Текст книги "Золотой гроб"
Автор книги: Николай Пряничников
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
Владимир отложил в сторону гитару, взял у костра палку, пошел на пляж и нацарапал на песке большую вытянутую восьмерку в два человеческих роста.
– Восьмерка это что, что, – масонский знак? – спросил Михаил.
– Для тебя, простого человека, измучившего и себя и других скучными цифрами это восьмерка. Для летчика, – это знак того, что внизу свои.
– Как он определит, что внизу свои?
– Для летунов это не цифра, а изображение винта, уважаемый! – ответил за брата Александр. А винт это устройство для приведения в движение летательного аппарата, посредством вращения лопастей. Понимать надо.
– Вот оно что? – притворно удивился Михаил. Теперь буду знать, что винт – это самое главное в самолете!
– Отнюдь. Самое главное в самолете, – надеть привязные ремни и сохранить в сухости штаны.
Старая шутка всех развеселила.
Вовка включил приемник, нашарил какую-то музыку. Над лагерем висела легкая дымка. Мишка встал, вдохнув полной грудью, уловил аромат вечерней реки и пошел прогуляться по поляне. Косые лучи заходящего солнца пробивались между высокими стволами на другом берегу, и отражались в чистой и спокойной воде. За лесом снова зарычал самолет, собираясь совершить заключительный на сегодня полет в поисках очагов возгорания.
– Пойдемте к реке? – предложил я Наташе. Девушка согласилась и встала. Мы прошлись к дубовой аллее.
– Когда-то, бескрайня тишина этих лесных окрестностей, оглашалась колокольным звоном, а над деревьями блистали золотом купола церкви – сказал я Наташе.
– Да, я знаю, здесь был монастырь, а богобоязненные монашки ходили с выражением томной печали на лице, – в такт мне с иронией ответила Наташа.
Я засмеялся, понимая комичность моей лирики в разговоре с девушкой, которая, судя по всему, обладала незаурядным чувством юмора.
Мы сели на берегу. Я косил глазом на Наташу и только здесь понял, – как она божественно хороша. У нее была чудесная фигура, манящие вишневые губы, нежные щеки, голубые глаза, длинные ресницы и вьющиеся белокурые локоны волос. На нее хотелось смотреть и любоваться ею бесконечно. Вероятно, Наташа догадалась о моих неожиданных чувствах? Она улыбнулась. Ее улыбка озарила все вокруг, как солнце в звонкое летнее утро. А в ее мимолетном взгляде на меня я почувствовал взгляд заинтересованной женщины.
– Чем вы занимаетесь? – спросила Наташа, наверное, для того, чтобы как-то разрядить минутное молчание.
Я сообщил. И в свою очередь, попросил девушку рассказать о себе?
– Боюсь, что моя биография крайне проста, – ответила Наташа. – Школа, а теперь третий курс истфака в университете.
– Почему именно истфак? Любите историю?
– Безумно. Еще со школы. Разумеется, люблю не только историю, но и все, что связанно с ней. Люблю живопись, музыку, архитектуру. Ведь не зря говорят, что архитектура – это застывшая музыка, а музыка, – застывшая история. Мне во всем нравится ощущать время и его шаги.
Я тоже был неравнодушен к истории, особенно Серебряного века, и здесь со своей собеседницей мы нашли много общего, и оживленно проговорили с полчаса, которые пролетели как один миг.
– Чай подан! Господа турЫсты! – прокричал Саня от костра
Я встал и подал Наташе руку. Когда она поднялась, я задержал ее ладонь в своей руке немного дольше, чем это требовало приличие. Наташа руку не отдернула, внимательно посмотрела на меня и снова улыбнулась. Мое сердце странно забилось, а по телу пробежала волна загадочного трепета.
– Остынет! – противным голосом кричал Саня от костра.
Мы вернулись к костру. Владимир сидел с Ларисой и что-то шептал ей на ухо. Лариса тихо смеялась. Мишка также возвратился с прогулки. С собой он принес листьев и корней лесной смородины. Чай из смородины великолепен, но Саня уже успел заварить обыкновенный Цейлонский, поэтому смородину мы оставили на потом.
