Текст книги "Выстрел на окраине"

Автор книги: Николай Почивалин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

2

В прохладном ночном воздухе выстрел ударил упруго и хлестко. Вслед за ним в разбуженной тишине окраины захлебнулся отчаянный женский крик.

Сторож, дежуривший у магазина, сорвал с плеча берданку и, припадая на правую ногу, побежал за угол. Часто и сипло дыша, старик вогнал в ствол единственный патрон, прибавил шагу.

На повороте его едва не сбили с ног. Женщина, смутно белея голыми плечами и грудью, в одной сорочке, налетев на человека с ружьем, взвизгнула, отскочила в сторону.

– Стой, дурья голова! – закричал сторож. – На подмогу бег!.. Стой, говорю!

– Дедушка, ой, дедушка! – вызванивала зубами женщина. – Милиционера убили!

Старик охнул.

– Елки зеленые! Александров Колька! Только мужик домой прошел! Где?

– Там... за углом! – дрожала молодая женщина. – Раздевали меня, он выскочил, закричал, а они убили... Все с наганами!..

– Срамоту прикрой! – Сторож проворно снял с себя старенький брезентовый плащ, заставил женщину одеться. – Пойдем. Постоишь у магазина, я сбегаю позвоню.

– Я домой!.. – послушно шла рядом женщина. – Мне рядом! Ой, страх какой!..

– Не болтай зря! – прикрикнул сторож. – Садись вот на лавку и жди, я с водокачки позвоню – рядом тут. Орудию на́ держи.

Старик сунул женщине берданку, припустился бегом. Вернулся он минут через пять, задыхаясь и сплевывая, еще издали крикнул:

– Я это!

Держа ружье, как палку, женщина сидела на лавочке у магазина, нервно стучала зубами.

– Да не трясись ты! – грубовато успокоил сторож, отбирая берданку. – Их уж и след простыл. Тебе-то что – тряпье наживное, а человека нет. Сколь их было?

– Не знаю, дедушка, перепутала все! Мне бы домой, я тут близко живу!

– Пустое говоришь! Приедут, допрос снимут – тогда пойдешь. Мне, что ль, говорить – я одни твои дрожалки и видел! Ах, елки зеленые!.. Сама-то откуда шла?

– Из театра, дедушка, – беспокойно шуршала плащом женщина. – До Обуховской доехала на такси, а дальше дороги нет. Пешком пошла...

– Театр! – сердито передразнил старик. – Сидела бы дома и ладно бы было! Что сняли-то?

– Пальто, часы, платье – все! – всхлипнула женщина. – Лакировки с ног – и те сняли.

– Ай босая? – удивился старик, только сейчас заметив, что женщина разута. – Ну, стервецы! И ведь все одно тюрьмы не минуют.

Издали, вырастая в размерах, замаячила золотая точка, отчетливо донесся шум мотора.

– Едут!

Сторож проворно соскочил с лавки, выбежал на дорогу, размахивая рукой.

– Стой, стой, здеся!

Не заглушая мотора, крытый автобус остановился. Из кабины выпрыгнул Чугаев.

– Что, отец?

– Здеся она, говорю, грабленая-то! – Сторож энергично замахал рукой. – Девка, сюда давай, сюда!

Начальник уголовного розыска, коротко переговорив со сторожем, оставил с ним одного из сотрудников.

Машина тронулась дальше. Сидящая рядом с Чугаевым женщина мелко дрожала, вся подавшись вперед, невпопад отвечала на вопросы. Ощупывая лучами фар выбоины, машина свернула за угол, осторожно перебралась через ветхий мостик.

Женщина откинулась на теплую спинку сиденья, судорожно выдохнула:

– Вот!..

Александров лежал чуть в стороне от дороги, раскинув руки. В полуметре от него козырьком вниз, словно заботливо отложенная, лежала фуражка с красным околышем.

