Текст книги "Эликсир жизни"

Автор книги: Николай Векшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Баку. Железный Феликс добродетели

Ее звали Инга. Она была старше меня на два года, но выглядела очень молодо. Мы познакомились в Баку на молодежной научной конференции (вот для чего, помимо науки, существуют конференции!). Жарким августовским днем около входа в гостиницу стояла, с недовольной миной на лице, красивая девушка в костюме сафари, облегающем великолепную фигуру. Пышные русые волосы были рассыпаны до плеч. Высокий лоб, мягкий овал лица, проницательные светло-карие глаза, изящный ротик, ровные зубки, гордо вздернутый носик. В ней чувствовалась порода. Так и оказалось. Судя по древу предков, в ней смешалась кровь русского адмирала, украинской профессорши, итальянского врача и английской коммерсантки. Она гордилась своим происхождением. Я впоследствии пошутил: «Гордясь предками не забывай, что ты тоже будешь чей-то предок».

Все говорят о добродетели, но я раньше такую даму не встречал. Инга была такая правильная и добродетельная, что в этом чувствовалось что-то нехорошее. Добродетель – порочная наклонность быть лучше всех. Добродетель должна быть кладом, а не знаменем или оружием. Инга была в своей нравственности агрессивна. Строгая нравственность в водовороте жизни – как камера пыток в доме удовольствий. Не зря говорят, что грех лучше, чем добродетель: во-первых, сознание греха смиряет человека; во-вторых, сам грех приятнее; в третьих, грех разнообразит нашу серую добродетельную жизнь. Добродетель – позолоченная медаль сожалений.

Инга была до того разумной, до того высоконравственной, что хотелось влить в нее бутылку коньяка и посмотреть, чего получится. Я так и попытался сделать: купил коньяк и пришел на вечернику в гостиничный номер, где собрались приезжие участники конференции. Пить коньяк она отказалась. Тогда я с одним знакомым прибалтом прикончил бутылку, осмелел и попытался завязать с Ингой беседу, начав с фразы: «То, что жизнь короткая, это еще куда ни шло, но она еще и бессмысленная, а это уже слишком». Инга усмехнулась: «Ну, если переделать крылатые слова Шекспира, то можно сказать так: жизнь человеческая это много шума из ничего. Кстати, чем человек ничтожней, тем мучительней его жизнь». Я согласился, но продолжил грустное излияние: «Жизнь – всего лишь сиюминутная победа невероятного над неизбежным». Инга тоскливо вздохнула и строго молвила: «Неизбежность – слово из лексикона слабаков. Жить надо так, чтоб не хотелось умереть. Конец жизни не смерть, а никчемная жизнь. Жизнь не свеча, а факел». Я мысленно ее расцеловал, а вслух провокационно изрек: «Прошлое – гигантский молох бесконечности; будущее – такой же молох; настоящее – яичная скорлупа между ними. Мы приходим из мрака неизведанного, живем во мраке непознанного и уходим во мрак безвестности. Прошедшее? Его уже нет. Настоящее? Оно исчезает. Будущее? Его пока нет. Итак, мы живем в мире, где на самом деле ничего нет». Инга спросила: «Вы с самых пеленок такой пессимист?». Я парировал: «Оптимистами рождаются, пессимистами умирают. Детский оптимизм сменяется юношеским пессимизмом, взрослым алкоголизмом и старческим маразмом». Инга усмехнулась: «Прошлое должно быть не носовым платочком сожалений, а космодромом надежд». Как это ни удивительно, но впоследствии от этой оптимистичной женщины я заразился пессимизмом.

