Текст книги "Не потонем!"

Автор книги: Николай Курьянчик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Зам:

– Может, в машине пока посидим?

Матросик между тем куда-то бесследно исчез. Появилась какая-то женщина типа заведующей по сдаче молока.

– А вы пройдите в красный уголок. Сейчас бригадир подъедет. Он у нас пока за директора. Директор умер недавно, – сообщила она и тоже исчезла.

Красным уголком оказалась большая и грязная комната с объедками и окурками на столе. Грязные стулья шатались.

– Учись, командир, как надо комиссию встречать, – съязвил механик, – а то у нас вечно большими приборками мордуют, пирсы красят, ковры стелят…

– Вот скоро капитализм построим, и комиссии исчезнут, – вставил бывший слуга партии. Он был, в общем-то неправильный зам, невооруженным глазом видно.

Под окном раздался звук глохнущего мотоцикла. В комнату стремительно вошел огромный мужик лет под шестьдесят. Он властно смахнул со стола всю нечисть и грузно упал на жалобно скрипнувший стул. Повисшее молчание пытались нарушить толстые зеленые мухи, бьющиеся о стекло.

– Мы – комиссия из Москвы, по проверке рентабельности и перестройке военных колхозов, – начал механик-референт.

– Совхозов, – поправил его «местный» проводник-Михалыч.

– Один хрен, – подвел черту босс-командир.

Бригадир-директор мощно поскреб затылок и напряг ум до предела, но нужных слов, однако, не нашел. Замерли даже мухи красного уголка.

– Представьтесь, пожалуйста, – попросил механик, придя на выручку.

– Директор… – но ведь с директора и спрос больше! Мужик вовремя спохватился. – Да хули там! Бригадир Кобылкин! – выпалил он с безнадежной отчаянностью.

– А имя-отчество? – не унимался механик с упорством иезуита.

– Витя… – протянул и тут же спрятал огромную и грязную ладонь животновод.

– Хорошо, Виктор… как по отчеству? – механик видел, что бригадир по акульи напрочь заглотил наживку, и боялся, чтоб не оборвалось.

– Да хули там!.. Герасимыч!

– Вот и отлично, Виктор Герасимович. А теперь скажите нам, пожалуйста, какой у вас среднесуточный надой на фуражную корову в летний период? – следы насильного изучения постановлений ЦК КПСС по дальнейшему развитию сельского хозяйства явно не прошли бесследно.

– Семнадцать, – легко и непринужденно произнес бригадир.

Много это или мало? Скорее, мало. А сколько нужно? Сколько требовала партия от фуражной коровы на последнем, XXVII съезде? И вообще, что такое фуражная корова – корова в фуражке, что ли? Но – медлить нельзя, промедление смерти подобно. Нельзя инициативу упускать. Все это молнией пронеслось в мозгу механика, и он решительно выдал:

– Да-а, не густо. В дореволюционной России надои побольше были.

Поди, проверь!

– В этом плане, Аристарх Платонович, – обратился механик-референт к боссу-командиру, – хозяйство явно бесперспективное. Сколько лет совхозу, Виктор Герасимович?

Начавший было приходить в себя бригадир-директор снова отчаянно заскреб в затылке. Как-то так получалось, что на Дальнем Востоке местного населения почти не оказалось, сюда приезжали за длинным рублем или на отсидку. И чем льготнее район, тем меньше там жили – откуда ж знание истории?

– Не знаю, – выдохнул Кобылкин печально, – по крайней мере, я здесь двадцать шесть лет, с шестьдесят восьмого, а совхоз уже был. Первый директор уехал, второй умер, – совсем загрустил животновод. В коридоре мелькнула женщина в когда-то белом халате, та самая, молокозаготовитель.

– Галь, принеси молочка, – несколько оживился Кобылкин, – молочко-то у нас хорошее!

– Разберемся. Пусть заодно сертификат захватит, и анализы.

Это ничуть не смутило бригадира.

– Галь, анализы захвати за этот год!

Все так просто… На атомоходе с анализами рабочих сред было посложнее. Обычно они были просрочены, и папку искали долго-долго…

– А какой у вас живой привес молодняка на тонну кормозатрат? Белковые добавки используете?

