Текст книги "У истоков русской контрразведки. Сборник документов и материалов"

Автор книги: Николай Батюшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)

С. 126. Редль Альфред (Redl Alfred) (14.03.1864—25.05.1913), родом из Львова – австрийский офицер – полковник. В 19001905 гг. служил в русском отделе и в разведотделе, а затем снова в 1907–1911 гг. в качестве заместителя начальника Эвиденцбюро (военной разведки), затем начальник штаба VIII корпуса. Славился внедрением в разведывательную практику передовых технических средств.

Редль был завербован, предположительно, варшавским отделением русской разведки в 1903 г., по неподтвержденным документально данным, якобы под угрозой предания огласке его гомосексуальных связей.

В октябре 1907 г. военный атташе в Вене (агент) Марченко послал в Санкт-Петербург такую характеристику Редля: «Альфред Редль, майор Генерального штаба, второй помощник начальника Эвиденцбюро Генерального штаба… среднего роста, светлые волосы… коварный, замкнутый, внимательный и с чувством долга, с хорошей памятью. Внешность слащавая. Сладкая, мягкая, вкрадчивая речь, осмысленные и медленные жесты, скорее хитрый и лживый, чем умный и талантливый. Циник. Любитель женщин. Любит развлекаться». А сладкая жизнь требует денег, это и сгубило перспективного офицера.

В течение десяти лет Редль выдавал русскому командованию австрийских агентов в Петербурге, а также передал план австрийского вторжения в Сербию. Эти сведения позволили сербам с успехом противостоять австрийцам на начальном этапе мировой войны.

После ухода из контрразведки был случайно разоблачен своим бывшим подчиненным, который отслеживал распределение поступавших из России в Вену теневых финансовых потоков, по корреспонденции «до востребования», длительное время лежавшей на главпочтамте Вены.

Корреспонденция была на имя «Никона Ницетаса», в апреле 1913 г. ее возвратили в Берлин, откуда она была отправлена. Тогда еще не знали, что настоящий отправитель – Генеральный штаб России.

На почте в Берлине конверт вскрыли и обнаружили там шесть тысяч крон ассигнациями. Это вызвало неподдельный интерес у немецкой почтовой цензуры, и письмо было передано майору Вальтеру Николаи, начальнику отдела Illb (разведывательного отдела) Большого прусского Генерального штаба. Обнаруженные в конверте адреса (один – в Париже, другой – в Женеве) были хорошо известны и немецкой, и австрийской контрразведке. Стало ясно, что «Никон Ницетас» – агентурный псевдоним, а деньгами – гонорар за переданную информацию.

В Вене расследование было поручено капитану Максу Ронге, офицеру разведки. И когда вечером 24 мая 1913 г. полковник Редль забрал письма, за ним немедленно было установлено наблюдение. Ронге проинформировал своего шефа об идентификации личности подозреваемого. Начальник императорского и королевского Генерального штаба Франц Конрад фон Хётцендорф приказал арестовать полковника Редля.

М. Ронге в присутствии военного судьи допросил Редля в номере отеля «Кломзер», где тот проживал. Ронге признался, что «в 1910 и 1911 годах оказывал крупные услуги иностранным государствам», но действовал без сообщников. После этого комиссия удалилась, чтобы «дать возможность преступнику быстро покончить с жизнью». Редль застрелился из переданного ему пистолета.

Император Франц Иосиф был шокирован произошедшим. Венгерская пресса негодовала – у австрийских офицеров отсутствует патриотизм и распущенные нравы.

Что же выдал Редль?

Эвиденцбюро установило, что среди бумаг полковника были следующие секретные документы: «секретные служебные инструкции об охране железнодорожных сооружений, о минных заграждениях, об организации воинских перевозок»; «боевое расписание»; различные документы и схемы, связанные с разведывательной деятельностью; «секретный справочник» для высших командиров; мобилизационные предписания на случай войны; обзор мероприятий контрразведки в Галиции во время кризиса 1912–1913 гг.; листки с именами австрийских агентов; «списки адресов прикрытия иностранных Генеральных штабов»; «шпионская корреспонденция» с иностранными разведками; адреса прикрытия, от которых Редль получал письма; «фотографии крепости Козмач» и др.

