Текст книги "Открытие Норильска"

Автор книги: Николай Урванцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Слесарь нам как раз был нужен, и я охотно принял его на эту должность.

В конце августа тронулись, наконец, и мы. Вниз до Дудинки караван пойдет быстро, так как погрузки почти не будет. Вместо баржи под динамит дали илимку, правда крепкую, недавней постройки; нам этого вполне достаточно. Остановились ниже города у склада Енисейзолото, и я вместе с Клемантовичем, взяв несколько горнорабочих, знающих обращение со взрывчаткой, быстро перенесли и уложили в илимку наш опасный груз. Бикфордов шнур и капсюли взяли с собой. Капсюли я уложил в свой чемодан вместе с бельем и другими мягкими вещами и отнес в каюту. Там они будут всего сохраннее. Круги бикфордова шнура запаковали во вьючные ящики и поставили на сохранение в каюту Ф. А. Клемантовича. Хотя на стоянках илимку ставили на якорь отдельно от хвоста каравана, но все же из осторожности приходилось посылать туда на лодке караульного.

Плавание прошло без особых затруднений. А. И. Левкович организовал общее питание, а хлеб по селам доставать теперь можно свободно. В Казачинском купили пару лошадей, к ним сбрую, телегу и сани. Они нам будут необходимы при зимовке.

В Дудинке караван стоял недолго. Быстро нас выгрузили, поставили илимку с динамитом в устье Дудинки на наше попечение, и пароход ушел в низовье реки. Корешков встретил нас с радостью, ждал уже давно. Рассказал тех волнениях, которые ему пришлось испытать в связи с внезапным наводнением.

Первым делом, как разместились, была забота о динамите. Решили его из илимки выгрузить и сложить в стороне от Дудинки на какой-либо сопке. На восток от селения, примерно в двух километрах, есть довольно высокая гряда, куда и отнесли динамит. Сделали настил, сложили ящики штабелем, укрыли брезентом и обложили камнями. Рядом водрузили мачту с красным флагом. Известили об этом исполком и просили дать распоряжение никому к штабелю не подходить, а тем более его не трогать. Сами в свою очередь пустили слух, что наш динамит – вещество очень опасное, взрывает от удара и даже от толчка так, что от человека ничего не останется. Все это возымело свой эффект, и к складу никто не приближался же на километр.

С отправкой в Норильск решили подождать до первого снега, когда можно будет всем ехать, а не идти. Путешествовать сейчас, поздней осенью, пешком по тундре совершенно недопустимо. Однако до того, как выпадет снег и закроет выходы шлир на горе Рудной, я решил отправиться в Норильск вместе с Клемантовичем и выбрать место для закладки штольни так, чтобы она началась от подошвы рудного тела. Возьмем двух горнорабочих, и они вместе с Клемантовичем до приезда всей партии успеют выровнять площадку перед штольней, зачистить забой и поставить первые приустьевые оклады. Экспедиционные олени сейчас стоят в верховьях Агапы. Пока они придут, задумали съездить на охоту, добыть мяса. В Дудинке сейчас голодно. Все сидят на рыбе, мелкой ряпушке «сельдюшке», которая теперь идет вверх по реке для икрометания. А ниже Дудинки правый берег реки образует высокий яр, изрезанный глубокими логами, вершины которых выходят на поверхность тундры. Лога густо поросли полярной ольхой, карликовой березкой и тальником, тогда как тундра гола и безлесна. Поэтому все лога полны зайцев, которые находят там в изобилии и корм, и укрытие от врагов.

Взяли на радиостанции шлюпку – шестерку, оставшуюся еще от погибшего «Вайгача», поставили мотор «Архимед», и все, у кого были ружья, вшестером отправились на охоту. Охоту решили организовать так: двое с ружьями стоят наверху по краям узкой горловины лога, выходящего в тундру. Остальные идут от берега вверх по логу по кустам с шумом и гамом, выпугивая зайцев наверх, где они и попадают под выстрелы охотников. В следующем логу роли меняются: охотники становятся загонщиками, а последние превращаются в стрелков. За два дня охоты мы добыли полную шлюпку зайцев, больше полсотни, и хотя на Севере заяц не мясо, как щука не рыба, но все же это явилось хорошим подспорьем к вареной сельдюшке. Добычу пустили на общее питание, причем обдирать зайцев охотно взялись дудинские женщины. Зайцы здесь сейчас уже вполне вылиняли в имеют густой, пушистый белый мех. Шкурки выделывают и шьют меховые спальные одеяла. У более богатых они делаются из песцовых шкур и даже из песцовых хвостов, что считалось верхом роскоши. Ранее у нганасан было правилом давать невесте в качестве приданого одеяло из песцовых хвостов.

Тем временем подошли олени: четыре упряжки с двумя пастухами – Федором Чоней и Василием Тынка. Они по национальности долганы, коренные жители района Норильска. Исаак Михайлович Манто с сыновьями остался при стаде на Агапе и подойдет позднее, когда выпадет снег Сразу же, как только подошли олени, без задержки тронулись в путь. Едем вчетвером: я, Клемантович и два горнорабочих – Журба и Изосимов. Всем выдали новые полушубки, сапоги, валенки, плащи. Берем с собой палатку, брезент и продовольствие на дорогу на случай, если сразу не дойдем и придется ночевать где-либо у Дорожного озера или у Амбарной. В Норильск приехали на третий день и поселились в экспедиционном доме у нолевого пикета. Оленей отправили на Часовню с заказом через три дня вернуться с одной упряжкой для моего возвращения в Дудинку. Чоня с оленями останется у своих сородичей. Возвращаться ему на Агапу нет смысла.

Отдохнувши, на другой день отправились на гору выбирать место для штольни. Кайлы и лопаты имелись на складе от прошлой экспедиции, так же как сухарь, сушка крупы, завезенные еще зимой дудинским кооперативом. Первую штольню решили заложить на нижнюю, более крупную шлиру. При расчистке площадки за шляпой из бурых известняков пошла, как говорят горняки, «сыпучка» – дресва из отдельных минеральных зерен, ранее в свежем виде сцементированных в монолитную массу. По мере углубления стал чувствоваться резкий запах сернистого газа вследствие окисления серы в сернистые соединения. На другой день дошли до подошвы рудного тела, которое здесь выражено нерезко, с постепенным переходом во вмещающий диабаз. Так как общее падение рудного тела и его подошвы идет на юг, то, заложивши здесь штольню, постепенно пройдем все рудное тело до кровли, чтобы выяснить его строение. На том и порешили. Забили колышки на месте закладки, где станет основной устьевой оклад, пожали друг другу руки, пожелали удачи, назвав эту штольню «Геолком». Леса в штабеле на площадке внизу имеется еще достаточно, израсходовали прошлый год не более половины. Но предстоит тяжелая работа по подноске на руках в гору заготовленного внизу крепежного материала. Потом для этой цели приспособим лебедку бурового станка, а пока что все придется таскать на себе.

На другой день пришел Тынка на оленях с упряжкой для меня и, пожелав успеха оставшимся, мы незамедлительно тронулись в путь, рассчитывая попасть в Дудинку за один переход. Но не тут-то было. Погода стала портиться, начал накрапывать дождь при холодном северо-западном ветре. Постепенно он разошелся и превратился нудный мелкий непрерывный дождь. Ехать стало тяжело. Дождь и ветер секли лицо, вода лилась за воротник, и к Амбарной мы вымокли насквозь, хотя на мне был кожаный костюм, полушубок и брезентовый плащ. У Василия тоже был полушубок и плащ да своя замшевая камлейка. Стали выбиваться из сил тоже вымокшие олени. Пришлось остановиться у найденного моховища, куда пустили на привязи оленей. Расстелили взятый с собой брезент, другой его половинкой накрылись и так продремали ночь под шум стучавшего по нашей задубелой крыше дождя, пока хоть немного отдохнули и подкормились олени. В Дудинку приехали на другой день вконец измученные. Елизавета Ивановна нас встретила радостно, дала переодеться в сухое, накормила и напоила на славу. Тынка был настолько утомлен, что нам его пришлось сводить под руки вниз, под яр, где у берега стоял его чум.

В конце сентября прошел снизу караван Госпароходства с рыбаками. С ним из Дудинки уехали все, кто не остается на зимовку. Из участников нашей экспедиции уволиться и уехать никто не захотел, хотя я и предлагал. Теперь пароходов больше не будет до весны. Все оставшиеся в Дудинке жители готовятся к зиме: запасают дрова, рыбу. Ждем зимы и мы, У нас грузы расфасованы и разложены в порядке очередности возки. Сначала поедут люди, отправим основной запас продовольствия, снаряжение для кузницы, горных работ и динамит. Буровой станок отправим позднее. Батурин со своим помощником его разберут на составные части и увяжут на нарты. В начале октября выпал, наконец, хороший снег. Енисей еще не стал, но Дудинку заковало крепко. Конечно, промерзли речки и озера на тундре. Можно трогаться в путь. Поедем уже не на летних иряках, а на зимних партах грузоподъемностью до 350 кг. На нарту сядут по два человека со своим багажом, а грузов будем пока класть по 200– 250 кг.

Пришел Манто со всем стадом и стал километрах в 15 у речки Ямной. Я съездил к нему выяснить состояние экспедиционного стада. Оно не блестяще, хотя Исаак Михайлович – оленевод отменный, человек исключительно хозяйственный и добросовестный. Его, конечно, ни в чем упрекнуть нельзя, но в стаде годных для работы оленей сохранилось не более половины. Тех 150 голов, что работали в партии Рыбина, фактически не существует. Непрерывная работа с постоянными переездами изыскателей с места на место для оленей была не под силу. Все они к осени оказались больными копытной болезнью, сильно исхудали и зимой большей частью погибли. Стадо нашей экспедиции в лучшем состоянии. Летом оно не работало, а отдыхало на плато. Болели копытницей олени меньше, но в стаде имеется мало важенок, так что пополнения почти не было. В общем теперь сохранилось 250-260 голов, годных к упряжке, а зимних перевозок у нас будет довольно много. С подготовкой прошло еще дней пять. В половине октября подогнали нарты, поставили их под погрузку, с тем чтобы на следующий день привести оленей и без задержки сразу же с утра тронуться в путь. Ведем пока одну из лошадей. Вторую по просьбе исполкома временно оставляем в Дудинке для вывоза с берега важных грузов кооперации. Динамит собираемся забрать сразу весь, но, как только стали выяснять, кто его повезет, все каюры в один голос решительно отказались. Распущенный нами для сохранности слух об особой опасности груза возымел свое обратное действие. Все его теперь в Дудинке боятся, как огня. Придется, видно, мне взять перевозку на себя. Выбрал я хорошую, крепкую нарту, подтащили мы с Клемантовичем ее к штабелю и уложили свой теперь мерзлый и потому опасный груз. На низ постелили две толстые оленьи шкуры, ящики переложили и закрыли войлоком и брезентом, крепко увязали веревками, чтобы в дороге ящики не смещались и не стукались. Опасливо подвел сюда Василий Тынка мою санку и оленей; запрягли их в нарту, и я поехал в хвосте каравана, от него по меньшей мере на километр, чтобы каюры не волновались. На остановках приходилось нарту оставлять вдалеке и самому подходить к лагерю пешим.

Добраться нам до Норильска в один переход все же не удалось. У Амбарной пришлось заночевать. Ночи стали уже темными, снегу здесь мало, так что дальше по предгорьям идти будет тяжело. Вблизи Норильска некоторые речки не совсем промерзли, и в них еще бежала вода.

В Норильске у Клемантовича работа шла своим чередом. Штольню углубили почти на метр, несмотря на то что проходка велась вручную кайлами. Идет все та же сыпучка, так что кровлю надо было крепить особенно основательно колотыми плахами. Олени с пастухами ушли на отдых в Часовню. Через неделю часть каюров вернется, чтобы пойти в Дудинку к Манто, который остался у р. Ямной. Потом все, забрав в Дудинке груз, доставят его в Норильск и уйдут на зимовку в долину р. Рыбной,

По прибытии сразу же принялись устраивать свой поселок. Чтобы перейти к нормальной проходке штольни с отпалкой, надо в первую очередь наладить кузницу и слесарную. Под них решили занять старую избу, где сейчас находится склад, а для него выстроить новое помещение из леса, оставшегося от прошлого года. За это срочное дело принялись плотники Морозовы и все, кто умел держать в руках топор. При избе когда-то была пристройка. В ней Комынкин стал выкладывать горн и делать из взятых кож хорошие меха. Это было важно. Ежедневно для работы в штольне надо иметь наготове смену двух комплектов исправных буров, каждый из 5 штук, от короткого забурника до длинного конечного в 60– 70 см. После работы они, затупленные и выщербленные, доставляются в кузницу, где должны опять приводиться в рабочее состояние, а вместо них на другой день берутся два комплекта готовых запасных. Работы кузнецу будет немало. Что касается дома, то он особого ремонта не требовал, надо только подправить завалинку.

Динамит решили хранить, как и в Дудинке, на улице. По приезде сложили его штабелем в стороне от дороги, на сопке у подножия горы Шмидта, примерно в километре от нашего поселка. Динамит нам дали «гремучий студень» – раствор пироксилина в нитроглицерине. Он представляет желеобразную массу серо-желтого цвета, которую можно мять и резать. Формируется он в стержни толщиной и длиной в мужской палец, которые обертываются пергаментом, укладываются в коробки, а эти последние – в ящики весом около 15 кг. При положительных температурах этот динамит безопасен и взрывает только от детонации специальным капсюлем с гремучей ртутью. При температурах ниже нуля, на морозе, «гремучий студень» замерзает, твердеет и становится взрывоопасным из-за выпота на его поверхности налетов и даже капелек нитроглицерина. А этот последний может взорваться самопроизвольно от удара, искры и даже трения. Поэтому в зимнее время динамит оттаивают в специальном помещении и употребляют только в талом виде. У нас такого помещения нет. Посоветовавшись с Феодором Александровичем, решили оттаивать и хранить динамит у меня в комнате под кроватью. Будут стоять два ящика: один расхожий, другой ему на смену. По мере надобности из штабеля приносится новый ящик. Рядом у кровати я поставил сундук с бикфордовым шнуром и чемоданчик с капсюлями. Теперь мы с Елизаветой Ивановной ограждены со всех сторон. Для работы Ф.А. Клемантович сшил себе кожаную суму, выложенную внутри войлоком, с двумя отделениями. В одной будут храниться холостые динамитные патроны, в другом – патроны боевые, снаряженные капсюлями с бикфордовым шнуром. Сумку на работу он будет носить на груди под полушубком, чтобы динамит не замерз по дороге.

К Октябрьским праздникам приготовительные работы были закончены, склад построен, Кузница и слесарная смонтированы, мы намеревались организовать работу в штольне так, чтобы взрывом была разбита и оторвана вся площадь забоя на глубину

0,3-0,4 м. Для этого шпуры, или, как их называют горняки, «бурки», должны располагаться по углам, по бокам и в центре забоя, имея уклоны внутрь. Все искусство здесь заключается в том, что, учитывая трещиноватость породы, ее крепость, нужно расположить шпуры так, чтобы при взрыве не оставалось углов по краям и выступов посередине, иначе их придется удалять дополнительными взрывами. Дальнейшая работа будет заключаться в зачистке забоя, креплении и откатке породы на поверхность. Клемантович ежедневно вместе с рабочими шел на штольню и там точно намечал мелом места закладки шпуров, их наклон, чтобы получить максимальный эффект. И нужно сказать, что в этом деле он оказался большим мастером. Рабочим редко приходилось бурить дополнительные скважины.

Обычно в забое работали две пары. Один держал бур, периодически его поворачивая вокруг оси, другой бил молотом по головке. Время от времени работы приостанавливались, чтобы люди могли отдохнуть и выскрести железной ложкой раздробленную породу из шпура. Освещались штольни свечами, которые удалось достать в Москве. Путь от дома и общежития до штольни хорошо обвешили и протянули веревку, чтобы в пургу люди не заблудились. В такую погоду снежные вихри бывают столь сильны, что уже в двух шагах человек исчезает из виду. А пурга захватить людей может неожиданно во время их работы на штольне и даже в пути.

Тем временем пришли олени, и Левкович отправился в Дудинку за очередной партией грузов. Поехал и я с Елизаветой Ивановной, чтобы забрать медикаменты, свои оставленные вещи, выяснить, что надо погрузить и что отложить на будущее. Оленей пришло немного, только доставить пустые нарты под груз и привезти немного угля в исполком. Груз из Дудинки повезут олени, оставшиеся у Манто, и потом все вместе будут Зимовать в долине Рыбной около Часовни.

В Дудинке груза еще много. Решили взять буровой станок со всем оборудованием, лебедку, насос и комплект штанг с обсадными трубами до глубины 40– 50 м. Поедет со всем этим Батурин. Будем начинать бурение. При погрузке на нарту ящик со свечами треснул, и из него побежали мыши. Тогда ящик опрокинули, и его содержимое вытряхнули на снег. И вот из него посыпались, как горох, и побежали во все стороны кучи мышей всех возрастов, большие и малые. Мы уж испугались, что они опять убегут на склад, но вот, откуда ни возьмись, налетели собаки и устроили себе пиршество, всех поели. Свечи были толстые, в промежутках между ними имелись большие зазоры, где мыши устроили себе многочисленные гнезда. Во избежание потерь решили тотчас же вывезти всю муку, сухарь, сушку и прочие доступные мышам грузы. Штанг и обсадных труб придется поэтому взять только минимум, чтобы забуриться. Остальное повезем потом. В Норильске продовольственные грузы будут в полной сохранности. Там есть хорошие сторожа – горностаи. Семья их поселилась на складе еще прошлый год. А основным питанием этого маленького хищника являются всякого рода мышевидные грызуны. Где есть горностаи, там мышей не будет. Они пролезут в любую порку, куда кошке никак не добраться. Поэтому в Норильске я всех просил горностаев не пугать и тем более не убивать. Они – наши лучшие друзья, которых надо беречь.

В Норильск добрались за два перехода, заночевав у Амбарной. Утром на Амбарной, пока собирали да запрягали оленей, я предложил Е.И. Урванцевой поехать на легкой санке вперед, не дожидаясь всего аргиша. До Норильска тут всего километров 30, погода хотя и пасмурная, но тихая, так что часа через три можно быть уже в Норильске. Однако вместо этого попали туда только на следующий день. Вскоре после нашего выезда погода стала портиться. Задул ветер с юга, поднялась поземка, а потом пошел снег, и началась настоящая пурга. Все скрылось в снежной мгле, исчезли все ориентиры, ехать приходится, руководствуясь только направлением ветра, который должен нам дуть с правого бока. Едем час, другой, а Норильска с его горой Шмидта все нет. И стало меня брать раздумье: а что, если ветер отошел, и мы едем не на восток, в Норильск, а левее, куда-то в тундру, к оз. Пясино. Проверить это нельзя, компаса нет, я его по оплошности не взял. Придется переждать непогоду, авось, к утру стихнет. Я уже знал, как это делается в случае пурги. Опрокинул санку боком к ветру, оленей привязали вожжей к полозу и под защитой сиденья улеглись оба головами против ветра. Одеты мы тепло: поверх полушубков надеты оленьи сокуи. Лежим, слушаем вой пурги, снег нас засыпает. И говорю я Елизавете Ивановне: «Пурги здесь бывают разные, иногда день-два, а бывает дует неделю и больше. Иногда и люди пропадают». А она: «Ну до этого еще долго, будем пережидать, посмотрим, что будет». К утру стало потише. Вылезли мы из своей норы, стали осматриваться. Олени тут, на привязи. Вдруг слышим, как будто где-то вдали, откуда приехали, идет шум. Вслушались, и порыв ветра отчетливо донес звуки человеческих голосов. Подпряг я оленей, стали ждать. И верно, немного погод, подошел наш аргиш. Они тоже пережидали пургу и тронулись, как только она утихла. С ними мы и добрались до Норильска, С тех пор, куда бы я ни поехал, хотя совсем ненадолго, куда бы ни пошел, Компас беру с собой.

В Норильске все в порядке, работа идет своим чередом, К оз. Пясино из Таймырской тундры подкочевали нганасаны, В Часовне теперь есть фактория, куда они часто приезжают за продуктами. Заглядывают они и к нам. Среди них есть мои прошлогодние пясинские знакомые: Чута, Сундапте, Иван Горнок, который ждал нашу экспедицию на устье Пясины. Их очень интересует граммофон, который с многочисленными пластинками по случаю купила в Красноярске Е. И. Урванцева, Захотелось им побывать и на штольне, Пошли все вместе, но, как только Клемантович для демонстрации зажег кусок бикфордова шнура, он загорелся, шипя и разбрасывая искры, наши гости сломя голову кинулись бежать. Один упал, остальные пробежали через него, я потом все весело над ним смеялись. По приезде надо было решить, где поселить Батурина. В доме тесновато, да ему и не хотелось расставаться со своим помощником Зенковым, с которым зимовал вместе на Курейке. У нас стоит у Угольного ручья сруб с полом и потолком, но непрокопченный, предназначенный для новой бани. Батурин взялся привести его в жилой вид и там поселяться. Мы же пока будем пользоваться старой баней по-черному.

По моим представлениям рудное тело, на которое заложена штольня, в глубь горы по падению должно идти не меньше, чем по простиранию на поверхности, не менее как на 100– 150 м. Если задать скважину в 100 м к югу от штольни, то она должна встретить кровлю рудного тела на глубине 20-30 м от поверхности, Над скважиной необходимо поставить копер для подъема и спуска штанг, а для станка нужно закрытое помещение, защищенное от ветра и снега. Досок у нас нет. Решили сделать вышку брезентовой. Из имеющихся бревен срубили квадратную раму размером по бревну на сторону. Один край ее положили на склон горы, а другой оперли на стулья. Тут и будет вход. На раму поставили из бревен четырехногую пирамиду, которая станет служить копром. На копер сверху натянули чехол из брезента так, чтобы он закрывал наглухо все помещение. Внутри поставили чугунную печь, так что можно работать без опасения поморозить руки.

На месте скважины сначала надо пройти шурф метра полтора, положить раму из брусьев, а на нее уже смонтировать станок. Затем опустить в шурф направляющий кондуктор для обсадных труб и отцентрировать его по оси бурового станка. Всю эту работу делает Батурин, для чего ему на помощь направил плотников Морозовых, а для подвозки к горе – конюха Торохова, который возит воду, дрова и уголь, топит баню и вообще выполняет на зимовке все хозяйственные работы.

Около станка поставили бочку для воды, чтобы промывать скважину при ее проходке. Воду придется таять из снега, для чего Богач сделал на печку большой железный бак. Батурин в своей избушке устроил небольшую мастерскую, где будет зачеканивать алмазы в буровые коронки. Буровые алмазы карбонадо – это матовые черные и темно-серые зерна аморфного строения от 1-2 до 5– б мм в поперечнике. Измеряются они, как и прочие алмазы, на вес, каратами (1 карат = 200 мг). Зерна размером 5-б мм в поперечнике весом около 1 карата считаются уже крупными. У нас имелись карбонадо преимущественно 0,3-0,4 карата, наиболее удобные для чеканки. На обычные прозрачные алмазы, имеющие кристаллическую структуру карбонадо совершенно непохожи, так что неспециалист примет их просто за кусочки или галечки какой-то пустой породы. Но ценность карбонадо именно и заключается в их необычайной твердости и стойкости на излом благодаря своему аморфному строению, тогда как алмазы при своей кристалличности легко колются по спайности.

Процесс чеканки заключается в том, что точно по размеру взятого зерна в коронке сверлится углубление такого размера, чтобы зерно с медной фольгой вошло в него плотно, только чуть выдаваясь наружу. Затем небольшим чеканом легкими ударами молоточком металл коронки вокруг зерна карбонадо обжимается так, чтобы оно сидело в гнезде плотно. Алмазы в торце коронки и по бокам располагаются в шахматном порядке так, чтобы они обрабатывали всю поверхность без пропусков. Выдаваться из гнезд они должны равномерно, чтобы все работали с одинаковой нагрузкой. При этом в породе выбуривается кольцо, оставляя внутри коронки столбик – «керн», который при подъеме отрывается особым рвателем и служит образцом тех пород, где проходит скважина. Для проверки правильности посадки алмазов достаточно поставить коронку на стекло и слегка повернуть ее с нажимом по оси. Тогда царапины покажут, все ли зерна карбонадо работают и насколько ровно.

Первая же чеканка показала, что Батурин – мастер не очень опытный, но я надеюсь на высокие качества наших алмазов и небольшую нагрузку станка. В настоящее время алмазное бурение широко ведется у нас в Советском Союзе, причем применяются коронки с мелкими алмазами в сотые и тысячные доли карата. Они заделываются механически, преимущественно металлокерамическим способом, без участия рук, что обеспечивает высокое качество таких коронок.

Через неделю все было налажено. Можно начинать бурение. Работать придется втроем: мастер стоит у станка, регулируя рычагом давление коронки на забой при ее вращении; помощник на насосе прокачивает воду через штанги для выноса шлама от выбуренной породы, и третий человек должен вращать маховик станка вместо мотора. Третьего у нас нет. Снимать кого-либо с горных работ мне не хочется, К счастью, такой человек нашелся. Это долганин Максим Щукин – житель Часовни. Он частенько к нам заглядывает, доставлял мороженую рыбу. Максим согласился стать у станка, крутить его. Дело это нехитрое, но довольно утомительное, хотя в отличие от большинства своих сородичей Максим -человек коренастый и сильный.

Проходка вручную пошла очень медленно – всего 10-15 см в смену, несмотря на то что работаем по 12-14 часов. Такими темпами мы и к осени до рудного тела не доберемся. У нас есть два пятисильных лодочных мотора «Архимед». Один из них и попытаемся приспособить к буровой работе. Для этого надо отнять нижнюю, гребную часть с винтом и водяной помпой, оставив только верх с маховиком, цилиндрами, карбюратором и магнето; на маховике монтировать шкив для приводного ремня к шкиву бурового станка; мотор поставить в специальную раму рядом с буровым станком. Охлаждение мотора водою придется вести самотеком из бака над мотором в бак под ним и периодически их или менять, или переливать воду. Трудностей немало, но мы надеемся их все же преодолеть. Раму из брусьев сделали плотники. Мотор в ней можно перемещать и центрировать.

Встал вопрос о приводном ремне. Сыромять для этого не годится, а более прочной кожи типа подошвенной ни у нас, ни в Дудинке нет. Решили попробовать сплести ремень из шнура, который идет для насадки полотен рыболовных сетей. Его по факториям везде достаточно. Максим Щукин взялся это сделать на Часовне, где ремень сплетут долганки, его родственницы. Шкив на маховик мотора изготовил Богач. Он уехал в Дудинку, собрал там шкив из сухих ящичных досок, расточил его на токарном станке в радиостанции, скрепил с маховиком болтами, отцентрировал и сбалансировал. Через несколько дней все было готово. Ремень сплели очень искусно и прочно, так как Максим знал, для чего он нужен. Мотор собрали, поставили в станок и отцентрировали по шкиву бурового станка. Теперь можно пробовать всю установку. Хороший бензин и масло для мотора есть и у нас, и на радиостанции в Дудинке. Заводить мотор придется от бурового станка вхолостую, так как пусковой ручки у мотора теперь нет. Натянули приводной ремень, Максим закрутил ручку станка, я подкачал в карбюратор бензин, и мотор, раза два дав вспышку, заработал, станок пошел в ход. Это было всеобщее торжество. Осторожно рычагом опустили коронку на забой, Щукин принялся начать насос, и слышно было, как зашуршала, заработала коронка. Манипулируя рычагом, стали пробовать вести бурение на различных режимах нагрузки: при нормальной – мотор хотя и с трудом, но тянул, а как только ее увеличивали, он глох. Конечно, 5 сил для такого станка, как «Вирт», это мало. Но будем осторожны и не станем форсировать проходку. Прокачку воды насосом через штанги в забой придется вести, конечно, вручную.

