Текст книги "Золотой гроб"

Автор книги: Николай Пряничников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Пошарил кругом руками, пытаясь найти фонарь, но все было завалено камнями, землей и осколками бревен. Пополз искать Мишку, но сразу наткнулся на крутую, вздымающуюся вверх гору обвала. Я с трудом взобрался на него, но все мои попытки пролезть узкую расщелину между потолком и обвалом, не увенчались успехом. Она была слишком мала. Я опять стал кричать и звать Михаила, но из темноты никто не отзывался. Может, Мишка не под завалом? Может, успел отскочить, когда стал рушиться потолок? Ведь он, вообще, еще не успел войти в эту галерею, прежде чем я разбежался и ударил в проклятую дверь ногой? Я силился собраться с мыслями, но они, как стая летучих мышей, вслепую метались в голове и не находили выхода. Положение казалось просто чудовищным.

Я на ощупь спустился с горки вниз, нащупал какое-то бревно, сел, постарался успокоиться и стал осмысливать реальность. С поверхностью меня сейчас разделял многометровый слой земли. Все время пока мы шли сюда, галерея шла под уклон. Следовательно, до поверхности сейчас, может быть и восемь и десять метров. При этой мысли меня пронзило ужасное чувство замкнутого пространства. Я встал и попытался сделать несколько шагов по проходу в противоположную от завала сторону. Но и здесь пол был усыпан рухнувшими со сводов и стен кирпичами и камнями. Под ногами также были бревна, осколки от двери, но, похоже, что сам проход уцелел. Шаря руками по стене, я вернулся к завалу и принялся на ощупь разбирать камни.

Сначала, надо попробовать отыскать мой фонарь. Без него в подземелье определенно смерь. Без фонаря и без воды. В первую очередь надо откопать мой рюкзак, который я до обвала положил перед дверью на пол, там были и спички, и свечи, и запасной фонарик, и саперная лопатка и бутылка минеральной воды.. Сбивая руки и обдирая ногти, в полной темноте я стал по кускам доставать все, что было в нагромождении обвала, и скидывал это в противоположную сторону. Началась яростная, почти бессознательная проза борьбы за выживание.

Я работал, может быть, час, а может и два. Часы на моей руке продолжали тикать, но я не мог узнать, – сколько времени. И вообще не знал, сколько времени прошло с тех пор, как я очутился в западне? Судя по тому, что желудок щемило от голода, а кровь на затылке запеклась до твердой корки, я предположил, что с момента обвала прошло никак не менее нескольких часов. Но, может быть и сутки и более? Сколько времени я пробыл без сознания?

Изредка я останавливал работу и напряженно затихал в надежде услышать какой-нибудь звук. Тишина была настолько гробовой, что я по инерции вновь ощупывал себя, чтобы убедиться, что все это не сон, и я продолжаю существовать.

Наконец, мои руки добрались до выбитой мною двери. Придавленная камнями вместе с полусгнившей дверной коробкой она лежала на полу. Предположил, что после удара ногой я несколько метров пролетел по инерции. Значит, до рюкзака мне осталось добираться еще метра 2-3. Передохнув, я с ужесточенной силой принялся за дело. Скоро, накиданная мною гора камней и грунта в противоположной от завала стороне также поднялась почти до потолка, и камни стали скатываться обратно вниз. Поэтому, мне пришлось через узкую щель между хламом и уцелевшим потолком перебраться на противоположную сторону рукотворной горы, где я часть камней, земли и обломков дерева перекидал еще дальше по проходу.

В голове мелькнуло жуткая мысль, что если до рюкзака далеко, то таким образом я замурую сам себя. Я стал понимать, что под ужасным давлением беспросветного мрака и нарастающей клаустрофобии нервы мои начнут сдавать. Чтобы не потерять контроль над собой, понимая, как это опасно, я изо всех сил напрягал волю и старался хоть чем-то разбавить гнетущую тишину: разговаривал с собой, комментировал сложившееся положение, ругался и даже пел.