Мы расселись у костра, чай ароматно парил из большого Валеркиного котла. Запасливый Саня сходил к своему рюкзаку и принес пакет с ванильными сушками. Наступавший вечер на берегу был восхитителен.
Пожарники вновь полетали над лесами, а теперь сделав свои дела, возвращались. Их летательный аппарат заходил со стороны Керженца, и опять устремлялся прямо на нас.
– Это воздушное хулиганство, какое-то! – притворно возмущенно сказал Саня.
Самолет приближался и нарастал. Проревев над нами на высоте не более 10 метров, он взмыл в воздух. Девчонки и Саня, закрыв головы руками, бросились от костра в разные стороны. Мы успели заметить за стеклами кабины двух хохочущих парней. Самолет развернулся, опять проплыл над нами и снова на поляну упал полиэтиленовый мешок с запиской.
'Уважаемые туристы, мы вас предупреждали. Затушите немедленно костер! Привет вашим девочкам. Инспектор пожарной охраны', далее опять следовала неразборчивая подпись.
Самолет кружился поблизости над рекой, наверное, готовясь к очередному штурму нашего бивака. Похоже, летуны и впрямь решили добиться от нас уступок. Мишка издали показал им кулак. Самолетик развернулся на боевую позицию и приготовился пикировать на нас. Девчонки в страхе замерли, но на этот раз остались у костра. По всем правилам боевого искусства и авиационного жанра самолет спикировал на костёр и снова взмыл в небо. Летчику нравилось фигурировать высшим пожарным пилотажем перед представительницами прекрасного пола. Опять мелькнули лица хохочущих летчиков.
Это стало надоедать. Где гарантия, что в последний миг у самолетика что-нибудь не откажет? Летуны вновь залетели за реку и приготовились к пику.
– Да затушим его к чертовой бабушке – закричал перепуганный Саня.
– Только попробуй – грозно сказал ему Михаил.
Устрашающе ревя двигателем, самолет приближался. До него уже 100 метров, 50, 30... В это мгновение, замычав от натуги, Мишка запустил навстречу ему пустую бутылку из-под шампанского. Бутылка попала в пропеллер и разлетелась в мелкие брызги, которые падали в кусты, блестя в затухающих лучах солнца, как бриллиантовая пыль. Самолетик тут же взмыл и полетел в сторону аэродрома. В привычный звон его пропеллера, вплелся какой то свистящий звук.
– Ё-маё, – закричал Вовка, – да ты же подбил его?!
– Может быть! – по-деловому ответил Михаил. Я вообще-то хотел его сбить – шутливо добавил он. – Жаль, что под рукой подходящей коряги не оказалось, а то бы он так и рухнул на поляне.
– Нет, ты точно его подбил! Когда в винт попадает птица, то даже в этом случае пропеллер деформируется, а тут тяжеленная бутылка!?
– А ты не защищай своих летунов. Это ведь не мы на них нападали, а они на нас. Я думаю, что эти дымящиеся угли не стоят того, чтобы подвергать риску и себя и всю нашу компанию?
– Да я, в общем-то, их и не защищаю, а констатирую факт. Будь не я, если им теперь не придется менять пропеллер?!
Но, самолет, кажется, благополучно долетел и сел на своем аэродроме, так как мы еще некоторое время слышали его завывания за лесом.
Девчонки, нехотя, засобирались в Лыково, где в исступлении страдал очкарик.
– Может быть, останетесь с нами? – спросил девушек Александр.– Какая вам разница с кем плыть до Волги? А мы вас в обиду не дадим.
– Нет, нет – ответила Наташа – спасибо, ребята, но нас девочки ждут, и будут волноваться.
– А мы гонца пошлем к вашим подругам и предупредим – не успокаивался Саня.
– Нет, ребята, с вами хорошо, но нам надо ехать в лагерь – сказала Наташа.
– Впрочем – продолжила она – Мы с Ларисой будем там только полтора дня. Послезавтра мы вернемся сюда в Монастырь, поскольку именно здесь намерена базироваться университетская этнографическая экспедиция, в состав которой мы включены.
– Вот оно что? А во сколько прибудет отряд?
– Обещали в 18 00. Так что, возможно, мы с вами еще увидимся.
