Текст книги "Не потонем!"

Автор книги: Николай Курьянчик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

ГКЧП

Дело ясное, что дело темное

Поговорка

Маразм крепчал. Перестройка буксовала. Народ дурел от «сухого закона», гласности и секса. На одном из телемостов «Москва – Нью-Йорк» встал вопрос государственной важности: «Есть ли в Советском Союзе секс?». Оказывается, есть! Все нормально, и его необходимо развивать дальше! Товаров народного потребления нет, водки нет, урожайность полей падает. Что за бардак?! Плановая экономика, оказывается, неэффективна, партвзносы можно не платить. Они что там, в Политбюро, совсем охренели?!

Второй экипаж «Барса», отгуляв весенне-летний отпуск, безрадостно принимал корабль третьего поколения. Вроде бы, новая техника, а чего-то не так. Громкоговорящая связь «Лиственница» по сравнению с «Каштаном» откровенная дрянь, автоматика и КИП 3-го поколения – вообще на букву «Г»; компрессора, гидравлика, фреонки – на ту же букву. Все, что новое – какое-то ломкое, ненадежное, непонятное, как сама перестройка. Где, спрашивается, научно-технический прогресс? Где неустанная забота Партии о Вооруженных Силах?! Где, где… Понятно, где. Как утверждал поэт-матерщинник середины XVIII века Барков, там и не такое можно упрятать…

Да и сами задачи на период содержания корабля не вдохновляли. Восстановить техническую боеготовность, подтвердить «линейность», продраться сквозь тернии инспекции по ядерной безопасности… И ВСЕ. То есть, довести корабль до ума и сдать его основному экипажу. Мерило высшей подводницкой доблести – автономка – не светила, не грела и даже не теплилась. После гибели «Комсомольца» вторые экипажи приказано было опустить именно на вторую роль. Опустили.

19 августа степень боеготовности резко повысили до 4-часовой, сход запретили, и давай загружать провизионки до полного запаса.

– Ну, твою мать, – матерился механик, – лучше бы гидравлики дали или там компрессорного масла, ну, фреона на худой конец. А то – «Загрузить продовольствие на полную автономность!» Вот дебилы…

– Кто? – сразу несколько голосов проявили бдительность в Центральном. А тут еще и зам уши развесил, верный слуга Партии, бывший делегат XXVII съезда КПСС. Вопрос, конечно, интересный, и в свете утренних событий с ГКЧП ответить на него трудно.

– «Кто, кто…» Да ВСЕ!!!

После столь резкого высказывания как-то само собой подумалось: «Может, и зря партвзносы так долго не платил? Так ведь отпуск…»

«Товарищ! Всегда вперед выплачивали!» – проблеял невидимый бесенок вместо зама.

«Так ведь в перестройке новое мышление…»

«А вы неправильно мышлите и неправильно перестроились, гражданин».

«Нет, я товарищ, по уставу – товарищ капитан 2 ранга…»

«Горьковский диссидент Сахаров вам товарищ.»

– …Товарищ капитан 2 ранга! (Ага, все-таки, товарищ!) – невеселые размышления механика на политические темы прервал комдив-три (тростниковый слон). А чего это «слоненок» вдруг таким уставным тал? Всегда по имени-отчеству обращался… Наверно, тоже партвзносы вперед не уплатил! Механик по инерции дискутировал сам с собой.

– Слушаю вас, товарищ капитан-лейтенант.

– (по имени-отчеству), они там что, охренели? Скажите хоть вы им! Может, вас они послушают? Ну куда столько мяса?

– Как – «куда»? Сначала – в третью провизионку. Не сразу же его за борт выбрасывать.

– Да лучше бы сразу. А то через неделю придется в ИПах и ИДАшках выгружать!

– В новых ИДАшках можно находиться только в абсолютном покое. Сколько можно вам втолковывать? – завелся механик. – Они созданы для покойников, а не для подводников. Ведь там изначально нету непрерывной подачи кислорода, и пусковой ампулы в регенеративном патроне тоже нету.

– Но ведь в техническом описании написано, что можно…

– Комдив-три, я от вас плачу! На заборе тоже много чего написано – что, всему написанному верить?