– Точно – Александров! – взволнованно сказал начальник райотдела капитан Лобов, за несколько шагов узнавший спокойное крупное лицо убитого. – Лучший участковый. На своем участке порядок навел, а на чужом погиб.

Участники опергруппы стояли в стороне, слушали сбивчивый рассказ женщины

Пожилой доктор опустился на корточки, потрогал холодную руку, расстегнул влажную, побуревшую на левой стороне груди гимнастерку. Минуту-другую стекляшки его пенсне озабоченно поблескивали в ярком свете фар, затем судмедэксперт тяжело поднялся.

– Огнестрельная рана в области сердца... Мгновенная смерть.

Майор Чугаев сдернул с бритой головы фуражку, коротко окликнул:

– Маркин, – собаку.

Стоявший позади младший лейтенант Маркин тронул поводок, срывающимся юношеским голосом скомандовал:

– Артур, след!

Серая овчарка, потыкивая носом, обошла большой круг, там, где, по словам потерпевшей, ее встретили грабители, злобно зарычала. Отпустив натянутый поводок, младший лейтенант бросился за собакой. Вслед за ним побежали двое сотрудников райотдела. Собака вела в сторону, противоположную той, откуда приехала опергруппа; в тишине, удаляясь, стучали сапоги милиционеров.

– Петрова нет, – пожалел Чугаев, глядя им вслед. – Молодой этот...

– Маркин у нас прошлый раз хорошо сработал, – с надеждой в голосе заступился капитан Лобов. – И собака хорошая.

– Все это напоминает историю со сберкассой, – негромко сказал Бухалов. – Вооруженная группа.

– Очень возможно, – кивнул Чугаев, наблюдая, как работник научно-технического отдела фотографирует место происшествия и труп Александрова.

Женщина зябко куталась в брезентовый плащ сторожа, вздрагивала.

– За что? За что? – потрясенно спрашивала она. – Ну, взяли вещи, раздели. А за что человека?

– Пройдите в машину, сядьте, – мягко сказал капитан Бухалов; ожидая, пока кончится фотографирование, капитан стоял в стороне, тихонько покашливал и раздумывал над тем, что рассказала потерпевшая. Только сейчас, при свете фар, он заметил, что женщина была в одних чулках, без туфель.

– Тепло, – равнодушно отозвалась она. – Это изнутри колотит...

Последний раз вспыхнул рефлектор. Можно было приступать к осмотру.

Чугаев, капитан Лобов и Бухалов подошли к трупу, внимательно оглядели его. Ладонь левой руки у Александрова была в крови: он, должно быть, схватился за грудь, последним инстинктивным движением прикрывая рану, и, упав на спину, бессильно откинул руку.

Пальцы на правой руке были сведены, точно пытались схватить что-то. Офицеры тотчас поняли и этот выразительный предсмертный жест – кобура на ремне была открыта, из нее торчал наполовину вынутый тяжелый «ТТ». Пока все это совпадало с показаниями потерпевшей: возвращаясь с участка, Александров услышал крик женщины, выбежал из-за угла и, расстегивая на бегу кобуру, крикнул: «Стой!» Вынуть пистолет он не успел: грохнул выстрел, Александров упал навзничь. Закрыв глаза, женщина пронзительно закричала, а когда немного опомнилась, вокруг никого не было...

– Квартиру просил сменить, – удрученно вздохнул капитан Лобов, оглядываясь на труп. – Вот и сменил...

– Квартиру нужно помочь сменить, – жестковато отозвался Чугаев. – Осталась семья!

Машина развернулась, полоса света сдвинулась влево, только самой кромкой касаясь трупа Александрова. Освещенным теперь было то место, где действовали грабители. Работник НТО снимал наиболее сохранившиеся следы, хотя на твердой почве они были почти неразличимы; Бухалов, двигаясь в потоке света по прямой от машины, внимательно осматривал дорогу. Он нагнулся, что-то поднял, понюхал, быстро подошел к Чугаеву.

– Вот.

На его узкой длинной ладони лежала короткая медная гильза, едва заметно прикопченная по краям.

