Текст книги "«Ледовый поход» Балтийского флота в 1918 году "

Автор книги: Николай Кровяков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Захват наиболее мощных после «Ермака» ледоколов значительно облегчил немцам и белофиннам высадку десантов на северное побережье Финского залива и чрезвычайно затруднил обеспечение операции по перебазированию флота.

23 марта иа основании решения Совнаркома приказом по Балтийскому флоту был введен новый порядок управления флотом. Согласно этому приказу командование флотом вверялось начальнику морских сил Балтийского моря и главному -комиссару при участии Совета комиссаров из 17 лиц – совещательного органа при главном комиссаре– и Совета флагманов – совещательного органа при начальнике морских сил. Исполнительным органом являлся штаб Балтийского флота. 29 марта Совет Народных Комиссаров утвердил «Временное положение об управлении Балтийским флотом», которым определялся порядок управления флотом в соответствии с указанной реорганизацией ².

В должности исполняющего обязанности начальника морских сил Балтийского моря с правами командующего флотом был утвержден бывший капитан 1 ранга А. М. Щаетпый, избранный Советом флагманов Балтийского флота! 24 марта 1918 года.

Будучи до этого начальником шгаба Балтийского флота, Щастиый тщательно скрывал свою изменническую деятельность, -изображая из себя честного специалиста, перешедшего на сторону революции. Он сумел втереться в доверие к руководителям-флота к обмануть бдительность комиссаров и коммунистов. В этом, невидимому, ему помогли Троцкий и его ставленники в центральных органах управления флотом. Шастиому удалось продержаться на посту начальника морских сил Балтийского моря до мая 1918 года, когда он был разоблачен в связи с попыткой ¹⁶⁶

организации контрреволюционного мятежа на минной дивизии (уже после завершения операции но перебазированию флота) л предан суду. Революционный трибунал при ВЦИК .установил, что Щастиый «сознательно и явно подготовлял условия для контрреволюционного государственного переворота, стремясь своей деятельностью восстановить матросов флота и их организацию против постановлений и распоряжений, .утвержденных Советом Народных Комиссаров и Всероссийским Центральным Исполнительным Комитетом» К

По приговору революционного трибунала в июне 1918 года Щастиый был расстрелян.

Пока командующим Балтийским флотом был Щаст-ный, его пособники в органах управления флотом продолжали под всевозможными предлогами увольнять и распускать личный состав. Массовый характер приняло бегство офицеров, в большинстве случаев сопровождавшееся хищением казенных денег и ценного имущества. С каждым днем учащались всевозможные провокации.

Об одной из них рассказывает участник событий М. Каменский: «...В глухую темную ночь на 18 марта к дивизиону эсминцев («Гарибальди», «Изыльметьев»), дивизиону тральщиков и госпитальному судну «Ариадна», стоявшим у Зеленой горки, подкатили три вагона иод пломбами. На корабли было передано: вагоны с коньяком, в таможенной – бочки с вином, бутылки с шампанским. Раздавались крики: «Пей, братва! Гуляй, братишки!» Моряк знал, от кого такой подарок. Не дожидаясь приказов с «Кречета»^{168 169}, команда с эсминца «Гарибальди» совместно с командой эсминца «Изыльметьев» на собрании порешили: выставить к вагонам н к таможенной караул, поете подъема флага приступить к уничтожению нежданного подарка.

Настало утро. Как порешили, так и приступили. Вагоны были вскрыты, в них оказался действительно настоящий, со шведской короной, коньяк. Интервент не скупился на коньяк...

Но враг просчитался. Вскрытые вагоны с коньяком не заставили себя долго ждать. Первый почин сделали мо-

ряки «Гарибальди», приступив к выполнению решения. Ящик за ящиком были изъяты из вагона, бутылки с шведским коньяком летели в левый борт госпитального судна «Ариадна». На эсминец «Гарибальди» было передано: «Будьте осторожны, коньяк отравлен!» Еще с большим ожесточением моряки стали уничтожать о борт корабля бутылки с коньяком, в помощь вышли моряки с эсминца! «Изыльметьев» и пошло соревнование на быстрейшее уничтожение планов и надежд врагов.