– Так ведь официальный же документ!

– Вот официальные сообщения больше всего и врут, поверьте уж. Мы ведь подробно рассматривали сие устройство, и отличие модернизированной ИДАшки от старой, и практика – уже есть. У нас в моем старом экипаже интендант чуть было не задохнулся – решил выгнать похмелье кислородом, включился в новую ИДАшку и притопил часок. Вовремя почувствовал, что задыхается – проснулся.

– Да слышал я это от вас уже сто раз!

– Ну?!

– Нельзя мясо в провизионки загружать!

– Почему это?

– Неисправны они.

– Так исправьте.

– Нужны гражданские специалисты.

– Зачем? Я бы половину этих «специалистов» одним штертом удавил. Механик был яхтсменом и общефлотское «шкерт» не употреблял принципиально. Да и где я их вам возьму? Эти недоумки, поди, у телевизора сидят и скулят о загубленной демократии, и на вас, милитаристов, работать не пойдут.

– Так что делать?

– Делать провизионку. Я скажу командиру, чтобы эти мясные фрагменты последнего ледникового периода полежали пока на пирсе – пока матчасть в строй не введем.

– Вы это серьезно?!

– Серьезнее не бывает. Время нынче такое – особенное. Считайте это, (по имени-отчеству), больше, чем приказ.

– В провизионке не работали (не крутились) вентиляторы. Чтобы хоть как-то избавить своих офицеров от унизительного процесса погрузки продуктов в лодку, механик создал группу «мозгового штурма неисправности». Инженер автоматики ГЭУ, командир трюмной группы дивизиона живучести, командир электромеханической группы, комдив-три и он сам. Сначала поводили пальцами по схемам, затем полезли в само святилище интенданта. Делов-то – одна фаза не контачила в соединительной коробке. Оказывается, можно обойтись без дорогостоящих гражданских специалистов, и гораздо быстрее.

До вечера проверяли режимы работы фреонки – то изнутри, то снаружи явно филоня и уклоняясь от погрузки. Пускай поработают без БЧ-5 – нам-то кто поможет при приеме воды, дизельного топлива, масла, при перегрузке шихты, при приеме кабелей берегового питания, да мало ли еще чего.

Среди россыпей всевозможной крупы, сухофруктов и прочего, неизбежных при погрузке, среди холодных, костистых и заклейменных вдоль и поперек мясных туш говорили о политике и судьбе страны. Слушали наверху маленький радиоприемник у верхнего вахтенного и сообщения связистов на перекурах – о разворачивающихся боях за демократию. Чувство было двойственное и тревожное: с одной стороны, хотелось чего-то нового, лучшего, еще неизведанного, но и прошлого было жаль. А вдруг лучше не будет? А куда хуже?! (Оказывается – ох, было куда).

Вечером народ начал роптать: надо домой сходить за шильно-мыльными, семью предупредить, чего-то там кому-то отдать, передать и позвонить. Понятно, это предлог. Понятно, это жизнь. А судьба страны и государства?! Президента «меченого» и строя дальнейшего? А до фонаря. Мелкие заботы и заботки, проблемы и проблемки казались важнее и существеннее. Скорей бы там, наверху, закончилась разборка – кто умнее, кто нужнее – и домой. Вот и вся философия военнослужащих, моряков-подводников. Так уж устроен человек, что его в первую очередь всегда тянет домой при всяких неурядицах. Ну что мы можем, зачем нас держать? Мы ж выполняем внешние функции государства как аппарата насилия. Вот внутренние войска – да. Да и то, не с народом же воевать!

– (по имени-отчеству), а вы бы пошли за демократию на баррикады?

– Вряд ли. Чего я там не видел?

– А по приказу?

– Это смотря с какой стороны. Громить баррикады, за которыми засели демократы, по приказу – пошел бы. А куда денешься – присяга.

– Значит, вы – душитель демократии и реакционер. И партвзносы, небось, вперед уплатили?