– Калибр девять миллиметров. «Парабеллум».

– Да, «парабеллум», – подтвердил Чугаев. – Утром запросите официальную справку экспертизы.

Начинало светать. В смеси желтого электрического света и серого предрассветного воздуха молодое лицо женщины казалось зеленым, измученным.

– Не помню я, сколько их было, – виновато и устало говорила она. – Вроде четверо... Молодые все. Тот, что стрелял, в шляпе был, – это вот помню...

– Вспомните, Афанасьева, – торопливо допытывался Чугаев, – оружие у всех было?

– Трое на меня наставили, потом один стрельнул. – Женщина нервно зевала, виновато повторяла: – Не помню я...

Меж тем младший лейтенант Маркин, намотав на руку конец тонкого кожаного поводка, бежал за Артуром. Овчарка уверенно шла по следу, сердце у Маркина колотилось часто и взволнованно: найду! найду!.. Позади топали сапоги сопровождавших милиционеров.

Артур круто срезал угол, выбежал на асфальт, раздраженно завертелся на месте. По улице проходила троллейбусная трасса, темная от росы.

– След, след! – настойчиво твердил младший лейтенант.

Артур не двигался, и, словно поясняя, в чем дело, мимо, осыпая синие искры, прошла пустая дежурная машина. В зеркальном квадрате окна мелькнула фигура мирно дремавшей кондукторши.

– Все! – горько сказал Маркин подоспевшим милиционерам, слизывая с дрогнувших губ едкий соленый пот.

3

Четвертую ночь Генка ночевал у тетки. Шатаясь от усталости, Бухалов приходил домой на рассвете и, едва успев снять гимнастерку и сапоги, забывался тяжелым, каменным сном. В восемь утра настойчиво трещал будильник, капитан с трудом раздирал красные, словно свинцом налитые, веки, вскакивал, подставлял голову под кран. Ледяная вода возвращала способность мыслить и действовать. Спустя четверть часа Бухалов уже шел в Красногвардейский райотдел милиции.

Бухалов позвонил домой, предупредил Генку, что задержится, и вышел из управления.

Город, начинающий трудовой день, жил обычной жизнью. Торопились прохожие, ни на минуту не закрывались двери магазинов, переполненные троллейбусы осыпали на поворотах синие искры. Все было, как всегда, и только одним человеком на земле стало меньше. Не дряхлым старцем, завершившим долгий жизненный путь, а молодым, полным сил человеком!

Проходя по улицам, Бухалов не мог отделаться от мысли, что, возможно, в этом людском потоке идет сейчас и убийца Александрова. Против желания капитан незаметно и пристально вглядывался в мелькающие лица, понимая умом никчемность такого занятия. Впрочем, привычка наблюдать жила уже в нем подсознательно и совершенно автоматически фиксировала все, что в какой-то мере выделялось из обычного. Вот парень воровато отвел раскосые глаза в сторону – должно быть, не совсем чиста у него совесть. Вот ярко накрашенная особа смерила капитана открыто недружелюбным взглядом. Откуда, почему иные люди с явной неприязнью смотрят на милицейскую форму? И пусть их ничтожно мало, таких людей, пусть их становится с каждым днем меньше, но пока они есть, в душе у каждого, кто носит синюю с красной окантовкой форму, вместе с гордостью за свою нужную, трудную профессию таится и капелька горечи.

В небольшой комнате, прокуренной и душной, капитан Бухалов вел днем допросы; ночью, обхватив руками голову, вчитывался в десятки протоколов и показаний, выслушивал многочисленные и в большинстве своем малоутешительные сообщения переданных в его распоряжение работников. Оперативный центр по делу Александрова – Афанасьевой, как оно официально именовалось, по указанию начальства был перенесен в райотдел; Бухалов, как, впрочем, и большинство других сотрудников, высиживал здесь по двадцати часов в сутки.

