Текст книги "Охота на минотавра(сб)"

Автор книги: Николай Чадович

Соавторы: Юрий Брайдер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 69 страниц)

Глава 11
День удач и разочарований

Утро началось с неприятной новости. Кондаков как ушел вчера еще до полудня на поиски связей с азиатскими мафиози, так и не вернулся. Уже скоро сутки, как он не появлялся ни на службе, ни лома. И даже вестей о себе не подавал, что на него было совсем непохоже.

Многочисленная родня ветерана уже вовсю теребила руководство отдела, хорошо хоть, что до полковника Горемыкина этот слушок не успел дойти.

– Вот будет номер, если нашего деда в какой-нибудь опиумокурильне прикончили, – сказал Цимбаларь.

– Плохо ты его знаешь, – возразил Донцов. – Павла Фомича голыми руками не возьмешь.

– Голыми руками, может, и не возьмешь, а голой бабской дразнилкой – запросто. Он, между прочим, хоть и бывший марксист, но человек весьма страстный. Я это не понаслышке знаю. Подсунь ему какую-нибудь вертихвостку – сразу клюнет. А азиатские марухи не нашим чета. Они этот перепихнин с самого детства изучают. Как у нас домоводство. Больших высот в своем деле достигли. Любого бугая могут до смерти затрахать, а не то что дедушку, износившегося на службе отечеству.

– Ты заранее не паникуй. Еще, как говорится, не вечер. Вдруг и появится.

– Хрен он появится! – воскликнул в сердцах Цимбаларь. – Пропадет, как ягненок в волчьем логове. Мясо на фарш пустят, из шкуры кошельков наделают. Азиаты, одно слово. Давай никому не скажем, что мы к этому делу причастны. Дескать, действовал по личной инициативе. Пропал по собственной вине.

– Нельзя так, – покачал головой Донцов. – Мы его в эту историю втравили, нам его и выручать. Если к обеду не появится, отправимся на поиски. Пройдем по всей предполагаемой цепочке от начала до конца. Не может такого быть, чтобы где-нибудь следов не осталось.

Однако проблема, к счастью, вскоре разрешилась сама собой. Снизу позвонил дежурный и сказал не без издевки:

– На улицу выйдите. Вас там за углом дружок поджидает.

– Почему за углом? – удивился Донцов.

– Потому что за угол держаться можно, – ответил дежурный. – А на ровном месте ноги разъезжаются. Еще скажите спасибо, что я на вас начальству не настучал.

– Ничего себе! – присвистнул Цимбаларь, слышавший весь этот разговор. – Дает дедуся стране угля.

За углом стояли два глянцево-черных внедорожника, здоровенных, как автобусы. Тонированные стекла не позволяли разглядеть тех, кто находился внутри. Однако стоило только Донцову и Цимбаларю приблизиться, как дверцы машин распахнулись, причем все сразу.

«Как начнут сейчас из автоматов в упор палить!» – осенила Донцова запоздалая мысль, но, паче чаянья, все обошлось. Из машин на них пахнуло не пороховой гарью, а банальным перегаром.

В ближнем джипе находился Кондаков, пьяный вусмерть даже на первый взгляд, и несколько пожилых азиатов в одинаковых серых костюмах, с одинаковыми непроницаемыми физиономиями и с одинаковой стрижкой.

Различить их можно было следующим образом: у одного татуировки покрывали все открытые части тела, кроме лица, у другого щеку уродовал глубокий рваный шрам, а у третьего отсутствовали как татуировки, так и шрамы. За рулем находился еще один уроженец Юго-Восточной Азии, но этот выглядел помоложе, и авторитетом среди соотечественников, судя по всему, не пользовался.

Задняя машина была набита девушками – очень маленькими, очень симпатичными и опять же очень-очень одинаковыми.

Каждая из них соответствовала представлениям Цимбаларя об идеальной партнерше для чувственных утех. Марусе с привокзальной площади они были по титьки.

– Салют, – через силу выговорил Кондаков. – Устал. Р-ра-ботал всю ночь. Им-мею обнадеживающие результаты.

– Заметно, – отозвался Цимбаларь, который мог бы и не мешаться в разговор старших офицеров. – Налаживали сексуально-культурные связи с зарубежьем?

– Н-не только… Вот хочу представить. – Он сделал рукой широкий жест, попутно задев боковую стойку машины. – Оч-чень хорошие люди… Пламенные патриоты своей родины. И большие поклонники нашей. Товарищ То ранен при бомбежке Хайфона. Товарищ Те боролся с антинародным режимом в подполье. Товарищ Нгуен также пострадал от сайгонской клики. Просидел в ее застенках десять лет за экс-про-приацию банков.