Зрелище но уничтожению коньяка захватило любопытных проходивших мимо шведов и финнов, которые, останавливаясь, покачивая головами, говорили: «Матрос – пьяница, матрос любит пить, вода разрушает гранит, но в настоящую минуту матрос оказался трезв и крепче гранита, бьет о судно бутылки с коньяком. Матрос ценит сзою революцию и не отдаст корабли» *. Так бдительность (комиссаров, коммунистов, высокая революционная сознательность матросов расстроили и на этот раз хозни врагов.

Так как с назначением Щастного командующим зра-гам удалось занять более сильные позиции в руководстве Балтийским флотом, условия проведения операции после перехода первого отряда кораблей в Кронштадт еще более усложнились. Своеобразие последующих этапов операции по перебазированию флота состояло в том, что она проводилась не иод руководством командующего флотом, а часто вопреки ему. Комиссарам и коммунистам приходилось нередко действовать наперекор распоряжениям Щастного и его сообщников.

Это своеобразие обстановки не получило в литературе о «Ледовом походе» правильного освещения. Некоторые авторы объясняют все возникавшие в то время трудности быстрым разрушением старых устоев во флоте и более медленным становлением новых порядков; другие, хотя и отмечают контрреволюционную деятельность Щастного. не показывают, насколько вредной и опасной была она для флота и как она пресекалась коммунистами и революционными! матросами. А между тем без достаточного освещения этого вопроса остаются неясными многие ¹⁷⁰

факты, связанные с проведением операции, л умаляется роль партии как организатора и руководителя первой стратегической операции советских Военно-морских сил.

Итак, обстановка!, складывавшаяся после выхода первого отряда кораблей из Гельсингфорса в Кронштадт, с каждым днем осложнялась, что требовало скорейшего доведения до конца операции по перебазированию флота. Наряду с мероприятиями по эвакуации кораблей Совком-балт.у приходилось много внимания уделять работе по эвакуации баз и многочисленного ценного имущества, сосредоточенного в портах Финляндии, а также по свертыванию и эвакуации береговых батарей, постов наблюдения и связи н других объектов береговой обороны.

12 марта, вдень выхода из Гельоннгфорса1 первого отряда кораблей, Совкомбалт отдал приказ о немедленной эвакуации или приведении в небоеспособное состояние береговых батарей на островах Руссарэ, Хестэ-Бюсэ и Ма-килуото^{170. Одновременно, в связи с угрозой вторжения германских войск в Финляндию, коменданту Свеаборгской крепости было приказано немедленно подготовить к уничтожению склады, артиллерию, боевые запасы и инженерные сооружения 171 172.}

* Эти мероприятия были своевременными, так как данные стратегической разведки подтверждали усиленную подготовку германского командования к высадке десантов з Финляндию. В этой связи следует рассматривать директиву Высшего Военного Совета, отданную по телеграфу Народному Комиссару по морским делам 13 марта 1918 г.

Директива гласила: «В сложившейся обстановке -необходимо при первой возможности безотлагательно сосредоточить большой и малый флот Балтийского моря в районе Кронштадта... О последовавших по сему распоряжениях надлежит поставить Высший Военный Совет в известность» ^173.

Во исполнение указания Высшего Военного Совета Морской генеральный штаб 20 марта 1918 года направил командованию Балтийского флота следующую директиву:

«1) Ввиду создавшегося к настоящему моменту полного боевого бессилия Балтийского флота, командованию флотом временно не ставится никаких оперативных задач.

2) Командованию флотом надлежит озаботиться всемерным сохранением в целости кораблей, материальной части флота и морских крепостей, технического оборудования портов и различных боевых и прочих припасов, принадлежащих флоту и крепостям, до того момента, когда обстановка позволит приступить к воссозданию боевой мощи флота.