И главное – Ронге в мемуарах пишет: «Самым важным было предательство плана наступления против России». Мильштейн и Головин в труде «Русская кампания» отмечают очень важный факт: «…На этом плане основывались манёвры в Киевском военном округе, где вероятный противник действовал точно так, как предполагали планы австрийцев».

Вывод Эвиденцбюро: «Данный материал доказывает, что государству был нанесен большой моральный и материальный ущерб, величину которого определить в цифрах совершенно невозможно. С этой точки зрения необходима переработка многочисленных служебных инструкций и справочников и дорогостоящее изменение конкретных военных приготовлений».

(См.: Петё Альберт. Полковник Редль. Перевод с нем. Виталия Крюкова. Киев, [email protected]_2005.)

«Оппоненты» генерала Батюшина

Ниже приводится краткая информация о людях, довольно известных в свое время, с которыми генералу Н. С. Батюшину пришлось прямо или косвенно столкнуться либо по «делу Мясоедова», либо в процессе работы возглавляемой им с 1916 г. Госкомиссии по выявлению преступлений в тылу, либо же как военному контрразведчику. И хотя профессии у этих людей были зачастую разными (банкиры, предприниматели, тайные агенты и т. д.), их всех объединяло одно общее качество – безудержная любовь к наживе и… как правило, – еврейские корни. Именно это качество привело их на путь грубых нарушений российского закона – путь обмана, спекуляций, взяточничества, биржевого шулерства, авантюризма и предательства во время войны.

К сожалению, борьба с ними не принесла Н. С. Батюшину заслуженных лавров. Напротив, он был ими максимально оклеветан и даже некоторое время был вынужден провести в тюрьме (как, впрочем, и некогда протежировавший ему бывший военный министр генерал В. А. Сухомлинов). Примечательно, что после революции многие из этих людей активно (и, разумеется, тайно) помогали большевикам, получив негласное прозвище «красных банкиров». Им было глубоко безразлично, с кем «крутить» деньги, которые, как говорили еще древние римляне, не пахнут. Один финансовый воротила, авантюрист и политический проходимец, Израиль Парвус цинично заявлял: «Я ищу государство, где человек может дешево купить отечество».

Новый «Ванька Каин» – И. Ф. Манасевич-Мануйлов

О преимуществах полицейского мундира для ведения коммерции и личного обогащения одним из первых в Российской империи задумался, как известно, некто по прозвищу «Ванька Каин» (он же Иван Осипов) – герой одноименной популярной книги, знаменитый вор и бандит. Однажды (в самом конце 1890-х) он неожиданно явился к московскому обер-полицмейстеру Дмитрию Федоровичу Трепову с покаянием и «чистосердечно» предложил себя полиции в качестве сыщика и идейного борца с распоясавшейся преступностью. Генерал Трепов поверил Осипову и взял его к себе на службу.

Вот тут-то наш герой и развернулся по-настоящему. Если прежде он виртуозно «чистил» карманы прохожих и кассы отдельных лавочников, то теперь, используя свое служебное положение, шантаж и угрозы, обложил данью богатых банкиров, купцов, фабрикантов, а заодно и… своих прежних товарищей – воров. Дело, впрочем, вскоре раскрылось. «Ванька Каин» был арестован, судим и брошен в тюрьму.

Однако его экстравагантный почин не остался всуе. Весьма скоро у него нашлись активные и гораздо более именитые последователи типа Евно Фишиевича Азефа или Ивана Федоровича Манасевича-Мануйлова. Поскольку о знаменитом провокаторе Азефе написано уже довольно много (см. у В. К. Агафонова, М. А. Алданова, В. Л. Бурцева, П. П. Заварзина, А. А. Лопухина, Ф. М. Лурье, Л. П. Менщикова, Б. И. Николаевского, В. Б. Савинкова, С. Г Сватикова и др.), не будем более останавливаться на нем и обратимся к ничуть не менее колоритной фигуре его сослуживца по Департаменту полиции Ивану Федоровичу Манасевичу-Мануйлову.