Спасала одна единственная мысль – я столько времени провел в тесном лабиринте, но воздуху по-прежнему достаточно. Значит, этот лабиринт может иметь какое то соединение с поверхностью?! То и дело меня подмывало бросить всю эту глупую работу и отправиться по проходу на ощупь?! Но я тут же откидывал эту безрассудную мысль.

Я несколько раз продолжал очищать сначала завал, затем то, что нагромождалось в проходе – откидывать дальше в галерею. Я забирал ладонями землю и бросал в проход. Вероятно, эта работа заняла не менее 5 или 6 часов. Я крепко устал и, когда в очередной раз забрался на верхушку обвала, мои веки сомкнулись, и я уснул.

Морфей всегда относился ко мне неуважительно. В детских снах он подсылал каких-то огромных и грубых чудовищ, которые глодали меня маленького и беззащитного. Я просыпался, плакал и прижимался к маме. В отрочестве чудовища пропали, но их заменила какая то мозаичная черно-белая школьная дребедень. Зато, после Афгана мне долго и с завидным постоянством являлся один и тот же сон: он был связан с моим погибшим солдатиком – Гусевым. За полтора года командировки в страну маков я стал свидетелем десятков самых ужасных ранений и смертей. Но, Морфей намертво зафиксировал и возвращал меня во сне к одному и тому же афганскому фрагменту: – солдат уходит от меня с окровавленным лицом и без руки. Вот и сейчас во сне я пытался затащить парня за БТР, но не мог это сделать. Я хватал его за плечи, тащил под спасительную броню, но в спину мне больно упирался рожком свой же автомат и не давал двигаться. Я держал парня, понимал свою беспомощность и от этого бессилия был совершенно опустошенным, а рожек с еще большей яростью давил мне в позвоночник.

Я проснулся, как и всегда после такого сна, – разбитый и злой. Мое ложе располагалось на куче хлама в совершенно черной темноте, в спину упирался острый камень. В голове в долю секунды прокрутились последние события. Поэтому, еще не отойдя от сна, я сразу приступил к прежней работе – брал землю ладонями и бросал дальше по проходу. Я совершенно потерял чувство времени, а животный страх перед вечным заточением в недрах родной земли заставлял работать яростно и автоматически. Не помню, открывал ли я глаза? Это бы не изменило положения. Но я чувствовал, что до желанного рюкзака оставалось пройти совсем не много.

Голод уже стал проходить, голова и колени тоже перестали болеть, хотя, очень хотелось пить. Болели ладони, и ободранные ногти. Вышибленная мною дверь уже давно полностью освободилась от обвала и теперь стала заваливаться горой земли, которую я набрасывал с другой стороны. Я прикинул, что за время нахождения в заточении я метра на полтора углубился в сторону выхода из злополучной галереи.

Наконец, раскачав и вытащив очередной обломок бревна, я почувствовал под руками мягкое. Вот он – долгожданный рюкзак! Это хорошо, что первым на рюкзак упало бревно, а не какая-нибудь глыба, которая могла раздавить бутылку с минеральной воды, которую, я очень благоразумно захватил с собой. Я выдернул рюкзак из-под хлама, стряхнул землю и перенес на свободную площадку к лежащей на полу двери. Залез руками, нащупал минералку, открыл каким то подручным камнем, и пил так жадно и громко, что делай я это где-нибудь прилюдно, то интеллигентные люди, глядя на меня, крутили бы пальцем у виска.

Напившись, остатки воды я спрятал в рюкзак и нащупал там свой фонарик-жучок. Только бы он работал?! Нажал скобу и впервые за долгое время полной темноты увидел свет. Радость была так велика, что я бессмысленно давили и давил на скобу, лишь бы не кончался этот тусклый лучик. Посмотрел на часы. Они показывали без четверти одиннадцать. День это был или ночь, уже не имело значения. Моя решимость и уверенность, что выберусь из земляной тюрьмы, особенно поднялась, когда я достал саперную лопатку. К своей радости я обнаружил и свой основной фонарь, который выбило у меня из рук во время обвала. Он лежал в метре от рюкзака, полу присыпанный землей. Стекло на фонаре было треснуто пополам, но когда я его включил – он ярко засветил. Теперь, при необходимости у меня могли быть свободны обе руки, потому что жучок требовал постоянно крутить динамку.