Бригадир снова запустил пятерню под кепку.

– Вот, попробуйте молочка! – вошла женщина-молокозаведующая, налила в стаканы молока, не пролив ни капли. «Комиссия» потянулась к молочку, словно котята.

– Да, молоко хорошее, – подобрел босс-командир, и его стакан сразу наполнился снова.

«А вот это уже лишнее, – чертыхнулся про себя механик. – Ишь, обрадовался молочку, как папуас побрякушке. Надо это ликование кончать.»

Механик решительно отодвинул пустой стакан, взглянул на анализы.

– С этим ладно, тут ничего не скажешь. А куда поставляете мясо-молочную продукцию? Окупается ли себестоимость?

Бригадир снял кепку, чтобы было удобнее скрести затылок. Удар был явно ниже пояса. Вся продукция шла на пропитье совхозников. Уж это механик знал наверняка. Под конец перестройки наши продовольственные товары куда-то окончательно исчезли, а взамен им, подхлестываемый рекламой, валом повалил дешевый и резиновый импорт. Механик и бригадир одинаково не понимали, почему молоко из Голландии и Австралии, привезенное за тысячи километров самолетом, дешевле и лучше своего, натурального, привезенного в бидоне из-под коровы, которая за пять км. Тем не менее, натуральное молоко со столов подводников исчезло навсегда. Даже здесь пролез дешевый импорт, и недаром раньше всех на иномарках начали ездить довольные лодочные интенданты.

Бригадир Кобылкин умоляюще уперся взглядом в самого большого начальника – босса-командира – и уже открыл было рот, вспомнив сложное имя:

– Ариссс…

Но механик решил добить.

– Арсений Платонович, мало того, что совхоз не рентабельный, так он еще свою убыточную продукцию подводникам не поставляет! Это безобразие надо зак-ры-вать.

– Ну что ж, логично, – равнодушно пробасил командир.

Тут Кобылкин понял воочию, что самое непоправимое, которого ждали случилось. Теперь абсолютно неважно, как правильно сложное имя-отчество начальника. Что можно потерять – уже потеряно. Он решительно надел кепку, попытался встать, но непослушные ноги подкосились, и он снова грузно опустился на стул…

– Во!.. упирались, упирались, и все пошло прахом, – Кобылкин, сам того не зная, непроизвольно повторил «плач командира». Его уже стало по-человечески жалко. Кажись, того… переиграли. – Галь… дай молочка…

Галя подала весь сосуд. Бригадир долго пил, отходя от шока.

– Вот те на… год до пенсии камчатской остался… внучок подрастает, славный такой… а сын – раздолбай, загулял… – бригадир разговаривал сам с собой.

Эффект превзошел все ожидания. Надо было спускаться на землю.

– Батя, ты это… не переживай так сильно. Совхоз, конечно, закроют, но не прямо же сейчас. Даже не закроют, а заморят.

У бригадира в глазах появилось осмысление. Он внимательно слушал «референта», самого вредного из «комиссии».

– Да нам-то не много и надо… – самый вредный даже немного смутился.

Кобылкин решительно поправил кепку.

– Бычка, поросенка, цыплят – все организуем…

– Да нет же, батя… нам установка вакуумная нужна. У вас все равно запасная есть.

– Есть! Берите! А зачем? – молния подозрения пронзила сумрак красного уголка.

А действительно, зачем? На кой ляд московской комиссии вакуумный допотопный агрегат от доильной установки времен хрущевской семилетки, да еще с Камчатки? В музей, что ли?

Кобылкин пристальным взглядом обвел «комиссию», и глаза его остановились на заме. Михалыч, как «верный слуга партии», по ее велению первым начал осваивать дачный участок и, совершая частые вояжи в совхоз за навозом, примелькался. Он-то и дрогнул – из-за говна (вдруг больше не дадут?), а на боеготовность, значит, наплевать…

– Да ладно, Виктор Герасимыч, никакая мы не комиссия, просто подводники мы.

Вот гнида! А как же обороноспособность? Где «союз меча и орала»?!