– Конечно, – поддержал разговор Владимир. – Не исключаю, что и мы будем здесь и будем вам рады.
Наташа посмотрела на меня, и наш взгляд снова встретился. Мне, почему-то пришло в голову, что я всю жизнь искал именно ее. Наташа первая отвела взгляд, а я был совершенно убежден, что до сегодняшнего дня более красивой девушки я не встречал?
Девушки сели на байдарку. Мне и впрямь захотелось, чтобы они остались. И я уж, хотел также присоединится с уговором Александра и попросить девушек остаться. Но, мысль о загадочной двери в реке удержала от легкомысленного поступка. Лишние свидетели были не нужны. Я спустился к байдарке и полюбопытствовал у Наташи, – можно ли узнать ее телефон? Наташа назвала цифры, которые я запомнил. Байдарка с нашими прекрасными знакомками скрылась за поворотом, а мы сели к костру.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЗЕМЛЕКОПЫ
Валерка появился, когда уже совсем стемнело. Воздух заметно потяжелел, насытился влагой, но было приятно тепло. По обеим сторонам реки звонко кричали соловьи.
Валерий вытащил байдарку на пляж, и выбросил из лодки тяжелый полотняный мешок, в котором оказались ножовка по металлу, тяжелый граненый ломик, два заступа и кирка.
Решили не терять время и начать пилить решетку сейчас же. Наш костер потихоньку тлел, рядом лежали остатки вечернего пиршества. Спящему Игорю мы оставили на ужин тушенки, но выпивки и впрямь решили его лишить.
– Хватит ему – сказал Мишка – третий день не просыхает. О том, что и он сам не больно-то просыхает третий день, Мишка умолчал.
Первым залез в воду Саня. Он брызгами размыл, накиданный на кладку ил и глину, нащупал решетку и потихоньку принялся пилить. Решетка находилась глубоко под водой и, на поверхности торчал только Санькин нос. Когда на него направляли луч фонаря, то незнающий человек, мог бы подумать, что это поплавок, который дергается туда-сюда из-за того, что на крючке давно сидит большая рыбина. Мы столпились вверху над обрывом и изредка давали советы. Саньку сменил, Мишка, потом за ножовку взялся Володя. Нам предстояло отпилить, как минимум, четыре железных прута толщиной с палец. Но и это почти не решало проблемы, в маленький квадратик протиснуться мог только мухоподобный Игорь. Через час работы, когда пропиливался уже третий прут, – все было кончено. В том смысле, что неуклюжий Вовка неловко повернулся и ножовка, зажатая в пропиле, треснула пополам. Запасной не было.
– Тюфяк – зашипел на брата Санька.
– Сам ты тюфяк – огрызнулся Вовка – лезь и пили сам, раз такой умный.
– Чем теперь пилить?
– Дай лом, – сказал я Валерке.
Я нырнул под берег, нащупал с противоположной стороны замок, просунул ломик в его ушко и попытался вырвать. Замок не поддавался. На помощь пришли Вовка и Валерка. Все вместе мы, набрав в легкие воздуха, на пол минуты ныряли в воду и, раскачивая ломик, пытались разорвать соединение. Ломик был маленьким, не хватало рычага. Выручила Мишкина сообразительность. Он принес весло от байдарки, обратный конец которого мы надели на ломик и все вместе под водой стали давить на него. Весло прогнулось, но проклятый замок остался не вредим.
После тщетных усилий был объявлен перекур.
Посидели у костра.
– Чего будем делать, – сказал Валерка, – может опять в Хахалы слетать, да привезти настоящий лом, или трубу какую?
Эту мысль отвергли. Поездка в Хахалы займет не менее трех-четырех часов, да и неизвестно, поможет ли лом? Если начать копать землю прямо над кладкой и проникнуть в подземелье через потолок, то эту пещеру неминуемо заметят все проплывающие мимо туристы и разнесут новость по всему Керженцу. Этого не хотелось.
Но, если начать копать сверху, с берега, то яма будет глубиной около четырех-пяти метров. Именно на столько спадал берег к воде, где из-под воды обнаруживался верх кирпичной кладки. Поразмыслив, решили, все-таки, копать с берега, над обрывом.
