Текст книги "Полное собрание сочинений в 10 томах. Том 2. Стихотворения. Поэмы (1910–1913)"

Автор книги: Николай Гумилев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Ст. 1. – Имеется в виду трагическое событие минувшей зимы – смерть М. А. Кузьминой-Караваевой. Ст. 2. – Речь идет об О. А. Кузьминой-Караваевой. Ст. 9–12. – Перечисляются клички подобинских лошадей. Ст. 20. – Неведомский Владимир Константинович – владелец усадьбы Подобино, знакомый Гумилева. Ст. 48. – Неведомская Вера Алексеевна (в девичестве – Королькова) – жена В. К. Неведомского, художница, ученица О. Л. Делла-Вос-Кардовской, царскосельской знакомой Гумилева.

83

ЕЛПН. 1912. № 9, с вар., Колчан.

Колчан 1923, СС 1947 II, СС I, СП (Волг), СП (Тб), СП (Тб) 2, БП, СП (Феникс), опеч., Изб (Кр), опеч., Ст ПРП (ЗК), Ст ПРП, ОС 1989, опеч., Изб (М), Колчан (Р-т), Кап 1991, СС (Р-т) I, Изб (Х), ОС 1991, Соч I, СПП, СП (Ир), Круг чтения, Ст (Яр), Изб (XX век), ОЧ, ЧН 1995, Изб 1997, ВБП, МП.

Автограф – корректура с авторской правкой – в архиве М. Л. Лозинского.

Дат.: не позднее сентября 1912 г. – по времени публикации. Ахматова указывала другую дату – зима 1910/1911 гг. (Жизнь поэта. С. 113).

Ст-ние представляет собой поэтическое выражение декларируемого акмеизмом «мужественно твердого и ясного взгляда на жизнь». «Нам дорога мужественная поступь <...> зрелого стиха Гумилева, смелое разрешение лирического сюжета, и, прежде всего, его поэтический, страстный призыв к дерзновенному героизму...» («О доблести, о подвигах, о славе...» // Изб 1943. С. 2).

Ст. 6. – Св. Пантелеймон – врач, христианский великомученик (казнен в 305 г.). Св. Георгий Победоносец – христианский воин-великомученик (казнен в 303 г.), в европейской средневековой традиции – идеал рыцарства, духовный покровитель идеалистов-крестоносцев, в России – покровитель воинства.

84

Гиперборей. 1912. № 1, октябрь, с вар., Колчан.

Колчан 1923, СС 1947 II, Изб 1959, СС I, СП (Волг), СП (Тб), СП (Тб) 2, БП, СП (Феникс), Изб (Кр), Ст ПРП (ЗК), Ст ПРП, ОС 1989, Изб (М), Колчан (Р-т), Ст (М-В), ШЧ, Изб (Слов), Кап 1991, СС (Р-т) I, Изб (Х), ОС 1991, Соч I, СП (XX век), СПП, СП (Ир), Круг чтения, Изб (XX век), Русский путь, ОЧ, Изб 1997, ВБП, Русские поэты серебряного века, Акаткин.

Автограф – наборная рукопись «Гиперборея» (строфы 8, 9 – рукой С. М. Городецкого), с вар. – в архиве М. Л. Лозинского. В ст. 5 вместо «где тихи гробы» ранее было: «давно истлевших»; в ст. 6 зачеркнуто: «жива», «слава, власть и»; в ст. 10 зачеркнуто: «Или сверхчеловек»; в ст. 12 вместо «крылья» ранее было «радость»; в ст. 20 зачеркнуто: «опочили мучеников раки»; в ст. 22 вместо «смиренной» ранее было «нетленной».

Дат.: не позднее октября 1912 г. – по времени публикации.

Ст-ние носит программный характер и его появление в № 1 журнала «Гиперборей», в канун формирования акмеистической программы, сопровождалось своеобразной полемикой с другим «синдиком» Цеха поэтов и теоретиком акмеизма – С. М. Городецким. В журнале, сразу за ст-нием Гумилева, следовало одноименное ст-ние С. М. Городецкого, представлявшее, по выражению А. И. Павловского, «филиппику, долженствующую направить Гумилева на верный путь» (БП. С. 33):

 
О, неужель художество такое,
Виденья плотоядного монаха
Ответ на всё, к чему рвались с тоскою
Мы, акмеисты, вставшие из праха?
 

