Текст книги "Везунчик"

Автор книги: Николай Романецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Глава 53

На этот раз я позвонил Щелкунчику не в два пополудни, а в десять утра. Пришлось выслушать десять гудков (за каждый час по гудку!), пока наконец очень и очень недовольный голос пробурчал:

– Слушаю, болт вам в грызло!

– Щелкунчик, это Сосновоборец.

Он завелся с пол-оборота:

– Вы что, со строки съехали, Сосновоборец? Будите ни свет ни заря! Какого черта!

Я немедленно рассыпался мелким бесом в извинениях. А потом спросил:

– Я вам, кажется, обещал триста бумажек за взлом.. Хотите получить втрое больше? Штуку!

Настроение хакера тут же выползло из недовольства в интерес.

– Что я должен сделать?

– Взломать защиту на запароленной папке.

– Это я помню. Где папка?

– Вот о том и разговор. Папка внутри «проныры», который спит себе в автоматической камере хранения. Съездить за ней надо, причем немедленно. Идет? В этом случае сверху я плачу за то, что вы сами съездите за ней. Еще две сотни за неурочный звонок, и нет проблем.

– Набрасываю четыре. Когда будет готово?

Он помолчал, прикидывая.

– Если защита окажется лоховой, через три часа все будет тип-топ. '

– Значит, позвоню в час.

Пришло время главного риска, но выхода мне судьба не оставила. И я сообщил хакеру номер и код ячейки на Ладожском вокзале.

– Встречаемся по старой схеме? – спросил он. – На монорельсе?

– Нет! – Во мне все-таки проснулась осторожность. – Договоримся, когда позвоню.

Никогда еще я не ждал контактного времени с таким нетерпением. Впрочем, три часа были потрачены с пользой. Я забежал в очередное компьютерное ателье проката, узнал по номеру телефона адрес Щелкунчика и произвел небольшую оперативную разработочку. Подозрительных личностей около его дома не наблюдалось. Да и шестое чувство подсказывало мне, что опасности нет. Наконец момент истины настал. Я вошел в будку таксофона на ближайшем перекрестке и с замиранием в сердце набрал номер.

Хакер ответил после первого же гудка.

– Да?

Голос показался мне спокойным.

– Щелкунчик, это Сосновоборец. Чем порадуете?

– Порадовать есть чем… Защита оказалась лоховой. Готов вернуть вашего «проныру»в обмен на дюжину сотенных.

– Прекрасно… Встречаемся по старой схеме. В то же время и на том же месте.

Я выждал еще пять минут – на случай, если он сейчас докладывает о предстоящем контакте моим врагам и они успокаиваются, теряя бдительность. А потом вошел в подъезд.

Опасности по-прежнему не ощущалось. Я поднялся на нужный этаж и позвонил в нужную дверь.

В глазке мелькнула тень, щелкнули замки, дверь распахнулась.

– Вы? – Глаза хакера стали круглыми. – Почему? Мы же только что договорились…

– Неважно! – Я достал тысячерублевую бумажку и еще две сотни. – Гоните «проныру»!

Больше вопросов с его стороны не последовало. Через две минуты я уже был на улице. А еще через час, сбросив на всякий случай возможные хвосты, вошел в Янину квартиру. Включил гейтс, подсоединил «проныру»и углубился в содержимое личной папки Виталика Марголина.

Там оказались обычные дневниковые записи. Начинались они пять лет назад, и, оценив объем, я понял, что просижу за ними не один день. Поэтому я вызвал меню «Поиск», набрал в окне «Найти» слово «Альбина», и через секунду оно возникло у меня перед глазами.

Я перегнал текст на начало куска и принялся за чтение.

Часть III. ДЕЗЕРТИР

Глава 54

25 мая

Сегодня приволоклась наниматься в сестры новая чувиха. Вместо Трощининой Нельки. С Нелькой третьего дня мы расстались более или менее втихаря. Пришлось сунуть ей пару кусков, так, исключительно по доброте душевной. Угрозы ее мне – до фонарика. В натуре, сама ляжки передо мной раздвигала. Сучка не захочет, кобелек не вскочит! А жениться на ней – в гробу я видел!.. Да и на ком бы то ни было. Все они, телушки-потаскушки, кругом одинаковы… Ах-ах, Вяталь Сергеич, Виталь Сергеич, вы Эллу Дунаеву читали? Да ведь это же сейчас самая что ни на есть модень!.. Поэма «Я и облако в штанах»… Облако им в штанах!.. Знаю я ваше «облако». Глазки закатят, будто эта Элла им промеж копыт лижет. А наклоняются так, чтобы в вырезе халата обязательно буфера светились, да еще без насисьника. Уверены, что мужик не железо, над «облаком» своим не властен… А потом: ах-ах, что делать, Виталик, я залетела, тебе не кажется, что нам самое время расписаться?..