Я спокойно покопался в рюкзаке, достал банку килек в томатном соусе, открыл ее ножом и безрассудно съел, не думая о завтрашнем дне. Хотя, проведя столько времени в мраке понятие сегодня и завтра стало потихоньку трансформироваться на время, проведенное с фонарем или без него. Тем более что и само понятие времени тоже как-то сгладилось.

Я немного отдохнул. Закрыв глаза и выключив фонарик, я ощутил чувство полной невесомости и необычайного спокойствия. Теперь я был уверен, что вырвусь из заточения. Пахло подземной затхлостью, но кислорода, с момента моего появления здесь, меньше не стало. Это еще раз подтверждало прежнюю догадку, что выход где-нибудь есть? Окрыленный этой надеждой я встал, завязал рюкзак, надел его на плечи и двинулся в путь. В руках остался только Валеркин фонарь и небольшой туристский топорик. Ползком перебрался через две горы, накиданные мною в проходе, и оказался в чистой, сухой галерей, по-прежнему уходящей под уклон.

Я медленно шел по тоннелю. Стены галереи были неровные, – то несколько сужались, то расширялись. Они, как и прежде, были выложены темно-красным кирпичом, во многих местах кирпичи, как молнии разрывали трещины, идущие по неровной диагонали от потолка к полу. Потолок был укреплен черными бревнами. Земляной пол плотный, только, кое-где из стен между кирпичами, где пробегали трещины, на пол просачивался сухой песок и возвышался у стен горками. Несколько раз ход градусов на 15 заворачивал влево.

Я попытался мысленно представить точку своего нахождения по отношению к нашей палатке: первоначально подземный ход уходил перпендикулярно реке в глубь поляны в сторону разбитых фундаментов. По этому ходу, мы прошли метров пятьдесят, также несколько заворачивая влево. Затем мы обнаружили тайную кладку. В новой, тайной галерее до злополучной двери мы с Михаилом прошли, примерно, 20 метров. Вероятно, этот путь шел параллельно руслу реки. Сейчас я отдалился от места обрушения еще на сто шагов, постоянно сворачивая к реке. Значит, от реки я теперь нахожусь метрах в 20 -30. Возможно, где-то недалеко может быть выход?!

Смущала глубина подземелья. Если у места спуска в тоннель глубина была всего около 5 – 6 метров, то, идя по галереям все время под уклон, я мог сейчас находится на уровне и 10 -12 и более метров от поверхности. Я на мгновение мысленно представил всю эту толщу над головой, ее смертельную тяжесть, и по спине невольно пробежала дрожь. Появилось чувство оторванности от мира, словно этот огромный слой земли над головой уже обрушился и сдавил мне грудь?! Впрочем, эта минутная слабость уже стала проходить. У меня есть фонари, свечи, лопатка, монтировка. В тоннеле пока сухо, стены крепкие.. я должен вырваться и вырвусь из этого узилища. Но как мой друг Михаил? Может он завален слоем земли, а я ничем не могу ему помочь?

Воспоминания о Михаиле снова дернули больную струну. Если обвал его не затронул, то он сейчас жив и здоров и, наверняка, вместе с ребятами пробивается ко мне на помощь со стороны главной галереи. Если же нет, то тяжкий крест причастности к его гибели буду нести всю жизнь. Ведь это я, не внимая голосу разума, высадил дверь ногой, что и повлекло за собой обвал?!

– Если бы дождался, то с дверью мы могли справиться более осторожно – корил я себя.

Мои мрачные предположения обостряло то обстоятельство, что за время поисков рюкзака я не слышал извне ни малейшего звука. Подумав об этом, я опять остановился, выключил фонарь и напряженно вслушался. Долго молчал, сдерживая дыхание, но вокруг стояла давящая тишина.