(Гиперборей. 1912. № 1. С. 14). На эту своеобразную полемику обратил внимание Б. М. Эйхенбаум, писавший в рецензии на «Колчан» о двойственном понимании акмеизма, характерном для его теоретиков (см.: Русская мысль. 1916. № 2. Отд. II. С. 17). С другой стороны, Брюсов, отрицательно относившийся к идеям акмеистов, видел в этом ст-нии Гумилева одну лишь подражательность историософским произведениям символистов: «Есть в “Гиперборее” стихи г. Гумилева о Беато Анджелико, в духе стихотворных характеристик, ставших весьма обычными в нашей поэзии после “Леонардо да Винчи” и “Микель Анджело” Д. Мережковского» (Русская мысль. 1913. № 4. Отд. II. С. 141). Разбору этого ст-ния и «ответного» ст-ния Городецкого посвящена специальная работа И. Ф. Мартынова «Два акмеизма: К истории поэтической дискуссии о творчестве Фра Беато Анджелико» (Вестник русского христианского движения. 1986. № 148. С. 108–122). Охарактеризовав до-акмеистические интерпретации искусства итальянского проторенессанса (и творчества Беато Анджелико) в поэзии Блока и Бальмонта как «типичную для символизма тенденцию к истолкованию любых произведений искусства в чисто мистическом ключе» (С. 111), И. Ф. Мартынов обращает внимание, что «объективно» творчество Беато Анджелико содержало в себе вполне «акмеистические» черты: «...первым среди кандидатов в “праакмеисты” несомненно был Фра Беато Анджелико, художник, чье творчество <...> наглядно демонстрировало все добродетели этой школы: “равновесие” и “прочность”, живую связь земного и небесного, наивный восторг первооткрывателя новых миров и глубокую внутреннюю одухотворенность поэта милостью Божьей. Не удивительно то теплое чувство душевного родства, которым пронизано программное стихотворение русского паломника во Фьезоле (т. е. Гумилева. – Ред.)...» (С. 113). Ст-ние Гумилева, по мнению И. Ф. Мартынова, стало «камнем преткновения» для идеологов акмеизма потому, что «сподвижник» Гумилева – Городецкий – не изжил в себе декадентства, был нравственно неустойчив и, главное, «невоцерковлен» в своем творчестве. «“Я вырос! Мой опыт мне дорого стоит”, – гордо заявлял Гумилев накануне акмеистического “бунта”, не желая поступиться ради любых “призрачных благ” хотя бы малой толикой вновь обретенной веры. Эта позиция, ясно и четко изложенная им в стихотворении “Фра Беато Анджелико”, абсолютно не устраивала расчетливого прагматика Городецкого, и он постарался высмеять и развенчать наивного живописца из Фьезоле в глазах своих товарищей по “Цеху” <...> Гумилев не внял советам человека, абсолютно чуждого духу христианства, более того, добился публикации в “Аполлоне” двух принципиально различных по отношению к религии манифестов <...>. Гармоническая неразрывность Адама небесного и Адама земного, столь характерная для фресок Фра Беато Анджелико, стала лейтмотивом творчества зрелого Гумилева, считавшего поэзию, наряду с органичной, “не мудрствующей лукаво” религией, важнейшим средством духовного “перерождения” плотски полнокровного, не чуждого никаким радостям и горестям этого мира человека в “высший тип” Человека Космического. Другими путями шли в жизни и в поэзии Сергей Городецкий, Михаил Зенкевич и Владимир Нарбут» (С. 117–118). Статья Мартынова вызвала пространные возражения Дж. Доэрти. По мнению Доэрти, совместная публикация ст-ний Гумилева и Городецкого «заставила многих комментаторов (вроде Мартынова) остановить свое внимание на полемическом аспекте, но не менее достойны внимания декларации центрального значения “итальянской темы” внутри акмеизма. Эти два стихотворения выявляют терпимость к контрастным подходам к определенной поэтической задаче, взаимозависимость и разнообразие взглядов внутри “Цеха поэтов”. <...> Мартынов совершенно справедливо обращает внимание на сосуществование небесного и земного в стихотворении Гумилева и на отказ от духовной сферы в стихотворении Городецкого, но эти стихотворения являются значительными декларациями об искусстве вообще <...>. Городецкий следует за Блоком, отвергая картины Фра Беато Анджелико, потому что в них искусство не верно природе <...>. И если на одном уровне Городецкий ошибочно воспринимает стихотворение Гумилева как символистское и антиакмеистическое <...