Дьявола вам лысого и хрен во щи! Шантаж – не дама из загса, из-под палки не оженишь! Короче, нет базара, обещал ее выскоблить… Не велика плата за те три месяца, что я ей цилиндр своим «облаком» порынявил!

А новенькую сестренку зовут Альбина Паутова. Ничего себе телочка, хоть и досковатая! Рыженькая, зеленоглазая, по виду чуть ли не нимфетка, а самой уже четвертак. Недотрожечка! Приладился ущипнуть ее за станок, так едва в пятак не схлопотал. Вздыбилась, как пустолайка на незнакомого гостя. Думал, тут же копыта от меня унесет. Нет, работать я готова, а глупости свои вы, доктор, бросьте!.. Угар, братаны, да и только! Девятнадцатый век, эпоха квин Виктории! Оказывается, встречаются еще такие вороны среди бабского племени. Ладно, поживем – посмотрим!.. Работала прежде у Илюхи Свидерского. Рекомендательное письмишко приволокла – все чин-чинарем. Взял я ее с испытательным сроком, на месячишко. Завтра должна на дежурство заступить. Когда отвалила, я тут же Илюхе брякнул, поинтересовался, что за шлюшка у меня нарисовалась. Тот мямлил, мямлил: про деловые качества, про отзывчивость… Ты, говорю, прямо колись – трахал телочку? Нет, говорит, что ты, как можно, с подчиненной!.. А когда я уже отключиться хотел, вдруг сказал: ты, говорит, Виталик, будь с этой подругой поосторожнее.

Это в каком, говорю, Илюшенька, смысле-понятии? Сначала вылечить от триппера, а потом уже с фанфарами да на сексодром, так, что ли?..

Опять сопли жевать начал. Ну и фишка!.. Так я и не допер до края: то ли сама эта Альбина улеглась под Илюху, а потом Светке, жене его, настучала, то ли наоборот – залезть докторок на сестричку пытался да пролетел, как фанера над Парижем. Типа, размер не тот и тряпки не слабки… Ладно, разберемся.

27 мая

Сегодня Нельку Трощинину вычистил. Помогала Мовенькая. Базара нет – материалом владеет клево. С инструментами ни разу не ошиблась, чуть руку протянешь – все на блюдечке с голубой каемочкой, безо всякой команды.

Второй раз скоблю телке матку от того, что сам в нее и замастрячил.

Иван Байбаков, отличник наш, помнится, на десятилетии выпуска трепался по пьяни, что ему в такой ситуации было жаль ребенка. Не знаю, братаны! У меня никакой жалости не было – ни с Нелькой, ни в первый раз. Какой там ребенок – просто сгусток кровавой слизи.

После аборта Нелька пиздрики развела. Альбина, не въехавши, принялась ее утешать. Дура! – кто когда таким Нелькам сопли вытирает!.. Это же не выкидыш. Но у меня ее трепотня почему-то ливер тронула. Короче, что-то в этой Альбине есть. На станок посмотришь – замухрышка, ни сиськи, ни письки… А как глазищами своими зелеными захлопает, тут бы и завалил!

Ладно, пользовали мы в своей жизни и недотрожек. Все бабехи одинаковы, все одним порошочком посыпаны, всем одно и то же требуется – подольше да потверже!

28 мая

Сегодня принимали с Альбиной первые роды. В натуре, крутая сестра. Хотя с роженицей была холодновата. Я ей потом легкое вливание устроил. Эти дамы нам бабки отстегивают, говорю, с ними надо быть подобрее да поласковее, клиент, говорю, всегда на троне, а мы в дерьме.

Врубилась, глазки потупила, обещала в следующий раз быть для роженицы родной матерью. Именно так и брякнула!.. Поинтересовался, типа, почему свалила от Свидерского. Выдала фишку, что захотелось, мол, сменить обстановку, надоели одни и те же стены до чертиков. Желание в принципе и ежу понятное. Видать, все Илюхины наезды на нее от досады. Такие крутые сестры вдоль канавы раком не стоят! И в самой канаве не валяются! Таких надо гладить да подкармливать!