Как это бывает в практике милиции, в наиболее напряженные периоды на оперативную группу работал едва ли не весь аппарат райотдела и уголовного розыска областного управления. Энергичных, безотлагательных мер требовало не только расследование убийства Александрова и ограбления Афанасьевой, хотя и сами по себе эти факты были чрезвычайного характера, но и другие, еще более веские соображения. Вооруженные огнестрельным оружием убийцы и грабители оставались на свободе, а это означало, что в любой момент можно было ожидать нового тяжкого преступления. Вот почему капитан Бухалов и его товарищи работали, забывая об отдыхе, о всех своих личных делах и порой – о еде. Три вечера подряд, когда тысячи горожан выходили на улицы подышать свежим воздухом, пройтись, посмотреть кинокартину или просто полюбоваться, как догорает малиновый августовский закат, в маленьком кабинете Бухалова раздавался телефонный звонок, и майор Чугаев, выслушав малоутешительный доклад, выразительно крякал.

Бухалов задумчиво опускал трубку, просил ввести очередного задержанного. В эту самую минуту за несколько кварталов от райотдела Чугаев входил в кабинет полковника, встречая прямой, требовательный взгляд голубых глаз. Доклад начальника уголовного розыска был еще короче, чем у Бухалова, еще суше, еще неутешительнее. Затем Чугаев уходил, глаза полковника утрачивали выражение спокойствия, становились озабоченными. Бухалов отвечал перед майором Чугаевым, Чугаев – перед полковником, полковник, внешне всегда казавшийся невозмутимым и предельно спокойным, знал, что такое ответственность перед всей областью.

За эти дни и ночи милиция проделала большую работу. В то же утро, когда опергруппа вернулась с места происшествия, были опрошены все кондукторы троллейбусов и автобусов, находившихся ночью на трассе. Милиционеры обходили все рынки, комиссионные и скупочные магазины города в надежде, что или сами или через подставных лиц преступники попытаются сбыть краденые вещи. Подняты и пересмотрены были все дела, связанные с применением оружия за последние годы, в расчете на то, что какая-либо аналогия наведет на след.

В работу были вовлечены постовые, участковые уполномоченные, бригады содействия милиции. Однако те, кого так упорно искали, продолжали оставаться на свободе – в этом была какая-то злая ирония случая.

Сегодня Бухалов чувствовал себя особенно скверно. В ушах все еще звучал прощальный салют, отданный на кладбище покойному Александрову; кропотливая, утомительная работа пока что ничего не дала. К двум часам ночи голова гудела, как колокол. Нужно было встряхнуться, собраться с мыслями.

Капитан убрал со стола бумаги, поднялся, расправляя затекшие плечи, и вышел.

В длинном узком коридоре под потолком тускло желтела пыльная лампочка, из-за неплотно прикрытых дверей доносился богатырский храп. Кто бы это? Сотрудники были отпущены час назад. Кто-то, видно, не нашел сил добраться до дому.

Бухалов заглянул в дальнюю комнату. На клеенчатом диване, не чувствуя бьющего прямо в лицо света, похрапывал лейтенант Пильщиков. Сморило парня, молодой еще...

Капитан хотел было выключить свет, но, тут же забыв о своем намерении, недовольно нахмурился. Ящик письменного стола не закрыт, в щели виднелись бумаги. Хотя ни одна посторонняя душа не могла попасть в комнату, это было недопустимой халатностью.

Бухалов подсел к столу, собираясь задвинуть ящик, и вздрогнул.

На дне ящика, между бумаг, валялась небольшая медная гильза, как две капли воды похожая на ту, что хранилась у Бухалова, – главное вещественное доказательство!

Бухалов положил гильзу на стол, зажмурил и снова открыл глаза. Сомнений не было: калибр 9 миллиметров, гильза от «парабеллума»!

Вернувшись в свой кабинет, капитан быстро открыл сейф, достал из бумажного пакетика гильзу и сравнил ее со второй, только что обнаруженной. На столе, тускло поблескивая под ярким электрическим светом, лежали тронутые зеленцой медные двойняшки. Для того чтобы убедиться в этом, не надо даже быть экспертом.