Иван Федорович Манасевич-Мануйлов (1869–1918). Происхождение Ивана Федоровича туманно. Предположительно, он был внебрачным сыном князя Петра Львовича Мещерского и еврейской красавицы Ханки Мавшон. Отец его официальный за подделку акцизных бандеролей по приговору суда был сослан в Сибирь на поселение. Отчество ему дал купец 1-й гильдии Федор Савельевич Манасевич, в доме которого Мануйлов воспитывался с пятилетнего возраста до четырнадцати лет и получил домашнее образование и который оставил ему в наследство 100 тыс. руб.

Журналист, чиновник Департамента полиции, коллежский асессор.

На действительной государственной службе в Петербургском охранном отделении состоял с 16 февраля 1890 г. В 1892 г. поступил в Департамент духовных дел. В 1903 г. – специальный представитель российского Министерства внутренних дел (МВД) в Париже, в задачу которого входило организовать массовый подкуп французских газет, с целью парализации «интриг», направленных против России. В июле 1897 г. Мануйлов был переведен на службу в Министерство внутренних дел и откомандирован для занятий в Департамент духовных дел.

В 1904 г. вновь командирован в Париж для разведывательной деятельности против Японии. В справке Департамента полиции от 2 декабря 1904 г. сообщалось: «С начала военных действий против нашего Отечества Мануйловым была учреждена непосредственная внутренняя агентура при японских миссиях в Гааге, Лондоне и Париже, с отпуском ему на сие 15 820 рублей; благодаря сему представилось возможным, наблюдая за корреспонденцией миссий, получить должное освещение настроений и намерений нашего врага; кроме того, Мануйлову удалось получить часть японского дипломатического шифра и осведомляться таким образом о содержании всех японских дипломатических сношений. Этим путем были получены указания на замысел Японии причинить повреждения судам Второй эскадры на пути следования на Восток».

Деятельность Мануйлова была высоко оценена правительством. За особые заслуги перед Россией он был награжден орденом св. Владимира 2-й степени, а в 1905 г. – испанским орденом Изабеллы Католической.

Однако в том же году новый руководитель розыскного отделения Департамента полиции Рачковский вместе с начальником секретного отделения департамента Гартингом пришли к выводу, что сведения Мануйлова не стоят тех денег, которые он получал. 24 июня 1905 г. Гартинг представил в Министерство внутренних дел доклад о Мануйлове, в котором говорилось: «Принимая во внимание, что сведения г-на Мануйлова не дают никакого материала секретному отделению, между тем как содержание его в Париже вызывает для департамента весьма значительный расход, имею честь представить на усмотрение Вашего превосходительства вопрос о немедленном прекращении г-ном Мануйловым исполнения порученных ему обязанностей и отозвания его из Парижа, с откомандированием его от Департамента полиции.»

С 22 сентября 1905 г. состоял на службе в Департаменте духовных дел иностранных исповеданий в должности агента по римско-католическим духовным делам в Риме. С 1906 г. – в отставке. Примечательна резолюция, наложенная П. А Столыпиным на доклад об увольнении Мануйлова из МВД: «Пора сократить этого мерзавца».

Вернувшись в Россию, сотрудничал с газетами «Новое время» и «Вечернее время» (журналистский псевдоним «Маска»), другими периодическими изданиями, вступил в Союз драматических писателей.

Одновременно занялся устройством частных дел в разных министерствах, вымогая у клиентов крупные денежные суммы. В связи с этим было начато предварительное следствие, которое, однако, по настоянию МВД, опасавшегося нежелательных разоблачений, было прекращено.

В 1908 г. Мануйлов был объявлен несостоятельным должником. К описываемому моменту он, оставаясь корреспондентом вышеназванных газет, являлся одновременно тайным информатором С. П. Белецкого, когда тот был товарищем министра внутренних дел; был также близок к банкиру Д. Л. Рубинштейну и митрополиту Питириму (Павлу Окнову).

