Текст книги "По горячему следу (СИ)"

Автор книги: Николай Инодин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

За порядком следят смыслянские дружинники, группами по три – четыре бойца, красуются в начищенных островерхих шлемах. Попытки торгующихся затеять свару пресекаются быстро и умело – без лишнего шума. На очередного встречного и его груженых покупками слуг никто из скандов сначала особого внимание не обратил, но потом глаза кормщика прикипели к золотому ожерелью на его шее. Ошибки быть не могло – это сделанное под заказ чудо Матолух прошлой осенью своими руками надел на шею своего "бездомного" родича Груфида.

Молодость уступает зрелости в остроте ума, но может сильно опередить в быстроте действий. Свойственная молодёжи горячность часто приводит к тому, что юноши не доживают до более солидного возраста. Идущий слева от Матолуха Алед приходится убитому Груфиду родным племянником, он узнал ожерелье родича первым. Юнец взмахнул выхваченным из‑за пояса топориком и метнулся к незнакомцу раньше, чем хорунг успел его остановить. Успел незнакомец – не прекращая разговора с идущей рядом рабыней, он шагнул навстречу слишком быстрому юнцу, ударил того в лоб основанием открытой ладони, левой рукой вынул топорик из руки оседающего на землю хоринга и отдал одному из своих слуг. Потом повернулся к Матолуху и сказал на смыслянском с сильным акцентом:

– Думаю, без топора он будет целее.

"Старею", – Хевейт ещё соображал, что именно произошло, а Матолух, которого прозвали быстрым вовсе не за ловкость в еде, уже приносил незнакомцу свои извинения:

– Доблестный незнакомец! – удачливый пират и торговец владел языком лучше собеседника, хоть и говорил на поморянским диалекте. – Думается мне, ты простишь этого юношу, ведь это близкий родственник человека, на шее которого мы привыкли видеть это украшение! Меня зовут Матолух Быстрый, я тоже прихожусь родичем Груфиду Бездомному, владевшему этой драгоценностью. Будет ли мне позволено узнать имя собеседника?

Чужак выслушал эту речь, не дрогнув мускулом. Пока предводитель говорил, хоринги подхватили своего неразумного товарища, убедились, что шея у него не сломана, двое из них поволокли неудачника к месту стоянки кораблей.

– Я не имею привычки убивать каждого, – чужак выделил это слово интонацией, – кто бросается на меня с оружием. Но ваш родич привёл с собой слишком много воинов для того, чтобы я мог справиться с ними, оставив в живых. Меня зовут Роман, и я гость в здешних местах.

К месту конфликта с двух сторон подошли группы дружинников, щитами раздвигая собравшихся зевак.

– Мир вам, добрые люди.

Старший дружинник не стал расслабляться, увидев благостное выражение лиц договаривающихся сторон. Приходилось видеть, как с такими улыбками люди режут друг другу глотки. А гостящий у вильцев чужеземец, по слухам, может десяток скандов положить голыми руками – одного волосатика уже понесли. Может, у него зарок такой – всех встречных северян лишать жизни и имущества?

Предводитель скандского отряда повернулся к нему:

– Мой человек погорячился и чуть было не совершил недостойного поступка, но боги и этот человек, – сканд указал на недавнего собеседника, – не позволили этому произойти. И тут из‑за спин дружинников раздался высокий мальчишеский голос:

– Ихний на этого с топором кинулся, этот ему рукой ка – ак дал, того и утащили, я всё видел! – Тяжёлый отеческий подзатыльник оборвал выкрик мальца, но исправить уже ничего не смог – семья поморян попала в свидетели.

Видоков хватало, участники конфликта в его описании не расходились. Подоспевший Савастей был краток:

– С тебя, скандский гость, за то, что людей своих держать под рукой не можешь, хозяевам торга вира в стоимость одного быка. С устьянского рода вильцев вира гостю, подвергшемуся нападению, в стоимость молодой коровы.