Телепатические посылки командира и механика на зама не действовали, и он продолжал, как ни в чем ни бывало:

– Это вот командир лодки, а это – механик…

По лицу бригадира-животновода, меняя друг друга, проскочили несколько эмоциональных выражений.

– Да вам бля, что?! Делать не фиг?! Подводники хреновы!..

При слове «подводники» Кобылкин взял себя в руки. Подводников он, как становилось ясно, все-таки сильно уважал.

– Да, батя, делать не фиг, угадал ты. В море выйти не можем, вакуумный агрегат во как нужен! – командир махнул рукой и просительно, но твердо посмотрел на бригадира. Гнев того сменился на растерянность и живое любопытство.

– А кого ж вы там эта… доить собираетесь? – и тут все вдруг облегченно рассмеялись.

– Лодку. Точнее – трюма. У нас трюма вакуумом сушат. Принцип тот же – у вас молочко из коровки сосет, а у нас воду из трюмов, – сказал механик-референт, – только наши насосы такое дерьмо, и все четыре чем-то накрылись…

Словом, помирились, разговорились, попили молочка, и с собой прихватили. Агрегат бригадир дал, но, понятно, не задаром, а за пять литров «шила», да за пару ДУК-овских мешков «балабаса» – дешевых рыбных и овощных консервов…

На заключительном этапе соглашения сидели у ручья, накрыли там полянку, все было как следует. Поговорили по душам, настроили груду планов, которые чисто по-русски забылись и не выполнились, хотя и безумными не были – это поставка в совхоз отработанного компрессорного масла для гидравлики сельхозтехники, дизельного – для ее смазки, немного соляра на уборочную и посевную… Просто хмель вышел, а планы так и остались благими намерениями, которыми вымощена дорога в ад…

Агрегат установили – подошел идеально! Подали заявку в КБ «Малахит», как изобретение. ЭиР был посрамлен со своим глобальным сбором пружин. Доложили о готовности к выходу в море на задачу номер три. Командира дивизии в подробности решили не посвящать – исправно и исправно, осушили трюма – вот и ладушки, а как – это уж наши проблемы…

Что до комдива – командира дивизии подводных лодок – то вообще он должен быть личностью: или «моряк», или «вояка», или «самодур», или еще кто-нибудь. Этот же был многолик и разнообразен. Для одних он был «интеллигентом», для других – «матерщинником» и «дуроломом», для третьих «Чапаев с шашкой». Словом – артист. По-настоящему его знали немногие. Механик знал его лет десять, и тоже в какой-то степени был артистом, и несколько раз разыгрывал, когда комдив был еще командиром лодки. Комдив этого не забывал и душил механика от всей души, когда мог.

На пирсе комдива встречал командир со старпомом и механиком. Командир кратко и стандартно доложил о готовности к выходу в море. Потом – старпом. Потом – механик, только не комдиву, а НЭМСу, начальнику электромеханической службы.

– Что с трюмами? – начал яриться комдив.

– Все нормально, товарищ комдив, – парировал механик. – Посидели, осушили.

– Сколько вакуумных насосов починили? – уже более спокойно спросил адмирал. – ЭиР пружины нашел или нет?

– Ни одного: ни пружин, ни графита нет нигде, пусть ЭиР ищет…

– Что? – комдив выдернул шашку. – И вы докладываете о готовности к выходу в море?! А вы, командир?! Потворствуете?! Старпом! Механик! Вы должны бегать друг за другом, как два активных педераста, чтобы лодку к выходу в море приготовить! А вы перемещаетесь, понимаешь, в пирсовой зоне, как два обосравшихся пингвина за полярным кругом в оттепель (во загнул!!!) А где ваше хваленое мастерство?! Мастерство – это когда из говна делают конфетку! Замастерились! Народ перед выходом в море мордуете – вручную трюма сушили?! Вы потеряли чувство реальности происходящего. А механик еще и умудрился ЭиРу нахамить, причем, первому заму! А я-то хотел вас поощрить за батарею и за вторую задачу… А теперь придется наказать!..

