Текст книги "Открытие Норильска"

Автор книги: Николай Урванцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

В другом отчете, излагающем научные результаты поездки за трупом мамонта, Шмидт пишет, что Киприян Сотников, узнав от него и от Лопатина о ценности медной руды, решил ее совместно с енисейским купцом Кытмановым начать эксплуатировать. «Он (т. е. Сотников.– Н.У.), как я слышал, договорившись с енисейским купцом Кытмановым, должен был начать их медное и угольное дело». Заявка на месторождение, оказывается, была сделана еще в 1865 г., как это можно судить по заявочному столбу, который я нашел в 1920 г. во время моих первых работ по разведке Норильска. Столб стоял на северо-западном склоне горы Рудной к Угольному ручью. На затеси столба было вырезано: «К. и С. 1865 сент.», что должно означать фамилии заявщиков – Кытманов и Сотников – и дату заявки. Об этой заявке Шмидт ничего не пишет, очевидно, Сотников о ней умолчал, хотя она была сделана годом раньше посещений Норильска Шмидтом.

Характеризуя Сотникова, Шмидт пишет «В Дудинке обширное влияние на всю территорию имеет Киприян Михайлович Сотников. Он и его брат Петр господствуют над всем краем. Русские и азиаты (т. е. все национальное население.– Н.У.) – их должники. Сотниковы принадлежат к купцам, прибывшим в Енисейскую сторону, имея большие запасы товаров, которые они затем уступали (т. е. продавали в кредит.– Н.У.) отдельным жителям, а потом те постепенно расплачивались нужным товаром (т. е. пушниной.– Н.У.) и работой». После отъезда Ф.Б. Шмидта в Петербург, Сотников ездил в Барнаул, чтобы познакомиться с обработкой медной руды и приобрести необходимое оборудование. Кто именно из Сотниковых – Киприян или Петр – ездил в Барнаул и занялся горным делом, неясно, так как в отчете Шмидта имеется сноска: «К сожалению, Киприян Сотников – старший и более энергичный из братьев – теперь умер, как я только что слышал в Красноярске».

Вероятно, в Барнауле Сотников пригласил горного штейгора, который и начал работу по плавке, видимо, в 1868 г. Всего, по сведениям Енисейского горного управления, было выплавлено до 200 пудов (3,25 т) черновой меди, проданной в казну [Обручев, 1937] ^[9].

Дальнейшие сведения о Норильске относятся уже к 1882 г., когда там побывал механик А. Чистяков. Он был послан по просьбе академика Б.В. Вильда на поиски скелета мамонта в долине речки, берущей начало в Норильских горах, в 150 верстах к востоку от Дудинки, о чем поступили сведения в Академию наук. А.Чистяков в Норильск приехал в конце зимы и действительно обнаружил разрозненный скелет мамонта в 5 верстах от устья речки, впадающей в оз. Давыдово. В мае Чистяков снова приехал, чтобы выкопать скелет, для чего был заложен шурф глубиной более сажени. До коренных скальных пород он не дошел, вскрыв только глинисто-песчанистые наносные отложения. На глубине трех аршин промывкой были обнаружены знаки золота, которого собрано 15 долей (0,67 г) ^[10].

Это необычное сообщение, изложенное в докладной записке А. Чистякова, требует критической оценки. Озеро Давыдово на старых картах лежит за оз. Быстровским, связанным с оз. Пясинским. Следовательно, оз. Давыдово соответствует оз. Лама современных карт, а долина и речка, где найден скелет,– современной Микчанде. Эта долина ледниковая. Ширина ее достигает 5– 6 км и длина превышает 50 км, рассекая с юга на север плато Караелах. От Дудинки речка Микчанда отстоит на 160 км, т. е. действительно около 150 верст. Заполнена долина целиком рыхлыми ледниковыми и послеледниковыми отложениями, в которых обычно встречаются остатки мамонтов и других ископаемых животных ледникового периода. Россыпного золота в Норильске после Чистякова никто не находил. Но едва ли он мог ошибиться. Опробование шурфа и промывка свидетельствуют о знакомстве с методикой разведки золотоносных россыпей, а время соответствовало периоду открытия золота в Енисейской тайге, когда все от мала до велика искали россыпное золото. Знаком был с этим делом, конечно, и А. Чистяков.