Инга не долго терпела мое брюзжанье, скорчила недовольную гримаску, молча развернулась и вышла на балкон. Прибалт срочно отправился туда же. Через окно я увидел, как он положил ей руку на плечо. Какова же была моя радость, когда она решительно убрала руку. Я тоже вышел на балкон. Звезды над нами ждали, что же будет дальше. Они сияли так, что дух захватывало и хотелось к ним лететь. Облокотившись о балконные перила, я глубокомысленно молвил: «Перед каждым человеком жизнь хотя бы раз ставит выбор: лететь к звездам или возделывать огород. И почти каждый, считающий себя разумным, выбирает огород. Как говорится, Господь подарил нам Вселенную; а смотреть на нее или на свеклу – это мы решаем сами». Инга загадочно улыбнулась и пошутила: «Свекла не сорняк. Вот сорняку до огорода дела нет». Много лет спустя я осознал, что наши фразы про огород были пророческими и что Инга сыграет тут немаловажную роль. Но тогда, воспаряя к звездам на балконе в Баку, я от ее многозначительной улыбки воодушевился: «Мудрец, глядя на звезды, размышляет о бесконечности Вселенной и вздыхает о бренности жизни, а обыватель размышляет о хорошей погоде и вздыхает, что такая погода не навсегда». Инга заметила иронически-нравоучительно: «О, велик был мудрец, осознавший, что он глупец! Вообще-то мудрый не мудрствует. А погода – любая хороша, лишь бы строго следовала предсказаниям гидрометеоцентра. Вам бы, Викентий, в астрономы податься!». Я отшутился: «Звездное небо даруют нам не астрономы, а поэты. Астроном откроет одну звездочку на небе и всю жизнь кричит об этом на весь мир, а я вечерами открываю коньяк „пять звездочек“ прямо у себя на столе и ничуть этим не чванюсь». Инга усмехнулась, а затем поежилась: «Здесь прохладно». Пока прибалт медленно соображал, как надо реагировать, я снял свой пиджак и накинул ей на плечи. Прибалт в раздумье потоптался на месте и обиженно ушел.

В ходе дальнейшей беседы выяснилось, что именно Инга наладила выделение кроличьего ретикулума на биофаке МГУ, то есть как раз на ее препаратах я делал диплом у Бубрецова. Нас обоих это обстоятельство поразило. Инга тут же взяла надо мной шефство. Именно так. Следила, чтобы не перепил, не свалился с балкона и не поддался пагубному влиянию других девушек. Когда к нам на диван подсел один усатый азербайджанец и стал зазывать меня к себе на дачу (не подумайте чего лишнего; просто он хотел выудить информацию), Инга отрезала, что никуда Никишина одного не отпустит. Тогда усатый пригласил нас обоих. Инга заявила, что к незнакомым дядькам в гости не ходит. Дядька предложил взять всю компанию. Но народ уже так набрался, что предпочитал сидеть или лежать, а не тащиться неизвестно куда. Инга прошептала мне на ухо, что азиаты жутко прилипчивые и что белой женщине вообще невозможно спокойно пройти по знойным улицам Баку: «Каждый клеится, с расстегнутой ширинкой». «А ты бы предпочитала – с расстегнутым кошельком?», – глупо съехидничал я.

Дядька весь вечер крутился около меня, задавая вопросы по биолюминесценции. Инга усердно толпилась около нас и ревниво останавливала его: «Дайте же Викентию отдохнуть!». Я объяснял дядьке, что отсутствие интенсивного свечения вовсе не означает отсутствия ЭВС, поскольку клетки животных обычно не имеют функции передавать световые сигналы, но должны трансформировать ЭВС в энергию разделенных зарядов на мембранах (подобно электрическому конденсатору) или в энергию химических связей (например, в АТФ) или в тепло (для поддержания температуры тела). «А откуда же берутся ЭВС? Вот в зеленом листе, там понятно: на лист падает солнечный свет, который индуцирует ЭВС в хлорофилле. А ведь ткани животных находятся в полной темноте», – недоумевал он. «Для возникновения ЭВС не обязательно нужен свет. ЭВС могут возникать за счет разрыва или образования химических связей», – пояснял я. «Но для того, чтобы разорвать химическую связь и получить при этом энергию, надо сначала затратить энергию на разрыв», – резонно возражал усатый. «Конечно. Нужна энергия активации». – «А где ж ее взять?» – «Для этого есть такая штука как нейтрализация зарядов. Например, сливая вместе кислоту и щелочь мы получаем много энергии (возникает разогрев раствора). Ферментативные реакции в клетке идут при наличии тепловой энергии. Хотя большинство молекул имеют энергию 1 ккал/моль, но многие – 10 ккал/моль и выше. А энергия активации ферментов не превышает 10–15 ккал/моль».