«Конечно, можно было и поощрить, особенно, если бы хотел… а теперь наказать, перехотел, значит… – так думал механик, беспристрастно глядя вдаль и ожидая конца монолога. – Наказать – тоже не накажет, перехочет. Он же как: подадут на поощрение – поощрит, подадут на наказание – накажет».

Комдив перевел дух и оценил, много ли народа его слушает. Он знал, что его монологи-разносы передают из уст в уста, и даже бродит где-то самиздатовский сборник его афоризмов. Но посторонних не было, пирс был пуст. Верхний вахтенный был далеко и наблюдал только жесты. Это немного поубавило актерский пыл комдива.

– Товарищ комдив, механик мне докладывал, что вакуумная установка третьего введена в строй, трюма осушены фактически, сам смотрел, – вступился командир.

– Так починили насосы или нет?! Чего вы мне голову морочите?! – до комдива начало доходить, что имеет место быть очередной стеб механика, но в чем он состоит, пока не понимал, а потому немного приутих. На всякий случай.

– Нет, товарищ комдив, – вступил в диалог НЭМС, – они такое придумали и сделали, что я сам сперва не поверил. Они достали вакуумный насос от доильного аппарата, а он подошел идеально – как зверь работает, а по параметрам превосходит все наши четыре! Простой и надежный – слов нет. Я вчера смотрел – надо в «Малахит» подавать как изобретение.

– Вы что, серьезно? То-то я вижу – они мне голову морочат, – гнев комдива сменился на любопытство и отеческую доброту. – А кто придумал?

А как будто ты не знаешь!

НЭМС сказал, кто.

– Да-а (по имени-отчеству – это в первый-то раз за восемь лет после «приезда главкома»), ну вы просто флотский Левша! Не только дерзить, но и дерзать умеете. Надо поощрить.

«Все-таки окрысился, да? Если б не окрысился, сказал бы на „ты“, а то „уме-е-ете“! А надо попробовать, момент самый подходящий», – думал механик, все так же глядя вдаль. Ну – раз! два! три!

– Товарищ комдив, а подпишите перевод в учебный центр. А то прямо неудобно – лезет туда всякая шелупонь да зелень с придурью из других дивизий, а я тут всем дерзю. Как будто нет в нашей дивизии достойных представителей!..

– Центр – это кладбище мамонтов, это приют для калек, для сирых и убогих…

Ну, все! Писец представлению!

– …кулибины и макаровы нужны на действующем флоте!..

Да-а, комдивушка, Макаров был умный мужик, а погиб перед боем, ни за понюшку табаку… а ты будешь кувыркаться на действующем флоте до предельного возраста… и я с тобой…

– …подписать на вас представление у меня рука не поднимается, вы еще нужны флоту…

Ну вот – упирались, упирались…, твою мать! и все пошло прахом…

Борьба за живучесть, как она есть

[отсутствует]

Не потонем!

Кабы знать, где упадёшь, так соломки подстелил бы…

Если лодке и экипажу назначена автономка, то она состоится во чтобы то ни стало. Это значит, что на 99,9 % они в неё пойдут, и 99 %, что они из неё вернутся. Не вернулись лодки и часть экипажей в мирное время холодной войны (Бессонова, Британова, Ванина) и полностью – Кобзаря и Лячина. «Курск» поставил точку в холодной войне: воевать России стало нечем и некем.

В общем сложилось так, что в канун 300-летия Российского флота и очередных ельцинских выборов с начала года начали готовить на боевую службу 6-й «Барс» комсомольской постройки со вторым экипажем. Дело после гибели ПЛА «Комсомолец» неслыханное (экипаж Ванина был вторым). Может, этим хотели доказать необратимость реформ в ВМФ, а может, и впрямь лучшего экипажа не нашлось. Экипаж в самом деле был неплохой, но… На волне демократической вседозволенности как минимум три экипажа ещё молодых, но грамотных и опытных специалистов ушли на гражданку – искать лёгкого хлеба в бизнесе. Подготовка к автономке сразу не заладилась. При гидравлических испытаниях первого контура реактора (на предельное давление) появилась капельная течь из заглушки осушения реактора. Посчитали за мелочь, докладывать не стали. Не вдаваясь в чертежи, решили подтянуть. Хотели, как лучше, получилось, как всегда – течь усилилась. Начали вникать в конструкцию – ужас! Для исправления неисправности надо снимать крышку реактора. Её на лодках третьего поколения вообще ещё никто никогда не снимал! Но не зря же шутят одесские евреи, что мы, русские, – самая сообразительная нация в мире. Старый опытный технарь, начальник СПТБ-8, на спор, не снимая крышку реактора, устранил неисправность за три (!) дня. За это получил именные золотые часы от командующего флотилей, хотя на сэкономленные деньги золотые часы можно было приобрести для всех подводников Рыбачьего. Но график восстановления технической боеготовности сократился почти на месяц, исходя из того, что расчитан он на шестьдесят суток. Большая часть времени ушла на согласование и объяснение вышестоящим инстанциям, как это можно сделать побыстрее, и главное – почти задаром.