По геологическим условиям присутствие россыпей благородных металлов в Норильском районе вполне возможно, так как они в небольших количествах содержатся в сульфидных медно-никелевых рудах Норильска. Но малое их содержание не позволяет рассчитывать на существование богатых, с крупными запасами россыпей.

В конце ХIХ в. была еще одна попытка использовать горные богатства Норильска. Дудинский купец А.К. Сотников зимою 1893-1894 гг. добыл в Норильске и вывез на оленях в Дудинку несколько тысяч пудов каменного угля. В нем тогда была большая нужда для судов, приходивших Северным морским путем в устье Енисея с товарами для Сибири. Этот путь до строительства Сибирской железной дороги был единственной торговой связью Сибири с портами Европейской России и Западной Европы.

В навигацию 1894 г. в низовьях Енисея работала гидрографическая экспедиция полковника А. Вилькицкого, проводившая морскую опись Енисейского залива, входа в него и низовьев реки. Эта экспедиция купила большую часть угля, добытого Сотниковым. А. Вилькицкий отозвался о норильском угле с большой похвалой: «Дудинский уголь совершенно такой же, как английский. Содержит влаги не более 2%, дает мало золы и не спекается» [Вилькицкий, 1895] ^[11]. Что касается количества добытого угля, то наиболее достоверные сведения на этот счет имеются в журнале «Вестник золотопромышленности» за 1894 г., N 17, где сообщается, что «на Александро-Невской копи ^[12] до отобрания ее от Кытманова самовольно добыто в 1894 г. казаком Сотниковым 2000 пудов каменного угля, из которого 1500 пудов приобретено от Сотникова гидрографической экспедицией для надобности последней по 25 коп. за пуд». Оставшийся уголь, видимо, в следующую навигацию забрал английский капитан И. Виггинс, приходивший на Енисей из Англии с грузом промышленных товаров.

Летом 1915 г. сын упомянутого Сотникова, А.А. Сотников, тогда студент первого курса горного отделения Томского технологического института, во время своей побывки на родине в с. Потаповское, близ Дудинки, съездил в Норильск, где собрал образцы горных пород и угля, которые вместе с записями передал мне с просьбой обработать. Я тогда был студентом уже третьего курса горного отделения института и владел методикой петрографо-минералогического исследования горных пород.

Мой отчет в качестве отдельной главы «Геологический и петрографический очерки» Сотников потом включил в свою брошюру «К вопросу об эксплуатации Норильского (Дудинского) месторождения угля, графита и медной руды в связи с практическим осуществлением Северного морского пути», изданную лично Сотниковым в Томске в 1919 г.

На месторождениях А.А. Сотников поставил заявочный столб, но, передавая мне материалы для обработки, ничего об этом не говорил. Потом, в 1920 г., при начале разведочных работ в Норильске, я нашел этот столб по соседству со старым заявочным столбом Кытманова-Сотникова. На затеси нового столба было вырезано: «С. 1915 сент.9».

Не сбылись чаяния Сотниковых. Великая Октябрьская социалистическая революция открыла широкую дорогу социалистическому переустройству страны. Началось изучение горных богатств Норильска, а потом и их промышленное освоение.