– Я на выплаченные партвзносы за семнадцать лет запросто «Волгу» смог бы купить. А сейчас не уплатил потому, что не сильно-то и домогались. Демократия – вещь хорошая, но когда происходит сознательно, добровольно. Революции сначала происходят в мозгах, а затем уж выплескиваются на площади. У меня лично такое впечатление, что нам ее навязывают. Не верю я всем этим Коротичам, Войновичам, Ростроповичам и прочим Швондерам…

Солнце зашло, сгущались сумерки.

– (по имени-отчеству)! Отпустите на часик в поселок сбегать! У меня там…

– Не держу, но и отпустит не могу. Совсем охренели!

– Черт с ним, с поселком. Мне в штаб надо!

– Да-а… «товарищ не понимает». Сход. С корабля. Запрещен. Отечество в опасности! Только с разрешения командира корабля. Обращайтесь к нему, я разрешаю. Но учтите, что штаб охраняется матросами с техполка, с каждого угла. А те матросы в касках, с карабинами и с патронами, и заинструктированы комдивом вдоль и поперек.

Подошел верхний вахтенный.

– Та-ащ, вас с комдивом-два командир в Центральный срочно вызывает.

– Понял… Все важные и безотлагательные дела на флоте делаются только ночью.

В Центральном в своем кресле сидел задерганный командир. Он напоминал затравленного и только что выпущенного на свободу зверька. Вроде, не связан, вроде, свободен, но чуть дальше дернешься, и – мордой в прутья.

– Так. Механик, комдив-два, нужно сделать на пирс – там, где строится экипаж – «переноску» освещения.

– Товарищ командир, а зачем?

– Придет командир дивизии, будет зачитывать приказ о заступлении в дежурство. Предупредили, чтобы была «переноска». Понятно?

Комдив-два, прирожденный оппозиционер и борец за справедливость (а в простонародье – просто п……бол), округлил глаза и покрутил пальцем у виска.

– Они там что, вообще тронулись?!

– Комдив-два, вы что, умнее всех?! Не рассуждать! Выполнять! Механик, проконтролировать!

Ой-ей-ей… Все, закусил. Вот, ненормальные, во ведь дурдом. Вполне ведь могли обойтись «переноской» освещения бортового номера или верхнего вахтенного у трапа. Теперь – все, делать третью, хоть в лепешку расшибись. Штатной длины не хватит – кабель-то с горем пополам найти можно, а вот розетки свободной и исправной в ограждении рубки нет. Сейчас это сообразит комдив-два и будет доказывать командиру, а командир будет приказывать «как я сказал», и будет ЧП местного значения.

– Товарищ командир, есть же «переноска» у трапа, освещение бортового номера. Поднесем поближе, и пусть читает…

– Так, комдив-два!!! Слишком много умничаете и ничего не делаете (святая правда!). Делать, как я сказал!

– Все, пойдемте, (по имени-отчеству), делать, как командир приказал.

– Но вы-то хоть понимаете, что все не так просто?

– Понимаю. Поэтому пошли быстрее. Осталось чуть больше часа.

За час смогли найти кабель под «переноску», подсоединить его к вилке штатной отсечной «переноски» и заизолировать. А вот с подсоединением к розетке в ограждении рубки возникла проблема. Тройников на лодке нет, не положено. И времени уже нет.

– Придется «сопли» лепить, – обиженно вздохнул добросовестный мичман-техник-электрик. – Накину петли на ножки вилки «переноски» верхнего вахтенного.

– А не выпадет? Прижимную-то крышку по резьбе не закрутишь, да и коротнуть может.

– А иначе не успеваем никак. Командир и так задергал.

– Делать ему нечего… да его и самого задергали. Лепи «сопли», (по имени-отчеству), да понадежнее. Хотя… надежных «соплей» не бывает…

– Есть!..

Командир дивизии явился на пирс, как призрак Гамлету – в полночь. Построили экипаж по большому сбору. Все злые, угрюмые, недовольные. Чувствуется откровенная лажа. Лодка по техническому состоянию и запасам даже близко не подходила к требованиям боевого дежурства. Другие, более боеготовые экипажи и лодки, сидели и ничего не делали. А здесь крупа, мясо, свежести… и один исправный компрессор ВВД, дохлая аккумуляторная батарея с просроченным лечебным циклом, и гидравлики – кот наплакал…

Световой эффект явно произвел впечатление на командира дивизии.