Все товарищи, включая оставшегося без представления водителя, дружно закивали.

– Общий привет, – сказал Донцов, стараясь не вдыхать густые ароматы, исходящие из джипа. – Рад видеть, что вьетнамские товарищи отдают дань обычаям, издревле присущим нашему народу. Мир, дружба.

– Употребление алкоголя не входит в традиции нашего трудового народа, – безбожно коверкая слова, произнес товарищ То (тот, что со шрамом). – Мы переняли эту привычку у советских инструкторов, помогавших нам громить агрессоров на суше и в небе. В тот напряженный и ответственный момент партия не вынесла своего постановления по данному вопросу, что способствовало распространению в нашей стране этой пагубной привычки.

– Но уже есть директива, направленная на ее беспощадное искоренение, – добавил товарищ Те (тот, который не имел особых примет).

– Приятно слышать столь подробный и обоснованный ответ, – сказал Донцов, все время косясь на вторую машину, откуда им улыбался десяток очаровательных мордашек. – А что это за женщины?

Ответил Кондаков, что стоило ему немалых усилий:

– Черт их знает… Я сказал, что мне нужна женщина. Показал фото. Возможно, меня не совсем правильно поняли. Но если надо, забирайте всех скопом.

– Доан Динь Тхи среди вас есть? – крикнул Донцов в сторону второй машины.

– Дя, дя, есть, – охотно закивали головками все девушки сразу.

Татуированный товарищ Нгуен, от которого в отличие от остальных несло не перегаром, а чем-то вообще тошнотворным, внезапно горячо залопотал на своем языке, энергично жестикулируя обеими руками. Несколько раз в его сбивчивой речи проскальзывало имя Доан Динь Тхи.

– Что он хочет? – просил Донцов, по очереди обращаясь то к одному, то к другому русскоговорящему товарищу.

Однако адекватный перевод был получен лишь после того, как бывший экспроприатор банков (бывший говоря условно, поскольку его ловкие, жилистые руки могли взломать еще немало империалистических сейфов) закончил свой экспансивный монолог и лихо отдал честь, приставив ладонь к уху.

– Товарищ Нгуен хочет сказать, что хорошо знает девушку с таким именем, – пояснил товарищ Те. – В прошлом году он сам помог ей перебраться сюда с нашей счастливой родины. Она осталась должна ему большие деньги и куда-то пропала. Недавно она появилась опять, рассчиталась за все, включая неустойку, и попросила покровительства.

– Где она сейчас? – Вожделенная добыча замаячила чуть ли не в двух шагах от Донцова, и его сердце непроизвольно дрогнуло.

Впрочем, все оказалось не так уж просто. Товарищ Нгуен в силу своей занятости не мог знать, где в каждый отдельный момент находится каждая маленькая вьетнамская девушка, попавшая под его покровительство. Скорее всего ее пристроили к какому-либо общественно-полезному труду. Торговать на рынках дарами цветущей родины, или шить в мастерской модные и удобные носильные вещи.

В заключение товарищ Нгуен выразил надежду, что девушки, сопровождавшие их в этой плодотворной и поучительной поездке, ни в чем не уступают той самой Доан Динь Тхи, а, наоборот, воспитанием и кротостью значительно превосходят ее.

– Тут мы с вами целиком и полностью согласны. – Донцов, переимчивый по натуре, кивнул на восточный манер. – Но нам нужна именно Доан Динь Тхи.

Три авторитетных в своих кругах товарища вступили между собой в жаркую дискуссию, а Кондаков, находившийся уже на грани распада, мутно подмигивал Донцову и жестом римскою патриция, дарующего жизнь рабу-гладиатору, демонстрировал большой палец правой руки.

Цимбаларь обронил в сторону:

– Сейчас они эту Дунь-Дунь на такое дно упрячут, что ее даже сам вьетнамский бог не найдет… Кстати, кто там у них на небесах заправляет?

– Не знаю… Будда, наверное… Или Карл Маркс.

Все внимание Донцова было сейчас сосредоточено на товарищах То, Те и Нгуене, явно пытающихся найти какой-то компромисс. Впрочем, прочесть что-либо на их плоских, малоподвижных лицах было не менее сложно, чем уловить смысл в мелодичной чирикающей речи.