В ПОИСКАХ УГЛЯ

ДЛЯ СЕВЕРНОГО МОРСКОГО ПУТИ

Морской путь в Сибирь вдоль северного побережья русские люди начали осваивать за несколько столетий до того, как они проникли за Урал с юга Камско-Иртышским речным путем. В первой новгородской летописи сообщается, что в 1052 г. новгородская дружина под начальством посадника Улеба ходила от устья Северной Двины на восток к Железным Воротам. По мнению одних историков (В.Ю. Визе), это был какой-то проход через Полярный Урал, других же (М.И. Белов) – пролив Карские Ворота Новой Земли. В другой новгородской грамоте – 1137 г. сообщается, что «ходиша люди старии воевати на Югру и Самоядь» [Визе, 1948, с. 14] ^[13], т. е. в Приобье. Имеются летописные сведения о ряде других походов новгородских дружин на Югру, Большеземельскую тундру и в Зауралье в течение всего ХII в.

Походы эти преследовали не только военные дели – присоединение новых земель и сбор дани, но имели также торговые задачи – обмен товаров на пушнину. Меха всегда являлись одним из важнейших предметов торговли Новгорода с Ганзейским Союзом Западной Европы. Особенно привлекало новгородцев в этом отношении Зауралье и Приобье, тогда весьма богатые меховым зверьем: соболем, куницей, песцом. Туда с давних пор предпринимались подчас крупные походы. Например, в IV новгородской летописи сообщается, что в 1363-1364 гг. «той зимы с Югры Новгороду приихаща дети бояршин и молодшии люди и воеводы… воеваша по реке Оби до моря, а другая половина рати на верх Оби воеваша» [Белов, 1956, с. 35] ^[14].

Не приходится сомневаться, что вместе с военными дружинами, а иногда даже и вперед их шли промысловые ватаги вольных людей новгородских. Эти предприимчивые смелые люди уже давно, еще в ХI-ХII вв., проникли далеко в глубь Большеземельских и Кольских тундр, вплоть до побережья. Там при устьях таких рек, как Онега, Северная Двина, Мезень, Печора, первопроходцы нередко оседали, создавая промысловые зимовья и становища. Суровый климат и каменистая почва не благоприятствовали земледелию, и основным занятием поселенцев стало рыболовство и промысел морского зверя. Это способствовало быстрому развитию у жителей мастерства судостроения и искусства плавания среди льдов «Студеного» моря. Мореходство стало одним из основных занятий русского поморского населения. Особенно быстро пошло заселение севера после основания в 1417 г. вблизи устья Северной Двины Николо-Карельского монастыря, а в 1435 г. на о-вах Белого моря – Соловецкого. В те отдаленные времена монастыри являлись не столько религиозными общинами, сколько крупными промысловыми хозяйствами и военными форпостами на окраинах государства. Опираясь на них, по всему побережью – на запад до границ с Норвегией и на восток до Зауралья – выросли многочисленные поселки с крепким промысловым населением, которое на своих ладьях ходило не только вдоль всего побережья, но и смело пускалось в открытое море навстречу полярным льдам. В этих походах были открыты и освоены Новая Земля, Грумант (Шпицберген) и другие полярные острова, ставшие известными русским задолго до того, как о них узнали западноевропейские мореплаватели. Последние в поисках морского пути в Индию появились на беломорском севере только во второй половине ХVI в. В 1553 г. англичанин Ричард Чанслер достиг устья Северной Двины, а в 1596 г. голландец Вилем Баренц дошел до Новой Земли. Здесь, огибая льды, он уклонился к северу и встретил ему неизвестную землю, которую назвал Шпицбергеном. А это был Грумант русских людей, куда они ходили, промышляли и даже зимовали до Баренца.

Семья мезенских зверобоев Старостиных промышляла на Груманте целыми поколениями, по преданию, со времен основания Соловецкого монастыря. Один из Старостиных, Иван, зимовал на Шпицбергене с перерывами 32 года, там и умер. Голландские и английские зверобои, начавшие на Шпицбергене промысел после Баренца, встретили там не только отдельные избы, но и целые становища, издавна поставленные русскими промышленниками. Английский мореплаватель Стифен Барроу, один из тех эападноевропейцев, что безуспешно искали путь в Индию севером, писал, что, зайдя в 1556 г. в Колу, он встретил там до 30 русских ладей, а в Мезенском заливе – до 20. Все они направлялись промышлять зверя на север. Из Колы С. Барроу, взяв в качестве лоцмана русского кормщика, приплыл к неизвестной земле, которую кормщик назвал Новой Землей. Там тоже были встречены русские промысловые суда.

Надо полагать поэтому, что к середине ХVI в. весь Европейский, да и Зауральский, Север и острова были хорошо знакомы русским людям. Их промысловые суда смело ходили не только на Новую Землю, Вайгач, но и на Далекий Грумант и Обскую губу.

В то время как Европейский Север служил основным предметом промысла морского зверя, Зауралье привлекало своим пушным богатством. Туда ходили еще военно-торговые новгородские дружины, взимая дань с местного населения и торгуя с ним. Постепенно эти торгово-обменные операции росли и расширялись В местах, географически благоприятных для встреч с кочевым населением, стали формироваться ярмарочные торги сначала временного, а потом и постоянного характера. Иногда часть прибывавших морем людей оставалась на зимовку. Об одном таком месте в устье р. Таза, Обско-Тазовской губы, занимавшем, видимо, особо благоприятное для торговли положение, как о Мангазейской землице упоминается в одно документе еще ХV в. Там естественно вырос поселок, который в конце ХVI в. превратился в город Мангазею, сыгравший крупную роль в освоении русскими людьми всего Таймырского края. Все развитие и процветание Мангазеи было обязано хорошему знакомству русских людей с морским путем на Обь и Зауралье. Морем доставлялись в Мангазею хлеб и всевозможные товары из Новгорода и других городов, не только русских, но и зарубежных – Ганзейского Союза, Прибалтики.

Автор еще в 1920 г. видел на колокольне Туруханского монастыря голландские колокола ХVI в., несомненно когда-то привезенные в Мангазею. Как только по военно-политическим соображениям указом Москвы морской путь был закрыт, промыслы на Таймыре, не имея сбыта, захирели.

Морские плавания за Урал прекратились, но все же сведения о великих судоходных реках Оби и Енисее как пути в Сибирь сохранились в памяти русских людей. Плавания сюда морским путем стали возрождаться в начале ХIХ в. по мере роста Российского государства и развития его экономики. Особенно интенсивно шел этот процесс в Сибири, которая не знала крепостного права и заселялась только свободными людьми – вольными хлебопашцами. Обширные пространства юга Сибири с его богатыми черноземами только и ждали трудовых рук. Но сохой да серпом управиться с этим богатством было трудно. Нужны были машины: плуги, жатки, молотилки.

Быстро стала развиваться и горная промышленность, особенно добыча металлов, которыми Сибирь оказалась особенно богатой. В бассейне Подкаменной Тунгуски, по ее притокам, в Северо-Енисейской тайге в 40-х годах прошлого столетия были открыты золотоносные россыпи. Россыпи были открыты и в бассейне Ангары.

Крупные месторождения графита найдены по Курейке и Нижней Тунгуске. Гора каменной соли и выходы нефти издавна известны в Хатангском заливе на п-ове Урюнг-Тумус. Для разработки всех этих горных богатств, хотя бы простейшими средствами, все же требовалась какая-то техника.

До открытия Сибирской железной дороги, строительство которой началось лишь с 1891 г., единственным путем сообщения Сибири с европейской частью был старинный тракт через Челябинск на Иркутск. При этих условиях Северный морской путь как средство сообщения Сибири с портами Европейской России и Западной Европы через устья таких рек, как Обь и Енисей, имел первостепенное значение. Хотя опыт плавания во льдах в Мангазею наших предков и был в значительной степени утрачен, все же путь морем в Сибирь постепенно завоевывал признание и в научных, и в промышленных кругах передовых людей того времени. Особенно много сделал для привлечения внимания к проблеме Северного морского пути сибирский промышленник М.К. Сидоров. Открытые им в 1853 г. золотоносные россыпи в Северо-Енисейской тайге принесли ему крупное состояние, которое он целиком и употребил на опыты плавания морским путем в устье Енисея и Оби. В 1869 г. он объявил через газеты, что предлагает премию в 2000 фунтов стерлингов тому капитану, который первым пройдет через льды Карского моря в устье Оби или Енисея и вернется обратно, вывезя оттуда сибирские грузы. Рассчитывая на премию, предложил свои услуги английский капитан И. Виггинс. Он на судне «Диана», в навигацию 1874 г. успешно прошел через льды Карского моря к устьям Оби, Енисея, далее на восток к шхерам Минина и благополучно вернулся обратно. В 1876 г. тот же капитан на яхте «Темза» снова беспрепятственно дошел до Енисея, поднялся вверх до Курейки, при устье которой и зазимовал. В дальнейшем И. Виггинс неоднократно повторял свои плавания преимущественно в устье Енисея, утверждая этим полную возможность плавания во льдах Карского моря. Идею реальной осуществимости плавания Северным морским путем вместе с М.К. Сидоровым разделял и шведский ученый А.Э. Норденшельд. В навигацию 1875 г. на зверобойном судне «Превен» он свободно прошел Карским морем в Енисейский залив и вернулся обратно. Удобную для стоянки бухту острова в северо-восточной части залива он назвал гаванью Диксона в честь предпринимателя Оскара Диксона, субсидировавшего экспедицию.

Особенно примечательно было плавание парусной шхуны «Утренняя заря», снаряженной М.К. Сидоровым в 1877 г. в Енисейске. Выйдя 9 августа из Гольчихи, судно с экипажем из шести человек, имея на борту груз графита, леса, рыбы и пушнины в качестве образцов сибирских товаров, несмотря на трудные ледовые условия, прошло Карское море и через три недели прибыло в порт Варде в Норвегию, где его торжественно встретили все жители, в том числе и А.Э. Норденшельд. А 19 ноября 1877 г. шхуна стояла уже у пристани Васильевского острова в Петербурге [Белов, 1959] ^[15].

В навигации 1893 г. Министерство путей сообщения совместно с Морским министерством вывезли морским путем в устье Енисея значительное количество рельс, цемента и других материалов для строящейся Сибирской железной дороги. Груз из Англии до Гольчихи доставил караван зафрахтованных судов под проводкой капитана Виггинса, а вверх по Енисею их везли на пароходах и баржах под командованием гидрографа лейтенанта Л.Ф. Добротворского. В 1905 г. Министерство путей сообщения предприняло еще более крупную операцию. В Гамбурге было закуплено 7 мощных буксирных пароходов и 15 железных барж-лихтеров грузового и грузопассажирского типов. Этот караван благополучно прошел льды Карского моря, вышел в устье Енисея и поднялся вверх до Енисейска и Красноярска. Эта флотилия в дальнейшем и составила ядро Енисейского казенного пароходства, обеспечивая население низовьев Енисея и рыболовецкие промыслы в Енисейском заливе всем необходимым (Белов).

Кое-какие попытки предпринимались и для обеспечения безопасности кораблевождения. Для наблюдения за льдами Карского моря в проливе Югорский Шар в 1913 г. была оборудована метеорадиостанция; в 1914 г. – такие же станции в проливе Карские Ворота и на мысе Маре-Сале на юго-западной стороне п-ова Ямала; в 1915 г. – в бухте о-ва Диксона. В 1916 г. произведены изыскания для морского порта в устье р. Енисея, и в 1917 г. начато его строительство в 117 км ниже Дудинки, в правой протоке у о-ва Пашкова. Конечно, все эти, по существу, отдельные разрозненные мероприятия ни в коей мере не могли обеспечить безопасность плавания Северным морским путем, хотя его важность для экономики Сибири хорошо понимали такие передовые люди России, как Д.И. Менделеев. Торговые плавания в устье даже такой благоприятной в навигационном отношении реки как Енисей, по-прежнему носили лишь эпизодический характер и не играли сколь-нибудь существенной роди в экономике Сибири. На Оби удобной гавани для перегрузочных операций между морскими и речными судами вообще не было, и поиски ее почти не велись (Белов).

Освоение севера Сибири шло очень медленно. Коренная причина заключалась в тех противоречиях капиталистического строя России, которые были характерны в конце ХIХ в. На Сибирь тогда смотрели как на колониальную окраину с дешевым сырьем, рынок неограниченного сбыта промышленных товаров. На этой-то почве резко сталкивались интересы отечественных и западноевропейских капиталистов. Товары и машины иностранного производства, доставляемые в Сибирь Северным морским путем, несмотря на высокие фрахты и страховые полисы, продавались дешевле аналогичных российских. Поэтому ввоз иностранных товаров морским путем через устья сибирских рек то поощрялся путем снижения пошлины и даже разрешения порто-франко, то тормозился путем повышения пошлин и даже запрета на ввоз некоторых товаров. Все зависело от того, чье влияние – своего торгового капитала или иностранного – брало верх в петербургских министерских кругах. Подлинные интересы страны, особенно Сибири, при этом во внимание принимались мало.

Великая Октябрьская социалистическая революция в корне изменила пути экономического развития Российского государства. Народное хозяйство стало строиться на единой социалистической основе. В этих условиях Северный морской путь необходимо было превратить в регулярно действующую водную магистраль.

Уже в апреле 1918 г. Гидрографическое управление Наркомвоенмора выдвинуло широкий план изучения всей трассы Северного морского пути и прилежащих к нему территорий.

Развитию Советского Севера большое внимание уделял В.И. Ленин. 2 июля 1918 г. была организована гидрографическая экспедиция в моря Северного Ледовитого океана. И с того времени началось последовательное изучение Севера и обеспечение его средствами навигации.

Сейчас мы с гордостью можем сказать, что трудами советских людей – моряков, гидрографов, инженеров, ученых – проблема морского пути вдоль сибирского побережья из Атлантического океана в Тихий решена полностью. Он стал теперь действительно нормально действующей водной артерией с неограниченной пропускной способностью и значительно расширенным периодом навигации. Этим путем доставляются грузы в любые точки севера Сибирского побережья, ныне промышленно развивающегося весьма быстрыми темпами.

Основой промышленного развития севера Сибири, где по климатическим условиям земледелие в сколь-нибудь крупных индустриальных масштабах неосуществимо, являются его недра, минеральное сырье для развития промышленности. На необходимость «самостоятельно снабжать себя всеми главнейшими видами сырья и промышленности» указал еще в апреле 1918 г. В.И. Ленин в своем письме «Набросок плана научно-технических работ», адресованном Российской академии наук ^[16]. Это указание для Сибири, где в то время изучение недр находилось еще в зачаточном состоянии, имело особо важное значение. Геологический комитет ВСНХ РСФСР в 1918 г. наметил направить в Сибирь ряд партий для изучения ее недр в районах, наиболее перспективных в промышленном отношении. Партии из Петрограда в Сибирь, в Томск, выехали еще в апреле, но приступить к работам не смогли. Интервенция войск Антанты отрезала приехавшие партии от руководства центра. В руководстве нуждались и сибирские геологи, кончавшие горное отделение Томского технологического института. Все это побудило профессорско-преподавательский персонал горного отделения института и геологов-сибиряков поднять вопрос об организации в Томске Сибирского геологического комитета, который, хотя бы временно, взял на себя планирование и руководство геологическими работами в Сибири. В октябре 1918 г. был организован Сибирский геологический комитет, и на лето 1919 г. он наметил план проведения поисков и исследований на уголь, медь, железо, полиметаллы в ряде мест Сибири ^[17].

Автору, окончившему в 1918 г. горное отделение Томского технологического института и вошедшему в состав Сибгеолкома при его организации, были поручены поиски месторождений каменного угля в низовьях р. Енисея для строящегося Усть-Енисейского порта и обследование месторождения угля и меди, известных в районе Норильска. Я с радостью принял это поручение. Оно вполне соответствовало моим устремлениям. Я любил природу, со школьных лет зачитывался рассказами о путешествиях, экспедициях. Н.М. Пржевальский, Ф. Нансен были моими любимыми авторами. Поэтому по окончании средней школы в Нижнем Новгороде (ныне г. Горький) я поехал учиться дальше не в Петербург или Москву, а в Сибирь, в Томск, где недавно был открыт Технологический институт с отделениями – горным, механическим и строительным. Сибирь привлекала меня своими необъятными просторами, таежными дебрями и горами, богатой нетронутой природой.

Основной целью моей работы были поиски месторождения каменного угля в наиболее близком расстоянии от строящегося Усть-Енисейского порта, где должны были происходить встречи морских и речных пароходов. До сих пор приходившие суда брали с собой уголь и на обратный рейс, что было крайне неэкономично. Опыт плавания парохода «Коррект» в 1913 г., где в качестве эксперта принимал участие Ф. Нансен, показал, что до 30% грузового тоннажа составляло топливо на обратный рейс. Поэтому в порту непременно должна была быть угольная база, обеспечивающая приходящие суда запасом горючего на обратное возвращение. Конечно, месторождение, снабжающее углем портовую базу, должно лежать от нее в непосредственной близости. Наиболее оптимальным было бы угольное месторождение на берегу Енисея, близ порта. Но в литературе имелись сведения о существовании угольного месторождения только на восток от Дудинки, в Норильских горах: от Усть-Порта более чем в 180 км. Поэтому главное внимание следовало сосредоточить на поиске угля по правобережью Енисея ближе Норильска.

Трудным для экспедиции был вопрос о транспорте: на чем передвигаться и как добраться до Норильска? Дорог там не было и, судя по литературным данным, местность представляла низменную, местами заболоченную тундру, где передвижение на лошадях вьюками едва ли возможно. Помощь экспедиции в этом отношении оказала дирекция маяков и лоций при комитете Северного морского пути, командировавшая в экспедицию двух своих работников-топографов А.А. Сотникова и А.К. Фильберта. Сотников, как уроженец низовьев Енисея, мог быть очень полезен, так как местные условия, конечно, знал хорошо. А.А. Сотников рассказал, что передвигаться придется на оленях, которых он берется достать в Потаповской у местных жителей. Езда на оленях в летнее время – дело трудное, так как и тогда передвигаются они только на санях. Колесные экипажи по тундре не пройдут. Для езды летом служат «иряки» – легкие санки на высоких копыльях с широкими полозьями. В них впрягаются 4 оленя, и груза кладется не более 4-5 пудов (45– 60 кг). При этих условиях придется ограничиться лишь маршрутом от Потаповского до Норильска и обратно, но обратный путь надо пройти не той же дорогой, а другой, чтобы осмотреть более широкую площадь. Состав партии должен быть самым минимальным: геолог, два топографа и два рабочих для расчистки угольных пластов при их опробовании.

В Красноярск из-за поисков в Томске палаток и прочего снаряжения, а также найма рабочих удалось прибыть только в середине июня. Караван лихтеров казенного пароходства уже ушел вниз по реке. Придется теперь дожидаться какого-либо случайного рейса до Дудинки. Туда иногда отваживаются ходить и колесные пароходы. В конце июня Енисейское пароходство, наконец, организовало пассажирский рейс до Дудинки, на который и удалось устроиться. Поскольку грузов почти не везется, остановки будут короткими, только для погрузки дров, которыми топятся судовые котлы. Енисей пустынен, из-за разрухи движения судов почти нет. Ходят вниз только до Енисейска и вверх до Минусинска. Даже в крупных селах можно купить лишь хлеб, иногда – рыбу. После Енисейска, куда прибыли на третьи сутки пути, река стала совсем пустой. В редких селениях мужское население уплыло рыбачить в низовья Енисея или ушло в тайгу на сенокос. Туруханск – административный центр всего Туруханского края – тоже немноголюден. Только через 10 дней пути приплыли в с. Потаповское. Пароход подошел прямо к берегу, стал бортом, бросил сходни, и мы быстро выгрузили свое в общем несложное экспедиционное имущество. Пароход сразу же отчалил и немедля пошел дальше, в Дудинку, до которой по реке около 100 км. Погода пока что нашему колесному судну благоприятствовала, штормовых дней не было, а ширина Енисея здесь около З км, в Дудинке же более 6.

Потаповское – небольшое селение, где нет и десятка жилых домов,– расположено на высоком правом берегу Енисея. Доминирует большой, городской архитектуры деревянный дом Сотниковых, поставленный на самом высоком месте так, что его хорошо видно с реки издали. Срублен он был в Енисейске, в разобранном виде приплавлен и поставлен здесь. По обстановке в доме видно, что Сотниковы – люди богатые, вели, да и сейчас, вероятно, ведут, торговлю с местным населением.

Кроме большого дома, есть несколько значительно более мелких домиков, расположенных ниже по угору. В них живут, видимо, родственники Сотниковых. В дальнейшем я убедился, что в низовьях Енисея преобладают мелкие поселки, жители которых представляют, по существу, разросшуюся семью, где все между собою находятся в том или ином родстве и тесно связаны экономически.

Оленей пока нет. По словам Сотникова, поблизости их не держат из-за отсутствия кормов, а пасут в глубине тундры, километрах в 50. Александр взял на себя заботу по подготовке к длительному маршруту в Норильск. Я же занялся изучением строения окрестностей Потаповского и правого берега Енисея около него.

У Енисея как реки, текущей в меридиональном направлении, правый берег крут и горист, тогда как левый – преимущественно пологий и низменный – далеко заливался полой водой. Береговые уступы правового берега – характерная черта низовьев Енисея. Они образуют местами отвесные «яры», изрезанные долинами ручьев и речек, бегущих с тундры. На высоких правых берегах и располагаются поселки. На левой стороне селятся редко, только там, где это позволяет рельеф. Высота берегового уступа у Потаповского достигает 60 м. За ним на восток до пределов видимости идет довольно ровная поверхность, представляющая верхнюю террасу Енисея. Коренного берега не видно. Поверхность террасы представляет тундру, поросшую карликовой березкой и редкими кустиками полярной ольхи. Последняя ютится главным образом по берегам ручьев и озерков, где дренаж лучше. Кое-где разбросаны редкие деревца лиственницы, но, судя по торчащим кое-где пенькам, раньше лесу здесь было больше. Травяная растительность скудная, образует куртины, разделенные островками глин. На глубине 20– 30 см под ногами чувствуется мерзлота, которая, по словам местных, жителей, за лето не оттаивает. Благодаря этому вода тут везде. Лужи, озерки, болотинки – характерная черта тундры здешних мест.

В береговых обрывах обнажаются пески, глины, илы, последовательно сменяющие друг друга. В некоторых горизонтах глин есть галька, щебень и валуны базальтов, известняков и других твердых пород, в других – обломки и даже целые раковины двустворчатых морских моллюсков. В песках попадаются кусочки полуистлевшей древесины, щебенка и галька бурого угля. Пески с раковинами моллюсков, конечно, отлагались в море, в его прибрежной зоне. Глины с валунами и галькой весьма схожи с валунными суглинками севера Европейской России, где были сформированы ледниками. Существенное значение имеет присутствие в некоторых песчаных прослоях обломков бурого угля. Значит, во время отложения этих песков где-то на поверхность выходили пласты угля, которые размывались. Это позволяет надеяться найти где– либо в долине Енисея угольные пласты, уцелевшие от размыва.