Для сего:

а) срочно закончить перевод судов з Кронштадт, способных двигаться во льду;

б) организовать, сколь сие возможно, охрану судов и всего прочего имущества на судах и з портах как з Гельсингфорсе, так и в Кронштадте, в предупреждение расхищения и порчи;

в) организовать обслуживание механизмов наиболее ценных судов в предупреждение порчи этих механизмов. Если невозможно сохранение механизмов в действии, то привести их в состояние, годное для хранения;

г) к моменту открытия навигации подготовить все суда, сосредоточенные в Гельсингфорсе, к переходу в Кронштадт самостоятельно или на буксирах н перевозку туда же всего ценного имущества, перечисленного в пункте 2.

3) Ввиду угрожающего положения, занимаемого неприятелем, несмотря на заключение мира, и особенно опасного положения, в котором находится флот, сосредоточенный в Гельсингфорсе, благодаря происходящей з Финляндии междоусобной войне,– надлежит подготовиться к тому, чтобы в случае захвата баз флота неприятелем в руки последнего не попали бы корабли, ценные предметы материальной части и припасы з целом виде. Организация, которая должна получить задачу уничтожения, должна быть, однако, создана так, чтобы не могло произойти преждевременного уничтожения флота под влиянием панического настроения каких-нибудь отдельных групп или лиц» ^174.

Приведенные директивы не вносили ничего принципиально нового по сравнению с исходной директивой от

17 февраля л по существу лишь конкретизировали задачи флота в операции но перебазированию и соответствии с изменившейся обстановкой. Директива Морского генераль-ного штаба от 20 -марта, подтверждая данные ранее .указания флот)', ста-вила! перед командованием ясные и четкие задачи и «уточняла последующие этапы проводимом операции (немедленный вывод всех кораблей, способных двигаться во льду, и вывод остальных с открытием навигации). При этом, ввиду угрозы захвата баз флота немцами, подтверждалась задача подготовки к уничтожению кораблей и имущества, но при непременном условии применения этой меры лишь в самом крайнем случае

Таким образом, недостатка в руководящих указаниях у командования флотом не было. Однако вместо того, чтобы организовать выполнение поставленных задач, Щастныи и его подручные делали все, что могли, для их срыва.

Одним из средств, -которое использовали враги с этой целью, являлся срыв ледокольного обеспечения проводимой операции. Захват ледоколов «Тармо» и «Волынец», произведенный немцами и белофиннами в результате прямой измены офицерского состава, свидетельствует об участии в этом преступлении Щастного и его сообщников, так как после захвата «Тармо» 21 марта не было принято никаких мер к охране других ледоколов, что позволило врагам через восемь дней почти аналогичным способом, без всяких затруднений, захватить «Волынца».

Следующий по мощности ледокол «Трувор», имея пробоину, стоял на стапелях и в течение многих «месяцев нс ремонтировался, хотя Совет народных уполномоченных Финляндии еще 6 марта сообщал о возможности постановки «Трувора» в заводской док для ремонта ^{175 176 177 178 179 180 181}.

Ледокол «Пурга» всю зим.у бездействовал из-за поломки винта, хоти имевшийся запасной мог быть установлен в течение 3—5 дней. Ледокол «Артиллерист» использовался только для связи со Свсаборгской крепостью. Ледокол «Черноморский № 3» был посажен на мель, и никаких мер для снятия его командование флотом не принимало *.

В Кронштадте также действовали враги. Только вредительством можно объяснить задержку там ледоколов «Огонь» и «Ермак». Последний, несмотря на неоднократные и настойчивые требования о срочном выходе в Гельсингфорс, использовался для проводки крейсеров из Кронштадта в Петроград, что ни в какой мере не являлось более срочным и важным делом, чем перевод флота из Гельсингфорса в Кронштадт^{182 183}.

Еще 23 «марта оперативный отдел Совкомбалта, сообщая о готовности второго отряда кораблей к переходу в Кронштадт и о прибытии ледокола «Большей», просил ускорить высылку «Ермака» в Гельсингфорс ^184.

