Текст книги "Полное собрание сочинений в 10 томах. Том 2. Стихотворения. Поэмы (1910–1913)"
Автор книги: Николай Гумилев
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
120
Этот город воды, колоннад и мостов,
Верно, снился тому, кто, сжимая виски,
Упоительный опиум странных стихов,
Задыхаясь, вдыхал после ночи тоски.
В освещенных витринах горят зеркала,
Но по улицам крадется тихая темь,
А колонна крылатого льва подняла,
И гиганты на башне ударили семь.
На соборе прохожий еще различит
Византийских мозаик торжественный блеск
И услышит, как с темной лагуны звучит
Возвращаемый медленно волнами плеск.
121
Над морем встал ночной туман,
Но сквозь туман еще светлее
Горит луна – большой тюльпан
Заоблачной оранжереи.
Экватор спит, пересечен
Двенадцатым меридианом,
И сон как будто уж не сон
Под пламенеющим тюльпаном.
Уже не сон, а забытье,
И забытья в нем даже мало,
То каменное бытие,
Сознанье темное металла.
И в этом месте с давних пор,
Как тигр по заросли дремучей,
Как гордость хищнических свор,
Голландец кружится летучий.
Мертвец, но сердце мертвеца
Полно и молний и туманов,
Им овладело до конца
Безумье темное тюльпанов.
Не красных и не золотых,
Рожденных здесь в пучине тесной
Т<...> что огненнее их,
Тюльпан качается небесный.
Другие редакции и варианты
Варианты приводятся согласно порядку стихов в основном тексте. Под нумерацией строк (или строф) указывается источник варианта, оговоренный в комментариях. Если он не указан, это означает, что источник тот же, что и для предыдущего варианта.
Если текст ранней редакции коренным образом отличается от окончательного, он воспроизводится целиком. Авторская орфография не исправляется.
2
1, ПС 1923
Всё чисто для чистого взора,
5
Пойду я в далекие рощи,
7
Где б ельник корявый и тощий
12
С бескровным, землистым лицом.
14
Заклятьем венца и сумы,
16
Мне снились бы своды тюрьмы.
4
Антология изд-ва «Мусагет»
без загл.
1
Я тело в кресла уроню,
40
Я тело в кресла уроню,
9
«Сатирикон»
без загл.
2
Выхваляет ее стан и лицо,
20
И над ним насмеялась дочь.
10
«Северные цветы»
без загл.
1
Наступала ночь. Догорал камин,
6
В восемьдесят душ был мой караван.
11
Мы рубили лес, засыпали рвы,
17
И в Стране Озер семь больших племен
11
«Грех», автограф
без загл.
1, автограф
...Христос сказал: убогие блаженны
6, «Грех»
Христос! Христос! А как же те, другие,
6, автограф
Христос, Христос, но как же те, другие,
7, «Грех», автограф
Чьей мыслью мы живем теперь и дышим,
8, «Грех»
Чьи имена звучат нам, как девизы?
8, автограф
Чьи имена звучат нам, как девизы,
12
подзаг., «Аполлон»
(Поэма в четырех песнях)
90
Без тревожных снов не мог уснуть.
109
Сколько их в былом! А в настоящем —
111
Вместо песен тяжкие труды
137
В их рогах гнездится ужас черный,
179
Умный кормщик, рыцарь иль пират.
Песнь четвертая
Мы взошли по горному карнизу
Так высоко за гнездом орла;
Вечер сбросил золотую ризу,
И она на западе легла;
В небе загорались звезды; снизу
Наплывала голубая мгла.
Муза, ты дрожишь, как в лихорадке,
Взор горит и кудри в беспорядке.
Что с тобой? Разгаданы загадки,
Хитрую распутали мы сеть...
Успокойся, Муза, чтобы петь,
Нужен голос ясный, словно медь!
Голосом глубоким и кристальным
Славу тополям пирамидальным
Мы с тобою ныне воспоем,
Славу рекам в блеске золотом,
Розовым деревьям, и миндальным,
И всему, что видим мы вдвоем.
Новый мир, как девушка, невинный!..
Кто ж прольет девическую кровь?
Кто визжаньем пил, как чарой винной,
Одурманит лес еще пустынный,
Острым плугом взрежет эту новь
И заплатит мукой за любовь?
Знаю! Сердце девушек бесстрастно,
Как они, не мучить никому:
Огонек болот отравит тьму,
Отуманит душу шум неясный,
Подкрадется ягуар опасный,
Победитель, к лоту твоему.
Крик... движенье... и потонет в бездне
Той, что ночи Севера беззвездней,
Слишком много увидавший взгляд.
Здесь любовь несет с собой болезни,
Здесь растенья кроют сладкий яд,
И о крови боги говорят.
Но напрасно! Воли человечьей
Не сдержать ни ядам, ни богам!
В глубине пещер, по берегам
Тихих рек, по чащам и по рвам,
Всюду, всюду, близко и далече,
Запоют, пройдут людские речи.
Поднимайся занавес времен
И развейся сумрачная чара!
Каждый павший будет отомщен
Силою возвратного удара,
Зов свобод здесь кинет Вашингтон
И пройдет, как молния, Пизарро.
Девушка, игравшая судьбой,
Сделается нежною женой,
Милым сотоварищем в работе...
Водопады с пеной ледяной,
Островки, забытые в болоте,
Вы для жизни духа оживете!
Друг за другом встанут города,
Там забрызжет детский смех, и деды
Заведут спокойные беседы,
Вспоминая старые года...
Но безумцы, те уйдут туда,
Где еще не веял стяг победы.
Потому что Бог их – Бог измен!
Путник, Он идет над звездным севом,
Он всечасно хочет перемен;
Белизна нагих Его колен,
Вздох, звучащий солнечным напевом,
Снятся только ангелам и девам.
Странный Бог, не ведающий зла,
Честный, как летящая стрела,
Чуждая и круга, и угла,
Стройный Бог с душою пьяной снами,
Легкими и быстрыми шагами
Вдаль и вдаль идущий над мирами!
Голос твой, о Муза, точно рог, —
Он сродни тебе, веселый Бог!
Эти губы алого коралла
Ты когда-то в небе целовала,
Ты уже касалась этих ног
С их отливом бледного опала.
Заповедь его нам назови,
Дай нам знак, что ты пришла оттуда!
Каждый вестник был досель Иуда.
Мы устали. Мы так жаждем чуда.
Мы так жаждем истинной любви...
– Будь как Бог: иди, лети, плыви!
14
загл., автограф 1
Тоска по морю
автографы 1, 2
без посвящ.
2, автограф 2
Говорю – мои слова так злы,
3, автограф 1
Ах, когда ж я вновь увижу в море
3, автограф 2
Ах, когда бы вновь увидеть в море
8
Ничего в грядущем, кроме звезд.
10, автограф 1
Смог когда-то очень угодить,
между 12 и 13
Я томлюсь, мне многого не надо,
Только – моря с четырех сторон.
Не была ль сестрою мне наяда,
Нежным братом лапчатый тритон?
16
Грыз ее и бил в глухой тоске!
16, автограф 2
Грыз ее и бил в глухой тоске.
16
20, «Русская мысль»
И мне всё неможется,
23, «Русская мысль», ПС 1922
Березку подрытую
18
автограф
без загл.
1
В вазах было томленье умирающих лилий.
3
О Леконте де Лиле мы тогда говорили,
6–9
И читали спокойно, и шептали – «не тот!»
...Но тогда нам сверкнули все слова, все истомы,
Как кочевницы-звезды, что восходят раз в год.
Было тихо, так тихо, и пред нами воскресли
21
загл., автограф 2
Warum
автограф 3
без загл.
1
Каждый вечер в саду рокотал соловей
3
И томила весна... но она не пришла
9–10, автограф 2
Не себя – я умею забыться грустя;
Не ее – если хочет, пусть будет такой,
9–10, автограф 3
Ни себя... мне отрадно <склоняться?> грустя
Ни ее... если хочет пусть будет такой
11, автограф 2
– Но за что этот день, как больное дитя,
22
загл., автограф 2
Мыльные пузыри
1–2
Какая скучная забота —
Пусканье мыльных пузырей!
4
Нам карты сдал без козырей.
6–7
А в нас тяжелая тоска...
Нам без надежды, без волнения
11
Лишь то, что синим углем страсти
23
2, автограф 2
Перед странно-волнующим ликом твоим, Неизвестность,
5–6
В каждой травке намек на возможность немыслимой встречи.
Горизонт – обиталище феи всегда светлокрылой,
8
И совсем замирающим голосом вымолвит: «милый».
27
автограф 2
без загл.
5
Как дедовской странно кровати
12
Совсем экзотический бог.
28
автограф 3
без загл.
2
Не тьма, а мечта немоты
4
А может ночные цветы
8
Во что-то другое... не здесь
9, автограф 2
Но душно мне!.. Я зачарован;
9, автограф 3
Но сладко мне... Я зачарован
10, автограф 2
Ковер подо мной, словно сеть;
12
Смотрю... – а хочу не смотреть.
14–15
И ярче пылание щек...
– То мучит, то нежит лиловый,
15–16, автограф 3
То мучит и нежит лиловый
Лиловый и <нрзб.> цветок.
29
«Аполлон»
без загл.