ЗОЛОТОЙ ГРОБ

Продолжая свой путь в неизвестность, я прошел еще не менее тридцати шагов. Галерея стала более прямой и более пологой. Кое-где из стены вывалились кирпичи, а в одном месте я обнаружил завал. Он насыпался из лопнувшего потолочного перекрытия. Через него мне пришлось перебираться на четвереньках. За ним оказался другой завал, чуть меньше первого. Вскоре мой путь раздваивался, – одна из галерей перпендикулярно уходила влево. Но вход в боковой тоннель закрывала ржавая железная дверь. Я осторожно толкнул ее – не открылась. Было крайне интересно узнать, что находилось за этой дверью, но тяжелый опыт внепланового открывания дверей и желание поскорее вырваться на свободу, – было сильнее изыскательного зуда и я, переборов себя, шагнул по проходу далее.

Я шел медленно, внимательно всматриваясь вперед. Неожиданно обнаружил, что потолок снова стал кирпичным, но не был овальным. Понять за счет чего держатся кирпичи в потолке, было трудно. Возможно, от обрушения их сдерживала очень широкая доска, протянутая вдоль под потолком? Саму доску подпирал, стоящий прямо по середине прохода деревянный столб. Пройти и не задеть столб, – практически было трудно. В меня закралось подозрение, что все это не спроста. Минувшие события сделали меня осторожным. Я внимательно обследовал столб: он был еловым, не ошкуренным, сантиметров двадцать пять в диаметре. Луч фонаря высветил загадочную странность: кора по всей высоте бревна лопнула, частично осыпалась или лохмотьями свисала с его боков. Зато, вверху под потолком она сморщилась, но по-прежнему закрывала бревно со всех сторон. Присмотревшись более внимательно, я обнаружил, что кора там подвязана еле заметной тонкой бечевкой. Зачем?

Ножом я отколупнул часть коры и посветил в образовавшееся отверстие. То, что я там увидел, подтвердило мои подозрения, – святые люди, строившие эту подземную галерею, очень не хотели, чтобы по ней ходил кто-то посторонний. Бревно было подрублено со всех сторон так, что стоило его чуть шевельнуть, – оно сломается, и многотонная громада потолка обрушится наземь. Неукротимое творческое своеволие древних минеров поражало простотой решения. Удивляясь хитрости монастырских архитекторов, установивших дамоклову подпорку, я осторожно ободрал кору, чтобы опасность была более заметна. Я еще не знал, как сложится в дальнейшем моя судьба, но то, что ребята станут меня искать – сомнений не вызывало. – Если они пробьются через завал – подумалось мне, – и не найдя меня, обязательно пойдут по галерее. И здесь их ждет ловушка!

Все, что я мог сделать, – это концом топора на кирпичной стене нацарапал большую стрелу, ведущую в сторону бревна, и восклицательный знак. Другой возможности предупредить ребят о грозящей опасности не было. Мною двигала надежда, что я выберусь из заточения быстрее, чем по этому коридору проследует кто-то еще.

Я кинул рюкзак за бревно вперед по проходу, а затем, царапая плечи о грубые выступы кирпича, осторожно, боком пролез мимо столба и двинулся дальше.

Судя по всему, батарея у фонаря начала садиться, и свет стал тускнеть. Правда, у меня в запасе был еще один фонарик, но пока старый еще высвечивал древние стены подземелья, я решил, что буду его использовать до последней искры света.

В отличие от классических, книжных подземелий, я нигде не встретил качающейся паутины, мерзких летучих мышей, древнего оружия, орудий пыток, скелетов цепями прикованных к стене и прочих признаков средневековой нравственности.

Через пол сотни метров в стенах и потолке показался кирпичный полуметровый выступ, который овалом закручивался под потолком. Он был белым от налета извести и далее потолок уже полностью был выложен из кирпича. Известковые наплывы на стенах ранее почти не встречались, и это могло обозначать, что здесь более высокая влажность. Ход опять круто уходил вниз.