Еще ничего не решив, испытывая только смутное волнение и по нему, по этому волнению, интуитивно чувствуя, что начинается какой-то новый этап дознания, Бухалов позвонил Чугаеву.

– Сейчас буду, – коротко отозвался майор.

Лейтенант Пильщиков, когда Чугаев энергично встряхнул его, долго не мог уразуметь, чего от него хотят. Подавляя неудержимую зевоту, он моргал белесыми ресницами, сонно тянул:

– Да кто ее знает... Не помню.

Майор прикрикнул. Пильщиков, сгоняя сонную одурь, вскочил, мучительно наморщил лоб.

– Не помню, товарищ майор! – виновато развел он руками.

– Не вспомнишь – сядешь! – жестко пообещал Чугаев.

Лоб у лейтенанта покрылся испариной.

– Разрешите выйти, может, на улице вспомню. – Пильщиков растерянно улыбнулся. – Очумел совсем?

– Идите.

Бухалов посмотрел вслед лейтенанту, посочувствовал:

– Намотался парень. Вот и позабыл все.

– Он сейчас и мать родную забудет, – добродушно засмеялся Чугаев и, заслышав в коридоре торопливые шаги, согнал улыбку.

– Вспомнил, товарищ майор! – влетел Пильщиков. – Все вспомнил!

– Ну, говори, говори.

– Дней десять назад, утром, шел я на работу, – возбужденно рассказывал лейтенант, – знакомый инженер окликнул, на дизельном работает. Шварев. Говорит, ночью его ограбить хотели. Пришел он откуда-то, а квартира изнутри заперта. Пока он с дверью сладил, те из окна выпрыгнули в сад, а из сада-то в окно и выстрелили. Один выстрел дали. Утром гильзу эту он нашел и мне отдал. И вроде одного-то еще узнал...

– Протокол есть?

– То-то и беда, что не успел, – чистосердечно признался Пильщиков. – В тот самый день поехал в командировку, а как вернулся, к вам прикомандировали...

– Разиня! – резко перебил Чугаев. – Утром напишите о своем проступке рапорт.

– Есть, – вспыхнув, вытянулся Пильщиков.

– Квартиру Шварева знаете?

– Так точно! Знаю.

Майор Чугаев снял телефонную трубку, вызвал дежурную машину.

– Все. Поехали.

Крытый «ГАЗ-69», выхватывая золотыми щупальцами фар серую ленту асфальта, мчался по пустой трассе на предельной скорости. Промелькнуло ярко освещенное троллейбусное депо, остались позади приземистые домики окраины. Задрав нос, машина влетела на переброшенный через железнодорожные пути бетонный мост, проскочила его и снова оказалась в черте большого благоустроенного города – начинался заводской район.

– Прямо... Теперь влево, – коротко подсказывал шоферу Пильщиков и показал на деревянный, стоявший на отшибе особнячок. – Здесь. Машину загонишь за угол.

Вслед за Пильщиковым Чугаев и Бухалов поднялись на крыльцо, лейтенант отыскал белую пуговку звонка.

Некоторое время за дверьми не раздавалось ни одного звука, потом послышалось мягкое шлепанье, сонный голос недовольно спросил:

– Кто там?

– Андрей Андреевич, я это – Пильщиков. Срочное дело.

– Семен Николаич? – на всякий случай переспросили из-за двери. – Вы?

– Я, Андрей Андреевич, я!

Звучно повернулся ключ. Далеко уже не молодой человек в пижаме и роговых очках поздоровался с Пильщиковым, бросил удивленный, чуточку настороженный взгляд на стоящих за ним незнакомых людей.

– Товарищи из областного управления, – пояснил лейтенант.

Почти одновременно Чугаев и Бухалов вынули удостоверения. Инженер Шварев спокойно, стариковским движением отмахнулся:

– Не надо, не надо! Я Семена Николаевича хорошо знаю, этого достаточно. Простите только, что встречаю в таком виде...