«Ермак» вышел из Кронштадта в Гельсингфорс лишь 25 марта, когда Совкомбалт в третий раз потребовал высылки ледокола ^л. Из-за тяжелого льда «Ермак» с большим трудом продвигался вперед, останавливаясь с наступлением темноты. 27 марта «Ермак» продвигался вперед только в течение одного часа, а затем остановился до утра 29 марта. В этот день, находясь в 6,5 мили от о. Лавенсари, «Ермак» в 18 ч. 40 м. подвергся обстрелу из орудий береговых батарей острова.

В вахтенном журнале «Ермака» записано: «Произведено 4 выстрела по «Ермаку», снаряды ложились впереди носа по «курсу– 1-й, приближенно, в 4—5 кабельтовых, 2-й в 3-х кабельтовых, 3-й не удалось проследить и 4-й в 1,5—2 кабельтовых от-носа. Посоветовавшись с председателем судового комитета и потушив огни, пошли старым следом. С 18 ч. 40 м. до 20 часов произведено еще 5 выстрелов по уходившему «Ермаку»; снаряды, вследствие наступившей темноты и мглы, ложились довольно далеко от корабля» ®.

Доложив по радио о случившемся и получив распоряжение следовать в Гельсингфорс, 30 марта «Ермак», располагая курсы вис досягаемости батарей Лавенсари, снова пошел вперед. В 6 милях к востоку от о. Соммерс, когда «Ермак», затертый льдами, перекачивал балласт, к ледоколу приблизилась с белым флагом группа белофиннов из 4 человек, предложившая послать делегатов «Ермака» на о. Лавенсари для переговоров. Цель белофиннов состояла в том, чтобы задержать ледокол посредством переговоров, во время которых они собирались организовать его захват. Не вступая в переговоры, «Ермак» дал ход и с наступлением темноты остановился у маяка Соммерс.

На следующий день, 31 марта, в 9 ч. 25 м., в 6 милях от северной оконечности Гогланда «Ермак» был обстрелян с ледокола «Тармо». Последний с расстояния 50—60 кабельтовых произвел по нему 8 выстрелов. Снаряды ложились с недолетом в 20—30 кабельтовых. Имея лишь 47-мм пушки, «Ермак» был вынужден повернуть на обратный курс.

Около 23 ч. из Гельсингфорса на выручку «Ермака» вышел крейсер «Баян» в сопровождении малых ледоколов «Силач» и «Город Ревель». Однако уже в 5 ч. утра эти корабли были вынуждены возвратиться в Гельсингфорс, так как во льду начали образовываться трещины и крейсер стало сносить на камни, а слабые ледоколы не могли ничего сделать. Ввиду этого «Ермаку» было приказано вернуться в Кронштадт, откуда он должен был следовать в Гельсингфорс в сопровождении крейсера *.

1 апреля «Ермак» вернулся в Кронштадт и опять был задержан здесь до 5 апреля, когда в сопровождении крейсера «Рюрик» вышел навстречу уже двигавшемуся во льдах второму отряду кораблей.

Таким образом, захват «Тармо», «Волынца», обстрел и попытка захвата «Ермака», задержка его в Кронштадте – все это звенья одной цепи. Лишив флот мощных ледоколов, враги сочли, что наступил момент для полного срыва операции.

31 марта Щастпый, донося в Морской генеральный штаб об обстреле «Ермака» и уходе «Волынца» к немцам, писал: «Ввиду этих причин в данный момент совершенно невозможна эвакуация судов из Гельсингфорса». Преда– ¹⁸⁵

тсль добивался отмены директивы о переводе флота в Кронштадт н предлагал начать переговоры с немцами^185.