Я прикинул, что впятером (спящий Игорь не в счет) сменяя друг друга, за пару-тройку часов мы можем управиться. Чтобы не ошибиться, яму рыть начали буквально в полутора метрах от обрыва, опасаясь, что подземелье под берегом может резко уйти в сторону и тогда, землю придется копать до Америки. Мешали дубовые корни, которые под слоем земли сплелись в немыслимую паутину. Но в две лопаты дело шло быстро. Мишка принес из рюкзака топорик и обрубал наиболее толстые корни.
Была короткая, июньская ночь, пели соловьи, изредка плескалась рыба, а мы, торопясь, копали штольню. После корней пошел влажный песок, рыть стало значительно легче. Но вдвоем в яме уже не умещались и копали по одному, часто меняя друг друга. Чтобы предстоящим днем наши земляные работы не бросались в глаза возможным туристам, проплывающим по Керженцу, землю сбрасывали прямо в реку, а заодно завалили и кладку, видимую с воды. Через полтора часа глубина ямы стала такая, что землю уже невозможно было выбрасывать наверх.
Валерка привязал к мешку, в котором привез инструмент, веревку и добытый грунт теперь засыпали в него. Мешок веревкой вытягивали наверх и вытрясали с обрыва. В яму мы уже спускались по длинной сучковатой жердине, откуда-то принесенной Михаилом. Часам к четырем утра, когда уже совсем рассвело, заступ стукнул о камень. Докопались до потолка подземелья. Яма получилась порядочная: примерно, метр на метр шириной и глубиной около четырех метров. Дно ямы очистили, выступила овальная кладка.
– Блин, добротно строили, ничего ну скажешь, – заключил Мишка, попробовав бить ее киркой. – Обратите внимание на разницу в уровне: выход подземелья на глубине семи метров, а здесь кладку обнаружили значительно выше. Следовательно, подземный ход идет вверх?
– Не каркай – сказал я ему – может это другой ход?
Дно ямы мы значительно расширили, чтобы легче размахивать
киркой. Чтобы за что-то зацепиться и не провалиться в низ, вместе с кирпичами, если кладка рухнет, в стенках ямы сделали углубления и вбили туда толстые колья. Для удобства из-за мелких габаритов, первым молотобойцем запустили Саню. Саня спустился по жердине вниз, поплевал на руки и стал бить кирпич оружием шахтеров. Снизу доносился только тупой звук ударов, да кряхтение искателя бриллиантов. Прошло минут десять.
– Ну, как там? – задал вопрос в яму Михаил
Через минуту на поверхности появилась растрепанная Санина голова.
– Уф, блин, ты прав – сказал он Мишке – строили надежно. Почитай монолит. Бил-бил, а выбил вот такую ямку, – Санька сложил два кулака вместе и показал нам.
За ним спустился Валерка, затем я, затем Мишка, потом опять Саня. Вовка сослался на свой великий рост, взялся поправить палатку, которая завалилась и придавила, продолжающего спать Игоря. Мы не противились. Пожалуй, и впрямь Вовке там не размахнуться.
Прошел уже целый час, как мы начали свои долбежные работы. Всходило желтое солнце.
– Пора бы уж, летчикам и за дело приниматься – обеспокоено сказал Мишка. Вчерашний случай с бутылкой, не смотря на свою комичность, запал ему в голову.
– Не беспокойся. Примутся, – сказал Владимир. – Поменяют пропеллер и примутся. Они здесь в командировке и наверняка у них есть запасной винт.
– Ты думаешь, что я им пропеллер действительно помял?
– Не сомневаюсь
– Интересно, а где у них здесь аэродром?
– На поляне у заимки лесника, – ответил Валерий – Самолет каждый год сюда прилетает.
– Ох, не верю я всей этой авиации – произнес Михаил. – Как не послушаешь 'Новости', так каждый день у нас то самолет, то вертолет где-нибудь в землю воткнется.
– А ты не слушай 'Новости'. Если самолеты и вертолеты, как ты говоришь, в землю втыкаются, то на 80 процентов это из-за человеческого фактора.
– Что же, летчики, по-твоему, пьяными за штурвал садятся или летать не умеют?