Через десять-пятнадцать шагов я остановился на небольшой ровной площадкой. Мое внимание привлекла не широкая каменная плита, напоминающая порог. Странно, что этот порог был установлен не поперек, а вдоль прохода? Я прижал фонарь к кирпичам и направил его луч вдоль стены. Так оно и есть: – отчетливо проявилась неровность в кладке, а потом и другие признаки явно указывали на то, что здесь опять замурован какой то вход, а плита, вероятно, когда-то служила ступенью. Манипулируя светом фонаря, я высветил, что замурованное место имеет примерно, метр в ширину, и полтора в высоту.

Я снял рюкзак, и стал осторожно обстукивать загадочную кладку. Глухой звук подтвердил мое предположение, что за стенкой пустота. Передо мной возникла дилемма: то ли идти дальше и попытаться вырваться на свободу? То ли, прежде, разобрать подозрительный участок стены, и окунуться во мрак какой то тайны? И, чем непроницаемее была загадка, тем больший соблазн открывался моему нетерпеливому любопытству.

– В конце – концов, мы залезли в эти подземелья за бриллиантами и те потери, которые мы уже понесли, могут быть частично оправданы, если мы что-то найдем? – думалось мне. Эта мысль опять заставила подумать о Михаиле. От самого черного сценария спасало только предположение, что Михаил не успел попасть под обвал.

–Дай бог, чтобы это было так?!

Слабый позыв здравомыслия, напоминавший, что главное сейчас – это вырваться из плена, был заглушен бесом корыстолюбия, сладким зовом тайны и природного авантюризма. Я все-таки решился ломать стену. Монтировки не было, поэтому, не жалея изящного четырехрублевого Валеркиного туристического топора, прямо лезвием я стал скалывать бока кирпичей, стараясь углубится между ними. На удивление камень поддавался легко, и уже через десять минут пару кирпичей обратились в крошку, а еще через пять минут появилось маленькое черное отверстие в стене. Дело пошло легче, я вставлял лезвие топора в щель между кирпичами, снизу бил по ручке топора, и кирпичи легко по одному вываливались на пол. Я посветил в образовавшийся лаз. Фонарный луч высветил, каменную лестницу, опускавшуюся на полтора метра вниз и обширную палату с толстым каменным столбом по середине. Пахнуло спёртым, неприятным духом, как будто бы здесь пробежалась бубонная чума с неизбежным шлейфом смерти. Я наморщил нос и попытался идентифицировать запах с ранее встречавшимися? Но аналогов в памяти не нашел.

Захватив рюкзак, я шагнул в узкий проем. Спустившись на шесть ступенек вниз, ступил ногами на желтый сухой песок. Но не успел осмотреть этот тайный грот, как фонарь у меня погас. Я выключил его и снова включил. Фонарь моргнул и снова погас.

– Это замыкание очень не кстати, – подумалось мне. Я потряс фонарем, он вновь моргнул. Я уже собрался достать из рюкзака безотказный жучок, но фонарь мистическим образом включился сам по себе и я невольно отпрянул. На противоположной стене, справа от каменного столба я увидел распятого человека. Волна судорожно-леденящего страха молнией пронзила мое тело с головы до ног и заставила вздрогнуть. Несколько секунд я стоял в ошеломлении и уже почти стал справляться с собой, но фонарь высветил еще и десятка три черных гробов стоящих друг на друге в несколько рядов вдоль стены. Меня пробил холодный пот, а ад существования этих секунд мне показался вечностью.

Сдержав волнение и напрягшись, как камень, я вгляделся в распятого: это оказалась искусно вырезанная из дерева фигура Христа размером в добрую половину человеческого роста. Распятие покоилось на деревянном щите, прикрепленном к стене. Ниже него находилось что-то вроде алтаря.

Гробы были черными или от времени, или были специально выкрашены в этот цвет. Они лежали, наполовину высунувшись из специальной каменной ниши, выложенной в стене. Ниша углублялась в стену почти на метр и была выше человеческого роста.