Вечерами после конференции молодежь небольшими группками бродила по бакинским улочкам, рассматривая витрины. Увидев огромное шикарное блюдо с нарисованными фруктами, мы с Ингой скинулись по десятке и купили. Каждый вечер вдвоем гуляли по набережной. Каспийское море излучало в темноте тепло и негу. «А выходи-ка ты за меня замуж», – вдруг на третий день брякнул я, неожиданно для себя самого. «Тебе, умненький, головку на солнышке напекло», – иронично фыркнула она. Я стушевался: «Извини». Инга нравоучительно изрекла: «Когда мужчина предлагает женщине руку и сердце, то под „рукой“ обычно подразумевает свое волосатое тело, а под „сердцем“ – свои низменные желания». Почему красавица должна быть с колючками? А потому же, почему у розы колючий стебелек: слишком много к ней тянется рук. Но всё же «нет» красотки звучит приятней, чем «да» уродки.

Конференция закончилась. В кафе в бакинском аэропорту в ожидании самолета я развлекал Ингу своими афоризмами. По-видимому, перестарался. Когда выдал фразочку: «О, женщина! Пусть твои уста твердят „нет“, а глаза – „да“, но не наоборот», Инга съязвила: «Любая женщина понимает, что на самом деле есть лишь два вида мужчин: глупые и неумные». И многозначительно на меня посмотрела. Я почувствовал, как мои уши запылали от стыда. Решил сменить тему и стал рассказывать о рыбалке: «На Черном море в детстве я ловил с лодки ставриду и кефаль на самодур. Самодур это длинная леска со свинцовым грузилом и десятком пустых крючков, а около каждого крючка привязано селезневое перышко. В воде крючки с перышками блестят, и хищная рыба думает, что это мальки. Когда водишь спиннингом вверх-вниз, то несколько рыбин из стаи попадаются». Инга недоверчиво поморщилась: «Ага, рыбы они ведь дуры. Ловятся, как женщины, на пустое». Тут я не удержался от комментария: «Умная женщина – хорошо; глупая женщина – тоже по-своему хорошо. Умная женщина – та, которая не требует от мужчины быть на высоте ежедневно все 24 часа в сутки». Инга сверкнула сердитым взглядом, поджала губки и демонстративно отвернулась. «Прости. Это ведь просто шутка», – попытался я неуклюже пояснить неудачную фразу. «Ну да, знакомая песня: все бабы дуры!», – резко бросила Инга и отошла за соседний столик.

«Кто обижается на шутку, тот по уму похож на утку», – подумал я. Женщина подобна музыкальному инструменту: настроить трудно, расстроить легко. Беседовать со вспыльчивой женщиной – то же самое, что ворошить пчелиный улей. С другой стороны, хотя у пчелы ядовитое жало, но пчела дает мед (трутень не имеет жала, но и меда от него не дождешься). Инга была типичная пчелка. Я понял, что с ней нужно быть поаккуратней в словах. И захотел как-нибудь загладить свою вину. Вышел из зала аэропорта и, рискуя попасть в кутузку, сорвал у входа несколько цветочков с клумбы. Вернувшись, вручил букетик Инге. Она бросила его в мусорную корзину. Я был уничтожен. И понял, что не случайно Инга на биофаке МГУ была старостой курса и носила кличку Железный Феликс.

Женщина смахивает на птичку, когда знакомится, и на танк, когда уже знакома. Инга мне разонравилась. В самолете мы сидели молча. Она глядела в иллюминатор. Я пялился на стюардессочку, которая зачем-то долго талдычила пассажирам об аварийном запасном выходе. Глупая! Куда ж мы выйдем-то без парашютов!?