– Ну, вы устроили иллюминацию, как на Бродвее. О маскировке помнить надо, товарищ командир.

У комдива-два как наркомана свободы началась возмутительная ломка:

– Я же говорил! – сдавленным шепотом.

– Из вашего штаба приказали осветить для зачтения приказа о заступлении в боевое дежурство, товарищ комдив, – парировал командир.

– Из штаба вам наприказывают…

Читать явно было нечего и некому. Комдив был один, без начальника штаба. Да и какой дурак будет составлять письменный документ в это смутное время? Все темные дела делаются устно, индивидуально или по телефону. Из областного центра приехала куча агитаторов за демократию. Откуда только взялись? Наверно, готовились заранее, параллельно с ГКЧП… И это – в запретную зону, на базу атомных подводных лодок, через три КПП при чрезвычайном положении… значит, пропуска им готовились заранее, и командование заранее предало ГКЧП. Но комдивушка этого не почувствовал, не просчитал, на агитацию не поддался – мол, придут наши, мало не будет. Даже в наш штаб, который охранялся пятью часовыми (четверо по углам и один на дверь), не побоялись сунуться (пидоры вонючие). Комдив приказал задержать, арестовать, посадить. Куда? Хорошо хоть – не расстрелять… Старпом техполка, которому было передано это приказание, оказался прозорливее дипломатично держал агитаторов «в гостях» у себя в каюте за чашечкой кофе и выжидал. Комдивовская решительность и преданность присяге затем аукнется на его дальнейшей карьере. Оказывается, эти демократические вахлаки с перхотью в голове тоже не все прощают. Хотя комдив принадлежал к «жуковцам» – не любил политотдел, политотдельцев и прочих «верных партийцев», но «демократов» построил еще круче. Ах, если бы все военачальники так… Неужто и Пиночета звать из варягов?

Комдив запустил руку в карман, извлек из него какую-то четвертушку листа, распрямил. Это, что ли, приказ?!

– Экипаж! Смирно! Слушай приказ!.. «О заступлении в боевое дежурство»! В связи с усложнившейся внутригосударственной обстановкой и введении в стране чрезвычайного положения, а также неясности международной обстановки… – явно импровизировал комдив, и некоторые особенно бдительные товарищи даже были уже готовы заметить подлог и, как говорится, вывести комдива на чистую воду, но… дежурный по лодке, сделав положенные записи на 00.00 20 августа, поднялся наверх покурить, а также послушать и посмотреть выступление комдива. Курил он, естественно, в просторном пустом пространстве ограждения рубки у боковой двери. Взгляд упал на незакрепленную вилку «переноски», ну покрутил и, ясное дело, закоротил. Вышибло установочный автомат питания (АК-25) в щитке наружного освещения, и все три переноски на пирсе дружно погасли.

– Бл-лядь! Кто там лазит?! – нашел выход энергии возмущения комдив-два.

– Отставить разговоры! Кто там матерится? Механик! Что с питанием? Почему погасли «переноски»? – частил командир, чтобы хоть как-то сгладить конфуз.

– Наверное, где-то коротнуло в розетке, и вырубился автомат в щитке наружного освещения, – спокойно доложил механик.

– Пусть включат, дайте команду!

– Нельзя – снова вышибет. Сначала надо убрать коротыш.

– Смир-рно!!! Слушай пр-риказ!!! – рявкнул командир дивизии атомных подводных лодок, и снова все замерло. – …Возможны военные провокации со стороны вероятного противника для дестабилизации внутреннего положения в стране и свержения существующего строя. Для пресечения подобных действий со стороны вероятного противника в соответствии с рекомендациями ГКЧП перевожу соединение атомных подводных лодок в готовность номер один. В части касающейся приказываю такому-то экипажу (78) на ПЛ такой-то (К-284) заступить в боевое дежурство с 4-часовой готовностью до моего особого распоряжения. Командир дивизии – капитан первого ранга такой-то, начальник штаба – капитан первого ранга такой-то.

– Прошу разрешения «вольно»?

– Вольно!