Намерения Щастного становятся особенно ясными, если «учесть, что в этот же день в Гельсингфорсе были получены сведения о том, что «немецкие миноносцы и тральщики зондировали в направлении Ганге, подойдя на очень близкое расстояние» ^{186 187}. Было совершенно очевидно, что немцы готовят высадку своих войск в Финляндию, о чем Щастному было известно, конечно, «и ранее не только по данным разведки. Немцы сами не делали из этого секрета; в разбрасываемых ими по Гельсингфорсу листовках они предупреждали о скором прибытии своих войск и угрожали репрессиями в случае сопротивления. Поэтому Щастный намеревался дезориентировать высшее военное руководство и Советское правительство и путем переговоров выиграть время, необходимое немцам для высадки и захвата Балтийского флота.

Документы исследуемого периода свидетельствуют о сознательном срыве Щастным и его сообщниками мероприятии оперативного обеспечения, особенно оперативной разведки. Воздушные силы, например, после эвакуации Або-Аландской позиции и Ревеля были направлены з Петроград и Кронштадт, и штаб флота лишился возможности вести -воздушную разведку. 4 апреля Щастный доносил в Морской генеральный штаб: «Никакой раззедкн не имею, но немцы гидропланами следят за флотом з Гельсингфорсе»^{188. Только 5 апреля, когда немцы уже были в Ганге, командование флотом обратилось в управление авиации Морского генерального штаба с просьбой «срочно выслать из Петрограда в Гельсингфорс по воздуху дза быстроходных аппарата для наблюдения за морем и за берегом» 189. Однако никаких сведений о прибытии просимых самолетов в Гельсингфорс и их участии в операции не имеется. Очевидно, -и здесь не обошлось без вмешательства единомышленников Щастного.}

Изменники, сидевшие в штабе флота, стремились сорвать оперативное обеспечение не только путем преступного бездействия, но и путем умышленного игнорирования

получаемых штабом данных об обстановке. Так, например, несмотря на чрезвычайно важные сведения о действиях немецких тральщиков и миноносцев у Ганге, полученные еще в последних числах марта, штаб и командование не приняли никаких мер для ,уточнения этих сведений, выяснения намерений немцев и для обеспечения безопасности находившихся в Ганге кораблей и частей. Учитывая ледовую обстановку я этом районе, можно было приказать тральщикам и подводным лодкам идти в Гельсингфорс самостоятельно при помощи находившегося в Ганге ледокола «Садко», выслав одновременно ледокол из Гельсингфорса навстречу. Однако лишь 1 апреля оперативной частью штаба было дано приказание командиру ледокола «Город Ревель» срочно выйти в Ганге и привести оттуда 4-й дивизион подводных лодок и транспорт «Олаид» К Но было уже поздно.

«Город Ревель» в сопровождении ледокола «Силач» вышел в Ганге утром 2 апреля. К 8 ч. 30 м. 3 апреля ледоколы, дойдя до мигалки Фуругельм, заметили около двадцати германских кораблей, двигавшихся в направлении Ганге. Продолжая движение, ледоколы в 12 часов достигли острова Бссэ, где и остановились. Па «Город Ревел!»» была погружена радиотелеграфная станция местного поста связи, после чего в 13 часов, по сигналу с ледокола «Силач», оба ледокола повернули на обратный курс и в 20 ч. 10 м. прибыли в Гельсингфорс»^{190 191}.

2 апреля Совкомбалт доносил в Коллегию Морского Комиссариата: «Доводим до сведения, что командованием Балтийского флота отдано распоряжение военным властям в Ганге взорвать суда, стоящие там, в случае действительно агрессивных действий со стороны немцев, но после того, как будет выяснено с нашей стороны, посредством посылки делегации при приближении немцев, относительно их намерений» ^192.

Вот как описывает очевидец события в Ганге.