– И летать умеют, и за штурвалом трезвые. Пофигизм, Мишенька, обыкновенный пофигизм. Пока я учился, у нас дважды курсанты разбивались. И знаешь почему?
– Ну?
– В одном случае механик плохо закрепил маслопроводный шланг, и он в воздухе выскочил под давлением. А в другом – сам курсант решил выпендриться перед девушкой и прошелся на форсаже над условленным с ней местом. А вытянуть и поднять машину уже не смог. Два случая и оба раза виноваты люди. Техника тут не причем.
– Хорошо – сказал Мишка. Убедил. Теперь я в технику поверил, но не верю летчикам. Особенно вчерашним. Разве можно так самим рисковать, да еще и людей пугать?
– А им как-то до твоей веры тьфу! – сказал Вовка. Мы засмеялись.
– Ладно, ладно, ребята! Работаем – оборвал наш смех Михаил.
Мне представлялось, что для такого фундаментального сооружения, как подземный ход достаточно было и одного слоя кирпичей. Но первый слой мы уже раздолбили и теперь добивали второй. Предусмотрительный Валерка, вынимая из подземелья очередной мешок, осколки кирпичей не сбрасывал в обрыв, а для конспирации уносил их к кустам орешника, и там и сваливал в осоку.
Наконец, Мишка, чья очередь была долбить кладку, пробил ее. Сначала провалились три кирпича, а затем, после нескольких ударов, и большая часть свода, который был под ногами, глухо ухнулась вниз. Мишка чудом уцелел, уцепившись за вбитые в стены колья, и за несколько секунд, панически выбрался наверх по поданной ему палке.
– Ну, блин, чудеса – сказал он, ступив на траву. Чуть-чуть было....
– Ладно, успокойся – сказал я ему – Чуть не считается. Живой ведь.
Подождав, пока немного осядет пыль, я спустился на потолочный выступ и, нагнувшись над проемом, посветил вниз. Влево и вправо от рухнувшей кладки уходил подземный ход. Его высота составляла около двух метром, стены также были кирпичные. Я выбрался наверх, и мы стали готовиться к спуску в подземелье.
Из-за поворота появились первые на сегодняшний день путешественники – три байдарки. На первой 'рулил' молодой человек с накаченным торсом и мужчина средних лет, на второй байдарке впереди сидела вельможная дама, очень похожая на Валерию Новодворскую. Сзади в нее сидела девушка с веслами и с равнодушным лицом. Из-за очень значительной разности в физическом весе седоков, вторая байдарка напоминала 'Титаник', который уже тонул и увлекал за собой в бездну хвостовую часть судна. Хвост в последний миг возвысилась над гладью воды, и по логике должен был пойти под воду. Равнодушной девушке, чтобы достать веслом до воды приходилось нагибаться телом, – то вправо, то влево. Из-за этого байдарка выписывала 'кренделя'.
Третья байдарка плыла ровно. Ею управляли две очаровательные барышни, одна из них была, почему-то без, бюстгальтера.
– Эй! Не помочь ли? – заорал им Санька – могу подсказать ближайший путь до Каспия!
Мужчины на первой байдарке не отреагировали, Барышни на третьей байдарке заулыбались, а Новодворская сделала еще, более зверское лицо, чем ей было отпущено природой, и по-мужски пробасила:
– Без сопливых разберемся, лоцман хренов!
Санька обиделся и хотел, уже было, выразить свой справедливый протест, но не нашелся и некоторое время оставался с открытым ртом, что только подчеркивало глупость его положения. Вид Новодворской сам за себя говорил, если само провозглашенный лоцман не заткнется, и не оставит свою глупую инициативу при себе, то будет еще одна мелкомасштабная социалистическая революция.
Наверное, в Санькиной голове мелькнула мысль: – сколько уж наших поубивали?! Пущай плывет в свой Иерусалим.
Байдарки со странными седоками скрылись за поворотом. Из реки выскочила, словно угорелая, и шлепнулась боком обратно в воду большая рыбина. Из-за леса, ревя и сотрясая землю, наконец, взлетел пожарный самолет. Его пропеллер звенел, как пчела.
– Починились, значит?!