В начале Первой мировой войны вернулся на государственную службу.

Благодаря знакомству с Г. Е. Распутиным и по его протекции Мануйлов был назначен чиновником для особых поручений при председателе Совета министров Б. В. Штюрмере. Последнему Мануйлов предложил (и даже убедил) создать собственную – премьерскую – тайную спецслужбу, «как бы особый сверхдепартамент полиции», во главе которого, естественно, Мануйлов видел самого себя. Это учреждение, по словам С. П. Белецкого, мыслилось как «совершенно законспирированное» от всех высших правительственных лиц и установлений, «в том числе в особенности от Департамента полиции», и наделялось большими средствами и многочисленной агентурой. В сферу его деятельности должны были попасть самые разные направления общественной и государственной жизни: внутреннее положение страны, внешняя политика, торговля и промышленность, отечественная и зарубежная печать, работа судебных органов и законодательных палат, настроения в армии и флоте, контршпионаж, внешняя разведка. Идея пришлась по душе Распутину и «была близка к осуществлению Штюрмером», и только арест Мануйлова и отставка самого премьера «с немецкой фамилией» помешали ее практической реализации.

В 1915 г. генерал Н. С. Батюшин привлек Мануйлова для работы в качестве агента военной контрразведки¹. Позднее, в начале 1916-го, он становится членом комиссии Батюшина по расследованию злоупотреблений в тылу воюющей России. За сравнительно непродолжительное время работы в качестве следователя Мануйлов сколотил огромное состояние, приблизительно в 300 тыс. руб. (около 800 тыс. золотых франков), упрятанное на счетах в «Креди Лионе» и других иностранных банках. Способы добывания денег были уже ранее испытаны: всевозможные интриги, шантаж и угрозы в отношении богатых дельцов и банкиров, чья деятельность расследовалась комиссией.

В августе 1916 г. товарищ директора Московского объединенного банка И. С. Хвостов обратился с жалобой к директору Департамента полиции Е. К. Климовичу, в которой утверждалось, что Мануйлов шантажирует банк, требуя 25 тыс. рублей за то, чтобы деятельность банка не была скрупулезно обследована комиссией Батюшина. Климович был со Б. В. Штюрмером на ножах, частично из-за Мануйлова, которому был вынужден платить из кассы своего департамента почти министерский оклад – 18 тыс. руб. в год. Поэтому он посоветовал Хвостову выдать Мануйлову требуемую сумму, предварительно переписав номера купюр².

Тогда же, летом 1916 г., Мануйлову совместно с Распутиным удалось высвободить (за гонорар в сто с лишним тысяч рублей) попавшего в тюрьму банкира Дмитрия Львовича Рубинштейна и освободить его от судебного разбирательства, грозившего тому смертной казнью.

Далее события развивались стремительно. В конце августа 1916 г. Мануйлов был арестован, назревал громкий скандал, затрагивающий не только правительственную верхушку, но и того, кто управлял ею, – Распутина. Судебное расследование «инцидента» сначала по просьбе генерала Батюшина, а затем и по личному настоянию императрицы Александры Федоровны было отложено (как якобы предпринятое, по ее мнению, с целью повредить «другу» царской семьи). Затем со своих постов были спешно сняты Е. К. Климович (начальник Московского охранного отделения), его коллега Степанов, министр внутренних дел Хвостов и министр юстиции А. А. Макаров.

Суд над Мануйловым состоялся в Петрограде только после смерти Распутина, 13–18 февраля 1917 г., признав ответчика виновным в мошенничестве и назначив ему наказание в виде полутора лет тюремного заключения.

Умер Мануйлов в 1918 г.³ Точнее, в сентябре 1918-го, когда он попытался перейти финскую границу с очередной любовницей и саквояжем бриллиантов. Спасительный рубеж был уже совсем близко, когда к заставе подкатила машина с людьми в кожанках. Без лишних формальностей они взяли парочку несостоявшихся эмигрантов под руки и отвели за холмик, откуда вскоре раздались выстрелы.

