Текст книги "Летчики и космонавты"

Автор книги: Николай Каманин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 33 страниц)

КРЕЩЕНИЕ ОГНЕМ

Первый боевой вылет. – Победы и потери. – «Ильюшины» громят танки врага. – Первые орденоносцы. – Под Великими Луками помогали Сталинграду. – Мастерство и мужество Бориса Лопатина. – Против шаблона, за творчество в тактике. – Герои боев: Георгий Красота, Михаил Одинцов, Талгат Бегельдинов.

Если посмотреть на карту того времени, то нетрудно определить, насколько удобным для нас был район Андреаполя. Линия фронта с севера от Великих Лук опускалась полукружьем к Смоленску, перерезая железную дорогу Великие Луки – Ржев, огибала полукольцом Ржев и вновь шла на юг, к Вязьме. Мы могли доставать своими штурмовиками до вражеских укреплений и тыловых баз в Великих Луках, в Смоленске, во Ржеве.

Первую задачу дивизии дали такую: нанести удары по врагу на железнодорожных станциях на участках Смоленск – Вязьма, Ржев – Великие Луки. Разведка донесла, что на станциях Дурово, Никитинка, Мостовая, Оленино, Чертолино стояли вражеские эшелоны с войсками и техникой. Объекты для удара подходящие.

Первый боевой вылет. Каждый летчик, офицер штаба, каждый моторист, оружейник, со временем привык к ритму боевой работы, когда вылеты стали обыденным явлением, но первый остался навсегда в памяти.

Вместе с начальником штаба мы поставили боевую задачу экипажам. Пусть простят командиры полков, что в этом мы подменили их. Впрочем, и они выбрали время для уточнения боевой задачи и проверки готовности.

В полках провели митинги. В этом инициатором был комиссар дивизии Константин Гаврилович Присяжнюк. Комсомольцы-оружейники на бомбах сделали надписи:

«Смерть фашизму!»

29 октября 1942 года задолго до рассвета я выехал на наблюдательный пункт, который находился в километре от передовой. Позвонил командующему армией и доложил о готовности к работе. Получив «добро», передал в полки команду на вылет.

Над линией фронта в морозном воздухе царила тишина. Но вот послышался гул летящих штурмовиков. Они появились из-за леса и шли точно над моим наблюдательным пунктом.

Первой шла пятерка самолетов 800-го полка. Ее вел старший политрук Фесенко. Связался с ним по радио. Его группа шла бомбить вражеские эшелоны на железнодорожных станциях Никитинка и Дурово.

С оглушительным грохотом проносились над нами штурмовики. Высоко в голубом небе выписывали «ножницы» истребители прикрытия – четыре ЯК-1, которые вел лейтенант Леонов.

Первая группа штурмовиков имела трудное задание: она должна пролететь десятки километров над землей, занятой противником, и нанести удар по очень важной для врага железнодорожной магистрали Смоленск – Вязьма. Было известно, что станция Дурово сильно прикрывалась зенитными батареями и истребителями. Ведущий группы старший политрук Фесенко знал об этом. Вслед за первой прошли другие группы, более мощные: 11 машин 667-го ШАП и 8 – 820-го ШАП. Их вели капитан Г. У. Чернецов и старший лейтенант Забненков. Четверка ЯКов прикрывала штурмовиков. Истребителей вел старший лейтенант Зотов.

Дрожала земля от выстрелов вражеских «эрликонов», там, за передним краем, надрывно трещали крупнокалиберные пулеметы. Враг своим зенитным огнем хотел сбить с курса наших штурмовиков.

– Товарищ полковник, кажется, «мессеры», – взволнованно доложил мне наблюдатель, не отрывая глаз от стереотрубы.

– Вижу «мессеров», несколько групп, эшелонированы по высоте, – немедленно передал я по радио предупреждение о грозящей опасности ведущим наших истребителей прикрытия.