Наконец совещание закончилось, и товарищ То, самый говорливый в этой компании, произнес с вопросительной интонацией:

– Вы обещаете, что Доан Динь Тхи не пострадает как в плане физическом, так и в плане нравственном?

– Само собой, – ответил Донцов. – Насколько я понимаю, она остается гражданкой своей страны, а следовательно, юрисдикции наших законов распространяется на нее в весьма ограниченной степени. Каждый свой шаг мы будем согласовывать с представителями консульства.

– Хорошо, мы сделаем для вас этот маленький подарок. Надеюсь, вы расцените его как залог нашей дальнейшей взаимовыгодной дружбы.

Товарищ То кивнул товарищу Нгуену, и тот вытащил из кармана мобильный телефон самой последней модели, где всяких функций и наворотов было больше, чем в служебном компьютере Донцова. Сразу после этого краткое сообщение улетело к адресату, в руках которого находилась судьба Доан Динь Тхи, известной также как Тамара Жалмаева и прочее, и прочее, и прочее.

– Сейчас вас отвезут куда следует. Там будет ждать человек, которому можно доверять. Он издали покажет вам девушку. Все остальное зависит от вас. Прошу в машину. – Товарищ То указал на второй джип, из которого спешно эвакуировались веселые пассажирки, все, как одна, одетые в яркие брючки-дудочки и короткие курточки на рыбьем меху.

Донцов, наблюдая эту сцену, успел подумать, что у нашенских девушек на таком промозглом ветру обязательно покраснели бы носы и заслезились глаза, а этих, только что прибывших из тропиков, ничего не берет – за крошечный носик мороз не укусит, в узкий глаз вихрь не задует, а на желтой коже никаких следов атмосферного воздействия вообще не заметно.

Хорошо хоть, что во второй машине пахло не перегаром, а дешевой косметикой и чем-то неуловимым, что всезнающий Цимбаларь охарактеризовал не совсем галантным словом «мандачина».

Молодой водитель управлялся с могучей машиной столь же ловко и бесцеремонно, как у себя дома с трехколесной велорикшей. Магнитола исполняла заунывные восточные мелодии. Похоже, жизнь с утра ладилась.

– Могли бы пару девах для компании оставить, – сказал Цимбаларь.

– Тебе одни девахи на уме… А пистолет ты прихватил? – поинтересовался Донцов.

– Не-е… В сейфе остался. Кто же знал, что мы прямо отсюда на операцию поедем.

– Ладно, как-нибудь с одной девчонкой справимся.

– Справимся, если никто не вмешается.

– Не должны… Нам ведь обещали содействие.

– А дед все же молодец. – Цимбаларь от избытка чувств даже хлопнул себя по ляжкам. – Если бы не он, мы бы эту Дринь-Дринь до новых веников искали.

– Не Дринь-Дринь, а Доан Динь Тхи, – поправил Донцов. – Разве трудно запомнить?

– Какая разница! Я в своей стране живу и ломать язык из-за какой-то чучмечки не собираюсь. Развелись, понимаешь, всякие Мангышлаки да Фудзиямы.

– У тебя тоже фамилия не Иванов.

– Мои предки три века этой стране служат. Почитай историю. Там прямо так и сказано: «Лучшими цимбалистами на Руси были польские жиды и волошские цыгане». Вот от этих цимбалистов и пошел наш род.

– Через три века на земле, наверное, ни русских, ни цыган, ни вьетнамцев не останется. Все перемешаются, – сказал Донцов.

– Это в том случае, если люди на земле вообще уцелеют, – добавил Цимбаларь. – Про процесс депопуляции слышал? К краху идет род человеческий. В сперме мужчин сперматозоидов в десять раз меньше, чем полсотни лет тому назад, а случаев рака, наоборот, в десять раз больше. И никакая тут медицина не поможет. Вымрем скоро, как допотопные ящеры.

– А тебе бы все каркать. Лучше бы какую-нибудь приятную новость рассказал.

– Вот поймаем эту Дрю-Дрю, и будет тебе приятная новость.

Беседуя таким образом, они подъехали к рынку, но не к родимому Октябрьскому, где бандиты, наверное, до сих пор принимали заказы для Ухарева, а к другому, куда более обширному, расположенному за Кольцевой автострадой.

У въезда на стоянку их ожидал вьетнамец, одетый уже не в представительский костюм, а в самый распоследний ширпотреб, благодаря стараниям его соотечественников ставший нынче чуть ли не униформой для жителей огромной страны, с запада ограниченной посевами бульбы, а с востока плантациями гаоляна.