>, то на другом уровне Городецкий, в сущности, лишь показывает степень своей собственной задолженности символизму, не оценив оригинальности стихотворения Гумилева <...>. Стихотворение Гумилева – не символистское: в нем нет стремления a realibus ad realiora. Наоборот, в нем подчеркивается равенство двух миров, умение Фра Беато Анджелико совмещать земное и Божественное <цит. ст. 36, 45. – Ред.>. Это – попытка не только прокомментировать определенные работы художника, но также воссоздать дух пре-ренессансного мировоззрения Фра Беато Анджелико <...>. Демонстративно отождествляя себя с искусством Фра Беато Анджелико, Гумилев также настаивает на его “оприродовании”: художественное пространство стихотворения определяется переходом между сферами искусства и природы, так же как и земного и небесного <цит. ст. 45–48. – Ред.>. Здесь – не столько контраст, сколько комплиментарность природы (“средь тонких тополей...”) и предметов культуры (cultural artefacts) (“И в глубине готических церквей...”); подобным образом глаголы “горят” и “спят” не противопоставляются иерархически, а гармонизируются» (Doherty J. Acmeist Perceptions of Italy // Literary Tradition and Practice in Russian Culture: Papers from an International Conference on the Occasion of the Seventieth Birthday of Jury Mikhailovich Lotman. Amsterdam, 1993. P. 109–111). Ряд исследований посвящен интерпретации последнего четверостишия (ст. 45–48), которое получало самые различные толкования: «Блок, считавший мир “страшным”, жизнь бессмысленной, Бога жестоким или несуществующим, и Гумилев, утверждавший с предельной искренностью, что “все в себя вмещает человек, который любит мир и верит в Бога”», – писал Г. В. Иванов, выстраивая своеобразные антиномии истории русской поэзии XX в. (Иванов Г. В. Стихотворения. Третий Рим. Петербургские зимы. М., 1988. С. 398); «Гумилев <...> не нуждался в Италии, как в стихии латинской ясности, потому что у него была собственная ясность, ничем не возмущаемая, – продолжал эту же тему Н. А. Оцуп, видевший в ст-нии перекличку со ст-нием Ш. Бодлера “Les Phares” (“Маяки”). – Это с поразительной стройностью вылилось у него в <...> “Фра Беато Анджелико” <...> Гумилев, предпочитая славнейшим художникам Италии смиренного фра Беато, кончает свою вещь смиренными же словами: <цит. ст. 45–48. – Ред.>» (Изб 1959. С. 26). «Он (Гумилев. – Ред.) пытался, хотя и с огромным трудом, прорваться сквозь паутину романтической и эстетизированной экзотики к самой жизни. Примечательно стихотворение “Фра Беато Анджелико”, прославляющее художника, дышащего любовью к миру: <цит. ст. 21–48. – Ред.>» (Евгеньев Н. Н. Модернистские течения и поэзия межреволюционного десятилетия // Русская литература конца XIX – начала XX вв. 1908–1917. М., 1972. С. 311–312). «Весьма характерно, что Гумилев, декларировавший в своем манифесте “зрелость духа”, выступил на страницах “Гиперборея” поклонником Фра Беато Анджелико – художника средневековья, творчество которого окрашено в мистически-религиозные тона. Гумилев предпочитает этого художника даже Рафаэлю, Леонардо да Винчи и Буанаротти. Стихотворение заканчивается следующими знаменательными строками: <цит. ст. 45–48. – Ред.>» (Волков А. А. Очерки русской литературы конца XIX и начала XX веков. М., 1952. С. 464–465). «...Горение, да еще с оттенком религиозности ему (Гумилеву. – Ред.) не свойственно. С Богом у него не более благополучно, чем с Родиной. Сказать, что не верит в Бога – нельзя, он всячески старается примирить с ним свою “вселенскую душу”: <цит. ст. 47–48. – Ред.>» (Ульянов Н. И. Гумилев // Человек. 1990. № 1. С. 175). «В Бога он крепко верил, но грустил. Как просто сумел поэт выразить это чувство и мысль: “Есть Бог, есть мир. Они живут вовек, а жизнь людей мгновенна и убога”» (Плетнев Р. Н. С. Гумилев (1886–1921): С открытым забралом // Зап. рус. академ. группы в США. Т. VI. Нью-Йорк, 1972. С. 52). «...“Колчан” знаменует <...> полную духовную зрелость поэта – не только совершенство его поэтической техники. Есть нечто загадочное в том, что у Блока Италия вызвала целый ряд кощунственных, святотатственных стихотворений, тогда как Н. Гумилев именно здесь, под воздействием фресок Беато Анджелико, формулирует свое жизненное кредо:

 
Есть Бог, есть мир – они живут вовек,
А жизнь людей мгновенна и убога.
Но всё в себя вмещает человек,
Который любит мир и верит в Бога».
 

(Вагин Е. Поэтическая судьба и миропереживание Н. Гумилева // Беседа. 1986. № 4. С. 181).

«В определенные моменты Гумилев считает себя в силах согласовать радости неба и земли», – подытоживала результаты исследований по выявлению гумилевского акмеистического «credo» М. Малин (Maline M. Nicolas Gumilev, poète et critique acméiste. Bruxelles, 1964. P. 199). Ж. Нива, не вдаваясь в анализ собственно философской специфики ст-ния, замечал, что «наивная простота» изложения своих взглядов на сложнейшие проблемы мировидения – «весьма в духе Фра Анджелико» (Nivat G. L’Italie de Blok et celle de Gumilev // Revue des Études Slaves. 1982. № 54. P. 707). На «стилистическое» влияние живописи Беато Анджелико на Гумилева обращал внимание и Р. Д. Тименчик, утверждая, что «именно этот художник послужил, в свое время, Гумилеву материалом для аналогии между соотношением цветов и соотношением гласных <в стихе. – Ред.>. В письме 1906 года к Брюсову он комментировал строфу из своего “Каракаллы”: “<...> Здесь в первой строке долгие гласные должны произноситься гортанно и вызывать впечатление силы, а во второй строке два “е” и два “о”, произнесенные в нос, должны показать томление, являются нижним тоном и относятся к первой строке так же, как сине-голубые пятна на картинах Фра Анджелико Фьезоле относятся к горячим красным”» (Тименчик Р. Д. Заметки об акмеизме (II) // Russian Literature. 1977. № V (3). P. 287–288). В. К. Размахнина видела в финальных строках ст-ния перекличку с державинской одой «Бог» – идейную и поэтическую (см.: Размахнина В. К. Серебряный век. Очерки к изучению: Учебное пособие. Красноярск, 1993. С. 85), а И. Делич – «адамистическую» символику «возвращенного рая» (Делич И. Николай Гумилев // История русской литературы. XX век: Серебряный век. М., 1995. С. 495–496).

В ст-нии возможна реминисценция из Пушкина («Мадонна» («Не множеством картин старинных мастеров...»)).

Фра Беато Анджелико (наст. имя – Джованни да Фьезоле; прозвище – Иль Беато Анджелико; ок. 1400–1455) – монах-доминиканец (отсюда содержащееся в имени обращение – «фра» – «брат»), флорентийский живописец. Ст. 1–6. – Имеется в виду Италия. Ст. 1–2. – Гиппогриф – фантастическое животное, пернатая лошадь с головой грифа. Крылатый Лев – символ Венеции. Фурии – богини мщения, преследовавшие преступников, то же, что и эринии; здесь – распутные и жестокие правительницы. Ст. 17. – Фьезоле – город, близ которого в монастыре Сан-Доменико жил Фра Анджелико. Ст. 20. – Рака – каменный саркофаг, в котором покоятся мощи святых. Ст. 29–36. – По мнению Н. А. Богомолова, речь идет о двух фрагментах картины для алтарной ниши флорентийского монастыря Сан-Винченцо Д’Анналена – «Мадонна с младенцем и святыми» и «Усекновение главы святых Козьмы и Дамиана». Колорит ст-ния, основанный на сочетании синего (голубого) и золотого, Н. А. Богомолов относит к символике иоанновского масонства (см.: Соч I. С. 514). В то же время Ж. Нива указывает как на «несомненный» прототип гумилевского ст-ния – роспись алтарной лестницы монастыря св. Марка во Фьезоле (см.: Revue des Études Slaves. 1982. № 54. P. 707).

85

Гиперборей. 1912. № 3, дек., с вар., Колчан.

Колчан 1923, СС 1947 II, Изб 1959, СС I, Изб (Огонек), Ст 1988, СП (Волг), СП (Тб), СП (Тб) 2, БП, СП (Феникс), Изб (Кр), Ст ПРП (ЗК), Ст ПРП, ОС 1989, Изб (М), Ст (XX век), Колчан (Р-т), Ст (М-В), ШЧ, Изб (Слов), Кап 1991, СС (Р-т) I, Изб (Х), ОС 1991, Соч I, СП (XX век), СПП, СП (Ир), СП (К), Круг чтения, Carmina, Ст (Яр), Изб (XX век), Русский путь, ОЧ, ЧН 1995, Изб 1997, ВБП, МП, Образ Ахматовой: Антология. Л., 1925, Душа любви, Серебряный век: Петербургская поэзия конца XIX – начала XX века. Л., 1991.

Автограф 1 с вар. – в архиве М. Л. Лозинского. Автограф 2 с вар. – в фонде П. Л. Вакселя (РНБ. Ф. 124. Оп. 11. № 1398. Л. 2 – 2 об.).

Дат.: не позднее декабря 1912 г. – по времени публикации.