– И – тишина… в полуночной тьме камчатской августовской ночи… но не долгая. Жизнь есть жизнь. Это сплошная полоса маленьких проблемок и вопросиков, которые не терпят отлагательства. А большие проблемы государственной важности? Подождут. Это не наш объект приборки.

– М-мать-перемать… у меня же стирка замочена…

– «Сти-ирка»… У меня рыба распластана и не засолена в ванной. Представляешь?!

– Ну, это… весь подъезд опять будет ходить в противогазах…

– Смирно! – снова рявкнул командир дивизии. Командир! Что за бардак?! У вас боевой экипаж или клуб дискуссионный? Зачитайте присягу из Устава, освежите мозги. Чтобы все правильно понимали…

Вводная… Корабельный Устав командир всегда предусмотрительно носил с собой (уставник хренов!) и всегда им тыкал подчиненных: «Вам напомнить ваши обязанности согласно корустава?» НО СВЕТА-ТО НЕТ!!! Что называется, «перебдел» – из трех «переносок» не горит ни одна. Но ведь командир дивизии как-то смог прочитать свой приказ в полной темноте? Ха. Там можно (а скорее, нужно) было импровизировать. А здесь – только наизусть и слово в слово. Ведь текст присяги знать должны все – теоретически. Пожарник проверяет всех, а кто проверяет пожарника? Ситуация…

– Экипаж, смирно! Слушай Присягу военнослужащего Вооруженных Сил СССР. «Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик… вступая в ряды… принимаю Присягу и торжественно клянусь… быть храбрым. честным… выполнять… если же я нарушу… пусть меня постигнет… советского Закона… презрение трудящихся».

Надо отдать должное, командир «зачитал», что называется, «от» и «до», ни разу не споткнувшись. Феноменально! Весь экипаж текст присяги приблизительно знал и мысленно повторял, «читая» вместе с командиром. Одни со злорадством: «Вот щас собьется, вот щас запнется». Другие доброжелательно: «Хоть бы не сбился…». И тех, и других было примерно поровну, но все до предела напрягали мозги, с опережением вспоминая текст присяги. Может, в этом и есть секрет телепатии?

– Товарищ комдив, присяга зачитана.

И тут тьму разогнал свет трех одновременно вспыхнувших «переносок». Ничего особенного – дежурный электрик разобрался-таки и устранил неисправность. Но как вовремя!

– Во чудеса! – не сдержался старший техник-спецтрюмный.

– Командир, вам все ясно?

– Так точно.

– Я пошел на другие корабли. Смотрите, чтоб больше «чудес» не было.

– Смирно!

– Вольно.

– Вольно!

На корабле чудес больше не было. Все чудеса перешли в политику. ГКЧП продержался еще несколько дней, сдал все и сам сдался. Форосский узник Горбачев освободился из-под дачного «ареста» и тоже все сдал. Нахрапистые и розовощекие комсомольские работники с пышными кудрявыми шевелюрами (но с перхотью) давили старческое, лысоголовое, аскетически-маразматическое Политбюро ЦК КПСС. Им хотелось богатства, власти и секса – побольше, сейчас и немедленно. Им опротивели вторые и третьи роли. Им надоело быть верными слугами Партии, а служить советскому народу они не хотели и не могли, потому что: 1) были слугами Партии, а не народа, и 2) народа советского как такового в природе больше не существовало. И пошла молодая партийная элита на союз с криминальной братвой, да с диссидентами-инакомыслящими, да с иностранными разведками и секретными службами – хоть с самим чертом, лишь бы заиметь власть да пожить всласть. Чудеса? Нет. Чего еще можно ожидать от слуг, от челяди, от люмпенов, от шариковых и швондеров. Это уже не элита. С настоящей русской элитой было покончено еще в Гражданскую. «Ух, мы их душили, душили!..» Все. Приплыли.

Флотский левша

В конце перестройки все начало падать и разваливаться – и выплавка стали, и боеготовность флота, и надои молока, и урожайность полей… Вот уже десятый месяц обрастал ракушками у пирса № 10 пятьсот тринадцатый заказ атомная подводная лодка.

– За это время можно выносить и родить вполне здорового подводника, возмущался командир дивизии.