Честно говоря, среди покойников я всегда чувствовал себя не уютно. Однажды, во время "боевой" молодости мне пришлось отправиться в командировку в Союз за молодым пополнением. Я летел из Кабула в Ташкент на самолете АН-12, или, как его называли "черном тюльпане", который перевозил "груз 200" – несколько десятков слепых цинковых гробов, в которых были запаяны наши погибшие ребята. Но, и в том и в других случаях, где фигурировали покойники, я был не один. Одному, – все-таки, жутковато...

Я минуту постоял, борясь с затухающим страхом, и стал внимательно осматривать подземный склеп. Если вспомнить Шерлока Холмса и напрячь мозги, то его дедуктивный метод мог пригодиться и здесь. Правда, я до конца так и не знал всех тонкостей дедуктивного метода, а если сказать точнее, то и вообще не знал что это за метод такой? Знал только, что отдельные мелкие детали в той или иной ситуации могут навести на какую-то разумную мысль.

Комната представляла собой каменную палату размерами, примерно, 10 х 10 метров. Сводчатый потолок подпирал четырёхгранный кирпичный столб толщиной больше метра и у потолка, переходящий в свод.

Если не считать Христа на стене и штабеля гробов, – палата была пуста, только в углу я увидел что-то, накрытое то ли рогожей, то ли тряпкой. Я подошел к этому "что-то" и сбросил тряпку. Под нею оказался полуразрушенный скелет человека, на котором оставались лохмотья одежды.

– А жаловался, что скелетов нет – упрекнул я сам себя.

– Но, странно, – если монашки имели обыкновение хоронить своих сестер в гробах, то почему эта бедолага не попала в общее захоронение? Гробов не хватило? Или это кто-то лишний, которого просто некому было положить в гроб? Впрочем, – здесь все состоит из тайн, и, возможно, я находился в самом чреве легенды. Я еще раз внимательно стал осматривать пол. Он был земляной, сухой, за века на нем осел толстый слой пыли, покрывший мелкие кусочки извести. Каких либо, отчетливых человеческих следов было не видно, но когда я отошел к стене и направил свет фонаря над поверхностью, то заметил, что от входа к гробам тянутся еле заметные углубления. Это могла быть, своего рода, умятая в вековой пыли тропка. Тогда, я навел свет на гробы. Они стояли один на одном в три ряда. Некоторые были по размеру больше, – некоторые меньше. Тропка вела к крайнему ряду. Именно в этот момент меня ослепила неожиданная догадка (!)

Я зажег пару парафиновых свечей и укрепил их на выступе каменного столба. Затем, подошел к гробам. Они стояли рядами по четыре штуки один на одном. Я приподнял верхний из них в крайнем ряду. Со всем содержимым он весил не более двадцати килограммов. Пошевелил следующие. Судя по весу, похоже, что и они хранили в себе то, что должны были хранить – останки божьих людей. Зато, самый нижний гроб стоял на деревянной подпорке словно влитой. Моему волнению не было предела. Хотя, я где-то читал, что встречаются подземелья с особым микроклиматом, где тело мертвеца бывает не тронутым многие десятилетия в том виде, в каком его сковала смерть?!

Я осторожно переложил два верхних гроба вниз. Нижний гроб все же отличался от остальных. Он был больше, а в его крышку заподлицо с поверхностью был врезан большой медный крест. Я подумал, что этот крест мог означать какой-то определенный знак и поддел его топором. Он выскользнул из вырезанной в крышке ниши и с глухим звоном упал на пол. Крест был не мене пятидесяти сантиметров длинной и весил более килограмма. Я повертел его в руках. Медь давно потускнела, а рельефное изображение было забито то ли землей, то ли древесной трухой. Я подержал его в руках, а затем положил к основанию столба.

Затем, еще раз попытался поднять гроб, но он был настолько тяжел, что только чуть-чуть сдвинулся с места, и доски на нем захрустели. Внутренне, приготовив себя ко всяким неожиданностям, я попробовал открыть крышку, но она не поддавалась.