30 мая

Вчера приняли еще одни роды. Сложные получились, с кесаревкой. Альбина была – ну прям золото. Родильница от нее сегодня просто кипятком писала. Ах, спасибо вам, ах, я думала умру… Кто ж тебе позволит, дурища! Клиника Марголина – это высший класс, без базара… Счастливый папаша пытался мне сегодня бабки сунуть. Покалякали душевно, но бабок я не взял, сказал, беру только борзыми щенками либо натурой. Поржали с ним: понимает мужик, что развороченный станок у жены – та еще натура!.. Сам не знаю – почему, но при Альбине взять не смог. Когда муж свалил, та сказала – я, типа, умный человек. Глупости, но после этих ее слов мне будто крылышки к лопаткам припаяли. Ангел небесный, да и только, хоть сейчас в райские кущи!

1 июня

Вчера дал Альбине первый выходной. Сам тоже хотел было попрохлаждаться, тяпнуть водочки, разрядить душу. Но почему-то поперся в клинику. Мымра Наташка весь день глазенками щупала. Зря! Твоя фамилия Птицына, бабонька, – ты пролетаешь! Никак не может, сучка синеглазая, смириться, что у нас с нею уже никогда ничего не будет. Давно бы ее за ворота отправил, да администратор она путевый, придраться не к чему. Не судиться же с профсоюзом из-за бабских вздохов и взглядов!..

А вот без Альбины как-то все из рук валилось. Самое смешное, приперлась толстуха Ерошевич, та, что на потустороннем мире помешана. Назначил ей процедуры. Не говорить же, что все ее проблемы от ожирения. Все равно не послушает, просто врача сменит. Когда разбегались, она и говорит:

– Виталий Сергеевич, видела третьего дня вашу новую сестру.

– Ну и как вам она? – говорю. Типа, меня ее мнение оч-ченно интересует. Толстуха любит такое обращение, аж вся колыхаться начинает от удовольствия.

– Не знаю, что она за медсестра, – говорит, – но женщина она ненормальная.

– Это в каком же, – говорю, – смысле?

– Ведьма она, Виталий Сергеевич!

Я, чтобы подзадорить толстуху, и говорю:

– Не может быть, Лариса Владимировна! Ведьм, как известно, не бывает.

– Точно, – говорит, – ведьма. Рыжие и зеленоглазые – все ведьмы. Как одна!.. У меня мать в этом хорошо разбиралась. И сглаз снимала, и порчу… Мне вот, жаль, таланта не передала.

Поржал я над нею. Про себя, ясно дело… Есть же бабы, у которых на почве климакса крыша едет!

Вечером от скуки заскочил в ночной клуб, склеил там одну телочку. Рыженькую. Правда, крашеную… Фигуркой – просто амфора! Бойкая оказалась, сама меня на станок затащила. Лежу я с нею, и глючится мне, будто это Альбина рядом. Но только на нее забрался, все, что стояло, тут же упало. А бабенку-то припекло, трясется, буфера об меня плющит – хоть морковку ей, в натуре, подавай. Зачем, говорит, пошел, коли не можешь? Я тоже торчу: с семнадцати лет ни разу не было, чтобы голованчик мне в деле отказал. Даже литр выжрешь – все равно как юный пионер: всегда готов! Короче, обозвала меня телка козлом, и разбежались мы, как встречные поезда. Ехал домой обломанный, будто наркоша без косячка. И всю ночь Альбина снилась. Что я с нею только не вытворял. Угар угарыч! В натуре, крыша поехала – живую телку (и какую!!!) на юношеские поллюции променять…

Утром ввалился в клинику. И глючится мне, будто в кабинете моем кто-то свечу палил. Кондишн включил, но запах этот полдня у меня на ушах висел.

А так день был обычным. Но в конце дежурства забил Альбине стрелку. Типа, вместе поужинать. Выпить там, потанцевать, то, се… Однако и тут облом нарисовался. Она бы, мол, с удовольствием, да уже кое-кому сегодняшний вечер пообещала. В другой раз, мол, я в полном вашем распоряжении, то, се…

Короче, остаток дня проторчал дома. На ужин – разогретые в микроволновке консервы. Что-то читал, что-то смотрел, а мысли за семью буграми. В конце концов взялся за дневник. Сейчас завалюсь баиньки, и пусть она мне снова приснится.

2 июня

Сегодня я с нею наконец поужинал.

Перечитал сейчас эту фразу и охренел: как бедны наши слова, братаны!