Когда прилетели в Москву, Инга вдруг приветливо заговорила со мной, как будто ничего не случилось. Оказалось, что ее никто не встречает и нужно помочь с неподъемным чемоданом. Я допер чемодан до автобуса, потом до метро, снова до автобуса, потом до дома на Ленинском проспекте, донес до квартиры, сухо распрощался и уехал, не взяв у Инги ни телефона, ни адреса. Вскоре я позабыл о ней. Но она не забыла меня.

Инга приезжает в Биогавань

Сколько бы вы ни дарили женщине цветов, ни уверяли в своих чувствах, ни прыгали с моста… ничто это не окажет никогда такого мощного эффекта как одно лишь магическое слово: «замуж». После Баку прошло две недели. И на пороге моей квартиры неожиданно появилась Инга (кстати, только неожиданные события составляют жизнь). Под мышкой у Инги было зажато огромные бакинское блюдо. «Вот, ты забыл у меня. Это твое», – заявила она, протягивая блюдо. «Да нет. Хотя мы покупали его вместе, но оставили тебе. Мне оно ни к чему». Инга упорно хотела, чтобы я взял блюдо. Я отнекивался, но понимал, что сопротивляться бесполезно. В это время подошла моя мать. Она восхитилась и блюдом, и той, которая его привезла. «Вы кто?», – спросила мать. «Человек», – с достоинством ответила Инга. «Ну, человек, заходи и давай вместе будем пить чай!», – пригласила мать. За чаем женщины разговорились и уже не обращали на меня внимания. Я вышел, оделся и незаметно ушел в Институт.

Каждая женщина в душе – актриса, причем, играет она для себя самой с не меньшим упоением, чем для окружающих. Вернувшись вечером, я с удивлением застал двух подруг – молодую и молодящуюся. Они обе по натуре были склонны к блефу. Каждая превосходно играла свою роль и обе были в восторге друг от друга. Вообще, как известно, восторженность может проистекать от молодости, от избытка чувств, от трезвого расчета.

Инга произвела на матушку самое лучшее впечатление, а та с энтузиазмом продемонстрировала ей мои детские фотки и умудрилась вспомнить, как непросто дались ей роды. Гордилась тем, что рожала после тридцати и что мучилась три дня и три ночи, и что весь цвет города принимал участие в ее судьбе. Почти каждая женщина воспринимает свои роды как чудесное событие, рассказ о котором должен всех изумлять.

Вечерело (прошу прощения за книжный штамп, но короче и лучше не скажешь). Оказалось, что Инга прибыла в Биогавань, переправившись с противоположного берега на попутной лодке, и теперь ей надо вернуться обратно к родителям, снимающим дачу в деревне на том берегу. «Куда же ты поедешь на ночь глядя, Ингочка!? Оставайся. Место есть. Мы освободим Кешину комнату», – предложила мать. Инга охотно согласилась. В итоге она осталась на целую неделю, поскольку нашелся благовидный предлог: в Биогавани началась конференция по биомембранам.

На конференции мне нужно было вывесить стенд. Времени было в обрез, и поскольку Инга обмолвилась, что хорошо рисует, я попросил ее помочь оформить стенд. Привел Ингу в лабораторию, усадил за свой письменный стол, дал лист ватмана, фломастеры, карандаши, клей и распечатанный текст, а сам ушел по делам. Вернувшись через час, я застал Ингу в сильном раздражении. Она успела нарисовать на ватмане только заголовок. «Здесь невозможно работать. Каждые пять минут кто-нибудь заходит и начинает меня отвлекать», – сердито отметила она. Как потом выяснилось, весь лабораторный контингент, причем не только женский, сгорал от любопытства (что это за красотку привел к себе Никишин?) и поэтому вереницей валил поглазеть. Каждый здоровался, спрашивал Ингу, кто она, откуда и почему здесь, и тому подобное. Инга под конец озверела и стала ехидно спрашивать входящих: «У вас тут сумасшедший дом каждый день или всегда?». Любопытствующие малость перепугались. Женщина сама выбирает, кем быть: кошкой, которую все любят, или львицей, которую все боятся. Инга по натуре была львицей. В то время я еще не знал, что смельчак, взявшийся проскакать верхом на львице, будет думать не об удовольствии от этого, а о том, как бы остаться в живых.