В голове крутились самые разнообразные мысли. Было абсолютно ясно, что нижний гроб весит не менее центнера. Но, не мог же даже и полный человек, похороненный сто лет назад весить столько, – сколько весил при жизни? Предположение, что, вскрыв гроб, я увижу пузатого мертвеца – были маловероятны. Поэтому в груди у меня затрепыхалось волнение, которое сопутствует игрокам в 'свару' при полной ставке.

Рассуждая так, я поймал себя на еретической мысли, что мечусь в склепе средь покойников уже по-деловому, с холодной аналитикой. Подсознательный страх ушел, зато появился лихорадочный, авантюрный интерес. Я еще не знал, – выберусь ли вообще живым из подземного заточения, а бриллиантовый бес вовсю распоряжался моим безвольным телом. Я даже не стал сопоставлять вопрос, – как легче умирать? Бедным или богатым? Конечно, лучше умереть богатым и уважаемым, чем безвестным и без заначки на собственные похороны. Зато, здесь в подземелье можно закончить свой земной путь и на брильянтах и без них. Где умер – там и могила.

– Нда-а – про себя пошутил я. – Лучше вообще не умирать, а вдобавок найти бриллианты...

Я вставил лезвие топора в щель между гробом и крышкой, и надавил на ручку. Крышка не поддалась, зато боковая доска раскрошилась под лезвием и для того, чтобы продолжить свои попытки, мне было необходимо отодвинуть гроб от штабеля и попытаться вскрыть его с другой стороны. Гроб я, все-таки, сдвинул с места, но моя попытка оторвать крышку окончилась, как и в первый раз неудачей. Тогда я не стал мудрствовать и несколько раз с размаху ударил по крышке лезвием.

Верхняя доска затрещала и сдвинулась. Еще двумя мощными ударами я отбил ее от гроба, а затем вышиб и боковые доски крышки. Содержимое было закрыто простыней мышиного цвета и высоко возвышалось над его краями. Трепеща от волнения и брезгливости, я поддел тряпку кончиком топора, и сбросил на пол. Под простыней обнаружились останки мумифицированного человека, укутанного в черные одежды.

Его ужасное лицо еще хранило остатки серой кожи, на месте одного глаза зияла черная пустота. Зато другой был открыт и сохранившийся глаз смотрел в пустоту страшным, потухшим зрачком. Но меня уже не очень испугала встреча с мертвецом. Было очевидно, что под ним находится что-то еще?! Преисполненный сдерживаемым отвращением, я подхватил останки как ребенка и положил рядом с гробом. Череп не отвалился. Вероятно, он еще держался за счет одежды и кожи. Понимая, что, наверное, кощунствую, я ногой отодвинул мумию подальше от гроба.

Нижнюю половину гроба закрывали полотняные мешки. Их было пять или шесть. Лежали они неровно, обозначая какие то выпуклости. У меня опять погас фонарь, а тусклый огонь свечей только с трудом разрезал мрак подземелья.

Одной рукой я тряс фонарь, а другой в волнение сбрасывал мешки. Наконец, фонарь несколько раз моргнув, снова тускло засветил и я навел его свет в гроб. Из гроба брызнули мириады разноцветных светлячков.

Даже и в самых ослепительных грёзах я не мог предположить, что увижу когда-нибудь такой блистательную сокровищницу?! Это была сказка тысячи и одной ночи! Более половины гроба была забита золотыми и серебряными подносами, чашами, небольшими слитками золота с тавром Императорского банка. Промежутки между громоздкими изделиями был засыпаны кольцами, кулонами, тонкими браслетами, ожерельями, брошами монетами и другими изделиями невероятной красоты. Тысячи красных, голубых, желтых и синих искр от многочисленных бриллиантов и драгоценных камней отразились в свете фонаря, и заиграли на стенах и потолке древней палаты всеми мыслимыми и немыслимыми цветами. Их было так много, .... Наверное, даже слишком много. Когда первый прилив восторга утих, в голове крутилась мысль – как, а главное, куда – все это переносить? В мой большой рюкзак не уберется и трети содержимого гроба?