На этом разбор закончился, сканды пошли на свои корабли, а Шишагов с домочадцами продолжил обход рынка, прицениваясь к выставленным товарам. Приценивался больше для виду – Рудик знал цены на все товары ещё до того, как Шишагов вылез на улицу. Талант у парня. Накупив домашним гостинцев, Роман повернул домой. Зайдя за линию навесов, отобрал у Прядивы тяжёлую корзину и понёс сам, на ходу непринуждённо помахивая ношей.

– Хевейт, до утра я должен знать об этом человеке всё, что можно – кто, откуда, чем занимается, – у вернувшегося на корабль Матолуха хищно раздувались ноздри. – Он не показался мне похожим на здешних уроженцев.

Предводитель направился к Аледу, который сидел у борта мокрый и злой – видно, приводя в сознание его несколько раз макнули в холодную речную водицу.

Увидев старшего родича, юнец вскочил ему навстречу, пылая праведным гневом:

– Я убью его, брат моей матери, отдам долг крови и верну в род принадлежащую нам драгоценность!

– Ты настоящий герой, парень. Сильный, горячий и безмозглый. Если не научишься думать, быстро найдёшь свою смерть, но я не уверен, что она будет такой уж героической. За нападение на своего гостя местные крестьяне просто сожгут тебя на костре. – Матолух был зол и не собирался щадить самолюбие двоюродного племянника.

– С чего ты решил, что этот человек убил нашего родича?

– Я узнал золотое ожерелье Груфида!

– Может быть, этот человек купил его или снял его с тела убийцы?

Алед опустил голову:

– Я не подумал об этом…

– Думать, – полезная привычка, которой, к сожалению, не обзавелись ни твоя мать, ни её старший братец. Если не научишься – кончишь, как дядя.

Матолух Быстрый был удачливым хорунгом, его хора редко теряла людей и не знала убыточных походов. Теперь, когда из‑за действий недалёких родственников он понёс серьёзные убытки, нужны уверенность в себе и крепкий тыл, пусть фейри уведут в холмы тех, кто попробует ему помешать!

– Ты угадал, именно этот чужак убил Бездомного. И долг крови велит нам взять его жизнь.

Алед радостно осклабился, услышав добрую, по его мнению, весть, но Матолух ещё не договорил.

– Но долг не требует делать это немедленно. Мы не станем убивать его в этот раз. Ты слышишь меня?

Бешеный щенок в ответ процедил сквозь сжатые зубы:

– Если ты не поможешь, я сделаю это один!

– Месть требует хорошей подготовки, и должна приносить прибыль. Твоя выходка уже стоила мне достаточно дорого, и я не допущу, чтобы мои планы расстроились из‑за выходок неразумного мальчишки! Твоё место – среди малолетних разбойников, что воруют у пастухов овечий сыр и с весны до зимы режут друг друга в горных лесах, но по просьбе твоей матери я второй год подряд беру тебя в свою хору. Не заставляй меня пожалеть об этом!

Взбешённый упрямством мальчишки, хорунг развернулся и ушёл следить за тем, как идёт торговля, не услышал, как племянник прошептал себе под нос:

– Всё равно это ожерелье будет сверкать на моей шее!

Потом Алед подумал немного и добавил:

– Голову чужака я за волосы привяжу к семейному дубу, трусливые родственники не помешают мне стать героем, не будь я Алед Могучий, сын Кронклага!

В доме своей матери парень слишком часто слушал баллады бродячих поэтов… и сильно недооценил предусмотрительность родственника – его поймали поздно вечером, когда он перебирался через борт, сжимая в руке свой верный кинжал. Разозлившись, дядя приказал связать племянника, уложить в трюме и глаз с него не спускать.

К тому времени, когда на торжище погасли последние костры, Матолух знал все сплетни, ходившие среди местных жителей о человеке, якобы в одиночку убившем Груфида и девять его хорингов, великом воине и могущественном колдуне. Дикие обитатели здешних лесов наверняка наврали семь трюмов селёдки, но сканду и так было ясно – Бездомный попался в ловушку, которую расставили сбродники, а ловкий в бою чужеземец всего лишь выступил в роли бревна, придавившего неосторожную дичь. Основная добыча досталась поклонникам подземного бога. Приплывший из‑за Западного Моря чужеземец по закону теперь кровный враг всех родичей Груфида, но эта месть может и обождать. Как ни поверни, а двоюродный брат Матолуха умер потому, что его жадность оказалась больше умения думать.