Объяснили, согласовали, сделали, но график остался прежним. За месяц предстояло выполнить все запланированные мероприятия, расчитанные на два. Естественно, что безразмерный флотский рабочий день продлился до бесконечности и стал равен суткам. Все ходили, как очумелые, с единственной мыслью – где-нибудь притулиться, где-нибудь прислониться и поспать! Если нижним чинам это с горем пополам как-то удавалось, то командованию корабля и командиру БЧ-5 со своими комдивами – практически никак.

Надо заметить, что командир БЧ-5 был новым, назначенным из другого экипажа: с гонором, с амбициями, но без опыта. Лодка погружалась полчаса и дифферентовалась столько же. Начальство дивизии свирепело, метало громы и молнии, а он только снисходительно улыбался и объяснял молодому, перспективно-спортивному командиру дивизии (уже контр-адмиралу), почему быстрее погрузиться нельзя.

– При старом командире БЧ-5 из этого экипажа лодка погружалась за пять минут и столько же дифферентовалась! А вы мне тут демагогию разводите…

– Не знаю, как делалось при старом командире БЧ-5, а я делаю всё, как положено, согласно инструкции.

Прежний старый командир БЧ-5 (механик) в свои сорок два года ожидал повышения в звании с одновременным переводом в Учебный центр ВМФ и уже полгода стоял на штате механика заводской лодки, прекратившей средний ремонт, то есть откровенно бил баклуши.

Экипаж, особенно нижние чины, тоже суеверничал: «Со старым Дедом всё было проще… как ушёл, так началось… что в автономке будет?»

Естественно, этот суеверный ропот дошёл до дивизионного начальства (нештатные осведомители остались и при демократии). Командир дивизии и флагмех хорошо знали старого механика и, можно сказать, были в дружеских отношениях. А поэтому… Приказ о переводе и присвоении капитана первого ранга положили под сукно, отловили его в выходной на горнолыжке и – этак по-дружески:

– Н…ч, сходи на контрольный выход, помоги своей замене. Сорок минут не может лодку погрузить! Ещё и улыбается, – начал командир дивизии.

– Да, поторопились мы с его назначением, наша вина. Но списки уже утверждены, и ничего не поделаешь. А мне самому надо идти на задачу с другим экипажем. Больше послать некого, опытнее тебя нет, а посылать кого-нибудь просто так для отмазки опасно. В море всякое может быть, сам знаешь, – продолжил НЭМС, старший товарищ и бывший неофициальный наставник старого механика.

– Да, но вы сами сказали, что списки утверждены, а у меня ни ВВК, ни ЛВД не пройдены, и я же теперь на другом проекте, на РТМе служу, – заартачился Дед.

– Но ты же сам говорил, что будешь «резервом Ставки», когда представление подписали, и будешь работать, как работал…

– Так и работал: делал, что приказывали. Вот-вот приказ должен прийти, я проверял по своим каналам.

– А если не придёт, что будешь делать?

– Не знаю, – опешил старый механик. – Сплюньте! Второй год перевожусь с Камчатки на Камчатку в Учебный Центр ВМФ. И грустно, и смешно…

– Ладно, пока нет приказа, сходи на контрольный выход, а там посмотрим. Может, и в автономку придётся идти. Мы всегда к тебе хорошо относились, но ситуация безвыходная.