СЕГОДНЯ Я С НЕЮ ПОУЖИНАЛ.

Это надо кричать, а не писать.

Все получилось на полном торче. Кабак – «Околица». На столах – свечи. Отдельный кабинет. Альбинин прикид – коричневый брючный костюм. Оказывается, у нее нет вечернего платья. Завтра же подарю. И ожерельице жемчужное.

Девочка-подросток?! Где были раньше мои гляделки? Это женщина, братаны! С большой буквы – Женщина. Из семи больших букв – ЖЕНЩИНА!!! Такого в моей жизни не было. Выпивка сама в глотку не лезла, только – шампанское. И плясы. Плясы, плясы, плясы… Это я был, в натуре, юнец-подросток. Когда я клал ей руку на талию, меня едва не трясло. Типа, молния в крышу била… Типа, ливер наружу выскакивал…

И когда она продинамила меня после ужина, я воспринял это как должное. Разве можно ложиться в постель после одного вечера! Это счастье, которое надо заслужить. Это наслаждение, которого надо добиться!

Ах какая женщина, какая женщина! И, кажется, она в меня тоже влюбилась!

Прикажи она мне грохнуть кого-нибудь – да хоть шлюху Свидерского! – я бы и глазом не моргнул. Как я завтра с нею буду работать? Смотреть на раздвинутые ляжки других баб? Заглядывать им в розовые вульвы!

Угар, братаны!

3 июня

Обошелся без угара. И смотрел, и раздвигал, и заглядывал. Сегодня Альбина была совсем другая. Просто медсестра-подчиненная. Пока работали. А когда прием завязали, все поехало сначала. Меня едва не колотило. Смотреть на нее – торч! Коснуться руки – отпад! И я повел ее вниз. И попытался раздеть. И тут она сказала:

– Нет, Виталий!

– Почему это? – удивился я.

– Мне нельзя.

– Ага… Просек. А когда будет можно?

– Ну, скажем, через три дня.

Потом она спросила, часто ли умирают новорожденные. Решила, короче, перевести сладкий междусобойчик на профессиональные рельсы.

Я объяснил, что такие случаи нередки. Экологическая обстановка в последние полвека – угар угарыч! Загрязненность тяжелыми металлами, нитраты, диоксин, озоновые дыры, Чернобыль, наконец!.. Мутагенных факторов – легион, и почти все они со знаком минус. Таковы законы матушки-природы. В звериной стае на одного детеныша с плюс-мутацией приходятся сотни со скрытыми болезнями и явными уродствами. То же и у людей. К тому же наша гуманная цивилизация всячески ограничивает естественный отбор. Исход ясен!

– Да ведь ты и сама наверняка это знаешь, – сказал я. – На курсах вам должны были давать.

– Давали, – ответила Альбина со странной интонацией. – Сегодня я не могу с тобой поужинать. Ты не обидишься? – Она дернула меня за волосы.

– О чем базар! – пообещал я.

И вот сижу в родной хазе, выполняю обещанное.

6 июня

Три дня прошло.

Это были крутые дни. Четвертого я ходил вокруг Альбины как завороженный. Типа, кот вокруг сметаны… А вечером дал моей девочке два выходных.

Сегодня летел в клинику будто на крыльях. До начала приема оставалось время, и я не выдержал – потащил Альбину в подвал. Тамошний диванчик, в натуре, видел не одну мою любовницу, но такой он еще не видывал. Едва я ее облапил, она сказала:

– Виталик, родненький, подожди. Нельзя мне.

– Как нельзя?! Три дня прошло?

– Прошло. Но можно не стало.

– Как это? – Я офонарел. – Ты что, больна?

– Нет, я здорова. – Ее глаза были цвета морской волны. – Ну нельзя мне!

Я вдруг въехал:

– Хочешь, женюсь? Хоть сегодня в загс пойдем.

– Не хочу.

– Чего же ты хочешь?

Она посмотрела на меня долгим зеленым взором:

– Мне нужны деньги, Виталенька.

– Завтра же увеличу зарплату. – Меня покорежило ее слов, но я вновь взялся за пуговицы халата. – Какой оклад тебя устроит?

Она отстранилась:

– Ты меня не понял… Мне надо много денег. Очень много. У тебя таких и нет-то.

Я, типа, врубился.

– Погоди, – говорю. – Ты что, себя для миллионера бережешь? В жены денежному мешку метишь? Чтобы в первую брачную ночь ему окровавленную простыню показать?