Но аккумуляторная батарея свое отпахала, и без нее ничего не рождалось. Атомоход был мертв. Экипаж вот-вот должен был вылететь «из линии». Для него это было чревато снижением денежного «удовольствия» (долой 30 % «морских»), а для командования – снижением боеготовности. Экипаж не дрогнул и начал мужественно разлагаться на берегу, а вот командование испугалось и зазвонило во все инстанции для прикрытия. Батарею прислали, но не ту – емкость на 20 % меньше, а сама на двадцать тонн легче. А что делать, если нужных нет? Пришлось загружать. Для сей операции прикомандировали на лодку самого старого (сорок лет!) и опытного механика. Своего слабонервного механика отправили подучиться в учебный центр. Батарею успешно перегрузили и установили в рекордные сроки с рядом новых и изящных технических решений. Лодка завелась, вышла в море, даже отдифферентовалась и погрузилась – начала потихоньку входить в «линию». Но перед выходом на задачу номер три – это отработка применения оружия – сдох последний вакуумный насос системы осушения. Все, отвоевались. Вакуум нужен для осушения трюмов, которые должны быть, согласно Уставу: «сухими и освещенными». Командир взвыл белугою: «Ну-у-у!!!.. упирались, упирались… и все пошло прахом!!!..»

Вся загвоздка была в торцевом углеграфитовом уплотнении и в шести бронзовых пружинках, которые банально сгнили. Уплотнение могли выточить работяги на заводе, но не было графита. Механик предложил заму написать письмо на ближайшую карандашную фабрику. Мол, пусть кусок графита пришлют для боевой надобности. Зам обиделся: «Вам бы только шутки шутить! Вас для чего сюда командировали?» Шесть одинаковых бронзовых пружин тоже не найдешь. Вот и повышай боеготовность чем хочешь…

Как-то вечерком некурящий командир притерся на перекуре к прикомандированному механику и завел свое традиционное: «Вот… дед… упирались, упирались…»

– Да можно было и не упираться, – командирский плач тронул душу закоренелого технократа. – Командир, ты на машине?

По возрасту механик был постарше командира, по званию оба – капитаны второго ранга, и с глазу на глаз были на ты.

– Ну, на машине. А что, подвезти?

– В общем-то, да. Надоел мне твой плач Ярославны. Поехали.

– Куда? Комдив запретил сход на берег, пока трюма не осушим…

– Ну, это он погорячился. Поехали!

– Да куда?

– В военный совхоз… на молочную ферму.

– ???… зачем?!

– За молоком. Дай команду, чтобы вынесли наверх трехлитровую банку с крышкой.

Командир дал команду. Это был волевой, смекалистый вояка, который сразу понял, что ехать надо не за молоком.

Механик был Последним Механиком Флота. Почему Последним? Наверное, потому, что Первый затерялся где-то в дебрях истории. Скорее, это был главный корабельный плотник парусного флота. Потом пошли уже настоящие механики-«мазуты» на броненосцах и… начали исчезать в брежневско-андроповские времена. В пылу борьбы с сахаровским технократизмом сначала при Брежневе сделали перестановку, отодвинув «инженер» на задний план (вместо «инженер-лейтенент» стало «лейтенант-инженер»). А при Андропове «инженера» и вовсе убрали из воинского звания вместе с «молотками» на погонах.

А этот Последний назло всем таскал «молотки» до капитана второго ранга. Титул же «Последний» присвоил себе сам.

Как уже было сказано, первый механик терялся в дебрях истории. А на соединениях по традиции соцсоревнования определялся «лучший командир БЧ-5». Но лучшего определяло начальство. А этот знал себе цену, а потому был дерзок, к тому же с юмором. Как известно, командование подобных вещей терпеть не может. Отсюда – последнее место в соцсоревновании. На недоуменные вопросы отвечал: «Быть первым на соединении лестно и почетно, а я Последний. И не на соединении, а на всем флоте. Последний Механик Флота, а? Звучит!» И зазвучало, и понеслось, и до начальства дошло, и узаконилось как-то. И подчиненные гордились, что у них есть Последний Механик Флота.