Писатель Валентин Пикуль раздобыл свидетельства убийц Манасевича: якобы перед смертью, не прося о пощаде и не каясь, он кричал: «Ах, какая была жизнь, какая жизнь!»

Триумф «мафии». «Карманный» кабинет

«Мафия» («Камарилья»): Г Е. Распутин, П. Г. Курлов, С. П. Белецкий, П. А. Бадмаев, Д. Л. Рубинштейн, И. П. Манус…

«Карманный» кабинет»: А. Д. Протопопов, В. Б. Штюрмер, В. Н. Шаховской (торговля), В. К. Саблер (Десятовский) (Синод) и др.

Впервые слово «мафия» появилось в России во время Первой мировой войны; его появление было напрямую связано с распутинской камарильей и небывалой прежде коррупцией правительства и режима Николая II.

Кто же входил в эту, как сказали бы сегодня, мафиозную структуру и какими делами она запечатлела себя в истории?

Крестным отцом петербургской «мафии» по праву считается Григорий Ефимович Распутин (Новых); он же – «святой старец», «друг» (для императорской четы), «святой черт», «делатель министров» и «неофициальный патриарх и самодержец» (для всех остальных)⁴. Сын сибирского мельника, представитель секты хлыстов, экстрасенс, похотливый развратник, аферист и мошенник.

В высший свет он был введен в 1903 г., пройдя ряд ступеней-знакомств – от богатой купчихи Башмаковой до архимандрита Хрисанфа (Щетковского) и от ректора духовной академии о. Феофана, великих княжен Анастасии (Саны), Милиции и дочери бывшего обергофмейстера двора Анны Вырубовой до самой царицы, а затем и царя. О его темных делах, придворных интригах ходили легенды. Многое было сказано и написано о его гипнотических способностях, разнузданных оргиях, удивительной власти, которую он имел над женщинами. Похоже, все это действительно имело место. Но нас интересует другое, а именно – тайные финансовые дела Распутина и его приспешников.

Вряд ли было бы правильным утверждать, что Распутин был патологически жаден на денежные ассигнации. По многочисленным свидетельствам современников, он брал деньги без разбору: через его руки прошли многие миллионы рублей в виде наличных, а также банковских чеков, векселей, расписок, дарственных и т. д. Однако он же и щедро сорил деньгами. Вот знаменательная оценка, которую в беседе с М. Палеологом в мае 1915 г. дал Распутину хорошо знавший его князь Эристов: «Распутина нельзя подкупить… Он не нуждается в деньгах. Его удовольствия не только ничего ему не стоят, а приносят ему доход. Потом царь и царица беспрерывно осыпают его деньгами. Наконец, вы догадываетесь, сколько он выжимает из просителей, которые приходят ежедневно умолять его походатайствовать за них». Далее на вопрос, что делает Распутин со всеми этими деньгами, князь ответил: «Во-первых, он очень щедр: он много денег раздает (ради широкой популярности). Потом он покупает землю в своем селе, в Покровском, и строит там церковь; у него есть кое-какие капиталы в банках, на черный день, потому что он довольно сильно беспокоится о своем будущем. Нет. затруднение не в том, как предложить Распутину денег; он примет деньги от кого угодно. Трудно заставить его играть роль.»⁵

О крайней нещепетильности Распутина в получении подношений и мзды от всех без разбору были хорошо осведомлены его выдвиженцы, боссы «охранки» С. П. Белецкий и А. Н. Хвостов, которые в карьерных целях и во избежание опасных афер со стороны «старца» выдавали ему ежемесячные субсидии (до 10 тыс. руб.). То же соображение лежало в основе решения, о котором пишет С. П. Белецкий: «При каждой смене министра внутренних дел или председателя Совета [министров], поднимался вопрос о материальном обеспечении Распутина, какое исключало бы возможность проведения им дел, во многих случаях сомнительного характера»⁶.

Что, собственно, здесь имелось в виду?