После нескольких дней мы приспособились к этим не совсем обычным условиям бурения. Внутри вышки стоит большая чугунная печь, уголь для которой подвозит Торохов. Освещаемся мы, как и в штольне, свечами, но надеемся, что, когда взойдет солнце, оно, вероятно, будет давать достаточно света и сквозь брезент. Работали мы в две смены: Батурин с Зенковым и я со Щукиным.

1922 г . Н. Н. Урванцев перед экспедицией в Норильск

Комары нападают даже на снегу

Иряка для летних перевозок грузов и разъездов

Летняя езда на иряке

Караван Госпараходства на пути в Енисейский залив

Вьючные лошади на пути в Норильск

Переправа через речку

Пеший переход по тундре в Норильск летом 1920 г.

Норильск. Утес Медвежий камень (ныне гора Шмидта)

Норильск. Гора Рудная, налево избушка Потанина, направо астропункт – полевой пикет

Норильск. Общий вид площадки лагеря

Угольный ручей, верховья

Шурфовка угля у горы Надежда

Участники Норильской экспедиции 1920 г.

Первый дом Норильска. 1921 г.

Общежитие и баня

Первая угольная штольня месторождения горы Шмидта.

Заложена 28.V 19 21 г.

Зимний олений караван – аргиш

Грузовая нарта

Оленья упряжка в летнюю санку

Олени на ягельной компанице

Нартяной чум

Каркас для нартяного чума

Шестовой чум

Болок

Разведочный профиль со штольней и буровой вышкой

Привод от лодочного мотора к буровому ставку

Штольня Геолкома, заложенная на сульфидную шлиру горы Рудной в октябре

Новый дом в Норильске, доставленный зимой 1925/26 г.

Старинная часовня при устье р. Рыбной

Как только скважина стала углубляться, мы стали замечать, что вода в ней мерзнет. Утром приходилось лед сначала разбуривать зубчатой коронкой, а уже потом переходить на работу алмазной. Мерзнет вода и при вынужденных остановках, прихватывая штанги так, что их надо или сразу поднимать, или все время качать воду, иначе весь снаряд может замерзнуть целиком, и тогда его из скважины не вытащить никакими силами. Это большая опасность, и нам с ней надо как-то справляться. Термометр, положенный на грунт у устья скважины в шурфе, показал -6^о. Мы пробурили З м, и на всю эту глубину вода мерзла, значит и там породы имеют отрицательную температуру. Мерзлота! О ней в науке тогда знали еще очень мало. Только А. Миддендорф писал, что во время своего путешествия на север и восток Сибири он в Якутии видел колодец глубиной 384 фута (116 м), сухой, насквозь промерзший. Его копал купец Шергин, пытаясь добыть воду, и, не достигнув, бросил. По замерам Миддендорфа, на верху колодца температура пород была -9^о по Р(-11,25°), а внизу у дна -2,5° по Р (-3,11°). Стало быть, там мерзлота имеет мощность более 100 м. Следует ждать этого и у нас, в Норильске. Одним из способов борьбы с этим злом при бурении является промывка скважины незамерзающим раствором. Сейчас таких растворов в технике много, но тогда единственное, чем мы могли располагать, это соляный раствор. В тех справочниках, которые у меня были, нашлось, что 10%-ный раствор хлористого натра, т. е. обыкновенной соли, начинает замерзать при температуре -6°. Стало быть, 10%-ного соляного раствора нам совершенно достаточно. Хотя соль у нас есть только для пищевых целей, но в Дудинке у рыболовецких артелей и на факториях ее для засолки рыбы имеется достаточно.