Командир об этом слыхал, а ныне убедился воочию при перегрузке батареи. Авральная работа прошла спокойно – и рыбку успели половить, и спирт для перегрузки получили ВЕСЬ, и поделили по справедливости (в штаб – ни грамма) – это уже мастерство.

– Мастерство – это умение предвидеть сложную ситуацию, управлять ею и не выпускать из-под контроля. Мастерство – Божий дар. Оно или есть, или его нет. Мастерство не пропьешь! – разглагольствовал механик.

Летний день клонился к вечеру. Вынесли грязную трехлитровую стеклянную банку из-под сока, без крышки, естественно.

– Центральный! Я сказал: с крышкой. И что, ополоснуть нельзя было?

– Да ладно! Поехали, а то крышку будут до утра искать.

– Поехали. А зачем?

– Я же сказал, за молоком. Ты в «линию» войти хочешь?

– Ну…

– Тогда поехали.

– Поехали. Только я не врублюсь – зачем молоко?

– А-а… Совхоз военный?

– Военный. Ну и что?

– Молочно-товарный?

– Наверное…

– Коров доят?

– Доят. И что?

– А ты думаешь коров за сиськи матросы дергают?

– Не знаю. Хотя – вопрос, конечно, интересный…

– Так вот, не дергают. Это было бы слишком малопроизводительно и на скотоложство похоже.

– А логика? – командир был сбит с толку, и его терпению потихоньку приходил конец.

– Коров доят доильной установкой, с использованием вакуума.

– Да ты что?! И ты думаешь…

– Не думаю. Знаю. Наши малошумные вакуумные насосы изобретались не для атомоходов, а для молочно-товарных ферм коммунизма. Чтобы трудящиеся могли слышать голос партии, чтобы коммунизм не проспали. Ты на «Безымянку» ходил?

– Ходил.

– Гул протяжный слышал?

– Ну…

– Вот тебе и «ну». Это роторная воздуходувка гудит, вакуум создает в доильной установке.

– И что, она у нас тоже так сильно гудеть будет? Не пойдет.

– Она у нас будет не сильно гудеть, а… сильно сосать. Можно и глушитель поставить. Весь вопрос – пройдет через люк или не пройдет. И второй вопрос – дадут нам ее или не дадут. Поскольку государство резко делает ставку на американского фермера – может, и дадут. Конечно, не даром.

– Погоди, ты что, все это – серьезно?

– Вполне… хотя, грани, конечно, расплывчаты… но мы ничего не теряем, а вдруг подойдет. Во хохма будет! К тому же, умников из ЭиРа (это отдел эксплуатации и ремонта, кто не знает) я уже послал. А графит с пружинками сказал засунуть себе в задницу. Сначала графит – для смазки – а потом пружинки, если найдут, конечно. Кто что найдет, тот себе то и заталкивает. Как в анекдоте…

– Насчет графита и пружинок ты здорово придумал. А все-таки, серьезно, что делать будем?

– Хм, насчет графита я пошутил, а ЭиР воспринял все очень болезненно, особенно пружинки, оно и понятно, обиделись до соплей.

– Может, не стоило, а то теперь помогать не будут…

– От них вони во сто раз больше, чем помощи. Хоть отстанут на время. Поехали!

Командир пожал плечами.

– Поехали…

Военный совхоз отличался от прочих только тем, что его директор был военным, а часть рабочих заменяли бесплатные матросы. Коровы были обычными коровами, а пастухи и дояры – военные… В остальном – все, как всегда и везде: грязь непролазная, дырявые уши у буренок после инвентаризаций и прививок, мухи эти стотонные и запах. Единственный и неповторимый, потому как – специфика.

Вечерняя дойка уже закончилась, и гражданский персонал, «взяв свое», потащил емкости домой на приватизацию.

Подъехали на вишневой «семерке» к административно-технической пристройке. По дороге прихватили еще зама Михалыча, как проводника. Тактический замысел был прост: изобразить комиссию из Москвы по перестройке – рентабельность совхоза, его дальнейшая судьба, осмотр мощностей и попытаться взять вакуумную установку.