Из поправленной Вовкой палатки, как Явление Христа Народу, объявился Игорь. Рев самолета над головой он воспринял справедливой Божий гнев за неправедный образ жизни.
Словно в замедленном фильме, он уныло и тупо прошел мимо, на секунду остановился у ямы, чего то соображая, тряхнул лохматой головой, осторожно спустился к воде и снова упал в лопухи. Затем он на четвереньках забрался на крутой берег, молча сел и стал страдальчески глядеть на хозяина стеклянной банки, как собака на недоступную колбасу.
– Нет, нет и, нет – замахал руками Мишка – даже и не проси. Не время.
Игорь в страдании поднялся, отошел к берегу и стал смотреть на реку. Его неподвижный, горестный силуэт походил на жреца Мельпомены.
– Да ладно, Миш, налей ему 50 граммов, помрет, ведь, неровен час, – сказал я Мишке. – А ты, Игорь, имей в виду, на этом все!
Мишка, поругиваясь, сходил к банке, которая лежала в куче рюкзаков, плеснул в кружку сто граммов, отломил корку хлеба и вернулся. Игорь, держал кружку двумя подрагивающими руками и смотрел в нее брезгливо, как на таракана. Закрыв глаза, выпил. Затем стал нюхать корку, так втягивая воздух, что даже вороны, мирно сидящие на соснах перепугались и подозрительно закружили над поляной.
Игорь, поставив на траву, опустошенною в глоток кружку, вытянул с бревна ноги. Через минуту его просветлевшее лицо стало олицетворять поэзию, – он чем-то задумался. О чем могут думать поэты? О Пегасе, который спускается с небес редко, а если и заглядывает к поэту, то его еще надо было обуздать. О смысле жизни, который ищут философы и поэты уже много веков подряд и не могут найти. О своей бытовой неустроенности, о вечном безденежье, о своих детях-сиротах, которые, вроде бы, где-то есть, но, может, их и нет? О вечном храме – природе, о великой силе любви..
О многом могут думать поэты. Но еще минуту назад наш поэт думал только об одном – как урвать рюмку. Урвал, и метаморфоза налицо. Кажется, что все великие и прекрасные открытия и дела совершают немного поддатые люди. И только абсолютные трезвенники занимаются интриганством, наветами, травлей, объявляют и ведут войны.
В ЗАБОЕ
Солнце нещадно палило, заливая ярким светом зеленую поляну, голубую реку и мягкий, белосснежный пляж. Хотелось, как Игорь, вытянуть ноги, подставить лицо солнцу и думать о хорошем. Но, я думал про земное, даже ниже, – думал про подземный ход. Место пробито, можно спускаться.
– А вы, ребята, – сказал я, рассчитывая, больше на Валерия, чем на остальных – палатку разберите и поставьте на месте раскопок. Надо замаскировать наши корыстные замыслы.
Валерий сбегал к байдаркам притащил рюкзак и тяжело бросил под ноги.
– Там – сказал он – все, что необходимо для первого месяца жизни в условиях пещерного плена.
– Не каркай! – сказал ему Саня.
Я взял тяжелый Валеркин рюкзак и вытряхнул содержимое на траву.
Первым делом оттуда вывалилась бутылка водки, какой-то стеклянный штоф с розоватой жидкостью, потом посыпался остальное туристское барахло.
– Э-э-э, полегче, полегче – затараторил Валерка.
Нагнувшись, он бережно поднял водку и загадочную жидкость во флаконе.
– Что это, живая вода? – спросил Мишка, показывая на штоф.
– Живая не живая, но от комаров сгодится – бормотал Валерка, укладывая стеклопосуду в карманы рюкзака.
– Сначала я хотел взять с собой Валеркин рюкзак из-за его маленьких габаритов. Но, передумал и решил воспользоваться своим.
– Правильно! – поняв мои намерения, одобрил Саня. – Главное, сокровищ твой рюкзак уберется в три раза больше – съёрничал он.
Мишка сурово посмотрел на Саню. Ирония ему не понравилась.
Саня дурковато сжал плечи: – А чего? Иначе, на фиг, мы туда полезем...?
