Текст книги "Вторая встреча"

Автор книги: Николай Лобко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

VII
ЧЁРТОВА ДЮЖИНА

Простившись с Томасом Купером, офицеры вслед за администратором направились в его кабинет.

– Нельзя ли попросить сюда ваших работников, которые обслуживали Макбриттена? – обратился Кочетов к администратору.

– Пожалуйста, – охотно отозвался он. – Сейчас как раз смена – и они все в гостинице.

Администратор вышел.

Бережно поставив лампу на шкаф, Зарубин сел за стол и начал что-то записывать в блокнот.

Кочетов опустился в кресло, достал из кармана футляр и принялся его задумчиво рассматривать.

– Боитесь проиграть пари? – с едва заметной иронией спросил Рудницкий, которому не понравился, как он считал, неуместный спор майора с Купером.

Кочетов посмотрел на лейтенанта.

– Да-а, – после небольшой паузы неопределённо произнёс он и, ещё помолчав, спросил: – У тебя, Алёша, есть автоматическая ручка?

– Есть, – Рудницкий полез рукой во внутренний карман кителя.

– А футляр от неё где?

– Футляр? – удивился лейтенант. – Футляр – не знаю. Где-то валяется, если мать не выбросила.

– Не выбросила, – подчёркнуто подхватил Кочетов. – А Гарри Макбриттен футляр бережёт. Зачем?

Рудницкий не ожидал такого вопроса и немного смутился.

– Ну, может быть... он понравился ему.

– Посмотри. Что может в нём понравиться?

Рудницкий небрежно повертел в руках футляр.

– Да я видел их. Длинная узенькая коробочка, которую трудно для чего-нибудь приспособить. Ну эта обтянута дерматином...

– Может, это обстоятельство заставило Макбриттена хранить футляр?

– Не думаю. Дерматин паршивенький, да и коробка очень грубо сделана.

– Что же тогда?

– Ну, просто человек сунул футляр в чемодан и всё.

– Возможно, конечно, и сунул. Но ты заметил? В чемодане нет лишних вещей. Рубашки, бельё... Платков могло быть гораздо больше, тоже и носков... Вот, разве, перчатки лишние. Нет, не похоже, чтобы Макбриттен просто совал вещи в чемодан.

– Да, это верно, – вынужден был согласиться Рудницкий, втайне завидуя наблюдательности майора.

«Ему, наверное, уже всё ясно, – думал он. – И версия сложилась, намечены тактические приёмы расследования...»

– И ещё немаловажная деталь, – продолжал Кочетов. – Купер мог вспомнить только единственный случай, когда Макбриттен пользовался ручкой. Это было на границе.

– Вы думаете, – вспыхнул Рудницкий, но тут в комнату вернулся администратор.

– Говорить будете со всеми сразу или по одной вызывать? – спросил он Кочетова.

– Пригласите, пожалуйста, всех, – попросил майор.

Администратор распахнул дверь:

– Прошу.

Первой вошла миловидная девушка лет двадцати, за ней появилась полная женщина с коротко остриженными редкими волосами, затем одна за другой переступили порог комнаты ещё три девушки по виду немного старше первой.

Кочетов поздоровался и попросил всех сесть.

Пожилая женщина опустилась на стул недалеко от двери, но девушки только посмотрели на стулья.

Не сел и Кочетов.

– Один из жильцов, – заговорил он, – Гарри Макбриттен – второй день не возвращается в гостиницу. Товарищи его беспокоятся. Они обратились к нам с просьбой разыскать его... К сожалению, мы о нём очень мало знаем...

– А вы думаете, мы знаем больше? – кокетливо усмехнулась миловидная девушка.

– Но вы его хоть видели, – заметил майор, – а у нас только вот маленькая фотография.

Он показал девушкам фотокарточку, которую получил от Томаса Купера.

Пожилая женщина, поднеся очки к носу, взглянула на неё и улыбнулась.

– У нас в столе их валяется десяток. Этот иностранец всем дарил их. Маша, принеси, – сказала она миловидной девушке.

Через пять минут на столе перед Кочетовым лежали двенадцать одинаковых фотографий.

– С вашей – чёртова дюжина, – пошутила Маша.

Зарубин взял одну из них, повертел перед самым носом и положил обратно.

– Эти карточки, наверно, нравились ему потому, что он на них красивый вышел, – засмеялась девушка.

– В жизни он разве не такой? – заинтересовался Кочетов.

– Такой и не такой. Глаза похожи – светлые, а лоб в натуре будто меньше. Правду я говорю, девочки? – обратилась Маша к своим подругам и, не дожидаясь их ответа, продолжала: – И нос тоньше. Вообще он интересный, такой представительный собой, высокий.

– Хорошо одевался?

– Во всё серое. Серый костюм, серый галстук, серый плащ – посветлее вашего, серые туфли, очень изящные, модельные.

– А как он вёл себя?

– Обыкновенно. Всё, что он говорил, я могу повторить, – девушка оглянулась на своих подруг, улыбнулась и, видимо, подражая Макбриттену, пробасила: – Сдрасте. Как ви поживайт? Я ошен, ошен любит СССР! До свиданя... Всё, – засмеялась она.

– Немного. Зачем же он газеты покупал?

– Они все так делали, а потом со словарём читали их. Умора, друг к дружке бегают, спорят, ссорятся.

– Господин Макбриттен не знал русского языка, – подтвердила женщина. – Часто, когда он подходил к столу за ключом, чувствовалось, что ему хотелось что-то сказать, поделиться большими впечатлениями, чувствами, но не хватало для этого слов. И он, бывало, только воскликнет с восторгом: «О, СССР!» и пойдёт к себе в номер, напевая какую-то песню. Нужно сказать, он очень симпатичный человек. И вообще все члены этой делегации очень милые и хорошие люди. Один руководитель её, господин Купер, чего стоит. Мне кажется, он знаком со всеми, кто живёт в гостинице. Очень, очень общительный человек.

Остальные девушки сказали почти то же.

Администратор, извинившись, ушёл со своими подчинёнными.

Пока Зарубин осторожно обвёртывал настольную лампу бумагой, заговорил, молчавший до сих пор, начальник отделения милиции.

– А мне сдаётся, загулял где-то наш иностранец. Это свободно может случиться, если человек страстишку к вину имеет. А то, что это так, – бутылки подсказывают, да и руководитель делегации не отрицает. И по-моему, этот толстяк Томас Купер что-то знает, но скрывает.

Правду говоря, что-то он мне не особенно нравится. У белоэмигрантов русскому языку учился. Разбирается, где милиция, а где ОГПУ. Всё это неспроста... И вот смотрите, – обратился он к Кочетову. – Время отправки автобусов соврал? Соврал. – Павлов загнул один палец. – Тот факт, что от книжного киоска Макбриттен подошёл к нему, скрыл? Скрыл. – Ещё один палец загнул он. – Чемодан притащил, когда его никто не просил. Фотокарточку отдал. Мелким бесом рассыпается. Тут собака зарыта. Толстяка припереть фактами нужно, и он всё выложит.

– А не задумал ли Макбриттен остаться у нас? – высказал вдруг предположение Рудницкий. Настроение у лейтенанта быстро выравнивалось, и он тогда всё видел в розовом свете. – Если допустить такую мысль, то и поступки Томаса Купера находят простое объяснение. Рабочий человек – все видели его мозоли, такие за день-два не намять – он, конечно, горой стоит за Гарри Макбриттена, если тот решил принять советское гражданство. Сейчас Гарри укрылся от своих товарищей, а когда они отбудут – объявится и попросит убежища в нашей стране. Другие ведь просят?

– Просят, – подтвердил майор.

– А о нём мы ни одного плохого слова не слышали...

– И Советский Союз любит, – хотя и в тон Рудницкому, сказал Кочетов, но с едва уловимой иронией.

– Совершенно верно. Любит, – настороженно подтвердил лейтенант.

– И бреется не снимая перчаток, – глухо вставил Зарубин.

– Это ж почему? – удивился Рудницкий.

– Экзема, – неопределённо ответил эксперт.

Лейтенант непонимающе перевёл взгляд на Кочетова.

– Вот тут и разгадай, Алёша, – усмехнулся майор. – Кто Гарри Макбриттен? Честный, порядочный человек или шельма, на которой, как говорят, пробу поставить негде?..

VIII
ЗНАКОМЫЙ ПОЧЕРК

Вернувшись в управление, Зарубин, Кочетов и Рудницкий поднялись по широкой лестнице, устланной ковровой дорожкой, на второй этаж и разошлись в разные стороны.

Михаил Тимофеевич пошёл влево, где помещалась лаборатория, чтобы, как он выразился, «поколдовать там над препаратом». При этом было понятно, что он имел в виду настольную лампу, которую бережно нёс перед собой в руках.

Майор Кочетов и лейтенант Рудницкий направились к полковнику, но прежде заглянули к его секретарю.

– Ничего нового? – спросил Кочетов.

– Никаких следов, – ответил секретарь. – Будто сквозь землю провалился. Ни в морге, ни в больницах, нигде.

– Дела, – многозначительно вздохнул Кочетов, одёрнул на себе китель и открыл дверь кабинета полковника.

– Странно, очень странно, – слушая доклад майора, хмурился Чумак и, когда тот закончил, сказал: – Отсутствие удачной фотографии нам, пожалуй, удастся восполнить. Просматривая сегодняшний номер местной газеты, я случайно обратил внимание на объявление конторы кинопроката. Оказывается, ею получен и выпускается на экраны области новый журнал кинохроники, в котором имеются кадры, заснятые в Москве, когда делегация только прибыла из-за границы. Я договорился, чтобы нам этот журнал показали. Его, вероятно, уже доставили сюда. – Товарищ лейтенант, – обратился он к Рудницкому, – проверьте, явился ли киномеханик, и поезжайте к Куперу, пригласите его на просмотр...

Через полчаса в клубе, который помещался в одном здании с управлением, к сеансу всё было готово.

Чтобы указать Макбриттена на экране, Томас Купер, вооружившись длинной линейкой, уселся в первом ряду. За ним разместились Чумак и Кочетов.

Рудницкий остался у двери.

В зале погас свет, и на экране замелькали кадры фильма...

Мощный электровоз легко и плавно подвёл к перрону большой железнодорожный состав.

В дверях вагона, размахивая шляпой и что-то выкрикивая, появился Купер...

– Я!.. Я!.. – обрадовался руководитель делегации, увидев себя на экране.

Вслед за Купером на перрон начали выходить члены делегации.

Макбриттен появиться не успел. Сменился кадр.

На экране делегатам уже вручали цветы. Гости обнимали радушных хозяев, крепко жали им руки, целовали.

– Вот Гарри! – крикнул вдруг Томас Купер. – За мой голова его шляпа!

Но и этот кадр кончился.

В следующем эпизоде фильма Купер выступал перед микрофоном. Члены делегации расположились большим полукругом.

Макбриттен стоял во втором ряду, но так высоко поднял цветы, что опять виднелась только его серая шляпа.

Полковник и майор переглянулись.

На экране один кадр сменялся другим, но в каждом из них Макбриттен оказывался или за чугунным столбом, на котором висели часы, или за чьим-то чемоданом, поднятым на плечо, или вообще отсутствовал. Все делегаты охотно позировали перед объективом, весело смеялись, приветственно махали руками, не везло одному Макбриттену, если он и попадал в кадр, то виднелась только его шляпа, а чаще – лишь край её.

Скоро сюжет о приезде делегации закончился. На экране развернулась величественная панорама строительства гидростанции. Киномеханик остановил проектор и включил свет в зал.

– Все фильма есть, а Гарри нет, – искренно сокрушался Томас Купер. – Гарри Макбриттен очень скромный, интеллигент, – пояснял он.

– Да, не повезло вашему приятелю, – согласился полковник и, поблагодарив Купера за то, что он приехал, приказал Рудницкому доставить его в гостиницу.

Чумак и Кочетов возвращались в кабинет молча.

– Какие выводы? – садясь на своё место за столом, негромко спросил полковник.

– Просмотр фильма укрепил моё мнение в той части, что Гарри Макбриттен умышленно скрылся, – заговорил Кочетов. – Решение принял не вдруг, он начал готовиться к этому ещё за границей.

– Что даёт повод для такого суждения?

– И просмотренный только что фильм, и ненужный для лета запас перчаток.

– Но у Гарри Макбриттена экзема рук.

– Да, так сказал руководитель делегации. Но при таком заболевании больные обычно пользуются различными присыпками, примочками, мазями, кремами. Однако среди имущества Гарри Макбриттена никаких следов лекарств не обнаружено.

Полковник немного помолчал. Хотя его мнение полностью совпадало с выводами майора, он, будто проверяя себя, продолжил беседу.

– С какой целью скрылся Макбриттен?

– Цель не ясна, товарищ полковник, – ответил Кочетов. – Но намерения его не добрые.

– Основание?

– Гарри Макбриттен принимал все меры предосторожности, чтобы не попасть кинооператору на плёнку, не оставить в гостинице отпечатков своих пальцев. Очевидно, Макбриттен предугадывал возможность таких обстоятельств, при которых им могли заинтересоваться уголовный розыск или контрразведка.

– Почему уголовный розыск или контрразведка?

– Другим организациям и частным лицам следы пальцев Гарри Макбриттена в любом случае потребоваться не могли.

– Это служило бы существенным основанием для серьёзных выводов, если бы он не обеспечил нас целым комплектом своих, правда неудачных, фотографий, – возразил полковник.

– Портретное сходство их с Гарри Макбриттеном невелико. Они не могут служить средством для опознания, по ним нельзя составить и «словесного портрета». По заключению Зарубина, снимки сделаны короткофокусным объективом с небольшого расстояния и чуть сверху.

– Перспективный эффект, – усмехнулся полковник. – Старый приём многоженцев: дарит фото очередной невесте – похож, предъявляет она это фото в суд – никакого сходства.

– Работники гостиницы так и заявляют – похож и не похож.

– Значит, Макбриттен старался подсунуть нам «липу», чтобы затруднить розыски его.

– Я в этом уверен, товарищ полковник.

– И первую фотографию вам вручил руководитель делегации?

– Раньше, чем я спросил его.

– И чемодан принёс, – пощипывая седые виски, полковник задумался и, откинувшись вдруг на спинку кресла, продолжал: – Но если он в сговоре с Макбриттеном – зачем ему было шум поднимать?.. Испугался? Поторопился отмежеваться? Или действительно старается нам помочь?

Чумак говорил, не обращаясь ни к кому, будто рассуждая вслух.

Майор слушал и молчал. У него тоже ещё не сложилось определённого мнения о добродушном на вид толстяке Томасе Купере.

– Но главное сейчас – Гарри Макбриттен, – заключил полковник. – Полагаю, тут нас ждут большие неожиданности...

Однако то, что вскоре открылось, превзошло его предположения.

Пока Чумак и Кочетов, сопоставляя добытые факты, старались логическим путём добраться до истины, в лаборатории головка выключателя настольной лампы, изъятой из номера Гарри Макбриттена, была соответствующим способом обработана парами йода. В результате Михаилу Тимофеевичу удалось не только выявить, но и сфотографировать оставленный на головке выключателя след большого пальца правой мужской руки.

Двумя днями раньше экспертам, осматривавшим квартиру Рогулина, тоже повезло. Они обнаружили на полированных гранях одной из рукояток радиоприёмника два пото-жировых следа, окрасили их алюминиевым порошком и затем перевели на специальную следокопировальную плёнку.

Эта плёнка была сдана для проверки по дактилоскопической картотеке.

Сюда же и Зарубин принёс сделанный им фотоотпечаток.

И вот тут, после тщательного изучения, с неопровержимой точностью было установлено, что отпечатки больших пальцев на головке выключателя настольной лампы и на полированной грани рукоятки радиоприёмника оставлены одним и тем же человеком.

След Гарри Макбриттена потянулся в квартиру Рогулина.

Однако могло случиться, что не Макбриттен, а кто-то другой побывал в номере и в доме Константина Павловича и оставил там следы своих пальцев.

Майор Кочетов тотчас отправился на Суворовскую улицу, где жила семья покойного Рогулина, и показал там фотокарточку Макбриттена Антонине Ивановне.

– Вроде он и вроде нет, – сказала она. – Я хорошо его тогда не разглядела, он быстро ушёл. Но этот в очках, а тот приходил без очков, – сомневалась она и тут же утверждала: – А глаза и волосы его такие же светлые.

Подобный ответ Кочетов ждал.

– А вы не помните, как он был одет? – спросил майор.

– В коричневом костюме приходил.

– В коричневом? – переспросил Кочетов. – Вы не ошибаетесь?

– Нет.

Немедленно из чемодана Макбриттена был изъят его костюм и вместе с двумя другими, схожими по расцветке, предъявлен для осмотров Антонине Ивановне.

– На этот похож, – показала она на костюм Макбриттена и, повернув пиджак к себе спинкой, сказала: – Точно, он. Поясок запомнила и складку, очень она уж глубокая, не ладная какая-то...

Для сомнения места не оставалось. Таинственным посетителем, который навестил Константина Павловича Рогулина за несколько минут до его смерти, был не кто иной, как Гарри Макбриттен.

Но что привело его сюда? Какие преследовал он здесь цели? Наконец, на каком языке он объяснялся? Ведь по свидетельству дежурных гостиницы Гарри Макбриттен знал всего несколько русских слов. Рогулин из иностранных языков в семилетней школе изучал немецкий и английский, но это было давно, и он, не имея повседневной практики, конечно, забыл их.

Можно было предположить, что Макбриттен случайно забрёл в квартиру Рогулина. Но для такого визита их встреча представлялась слишком продолжительной. Да и сам Рогулин на вопрос матери: «Кто приходил?» ответил: – «Так, знакомый один».

Знакомый!..

Ложь, допущенная Рогулиным при заполнении листка по учёту кадров, находила своё логическое объяснение. Становилось очевидным, что Рогулин состоял в какой-то связи с лицами, находящимися за границей, и это обстоятельство старательно маскировал. Но если он вынужден был так поступать, то о характере связи гадать не приходилось. Давно известно, от чужих глаз таят худое и грязное.

Однако в подобном положении находилась и Забелина, которая заболела той же болезнью и так же неожиданно, как и Рогулин.

Невольно напрашивался вопрос, ответ на который при создавшихся обстоятельствах зависел только от заключения назначенной полковником судебно-медицинской экспертизы.

Срок для проведения этой работы истёк, и заключение поступило.

Сложным химическим анализом врачам удалось обнаружить в крови Рогулина и Забелиной присутствие сильнейшего растительного яда, добываемого из молодых побегов и корней некоторых видов лиан, растущих в лесах Южной Америки, и токсина столбняка.

– Я так и полагал, – помрачнел полковник. – Это было убийство! До дерзости смелое, отлично подготовленное убийство. Чувствуется опытная рука мастера таких дел. Да-а, – после минутного раздумья продолжал он, – когда-то индейцы одной стрелой, отравленной этим ядом, валили огромного бизона.

«Клиническая смерть наступила не сразу, – писали эксперты. – Ей предшествовал глубокий обморок. Активно развивающийся при этом процесс молниеносного столбняка является отличительной особенностью обнаруженного яда».

– Но Забелина находилась под наблюдением, – осторожно напомнил Кочетов. – Незаметно поразить её... стрелой, как это делали индейцы, было невозможно. Да и Рогулин не позволил бы себя колоть.

– Значит, ещё на одну загадку нам нужно найти ответ, – заключил полковник и обратился к Рудницкому: – Скажите, лейтенант, когда Забелина входила или выходила из кинотеатра, к ней не приближался высокий мужчина в коричневом костюме?

– Нет, товарищ полковник, не приближался.

– А в сером?

– В сером было много народу. Сезон, мода.

– Мода – это верно, – задумчиво произнёс Чумак, подошёл к поднявшемуся с кресла Кочетову и дружески взял его за локоть. – Эта история напоминает мне один давний случай... Помнишь, Григорий Иванович, «Медузу»? Твой ведь крестник... Здорово смахивает на его «почерк».

– Я тоже подумал, – признался майор. – Но Джек Райт – чёрный – и волосы и глаза. Да и не так уже мир тесен, чтобы нам опять сойтись.

– Нет, я не утверждаю, что это он. «Почерк», говорю, сходный, – пояснил Чумак и усмехнулся. – Хотя... чем чёрт не шутит. Удивительного в этом я бы ничего не нашёл. Джек Райт – зверь, ты – охотник. А по пословице – на ловца и зверь бежит.

– Бежит, когда найдёшь его.

– Ну, это само собой, – лукаво прищурился Чумак. – А насчёт черноты – теперь и чёрного кобеля перекрасят, – пошутил он и взглянул на часы: – Без пяти двенадцать. – Идите, товарищи, завтракайте, думайте, а в двенадцать сорок опять соберёмся. Дела этого откладывать нельзя.

IX
ШОФЁР ТАКСИ

– Товарищ майор, – обратился Рудницкий к Кочетову, когда они вышли от полковника, – разрешите мне с вами позавтракать.

Григорий Иванович понял, что лейтенанту хочется поделиться своими мыслями и, главное, сомнениями, которые он постеснялся высказать у полковника, и потому охотно согласился.

– Пожалуйста.

– Я всё думаю, – войдя следом за майором в его кабинет, начал Рудницкий, – как могло случиться, что такой, видимо, очень осторожный человек, как Гарри Макбриттен, и вдруг оставил следы своих пальцев, когда он не хотел этого делать.

Кочетов позвонил в столовую, заказал два завтрака и только после того ответил:

– Прежде всего, Макбриттен представляется мне не осторожным человеком, а расчётливым преступником, а это не одно и то же. Но, говорят, и на старуху бывает проруха. Все воры знают, что их очень часто обнаруживают по отпечаткам пальцев, и всё же оставляют эти свои визитные карточки на месте преступления. То же случилось и с Макбриттеном. Он всё время был настороже, но один раз не уследил за собой – на этом и засёк его Зарубин.

– А медикаменты? – продолжал Рудницкий. – Что ж он не понимал, что, жалуясь на экзему, ему нужно иметь соответствующие лекарства?

Григорий Иванович искоса посмотрел на него и улыбнулся:

– Недавно, товарищ лейтенант, вы сдавали зачёт по криминалистике. Мне помнится, во второй части учебника приводятся два примера расследования хищения товаров со склада. В первом случае следователь, явившись на место происшествия, по тому беспорядку, в котором были разбросаны похитителями оставшиеся товары, пришёл к выводу, что кража совершена кем-то из складских работников. Грабителю, рассуждал он, не было смысла бесцельно разбрасывать товар, затрачивая на это время, а следовательно, подвергать себя риску – попасться на месте преступления.

Заложив руки за спину, Кочетов прошёлся по кабинету и остановился у книжного шкафа, возле которого стоял Рудницкий.

– В другом случае, – продолжал майор, – такой же вывод, то есть, что хищение дело рук кого-то из работников склада, следователь сделал, основываясь на том, что оставшийся товар лежал в полнейшем порядке. Значит, решил следователь, вор отлично знал, где нужно взять то, что представляло наибольшую ценность. Основания диаметрально разные – порядок и беспорядок, – а вывод один и, как показало потом следствие, он оказался правильным.

– Да, я это помню, – подтвердил Рудницкий.

– Так и здесь. Нашли бы мы лекарства или нет – заключение было бы одно. Уж слишком старательно Макбриттен избегал возможности оставить случайно след своих пальцев. Но, нужно сказать, иначе он не мог поступить. Это значило бы сознательно дать оттиски папиллярных узоров, а этого он как раз и не хотел сделать.

– Откровенно говоря, я не представляю себе, с какой целью он так тщательно таился.

– Это позволяет думать, что Гарри Макбриттен – матёрый волк, опытный знаток своего дела. Он отлично знает, что такое след! Иногда след тянется едва заметной паутинкой, перевивается, петлит, кружит, путается, но к клубочку обязательно приводит. Так, собственно, и случилось. Исходный отпечаток пальца указал нам на связь Гарри Макбриттена с Рогулиным, что породило, а затем и укрепило мнение о преступном характере деятельности прибывшего в город иностранца. Перед нами встала задача – найти и обезвредить его. Очевидно, Макбриттен и опасался, что по отпечаткам пальцев мы установим, кто он, а тогда уж не спустим с него глаз.

– Вы думаете, он скрывается под чужим именем?

– За это говорят его поступки. Стараясь надёжнее укрыться, Макбриттен прибег к хитрости. Щедро раздаривая фотографии, он попытался подсунуть нам искажённые черты своего лица. Одеваясь во всё серое, старался навязать нам мысль, что предпочитает одежду этого цвета. Жалуясь на экзему рук, надел перчатки. До поры такой камуфляж ни у кого не мог вызвать никаких сомнений, а тем более подозрений. Ну, в самом деле, что необычного в том, если человек одет в серый костюм, а на руках у него перчатки? Нравится, вот и носит. Как говорят, каждый по-своему с ума сходит. На этом, как мне кажется, и строил свои расчёты Гарри Макбриттен, выбирая средства, которые, не возбуждая постороннего любопытства, помогли бы ему в главном – затруднить возможность опознания его.

– Но в нашей дактилоскопической картотеке отпечатков пальцев Макбриттена не нашлось, а потому все его страхи оказались напрасными. Удивительно, как он не подумал об этом.

– Значит он остерегался не. только нашей картотеки.

– Понимаю, – кивнул головой Рудницкий и с хорошей завистью ученика к тем знаниям своего учителя, которые он ещё не успел постичь, тихо проговорил: – Вот ведь как вам всё ясно.

– Ну, это уже зря сказано, – укорил его Григорий Иванович. – Следователь, конечно, должен уметь правильно обобщать и анализировать факты в их связи и взаимодействии, но и противник не бездействует. Он старается сбить следователя с верного пути, навести его на ложный след. Ты говоришь, всё ясно. А я уверен, что нас подстерегают ошибки, разочарования. Всё, что я сказал, это пока слабо аргументированное предположение. Мы многое не знаем, и лучшим доказательством этого служит тот факт, что в эту минуту Гарри Макбриттен где-то действует, а мы с тобой собираемся... сесть за завтрак, – закончил майор, услышав знакомый стук в дверь.

В кабинет вошла круглолицая, розовощёкая девушка в белом переднике, с кружевной наколкой на голове и подносом в руках.

– Завтраки, пожалуйста, – улыбнулась она.

– Спасибо, – поблагодарили её офицеры.

Пока она расставляла на столике судки и тарелки, Рудницкий молчал, но как только она ушла, продолжил разговор.

– Товарищ майор, а не думаете ли вы, что Макбриттен делал уколы автоматической ручкой? – осторожно спросил он. – Футляр-то ведь пустой.

– Авторучка-шприц? – подсаживаясь к столику, переспросил Кочетов. – Пожалуй, в условиях... – продолжил было он, но не договорил. Прервал телефонный звонок.

– Майор Кочетов слушает, – подняв трубку, отозвался Григорий Иванович. – Есть, товарищ полковник, идём.

– Что-то срочное, – вскакивая из-за столика, догадался лейтенант.

Они оба знали, что заботливый ко всем своим подчинённым полковник без крайней необходимости не прервал бы их завтрака.

– Я помешал вам, товарищи? – обратился к ним Чумак, едва офицеры переступили порог его кабинета.

– Как раз вовремя, товарищ полковник, – слукавил Рудницкий, которому, как и майору, не хотелось огорчать его.

– Добро, – недоверчиво улыбнулся Чумак и продолжал, указав на сидящего возле стола молодого человека в шёлковой голубой безрукавке с застёжкой «молния». – Товарищ Соболев – шофёр такси. Он говорит, что вчера возил по городу господина Макбриттена.

У Рудницкого щёки зарделись от такой неожиданности.

– Пожалуйста, товарищ майор, – жестом руки полковник предложил своё место за столом Кочетову.

Это было тоже отличительной чертой полковника. Он всегда старался предоставить большую свободу для творческой инициативы своим помощникам.

– Скоро мне на отдых, – говорил он, – а им ещё много лет служить Родине. Пусть учатся, обогащаются опытом, закаляются. А что не так, я подскажу – запомнят на будущее, когда меня рядом не будет.

Нет, не зря любили подчинённые своего начальника. Он умел в одно и то же время быть требовательным командиром, внимательным воспитателем и чутким, отзывчивым другом.