Она головой покачала:

– При чем здесь простыни?.. Я сама хочу быть миллионершей, Виталенька.

Тут меня смех разобрал.

– Ага, – говорю. – Из медсестер прямая дорога в миллионерши!

А она так странно посмотрела на меня и говорит:

– Как знать, Виталенька, как знать… Пойдем! Через пять минут прием начнется.

И вот весь день я крышу ломал: что за игры моя девочка со мной затеяла. Я ведь не слепой, видел, как ее саму трясти начало, когда я лапаться полез. Хочет она под меня, нет базара! Так почему же не дает? Ломал я крышу, ломал да так ничего и не выломал. Дурь, в натуре!

13 июня

Игры продолжаются.

Никогда не думал, что из-за телки до такой степей ни крыша может поехать. Уже и платья дарил Альбине, и ожерелье жемчужное, и колечко с изумрудиком (типа, под цвет глаз), и в кабак водил дважды. Полный облом! Ей по-прежнему НЕЛЬЗЯ. И всякий раз идет базар о том, что лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным. Тоже мне, открытие сделала…

Наташка, похоже, врубается, мымра, что со мной творится.

– Давай, – говорит, – я выживу рыжую, она у меня света белого не увидит, сама заявление напишет…

Не дал. И не дам!

Мылился в гости напроситься. Опять облом!.. Ее мама, мол, не любит мужчин. А от кого же родила тот да? От святого духа, как Мария – плотничья жена?!

Вчера в перекуре прошел странный базар.

– Хочешь научу, как стать богатым? – Альбина мне.

– Валяй, – говорю.

Дальше начались хихоньки да хахоньки. Вечером, в кабаке, тоже между хихоньками, я ей сказал:

– Силой тебя взять, что ли?

Типа, шутка.

А она вдруг лицом потемнела, кулачки стиснула, глаза запылали, что твои угли.

– Не советую, – говорит. – А то и с лаской больше ни к кому не подступишься!

Так сказала – у меня вмиг все стоячее завалилось. Хорошо, зубы не выпали. В тарелку уткнулся. Ах ты, думаю, кошка драная! Сдалась ты мне, доска рыжая!.. И понимаю: сдалась ведь, так сдалась – хоть слезу пусти! Что за удовольствие ей – мужика изводить?

15 июня

Вчера поехал на Васильевский остров, в «Прибалтийскую», к тамошним путанам. Не Дуньку же Кулакову в сорок лет гонять!

Все чин-чинарем. Выбрал как и хотел – рыжую. На всю ночь. Хотел, чтобы еще и зеленоглазую подобрали, но оковалок брякнул, что в жизни не видел путан с зелеными глазами. Типа, такие собой не торгуют.

– Чем же, – спрашиваю, – они занимаются?

– Мои подопечные, – говорит, – утверждают, что рыжие зеленоглазые – бабы особенные. Они, мол, и без мужиков прожить могут, короче, удовольствия не получают, а наоборот, одни страдания. Оргазм со знаком минус…

Я через полчасика с рыжей получил со знаком плюс. Хотя, если честно, хиленький плюс получился. Угостил ее шампанским да и отпустил. А сам нах хаузе покатил.

Еду – в мозгах муть и раздрай. Да что же это за фишка, думаю. Неужели на Альбине свет клином сошелся? Надо из головы ее прочь, из сердца вон!

Но пришел сегодня в клинику и вижу: не получается «вон». Вспомнил вчерашний треп с оковалком.

– Слушай, – говорю Альбине, – мне тут феньку вещали, будто такие, как ты, рыжие и зеленоглазые, в постели не наслаждаются, а страдают круто.

– Не знаю, – говорит, – не пробовала.

Я охренел.

– Так ты, – говорю, – и в самом деле девочка что ли?

– Нет, – съехидничала, – мальчик я! А ты, выходит, голубой, раз ко мне лезешь!

Короче, опять хихоньки. И снова:

– Хочешь научу, как стать очень богатым?

– Научи, – говорю.

Она серьез на карточку напустила:

– Что, – говорит, – людям нужнее всего, как думаешь?

– Бабки, – говорю, – думаю. И бабы.

Типа, шучу. Альбина меня по макушке потрепала, за волосы сгребла.

– Не деньги, – говорит. – И не женщины. Удача людям – нужнее всего. Тогда и бабки будут, и бабы. И еще много чего!

Я только репу почесал в том месте, где Альбина клок волос выдрала.

Удачу, как известно, не купишь. С нею рождаются.