– А кем я пойду?

– Представителем штаба от ЭМС, наставником молодого механика. Я ж тебя когда-то учил, помнишь? Будешь первым плавающим преподавателем, если придёт приказ. А он придёт скоро.

– И последним! Меня там убьют за такую инициативу.

– Так ведь приказа ещё нет…

Контрольный выход с торпедной стрельбой и постановкой мин на заднем ходу с перископа (когда лодка теоретически неуправляема) получился строго плановым, без срывов и задержек. «Как старый Дед пришёл, так сразу всё и пошло, как по маслу, – заговорили экипажные волхвы. – Надо его в автономку взять – не потонем».

А старый Дед вроде бы ничего и не делал. Посидел-постоял в центральном при погружении – погрузились за десять минут. За столько же и отдифферентовались. Никаких команд, никаких умных публичных советов или разносов…

– Ну, как сходили? Всё нормально? – спросил НЭМС по возвращении.

– Да всё нормально. Нормально погрузились, нормально отстрелялись – все всё знают, все всё умеют.

– Ты погружался?

– Нет, только присутствовал.

– И за сколько?

– За десять минут, но можно и быстрее.

– А почему тогда в прошлый раз так долго?

– Это специфика «Барса» и Инструкции по управлению.

– Ну и что ты сделал?

– Поговорил с оператором «Молибдена». Спросил, как он ключами щёлкает, правша он или левша.

– А это тут при чём?

– Надо, чтоб вышел воздух с носовой надстойки. Поэтому при заполнении концевых групп ЦГБ надо «клюнуть носом», то есть сначала заполнить носовую группу, а через три-пять секунд – кормовую, и лодка пойдёт, как миленькая. А по Инструкции положено одновременно. Поэтому лодка валится на корму, ведь там уже в гондолу УПВ тридцать тонн закачано, а после заполнения средней дифферент на корму достигает полутора градусов, и остается пузырь в носовой надстойке, большинство гидростатов закрыто. Всё, полчаса обеспечено. Тем более что правая рука оператора лежит на ключе кормовой группы, а левая – на носовой. У правши правая рука всегда опережает левую – вот и сорок минут. Поэтому я всегда учил своих операторов: сначала носовую, а как пошёл дифферент на корму – то и кормовую. Всё. Я этот приём называю «сено-солома».

– Ну, не знаю. Ты ж в курсе, я десять лет отслужил механиком на «Барсе», и всегда нормально погружались, безо всякого там «сена-соломы».

– Ха, так ваши операторы получили школу от сдаточной заводской команды на ходовых испытаниях, и дальше всё передавалось по наследству. Поэтому первые экипажи всегда погружаются хорошо, а вторые – не всегда.

– Теперь понял. Вот видишь, не зря сходил!

– Может быть. Но это задача флагманов – учить, анализировать, обобщать…

– А знаешь… наверное тебе придётся идти на боевую службу, хотя бы на первый этап, суток на сорок. К выборам вернётесь. Если всё будет нормально, то дальше не пойдёшь.

– И кто это всё придумал?

– Командир дивизии. Да и экипаж просит, чтобы ты с ними сходил.

– А приказ на перевод…

– Приказа пока нет, – выпалил флагмех, – придётся идти.

«По местам стоять, корабль к бою и походу приготовить». Приготовили.

«По местам стоять, к проходу узости». Прошли, вышли в море.

«По местам стоять, к погружению, проверке прочного корпуса на герметичность».

…«Принять главный балласт, кроме средней» … «Заполнить среднюю»… «Начата дифферентовка» … «Продуть балласт по схеме, следовать в точку погружения».

Продуть балласт – это значит восстановить запас плавучести. Это с одной стороны. С другой стороны – это значит израсходовать запас ВВД, а он у нас самый большой в мире. Поэтому продувают «по схеме», то есть не полностью. Такой абсурд может быть только у нас. И всё равно до полного пополнения запаса ВВД (иначе никак нельзя) надо работать всеми компрессорами около четырёх часов в надводном положении. Но если б не было дураков, то были бы мы самой сообразительной нацией в мире? То-то. Поэтому экипажу объявили: «Готовность номер два надводная», и две боевых смены рухнули спать. Молодой командир БЧ-5 тоже ушёл к себе в каюту осуществлять месячную мечту – поспать хоть пару часиков.