Кроме упомянутых жидкостей, закопченного котелка, спичек, свечей, лески, крючков и прочей ерунды среди Валеркиных вещей было пять пачек болгарских сигарет 'Опал', связанная в жгут капроновая веревка толщиной в палец и три банки общедоступной кильки в томатном соусе. Кроме того, в Валеркином рюкзаке имелась маленькая, почти детская саперная лопатка, синие пляжные шлепанцы, несколько парафиновых свечей, туристский топорик и малокалиберный десяти зарядный, спортивный пистолет Марголина.
– Ого, откуда такой? – спросил Михаил, прикидывая вороненую вещицу на вес
– Не твое собачье дело – ответил Валерка. Он отнял у Мишки пистолет и снова уложил его в рюкзак.
– Дай пальнуть! Никогда из пистолета не стрелял, – заволновался Мишка.
– Ладно, мужики, кончаем болтовню. Кто со мной – сказал я?
Не дожидаясь ответа, я сложил часть Валеркиных вещей в свою рюкзак, с красной окантовкой предварительно вынув оттуда, то, что не потребуется в подземелье. Положил пару коробков спичек, парафиновые свечи, ножовку которыми отпиливают небольшие сучья, топорик и веревку. Подумав, бросил туда банку килек и бутылку минеральной воды, а сбоку на специальных креплениях прицепил саперную лопатку. Мишка принес из своего комплекта для подводного плавания – тяжелый подводный фонарь. Валеркин фонарь мы также взяли с собой, а в рюкзаке я оставил и свой старый, доставшийся мне еще от отца, фонарик – жучок. Он был удобен тем, что не требовал батареек и работал от динамки. Механизм напоминал эспандер, который надо постоянно сжимать пальцами. Свет был не очень яркий, но, если эспандер раскрутить сильно, то он мог светить не хуже мощных 'китайских' фонариков.
На всякий случай, я захватил также и свой нож. Кстати, это был тот самый нож, которым восемь лет назад покойный душман дважды саданул меня по плечу. После боя Валерка Торопцев подобрал его возле убитого мною духа, а затем отдал мне на память. Малокалиберный пистолет я тоже оставил в своем рюкзаке.
– Правильно – пошутил по этому поводу Михаил – вдруг там привидения?!
– Привидения, не привидения – подумалось мне, – но вышибать внутренние замки дверей пулей – милое дело. Если, конечно, там есть какие-нибудь двери? Правда, пуля мелковата, но и дверям, может, триста лет – гнилушки.
Я огляделся: солнце уже встало над лесом, Керженец был спокоен и тих, на противоположном берегу плотной стеной стояли медные сосны, отражаясь в гладкой воде. У самой реки теснились густые кусты, в которых с ветки на ветку прыгала и трещала, как автомат Шмайсер, сорока.
Настала пора реализации нашего всепоглощающего замысла. Я закинул рюкзак за плечо и подошел к яме и сбросил вниз граненый ломик, а фонарь заткнул за поясной ремень, где уже висел в специальном чехле нож. Взялся за жердину и осторожно спустился вниз. Постоял на узком выступе крыши подземного хода, опустил жердину в пролом, спустился в подземелье и очутился в узком проходе.
Пахнуло затхлостью. Фонарик высвечивал неровные стены, выложенные темным от времени кирпичом. В сторону реки подземелье уходило наклонно. Потолок в поперечном сечении, для большей прочности был эллиптического очертания. Что интересно, кирпичи в потолке чередовались с обыкновенной речной галькой, что дало повод предположить, что глиняные кирпичи в монастыре делали с неохотой. Вероятно, глину приходилось возить из-за тридевять земель?
Я сделал несколько шагов и обнаружил, что перед самой рекой ход заканчивался каким-то колодцем, куда вели кирпичные ступени и скрывались в воде. Уходя в противоположную сторону тоннель, несколько сжимался и таял во мраке.
В проеме потемнело, кто-то, кряхтя, спускался ко мне. Это был Саня.
Сверху упал обломок кирпича, угодив Сане по плечу.
– Ну, ты, боров, зашипел Саня наверх, башку мне хочешь пробить?
– Ладно, ладно, нечаянно же! – раздался Мишкин голос с края свода
Мишка взялся за жердину и также спрыгнул к нам.
Втроем стало тесно. Вверху кто-то спускался еще.