Очевидно, к примеру, то, что за свои услуги при решении тех или иных государственных дел, важных административных назначений и прочее им была установлена своеобразная такса – от 50 до 100 тыс. руб. Нередко подобные весьма немалые суммы он получал лишь за одно обещание. Например, он обещал российским евреям (возможно, в лице представителей Бунда) решить вопрос об отмене существовавшей с XVIII в. черты оседлости.

После того как Распутин (начиная с письма царице от 17 апреля 1915 г.) стал исподволь продвигать мысль о необходимости скорейшего замирения с Германией, в российских компетентных кругах всерьез заговорили о его тайных связях с немецкими шпионами, о том, что «…германский Генеральный штаб держал его невидимо в своих руках при помощи денег и искусно сплетенных интриг»⁷.

Однако даже близкие к Распутину высокие ставленники и подельники не могли контролировать его отношения «на самом верху» – с царственной четой, перед которой он и не особо скрывал своей алчности к «чужим» деньгам. Так, он поучал Александру Федоровну («маму»): «Если будут предлагать большие суммы (с тем, чтобы получить награды), их нужно принимать, так как деньги очень нужны»⁸. И это он внушал императрице, в распоряжении которой фактически находилась вся государственная казна России, а также фамильные царские золотые рудники!

Судя по всему, государеву казну Распутин рассматривал как вполне или почти свою собственную. Недаром наряду с официальной «Канцелярией комиссии прошений, на высочайшее имя приносимых» он открыл свою собственную канцелярию (гораздо более преуспевавшую!) в Петербурге, на Гороховой ул., 62. «Секретарями» его канцелярии числились А. С. Симанович, И. Ф. Манасевич-Мануйлов, П. В. Мудролюбов, Осипенко (секретарь и «фактотум» – лицо, исполнявшее самые разнообразные поручения митрополита Питирима, его интимный bon ami – добрый друг, завзятый плут, авантюрист и взяточник) и был еще целый штат «сотрудниц» – великосветских дам во главе с любимой фрейлиной императрицы А. А. Вырубовой.

Недаром также в октябре 1915 г. Распутин засыпал императрицу своими просьбами, вызванными его крайним беспокойством в связи с выпуском Министерством финансов новых бумажных денег. Ссылаясь на то, что «народ ими очень недоволен» (они легко подделываются – «из 2-х марок [купюр] одна уже фальшивая», «легко улетают, в темноте извозчиков ими обманывают», и вообще непонятно, почему бумажные, когда «…у нас довольно чеканной монеты») и что «.это может повлечь к недоразумениям», Распутин требовал «немедленно остановить их выпуск»⁹.

В итоге инициатора печати новых бумажных купюр (а по сути, скрытой эмиссии) министра финансов П. Л. Барка в декабре 1915 г. сместили с должности, заменив его (по благословению «старца», «любящим его») В. С. Татищевым.

«Распутинцы». Компания:

С. П. Белецкий. Генерал-майор. В 1907 г. – вице-губернатор в Самаре, в 1909 г. – вице-директор Департамента полиции, в 1914 г. – сенатор, в 1915 г. – товарищ министра внутренних дел. В 1916 г. уволен после скандала, связанного с секретной командировкой Б. М. Ржевского (основателя клуба журналистов) в Швецию для переговоров с иеромонахом Илиодором, но оставлен в звании сенатора. Сохраняя тесные связи с «охранкой», с одной стороны, и активно участвуя в подковерных делах и финансовых махинациях распутинской клики, – с другой, пытался вернуть себе высокое положение в МВД и правительстве.

П. Г. Курлов. Генерал-майор. Еще в молодости залез в крупные долги; после растраты огромного приданого своей жены, единственной дочери купца-миллионера Вахрушева, и выработавшейся привычки к роскошной жизни (что заставляло его идти во все тяжкие – нарушать служебное положение, заниматься незаконными сделками, финансовыми аферами и т. п.) постоянно нуждался в средствах. И это единственное, что его заботило более всего на свете.

П. А. Бадмаев еще при Александре III предложил грандиозный проект присоединения к империи Тибета, Гималаев и Монголии посредством деятельности собственного торгового дома «Бадмаев и Кº». На этот проект из государственной казны было отпущено 2 млн золотых руб.