Ю. Н. Верховский писал, что в данном ст-нии, как и в «Паломнике», тема «странствия» превращается в проблему «странничества духа», т. е. движение воспринимается как метафизическая ценность (Верховский. С. 135–136). Э. Ф. Голлербах поместил это ст-ние в антологию «Образ Ахматовой», заметив, однако, во вступительной статье, что «можно колебаться» относительно правомочности нахождения ст-ния в данной тематической подборке (см.: Образ Ахматовой: Антология. Л., 1925. С. 9).

Ст. 7. – Хламида – одежда греков и римлян в виде короткой, перекидывающейся через плечо накидки; в контексте ст-ния – верхняя широкая одежда. Ст. 9. – Ср.: «О славном, о страшном, о призрачном времени...» (Брюсов В. Я. «Жалоба героя»). Ст. 14. – Кибитка – крытая повозка, легкое переносное жилище у кочевых народов. Ст. 17. – Китай выступает у Гумилева этой поры в символическом значении «земного рая» (см.: Баскер М. Гумилев, Рабле и «Путешествие в Китай»: К прочтению одного прото-акмеистического мифа // Н. Гумилев и русский Парнас. С. 5–24). Ст. 22. – Пагода – буддийский храм (в Индии, Японии, Китае и др.). Будда («Просветленный») – антропоморфный символ в буддийской мифологии, означающий идеал духовного развития; применяется, прежде всего, к царевичу Шакьямуни, основателю буддизма, жившему в 566–476 (или 563–473) до н. э.

86

Гиперборей. 1912. № 3, декабрь, с вар., Колчан.

Колчан 1923, СС 1947 II, Изб 1959, СС I, Ст 1988, СП (Волг), СП (Тб), СП (Тб) 2, БП, СП (Феникс), Изб (Кр), Ст ПРП (ЗК), Ст ПРП, Изб (М), Колчан (Р-т), Кап 1991, СС (Р-т) I, Изб (Х), ОС 1991, Соч I, СП (XX век), СПП, СП (Ир), Круг чтения, Carmina, Изб (XX век), Русский путь, Изб 1997, ВБП, Голос Родины. Ноябрь 1989 (№ 44 (2708)).

Автограф 1 – наборная рукопись «Гиперборея», с вар. – в архиве М. Л. Лозинского. Автограф 2 – корректура «Колчана» с авторской правкой – в архиве М. Л. Лозинского. В ст. 8 – вместо «залегала» было: «помещалась». В ст. 26 – вместо «в небесах» было: «На земле». В автографе 2 загл.: «Сказка. Тэффи» помечено рукой Гумилева: «Печатать петитом как посвящение».

Дат.: не позднее декабря 1912 г. – по времени публикации.

В экземпляре «Колчана», принадлежавшем П. Н. Лукницкому, есть помета Ахматовой: «Сон. Слепнево. Лето 1912» (см.: СП (Тб). С. 478).

Источник сюжета ст-ния до конца не выяснен, хотя очевидно, что на него как-то повлияли сказания индуистской мифологии, в частности, упоминаемый в ст-нии Брама (Брахма) – высшее божество, творец мира, божественная воля. Можно найти связи со сказаниями о зачатии Брахмой порождения гнева – Рудры и т. д.

Тэффи – псевдоним Н. А. Бунинской (в девичестве – Лохвицкая; 1872–1952), писательницы-сатирика и поэтессы. В частности, в ст-нии можно усмотреть перекличку с тематикой единственной книги ст-ний Тэффи «Семь огней» (СПб., 1910), напр., со ст-ниями «Зверь», «Эль-Саир», «Жертва», в которых воскрешается архаическая мистериальная символика. О книге Тэффи Гумилев отзывался одобрительно (Жизнь Николая Гумилева. С. 106; ПРП 1990. С. 97–98).

87

Гиперборей. 1912. № 3, декабрь, с вар., Колчан.

Колчан 1923, СС 1947 II, Изб 1959, СС I, Изб 1986, Ст 1986, Ст 1988, СП (Волг), СП (Тб), СП (Тб) 2, БП, СП (Феникс), Изб (Кр), Ст ПРП (ЗК), Ст ПРП, ОС 1989, Изб (М), Колчан (Р-т), Ст (М-В), Кап 1991, СС (Р-т) I, Ст (М), Изб (Х), Соч I, СПП, СП (Ир), Круг чтения, Carmina, Изб (XX век), ОЧ, ЧН 1995, Изб 1997, ВБП, МП.

Автограф с вар. в РГАЛИ (Ф. 147. Оп. 1. Л. 3). В ст. 11 вместо «дрожат» было: «блестят».

Дат.: не позднее декабря 1912 г. – по времени публикации.