«В ночь со 2-го на 3-е апреля большой отряд германских судов подошел -ко входу и в течение всей ночи производил траление фарватеров. Появление тральщиков в предыдущие дни, налет аэропланов и другие тревожные

признаки давали уверенность, что готовится какая-то операция. Поэтому были потребованы ледоколы для вывода наших судов в Гельсингфорс, но до Ганге дойти они не успели. К рассвету выяснилось, что у немцев ведется совершенно правильно организованная десантная операция. Впереди шли тральщики, по временам производившие взрывы для простейшего уничтожения мин заграждения. За ними виднелись три больших военных транспорта. Операция велась в полном порядке под прикрытием двух дредноутов типа «Позен» и крейсеров. Вел немецкую эскадру наш же ледокол «Волыиец» К

Мы имели категорическое приказание ни в каком случае не открывать военных действий. Да и что могли сделать замерзшие во льду подводные лодки против дредноутов? Нам оставалось одно: не даться врагу, уничтожить свои суда. Думать,'что немцы явились только для оказания помощи финским белогвардейцам и нас не заберут, было бы наивно.

С тяжелым чувством начали мы готовить наши подводные лодки к взрыву и свозить имущество, которое можно было захватить с собой. Чувство горькой обиды овладело душой каждого... Многие с трудом скрызали слезы...

...Началась высадка немцев на о-в Руссаре. «Большей:» и ближайшие за ним суда уже подходили к гавани. Наступил решительный момент. Мы зажгли фитили и побежали па горку, чтобы послать последнее «прости» дивизиону. Первым взорвался наш транспорт.

Немецкий аэроплан был так близко, что его резко бросило, и он только-только не перевернулся.

Затем по очереди взлетели на воздух лодки ^{193 194}. Взрызы были так сильны, что один кусок стали, около квадратной сажени величиной, пролетел сажен 200 и упал рядом со станцией, по счастью, никого не задев. Вслед за тем мы подожгли здание службы связи с находившейся там мор-

с кой телефонной станцией и «уехал и в Гельсингфорс. Через полчаса в гавань вошел первый из транспортов и город был занят немцами» ".

Таким образом, в то время как для рядового «участника событий не было никаких сомнений в характере намерений немецких интервентов, командование флотом проявляло «удивительную «наивность», а вернее, преступную беспечность, результатом чего явилась утрата ценных боевых кораблей.

Высадка немецких войск в Ганге осуществлялась эскадрой под командованием контр-адмирала Мейрера, состоявшей из 30 кораблей и транспортов, сопровождаемых 10 тральщиками и ледоколом, и обеспечивалась воздушной разведкой не только района высадки, но и района главной базы – Гельсингфорса. С кораблей была высажена так называемая Балтийская дивизия (3 стрелковых батальона, 3 конных полка и несколько артиллерийских батарей общей численностью в 13 тысяч человек) под командованием «уже стяжавшего себе известность в качестве палача прибалтийских народов генерала фон дер Гольца.

Подробности о высадке десанта мы «узнаем из немецких источников. «Десанту в Ганге предшествовала необходимая работа по «удалению мин, преграждавших подход с моря, чем одновременно создавался обеспеченный морской путь для перевозок в Эстляндию и -Финляндию. Эта работа, затрудненная плохой погодой, позволила германской военной эскадре под командованием адмирала Мейрера, эскортировавшей транспорт десантных войск генерала фон дер Гольца и около 400 бежавших по льду в Ревель финских добровольцев (белогвардейцев.– И. /(.), лишь 3 апреля 1918 г., пробившись сквозь плотный лед, прибыть к острову Руссаре – сильному укреплению, лежащему против Ганге... Германский батальон егерей, шедший по льду с Аландских островов, встретился с значительным противодействием большевиков и был обстрелян с бежавшей из Або канонерки «Бобр». Германский флот позднее захватил и передал финским чиновникам в Ганге ¹⁹⁵

вместе с красным экипажем «Бобра» ^{195 и находившиеся б шхерах ледоколы «Муртайя» и «Дрегосфьерд»...196 197}

Высадка немецких войск в Финляндии коренным образом изменила оперативную обстановку. Угроза захвата флота германскими империалистами стала реальной. Необходимо было немедленно выводить корабли из баз Финляндии. На это .указывали командованию флотом все директивы высшего военного командования, отданные в развитие директивы от 17 февраля.