"Завтра я от имени рода объявлю ему об отсроченной мести. Так будет правильно. Аледа пока придётся держать связанным – в отличие от мозгов, упрямства в его кудрявой голове хватает с избытком".

Перед тем, как отправиться в страну сновидений, предводитель хоры проверил выставленную охрану и особо тщательно – надёжно ли связан лежащий на куче тряпья племянник.

Из близкого леса время от времени доносились крики совы, ветер шумел в кронах деревьев. В невидимой реке иногда плескалась крупная рыба. В холодной темноте вокруг погасших костров, под тентами, навесами и просто под открытым небом сопели, храпели и спали молча многочисленные приезжие. Хозяева и особо уважаемые гости в тесноте, но без обид теснились на спальных лавках жилищ и на душистом содержимом сеновалов. Но сон сморил не всех. Незаметно расположились в тени навесов и шатров несколько групп дружинников. Вождь сказал:

– Сканды с виду успокоились, однако наш гость – их кровник. Морды синей краской намажут и полезут долг отдавать. Нам это надо? Глаз не спускать! И с остальных северян тоже!

Под нависающей крышей сарая рядом со своим жильём вполглаза дремлет Шишагов, удобно устроившись на покрытой шкурой охапке соломы. Не смыкает глаз Машка – она выспалась днём и завтра продолжит, ей привычно караулить ночью. В старом гостевом доме прямо в доспехах, положив у изголовья оружие, спят Акчей и Рудик – им, если что, защищать вход. В корабельном трюме скрипит зубами героический племянник предусмотрительного предводителя скандов. Обычная, в принципе, ночь. Без происшествий. Торгу гудеть ещё двое суток, людям нужно как следует отдохнуть.

Когда заоравший петух, наконец, объявил утро, многие вздохнули с облегчением – пронесло, обошлось, миловали боги. На смену скрытому ночному напряжению пришла утренняя суета, заворчали там и тут недовольные голоса замёрзших людей, донёсся стук кремней по кресалам, поднялись над очагами дымки. В хлевах замычали коровы. От костров потянуло съестным. С берега слышен плеск и хохот – народ потянулся смывать остатки сна холодной водицей. Старох и Берегуня направились с визитом к стоящим ниже других карнахам. Не дошли – на половине пути столкнулись с группой скандов в парадной одежде. Матолух, увидев старейшину и вождя, радостно улыбнулся и шагнул навстречу:

– Доброго дня вождям доблестных вильцев! Удача сегодня улыбается мне, послав встречу с вами! – заявил он. – Не окажете ли мне услугу, показав, где мы можем найти мужчину, с которым вчера у нас произошло небольшое недоразумение?

– Это ещё зачем? – Старох добавил в вопрос столько холода, что появись на его усах сосульки, пожалуй, никто не удивился бы.

– Вчера мы узнали, что он убил нашего родича и его воинов. Поняв, как это произошло, я счёл, что оскорбления чести рода не нанесено, так как убийство не было подлым и коварным. Закон не освобождает нас от долга крови, но мы хотим объявить отложенную месть. Правда, племянник?

Алед молча кивнул. Его украшенная свежим синяком угрюмая рожа говорила о том, что согласие получено дядюшкой не без некоторых усилий.

– Тогда пойдёмте, покажем, где обитает наш гость. Опять же, клятве вашей не помешают свидетели.

Вождь поймал за ухо пробегавшего мимо мальчонку:

– Где Роман живёт, знаешь? – дождался кивка вихрастой головы и озадачил:

– Мигом к нему лети, упреди – гости к нему идут, пусть встречает. Бегом! – и придал ускорение, шлёпнув пониже спины могучей ладонью.