«Мир населен таинственными существами, химерами – никто не знает, откуда они пришли. Существование их – загадка, но только уж конечно не символ, и все равно, жили ли они среди нас от начала мира, или только минута бреда вызвала их на свет... И вот порожденный поэтом образ становится для него загадкой. Тревожно хочет он в нее проникнуть и не умеет. Создание новоявленное, неслыханное, оно сильней и его мыслей, и его памяти. Глаза его глядят и видят воочию, а что – он и сам не знает» (Тумповская М. М. «Колчан» Н. Гумилева // Аполлон: 1917. № 6–7. С. 64–65). По мнению Е. Сампсон, ст-ние «Птица» – первое в ряду «кошмарных» ст-ний-гротесков, предвосхищающих «Заблудившийся трамвай» (см.: Sampson E. In the Middle of the Journey of Life. Gumilev’s Pillar of Fire // Russian Literature Triquarterly. 1971. № 1. P. 290).

Ст. 2. – Литания – молитва у католиков, которую поют или читают во время религиозных процессий. Ст. 6. – Ср.: «Зов истлевший лир» (В. Я. Брюсов. «Вячеславу Иванову», 1903). Цимбала – музыкальный инструмент, дающий при встряхивании звук, тождественный ноте «фа»; в мистическом символизме этот музыкальный инструмент – атрибут богини Исиды, означающий гармонию четырех элементов природы. Ст. 12. – Луна входит в символику Исиды. Ст. 14. – Ганимед – в греческой мифологии сын царя Трои, похищенный Зевсом, принявшим вид орла. Ст. 17–20. – Голубь, являющийся в христианстве эмблемой Духа Святого выступал в качестве мистериального символа в архаических религиозных культах (Астарты, Венеры, Юноны, Исиды), означая активность бога (см.: Холл. С. 319).

88

При жизни не публиковалось. Печ. по факсимильной копии автографа.

СС II, СС (Р-т) II, Соч I, Наше наследие. 1989. № 4. Факсимильная публикация автографа Л. К. и Е. Ц. Чуковских.

Автотраф – в альбоме «Чукоккала» (семейный архив Чуковских).

Дат.: 1912 г. – по воспоминаниям К. И. Чуковского (Жизнь Николая Гумилева. С. 136).

Ст-ние посвящено К. И. Чуковскому (1882–1969) и его жене М. Б. Чуковской (1880–1955). В воспоминаниях Чуковского о Гумилеве рассказывается о создании ст-ния: «Как-то в 1912 году, еще до военных времен, он приехал ко мне в Куоккалу и, перелистывая мой альманах (речь идет об альбоме Чуковского «Чукоккала». – Ред.), пренебрежительно отозвался об имеющихся в нем акростихах, как о слишком легкой поэтической форме, и заявил, что на этих страницах он готов решить более трудную литературную задачу: написать стихи, которые у средневековых поэтов назывались «Крестом»: в тексте стихотворения должны перекрещиваться мое имя с именем моей жены, Марии Чуковской. Созданию этого «Креста» он посвятил не более получаса – и блестяще справился с трудной задачей, хотя самый текст «Креста» вполне оправдал его опасения:

 
Увы, наверно выйдет стих-урод.
 

Стих, главным образом во второй половине, вышел действительно неуклюж и нескладен, но нельзя же не учитывать величину тех препон, которые поставил перед собой поэт» (Жизнь Николая Гумилева. С. 136).

Ст. 5–6. – Иона – ветхозаветный пророк, попавший за грех неповиновения на три дня во чрево чудовищной рыбы (кита) (см.: Ин. 2:1–11).

89

Колчан.

Колчан 1923, Изб 1959, СС I, Изб 1986, Ст 1986, Изб (Огонек), СП (Волг), СП (Тб), СП (Тб) 2, БП, СП (Феникс), Изб (Кр), Ст ПРП (ЗК), Ст ПРП, ОС 1989, Изб (М), Ст (XX век), Колчан (Р-т), Ст (М-В), ШЧ, Изб (Слов), Кап 1991, СС (Р-т) I, Изб (Х), ОС 1991, Соч I, СП (XX век), СПП, СП (Ир), СП (К), ЧК, Круг чтения, Ст (Яр), Изб (XX век), Русский путь, ЧН 1995, Изб 1997, ВБП, МП, Акме, Душа любви, Лазаренко.

Дат.: в течение 1913 г. – по датировке Гумилева.