На то, что лодка низко сидит с не полностью продутыми ЦГБ, никто особого внимания не обратил. Вентиляцию перевели в «подводное»: машинки приводов бортовых захлопок шахт вентиляции застопорили в закрытом положении. До точки погружения оставалось всего полчаса, пора на последний перекур. В подводном положении на лодках данного проекта не курят. Хотя проектом курилка была предусмотрена, но существовала она только на первом «Барсе», где командир был курящим. На остальных шести первые командиры оказались некурящими, и курилку зарубили. Обычно перед погружением курящего народа в ограждении рубки – не протолкнуться. Даже те, кто на вахте стоит, подменяются на перекур, а тут тишина и безлюдье. Вот уж действительно замордовали экипаж – даже на последний перекур никто не вышел. Правда, внизу в центральном к старому механику пристал молодой комдив-три с прикомандированным старшиной команды трюмных. Мол, люк ВСК негерметичен.

– Боковой герметичен? – отмахнулся механик.

– Так точно!

– Ну и хрен с ним. В случае чего, разберёмся в подводном положении. Не возвращаться же на базу – съедят живьём.

– Никто не понимает, и вы не понимаете! Врубитесь! Негерметичен верхний люк ВСК! Верхний!

– Верхний?! А когда вы об этом узнали?

– При проверке прочного корпуса на герметичность перед дифферентовкой.

– Та-ак… а что ж раньше не доложили?

– Докладывали, но никто ж не врубается. Все, как и вы, спрашивают про боковой и машут руками.

Надо отметить, что ВСК имеет аж три люка: боковой – для выхода на ходовой мостик, нижний – для входа в прочный корпус, и верхний – для аварийного выхода из ВСК спасшихся уже после её отстыковки и всплытия.

– Мама родная, а его что, кто-нибудь открывал? – вопрос к КД-три, заведующему ВСК.

– Так точно!

– А на хрена?!

– Приехал какой-то чёрт из Владика по воспитательной части и прибыл на пирс благословлять перед автономкой. Командир сыграл «Большой сбор». Боковой заклинило, не смогли отдраить, а через люк третьего грузили продукты. Командир приказал открыть и выходить через верхний люк ВСК.

– Ни хрена ж себе… А дальше?

– Отремонтировали боковой, а верхний задраили и забыли.

– А на герметичность?

– Времени не было, и некому. Вот старшину дали из техников только перед выходом. Что делать?

– Или возвращаться в базу…

– Сожрут!!!

–…или чинить.

– А как?

– А где шипит? По клапану выравнивания давления или по периметру уплотнительной резины?

– Говорит, по периметру где-то…

– Наверное, что-то попало на зеркало комингса. Отдраить, протереть резину и зеркало, затем смазать чем-нибудь погуще: тавотом, АМС-ом, литолом на худой конец… чудес не бывает.

– А повторно на герметичность проверять будем?

– Естественно. Во компрессора как сосут – аж в люке стягивает.

– А если не будет держать?

– Ну, тогда в базу. На съедение.

– По команде вы доложите?

– Доложу, запрошу. Отдраивайте, протирайте, смазывайте. Уже меньше полчаса осталось! Я к командиру на мостик, на перекур. Не потонем!

Повеселевшие от снятой ответственности комдив-три со старшиной трюмным энергично занялись люком.

Стармех перекурил на мостике, растолковал всё командиру. Командир был молодой, волевой, но не дурак, и не паникёр; стармех знал его ещё с лейтенанта, сам уже будучи капитаном третьего ранга.

– Делают? – спокойно спросил командир.

– Делают.

– Кто?

– Комдив-три со старшиной команды.

– Н…ч, держи меня в курсе.

– Хорошо.

Стармех покурил, посмотрел на кипение работы возле люка и начал спускаться вниз.

– Задержаться наверху!!!