Когда через несколько лет Бадмаев вновь запросил у правительства такую же сумму и ему было отказано, он выдумал еще два масштабных и столь же эфемерных проекта: организация добычи золота в Забайкалье и строительство железной дороги в Монголии. С 1909 по 1916 г. пытался найти под эти проекты казенные и частные деньги. Кроме того, брал высокую плату за лечение со своих богатых клиентов.

О других активных членах распутинской «мафии» – Рубинштейне, Манусе, Манасевиче-Мануйловом, Симановиче и др. будет сказано отдельно.

Министры «карманного» кабинета:

В. Н. Шаховской, князь, министр торговли и промышленности (6 марта 1915 – февраль 1917). Будучи верным «распутинцем», Шаховской имел непреодолимую страсть к денежным знакам и материальным ценностям. Он брал крупные взятки, безропотно протежировал тем банкирам и промышленникам, на которых ему указывал его благодетель – Распутин. Именно по этой причине Шаховской, как свидетельствуют очевидцы, на заседаниях Совета министров держал себя «нервно и суетливо», а в служебных и законодательных кругах не пользовался авторитетом.

А. А. Хвостов, с 1914 г. министр юстиции, с июня по сентябрь 1916-го – министр внутренних дел по протекции Распутина. Перед представлением в министры в знак благодарности и верности целовал «старцу» руку. Получив высокий пост, влияние при дворе (как ему казалось, достаточное), стал склонять С. П. Белецкого тайно устранить «старца» (к примеру, послать ему ящик отравленной мадеры от имени банкира Д. Рубинштейна, а потом все свалить на «подлого еврея»). Убийство Распутина, утверждал его протеже Хвостов, позволило бы «разрядить атмосферу» в обществе, «умиротворить думу» и вообще принесло бы огромную пользу России. Белецкий поспешил за советом к своему подчиненному, генералу М. С. Комиссарову, отвечавшему за охрану и информацию о Распутине. Тот посоветовал не доверять Хвостову, который-де не был профессионалом, много болтал и, скорее всего, планировал всю вину свалить на Белецкого.

Было решено всячески затягивать ситуацию. Хвостов, догадываясь о роли Комиссарова в этой истории и располагая 10-миллионным казенным фондом, предлагал ему 200 тыс. рублей из фонда, но напрасно. В конце концов, Белецкий все рассказал о замыслах Хвостова Распутину, Штюрмеру и Питириму. И вскоре министр-силовик был отстранен «от денег и полиции». Однако эта история была озвучена редактором «Биржевых ведомостей» Гакебушем. Разгорелся громкий скандал, и Белецкому пришлось на время покинуть столицу.

Н. А. Добровольский, министр юстиции (20.12.191627.02.1917). Распутину и Ко нужна была «своя собственная юстиция» (по свидетельству Манасевича-Мануйлова). Кандидатуру сенатора Добровольского предложил Симанович, заметив, что это именно тот, «…подходящий на такое амплуа человек, который. пойдет на что угодно, лишь бы быть у власти, так как его денежные дела очень запутаны». Кандидатуру Добровольского также активно поддержал Рубинштейн (заплативший недавно Распутину за свое освобождение солидный куш – более 100 тыс. руб.), и тот устроил для Добровольского тайное свидание с императрицей. Процесс уже шел по накатанной колее: новому кандидату устроили тайное свидание с императрицей, как вдруг до нее дошли сведения, что сенатор брал взятки. «И гроши брал, и много брал, сколько ни давали – все брал. – Деланно сокрушался Распутин. – Подумайте, какого рода дело! Симанович-то привел в юстицию мошенника». Как бы то ни было Распутин добился своего: Добровольский получил-таки пост министра 20 декабря 1916 г., уже после смерти «святого старца».

Александр Дмитриевич Протопопов (1866–1918), он же Калинин – полуконспиративная кличка, присвоенная ему Распутиным и царской четой.