Ссылаясь на это ст-ние, В. М. Жирмунский отказывал Гумилеву-лирику в «душевной напряженности <...>, активности и мужественности» (Жирмунский В. М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л., 1977. С. 129). Вслед за В. М. Жирмунским как отечественная, так и эмигрантская критика подчеркивала чаще всего заявленную в ст-нии «вежливость», отстранение от современной жизни: «Был расстрелян большевиками якобы за участие в заговоре. Значит, нашел полное право поэт сказать о себе: “Я вежлив с жизнью современною...” <...> Однако как высшее достижение всего этого, т. е. победы, и славы, и подвига, ставил поэзию» (Аничков Е. Новая русская поэзия. Берлин, 1923. С. 111). Или: «Поэт ощущает себя “идолом металлическим среди фарфоровых игрушек” – явлений окружающей действительности» (Волков А. А. Очерки русской литературы конца XIX и начала XX веков. М., 1952. С. 461), «Эстетизм Г<умилева> – эстетизм сильной экспанирующей личности, а не “красивой неги”», – писал один из РАППовских теоретиков (см.: Бескин О. Гумилев // Литературная энциклопедия. Т. 3. М., 1930. Стлб. 85), как бы предвосхищая слова З. Шаховской: «Он (Гумилев. – Ред.) – всегда напряжение воли, преодоление, часто мучительное, страха и согласие души на жертву. В этом отношении Гумилев нам пример. Нам, русским, трудно принудить себя к действию: гораздо легче растворяться в тоске и проклятиях мироустройству, чем укрепить себя. <...> Гумилев учил молодых поэтов творить не только по вдохновению, но и по правилам, что показывает, насколько он был далек от русского хаоса и приблизительности. Среди фарфоровых игрушек своей эпохи Гумилев был действительно фигурой из неразбиваемого молотком металла» (Шаховская З. О Гумилеве // Русская мысль. 1971. 23 сент. С. 6).

Говоря о вдохновении, В. Н. Орлов отмечал: «У него было притуплено лирическое чувство, и он более или менее успешно подменял его аффектацией, имитируя бурный поэтический темперамент» (Орлов В. Перепутья: Из истории русской поэзии XX века. М., 1976. С. 122). По-иному представлял специфику гумилевского мироощущения Р. Плетнев: «Один героизм может мерить и весить бытие, ибо он – духовен <...> А за героем всегда следует как тень – трагедия – тень героизма. Герой же, будь он Орфей или Геркулес, кончает трагично и возвышенно прекрасно, ибо героизм нечто сверхземное. Сердце и душа героя предчувствуют гибельную Судьбу. Шаг Судьбы нам, обычным людям, не слышен, но дух поэта ощущает эти шаги – события будущего» (Зап. русск. академ. группы в США (Нью-Йорк). 1972. Т. VI. С. 49). По мнению М. Баскера, темой непонимания современниками драматического самовосприятия лирического героя ст-ние перекликается со ст-нием Лермонтова «Не верь себе» (Basker M. Lermontov and Gumilev: Some Biographical Parallels // Mikhail Lermontov: Commemorative Essays (1991). Birmingham, 1992. P. 25–26).

Ст. 8. – Имеется в виду эпизод из ветхозаветной Книги Исхода – разговор Бога с Моисеем: «На третий день, при наступлении утра, были громы и молнии, и густое облако над горою (Синайскою. – Ред.), и трубный звук весьма сильный; и вострепетал весь народ, бывший в стане» (Исх. 19:16). Ст. 12. – Нимврод – см. комментарий к № 35. Ахилл (Ахиллес) – герой «Илиады», величайший из греческих героев, воевавших под Троей.

90

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Час пик (СПб.). 1994. 19 октября, публ. Ю. В. Зобнина и В. П. Петрановского.

Автограф в РГАЛИ (Ф. 2567. Оп. 2. Ед. хр. 87. Л. 3).

Дат.: зима 1912/1913 г. – по времени наиболее тесного общения с К. В. Мочульским (Соч III. С. 379).

Ст-ние представляет собой акростих («Николай Гумилев»).

Ст. 6. – Мочульский Константин Васильевич (1892–1948) – филолог, доцент Санкт-Петербургского и Новороссийского университетов, близкий друг Гумилева в 1912–1913 гг.; после революции – эмигрант, преподаватель Сорбонны, автор работ о Гумилеве. Ст. 9 – имеются в виду ПК, РЦ, Ж, ЧН. Ст. 10. – Мальчик – Л. Н. Гумилев, родившийся 18 сентября 1912 г.

91

ЕЛПН. 1913. № 1, с вар., Колчан.

Колчан 1923, СС 1947 II, СС I, СП (Волг), СП (Тб), СП (Тб) 2, Ст (Пол), БП, СП (Феникс), Изб (Кр), Ст ПРП (ЗК), Ст ПРП, ОС 1989, Изб (М), Колчан (Р-т), Изб (Слов), Кап 1991, СС (Р-т) I, Изб (Х), Соч I, СП (XX век), СПП, СП (Ир), Круг чтения, Изб (XX век), ВБП.