Инга была польщена тем, что наш стенд на конференции пользовался успехом. Причем, успех имел не только стенд. К примеру, к стенду подошла одна девица в гигантских очках, с которой я беседовал на бакинской конференции. Специально приехала в Биогавань, чтобы пообщаться еще раз. Не исключено, что она имела не только научный интерес. Я мысленно отметил, что если снять с нее очки-велосипеды, подкрасить губки и одеть в сафари, то будет очень даже ничего. Мода и косметика делают с женщиной то, на что у Бога с Евой не хватило времени. Грубо говоря, ежели накрасить да нарядить, то даже швабра станет королевой красоты. А всё же рядом с Ингой девица в очках выглядела безнадежной серой мышкой.

Но фокус в том, что мне в это время нравилась другая девушка – Таня, высокая блондинка, с которой случайно познакомился на молодежной вечеринке. Нравилась – не то слово; я был влюблен. Перефразируя пословицу, можно сказать: «На одну мужчина поглядывает, о второй думает, с третьей спит; кто же ему мил?». Таня была красива и скромна, редкое сочетание. Эта девушка не лезла из кожи вон, чтобы захомутать ухажера. Порядочная девушка – цветочная клумба, ожидающая солнца.

Кажется, Таня была ко мне не равнодушна. Во всяком случае, охотно ходила со мной в кино, на речку купаться и играть в настольный теннис. Она была аспиранткой и проживала в студенческом общежитии. Вот в общагу к ней я и ввалился с Ингой. А получилось это так. У меня после игры в теннис с Таней осталась ее ракетка. Вернуть ракетку – это был удачный повод увидеться. Я заявил Инге, что мне нужно сходить в общагу. Инга, нутром почуяв опасность, вызвалась идти вместе. В общаге я хотел было оставить ее ждать меня на вахте, но она решительно двинулась вслед. Когда я вошел, Таня обрадовано шагнула ко мне, но увидев Ингу, замерла. «Вот, принес твою ракетку…», – обратился я к Тане. Она ответила с дрожью голосе: «Спасибо, Кеша». Я переминался с ноги на ногу, не зная что сказать. «Ну, я пойду?», – наконец, выдавил из себя. «Да, иди», – грустно кивнула она. Когда я с Ингой вышел в коридор, то тут же получил ревнивый вопрос: «Это твоя пассия?». Женщина – крепость, которой нравится или быстрая атака на нее, или длительная осада, или мирные переговоры, но не нравится, когда завоевывают другую крепость. Чтобы завоевать женщину, требуется усилие; чтобы удержать – внимание; чтобы потерять – равнодушие (кстати, если сначала женщину завоевывают, то потом сталкиваются с борьбой за независимость). Инга стала сердита. Я малодушно промычал в ответ: «Нет, это просто знакомая».

Больше я Таню не видел. Было стыдно к ней зайти. Так собственной дуростью убил настоящее чувство. Любовь подобна облаку, которое зарождается на поверхности, поднимается в небо и уносится ветром.

По Биогавани Инга ходила в ярко-красной водолазке, зеленых джинсах и золотистых туфельках. Участники конференции, во всяком случае мужской состав, рисковали свернуть себе шеи. Мужчинам нравится, когда женщина одета классически, то есть как семафор: красный, желтый, зеленый; тут мужики газуют не разбирая дороги. Но не тут-то было: Инге нравилось врубать перед носом у мужиков красный свет…

Инга собралась на день в Москву, чтобы сдать экзамен по биохимии кандид-минимума. Поскольку она толком не готовилась, то забеспокоилась: «Со мной перед экзаменами это впервые, что боюсь». «В такой потрясной яркой водолазке можно не бояться», – приободрил я ее. «Мне было бы спокойней, если бы ты поехал со мной», – предложила она. Я бодро согласился. Экзамен она сдала на отлично. Мы отметили этот успех у нее дома. Поскольку ее предки были на даче, то… сами понимаете… Женщина притворяется недотрогой лишь до тех пор, пока до нее не дотронулись.