Сколько их, «мессеров»? Насчитал около десятка. Шли они тремя группами, эшелонируясь по высоте. Внизу – четверка. Эти, конечно, будут атаковать наших штурмовиков. А выше – пара и четверка. Это резерв. Правильный был боевой порядок у врага: в три яруса!

Передал команду: ЯКам атаковать нижнюю группу «мессеров».

Раздалась серия глухих взрывов за передовой. Над перелеском вдруг возникло облако черного дыма: так коптить может только тяжелое горючее для танков. Это штурмовики угодили в склад с горючим.

Прошли минуты, полные тревоги. Наконец показались штурмовики. Они шли в стороне от нас, возвращались на свои аэродромы, и сосчитать их не удалось.

Все ли, родные, вернулись? Увидел одного отставшего ИЛа. За его хвостом тянулась серая дымная полоса. Пара ЯКов выписывала над ним ножницы, не давая врагу возможности добить раненого товарища. Молодцы!

И вот вечером мне на стол легла первая сводка о первом боевом вылете. Итоги были такие: в день боевого крещения дивизии, 29 октября 1942 года, атаковано 11 железнодорожных эшелонов врага, на которые сброшено 7 тонн бомб. Эшелоны обстреляны пулеметно-пушечным огнем 22 наших штурмовиков. Хорошее начало!

В первой боевой сводке были также слова скорби: смертью храбрых погибли в схватке с истребителями врага летчик-штурмовик сержант Семенов, командир звена истребителей лейтенант Леонов. Вечная память вам, верные сыны Отчизны!

Около полуночи ко мне пришел комиссар Константин Гаврилович Присяжнюк, положил на стол два письма родным погибших воинов. Сказал глухо, покашливая:

– Подпиши, командир. Привыкай и к этой тяжкой доле.

Как же тяжело было подписывать эти письма! Не привык. До конца войны не привык…

Вопрос о наших потерях обсуждался на совещаниях с командирами полков, с ведущими групп, со всеми летчиками. Говорили о том, что в боях потери, конечно, неизбежны, но надо сделать их минимальными. Нельзя, чтобы наши советские люди неоправданно гибли сами и губили боевую технику. Какие же мы командиры-коммунисты, если будем воевать большой кровью? А чтобы избежать излишних потерь, нужна учеба, овладение боевым опытом, нужны новые приемы и непрерывные поиски.

Причины наших потерь 29 октября – зенитный огонь и истребители врага. Значит, надо отрабатывать противозенитный маневр штурмовиков, выбирать наиболее выгодное направление выхода на цель, организовать тесное взаимодействие штурмовиков и истребителей, эшелонировать по высоте группы ЯКов.

Решение последней задачи облегчало то обстоятельство, что истребительный полк непосредственно входил в нашу дивизию. В этом сказалось несомненное преимущество организации смешанных соединений.

Всю ночь техники и механики под руководством дивизионных и полковых инженеров устраняли повреждения на боевых машинах. В 820-м полку инженерную службу возглавлял старший техник-лейтенант Ященко, в 800-м – старший техник лейтенант Кушко. Работали они в роли полковых инженеров хорошо, не стеснялись учиться у старших специалистов. Со временем приобрели опыт, наладили обслуживание боевой техники и ее ремонт в полевых условиях.

30 октября на рассвете летчики были уже на аэродромах. Возле самолетов их ожидали техники.

– Товарищ сержант! Самолет к вылету готов. Докладывает техник-лейтенант…

– Вольно. Приступаем к проверке.

Молодой летчик в звании сержанта проверял самолет и во время проверки давал указания технику, имевшему офицерское звание. Еще одно недоразумение предвоенного новшества в авиации. Но нам не было времени обращать внимание на подобные несоответствия. Все это прекрасно понимали и занимались делом. Ведь не было главнее задачи, чем нанести еще один удар по врагу, а потом еще, еще и еще, и так до полной победы. Высокая цель властно владела каждым воином.

Я собрал ведущих групп 800-го ШАП и еще раз уточнил с ними задачи. Они были аналогичны вчерашним, но добавлялась еще одна цель: штурмовка аэродрома севернее Смоленска. Обратил внимание на вопросы взаимодействия. С ведущими групп, которые имели задачу бомбить аэродром севернее Смоленска, побеседовал дополнительно. Группам штурмовиков из других полков было проще. Их цели – те же станции, которые бомбили накануне. Где стоят зенитки и сколько их – было известно. Никто не думал, чтобы противник за ночь смог перестроить свою систему ПВО.

Кто же должен был вести группы штурмовиков, которые занаряжены бить аэродром севернее Смоленска? Передо мной стояли штурман полка капитан П. А. Русаков и командир первой эскадрильи старший лейтенант М. С. Малов – рослый, широкоплечий, с крупным лицом, на котором выделялись внимательные, глубоко посаженные глаза. На фронте он с первых дней войны, облетан, обстрелян, награжден орденом.

Группа имела основную цель, аэродром, и запасную. Спросил ведущего о сроках вылета, времени выхода на цель, маршруте полета. Малов отвечал кратко, точно, без лишних слов. Это мне понравилось. Не любил и не люблю многословия, особенно перед боевым вылетом или важным заданием.

– Покажите карту.

Еще не совсем рассвело, поэтому Малов в одну руку взял планшет, в другую фонарик и стал подсвечивать. На карте маршрут был нанесен тщательно, красиво и, самое главное, полностью.

– Сколько заходов сделаете? Над первой целью?

– Не меньше двух, товарищ полковник.

– Хорошо, но вопрос о количестве заходов решайте в зависимости от обстановки в районе цели. Ночью поступили дополнительные сведения нашей разведки: вчера к вечеру на аэродром села еще одна группа самолетов, всего около 30 машин. Цель стоящая. Это значит, что о прикрытии немцы позаботятся. Будет тяжело.

– Над КП будете проходить, доложите. Если не дам подтверждения, работайте по второму варианту. Вы и капитан Русаков должны обеспечить точность выхода на цель.

– Ясно, товарищ полковник.

Светало. В морозном небе меркнул фосфорический свет звезд, на востоке робко прорезалась розовая полоса утренней зари. Сел в самолет ПО-2 и полетел на наблюдательный пункт, туда, где дремал в предутренней тишине передний край.

Утро второго дня боевой работы дивизии началось строго по плану. Закончился этот день опять поздно ночью, когда мы с начальником штаба подвели итоги. Во второй день дивизия произвела 56 самолето-вылетов (накануне – 29). Штурмовики нанесли бомбовые удары по трем вражеским эшелонам на участках железных дорог Смоленск – Вязьма и Мостовая – Ржев. На аэродроме севернее Смоленска было уничтожено 14 вражеских самолетов, в том числе три четырехмоторных, и около 20 автомашин. За день наши летчики сбросили на врага бомбового груза 12 500 килограммов, а во время штурмовки выпустили несколько тысяч снарядов и пуль.

В налете на вражеский аэродром севернее Смоленска отличилась группа старшего лейтенанта Михаила Семеновича Малова. Она сделала три захода по самолетным стоянкам, точно отбомбилась и проштурмовала пулеметно-пушечным огнем бензозаправщики и склад боеприпасов.

С боевых заданий не вернулось два ИЛа. Один из них сел на нашей территории, летчик жив, второй – погиб. Снова до полуночи совещались мы с командиром истребительного полка майором Якименко. Искали ответ на вопрос; что делать, чтобы не допускать к штурмовикам истребителей противника. Пришли к выводу, что необходимо усилить наряд наших истребителей и эшелонировать их по высоте.

И полетели одни за другими фронтовые будни, заполненные боевой работой. Только перед самым октябрьским праздником выдался небольшой перерыв: разненастилось так, что о вылетах и говорить не приходилось.

В праздник Великого Октября провели митинги, чествовали тех, кто вносил достойный вклад в дело победы над врагом. Вечером устроили торжественное собрание, был концерт.

Праздничный приказ Верховного главнокомандующего И. В. Сталина зачитали рано утром на построении полков. «Будет и на нашей улице праздник» – эти слова приказа стали крылатыми среди летчиков и механиков. Тяжело было под Сталинградом и на Северном Кавказе, а народ верил в победу. У людей было боевое настроение.

К нам в армию прибыли новые части. Чувствовалось, что мы скоро будем наступать. Несколько раз я летал в штабы нашего авиакорпуса и 3-й воздушной армии, где встречался с генералами В. Г. Рязановым и М. М. Громовым. От них получил задачу на подготовку к наступлению.

Наступление! О нем думали советские воины в тяжкие дни оборонительных боев, сдерживая натиск превосходящих сил врага, перемалывая их в неравных схватках. О сокрушающем наступательном ударе мечтали и летом и осенью, но тогда для этого еще не было сил и средств, враг был сильнее. После зимнего поражения под Москвой первой военной зимой гитлеровцы сумели собрать ударные кулаки для летнего наступления на Волгу и на Кавказ. Но наши войска сумели отразить вражеское наступление, добились изменения соотношения сил в свою пользу и создали необходимые условия для окончательного захвата стратегической инициативы Этот главный итог предопределил дальнейший ход вооруженной борьбы на советско-германском фронте.

К ноябрю 1942 года гитлеровцы имели на советско-германском фронте огромные силы – 266 дивизий, в которых насчитывалось около 6,2 миллиона личного состава, свыше 70 тысяч орудий и минометов, 6600 танков и штурмовых орудий, 3500 боевых самолетов и 194 боевых корабля основных классов. Такого количества войск и техники враг не имел на советско-германском фронте ни раньше, ни позднее за все годы войны.

Красная Армия к этому времени имела в своем составе более 6,1 миллиона личного состава в действующих частях, 72,5 тысячи орудий и минометов, 6014 танков и самоходных установок, 1724 установки реактивной артиллерии, 3088 боевых самолетов, 233 боевых корабля. Как видно из этих цифр, численного превосходства у противника уже не было.

Началось наступление под Сталинградом. Молниеносное грандиозное, невиданное в истории войн наступление с целью окружения 330-тысячной группировки врага началось 19 ноября 1942 года. Враг попал в кольцо, из которого так и не вырвался!

25 ноября рванулся в наступление и наш Калининский фронт. Авиаторы нашей дивизии обеспечивали наступление 41-й армии на участке город Белый – Черный Ручей. Наши летчики взаимодействовали с воинами 1-го мотомехкорпуса и 6-го стрелкового корпуса, наступавшими южнее города Белый.

Погода была скверная. Мела пурга, летали с очень большим риском. В первый день наступления сделали всего лишь шесть боевых вылетов. И это в то время, когда наземные войска сумели прорвать вражескую оборону и в прорыв был введен 1-й мотомехкорпус, Как нужна была им поддержка с воздуха! Проклятая пурга намертво приковала нас к земле, хоть плачь.

На другой день наступление нашей пехоты развивалось. К 14.00 советские воины прошли до 20 километров. А наши самолеты бездействовали. Первую половину дня валил снег, облачность прижималась к земле. С большим риском дал я задание послать на поддержку пехоты несколько пар штурмовиков.

К полудню снегопад поутих, погода чуть-чуть улучшилась: высота верхней кромки облачности поднялась до 50—100 метров, видимость по горизонту равнялась километру. Опасно в таких условиях летать. Все же мы произвели 74 самолето-вылета. На аэродромы не вернулось 15 машин. Как выяснилось потом, многие из них из-за плохой видимости сели на случайных площадках. Экипажи доложили, что враг вел очень сильный огонь с земли, самолеты вернулись с десятками пробоин, имелись раненые. В районе целей кружилось несколько «мессершмиттов».

27 ноября шесть самолетов, не вернувшихся накануне, прилетели в свои полки. Еще четыре были найдены на нашей территории. Получив повреждения от зениток, они совершили вынужденные посадки. О судьбе пяти экипажей не было известно. Это очень тревожило авиаторов.

Пурга неистово хозяйничала в небе и на земле, лишив нас возможности вести боевую работу. Снежные заряды окутывали белой пеленой аэродромы всю первую половину дня. Затем наступало затишье, и мы старались как можно полнее использовать его для полетов.

Так, 27 ноября до 14.00 погода была совершенно нелетная, потом наступило улучшение. Мы успели выпустить на боевые задания в район города Белый 19 самолетов. Все самолеты вернулись на аэродромы. На другой день дивизия не сделала ни одного полета, хотя имела задание совершить 150 самолето-вылетов.

41-я армия успешно наступала, ее 1-й мотомехкорпус (командир – генерал Соломатин) прошел около 40 километров. В конце ноября наши войска начали окружение Великих Лук, прорвали оборону в районе Сычевки и перерезали железную дорогу Ржев – Вязьма. На других направлениях советские воины также продолжали продвигаться вперед.

Как помочь наземным войскам? Мы мобилизовали весь личный состав частей и гражданское население на очистку аэродромов, но пурга все продолжалась, и летать было невозможно.

Светлое окно образовалось 30 ноября, и дивизия сделала 50 боевых вылетов. Но с задания не вернулись три экипажа. Враг вел очень сильный огонь с земли, и некоторые самолеты пришли искалеченными.

Наступление наших наземных войск постепенно приостановилось. Гитлеровцы подтянули резервы из Смоленска и ввели их в бой. Оперативно тактический успех, достигнутый нашими войсками в районах Великих Лук и Новосокольников, закрепить завершающим ударом не удалось.

Тем не менее действия войск Калининского фронта, их высокая боевая активность имели огромное значение. Врагу не дали снять свои части с этого участка для переброски под Сталинград.

3 декабря наши летчики произвели 84 боевых вылета. Штурмовыми действиями было уничтожено несколько десятков автомашин с грузами и пехотой, подавлен ряд артиллерийских батарей, атаковано три железнодорожных эшелона, разбито до 20 вагонов. Это хорошие результаты. Но были и потери. Не вернулись из боя шесть штурмовиков, а два подбитых самолета разбились недалеко от своих аэродромов. Это только за один день. А всего с 29 октября по 4 декабря дивизия потеряла 15 летчиков и 20 самолетов. Новых самолетов нам не давали, а подбитые машины из-за отсутствия запчастей восстанавливались очень медленно.

Как максимально сохранить боеспособность дивизии? Этому вопросу было посвящено совещание, состоявшееся 8 декабря 1942 года в дивизии. Перед совещанием с боевой работой дивизии обстоятельно познакомились командир корпуса В. Г. Рязанов, командующий 3-й воздушной армией М. М. Громов и заместитель главкома ВВС генерал-лейтенант авиации А. В. Ворожейкин, который и сделал разбор боевых действий штурмовиков. Особых замечаний я не получил. Начальство осталось довольно делами нашей дивизии. Генералы Рязанов, Громов и Ворожейкин так и сказали. Но я лично не был удовлетворен работой полков. Летчики действовали мужественно и умело, но организационная и тактическая сторона дела отставала. Здесь не все было сделано штабами, командирами полков и, конечно, мною.

В тот же день командующий 3-й воздушной армией прямо на аэродроме вручил ордена Отечественной войны 2-й степени четверым летчикам нашей дивизии, особо отличившимся в одном боевом вылете. Расскажу об этом вылете подробно.

На помощь окруженной в районе Великих Лук группировке враг бросил мотомеханизированную колонну. Ее обнаружили разведчики. Для удара по колонне вылетела четверка штурмовиков. Вел группу лейтенант Борис Шубин. Вражеская колонна находилась на марше. В трех километрах до цели штурмовиков встретили сильным заградительным огнем вражеские зенитчики. Летчики не свернули с курса. Они вышли на цель и стали штурмовать колонну. На танки сбрасывали бомбы. Обстреливали из пушек и пулеметов с бреющего полета автомашины с мотопехотой. Зажгли один танк, другой, третий, бензоцистерну.

Развернувшись на 180 градусов, «ильюшины» повторили атаку колонны. Последовали новые удары по танкам и автомашинам. Колонна остановилась. На дороге горели три цистерны с горючим, несколько танков. Штурмовики произвели и третий заход, сбросили на врага все бомбы и расстреляли весь боезапас. В результате колонна противника понесла большие потери. Замысел врага о деблокировании окруженной группировки был сорван.

Назову имена отличившихся летчиков: лейтенант Шубин Борис Федорович, младший лейтенант Гусев Юрий Иванович, сержант Борзилов Василий Иванович, сержант Алексеенко Иван Калинович – первые герои нашей дивизии, удостоенные боевых орденов!

После вручения орденов генерала Громова позвал к телефону командующий наземной армией.

– Сколько машин готово к вылету? Сейчас, немедленно? – спросил меня М. М. Громов после телефонного разговора.

Я сказал. Мало. Командующий приказал подготовить к вылету все машины, способные взлететь. И вот почему.

Положение наших наземных войск южнее города Белый к исходу 8 декабря стало критическим. Противник ударом танковой группы почти отрезал наши пехотные дивизии и 1-й мотомехкорпус генерала Соломатина. Танки противника сумели прорваться к полуокруженному гарнизону в город. Успех всей наступательной операции был поставлен под угрозу.

Наша дивизия должна была сделать все возможное для оказания помощи наземным войскам. В район вражеского прорыва мы направили несколько групп штурмовиков, 100 вылетов «ильюшиных» предотвратили катастрофу. Много танков, автомашин, артиллерийских и минометных батарей было уничтожено штурмовиками. Наши наземные войска хотя и отошли, но сумели удержать позиции, занятые в первые дни операции.

Командующий 3-й воздушной армией генерал М. М. Громов прислал в штаб дивизии телеграмму, в которой писал о действиях наших штурмовиков в районе Новосокольников и Великих Лук:

«Штурмовой налет полностью приостановил немецкое контрнаступление. Своим решительным вмешательством в боевые действия на земле в этот день авиация нанесла немцам крупный урон».

Телеграмму зачитывали во всех эскадрильях.

Наземная обстановка в середине декабря стабилизировалась. Успешно начатое вначале наступление наших войск замедлилось. Это дало гитлеровцам возможность подтянуть резервы и ударами со стороны Белого и болота Свитский Мох остановить наши войска и оттеснить их потом обратно. 41-я армия заняла оборону на исходных позициях, которые занимала перед наступлением.

Со второй половины декабря наше внимание было приковано к событиям, развивавшимся вокруг Великих Лук, где был окружен вражеский гарнизон численностью до 5 тысяч. На это направление противник стягивал резервы из Невеля.

Бить вражеские резервы – такую задачу поставили нашей дивизии, и наши летчики успешно ее выполняли. Только за два дня, 16 и 17 декабря, они совершили более 100 боевых вылетов. С заданий в эти два дня не вернулось шесть экипажей.

Над полем боя временами летало до 20—30 вражеских истребителей. Наши штурмовики и истребители провели с ними пять воздушных боев и сбили два МЕ-109. Летный состав дивизии получил благодарности от наземного командования.

Наступило короткое затишье. Мы воспользовались этим и подвели итоги боевой работы. За два месяца пребывания на фронте, с 19 октября по 19 декабря, дивизия произвела 955 боевых вылетов. Штурмовыми действиями наши летчики уничтожили сотни вражеских автомашин, 72 танка, сбили 7 самолетов, взорвали 32 автоцистерны с горючим, сожгли и разбили 7 паровозов, 91 вагон, создали 44 очага пожаров, подавили более 100 огневых точек противника на поле боя.

Наши потери за два месяца – 20 летчиков и более 35 самолетов. Геройски погиб старший политрук Фесенко – тот самый, который вел группу в первом налете на вражеский аэродром севернее Смоленска. Погиб летчик сержант Иван Алексеенко, который первым в четверке награжденных получил орден Отечественной войны за штурмовку вражеской мотоколонны 8 декабря. Только три дня он носил боевой орден. На четвертый день вражеский снаряд оборвал жизнь героя. Сраженья, победы, награды и смерть на фронте ходили рядом.

Во второй половине декабря опять начались снегопады и туманы, полетов не производили по два-три дня. Инженеры и техники ремонтировали машины.

20 декабря – радостный день: вернулись в полк значившиеся в списках погибших сержант Рубко и капитан Светличный. Их сбили в бою 30 ноября. 20 дней скитались они по вражеским тылам, полузамерзшие, раненые, голодные. И все же вышли к своим. Раненного в ногу Светличного сразу же отправили в госпиталь.

28 декабря я произвел свой первый боевой вылет. Группой штурмовиков, которых сопровождало шесть истребителей, мы бомбили скопления врага на станции Великие Луки. Все самолеты благополучно вернулись на свой аэродром.

В годы войны мне всегда хотелось летать на боевые задания. И не только мне. Многие командиры авиационных дивизий и корпусов, с которыми я не раз говорил об этом, также стремились непосредственно участвовать в боевой летной работе. Однако со стороны вышестоящего начальства мы не встречали поддержки. Как правило, нам говорили, что «нельзя превращаться в рядового летчика», что «наше дело – организовать вылет, управлять боевыми действиями, учить, воспитывать».

Я придерживался другой точки зрения и неоднократно высказывал ее. Периодически участвуя в боевых вылетах рядовым летчиком или ведущим группы, авиационный командир лучше, чем на земле, сможет изучить людей, разобраться в обстановке в воздухе, понять суть тактических приемов вражеской авиации и многое другое. Все это поможет ему наиболее правильно и эффективно организовать боевые действия летчиков и управлять ими с КП или с пункта наведения. Кроме того, непосредственно участвуя в нанесении бомбовых и штурмовых ударов по врагу, получаешь такое моральное удовлетворение, которое ничем не заменишь.

Незаметно подошел 1943 год. Конец 1942 года принес нам много радостей. Советские войска продолжали громить окруженную вражескую группировку под Сталинградом и вели успешные наступательные бои на Среднем Дону. Это поднимало боевой дух, звало на подвиги.

Наш Калининский фронт также вел активные боевые действия и тем самым помогал воинам-сталинградцам, сковывал противника, лишал его возможности маневрировать. Новый год воины нашего фронта ознаменовали славной победой – освободили город Великие Луки.

Гитлеровцы более месяца упорно дрались в полном окружении, удерживали за собой крупный узел дорог и тем самым затрудняли снабжение наших войск. 2 января сопротивление врага было сломлено, над Великими Луками взвилось знамя освобождения. Войска фронта приступили к ликвидации Ржевской и Демянской группировок врага.

4 января в штабе дивизии была получена следующая радиограмма от наземных войск:

«Командиру ШАД Каманину.

Оценка работы за декабрь. Штурмовики работали  о т л и ч н о. Действовали решительно и смело. Цель атаковали по нескольку раз. Я очень доволен Вашей организацией работы.

Командующий 41-й армией генерал-майор Тарасов».

В первые дни нового года боевыми делами отличились многие летчики, особенно лейтенант Борис Лопатин. Вот как это было.

После штурмовки цели шестерку штурмовиков атаковала группа истребителей противника. В первой же атаке на самолете Лопатина был убит стрелок, ИЛ-2 сильно поврежден, сам Лопатин ранен в голову. Самолет еле держался, двигатель не давал нужной тяги, скорость резко падала. В этот момент атаковавший Лопатина «мессершмитт» на большой скорости проскочил вперед штурмовика. Лопатин увидел противника перед носом своего самолета, собрал последние силы, заставил самолет сделать горку для атаки, прицелился и дал длинную очередь из пушек и пулеметов. Вражеский истребитель камнем полетел вниз. Гитлеровец выпрыгнул с парашютом, но парашют не раскрылся.

Недалеко от сбитого самолета противника Лопатин с трудом посадил свою искалеченную машину. Подбежали наши солдаты. Лопатину сделали перевязку. Вместе с бойцами он осмотрел сбитый самолет и убившегося фашистского летчика, после этого пехотинцы отправили отважного летчика в родной полк. Мы сердечно поздравили Бориса с замечательной победой и позаботились о его лечении.

Подвигов было много. Они совершались почти в каждый летный день, и мы старались воспитывать на них весь личный состав. Но не только на подвигах учились мы тогда, во время боевой работы. Приходилось учиться и на своих ошибках. 16 января утром над целью юго-западнее Великих Лук при выходе из атаки столкнулись в воздухе командир полка майор Г. П. Шутеев и комэск капитан Г. У. Чернецов. Столкновение произошло почти над линией фронта. О судьбе летчиков в этот день ничего не было известно. Только через два дня Шутеев и Чернецов вернулись в полк. После тщательного изучения происшествия мы выяснили, что причиной столкновения была плохая осмотрительность. Этот случай был предметом особого разговора в полках, мы провели большую работу, чтобы подобное не повторялось.

В середине января в дивизию прибыло молодое пополнение летчиков. Требовался минимум месяц, чтобы ввести их в строй. Создали специальные группы, выделили опытных боевых командиров, разработали программы, и учеба началась.

В те дни ко мне заехал полковник Максим Герасимович Баранов. Он привез мне письмо от жены и рассказал о бригаде, в которой мы вместе работали: я – командиром, он – комиссаром. Приехал сюда, как он сказал, «хлебнуть фронтового воздуха» – на стажировку, но сразу решил добиваться того, чтобы его оставили на фронте. И ведь добился своего, боевой комиссар!

Командир нашего корпуса генерал В. Г. Рязанов провел совещание командиров дивизий и полков. Разговор шел о том, как снизить потери и лучше и быстрей ввести молодых летчиков в строй. Я выступал с докладом по этим вопросам.

Основные причины потерь заключались в недостаточной подготовке молодых летчиков, в слабом, порой неумелом прикрытии штурмовиков истребителями, а также в шаблонном использовании нашей штурмовой авиации. Элемент внезапного нанесения бомбовых и штурмовых ударов по врагу с нашей стороны почти полностью отсутствовал.

Через несколько дней вопрос о боевом применении авиации и снижении боевых потерь мы вновь обсуждали на другом совещании, которое проводил командующий воздушной армией генерал М. М. Громов в Андреаполе. В работе совещания участвовали командиры корпусов В. Г. Рязанов, В. А. Судец, Е. М. Белецкий, В. В. Степичев, командиры дивизий и полков.

В своем докладе генерал Громов подвел итоги боевой работы авиации на Калининском фронте за три месяца. Он сказал, что наша авиация оказала большую помощь наземным войскам в районе Великих Лук, города Белого, уничтожала резервы врага, но при этом и сама понесла большие потери. В чем же состояли причины этих потерь и что надо было авиационным начальникам делать, чтобы летчики действовали более эффективно, а потерь у нас было как можно меньше?

К сожалению, об этом командующий почти не говорил. Он обратил внимание собравшихся лишь на особенности нашего фронта, на большое количество нелетных дней. Конечно, нелетная погода мешала использовать авиацию, как следовало бы. Но ведь погода была нелетной и для противника. Главная причина наших потерь была не в плохой погоде.

Слушая доклад, я волновался и испытывал двойное чувство. Михаил Михайлович Громов давно был известен как очень талантливый летчик, человек сильной воли, твердого характера. Ведь он был гордостью нашей предвоенной авиации, и мне казалось, что он должен был выступить иначе.

Выступив на совещании в прениях, я высказал все, что меня волновало по вопросам боевого применения авиации, привел примеры шаблонности и безграмотности в использовании летчиков-штурмовиков. Участники совещания слушали мое выступление внимательно. Значит, думал я, мысли мои были правильными. Генерал Громов сначала хранил молчание. Через некоторое время после меня выступили генералы В. Г. Рязанов и В. А. Судец. Они поставили вопрос использования авиации не менее резко.