Дат.: не позднее января 1913 г. – по времени публикации.

У. Росслин сопоставляет гумилевское ст-ние со ст-нием Ахматовой «Мох» (Статуя «Ночь» в Летнем саду): «Гумилев, также как и Ахматова, “присутствует” в своем стихотворении: он гипотетически восстанавливает личность Персея по позе и жестам скульптуры; он интуитивно помещает себя в сознание своего героя; он воссоздает действие, в котором участвует скульптура, представляя себя Персеем, мчащимся на следующий подвиг. Но в подходе Гумилева нет интимности, а скорее эмоциональная отчужденность...» (Rosslyn W. Remodelling the Statues at Tsarskoe Selo: Akhmatova’s Approach to the Poetic Tradition // A Sense of Place: Tsarskoe Selo and Its Poets. Columbus, Ohio, 1993. P. 159).

Персей – см. комментарий к № 1. Скульптура Кановы – шедевр творчества итальянского скульптора А. Кановы (1757–1822) «Персей с головой Медузы» (музей Ватикана).

92

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Автограф – в РГАЛИ (Ф. 512. Оп. 2. Ед. хр. 3-а. Л. 15 об.).

Дат.: 26 января 1913 г. – по датировке К. М. Азадовского, Р. Д. Тименчика (см.: Русская литература. 1988. № 2. С. 175).

Ст-ние представляет собой акростих. Случевский К. К. (1837–1904) – поэт, прозаик, организатор так называемых «Пятниц Случевского» – литературного кружка, который после смерти организатора стал носить его имя. Этот кружок в конце 1900 – начале 1910-х годов посещал Гумилев (см.: Азадовский К. М., Тименчик Р. Д. К биографии Н. С. Гумилева (вокруг дневников и альбомов Ф. Ф. Фидлера) // Русская литература. 1988. № 2. С. 171–186). Данное ст-ние написано во время конкурса на заданные акро-рифмы (помимо гумилевского, в той же ед. хр. находится сонет Н. Н. Вентцеля). В ст-нии присутствуют реминисценции из произведений Случевского «Элоа», «Мефистофель в пространствах» и «Полишинели».

Ст. 4–6. – Ср.: «Когда его бессмертная полюбит / И, правду видя в лжи, обманет ложь» («Элоа»).

93

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Соч I, Рус. литература. 1988. № 2, публ. К. М. Азадовского и Р. Д. Тименчика.

Автограф – в альбоме М. И. Вентцель (собрание М. С. Лесмана).

Дат.: 26 января 1913 г. – по датировке К. М. Азадовского и Р. Д. Тименчика.

94

ЕЛПН. 1913. № 2.

ПС 1922, с вар., ПС 1923, с вар., СС II, СП (Тб), СП (Тб) 2, БП, Изб (Кр), Ст ПРП (ЗК), Ст ПРП, Кап 1991, СС (Р-т) II, Соч I, СПП, СП (Ир), Круг чтения, Русский путь, ВБП, МП, Русский сонет 1987, Сонет серебряного века, опеч.

Дат.: не позднее февраля 1913 г. – по времени публикации.

«Стихотворение открыто обращено к тютчевскому переживанию “злой жизни” (“Итальянская villa” Ф. И. Тютчева), которая здесь трактуется Гумилевым как “потустороннее” присутствие “исторической энергии”, “темного бремени”, доставшегося в наследство от призрачного прошлого» (Зобнин Ю. В. Странник духа // Русский путь. С. 47).

Вилла Боргезе – римская достопримечательность, дворец племянника папы Павла V (Камилло Боргезе) кардинала Шипионе Кафарелли Боргезе. Построена на конфискованные богатства семьи Ченчи, обладает знаменитыми коллекциями произведений искусства и используется ныне как художественная галерея.

95

Гиперборей. 1913. № 6, март.

СС II, СП (Тб), СП (Тб) 2, БП, Ст ПРП (ЗК), Ст ПРП, ОС 1989, Изб (М), Ст (XX век), Изб (Слов), Кап 1991, СС (Р-т) II, Ст (М), Изб (Х), Соч I, СП (XX век), СПП, СП (Ир), СП (К), Круг чтения, Русский путь, вар. автографа, ВБП, МП.

Автограф с вар. – в архиве Лозинского. В ст. 4 вместо «запах трав, и в блесках» ранее было: 1) «огнедышащая», 2) «блеск холмов, плывущих в». В ст. 7 вместо «Ряды в бездонном» ранее было: «За царством в вечном». В ст. 8 вместо «Тебе завещанных» ранее было: «И не оплаканных». После строфы 6 ранее было: