Текст книги "Бандитская Лиговка"

Автор книги: Николай Пономаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

– Идея-то хорошая, но я об убийстве.

– А что убийство? Раскрывай. Что-нибудь новенькое надыбал?

– Как же. Понаехали сыскные мастера со всего города. Сенсация, блин. Погиб известный бизнесмен. Это только мы знаем, что покойный был бандитом. А журналистов! Толпами ходят.

– Начальника главка тоже осаждают.

– Думаю, что сегодня одним трупом не кончится. Мне шепнули, что у Лося пропало без вести ещё человек семь. Будут разборки с большой кровью.

– Надо полагать. Еще что шепчут?

– Будто Лося убрала крыша фирмы с идиотским названием "Банда".

– Банда?

– Ерунда это. Я проверял, никакой крыши у этой фирмы нет. Но Лось наезжал на них с требованиями выплат. Возможно, наняли киллера, тот и отшиб рога у нашего мафиози...

В кабинете разрывался телефон. Наверняка журналисты пронюхали о манекене с человеческой головой. Сняв трубку, Полина Антоновна услышала детский голос.

– Это Андрей.

– Какой Андрей?

– Сновиденцев. Мы получили телеграмму. Маму привозят сегодня. Мы не знаем как встречать, куда и на чем везти.

– Не волнуйся, я помогу. Номер рейса и время прибытия указаны?

Записав данные, Шкворень вызвала заместителя по тылу Казимира Станиславовича Списанинова и велела организовать встречу гроба.

– О деньгах договорюсь.

Полина Антоновна позвонила Янсону.

– Георгий, это я. Сегодня из Турции привозят тело Сновиденцевой. Я все сделала, кроме доставки гроба из аэропорта. У тебя есть микроавтобус?

– Организую. Когда самолет?

– В девять вечера.

– Что ещё нужно?

– Венки, цветы...

– Полина Антоновна, а давайте обсудим чуть позже, я тороплюсь на открытие новой галереи. Выставка художественной фотографии с интригующим названием "Звериный ужас".

– У меня тоже приглашение есть, наш главный криминалист привез. Устроители галереи предлагают размещать снимки с мест происшествий.

– Представляю какой ужас могут показать ваши фотомастера.

– Вряд ли вы сможете представить эту жуть. У моего начальника отдела угрозыска на столе под стеклом такая галерея, что при рассмотрении волосы начинают шевелиться. Особенно впечатляет та часть фотографий, что сделана на местах преступлений одного маньяка. Кстати, среди них и картина убийства Сновиденцева.

– Я обещал придти на открытие. А может встретимся там и обсудим наши похоронные обязанности?

– Пол часа времени у меня есть.

– Отлично, встретимся на выставке.

Повесив трубку, Полина Антоновна потянулась к косметичке и, удивляясь себе, достала губную помаду.

До галереи от РУВД рукой подать. Шкворень пришла за пять минут до открытия. С Лиговки на Воронежскую сворачивали красивые дорогие машины, из них выходили чиновники и бизнесмены, здоровались со знакомыми, проходили в фойе новооткрывающейся галереи. Полине Антоновне не очень хотелось "светиться" на светской тусовке – делать ей больше нечего как ходить по фотосалонам. Кивнув милиционерам, следившим за порядком на мероприятии, она тоже проследовала в фойе, села в уголке, закурила. Неподалеку от неё привычно расположился известный профессиональный нищий Максим Дудыкин.

Господин Дудыкин давно уже покинул улицы города, на которых просил подать на пропитание, изображая из себя жертву межнационального конфликта. Камуфляжная одежда изрядно поднадоела. Хотелось фрака и бабочку. Заработав начальный капитал, он вложил его в приобретение собственного терминала по обслуживанию пластиковых карточек. Терминал был хоть и очень дорогим, но чрезвычайно удобным. На автономном питании, с сотовой связью. Все электронные транзакции исправно передавались в банк. Операция была одна переправить чьи-то денежки на счет господина Дудыкина. С точки зрения менеджмента профессиональный нищий построил свою работу идеально. Он в очень плохой одежде проникал на мероприятия для состоятельных людей. Садился на пол, бросал перед собой кепку, а в неё помещал свой терминал. И табличку вешал: "Подайте кто сколько может. Принимаются карточки "Виза", "Экспресс" и все другие". Со стороны это выглядело комично и многие из любопытства протягивали Дудыкину свои карточки. Нищий просил ввести сумму пожертвования. Когда владельцы карточек спрашивали как потратятся их денежки, Дудыкин отвечал, что собирает средства на отпуск.

– Кстати, тут по радио в какую-то Хургаду агитируют. Вы там не были, случайно?

Дудыкину советовали Сейшелы и Багамы и Мальту и всякие другие варианты. Причем обсуждали серьезно, как с равным – понимали, что Дудыкин свой, бизнесмен.

– Приглашают в зал, Полина Антоновна.

Над Шкворень возвышался Янсон. "Ему бы свой скелет завещать Кунст-камере. Хорошо сложен и ростом намного выше среднего," – подумалось Полине Антоновне, когда она подняла глаза.

– Пойдемте.

Негоже офицеру милиции показываться на людях. с малознакомым, в сущности, мужчиной, бизнесменом. Ничего, всегда можно свалить на оперативную работу. Конечно, не начальственное дело розыском заниматься, но в отдельных случаях даже необходимо.

Шкворень и Янсон послушали дифирамбы в честь возрождения отечественной художественной фотографии, о заботе городской администрации в лице главного по культуре, о традициях города, славного также и кино-фотоделом.

– Пусть вам не покажется эта выставка эпатажной. Поднятая фотографами проблема человеческого отношения к животным должна пробудить в нас тревогу о будущем Земли.

"Звериным ужасом" оказалась выставка фотографий животных – жертв вивисекции и испытаний различных препаратов, жертв опытов над ними, снимков казней зверей и птиц. Мастера сняли мир, противоположный нашему умиленному – с кошечками, цыплятками и собачками. Полина и Георгий, проходя по галерее, видели снимки жестокой обыденности. Того, что творится ежедневно на скотобойнях, во дворах крестьян, на охотах и прочих местах смертоубийств животных. Тетка режет петуха. Ну и что? Суп нужен детям. Но так снят горластый, так он красив и беспомощен – возненавидишь тетку. Лошадь, валящаяся на бок от удара молотом в лоб. Простреленная медведица, падающая на медвежонка. Ящик на бойне, доверху наполненный копытами. Бычьи хвосты, словно змеи, разделываются на конвейере смерти.

– Странное дело, возле убитых людей не возникает столько жалости, прошептала Шкворень.

Янсон кивнул:

– Искусство. В одной фотографии – целая тема. Помните военный снимок, на котором фашистский солдат, обхватив руками голову, сидит возле разбитой пушки?

А это что?

Георгий быстро повернулся и пошел к противоположной стене. На фотографии был волк или собака. Из шеи животного торчал странный отросток, напоминавший вторую, уменьшенную голову. Шкворень подошла к Янсону, застывшему перед снимком.

– Похоже на фотомонтаж, правда? Это из серии опытов над животными.

Янсон молчал. Неожиданно голова его стала вздрагивать. Шкворень заметила возбуждение Георгия.

– Что с вами?

– Совсем забыл, что назначил в офисе встречу. Мне надо бежать. Созвонимся.

Янсон спешно покинул галерею, оставив Шкворень возле фотографии диковинного животного.

Через час Янсон позвонил, извинился и они с Полиной Антоновной обсудили подготовку к завтрашней грустной церемонии.

ПОХОРОНЫ

– Я чувствую себя разбитым. Из-за тебя – хронический недосып. Ты опять этим занимался?

Собираясь на похороны Сновиденцевой, Гоша в очередной раз отчитывал брата.

– А ты мне спать не мешаешь? Я не виноват, что в детстве перепутал день с ночью, да так и живу. Могло быть и наоборот.

Жора отвечал раздраженным скрипучим голосом.

– Как ты не понимаешь, если я не буду работать, мы оба подохнем с голоду ?!

– Удивляюсь как мы ещё живы с твоими заработками.

– Как будто ты больше заработал.

– Дай мне возможность!

– Нет уж, будь доволен тем, что я добываю. На баланде всегда успеем похудеть.

– Не мешало бы.

– Не жри по ночам...

– А если хочется?! Ты же знаешь, я не могу без селедки, вегетарианец ты чертов!

– Не чертыхайся.

– Опять в церковь пойдешь?

– И пойду!

– Иди, иди, святоша. Я хоть высплюсь. Только поклоны не бей так усердно, как в прошлый раз. Голова заболит.

– Короче, я плохо помню что ты в последний раз натворил. Как себя вести?

Гоша и Жора обменялись мнениями, обдумали отходные пути и что делать, если на них выйдет милиция.

– Скотина, – беззлобно завершил дебаты Гоша.

Он открыл свой огромный баул, проверил содержимое. Так и есть! Антиквариат. Щит с головой Медузы Горгоны. Фрагмент ограды Летнего сада! Садист и Герострат.

– На фига он тебе, этот щит?

– Нравится. У меня давно на такой руки чесались.

– В Летний сад детишки ходят, любуются оградами, а ты, маньяк поганый, красоту испортил.

Жора засмеялся.

– Купился, купился! Можешь быть спокойным. Щит не из Летнего сада.

– Что ты врешь?

– Прямо на Лиговке какая-то контора оградку перед домом поставила с щитами – точь в точь как на ограде Летнего. Я тоже сначала подумал, что оттуда слямзили. Нет, это новодел.

Жора попытался изобразить на своем лице выражение лица Горгоны.

– Доволен?

– Угу, – зевнул Жорик.

– Сейчас ещё покайфуешь.

Гоша надевал спортивный костюм.

– Только не лязгай на весь дом!

– Тебя не спросил. Можешь отключаться.

Проснувшийся в комнате брата, Гоша прошел в свою. Из пятнадцати метров добрый десяток занимали тренажер, штанга, гантели и прочее спортивное железо. Держать тело в форме Гошу заставляли похождения Жоры. В молодости ему доставалось за компанию с братом. Пришлось качаться. Так и попривык начинать утро с зарядки, а вечером наращивать мускулы. Маргарите нравилось его сильное тело. Рита... Гоша хотел, но не мог открыться ей. Слишком много барьеров стояло между ними. Приходилось делать вид, что их объединяет только секс.

– Ты маньячка, я маньяк, – отшучивался Гоша, если Рита заговаривала об их отношениях.

Ему было больно, когда с истинно женскими ухищрениями Маргарита пыталась вызвать ревность. Эти Эльдарики, Иваны Михайловичи, Михаилы Владимировичи периодически появлявшиеся около любимой женщины, раздражали Гошу и забавляли Жору. Каждый из этих мужчин был в конце концов бит и пропадал из поля зрения, но какое-то время они заставляли пылать от ревности, выбивали из колеи. Гоша желал ей счастья, Гоша даже пытался поначалу примиряться с этим, как любящий мужчина. Но не его брат. Жора был категоричнее. Едва в их жизни появилась Полина, Жора настоял на разрыве отношений с Маргаритой. Теперь Гоша все реже вспоминал ту, которую так долго любил. Брат поддерживал:

– Если кому и можно открыться, то это Полине. Женщина толковая, жесткая, выдержит удар.

Проводить Сновиденцеву в последний путь приехали немногочисленные родственники, друзья и подруги из "челноков". Гроб привезли Списанинов с сотрудниками и Янсон со своими "бандитами". За место на кладбище хлопотала Полина Антоновна.

Надо сказать, что эти хлопоты вылились в уголовное дело против нескольких работников кладбища. Шкворень не упускала возможности попутно с одним делом зацепить какую-нибудь другую тему.

Процессия за гробом, привезенным из Турции, двигалась к месту могилы Сновиденцева. Янсон шел рядом со Шкворень и смотрел в спины мальчика и девочки, оставшихся сиротами.

"Дедушка копит деньги, чтобы добавить тебе для приобретения автомобиля. Но это наш секрет, ладно?" В наушнике зашипело...

Неподалеку от могил Сновиденцевых тоже кого-то хоронили. Рабочие уже оглаживали лопатами холмик и люди начинали расходиться. Полина Антоновна и Георгий Янович вдруг услышали за спиной:

– А это кого хоронят?

– Говорят, какую-то челночницу.

Шкворень резко повернулась к двум женщинам, подошедшим полюбопытствовать.

– Не челночницу, а мать.

Янсон тоже встряхнул головой.

– Шли бы вы отсюда, дорогие.

Он произнес эти слова каким-то сухим и скрипучим голосом. Шкворень замечала, что так бывает с её спутником в определенных случаях.

Возвращаясь к машинам по центральной кладбищенской аллее, Полина Антоновна сдержанно сообщила Янсону:

– У меня сигнал на вашу банду.

Шкворень была серьезна. Ей не хотелось верить, что Георгий связан с преступностью Лиговки. Нужно развеять сомнения или убедиться в двуличности коммерсанта. Янсон ничуть не смутившись ответил:

– Давайте условимся: все, что касается вашей службы, мы обсуждаем в соответствующем учреждении. Вы вызываете меня как незнакомого гражданина и пытаете. Сами или подручные можете делать все, что необходимо. Допросы, аресты, иглы под ногти...

– Я серьезно.

– И я серьезно.

– Информация мутная. Будто через вашу фирму идут заказы на убийства, что "Банда" – самая настоящая шайка.

Шкворень смотрела под ноги. Незнакомый голос совсем рядом произнес:

– Ты был прав, Гошка. Влипли.

Вскинув голову, Полина внимательно посмотрела на бизнесмена:

– Что вы сказали?

– Ничего, я так, про себя.

– У вас странная манера говорить с самим собой. Да ещё про то, что влипли.

– Привычка говорить правду самому себе вслух. Разве это плохо? Я рос далеко отсюда почти в полном одиночестве. Но у меня был неразлучный собеседник.

– Внутренний голос?

– Что-то вроде того. Он у меня иногда озвучивается.

– Другим тембром?

– Все люди, бывает, вслух беседуют сами с собой. Особенно одинокие.

– Почему вы не женаты? Что-то не в порядке?

– Как вы прямолинейны. Я здоров. И более чем.

– Хвастун.

– Возьмем вас.

– Меня? Интересно.

– В вас мне нравится Полина. Женщина, внимательная к людям, к их бедам и радостям, немного шебутная, но воспитанная и организованная...

– Вот не ожидала последнего.

– При этом трудно примиряюсь с тем, что вы делаете.

– С профессией?

– Женское ли дело копаться в отбросах, отстоях общества, тем паче нашего. Причем среди темных мужских страстей, в основном.

– Феминистки вас когда-нибудь высекут. Ну и то ладно, что я хоть наполовину нравлюсь вам.

– Наполовину?

– Пол жизни отдаю работе, вы знаете.

– Повторяю: давайте о работе говорить в РУВД. Вы меня вызовете?

– Куда деваться. А можно посмотреть чем вы занимаетесь?

Янсон насторожился:

– Кто?

– Ваша банда.

– Вы будете смеяться.

– Если ваши делишки укладываются в рамки закона, то конечно посмеюсь.

– С законом у моей фирмы все безупречно. Устав, регистрация, лицензия, счет в банке "Санкт-Петербург". Можете проверить. А что мы делаем? Как раз завтра у нас выполнение очередного заказа. В девять ноль-ноль пришлю за вами машину.

– Я и сама доберусь.

– Доставьте мне удовольствие показать все как есть. От начала до конца. К РУВД подъедет человек по имени Емельян с братками. На моем джипе. Садитесь и наблюдайте все отстраненно. На вас никто не будет обращать внимания и вы ничего не предпринимайте без подсказки Емельяна. В разговоры не вступайте, а главное – ничего не бойтесь.

– Круто. Напустили туману. Форма одежды?

– Любая хоть парадная милицейская.

– Так и будет.

Следующим утром в девять часов наряды Лиговского РУВД, заступавшие на службу, с интересом и в недоумении проводили взглядом свою подполковницу при полном параде, садящуюся в серебристый джип, подъехавший к милицейскому зданию.

– Бандюки, кажись.

– Угу.

Дверцу машины перед Полиной Антоновной распахнул отвязный качок в смехотворном прикиде. Как взятый с карикатуры на мафиози. В кроссовках, спортивном костюме, в кожанке, с толстыми золотыми цепями, короче – пальцы веером. Шкворень оглянулась на построенные в шеренги наряды милиции. Инструктаж внезапно прекратился. Личный состав в полной тишине смотрел на картину неприкрытого проявления коррупции в собственных рядах.

– Садись, начальник, – сказанул качок, – То есть, присаживайся, гы-гы.

Шкворень без колебаний прыгнула на сиденье, махнула на прощание ручкой своим сослуживцам. В джипе сидело ещё две особи характерного типа с цепями на шее и "шайбами" на пальцах. Емельян уселся позади подполковницы.

– Менты позорные смотр устроили. Трогай, браток, отсюдова, пока не замели для показателей.

С визгом провернулись колеса, джип сорвался с места.

Вновь обретя дар речи, проводивший инструктаж начальник ОВО продолжил чтение ориентировки на задержание преступника:

– ...обут в кроссовки белые, спортивный синий костюм, коричневую кожанку. Короче, весь на пальцах.

Милиционеры смотрели вслед удаляющемуся джипу.

В этот день зрители бандитского шоу Янсона были угощены новой режиссерской находкой. Группа английских туристов, размещенная на втором этаже трактира, могла видеть неподалеку видную даму в милицейской форме, которая сидела за отдельным столиком. Перед ней среди всякой закуси стояла литровая бутыль водки. Емельян меланхолично пояснил, что у бандитов все схвачено, что эта офицер милиции находится здесь для прикрытия на случай приезда сюда других сотрудников правоохранительных органов.

– Она большой начальник. Сегодня её дежурство на бандитском сходняке.

Представление шло по обычному сценарию. Когда в зал вошел "Малышев", Полине сначала показалось, что это Янсон. Рост, длинные густые волосы... Но черты лица, походка, манеры были совершенно иными. Более властными, грубыми, бесцеремонными. То ли мастерство перевоплощения, то ли другой человек.

– Братки!

Голос тоже разительно отличался от голоса Георгия Янсона.

Постепенно, захваченная действием, Шкворень развеселилась. Это очень смущало иностранцев. Полный беспредел. Бандиты внизу "гудят" и бесчинствуют, заставляют женщин танцевать на битом стекле, выставляют напоказ оружие, а страж правопорядка ест, пьет и смеется. Особенно покоробило англичан внимание, оказанное продажной полицейской главным бандитом. Он лично отрезал бок зажаренного поросенка, налил полный стакан водки и велел преподнести офицеру милиции. Безнравственная женщина помахала братве рукой, не морщась осушила стакан и закусила поросятиной, предварительно намазав её хреном.

После мордобоя, примирения и плясок бандиты устремились на улицу. "Малышев", находившийся на противоположной стороне трактира, направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Сидящая наверху Полина Антоновна на несколько секунд потеряла его из виду и спросила провожавшего зрителей Емельяна:

– Где Янсон?

Гид удивился:

– Вот он, идет к вам.

Действительно, там, откуда должен был появиться "Малышев", показался Георгий. Он шел знакомой походкой, с обычной внешностью, но в одежде, которую только что носил "известный лидер преступной среды". Шкворень даже растерялась.

– Вы так быстро сняли грим. Поразительно. Настоящий актер.

– Вы тоже неплохо подыграли нам с водкой и поросенком.

– Вы и ваши злые бандиты тоже пили воду из водочных бутылок?

– На сцене не пьют настоящие горячительные напитки, иначе получится не театр, а бедлам. Вам понравилось?

– Забавно. Зрители знают, что все это понарошку? Они меня чуть не съели своими презрительными взглядами.

– Вы удивитесь, но очень многие принимают действие за чистую монету. За рубежом запуганы русской мафией. Многие клиенты бывают разочарованы, тем, что не видят горы трупов после нашей посиделки. Второй акт смотреть не предлагаю. Это на любителя – русская баня с бабами.

– Акт с актами?

– Понарошку, конечно. Гости считают, что мы, дикий народ, паримся в банях без разбору полов. Почему бы не потрафить низменным инстинктам, если хорошо платят?

– Это у них в Европе практикуют совместные бани. Я была в такой, когда стажировалась в Гамбурге. Вы участвуете во втором акте?

– Сегодня будет дублер. Я же отвезу вас в город.

На площадке перед трактиром оставался только джип Янсона. Узнав, что Полина никогда не была в домике станционного смотрителя, Георгий пригласил её туда.

– Ваша служба потерпит ещё пол часика без своего начальника. Преступность преходяща, а культура – вечна.

– Мне кажется, что они одинаково вечны.

Янсон оказался говорливым гидом. Рассказывал, читал пушкинские стихи, фрагменты из "Белкина". Перед некоторыми вещами на выставках вдруг умолкал и подолгу их разглядывал. Во дворе он подошел к старинному колодцу с мутной водой и молча стоял, унесясь куда-то мыслями.

– Во время войны весь этот обширный двор был частью концентрационного лагеря. Казненных бросали в этот колодец. После освобождения трупы несчастных вытащили и похоронили. С той поры ни одно ведро не черпало отсюда воду. Трудно совместить в сознании две картины. Пушкин пьет из деревянного ведра воду нового по тем временам колодца. На этом же месте десятилетия спустя фашисты бросают в воду окровавленное тело русского солдата. Несовместимо. Не представляемо. "Для чего ты дрался, барин, для чего стрелял, курчавый? Посмотри как снег распарен под твоею кровью ржавой". Вы любите стихи?

– Люблю.

– Чьи?

– Все.

Они вернулись к машине. Вместо того, чтобы ехать к Петербургу, Янсон направил колеса в противоположную сторону. Заметив, что место работы снова удаляется от нее, Шкворень возмутилась:

– Я пол дня прогуляла, куда вы едете?

– Все-таки преступность преходяща. Еще несколько минут культуры и едем обратно.

Вскоре Георгий привез Полину в Рождествено, расположенное рядом с Вырой.

– Смотри-ка, отстраивают. Замечательно. Именно такой дом должен стоять на этом взгорье.

Они остановились напротив церкви. Шоссе уходило вниз к реке и бежало дальше, на подъем. Слева от него на вершине зеленого холма среди высоких деревьев строители восстанавливали усадьбу Набоковых, сожженную несколько лет назад. После пожара Янсон был поражен не столько разрухой, сколько видом столетних сосен, стороны которых, обращенные к огню, были уничтожены. Наполовину мертвые деревья. Стоящие на корню деревья, наполовину сгоревшие. Заживо.

– Говорят, якобы коммерческие структуры не поделили усадьбу и кто-то пустил красного петуха. Современный дикий капитализм добивает наследие капитализма старого. Здесь жил автор "Лолиты". Скоро намечается премьера фильма по этой вещи. Сходим?

– Если получится.

Обратно они ехали не торопясь. Проезжая снова мимо трактира, Полина спросила:

– А откуда труппа?

– Голодных актеров и раньше хватало.

– Настоящих бандюков тоже привлекаете?

– Зарплата не та.

– И часто вы входите в роль?

– Бывает, что по неделям нет работы, бывает по два шоу в день. Раскручиваемся. Слух о нас пошел по всей Европе, в Штаты информацию заправили. Скоро от клиентов отбоя не будет.

Шкворень вдруг быстро спросила совсем о другом:

– А кто убрал Лося?

Янсон ответил преувеличенно назидательным тоном:

– Служебные вопросы – в вашем служебном кабинете, пожалуйста.

Шкворень не обратила внимания на ответ.

– Нам стучат, что это сделала ваша банда. Двойное дно? Два лика банды? Игровой и действительный образы?

– Вы удивительно проницательны. Впрочем, это по должности положено. Банда, играющая банду. Это тема для романа. С любовной интрижкой: главарь охмуряет начальницу милиции в своих корыстных гнусных целях.

– Впрочем, безуспешно. Ладно, я так. Чтобы вы знали ход моих размышлений.

При подъезде к Гатчине Полина Антоновна спросила:

– Вы католик?

– Интересная логика. Если Янсон, да ещё и Янович, то он из Прибалтики, следовательно – католик. Нет, я южанин. В детстве пьяный сельский поп испугался меня и отказался крестить. Орал: изыди, сатана! С тех пор я долго не любил священников. И только год назад, когда попал на Лиговку, когда стал жить её законами и беззакониями, душа попросила, чтобы её кто-нибудь простил. Крестился, но в церковь так и не хожу.

– Я тоже, грешница, редко бываю. Заедем? Здесь по пути.

– Пожалуй, если нагрешили.

– Возьми правее, на Павловск.

Полина, помолчав, вдруг спросила:

– А почему пьяный поп испугался вас? Он совсем был в стельку и ему что-то мерещилось?

– Потом как-нибудь.

– Вас что-то угнетает?

– Что-то? Все. Недавно господин Немцов откровенничал в "Коммерсанте" о том, что если человек не ворует и не продает за бесценок, то это уже классно. Планка нравственности сильно опустилась, особенно в Москве. Задача столичных чиновников – нахапать сколько удастся и по возможности помочь стране. По возможности. А взять хотя бы мой бизнес. Чего стоит мое внешнее, материальное процветание? Оно все-таки построено на криминале, на театральном, но криминале. Люди не должны пропитываться блатняком, лагерным жаргоном, бандитскими повадками. Внешнее наслоение дурного поведения со временем проникает внутрь и проявляется потом как свойство натуры. Твоей натуры. Это ужасно.

Янсон, вспомнив что-то неприятное, ударил рукой по баранке:

– Недавно ехал в поезде по делам. По трансляции крутили убогие лагерные песни. Суть их простая: поганые менты хватают хороших, но несчастных, оступившихся парней и сажают на баланду. В тюрьме тоска, в лагере тоска и разборки. И так в каждой слезливой, а то и агрессивной песенке. Слушает народ во всем поезде, слушает насильственно, как тяжко несчастным ворам и бандитам. Битый час слушают люди. Потом повторили. Всю кассету заново, обе стороны. И снова поставили! Я где мог – в купе, в коридоре, радио выключил. Но из других купе слышно. Сходил в радиорубку. А там сопляки блатные из себя матерых изображают. Суют деньги дежурному поезда, а тот рад стараться – кассетку заново ставит. Пацаны эти – снова в транс. Сопереживают, подпевают: "И схватили меня молодого, под конвоем в леса повезли...".

– Ты, надеюсь, не судимый?

Янсон мотнул головой, улыбнулся, потом как-то нехорошо засмеялся. Полине показалось, простуженным голосом. Она прокидывала Янсона по адресному бюро, знала, что чист.

– Не судимый я. Не знаю как там, в тюрьме. Кстати, также смутно представляю как надо вести себя в церкви.

– Как хочешь – так и хорошо будет. Я тоже не страсть какая набожная. Просто вхожу в храм и жду какая икона меня к себе позовет. На неё и молюсь.

– Не могу молиться. Беседовать – да. А просить, даже у господа, не могу.

– Тогда беседуй. Давай перед церковью перейдем на ты? Не первый день друг друга знаем.

– Давай, так будет проще.

– Договорились. Ну так вот, скажи иконе про себя чего ты хочешь. Может, хочешь помощи другому, не себе.

– Люди жестоки друг к другу. Им бы пожелать чувствовать страдания и боль за других. Говорят, что близнецы способны переживать физическую боль друг друга, даже если они находятся на удалении. В Англии две близняшки, им где-то за пятьдесят лет уже, всю жизнь непроизвольно чувствовали что случается с каждой из них. Венди порезалась – у Бетти тот же палец болит без пореза. Они даже не знают когда чья голова болит, потому, что боль испытывают головы каждой одновременно. Кому таблетки глотать? Представляешь? Или стрясется беда в семье одной – другая уже чувствует и звонит: "Что случилось, Бетти? Я вся отчего-то дрожу". Всем бы так чувствовать друг друга...

Полина с интересом слушала. Георгий собирается молиться за человечество? А личное?

– "Все люди – братья". Утопия. Но как её не хватает вот уже столько столетий. А что бы ты пожелал себе?

– Янсон засмеялся и выпалил:

– Раздвоиться.

Полина тоже улыбнулась.

– На Венди и Бетти?

– На Мону и Лизу, – отчего-то нахмурился Георгий.

Церковь в Павловске стоит прямо на кладбище. Могилы справа от нее, могилы на отлогом левом склоне. Выйдя из машины, Полина заметила, что здесь почему-то много усопших с финскими фамилиями. Янсон и Шкворень походили по кладбищу, потом поднялись в церковь. В этот день был открыт только второй этаж. Все там скромно и тихо. Георгий удивился, что священник в рясе запросто сидит на скамеечке у стены, беседует с кем-то. Обычно они делают что-то свое в алтаре, как начальники. А этот по свойски внушает собеседнику что-то, "грузит" как говорят.

Перекрестившись у входа, Полина прошептала:

– Я без платка, ты – без крестика. Грешим. Старушки заворчат, вот увидишь.

– Зато на мне цепь золотая из реквизита, толще поповской.

– Не гордись, не кощунствуй.

– Ты уже чувствуешь какая икона тебя зовет?

– Конечно. Я здесь уже бывала. А ты что чувствуешь?

Георгий сосредоточенно молчал. Шагнул вперед, остановился.

– Кажется, меня зовет священник.

– Так подойди к нему.

У Р А Н

– Что это?

На работе Полину Антоновну ждали крупные неприятности. Когда Янсон подвез её к зданию РУВД, из дежурной части опрометью выскочил Бузьков.

– Тут такое, тут такое! Начальник главка ищет вас, сердится. Я отвечал, что вы на выезде, осматриваете места происшествий.

– Их много, этих мест?

– Десятка два пока выявлено.

Янсон криво улыбнулся, глядя на суетливого офицера и отъехал.

– Эпидемия?

– Точно! В разных местах района находят какие-то вредные таблетки. Уровень радиации растет, население переполошилось, от журналистов отбоя нет.

– Где Шайтанов?

– Звонил только что, вас спрашивал. Едет на базу с очередной порцией изъятых веществ.

Начальник отдела угрозыска показал впервые эти самые ужасно опасные таблетки. Просто положил две штуки на стол Полины Антоновны. И стоило так волноваться из-за такой ерунды?

– Так что это?

– Уран-235 в металлокерамических таблетках. Используется на АЭС как топливо. Кто завез эти таблетки? Где взял? Много их у него? Если не ответить на эти вопросы – через неделю в районе не будет ни одного коммерсанта. Радиоактивный фон во многих магазинах и офисах превышает допустимый и приборы зашкаливает. Многие заведения пришлось закрыть. Вызвали МЧС для дезактивации. Обнаружение первой таблетки помогло выявить причину таких явлений. Прямо диверсия.

– Требования владельцам "отравленных" магазинов выдвигают?

Шайтанов ответил Полине, что преступники, подбросившие зловещие подарки, пока ничем себя не проявили.

– Есть предположения чьих рук дело?

– А вы не догадываетесь?

– Ты все списываешь на мифического Герострата. Так поймай его!

– Легко сказать.

– Торгаши – это мощная корпоративная сила. Ее надо использовать. Может быть кому-либо предлагались урановые таблетки для реализации, может быть кому-то угрожали облучением.

– Будем колоть, – привычно отвечал начальник ОУР.

Конечно же способные пролить слабый свет на скандальную историю отыскались. Директор ИЧП "Широкопояс" с подробностями описал двух сибиряков интеллигентного вида, предлагавших купить уран.

– Я что, чокнутый? За куплю-продажу стратегического сырья посадят надолго. Вместе с лучевой болезнью. Я так думаю, что сами продавцы уже посходили с ума и по ночам светятся.

Широкопояс громко засмеялся:

– Точно, вы их в сумерках ищите! Как засветятся, словно в лесу светлячки, так и хватайте.

Добродушный предприниматель описал сибиряков подробно.

– На учителей похожи.

Нашлись коммерсанты, подтвердившие сибирское происхождение таблеток.

Перед неизбежным походом "на ковер" к генералу, Шкворень с Шайтановым уточняли:

– Скорее всего привезенную партию таблеток они сбыли, учителя. Продали какому-то вандалу.

– Герострату.

– Годится. На него можно валить все.

– Герострат подбросил таблетки в помещения тех, кто ему не нравится.

– Сколько у него осталось? Неважно. Если сибиряки успешно продали товар, то приедут ещё не раз. И привезут больше.

Генерал впервые не встал навстречу. Разрешил Полине Антоновне войти и продолжал сидеть, разговаривая с кем-то по телефону. Шкворень подошла к столу, ждала, пока через минуту начальник ГУВД милостиво не махнул рукой садись, мол. Шкворень присела, снова ждала.