Команду такой громкости могли дать только старшему на борту – ЗКД (заместителю командира дивизии). Его выдернули прямо из госпиталя, не залечив геморрой, но он не дрогнул, пошёл. Ещё бы, светило стать командиром дивизии и словить адмиральскую «муху».

– Что, механик, спать уже больше не можешь? – съехидничал старший, хотя по возрасту и выслуге был моложе стармеха.

Это слегка задело. К тому же механик считал, что много спать любят люди обречённые и ущербные, а также бездельники и лентяи. Себя он (как и все) таковым не считал. Потому не стерпел.

– А вы в госпитале, поди, отоспались впрок.

– Да нет, мне не удалось… Геморрой, – обиделся «геройский геморройщик».

– Ну, если спать хотите, то могу помочь сон разогнать…

ЗКД настороженно расширил глаза.

–…верхний люк ВСК негерметичен.

Глубоко сидящие глаза будущего адмирала расширились ещё больше.

– Верхний. Люк. ВСК. Негерметичен. Ещё повторить?

– Верхний?! – спички окончательно выпали из глаз старшего на борту.

– Так точно! – и палец в небо.

– А наш, то есть их механик – знает?

– Должен знать. Механик по заведованию отвечает за прочный корпус и его герметичность.

– А где наш, то есть их механик?

Молодой механик был из бывшего экипажа ЗКД и его выдвиженцем.

– Не знаю, где ваш, то есть их механик. Спит, наверное.

«Геройский геморройщик» мгновенно забыл про геморрой и передумал выходить наверх. Выражение лица приобрело злобный решительный оттенок.

– Задержаться внизу!!!

И будущий адмирал крысёнком сиганул вниз по вертикальному трапу.

– Командир БЧ-5, срочно прибыть в центральный пост!!! – заголосила громкоговорящая связь «Лиственница» по всей лодке голосом «геройского геморройщика». Стармех тоже передумал спускаться вниз (будить командира БЧ-5) и поднялся снова на мостик – ещё раз покурить, а заодно посмотреть на завершение работ с верхним люком.

– Как думаешь, чудес не будет? Всё будет нормально? – спокойно поинтересовался молодой командир.

– Думаю, да, всё будет нормально, но чудеса сейчас начнёт творить ЗКД.

– А ты что, ему доложил?! Докладывать старшему – дело командира.

– Я ему не докладывал, а только сообщил, чтобы помочь сон разогнать.

– А на хрена?

– Да достал он своими подколками…

– На герметичность же проверять надо!

– Теперь – обязательно. Два больших компрессора работают. Задраим люки перед остановкой, отваккуиммируем мгновенно.

– А сравнивать как?

– Лодка продута по «схеме», сидит глубоко, и волна – через РКП.

РКП – устройство для пополнения запаса ВВД перископного положения.

– Логично. Иди вниз. Следи, руководи, а я тут покомандую.

– Мостик – центральный! ЗКД приказал произвести повторную проверку прочного корпуса на герметичность. Прошу «добро», – запросил из центрального невыспавшийся командир БЧ-5.

– Могут быть чудеса, твою мать!

– Иди быстрее вниз, чудес у нас и так под завязку.

– По местам стоять, к проверке прочного корпуса на герметичность! – разнеслось по отсекам. – Мостик, в подводной лодке по местам стоять, к проверке прочного корпуса на герметичность. Задраить боковой и верхний люки ВСК! – наращивал темп центральный.

Верхний люк задраили первым, механик-наставник заторопился вниз. В самом узком месте нижнего люка ВСК его чуть не сбросило с трапа мощной струёй воздуха. «Они там что, сдуру ещё вытяжной вентилятор запустили? – пронеслось в голове у стармеха. – Вот дятлы безмозглые! Лодка-то сидит ниже крейсерской ватерлинии, и наружная захлопка вентиляции в воде. Не потонем, конечно… но хлебнуть воды можно, если так торопиться…» И, как в подтверждение, затрещали барабанные перепонки в ушах от быстрого снижения давления в лодке.

– Стоп вентилятор! – скомандовал молодой командир БЧ-5, но стрелка барометра-анероида стремительно уходила в зашкал.

– Останови компрессоры ВВД! Ты чё творишь?! – повысил голос наставник.