За год до Февральской революции 1917 г. вся Россия забавлялась острословием поэта Владимира Петровича Мятлева «Прото-Попка знает, Прото-Попка ведает». И действительно – шутливые рифмы весьма метко характеризовали последнего министра внутренних дел царского правительства, назначенного на эту должность в сентябре 1916 г.

Удивительное явление представлял в то время этот человек – «суконный магнат», миллионер (его совокупный капитал тянул за 8 млн рублей золотом¹⁰), товарищ председателя Государственной думы, мечтавший получить «какую-нибудь должность в правительстве», но более всего – стать директором банка с годовым окладом в 100 тыс. рублей (!).

Судя по всему, вначале Протопопов намеревался сделать военную карьеру. После кадетского корпуса окончил Николаевское кавалерийское училище и в 1885 г. в возрасте 19 лет стал корнетом лейб-гвардейского конно-гренадерского полка, одного из самых привилегированных гвардейских полков. Однако военная служба почему-то не пошла – в 1890 г. вышел в отставку штабс-ротмистром; и был избран другой путь.

В молодости, как уверял Протопопов, он был вынужден давать уроки – по 50 копеек за урок¹¹. Однако если и существовал такой период в его жизни, то длился он недолго. В Корсунском уезде Симбирской губернии он унаследовал от своего дяди генерала Н. Д. Селиверстова, бывшего в свое время командиром корпуса жандармов, крупное имение с суконной фабрикой и лесопильным заводом. Да и землицы было немало – около 4657 десятин. Это наследство и послужило трамплином к дальнейшей карьере Протопопова.

С 1905 г. Протопопов становится членом Корсунского уездного и Симбирского губернских земств, предводителем дворянства Корсунского уезда. С февраля 1916 г. – предводитель дворянства Симбирской губернии.

В 1907 г. его избирают от той же губернии в III Государственную думу, а в 1912 г. – в IV.

В думе Протопопов вошел во фракцию октябристов и после ее раскола – во фракцию земцев-октябристов. В 1914 г. он становится товарищем председателя Государственной думы.

Война превратила суконную мануфактуру Протопопова из заведения, ранее находившегося (как и имение) под административной опекой, в очень прибыльное предприятие, сделавшее ее владельца миллионером и, кроме того, обеспечившее ему видные позиции в промышленно-финансовом мире.

Суконные фабриканты, металлозаводчики, банки, учитывая положение, занимаемое Протопоповым в думе, активную защиту им интересов крупной буржуазии в думской комиссии по рабочему вопросу при обсуждении страховых законопроектов, его широкие связи в петербургском чиновничьем мире и придворных кругах, высокую коммуникабельность, внешний лоск, знание языков и прочее, избрали его в 1916 г. председателем Совета съездов металлургической промышленности и Суконного комитета, а также кандидатом в председатели Совета съездов промышленности и торговли России.

С. П. Белецкий, всё и вся знавший, утверждал, что до избрания в думу Протопопов у себя в уезде и губернии «состоял в рядах консервативных кругов местного дворянства» и вел «настойчивую борьбу» с рабочим движением на собственной фабрике. В октябриста Протопопов перекрасился из политического расчета, но в какой-то мере промахнулся. В наказание за это «отступничество» с ним проделали следующую «воспитательную» операцию: как предводителя дворянства произвели в чин действительного статского советника, но без пожалования в звание камергера, как это обычно делалось, что автоматически лишало его придворного звания камер-юнкера. Урок пошел впрок, и Протопопов стал делать все, чтобы заслужить расположение «верхов» (в 1908 г. пожалован в звание камер-юнкера) и правительства. Так, например, он оказал сильную поддержку Сухомлинову при обсуждении в думе нового устава по воинской повинности. Военный министр высоко оценил его услуги и доложил о них царю, в результате чего Протопопов был высочайше пожалован золотым портсигаром с бриллиантовым вензелем Николая II – случай беспрецедентный в отношениях между двором и думой. «С этого времени, – свидетельствовал Белецкий, – Протопопов всецело перешел на сторону правительства».