Либо – без нее. Я вот родился с нею. Правда, после того, как с Альбиной сгвоздился, сомневаться начал. Что это за удача – с любимой бабой в постель не лечь!

17 июня

Сегодня Альбина вновь завела свой странный базар. Сидим с нею в подвальчике, дымим, я ее коленки разглядываю, она – мою физиономию.

– Ты, – говорит, – мои слова обдумал?

– Какие? – спрашиваю.

– Те самые, насчет удачи.

– А чего их обдумывать? – говорю. – Удача – она и есть удача. Либо с нею на свет появился, либо без. Купить еще никому не удавалось.

– А если бы предложили, купил?

– Да я и так, в натуре, удачливый.

Она глазищами меня по-прежнему ест. Будто в душу заглянуть хочет…

– А все-таки? – говорит.

– Купил бы, – говорю, – купил…

Типа, отвали, моя черешня!

– И сколько бы дал за нее?

– Да сколько бы попросили. Все равно бы вечером в казино завалился да кое-что вернул из потраченного. А через день – в другое, еще вернул. Десяток вечеров – и я при своих!

– Вот видишь, – говорит, – как все просто!

– Просто, – говорю, – срать с моста…

Во привязалась, клещами не отдерешь!

– И все-таки, – не отстает. – Хочешь стать по-настоящему удачливым? Как тебе и не снилось!

– Я, – говорю, – тебя хочу.

– Меня – нельзя! Удачу – можно! – Глаза у нее вдруг загорелись, что твои фары. – И торговать, – говорит, – удачей можно. Заработаем много денег, а там, глядишь, и меня можно станет.

– А где мы, – говорю, – удачу-то на продажу возьмем? Разве с дьяволом столкуемся…

Типа, опять шучу. А она, вижу, не шутит.

– Зачем с дьяволом? У младенцев возьмем. У тех, про кого люди говорят – «в рубашке родился».

Тут мне как-то обломно стало. Будто не допил… В натуре, у девочки крыша съехала.

– Пойдем, – говорю, – работать.

Она вновь осветила меня глазищами, окурок раздавила.

– Пошли, – говорит.

Потом, когда ее в кабинете не было, я Илюхе Свидерскому звякнул.

То, се, как жизнь, хоть жмись!..

– Ты чего, – говорю, – мне про Альбину намеки строил? Типа – будь осторожен.

– А ты, – отвечает, – залезть на нее не пытался?

Так я, думаю, тебе, фонарику, и сказал!..

– Давай, – говорю, – завязывай ходить вокруг около. Я тебе не целка четырнадцатилетняя… Колись насчет своего предупреждения!

Он опять мямлить начал. А потом и говорит.

– Мне, – говорит, – Маргол, некогда сейчас. Давай завтра вечерком в «Пушкаре» встретимся. Давно не виделись. Полбаночник раздавим, заодно и потреплемся.

Ну что же, завтра так завтра.

18 июня

Сегодня умер Илюха Свидерский. Ночью, в собственной постели. Мотор отказал.

С одной стороны, повезло мужику – не мучился.

Лучше уж так, чем от рака или цирроза печени загибаться.

Я узнал только после обеда, когда ему насчет стрелки позвонил. Не изменились ли планы?..

Потрясен! Мужик двухпудовую гирю каждый день над головой ворочал. И не курил. Нет слов, одни буквы!

20 июня

Сегодня Илюху отвезли на Южное.

Я смотался, отдал последний долг. Забежал и к папе с мамой, положил цветочки на могилки. Почти пять лет тут не был, козел! Жизнь проклятая, на кладбище некогда съездить!

Поминки были у Илюхи дома. Светка его рыдала.

Двое пацанов осталось, тринадцати и одиннадцати лет. Обломно ей придется теперь, если замуж не выйдет. Дал пять сотен, поблагодарила.

Альбина ездила на кладбище вместе со мной. Переживает. Не знаю, что у нее с Илюхой было, да и по барабану мне. Хотя если Альбина еще девочка, то ничего в постельном смысле между ними и не было.

Взгрустнулось. Все-таки мы с Илюхой не враги.

Были, твою маковку!..

С тоски принял лишнего. Пришлось вызвать водилу из службы проката. Сначала завезли Альбину. Оказывается, она в самом центре живет, на Рубинштейна. Так себе райончик, одни дворы-колодцы. Хотел напроситься в гости, обломилось. Мама, мол, не любит мужчин. Старая песня…

Пришлось катить к себе. С шофером расплатился около дома. Машину в гараж воткнул сам, вписался. Посидел там, покурил. Не оставляла мысль, что и сам вроде бы в могиле. Не люблю я эти подземные гаражи, земля над головой…

24 июня

Угар Угарыч!