Чтобы выполнить эъу задачу, командование флотом должно было, не теряя и часа времени, принять самые энергичные меры.

Несмотря на ясные и четкие директивы о немедленном выводе флота из Гельсингфорса еще задолго до вторжения германских войск в Финляндию, Щастный и после высадки немцев в Ганге попрежнем.у стремился дезориентировать высшее военное руководство и Советское правительство, предлагая вступить в переговоры с немцами для «выяснения» их намерений. Более того, он отдал приказ оставить в Ганге, не взрывая, тральщики, ледоколы и другие корабли, «чтобы по ним определить на время намерения немцев». Так и мотивировал свой приказ Щастный, сообщая 5 апреля в Морской генеральный штаб об обстановке в связи с высадкой немцев в Ганге^198.

Другим способом для достижения этой же преступной цели была попытка .уничтожить корабли путем взрыва под предлогом невозможности их спасения.

3 апреля, сообщая Коллегии Морского Комиссариата и Морскому генеральному штабу о высадке немцев з Ганге. Щастный телеграфировал: «В ночь на 3 апреля в н е-запио (!?) обнаружено движение немцев с моря на Ганге. По донесению наподива ^{199, приготовляющее}

г о с я к эвакуации из Ганге подлодок, на рассвете к 6 часам утра на рейд Ганге подходит около тридцати кораблей... Иаподиву отдано приказание взорвать подлодки и наши тральщики и отступать из Ганге. В 9 часов утра собираю военный совет. Необходимо срочное вмешательство центральной правительственной власти в действия немцев и получение указаний, как быть с флотом в Гельсингфорсе. За отсутствием ледоколов суда выводить нельзя...» *

В этом документе обращают на себя внимание следующие моменты.

Во-первых, Щастный лжет, утверждая, что приход немцев в Ганге был для него внезапным. Уже 31 .марта в Гельсингфорсе имелись сведения о том, что немецкие тральщики под прикрытием миноносцев производят траление на подходах к Ганге. Данные об этом, при наличии прямой телефонной связи с Ганге, Щастный, конечно, имел еще раньше.

Во-вторых, в то время как начальник дивизиона -подводных лодок хотел спасти их и готовил к уводу из Ганге, Щастный отдал приказ взорвать лодки, не приняв никаких мер к их спасению, кроме заведомо запоздавшего распоряжения ледоколу «Город Ревель» о выходе в Ганге 1 апреля, которое было исполнено лишь 2 апреля, когда было уже поздно идти в Ганге.

В-третьнх, Щастный опять лжет, утверждая, что он отдал приказание взрывать и тральщики, так как 5 апреля по его приказу тральщики и другие корабли были оставлены в Ганге, чтобы «по ним определить намерения немцев».

В-четвертых, имея ясные указания Морского генерального штаба от 20 марта о срочном переводе кораблей из Гельсингфорса, Щастный все же снова обращается с вопросом «как быть с флотом в Гельсингфорсе», рассчитывая получить распоряжение об уничтожении флота.

Ориентируя высшее командование на необходимость уничтожения кораблей, Щастный немедленно предпринимает практические шаги к осуществлению этого замысла.

В тот же день, 3 апреля, он созывает Совет флагманов. Этот орган, выдвинувший в свое время Щастного на ²⁰⁰

должность командующего флотом, принял следующее решение:

«Совет флагманов полагает, что по отношению к судам, в связи с высадкой немцев в Ганге, должны быть приняты следующие меры:

1) «Республика», «Андрей Первозванный», «Баян» и «Олег» по готовности малых ледоколов должны быть посланы в Кронштадт, причем -комиссарам необходимо разъяснить причину столь срочного ухода.

2) Минной дивизии, подводным лодкам, заградителям и судам минной обороны постепенно выходить на рейд.

Всем этим судам быть готовым к взрыву.