– Хватит, хватит – закричал я в проем.
– В смысле брильянтов на всех не хватит – шутливо подхватил Саня – а кому не хватит, то и схватит...
– По мордасам, – заключил серьезный Мишка, включая свой фонарь.
Настроение у всех было отличное. Это хорошо. Неожиданности подземелья никого не пугали.
Валерка остался сидеть на корточках на проеме. А мы втроем после того, как Саня повторил известную аксиому, что судьба благоволит к смелым и одержимым, двинулись по подземному ходу.
– Иван – крикнул мне Валерка, – привяжи веревку на всякий случай и тяни ее за собой, мало ли чего?
– Здесь не катакомбы. Не заблудимся – сказал я и вспомнил, что забыл выложить из кармана рюкзака небольшой медный бинокль революционной поры. Впрочем, он много места не занимал и не влиял на вес рюкзака.
– Пошли, пошли – подтолкнул меня Михаил – некогда уже. Продвигались гуськом по одному: впереди шел я, высвечивая фонарем дорогу, затем Саня. Мишка замыкал наш маленький отряд мужественных диггеров. Скоро проход резко завернул влево.
В галере было сухо, кое-где в сводах некоторые кирпичи вывалились, в отверстия горками насыпался песок и земля.
Метров через тридцать от того места, где мы спустились в галерею, прямо по середине прохода стоял полусгнивший столб, поддерживающий свод от обвала. Столб был настолько гнилой, что когда я его ткнул ножом, лезвие без особого труда вонзилось в дерево на треть.
– Да бабахни ты его ногой, – сказал безрассудный Саня.
– Попробуй, бабахни – иронично ответил ему Михаил – коли, хочешь пару тонн на голову получить.
Я посветил вверх и определил, что темно – коричневые, кое-где поросшие седым мхом кирпичи свода держались на честном слове. Столб подпирал продольную кирпичную кладку. Между кирпичами овального потолка, в отличие от продольной кладки, не было видно, какого то связующего, а если было, то давно уже вывалилось т.к. под ногами и тут и там белели мелкие куски извести. Прижимаясь, спиной к стене, мы осторожно обогнули ненадежную подпорку.
Далее идти стало труднее, – галерея то сужалась, то расширялась, с потолков и из стен, как застывшие змеи торчали какие-то корни, прорвавшиеся в галерею между кирпичами в стене и в потолке. Некоторые, особенно толстые корни, порвали кладку и на полу тут и там, вперемежку с высыпавшимся песком, валялись упавшие кирпичи. Показалось странным, откуда эти корни? Между нами и поверхностью, как минимум четыре метра земли.
– Не переживайте, мужики, – сказал всезнающий Саня – у дубов корни растут и на 10 и на 20 метров в глубь. А у верблюжьей колючки, между прочим, корни достигают 50 метров в длину.
– А у баобабов? – с иронией спросил Мишка – уж если, и говорить о чем-то самом длинном в этом мире, так это о твоем языке...
В некоторых местах корни переплетались между собой и образовали плотную замысловатую сеть. Поэтому мы, периодически меняясь, прорубали себе путь ножами и двигались вперед, как известные киношные путешественники в джунглях.
Проделав очередное 'окно' в паутине корней, мы обнаружили, что ход теперь заворачивает вправо. Остановились передохнуть? От места спуска в галерею мы углубились уже метров на 50-60. Я осветил стену на том месте, где у галереи был поворот и неожиданно, заметил какое-то различие в кладке кирпича. Стена была густо увита корнями разной толщины, но это не помешало разглядеть, что везде кладка коричневая, а здесь чуть светлее (!) Кирпичи были уложены неровно, между ними было меньше извести, чем на других участках кладки. Было очевидно, что здесь что-то замуровывали, торопясь, не заботясь о надежности кладки?
Мишка тоже включил свой фонарик и под более ярким светом, этот контраст в цвете кирпичей стал заметен отчетливее.
– Да! – уверенно сказал Мишка – будь не я, если тут не замурован какой то отдельный ход?
Я взял у Сани граненый ломик и, отодвинув сползающие по стене корни деревьев, тупым концом обстукал стену. Там где кладка меняла цвет, звук ударов ломика был более глухим.