Все оказалось неспроста. Все оказалось настолько НЕСПРОСТА, что копыта отбросить можно.

Однако будем соблюдать порядок в изложении.

Вчера к нам на «Скорой» привезли рожать одну девицу. Из тех, у кого бабок нет. В качестве социальной помощи – то есть за счет клиники. Одиннадцатая из тех двух десятков, что нам предписаны комитетом по социальной политике. Девице – семнадцать, в свое время почему-то не отскоблилась.

Альбина во время осмотра была какая-то заторможенная, пришлось даже пару раз пнуть ее под зад. На словах, конечно…

К вечеру дошло до родов. Принимал я. Девица оказалась хлипкая, таз, будто мышиная корка. Орала как зарезанная… Альбина же спит на ходу. Да еще и движется, словно ей только что целку ломали. Только – «Извините, Виталий Сергеевич!». При посторонних мы с нею на «вы», какие бы слухи там про нас ни распускали. Впрочем, грубых ошибок не было. Тем не менее роженица едва богу душу не отдала. Однако врешь – у меня не умрешь! Но ребенка увы, не спасли.

Закончилось все. Отправили мамашу в реанимационный бокс, трупик, само собой, в холодильник. Ко мне лезут с утешениями. Послал я их всех туда, откуда недавно младенца вынули, ушел к себе в кабинет. На душе погань. Влил внутрь полстакана девяностошестиградусного, закурил.

Стук в дверь. Заходит Альбина.

– Садись, – говорю.

Стоит, будто лом проглотила.

– Зла, – говорю, – на тебя не держу, но чего ты, бл…дь, сегодня ползала так, будто тебя только что рота десантников отжарила?

Молчит. Потом задирает халат.

Гляжу, у нее правая нога ниже трусов перебинтована. У меня ливер чуть из груди не выпрыгнул. Вскакиваю.

– Что, – говорю, – с тобой случилось?

А она так это ручкой сделала. Типа – сиди!.. И начинает аккуратненько бинт снимать.

Гляжу, у нее под бинтом стекло проглядывает. Я офонарел, понять ничего не могу.

А она, по-прежнему молча, бинт смотала и протягивает мне то, что под ним пряталось. Коробочку стеклянную. Вернее, хрустальную шкатулочку – я такие как-то в ювелирном видел.

– Что это, – говорю, – такое?

– Удача твоя, – отвечает. – Открой!

Я шкатулку в руки взял, на стол поставил. Гляжу Альбина напряглась вся, зажмурилась. Нажал я кнопку на передней стенке.

Крышка на пружинках распахивается, внутри шарик, сантиметра два в диаметре, перламутровый весь.

Я то на него глаза пялю, то на девочку мою. А она кулачки стиснула, нижнюю губку прикусила.

И тут меня как звезданут сзади по башке!

Очнулся от запаха нашатырного спирта. С трудом перевожу дух, открываю гляделки.

На столе передо мной давешняя хрустальная шкатулка. Пустая.

Альбина флакон со спиртом убрала, села в кресло. Вся бледная, в лице ни кровинки, но улыбается.

– Что это, – говорю, – было?

– А это, – отвечает, – я рубашку на тебя надела, в которой тот малыш должен был родиться.

Тут я не удержался, пальцем вокруг виска покрутил.

– Не веришь, – говорит, – не верь. Что ты, купив удачу, собирался сделать? В казино сходить? Вот и сходи!

И смылась.

Потом была бумажная волокита, которая возникает в случае смерти младенца. Раскрутились только к семи вечера.

– Пойдем, – говорю, – Альбина, в кабак, поужинаем.

– Сегодня я с тобой, – отвечает, – никуда не пойду. На мне будто камни возили. А ты иди! Но не в ресторан, а в казино. Только много не выигрывай, не теряй головы.

И такая в ее словах уверенность, что послушался я. Приехал в «Континенталь», взял фишек, сунулся к рулетке. Для хохмы поставил на «зеро». Тут же отхватил кусок. Офонарел маленько, но крыша не поехала. Отошел, поболтался по залам, выпил шампани, поглазел на баб. Фифы три были – тут бы и отдался. Но не в бордель притопал – в казино… Вернулся к рулеточному столу. Поставил пару фишек. И опять выиграл. Снова поставил и назвал не то, что пришло поначалу в олову. Продул, но выпало именно то, пришедшее.