3) Тралартели^{200 поднять коммерческие флаги, но, в смысле управления, кораблям, фактически туда не переданным, оставаться в распоряжении натрадив 201 202.}

4) Транспортов к уничтожению не готовить. Временно желательно передать их в руки частных владельцев, так как в да-нное время таковая собственность уважается германцами более, нежели национальная...» ²⁰³

Итак, Совет флагманов фактически предлагал уничтожить весь флот, кроме кораблей, входивших в состав второго отряда, решение об отправке -которого в Кронштадт было принято Совкомбалтом еще 17 марта, кораблей тралартелн и транспортов. Но при этом, как будет выяснено далее, поднятие на военных кораблях коммерческих флагов и передача транспортов частным лицам являлись средством, лишь облегчавшим захват этих кораблей немцами и белофиннами.

На совместном заседании Совета флагманов и Совета комиссаров, состоявшемся на следующий день, решение о передаче транспортов частным лицам под влиянием комиссаров было значительно изменено. Транспорты решено было продать «русской фирме», причем «непременным условием должно быть сохранение их в дальнейшем в распоряжении Российской Республики».

«Передать эту резолюцию, – говорилось далее в решении,—для утверждения в Совет Народных Комиссаров, определив срок ответа сегодня в полночь, при неполучении такового поступать согласно резолюции самостоятельно».

Заседание приняло к сведению информацию о том, что все госпитальные суда уже переданы «.под покровительство датского правительства».

Недостроенные корабли было решено «не взрывать, оставить их во владении заводов с тем, чтобы впоследствии или вернуть выданные казной авансом за них деньги, или, доплатив остальную сумму, принять с заводов».

Далее совещанием было решено: «В случае если представится надобность в уничтожении кораблей, на «Кречете», на мачте Службы связи поднимается сигнал: днем – три красных флага, ночыо – три красных огня»¹.

Оценивая решение совместного заседания Совета флагманов и Совета комиссаров, можно сделать вывод, что, хотя по настоянию комиссаров в решении о транспортах было оговорено сохранение их за Советской республикой, фактически контрреволюционный Совет флагманов сохранил в силе свое решение от 3 апреля, так как внесенное в него изменение по существу являлось не больше как юридической формулой.

Обращает на себя внимание крайне малый срок для получения ответа Совета Народных Комиссаров, что фактически сводило на нет существенную поправку, внесенную комиссарами в решение о транспортах.

Не проявили комиссары достаточной бдительности и в вопросах о передаче госпитальных судов под «покровительство» Дании, об оставлении недостроенных кораблей заводам и о сигнале для взрыва.

Передача Дании госпитальных судов, частью принадлежавших до войны Восточно-Азиатскому пароходству, главными акционерами которого были датские капиталисты и бывшая императрица Мария Федоровна ^{204 205}, проживавшая в то время в Дании, неизбежно привела бы к потере этих кораблей Советской республикой. То же самое означало оставление недостроенных кораблей заводам.

Кроме того, решение о передаче транспортов и госпитальных судов частным лицам и иностранному государству было принято в нарушение декрета Советского правительства о национализации торгового флота.

Решение о сигнале для взрыва, не предусматривавшее •никаких мер предосторожности, давало возможность злоумышленникам вызвать уничтожение кораблей даже и в том случае, когда эта крайняя мера не вызывалась необходимостью.

Чтобы предупредить возможность злоумышленных действий, Совкомбалт, повидимому, 4 или 5 апреля ¹ направил всем командирам соединений, базировавшихся на Гельсингфорс, за подписями комиссара Балтийского флота и начальника военного отдела специальную директиву. В это-м документе говорилось: «Теперь же надлежит организовать все необходимые приготовления для уничтожения судов и имущества. Приготовления эти должны заключаться в соответствующей организации и расписании, причем должно принять все меры для того, чтобы они не возбудили паники в массах и -не повлекли бы грабежа и преждевременного уничтожения. Если приказание об уничтожении и последует, то только в самый последний момент»^{206 207}.