Обменявшись с водителем быстрым, но красноречивым взглядом, он коротко сказал: «Место сто девяносто пять» – и для наглядности продемонстрировал свою грязную ладошку, на которой тот же номер был написан химическим карандашом. После этого стукач исчез, словно сквозь землю провалился, что для потомка славных партизан, столько лет водивших за нос агрессоров, не составляло, наверное, никакого труда.

Рынок сам по себе являл собой целый город и, если верить схеме, установленной у входа, состоял из продовольственного, вещевого, автомобильного и строительного секторов, а то место, где приехавшие сейчас находились, представляло собой обыкновенную барахолку. Здесь торговали всяким штучным товаром, начиная от старых чугунных утюгов и кончая украденными с заводов расточными и фрезерными станками.

– Слушай, мне пробка к ванне нужна, – сказал Цимбаларь. – Может, поищем?

– Давай сначала дело сделаем. А то эти рынки затягивают не хуже игорных домов.

Все же одну покупку по пути пришлось сделать – моток тонкого капронового шнура, ведь, кроме пистолета, они забыли прихватить с собой и наручники.

Первая коммерческая палатка, на которую они вышли, покинув территорию барахолки, имела номер где-то за шесть сотен.

– Не с той стороны сунулись, – констатировал Цимбаларь. – Придется крюк делать.

Проплутав немалое время среди пирамид обуви, тюков трикотажа, штабелей галантереи, леса зонтиков, бастионов теле – и видеоаппаратуры, ковровых развалов, шубных стад и частокола задранных вверх женских ножек, предназначенных для демонстрации чулок, они в конце концов добрались до искомой торговой точки, представлявшей собой тесный загон, изнутри сплошь завешенный кожаными куртками, во всех приличных странах вышедшими из моды лет этак пять назад, а скорее всего вообще никогда там в моду не входившими.

Покупатели этим товаром почти не интересовались, и Донцов с Цимбаларем, дабы зря не светиться, встали в сторонке. В загоне топтался сухонький старичок, похожий на буддийского святого, находящегося в последней стадии аскезы.

– Приплыли, – сказал Цимбаларь. – Скорее это не девушка Динь-Динь, а дедушка Дрыг-Дрыг.

– Не пори горячку, – ответил Донцов. – Постоим, посмотрим…

От долгого скитания по людному рынку и от резкого запаха дешевых товаров у него начала кружиться голова, а к горлу подкатывала тошнота. Пришлось даже съесть горсть сравнительно чистого снега, сохранившегося на подоконнике заколоченного павильона.

Цимбаларь, неправильно истолковавший такое поведение коллеги, немедленно предложил:

– Давай за пивом сгоняю. У меня самого все нутро пересохло.

– Потом, – остановил его Донцов.

В загончик завернул мужчина, габариты которого не позволяли надеяться на успешное завершение сделки. На такую фигуру куртку следовало шить не из свиней и телят, а из африканских носорогов.

Тем не менее старичок смело вступил в единоборство с этим богатырем, и чувствовалось, что просто так он его от себя не отпустит. Перемерив весь имеющийся под рукой товар, хозяин что-то гортанно крикнул внутрь заведения.

– Смотри, смотри. – Донцов толкнул Цимбаларя локтем. На арене, так сказать, появилась девушка с типичной для этого рынка внешностью, несущая на шесте нечто напоминавшее хоругвь татаро-монгольского войска, но на самом деле оказавшееся демисезонной курткой примерно так семидесятого размера.

– Похожа? – осведомился Донцов, сравнивая девушку с розыскной фотографией, срочно извлеченной из бумажника.

– Может, похожа. А может, и нет, – вздохнул Цимбаларь. – Дурку мы сваляли. Надо было кого-нибудь для опознания пригласить. Хотя бы вчерашнего фотографа.

– Это верно, – согласился Донцов. – Кто же знал, что все так внезапно случится…

Совместными усилиями куртку все же натянули на богатыря, и он ушел, предварительно выторговав пять баксов. Девушка собралась возвращаться обратно.

– Начнем, – сказал Донцов. – Сами как-нибудь разберемся.

Оказавшись в загоне, выполнявшем роль одновременно и выставочного зала, и примерочной, и кассы, они распределились таким образом, что Донцов перекрыл ход наружу, а Цимбаларь, соответственно, внутрь.

– Привет, хозяин, – сказал Донцов. – Как вашу помощницу зовут?

– Зачем тебе? – Старик улыбнулся беззубым ртом. – Жениться хочешь?