Качество брака

Вскоре после сближения с Ингой я уехал с Дрыновым и другими приятелями в шабашку на Обь. За месяц отсутствия я Ингу почти не вспоминал. Разок позвонил ей, чтобы не быть невежливым. Осознал, что мы не созданы друг для друга. Инга была другого мнения. Когда вернулся, она заявила, что хочет быть со мной. Я возразил, что никакой любви между нами нет. Тогда Инга начала плакать. Женщины всегда начинают с плача, а кончают рыданиями; такова их природа. У обычных женщин истерические рыдания являются самым последним, самым веским логическим аргументом. Но Инга была женщиной необычной. Когда слезы высохли, оказалось, что имеется еще один аргумент, супер-мощный: она беременна.

Красивыми женщинами мужчины любуются, глупышек обожают, в коварных влюбляются, но женятся только на тех, которые уверяют, что они безгрешны. Инга была почти святой. Бросить ее было бы безнравственно.

Женщинам нравятся мужчины мужественные, то есть такие, которые не струсят перед ЗАГСом или пузом. Я не струсил. Однако когда мы подали заявление, с удивлением увидел, что Инга в графе о своей будущей фамилии написала свою же: Андреева. «А ты не хотела бы взять мою?», – спросил я. «Нет. Я прожила со своей 28 лет и не собираюсь ее менять», – веско позиционировалась она. Почему-то мне стало обидно. Попытался шутливо вырулить из ситуации: «На свете слишком много Андреевых. По законам статистики редкие фамилии будут постепенно исчезать, заменяясь Андреевыми и Ивановыми. Нужно спасать страну от их нашествия». Инга рассердилась: «А тебе не кажется, что это мое право – брать или не брать твою фамилию?». Я сделал вид, что разозлился: «А мое право – вступать или не вступать с тобой в брак». Тут Инга испугалась, что дело принимает скверный оборот, и согласилась стать Никишиной.

Важным фактором, скрепляющим брачный союз, является близость интересов. Биохимия и биофизика – науки смежные. Нашей паре всегда было о чем поговорить. Если быть точным, то нам вдвоем было очень интересно вне постели, но как-то нескладно в. Конечно, приятно, когда женщина с высшим образованием и хорошо соображает, но в кровати это, как ни странно, не помогает. Мужчина познается в деле, женщина – в постели. Инга была жуткая ханжа. К сексу она сначала относилась свысока, как опальная княгиня к неизбежной трудовой повинности. Брак без ответной любви – мертвый однокрылый ангел. Наш союз был для Инги желанным законным мероприятием, придающим ей некий новый статус, создающий комфорт морального удовлетворения. Инга искренне считала, что брак по расчету хорош потому, что всё продумано и что со временем может возникнуть любовь, а брак по любви плох, так как в нем ничего не продумано и со временем любовь может только угаснуть.

Как говорится, нет ни одной такой хорошей женщины, которая не могла бы со временем стать плохой женой. И нет двух более разных людей, чем женщина, которая собирается замуж и – которая вышла замуж. Инга не была исключением. Вскоре после свадьбы разругалась с моей родней – матерью, дядей и братом, а также разогнала всех моих друзей и приятелей. При этом свою родню и подружек тащила в дом; и я мирился с этим. Образно говоря, сложился традиционный семейный расклад: родня жены это «мама, папа, тетя, дядя, сестра и брат», а родня мужа это «ведьма, старпер, дура, козел, шлюха и алкаш». Общеизвестно, что когда кто-либо говорит о себе и своей родне, то из слов складывается песня, а когда о чужих – нецензурный пасквиль. Было чертовски обидно, хотя я понимал, что моя родня далеко не ангелы. Но не зря говорят, что даже дворняжка обидится, ежели сказать, что у нее плохая родня. Если начать семейную жизнь с компромисса, то на этом она и закончится. Как говорится, не пеняй на женщину, коли сам как баба.