– Одним словом – чекист, – тепло все отзывались о нём...

– Что вы хотите сообщить нам, товарищ Соболев? – обратился к шофёру Кочетов.

– Вчера, примерно в час, то есть в тринадцать ноль-ноль, – поправился шофёр, – только подъехал я к стоянке, что у горсовета, подходит этот иностранец – Гарри Макбриттен...

– Простите, – прервал Кочетов, – вы откуда знаете его?

Шофёр замялся.

– Девушка одна сказала. Она работает в гостинице.

– Девушка – ваша родственница?

– Пока нет, – грустно вздохнул молодой человек.

– Ясно, – чуть заметно улыбнулся майор. – Ну и что же? Подошёл он к вам...

– Подошёл и спрашивает: «Свободен?» Свободен, отвечаю. Он сел рядом со мной и сказал, чтобы я ехал к Парку культуры и отдыха.

– По-русски сказал или как-то объяснил вам это? – поинтересовался майор.

– По-русски. Он хорошо говорит, только чуть-чуть картавит.

– Картавит? – вспомнив показание Забелиной, насторожился Кочетов.

– Есть немножко.

– А вы не ошиблись в том, что вашим пассажиром действительно был Гарри Макбриттен?

– Да нет, товарищ майор, этого не могло быть, – убеждённо возразил Соболев. – Я иногда в гостиницу... на минутку к Маше заглядываю. Она, правда, сердится, но, чувствую, больше для виду. Подруг стесняется, и от администрации нагоняй может быть. Ну, да я там долго не задерживаюсь. Глянул и обратно...

– Так вы в гостинице его видели?

– Точно. Маша мне сказала, что у них там целая делегация поселилась, и показала их и этого иностранца. «Это, говорит, из их числа – Гарри Макбриттен». А сегодня я зарулил к ней, а она и сообщает новость: «Помнишь, Тоша...» Я – Анатолий, а она меня Тошей... «Помнишь, говорит, Гарри Макбриттена, иностранца? Пропал вчера. Везде его ищут, а найти не могут». Ну, я ей – шутишь, мол, всё. Вчера возил его по городу. А она: «Врёшь!» Не вру, отвечаю. Вижу дело серьёзное, чтобы поверила, честным комсомольским подкрепил. Она схватила меня за руку и к администратору. Тот позвонил сюда. Вот я и примчался.

– Понятно. Итак, вы поехали к Парку культуры и отдыха, – напомнил Кочетов.

– Поехали, – подтвердил Соболев. – У входа в парк он расплатился. Я развернулся и покатил обратно, а он к воротам пошёл.

– И больше вы его не видели?

– В том-то и дело, что видел, да ещё при весьма странных обстоятельствах, – многозначительно произнёс шофёр. – Часа через два, это значит в пятнадцать ноль-ноль, подвернулся пассажир на Садовую. Улица эта, как вы знаете, прямо к парку идёт. Доставил я пассажира к месту, он просит подождать. Ну, наше дело такое, что велят, то и делай. Свернул я с дороги, а на Садовой, чай помните, везде палисадники, кусты. Ну, я заехал за них. Тут, думаю, и вздремнуть не грех. И в стороне, и в людях. Только, смотрю, мой иностранец вдруг из магазина «Детский мир» выходит. Мне его видно, а ему меня нет. Постоял он на крылечке, покрутил головой в одну, в другую сторону, а потом быстренько на третьей скорости через дорогу и в ворота – юрк! А там новый жилой дом строится, недели две как начали. Чего, думаю, ему там понадобилось? Гость-то он гость, это верно, но человек чужой. Хотел пойти посмотреть, но тут мой пассажир вернулся. Ну я и поехал, больше ничего не знаю. Не видел после того иностранца.

– Как он был одет?

– На нём был серый пыльник, такого же цвета шляпа, тёмные очки. В руках он держал небольшой чемоданчик.

– Товарищ Соболев, – вступил в разговор Чумак, – вы сказали, он сидел рядом с вами.

– Рядом, товарищ полковник.

– Это, значит, левой стороной к вам?

– Точно, – приподняв локоть правой руки, шофёр будто притронулся им к невидимому пассажиру.