1
Еще близ порта кричали хором
10
Тропинку в чаще камыша;
15
Но глаз упрямых не поднимая.
18
Лежит любовников былых.
30
«Аполлон»
без загл.
5–6
...Да, я понял: образ жизни – не жена, что всегда жива;
И не воин с твердым сердцем, не работник, влачащий плуг.
32
Лит. альманах изд-ва «Аполлон»
без подзаг.
11, автографы 1, 2
– Был Отелло...
13
Был ли он вас двух достоин,
15
– Да! Он воин
21
Что ж? Вы слушали влюбленно,
35
Лит. альманах изд-ва «Аполлон»
без загл.
загл., автограф
Затворнице
между строфами 3 и 4
Добровольной затворнице в клетке
Ах, своих же затей и тревог,
Вам не видно, что движутся ветки,
Свежим ветром проносится рок;
Что весною так радостны просини,
Так нежданны, что сводят с ума, —
Ведь для Вашей торжественной осени
Есть один только выход, – зима.
36
Лит. альманах изд-ва «Аполлон»
без загл.
2, автограф
И буду думать лишь о Вас, о Вас.
4, Лит. альманах изд-ва «Аполлон», автограф
И вновь душа пьяна, обожжена.
8, автограф
На дымный сад взгляну и на луну.
9, Лит. альманах изд-ва «Аполлон»
Вот там, у лип, вы мне сказали «да»...
9, автограф
Вон там, у клумб, Вы мне сказали «да»...
между 10 и 11, Лит. альманах изд-ва «Аполлон»
...............
между 10 и 11, автограф
И, задрожав, я кину в небо зов,
Пугая лёт ночных часов и сов.
– Все ложь: и Бог, и люди, и Змея,
Есть только двое – Вы, моя, и я!»
...............
...............
11–13
...И вдруг сознанье бросит мне в ответ,
Что Вас, любимой, не было, и нет;
Что Ваше «да», Ваш трепет, у сосны
41
загл., автограф
Araignée du soir
1
Вечерний, вдумчивый паук
3
То – «espoir». Но, милый друг,
9–12
Мое – сегодня! На мечту
Я дум его не променяю
И муки ада предпочту
Лишь обещаемому раю.
14
Вольется в трепетные вежды,
43
1–2, автограф
Ангел шепчет: «своевольный,
Что ты так уныл,
5
Полно! Разве всплески – речи
10
Темный, древний бор,
16–18
Для вассала – стыд!»
– Так и ночью молчаливой,
Днем и ввечеру
48
9, автограф
И обе – на пороге Знанья!
11
И тайну неги и сгоранья
54
2, ПС 1923
Всегда – в поэму, женщину иль запах),
3
Мне захотелось воплотить свой сон,
7
Где верно жил облезлый старый гном,
11
Открытки, так, чтоб даже Готтентот
13
Она вошла свободно и легко,
16
Будильник звякал злобно, однотонно.
18
Умели воплотить всю роскошь мира,
21–22
– Ах, бог любви, загадочный поэт,
Вас наградил совсем особой меркой,
25–26
Я продолжал (и тупо за стеной
Гудел напев надтреснутой шарманки):
55
«Биржевые ведомости», «Новое слово»
без загл.
5–6
Как я часто бросал испытующий взор,
Как я много встречал отвечающих взоров
11–12
И не их ли тоска нам шевелит снега,
Красной кровью не их ли горят горизонты?
56
1–2, автограф
Да, мир хорош, как старец у порога,
Что путника зовет во имя Бога
7
Но кто же я, изгнанник своевольный,
10
Мне это счастье – только обещанье,
12
Что пил я воду родины иной.
58
Лит. альманах изд-ва «Аполлон»
без загл.
9
Всё, что пугало, расколдуя,
17
Учил молчать, хотеть, бороться,
60
Лит. альманах изд-ва «Аполлон»
без загл.
6–8
Их робкий шепот, томный взор,
И к упоеньям их приучен,
Меня не дразнит их позор.
61
7, «Северные цветы»
Твой дом, добро враги возьмут сполна,
13
Где знойный вихрь вздымает горы праха,
строфы 3–8
отсутствуют
62
«Русская мысль»
без загл. и посвящ.
17
И тихая девушка в платье из красных шелков.
65
посвящ., «Русская мысль»
Н. И. Гродекову
4
Высоких, старых генералов.
24
Напоминает им о прежнем;
66
загл., с подзагол., «Аполлон»
Памяти Иннокентия Федоровича Анненского:
По случаю второй годовщины смерти, исполнившейся 30 ноября
2
Ведя с собой умы людей,
11
Он вбрасывал в пространство безымянных
28
Из тьмы к прохожему спешит.
33–36
То муза отошедшего поэта,
Увы! безумная сейчас,
Беги ее: в ней нет отныне света
И раны, раны вместо глаз.
70
«Новая жизнь»
без загл.
22
Светят белые отсветы дня,
71
11, «Биржевые ведомости», «Новое слово»
Огнем заката залитой гранит,
72
загл., «Биржевые ведомости»
Опасение
«Новое слово»
без загл.
4, «Биржевые ведомости», «Новое слово»
Сомлевших в буре берегов.
6
Бурун, седой любимец гроз,
8
И грузно грянет на утес.
13
И весел парус, кормчий ловок,
75
2, ЧН, «Черное и белое»
Я приближаюсь к заветным дверям,
11
Странного зверя, которого нет,
16
И никогда не придет за едой.
22
Вы ж, как всегда, веселы на канате,
79
9–10, «Русская мысль»
С блеском глаз, с улыбкой важной,
Как живые-неживые...
13
Кажется, что будет чудо:
80
4, автограф
По праву привет тебе!
12–13
Сжигали они города?
Когда же в царство иное
21, «Русская мысль»
И взор Мадонны вдохновенный,
21–24, автограф
И взор мадонн вдохновенный,
И храм Святого Петра,
И всё, что нежно и тленно
Родилось только вчера!
26, «Русская мысль»
Растут меж дряхлых камней
25–28, автограф
Он будет, вечный и дикий,
Стоять на семи холмах,
Покуда звездные лики
Над ним горят в небесах.
31
Он крепок лишь следом длинных
81
7, «Русская мысль»
Возвращаются мальчики в красном
23
Изогнулся с тоской всегдашней
83
ЕЛПН
без загл.
5
Выходят из тени, выходят из ночи
18
Ты встанешь наутро, и встанешь для славы».
19–23
И скрылись, как два отступающих света
(В безрадостном мраке два яркие света),
Дневные лучи заиграли по шторам,
Послышалась песня, – и встал истомленный
С надменной улыбкой, с уверенным взором.
84
загл., «Гиперборей», автограф
Фра Анжелико
6
Но где живет их царство, слава, сила,
9, «Гиперборей»
Пускай велик воздушный Рафаэль,
9, автограф
Пускай прекрасен дивный Рафаэль,
12, «Гиперборей», автограф
Челлини, давший бронзе крылья плоти!
15
А хмель да-Винчи душу замутит,
23–24
Да, он не всё умеет рисовать,
Но то, что он рисует, совершенно.
42
Слетал к нему, одеян ризой красной,
85
«Гиперборей», автографы 1, 2
без посвящ.
4, «Гиперборей», автограф 1
Но было уж поздно, мы шли в полях.
14
Мы спали в кибитках глухих равнин,
17
И вот достигли стены Китая,
20
А мне же сеять мой рис и чай,
между 20 и 21
Мой путь протянулся светло и прямо,
И мне из беседок цветных у вод
Прохладных кричали – «Зайди к нам, лама!»
Но я улыбался и шел вперед.
23
Пред ним я склонился с восторгом тайным,
25–26, автограф 2
И тихо, так тихо над миром дольным
С глазами гадюки, он ныл и ныл
28
О вечном, и воздух вокруг темнил.
86
«Гиперборей»
без посвящ.
автограф 1
без. загл. и посвящ.
1, «Гиперборей», автограф 1
На горе, среди того края,
5, «Гиперборей»
Прилетали странные птицы,
5, автограф 1
Прилетали страшные птицы,
11–13, «Гиперборей», автограф 1
У него были острые когти,
Цепкий хвост под плащем он прятал.
Жил он тихо, хотя не медведем,
33
И радушно был взят в компанью.
36
За игру в домино засели.
37–39
отсутствуют
43
А как выиграл, вздулся, как груда:
56
А в то время Адам родился,
87
2, автограф
Я забыл слова литургий
6–7
Точно звон истлевших цимбал
Точно моря далекого рокот
11, «Гиперборей»
Словно струи блестят речные,
91
подзагол., ЕЛПН
Статуя Кановы
10
Уже прекрасного лица...
11–12
Не манят к смертному безволью,
Полны печали без конца.
между строфами 3 и 4
Свой путь он подвигами метит,
Но он божественно-хитер,
И взора ясного не встретит
Поверженных застывший взор.
94
8, ПС 1922, ПС 1923
И пеньем ангелов сжигают душу сны.
10
И девы нежные о счастии вдвоем,
95
3, автограф
И замки древние над Арно,
11
Вот грозно встала Синьория
96
2, «Гиперборей», автограф
Гулко ударили – три.
4–5
Странник, молчи и смотри.
Город – как голос наяды
10–12
Завесы черных гондол.
Там, где огни на лагуне —
Тысячи огненных пчел.
19
Чу! голубиного хора
21
Может быть, это лишь шутка,
23–27
Марево? Страннику жутко,
Вдруг – никого, ничего.
Крикнул – его не слыхали —
И, оборвавшись, упал
В звонкие, бледные дали
97
2–3, «Гиперборей»
Нет прекрасней женщин, чем в Болонье!
В звездной мгле разносятся признанья,
6
На мгновенье выхватит из мрака —
8
Черный ус, что крутит забияка,
10
А любовь глядит и торжествует...
12
Как дрожит она, когда целует!
14
Дама, чем красивей, тем лукавей!
16–17
И они придут, придут до света,
С мудрой думой о Юстиниане,
23
Но порой и он волочит ноги
99
8, ПС 1922, ПС 1923
Здесь зреет хмель, но лавр уже зачах.
13
Вздохнули скалы, слышен вой шакала
100
посвящение, «Гиперборей», автограф
Сергею Городецкому
7–12
Феррара так легко и просто
Тебе напомнит Ариосто.
Срывай огромную глицинию,
Преследуй ящерицу синюю,
В благоухающей, лимонной
Трущобе стих сложи влюбленный!
14
Когда я полон жгучей ревности,
101
6–7, «Гиперборей», автографы 1, 2
А земля говорит, поет:
«Неужель хоть одна есть крыса
12
Призывающего к игре?»
20
Повидаться с иной судьбой,
между строфами 4 и 5
Но врагам не предам лукаво,
Ни лобзанья Иуды дам
Я пути, что лег величаво,
«Гиперборей», автограф 1
Молчаливо лег по холмам,
автограф 2
Одиноко лег по холмам,
«Гиперборей», автографы 1, 2
И луне, что встала, как слава,
И сияет обоим нам.
25–26, автограф 2
Солнце духа, ах! беззакатно
Не вещам его побороть!
29–30, «Гиперборей», автограф 1
Если лето благоприятно,
Если любит меня Господь!
102
загл., автограф
Сонет
4–5
Известный враг христиан на всем Леванте.
И я ему заметил: перестаньте
9
Но он ногою топнув крикнул: бабы,
11
Поддельным признан был на той неделе.
12–13
И прошептал с печалью: мыши съели
Три волоска из бороды пророка.
103
автограф
без загл.
2–4
Я лег у камня на горе
И небо плыло надо мной
И горы стыли в серебре.
9, ПС 1923
И ящер средь горячих трав,
11–13, автограф
Высоко голову подняв,
Застыл и двинуться не мог.
О если б умер я в тот миг,
15
К богам, в Элизиум святой,
20
Не говорить свое – люблю.
104
1, «Заветы», автограф
Море, солнце, солнце, море!
16
Их увидел сквозь века.
25
Но как птица с трубкой в клюве,
29–31
Облака плывут, как кони,
Цитра издали звенит,
Но на славу лаццарони
107
1, ЕЛПН
Полночь сошла, африканская темень,
6
Кому быть хозяином этих мест;
15–16
Снова дорога пестрым змеем
3–4
Будет ползти с холмов на холмы.
108
3–4, Колчан, автограф 2
В таянье вешнего снега,
Во всем, что гибнет и мудро.
16, Колчан
О, где вы теперь цветете!
20
Хохотавших над Эврипидом.
13–20, автограф 1
отсутствуют
109
автограф 3
без загл.
1–2
Если встретишь меня, не узнаешь,
Назовут, едва ли припомнишь,
5
Но, клянусь, ты будешь моею,
8
Не удастся тебя мне встретить.
16
О тебе в великой пустыне,
110
автографы 1, 2
без загл.
1–3, автограф 2
Скоро полночь. Свеча догорела.
О заснуть бы, заснуть поскорей...
Но смиряйся проклятое тело
4, автографы 1, 2
Перед волей железной моей.
5, автограф 2
Как ты вновь прибегаешь к обману?
6–7, автограф 1
Притворяешься тихим; но лишь
Я забудусь: «Работать не стану,
7, автограф 2
Я забудусь – «работать не стану,
8, автограф 1
Не хочу, не могу», – говоришь...
8, автограф 2
Не хочу, не могу» – говоришь?
9, автограф 1
«Подожди, вот засну, и наутро,
12
Как тогда, как в былые года...»
111
26, «Гиперборей»
В ту ночь в далеких горах,
112
автографы 1, 2, 3
без загл.
2, автограф 1
И, трепеща застежки расстегнуть
2, автограф 2, 3
Там было тихо, тихо и темно,
3–5, автограф 1
В тоске старалась вспомнить что-нибудь
Иное – розы, краски небосклона,
Могучий мавр, высокий как колонна,
5, автограф 2
И черный мавр со взорами дракона
6, автограф 1
Ей дерзко руку положил на грудь,
6, автограф 2
Весь вечер пивший красное вино,
7–8, автограф 1
И на постель осмелился толкнуть
И обнажить нетронутое лоно.
7, автограф 3
К ней подошел, он ждал ее давно,
8, автографы 2, 3
Он не услышит девичьего стона.
9–11, автограф 1
Напрасно стон плачевный «подожди»
Из полусмятой вырвался груди,
В глазах сверкнули слезы... было поздно.
11, автограф 2
Его стальные руки... было поздно.
11, автограф 3
Его стальные руки, было поздно.
13
– О верно в час, когда шумит война
14, автограф 1
Такой же он загадочный и грозный».
14, автограф 3
Такой же он загадочный и грозный.
114
43, «Современник», «Россия в родных песнях»
Уйти? Но разве любишь новое
115
«Современник»
без посвящ.
3
Тогда встает Душа и пляшет, как лунатик,
9
«Ах, хорошо б теперь сидеть в кафе счастливом,
19
Смотреть на бисер звезд; ведь очень небогато
24
Чем усмирить Души мятежной торжество.
29
Пускай ушей и глаз навек замкнутся двери,
31
А после будешь ты растеньем или зверем...
Комментарии
В творческой биографии Гумилева период с апреля 1910 г. по декабрь 1913 г. отмечен чрезвычайно интенсивными поисками новых идей и форм, позволяющих преодолеть «инерцию» традиций символизма. Это время обретения идейной и поэтической самостоятельности, превращения поэта из «ученика» В. Я. Брюсова и Вяч. И. Иванова в «мэтра» новой, противостоящей символизму литературной школы – акмеизма.
В марте-апреле 1910 г. Гумилев участвует в дискуссии, развернувшейся вокруг докладов Вяч. И. Иванова «Заветы символизма» и А. А. Блока «О современном состоянии русского символизма», прочитанных в московском «Обществе свободной эстетики» и петербургском «Обществе ревнителей художественного слова». Иванов и Блок стремились сформулировать своеобразный «катехизис» обновленного символизма, «теургического символизма», который, по мнению докладчиков, должен вспомнить «о священном языке жрецов и волхвов», обратиться в «ознаменовательное тайновидение прирожденных формам соотношений с высшими сущностями и в священное тайнодействие любви, побеждающей разделение форм, в теургическое, преображающее “Буди”» (Иванов Вяч. И. Заветы символизма // Иванов Вяч. И. Родное и вселенское. М., 1994. С. 189). «Основная мысль – искусство должно служить религии», – резюмировал содержание выступлений Иванова и Блока В. Я. Брюсов (см.: Брюсов В. Я. Дневники. М., 1927. С. 142). «В нашем кругу, у экс-декадентов, великий раскол, – писал тогда же Брюсов П. П. Перцову, – борьба “кларистов” с “мистиками”. Кларисты – это “Аполлон”, Кузмин, Маковский и др. “Мистики” – это московский “Мусагет”, Белый, Вяч. Иванов, Соловьев (имеется в виду С. М. Соловьев. – Ред.) и др. В сущности, возобновлен дряхлый-предряхлый спор о свободном искусстве и тенденции. Кларисты (от фр. clair – светлый, ясный; термин “кларизм” вошел в литературный обиход 10-х гг. XX века после выхода статьи М. А. Кузмина “О прекрасной ясности” (1910). – Ред.) защищают ясность мысли, слога, образов, но это только форма, а в сущности они защищают “поэзию, коей цель – поэзия”, как сказал старик Иван Сергеевич (Тургенев. – Ред.). Мистики проповедуют “обновленный символизм”, “мифотворчество” и т. п., а в сущности хотят, чтобы поэзия служила их христианству, была бы ancilla theologiae (служанка богословия (лат.). – Ред.)» (Печать и революция. 1926. № 7. С. 46).
Судя по сохранившимся материалам, Гумилев с самого начала оказался в оппозиции к «теургам», прежде всего – к Вяч. Иванову (см.: Кузнецова О. А. Дискуссия о состоянии русского символизма в «Обществе ревнителей художественного слова» (Обсуждение доклада Вяч. Иванова) // Русская литература. 1990. № 1. С. 200–207). В апрельском номере «Аполлона» (№ 7) за 1910 г. появилась статья Гумилева «Жизнь стиха», положения которой прямо перекликаются с будущими акмеистическими установками. Одной из важнейших эстетических идей, сформулированных Гумилевым, было положение об отчуждении произведения искусства от его создателя. По мнению Гумилева, «смысл» художественного произведения определяется читателем сугубо произвольно, а потому художник не может и не должен прогнозировать «содержательное» воздействие произведения. В противовес излишне «рациональным», «искусственным» созданиям поэтов, «увлеченных посторонними искусству соображениями» (т. е. – символистов), Гумилев выдвигает идеал ст-ния, которое «должно являться слепком прекрасного человеческого тела», т. е. быть формально совершенным: «Гомер оттачивал свои гекзаметры, не заботясь ни о чем, кроме гласных звуков и согласных, цезур и спондеев, и к ним приноравливал содержание» (ПРП 1990. С. 46).
Если учение о «жизни стиха» может восприниматься как первая попытка Гумилева выстроить антисимволистскую эстетическую программу, то его «философия движения», отразившаяся в произведениях 1910–1911 гг., прежде всего – в поэме «Открытие Америки», явилась приступом к более глубокой мировоззренческой реформации модернистской эстетики. И здесь Гумилев исходным пунктом творческой полемики избрал поэтическую философию Вяч. Иванова.
Мировосприятие Иванова определялось пониманием Хаоса как мирового трансцендентального начала. Созерцая материальный мир, «частные» формы его, Иванов видел всюду единую, «хаотическую» сущность. Если Иванов «проплавлял» (по определению Ф. Ф. Зелинского) образы бытия, то Гумилев, пытаясь сохранить тенденцию к выявлению их «метафизической общности», предпочитал иметь дело с «пластикой мира», не делая попыток заглянуть в область «потустороннего». В ивановском понятии «мирового хаоса» Гумилев выделил движение как непременный атрибут любого из явлений и придал ему мистическое значение. Движение, по идее Гумилева, непосредственно доступно нашему восприятию и не является гипотетической дефиницией (как «непознаваемое»). С другой стороны, движение, именно в силу своей «всеобщности», связывает мироздание в некое единство и, следовательно, будучи причастными к движению, мы сливаемся с мировым «целым». Такое понимание «божественности» движения восходило к своеобразно перетолкованному Гумилевым учению Гераклита Эфесского о «космическом огне», которое было использовано и Ивановым при создании собственной символистской эстетики. На особое понимание Гумилевым движения (являющегося в человеческой жизни прежде всего в форме «путешествия», «странствия») обращали внимание многие современники поэта: «Свои дальние путешествия он совершает не поверхностно, он не скользит по землям как дилетант и турист. Нет, Гумилев оправдывает себя особой философией движения, «божественного движения», которое одно преображает косные твари мироздания и всему живому сообщает новую жизнь» (Айхенвальд. С. 37). В творчестве Гумилева 1910–1911 гг. любое путешествие оказывается актом познания трансцендентальной глубины мироздания. Анализируя эпос «Чужого неба», Ю. Н. Верховский писал, что здесь «под миром вещей вскрывается постепенно ощущение бытия во всей его иррациональности» (Верховский. С. 106). Прежде всего это относится к тем произведениям, которые «проникнуты музыкальным пафосом устремления» – здесь происходит «гармоническое слияние онтологической основы с миром вещей, или, иначе, душевно-музыкального с красочно-пластическим восприятием чувственного мира». Ю. Н. Верховский удачно назвал «поэзию путешествий» у Гумилева – «странничеством духа» (Верховский. С. 106, 111, 136). Знаменательно, что на 1910–1913 гг. приходятся три африканские путешествия Гумилева: в Харар, зимой 1909–1910 гг.; в Аддис-Абебу, в сентябре 1910 – марте 1911 гг.; по Северо-Восточной Африке во главе этнографической экспедиции Академии наук, в апреле-сентябре 1913. Это существенно повлияло, среди прочего, на характер экзотических мотивов в гумилевском творчестве (подробно об этом см.: Давидсон А. Муза Странствий Николая Гумилева. М., 1992).
В своей совокупности идейно-поэтические искания Гумилева привели к тому, что в его творчестве 1910–1911 гг. все заметнее стала проявляться тенденция к отказу от «заветов символизма»: «ноуменальная» открытость символического творчества заменялась лирическим переживанием «внешнего» мира (своего рода «лиро-эпосом», уже близким будущей акмеистической описательной «вещности»). М. М. Тумповская отмечала, что подобную поэзию «нельзя назвать ни только созерцательной, ни лирической. Лиризм чужд всему поэтическому облику Гумилева. <...> Ощущение самого себя не дано ему непосредственно. Он приходит к нему не сразу, но только через ощущение других вещей» (Аполлон. 1917. № 6–7. С. 68).
«Оппозиционность» по отношению к символизму привела к заметному охлаждению в отношениях Гумилева с «учителями» – Брюсовым (переписка с ним в 1910–1911 гг. постепенно утрачивает «исповедальный» характер) и Вяч. Ивановым. С другой стороны, у Гумилева укрепляются творческие связи с С. А. Ауслендером, М. А. Кузминым, А. Н. Толстым. В 1911 г. в постоянном окружении Гумилева появляются М. Л. Лозинский, О. Э. Мандельштам, М. А. Зенкевич и др. 25 апреля 1910 г. женой Гумилева стала А. А. Ахматова – образовался уникальный союз двух крупнейших русских поэтов XX века.
После длительного перерыва, вызванного путешествием поэта в Африку (сентябрь 1910 – март 1911; в контексте «философии движения» данное путешествие может восприниматься как своеобразный акт «жизнетворчества»), роль Гумилева в литературной борьбе, развернувшейся в начале 1910-х гг. в лагере «новой поэзии», необычайно возросла. С момента возвращения из Африки Гумилев получает «в безраздельное владение» стихотворный отдел «Аполлона» (см.: О. Э. Мандельштам в записях дневника и переписке С. П. Каблукова // Мандельштам О. Э. Камень. Л., 1990. С. 244–245 (Лит. памятники)), а через год с небольшим – в октябре 1912 г. – весь литературный отдел (письмо Гумилеву С. К. Маковского с просьбой о заведовании литературным отделом журнала, см.: Неизд. 1986. С. 139). Тем самым завершилась длительная борьба за право определять литературную политику журнала между «старшими» поэтами, главой которых был Вяч. Иванов, и «молодой редакцией», лидером которой являлся Гумилев (см.: Маковский С. К. Николай Гумилев (1886–1921) // Николай Гумилев в воспоминаниях современников. С. 48). В 1911 г. Гумилев вместе с С. М. Городецким, М. Л. Лозинским, О. Э. Мандельштамом создает литературное объединение, альтернативное символистскому «Обществу ревнителей художественного слова», – «Цех поэтов» (первое заседание состоялось 20 октября 1911 г.). Впоследствии именно в среде «Цеха поэтов» будет сформирована группа «Акме». Другим центром новой художественно-поэтической школы стал романо-германский семинар на историко-филологическом факультете Петербургского университета, который посещали в эти годы многие поэты «Цеха» (М. Л. Лозинский, О. Э. Мандельштам, Вас. В. Гиппиус и др.); Гумилев, поступив в 1908 г. на юридический факультет университета, в сентябре 1909 г. перевелся на историко-филологический и с перерывами продолжал обучение вплоть до августа 1914 г., когда его занятиям помешала война.
На протяжении 1910–1914 гг. Гумилев активно сотрудничает в многочисленных периодических изданиях («Русская мысль», «Биржевые ведомости», «Ежемесячное литературное приложение к журналу “Нива”», «Новая жизнь»), альманахах («Северные цветы», «Общедоступный литературно-художественный альманах», «Грех» и др.). Особое место в творческой биографии Гумилева в эти годы занимает, как уже было сказано, сотрудничество в журнале «Аполлон», затем – в журнале «Гиперборей». Последний был создан при непосредственном участии Гумилева в октябре 1912 г. как орган «Цеха поэтов».
Особым явлением в гумилевском творчестве этих лет стали ст-ния т. н. «караваевского цикла». Альбомы сестер М. А. и О. А. Кузьминых-Караваевых, кузин поэта, были заполнены Гумилевым летом и осенью 1911 г. (в альбоме О. А. Кузьминой-Караваевой два последних ст-ния относятся к лету 1912 г.) в период платонического слепневского романа поэта и Марии Александровны Кузьминой-Караваевой. До середины 20-х годов эти альбомы хранились у матери их владелиц – К. Ф. Кузьминой-Караваевой; в настоящее время местонахождение их неизвестно. Сохранились лишь точные копии альбомов, снятые в январе 1925 г. П. Н. Лукницким. Он же приложил к снятым копиям следующие справки: «Альбом М. А. Кузьминой-Караваевой находится у ее матери. Взят был для переписки А. А. Ахматовой, переписан мною у нее, в квартире. Орфография старая. Переписано всё – точно. <...> Размер страниц альбома 19,5 × 12 см. Переплет альбома – кожаный с затвором». В копии альбома О. А. Кузьминой-Караваевой те же общие формулы повторены с добавлением, что «Переплет альбома – кожаный. Размер страниц альбома 11 × 18¼». Копии, снятые П. Н. Лукницким, находятся ныне в ИРЛИ.
Почитать похожее на эту книгу
Полное собрание сочинений в 10 томах. Том 4. Стихотворения. Поэмы (1918–192 ...Автор: Николай Гумилев
Полное собрание сочинений в 10 томах. Том 3. Стихотворения. Поэмы (1914–191 ...Автор: Николай Гумилев