– Почему бы и нет. Ну а все же?

– У нас своего имени девушки чужим людям не говорят.

– А нам придется сказать. – Он раскрыл перед носом старика удостоверение.

Цимбаларь уже растопырил руки, как паук-кровосос, нацелившийся на неосторожную мошку, но девушка не предпринимала никаких попыток к побегу. Она стояла как вкопанная, бессильно уронив тонкие руки, и обильные слезы навертывались на ее глазах, хорошо замаскированных тяжелыми раскосыми веками. И вообще это хрупкое создание совсем не походило на ту махровую авантюристку, портрет которой Донцов заранее составил для себя.

Со слов старичка скоро выяснилось, что девушку действительно зовут Доан Динь Тхи, сюда она приехала для того, чтобы познакомиться с достопримечательностями великой дружественной страны, но нехорошие люди украли у нее все документы, и вот он, всеми уважаемый Фань Мин, взял несчастную к себе в услужение.

– Знакомая песня, – буркнул Цимбаларь, поигрывая капроновым шнуром. – Да только мотив надоел. Пора бы что-нибудь новенькое придумать.

– Она живет с вами? – спросил Донцов. – Где ее вещи?

Старичок объяснил, что девушка нашла себе приют в общежитии, где проживают и другие вьетнамцы, торгующие на этом рынке, а вещей у нее раз, два и обчелся, все в маленькой сумке вмещается.

– Мы ее заберем с собой, – сказал Донцов. – А вы пока оставайтесь здесь, и без нее домой не возвращайтесь. Понятно?

Старичок приложил руки к груди и ответил в том смысле, что, если могучий тигр разговаривает с бедным козлом, тому все становится понятно заранее.

– Дисциплинированный народ, – заметил Цимбаларь. – С такими приятно иметь дело.

– Да уж, с цыганами, конечно, не сравнишь. Несколько минут они решали, как поступить с девушкой – обыскать на месте или повременить.

– По закону нельзя, – говорил Донцов. – Противоположный пол.

– Нет у нее никакого пола, – возражал Цимбаларь. – Сам видишь – ни сисек, ни зада. А вот перо или какую-нибудь спицу припрятать в интимном месте вполне могла. Засмеют нас, если упустим.

– Ладно, я ничего не вижу. – Донцов отвернулся. Сопение, с которым Цимбаларь выполнял любую важную работу – печатал ли на машинке постановление на арест, молотил ли кулаками соперника на ринге или огуливал бабу (со слов тех самых баб), – длилось минут пять, после чего последовало резюме: «Ничего нет».

По молчаливому согласию пленницу решили не связывать. Уж очень комично выглядела бы со стороны эта троица – двое здоровенных мужчин, один бледный, другой багроволицый, ведут на веревке тоненькую, нежную девушку. Ну прямо Зоя Космодемьянская в лапах фашистских палачей.

Всю дорогу до отдела она молчала, не проронив ни звука, и только слезы, непрерывно катившиеся из глаз, сигнализировали чужому и равнодушному миру – беда, беда, беда, со мной случилась беда.

В отделе, в комнате, предназначенной для допросов, где вся скудная мебель была намертво прикручена к полу, а из стены торчали специальные кольца для крепления наручников, выяснилось, что Доан Динь Тхи совершенно не понимает русского языка, или очень ловко это симулирует.

Алексей Игнатьевич Шкурдюк, старшая сестра психиатрической клиники и фотограф Ростислав Петрович, поочередно вызванные для опознания, безошибочно указали на девушку, сидевшую среди двух других своих соотечественниц соответствующего возраста и схожей внешности.

Доан Динь Тхи с ужасом взирала на происходящее, вздрагивала каждый раз, когда пришлые люди тыкали в нее пальцем, что-то бессвязно бормотала, прижав кулачки к щекам, и отказывалась от всего, что ей предлагали – от воды, от сигарет, от бутербродов.

Дело пошло на лад лишь после того, как из консульства прибыл переводчик. С ним она заговорила не то что охотно, а взахлеб, словно с родным отцом после долгой разлуки. Немного успокоившись, Доан Динь Тхи подробно ответила на все вопросы, которые задал ей через переводчика Донцов.

К концу дня вырисовалась примерно следующая картина.

Она родилась в глухой горной деревне, где за годы новой власти мало что изменилось, где люди выращивали на полях-террасах богарный [13]13
  Богарный рис – неполивной.