Шварев покосился на свою мятую пижаму.

– Впрочем, вы и гости такие – ранние.

– Это вы нас извините, – развел руками Чугаев, проникаясь к инженеру чувством симпатии. – Визит неурочный, но дело не терпит.

– Что вы, что вы! – успокоил Шварев, вводя необычных гостей в небольшой коридор, оклеенный синими обоями, и указывая на дверь. – Прошу сюда.

Инженер щелкнул выключателем, сильный электрический свет, смягченный зеленым шелком абажура, залил просторную, хорошо обставленную гостиную. Чугаеву было достаточно одного взгляда, в который сразу попали и белоснежная скатерть на столе с граненой, фиолетового стекла цветочницей посредине, и рояль, холодно сверкавший черным полированным деревом, чтобы понять: в этой квартире нет и, возможно, никогда не было детей. Впрочем, в ошибочности последнего предположения майор убедился почти тут же: на стене висел отлично выполненный углем портрет молодой женщины, чертами лица походившей на инженера Шварева.

– Дочка, – перехватив быстрый взгляд плотного бритоголового человека с узкими внимательными глазами, пояснил хозяин и очень искренне, с откровенностью пожилых людей, добавил: – Четыре года одни со старухой. Геолог, дедушкой вот недавно стал.

Бухалову вспомнился Генка, четвертую ночь ночующий у тетки; не к месту и не ко времени, изумив, в голову пришла мысль: неужели когда-нибудь и Генка станет взрослым, уедет, оставив отцу только портрет на стене?

– Присаживайтесь, – распоряжался хозяин, – а я на секунду отлучусь жену предупредить.

Вернувшись, Шварев плотно прикрыл за собой дверь, удобно устроился в глубоком кресле.

– Ну-с, я к вашим услугам.

– Андрей Андреевич, – приступил Пильщиков к делу, – мы к вам насчет того выстрела.

– Догадываюсь, – кивнул инженер. Стекла его очков лукаво блеснули. – Долгонько что-то, правда. Я, грешным делом, ждал-ждал да сам кое-какие меры принял. Ружьишко купил: на самооборону, так сказать, перешел...

Лейтенант бросил на Чугаева красноречиво-умоляющий взгляд, торопливым шепотом начал оправдываться:

– Понимаете, в командировке был, завертелся...

Выручая Пильщикова из затруднительного положения, Чугаев коротко попросил:

– Расскажите нам по порядку, товарищ Шварев.

– Извольте, – охотно согласился инженер, поправляя тонкими нервными пальцами роговые дужки очков. – Так-с!.. Произошел этот весьма пренеприятный инцидент третьего августа. Жена моя в ту пору лежала в больнице – подхватила где-то дизентерию. – Шварев снисходительно пожал плечами. – Сезонная болезнь... Да. Сам я работаю главным конструктором, работенки, как вы понимаете, хватает, ну, и пришлось мне повертеться волчком. В семь вечера в больницу, оттуда прямо на завод – до часу, до двух, – проворачиваем одно любопытнейшее дельце!.. Ну, вот. А в тот вечер у меня что-то разболелась голова, я взял и ушел пораньше, часов эдак в одиннадцать. Пешочком прошелся. Дошел до дома, открыл входную дверь, только повесил в коридоре шляпу – слышу, в гостиной, вот здесь, кто-то ходит, голоса какие-то. Я к двери – дернул, а она закрыта изнутри. Там, слышу, переполох, рамы захлопали... Ну, тут уж я рванул как следует. Дверь, как видите, двухстворчатая, ненадежная! Только я это влетел сюда, а из сада выстрел, окно брызнуло. Я свет выключил, к окну – а там, за садиком, на улице фонарь, видно все. И представляете – такая картина: трое здоровенных парней перепрыгивают через забор, а последний – тот, который, должно быть, стрелял, – только что карабкается. Его-то я и узнал – Юрий Заикин, на нашем же заводе работает...