Мое сердце нещадно билось. Изумленный и очарованный, я поддевал ладонью горящие разноцветным огнем вещицы и ссыпал обратно. Сколько же прекрасных дам, когда-то восторгали окружающих этими миниатюрными цепочками и колье на своих милых шейках? Сколько тонких пальчиков украшали эти витые кольца с вкрапленными бриллиантами? Сколько мук и смертей принесли эти маленькие вещицы на авантюристском поле бытия?..

Впрочем, я решительно выбросил из головы напрасную философию и принес рюкзак, предварительно вытряхнув все содержимое на землю. Чтобы освободить руку, фонарик я положил на штабель с гробами, направив его тусклый свет в сторону найденных сокровищ. Вместе с мерцающими свечами – света оставалось достаточно. Было очевидно, что груз мне будет только мешать, в попытках вырваться из подземного заточения, но руки сами по себе закладывали в рюкзак предметы дивной роскоши и богатства губернских купцов. Мое здравое второе Я остановило меня только тогда, когда рюкзак уже был на треть заполнен драгоценностями. Я подумал, что даже и десятой части того, что я положил в рюкзак, вполне хватит, чтобы осуществить давнюю мечту Остапа Бендера, – навеки переселиться в Рио де Жанейро, или прекрасно существовать на своей исторической родине.

Рюкзак был очень тяжел и весил уже никак не менее двух пудов. Сверху в него я снова вложил фонарик 'жучок', пистолет, свечи, спички и мой нож. Саперная лопатка была прицеплена на специальных креплениях, а бинокль по-прежнему оставался в закрытом кармане. Я вернулся к гробу, намереваясь прикрыть его, выброшенными полотняными мешками, но в последний миг с усмешкой подумал, что, вряд ли здесь кто-то бродит еще, чтобы покусится на найденные мною сокровища? Оставшуюся воду я допил, а пустую бутылку швырнул в угол. Затем, закинул тяжелый рюкзак на плечи, поднялся по лестнице и вышел в галерею, смутно осознавая, что сказочное богатство, хранящееся здесь в склепе, может полностью изменить жизнь и мою, и каждого из членов нашего отряда путешественников и искателей приключений.

Тускло высвечивая кирпичную пустоту, еще некоторое время я спускался по галерее вниз. Я шел вперед, выискивая, куда поставить ногу или обо что опереться рукой, ежесекундно подкидывая ставший тяжелым рюкзак. Стало прохладно, стены дышали сыростью, я попал в длинный и прямой каменный коридор. К глухому звуку моих шагов добавился еле слышимый таинственный и зловещий звук льющейся воды. Кое-где, с липких, обросших мхом, стен и почерневшего от времени сводчатого потолка струйками сбегала и пряталась в пробитых норах мутная вода. Вероятнее всего, галерея сейчас проходила под рекой. Струящаяся сверху вода, – являлась очевидным подтверждением этому предположению. Если это так, до какого-то выхода мне осталось идти не так далеко? Может быть сорок, а может пятьдесят метров?

Помня о злополучном столбе, стоящим, как взведенный капкан в галерее, я был предельно внимательным, чтобы не попасть в какую-нибудь ловушку, оставленную добрыми старообрядцами. Вскоре, я совершенно явственно услышал журчание воды. Осторожно ступая по сырому песку, через несколько шагов я обнаружил, что по черной стене, брызгая, стекает целый водопад. Вероятно, когда-то вода с силой вырвалась из стены, и там теперь не доставало целого ряда кирпичей, которые были разбросаны под ногами.

Ручей, бурля, уходил в большую темную промоину размером с банный таз около стены. Куда могла деваться вода? Мне стало любопытно. Я поднял с пола кирпич и бросил в промоину. Через пару секунд послышался характерный удар. Второй кирпич, посланный вслед, меня убедил, что подо мной находится какое то пустое пространство. Это ничего не могло быть иначе, чем еще какой-нибудь подземный ход или каземат? Вероятно, где-то там вода попадала в подземную реку или водяной слой, который и уносит воду из подземелья. В противном случае все галереи были бы затоплены.