[Закрыть]рис, чай и батат, пасли буйволов, охотились за дикими свиньями и даже не помышляли о путешествиях в дальние страны.

Однажды, примерно с год назад (в свое время девушка посещала начальную школу, умела читать и ориентировалась в календаре), когда Доан Динь Тхи в одиночку шла по лесной тропинке, с ней случилось что-то вроде припадка (судя по описаниям – эпилептического).

Некоторое время она не могла пошевелись ни рукой, ни ногой, но постепенно овладела своим телом и в сумерках добралась до родного дома, однако уснуть в ту ночь так и не смогла – ее всю трясло, как в лихорадке, сознание застилали кошмары.

Врача в деревне не имелось, и за лечение девушки взялся местный знахарь. Она выполнила все его предписания, приносила жертвы богам, пила горькие травяные настои, ела помет черной курицы, но все это помогало мало, а лучше сказать – вообще не помогало.

Хотя Доан Динь Тхи и вернулась к ежедневному труду (иного выхода в бедной многодетной семье, где она была старшим ребенком, просто не существовало), но по-прежнему чувствовала себя неважно – тревожно спала, страдала слуховыми и визуальными галлюцинациями, а иногда ловила себя на том, что действует помимо собственной воли, словно сомнамбула (это сравнение, как и некоторые предыдущие, надлежит оставить на совести переводчика).

Спустя месяц, когда Доан Динь Тхи опять находилась в одиночестве, ее застиг новый сильнейший приступ странной болезни. Дальнейшее девушка помнила урывками.

Каким – то непонятным образом она оказалась вдруг в большом городе на берегу океана, где по улицам катили тысячи велосипедистов сразу, где ночные улицы освещал волшебный свет (до этого об электричестве девушка знала только понаслышке), и где ей впервые довелось отведать мороженого и кока-колы.

Кто присматривал за ней в то время и откуда брались деньги на жизнь, девушка не знала.

Потом начались еще более странные события. Доан Динь Тхи очутилась внутри огромной железной птицы, с ревом взмывающей в небо. От воздушной болтанки и новизны впечатлений ее стошнило прямо в самолете. Все дальнейшее целиком выветрилось из памяти.

Очередная серия впечатлений гоже была связана с городом, но уже совсем другим многоэтажным, серым, холодным, задуваемым белым снегом. Здесь не было велосипедистов, зато потоки автомашин напоминали горные реки во время разлива.

Облаченная в диковинные одежды, она бродила по улицам этого чужого города, не понимая ни одного слова на вывесках и ни единой фразы из уст прохожих. Целый год прошел как в глубоком, кошмарном сне, лишь иногда девушка как бы просыпалась на краткое время, каждый раз поражаясь непонятным и пугающим событиям, в которые она была вовлечена.

Окончательно Доан Динь Тхи очнулась на рынке у дядюшки Фаня пять дней тому назад, и с тех пор помогает ему, потому что ничего другого делать не умеет. Она потихоньку учится языку этой страны, и мечтает вернуться домой, но для этого нужно очень много денег, которые она вряд ли когда заработает.

За время, прошедшее после того, как девушка покинула родину, на ее теле появилось несколько шрамов, происхождение которых она объяснить не может. Изменились и привычки, теперь ее все время тянет к кофе и табаку.

Тех людей, которые заходили и указывали на нее пальцем, Доан Динь Тхи прежде никогда не видела. Человека по имени Нгуен, приметного своими татуировками, она не знает. И вообще, дядюшка Фань – единственное живое существо, с которым она вступила за последний год в осознанный контакт.

Все дальнейшие попытки вызвать девушку на откровенность окончились безрезультатно. Внятно она могла произнести только несколько простейших русских слов, судя по их подбору, услышанных на рынке.

Ни белый медицинский халат, ни подкладное судно, ни долларовые купюры, ни фотоаппарат не пробудили в ней никаких ассоциаций. По словам Доан Динь Тхи, все это, кроме долларов, она видела впервые. Доллары ей показывал дядюшка Фань.

Зыбкая темнота неспокойной ночи вновь накрыла город, а допрос все тянулся и тянулся. Таким разбитым, как нынче, Донцов не ощущал себя даже в тот день, когда удалось задержать киллера Ухарева.

– Постарайся вспомнить, каким именем тебя называли здесь.

Внимательно выслушав переводчика, Доан Динь Тхи кивнула и, ткнув себя пальцем в грудь, произнесла с тарабарским акцентом:

– Я Олег Наметкин.

Это уж, как говорится, был полный отпад!