рыбой, для всех привезу. Ни разу в глаза ни одного рыбного хвоста от него не видели. То у него сборы, то совещание в исполкоме.

Короче говоря, ежедневная беготня, никогда он на месте не сидел. Деньги ему покоя не давали. Дружков спаивал.

Сколько покупали вещей – жене, детям, самому Арбузову, – всего и не упомнишь.

Или, скажем, праздники. Перед каждым приходит ко мне: «Любовь Ивановна, надо подбросить девочкам что-нибудь». Я-то уже знала, что это значит. Бухгалтерам, рядовым инспекторам – по десять рублей, а его жене – обязательно тридцать.

– Позвольте, но ведь жена Арбузова не работает в инспекции?

– Это не имело значения. Давали, да еще тройную норму. Но ведь денег на такие премии нам никто не выделял. Откуда их брать? Вот Арбузов и сейчас у вас тут отпирается во всем – я ничего не знал, куда шли присвоенные нами деньги. Знал, отлично знал. Не такой он простачок. Он и тогда делал вид, что не догадывается, и теперь на этом играет: обманули, дескать, меня, простофилю, эти мошенницы.

Опять, однако, отложим на счетах некоторые суммы, что выделяли мадам Арбузовой. Три праздника в году по тридцать рублей – пять лет. Получаем четыреста пятьдесят рублей. Приплюсуем их к общей, семейной арбузовской сумме.

Теперь возьмем гулянки. Приблизительно прикинем: раз в месяц мы собирались у Арбузова. Конечно, бывало и чаще, но возьмем за среднее один раз. Стол обходился всякий раз не дешевле двухсот рублей. Мы между собой часто потом подсчитывали. Продукты, коньяк, водку закупали я и Серова. Если что-то нельзя было достать в Устиновске из продуктов или спиртного, ездили в другие города, в областной центр. А были случаи, когда не за вещами, а только исключительно за продуктами ездили в Москву, в Киев, в Одессу. Посылал нас сам Арбузов. Он и этого сейчас не помнит, но, может, постарается и припомнит. Мы ему поможем, есть свидетели.

– Назовите, пожалуйста, свидетелей.

– Записывайте.

И Зубихина продиктовала практиканту, который вел протокол, фамилии нескольких людей, видевших, как они отправлялись в дальние вояжи, как возвращались, груженные сумками и чемоданами. Она назвала и шоферов, на машинах которых совершались ближние рейсы.

– Бывало и так, – продолжала свои показания Зубихина, – мы всего наготовим, закупим, принесем, накроем на стол, а сидеть за этим столом нам и не приходилось, потому что там собирались дружки и приятели Арбузова, нам уже и места не хватало.

– Назовите фамилии тех, кто бывал у Арбузова на таких гулянках, – предложил следователь.

– Кого я лично знаю и сама там видела, тех всех назову. Записывайте.

По подсчету, который вела здесь же, на допросе, Зубихина, получалось, что на подобные банкеты у Арбузова в доме истрачено было за пять лет еще не меньше шести тысяч двухсот рублей.

– И их приплюсуем туда же.

На этом первая часть допроса Зубихиной закончена: обвиняемой надо было отдохнуть, собраться с мыслями, чтобы продолжать свои показания.

Вечером Алексей Иванович Журин, докладывая прокурору города о ходе следствия, познакомил его и с первой частью протокола допроса Зубихиной.

– Это очень важные показания, – прочитав их, сказал Столяров. – Очевидно, вместе с обвинительным заключением нам придется подготовить специальное представление об этом окружении Арбузова – для горкома партии.

– Хорошо. Я такое представление подготовлю.

Допрос Зубихиной продолжался на следующий день. Она снова сидела со счетами, на столе перед ней были разложены какие-то бумаги с записями.

– Все-то разве можно упомнить, – начала она, – это за все годы надо было вести целую «энциклопедию». Мы, правда, вели большую тетрадь всех таких расходов и то перед ревизией в 1969 году порвали ее. А надо было бы ее сберечь. Да и эта тетрадь, конечно, ничего не могла дать. Арбузов там роспись свою не ставил.

Часто ездили по разным городам, как я уже говорила, в Москву, Киев, Одессу за промтоварами. Посылал Арбузов или его жена. Да, она тоже придет и начнет говорить: «Девочки, нет костюма, рубашки, туфель», словом, найдет причины. Мы ей скажем: «Сходите в магазин». – «Да нет, здесь того, что нужно, не найдешь, куда-нибудь подальше надо съездить». Они, его жена и сам Арбузов, не скажут так просто, открыто, а будут намекать прозрачно так, что их надо понять, что они хотят. Мы-то понимали их.

В Москву, в Киев, Одессу ездили и с Гаврюшиной, и с Серовой, и одна я ездила по его приказу или просьбе.

Я думаю, значения это не имеет, как было сказано, приказ или просьба. Если, скажем, приказ, то он должен писаться в книге, но в книге приказов этого записано не было. Так что, можно сказать, то были просьбы.