Инга по натуре была неуживчивая и настырная. В науке это ценные качества, а в личной жизни – отнюдь. И, что самое ужасное, у нее был поганый язык. Не язык, а помело. Всё сметает на своем пути поганый язык. Таким бы языком гвозди заколачивать! Не зря считается, что кто злословит, тот делает это вместе с сатаной. Злой язык вертится, в узел не завязывается. Есть женщины наподобие сельскохозяйственных молотилок: вечно что-то перемалывают, вечно что-то доказывают с железным грохотом и лязгом; вечно у них страда. Такие женщины любят создавать себе трудности, которые потом преодолевают с завидным мужеством.

У женщин есть два охотничьих сезона: отлов женихов и отстрел мужей. Супруга начала меня перевоспитывать. Если жена начала воспитывать мужа, значит, готовит его для новой жены. Капля долбит камень, а жена – мужа. Все жены пытаются перевоспитать своих мужей, но никому из них сделать это до развода не удавалось. Процесс перевоспитания меня Ингой заключался в массе запретов. Нельзя во время еды класть локти на стол, нельзя резать котлету вилкой, нельзя возвращаться домой поздно… Под пристальным взглядом Инги я был как микроб под микроскопом: беспомощен и мелок. В принципе, все «нельзя» были правильные. Беда только, что все они носили ультимативный характер; а если не слушаешься, то скандал. Есть четыре способа существования женщины в семье: в кухне, в ванной, в постели, в скандалах. Инга поспевала везде. Я старался быть послушным, так как жена была то в положении, то становилась кормящей матерью. Муж и жена – два каторжника в рудниках семейного быта. Для женщины сделано недостаточно, если не сделано все. Но, как говорится, уступками не сделаешь стерву довольной, а только увеличишь ее притязания. С каждым годом Инга становилась всё несносней. Я бы предпочел ворочать каменные глыбы, чем выполнять бесконечные директивные указивки своей супруги. Жениться это вам не в бане помыться.

Инга постоянно инициировала ссоры. Вообще ссоры возникают по трем причинам: из-за плохого настроения, из-за плохого самочувствия; из-за желания хорошей ссоры. Плохих людей не бывает, но бывает плохое настроение. Ссора – огненная бездна: сколько туда словесных дров ни бросишь, всё будет мало. Супруги ссорятся, соседям весело. Супружество – мирный союз двух воюющих держав. Муж на цепи, а гавкает жена. Собачья жизнь.

Редкий день обходился без выяснения отношений. Причем, жена всегда была в роли прокурора, а я подсудимого. Замечать недостатки и не замечать достоинства могут себе позволить критики, ибо такова их суть, генералы, ибо такова их должность, и супруги, ибо такова их судьба. Нет ничего бессмысленней порицания недостатков, ибо они – то единственное, что делает человека рельефным. Вообще люди склонны воспринимать свои пороки как достоинства, а чужие достоинства как пороки.

Ребенок. В этом слове, как отметил Гера Беляев, первая буква поставлена для приличия. Экономящие на противозачаточных разорятся на подгузниках. Одна жена разорит быстрее, чем десять содержанок. У нас с Ингой за семь лет родилось подряд пять детей. Кто женился, но не заводит детей, похож на того, кто пашет, но не сеет. «Будь смелее», – говорила зайцу зайчиха; и семья у зайца увеличивалась.

Каждый раз мы спорили, как назовем мальчика. Спор – состязание в невежественном упорстве. Первые четыре раза рождались девочки. И каждый раз Инга сама выбирала имя. Старшую назвала в честь своей бабушки, вторую дочь – в честь подружки, третью – ни в честь кого, а так, от фонаря, а четвертую – в честь своей прабабушки. Мое мнение игнорировалось. И я смирился с тем, что у нас одни девочки. Наверно какой-то у меня дефект в игрек-хромосоме, думал я. И вдруг пятым родился мальчик, увесистый младенец с большими серо-зелеными глазами. Завернутый в пеленки он сосредоточенно смотрел на меня: разглядывал. Я носил его на руках по комнате и прихожей, пел песенки, чтобы он засыпал. И бесконечно удивлялся тому, что маленький человечек рождается со своей душой. Дух мужчины роднится с духом женщины, а два их тела нужны лишь затем, чтобы в новых телах расселить родные души.