Перебрался к столам, где в «очко» режутся. Тут же сорвал банк. У меня оказалось двадцать, у банкомете пятнадцать. Поставил все выигранное. Взял две карты, прикрыл ото всех, глянул. Два туза!!!

Ну, думаю, не выпустят меня отсюда. Попросил еще карту и сбросил: перебор.

Пошел снова в бар, чтобы нервы расслабить. Сижу с бокалом, в голове марши играют, как в информационных сообщениях с Кавказского фронта. И одна только мысль: «Неужели?»

Принял дозу, успокоился. Все чин-чинарем! Не съехала крыша у девочки моей – знала, чего говорила. Ох и жизнь теперь пойдет, братаны!.. Клинику продам, на черта она мне сдалась! Вспомню, как пулю пишут. Был в институтские годы период – из-за стола не вылезал. Однажды сутки сидели, посинели от табачного дыма… Начну играть профессионально, по игорным домам. Заработаю чуть-чуть, а потом биржевой игрой займусь. И женюсь на Альбинке. Обещала!..

Приняв такое решение, я еще раз наведался к рулетке, сорвал две штуки, обменял фишки на деньги и отправился домой.

25 июня

Утром Альбина встретила меня как ни в чем не бывало.

– Ну как, – спрашивает, – убедился?

Я ее на руки – цоп! И по кабинету закружил. Пока не взмолилась.

– Отпусти, – говорит. – Не могу!

Поставил на пол. А ее аж трясет.

– Никогда, – говорит, – так не делай! Думаешь, легко себя сдерживать, когда в трусах мокро?

– Ну и не сдерживай, – говорю. – Все равно скоро за меня замуж выйдешь! А теперь рассказывай. Все, до самого конца… Кстати, – говорю, – я вчера две штуки выиграл. Одна – твоя! Давай, рассказывай.

И она рассказала. Все ее бабки были ведьмами. И мать тоже была.

Была – потому что перестала, как с Альбининым отцом познакомилась. Из-за того Альбина мужикам и не отдается. Вместе с девственностью теряется и ведьмина сила. А она, Альбина, ради плотских утех силы лишаться не собирается. По крайней мере – пока.

– А что ты, – спрашиваю, – можешь со своей силой?

– Много чего, – отвечает. – Привораживать могу, сглаз снимать и порчу. Но это все и бабушки умели. Главное не в этом. Я вижу, кто в рубашке родиться должен. Еще когда ребенок материнскую утробу не покинул, вижу. И могу «рубашку» эту снять, а на другого надеть. Вот как вчера на тебя.

– Тот перламутровый шарик, – спрашиваю, – и была эта самая «рубашка»?

– Для тебя он – перламутровый шарик, – говорит. – А я его совсем другим вижу.

Офонаревал я, офонаревал. Но приходится верить. Таких совпадений, как вчера в казино, не бывает.

И она тут же спрашивает: верю ли я, мол. Ну, короче, насквозь видит…

– Верю, – отвечаю. – Вот только не врубаюсь, за каким хреном ты в медсестры подалась. Сидела бы дома, гадала бы бабам, снимала бы этот самый сглаз, в бабках бы купалась. Клиенток – пруд пруди!

Она улыбнулась грустно.

– Увы, – говорит, – я ведьма-половинка. Мои чары только на мужчин действуют, а те к ведьмам не обращаются. Медсестрой же я случайно стала.

Тут до меня медленно доходит.

– Слушай, – говорю, – так, значит, на себя «рубашку» ты надеть не можешь?

Она усмехнулась нехорошей усмешкой.

– Стала бы я тогда у шлюх выблядков принимать! Я бы уже давно была…

И аж содрогнулась. Как будто я ее облапил.

– То-то и оно, – говорит. – На тебя могу, на любого другого мужчину могу. А на женщин не способна. Бог сразу всего человеку не дает… Да обо мне, – говорит, – ладно. Ты что теперь делать намерен?

Ну, тут я ей и выдал. Все, что надумал вчера. И про женитьбу упомянуть не забыл. Усмехнулась она опять.

– Глупенький ты, – говорит, – у меня, Виталенька! Зачем же на глаза людям лезть? Отхватишь ты кущ на бирже раз, отхватишь другой. А потом другие игроки против тебя объединятся. И никакая удача не поможет! А то киллера наймут!