Арбузову покупали два костюма. Один, мне так помнится, в 1967-м и другой – в 1968 году, точно сейчас не скажешь, прошло время. Костюмы покупали с Гаврюшиной и один, мне думается, с Серовой, а точно не помню. Костюмы стоят примерно по девяносто рублей. Два костюма. Осеннее пальто, точно не помню, кажется, семьдесят рублей, возможно, дороже, но не дешевле. Брюки тридцать рублей, ботинки черные две пары – шестьдесят, свитер – шестьдесят, две кофты – двести рублей, жене сарафан и кофту покупали и детям: девочке платья и что-то мальчику примерно на сто двадцать рублей, нейлоновые рубашки на сто пятьдесят. Все, конечно, не упомню. Но вот что-то около семисот пятидесяти рублей – на такую сумму было приобретено носильных вещей для семейства уважаемого Арбузова. Может, он и этого не припомнит? Опять-таки поможем. Люди знают.

Когда ездили в большие города, ведь оттуда везешь и продукты хорошие – черную икру, рыбу, апельсины, мандарины, коньяк. Где мы все это брали? Конечно, в магазинах такого товара не всегда найдешь, а в очереди стоять нам некогда – все это доставали в ресторанах по завышенной цене, потому что там продают с наценкой. Ездили примерно пять раз в год, возможно, в каком году меньше, в каком больше, я сейчас точно не могу сказать. Возьмем даже по сто рублей, и то получается – полторы тысячи было израсходовано.

У себя в Госстрахе мы собирались, ну, конечно, не каждый день, но частенько. Все какие-нибудь мероприятия придумывали, чтобы погулять. Если Арбузов не оставался, то ему отдавали бутылку коньяку и закуски. Выходило это примерно рублей на пятнадцать. Опять если подсчитать, сколько это выйдет за пять лет, то получится около четырех тысяч. А мясо все время мы с Серовой покупали. Арбузов подходит и говорит, что мяса нет в доме у них. Сходим на рынок – если там нет, так, значит, едем в областной центр, везем мясо, рыбу. Когда-нибудь кто видел жену Арбузова либо его самого на рынке и в магазине? Хотя супруга его – самая настоящая тунеядка, нигде не работала. Да они и понятия не имели, как в магазин ходить. Но ведь не одним воздухом они питались. А им, Арбузовым, приносили и привозили Зубихина и Серова. Ведь очень многие люди в городе нас видели почти каждый день, как мы сумками приносили. Что, разве у Зубихиной и у Серовой семьи из десяти человек состоят, что они каждый день сумками таскают? Я думаю, что глупый ребенок и тот поймет, но людей обмануть трудно, каждый день сумки нести или везти на трех-четырех человек. Вот и считайте: четыре килограмма мяса надо им на неделю, а то и больше на их семью, а брали мясо хорошее, на рынке – это самая малая цена три рубля, рыбы рублей на пять возьмешь, еще курочку, да еще то ножки, то рожки, то печень. Вот и подсчитаем. Еще надо прибавить семь тысяч шестьсот пятьдесят. В общей сложности не маленький куш получается – смотрите, девяносто четыре тысячи пятьсот. Почти сто тысяч! Ну что ж поделаешь, когда расходовали, не считали, а пришел час подсчета, даже своим глазам трудно поверить, что такая сумма могла всплыть. А ведь как будто бы и незаметно было. Да это, конечно, но все вспомнить не могу, возможно, все же заговорит у Арбузова совесть чистосердечно признаться и дополнить мои подсчеты. А сколько других было мероприятий, когда провожали на пенсию – опять расходы, дни рождения, проводы на курорт, встречи из командировок...

Следователи тщательно проверяли каждый факт из показаний Зубихиной. Были допрошены все названные ею лица, проверены путевые листы на те машины, которые курсировали по заданиям Арбузова. В результате в руки следствия поступили новые неопровержимые доказательства вины преступной группы из инспекции Госстраха и, в частности, бывшего начальника инспекции Арбузова.

Аналогичные показаниям Зубихиной дали и остальные участники хищений – старшие инспектора Серова и Гаврюшина, главный бухгалтер Ручьева.

Так, Серова детально рассказала о механике присвоения денег, получаемых но сфабрикованным документам, о том, каким образом эти деньги потом делились между ними, и о том, что львиную долю из них получал сам Арбузов.

– Он с самого начала поставил дело так, что мы выполняли любое его поручение, даже если оно не касалось служебных обязанностей. Держал нас в страхе, хотя нередко с нами и выпивал.

– Арбузов – человек хитрый, – рассказывала на допросе главбух Ручьева, – он застраховал себя кругом! Ни на одном сфальсифицированном документе вы его подписи не найдете. Все делалось чужими руками. Зато загребал он больше всех. Так, в третьем квартале 1968 года, когда делили процентное вознаграждение и премии, якобы заработанные несуществующими агентами, Арбузов присвоил себе более семисот рублей.