«Жигуленок» лихо развернулся и стал возле конторы. Из машины одновременно вышли три капитана второго ранга и, брезгливо переступая через коровьи лепешки, направились ко входу. Возглавлял шествие зам Михалыч, который ловче других маневрировал среди коровьего дерьма – будто всю жизнь этим занимался. Зам притерся к атомоходу на сорок пятом году жизни – чтобы пенсия была побольше. Мужик был в меру простой, безобидный, и сейчас очень натурально изображал роль комиссионной «шестерки». Далее следовали командир и механик. Командир канал под «босса» – молчал, набычившись, метал тяжелые взгляды исподлобья. При почти двухметровом росте и весе под центнер он выглядел солидно и убедительно. Механик же вел себя, как специалист-референт. Белые фуражки и кремовые рубашки стильно смотрелись на фоне грязи, мух и навоза. По ним скользнуло рикошетом несколько испуганно-любопытных взглядов. Ага, засекли!

– Так, думаю, началось, – сказал механик.

– Что? Что началось? – злился командир. – Ходишь тут… по говну… как идиот…

– А ты что ж, хочешь в «линию» войти на сломанном атомоходе, и при этом в говне не испачкаться? – съязвил механик ехидно.

Упоминание о «линии» подействовало дисциплинирующе.

– Все должно быть натурально, – продолжал механик-референт. Внимательно под ноги смотри, надувай щеки и делай недовольный вид. И все! Иногда можешь чего-нибудь ляпнуть, тебе можно, ты ж босс.

В дверном проеме появился совхозный матросик в робе без гюйса и боевого номера.

– Тащ! Вам чего? – обратился он к проводнику-Михалычу.

– Начнем с тебя, краснофлотец, – сказал механик. – Представляться умеешь?

– ???… не знаю…

– Понятно. Назови свою специальность, звание, фамилию…

– Матрос такой-то.

– Понятно. Что на ферме делаешь?

– На доилке работаю…

– Так. Хорошо. Пойдем, покажешь. Заодно технику безопасности проверим.

Пока все шло по плану. Напоминание о технике безопасности подействовало на разболтанного совхозного моремана, как надо. Пошли…

– Тащ, вот!

С любопытством уставились на доилку. Ну-у… сила! Трубы, шланги, что-то похожее на перевернутую вверх дном флягу с открытой крышкой… электродвигатель киловатта на три, ременная передача к роторной воздуходувке, все это на общей раме-фундаменте. Все легко разобрать и по частям запросто спустить в рубочный люк…

– Заземление есть? Есть! – радостно констатировал механик, чуть не забыв про роль референта. Вовремя спохватился. – А как часто сопротивление изоляции замеряешь? И чем? Журнал покажи!

– Тащ, я ж не электрик…

– Да? Ну ладно… а какой вакуум она создает? Как регулируется?

– Включаю мотор, прижимаю крышку, – охотно показал матросик, – она и присасывается, и держится, пока молоко идет, а если вода, то сама откроется, когда полный бак…

– А когда идет вода?

– А когда после дойки, водой промываем…

Гениально! Вся автоматика – на уровне сливного бачка от унитаза.

– Подойдет? – не выдержал командир. Ему уже мерещился вход в «линию».

– Еще как! Этот агрегат один заменит все наши четыре, и износу ему не будет… Эй, боец! А она ломается? Запасная есть?

– Так точно, есть – одна здесь, а две в ремонте, в совхозе «Пограничном».

– Вы поняли?! – механик торжественно поднял палец.

– Поняли. Только… все уж слишком просто… как-то не верится… Боец! А она точно вакуум создает?

– Раз он знает это слово, значит, создает. Пошли, покажешь запасную!

– Тащ, а она на складе, а ключи у бригадира.

– Понятно. Зови бригадира!

– Так он же домой уехал.

– Может, сами к нему съездим? Где он живет? – встрял зам некстати.

– Ну ни хрена себе! Московская комиссия будет ездить домой к бригадиру! А почему не к директору? А почему нас не встретили? Михалыч, ты что, не предупредил? – механик вошел в роль клерка. Командир тоже насупился, набычился, зыркнул. – И что? Мы здесь среди дерьма будем бригадира дожидаться?! Где тут можно подождать?