Шварев изумленно развел руками, поочередно оглядел своих слушателей.

– Поразило это меня! Такой смышленый, исполнительный парень, токарь. Ничего не понимаю!

– Как вы его узнали? – спросил Чугаев.

– Да я ночью, как кошка, вижу! – засмеялся Шварев. – А тут и примета характерная: шляпу этот парень носит, да очень уж неумело. Он здесь недалеко живет, вот я по праздному любопытству своему и приметил. В этой самой шляпе он и был.

– Что у вас похитили?

– Да ничего существенного. Вещи у нас, как видите, не очень мобильные, в сумке не унесешь. Так, перевернули все вверх дном, а забрать успели одну только шкатулку – в углу на столике стояла. Шкатулка забавная, палехская. Ну, они, вероятно, и думали, что там бог весть что! А жена в ней старые квитанции держит, для удобства, чтоб не искать...

– Где вы нашли гильзу? – негромко перебил Бухалов.

– Гильзу? – Инженер, кажется, придавал ей значения меньше всего. – А-а! Это вот так произошло. Утром я пошел в свой садик. Негодники эти три куста георгинов повалили. Начал я их подвязывать, вижу – патрончик лежит. Когда в милицию собрался, с собой его захватил, а тут, – инженер кивнул на Пильщикова, – Семена Николаича встретил. Рассказал ему и патрончик этот отдал...

Круглое лицо лейтенанта пошло пятнами. Чугаев едва заметно усмехнулся.

– Вы знаете, где живет Заикин?

– Знаю, на Спартаковской. Я еще на работу мимо хожу. Правда, в последнее время на глаза он мне что-то не попадается. На заводе иной раз вижу, а так – нет. Хотя и немудрено: чаще всего ездить приходится.

– Как, по-вашему, – догадывается он, что вы его узнали?

– По-моему? – Шварев на секунду задумался, уверенно качнул головой. – Нет. В цехе, когда встречу, здоровается, как всегда, – спокойно, приветливо. Говорю вам – очень симпатичный по виду паренек. Если б сам не видел, никогда бы не поверил!

Инженер посмотрел на светлые квадраты окон, встал, выключил электричество. Гостиную залил приятный голубой свет: на улице давно уже было утро.

Чугаев и Бухалов выяснили все интересующие их обстоятельства, договорились со Шваревым о времени, когда ему удобнее прийти в милицию дать официальные показания, и распрощались.

На крыльце, задержав руку лейтенанта Пильщикова, инженер на правах старого знакомого добродушно выговаривал:

– Вы что же это, батенька, на стадионе не показываетесь? Наши с московскими состязаются – разве такое часто увидишь?

Лейтенант что-то смущенно пробормотал, досадуя в душе, что страсть к футболу свела его с этим инженером, из-за которого теперь предстояла основательная нахлобучка. В глазах Пильщикова собственная оплошность приобретала все большие размеры. Теперь было ясно, что, не прояви он такой дурацкой беспечности, следствие давно бы уже шло по верному пути.

– Так оно, – посмотрел Чугаев на часы. – Четыре сорок. Сейчас в управление, взять ордер на обыск, – и назад. Тебе, Петрович, надо переодеться.

Бухалов молча кивнул.

– А мне, товарищ майор? – спросил Пильщиков.

– Вам? – Чугаев удивленно оглянулся. – Вы, кажется, где-то здесь живёте?

– Да, недалеко, – заметно повеселел Пильщиков.

– Вот и идите отдыхать. В девять явитесь на работу, доложите Лобову.

– Товарищ майор! – воскликнул ошеломленный лейтенант.

Но майор Чугаев больше ничего не хотел слышать. Направляясь к машине, он с наслаждением вдыхал свежий утренний воздух, трогал рукой влажную зеленую листву.

Через минуту «ГАЗ-69» вылетел из-за угла и обдал застывшего на месте лейтенанта горьковатым душком бензина.