Посланец проникся важностью поставленной задачи – когда северяне и сопровождающие их лица подошли к вкопанному в землю чуть не по самую крышу строению, у входа их уже поджидали. Крепкую фигуру невольного кровника скандов облегала рубаха, собранная из множества железных колец, на поясе висел меч, а у правой ноги сидело воплощение ночного ужаса – громадная рысь невозможного серо – голубого цвета такой величины, что голова чудовища немного не доставала до плеча совсем не низкого хозяина.

– Утро доброе, уважаемые, – первым приветствовал гостей чужеземец. – Я слыхал, дело у вас ко мне есть.

– Доброго утра и тебе, – помимо своего желания Матолух всё время косился на застывшую рядом с собеседником зверюгу. – Долг крови нашего родича Груфида Безземельного, пролитой тобой, требует мести. Но поскольку ты не нападал на него со спины и не заманивал в ловушку, оскорбление чести рода не было нанесено. Учитывая это, и то, что место нашей встречи не позволяет решать вопросы кровной мести без ущерба для людей, гостями которых мы являемся, от лица рода мы объявляем об отложенной мести. С этого момента месть может свершиться только после объявления тебе о её возобновлении в присутствии двух посторонних свидетелей. Я, Матолух Быстрый, сын Дилвина, старший из мужчин рода, объявил.

Пришедшие сканды, вслед за предводителем, прижали сжатую в кулак правую руку к сердцу. Затем они повернулись, и, гордо задрав подбородки, отправились обратно. Вильцы остались с Шишаговым.

– Что бы ты делал, Роман, приди они ночью тебя убивать?

– Если меньше четырёх – повязал бы, если больше – постарался бы увести в лес. Подальше. Тогда у меня прибавилось бы кровников там, за морем. Но этот Матолух не похож на наглого жадного дурака, которому я свернул шею больше луны тому назад. Я знал, что он не отдаст приказа. Будет ждать удобного случая. Может быть, сегодня мы будем с ним торговать.

Не ошибся. Через день высокобортные корабли скандов, нагруженные всем, что смогли предложить им местные жители, ушли вниз по реке – к морю, к родным берегам.

ГЛАВА 5

Торг закончился, скрылись за волнами карнахи скандов, разъехались по своим селениям сбродники и поморяне, вильцы и езерищенцы. Разобраны навесы, в большом костре сгорел оставленный приезжими мусор. После прощальной беседы, допив Кавин запас пива, увели груженые челны вверх по Извилице дружинники Староха. Роману тоже грех жаловаться – расторговался изрядно, по местным меркам приблудный гость не просто обеспеченный человек, он почти неприлично богат. Спасибо Рудику с его чутьём на поживу, сам Шишагов не сумел бы так удачно обернуться. В опустевших сараях Печкура Роман хранит запасы соли, зерна и прочей снеди, два десятка человек пару лет кормить можно. Шишагову ближайший год будет не до сельского хозяйства, все силы уйдут на стройку. Там же, на грубом стеллаже из тёсаных жердей хранятся холсты рулонами, свёртки выделанной кожи, серая льняная кудель и коричневые лохмотья пеньки. Несколько пар каменных жерновов, самых больших из тех, что нашлись на торгу, лежат под навесом кузницы. Отдельно сложен запас бронзы, меди и олова. Роман выкупил у заморских гостей всё, до чего смог дотянуться, слишком много литых деталей ему понадобится весной. Лить железо и сталь Роман не умеет, с чугуном, опять же, никаких гарантий, получится или нет, бабка надвое гадала. За металл пришлось отдать старый походный котелок, тот, что из золота. И половину сковородки. Сканды хотели всю сковородку, но товара у них не хватило, даже с учётом тюленьей ворвани.

Можно, конечно, делать шестерни приводных механизмов из дерева, но износ у них быстрый, слишком много сил и времени будет отнимать постоянный ремонт. Золота не жаль, бронза в хозяйстве полезнее.

Продовольствие, ткань и запас воска Роме передал Старох – взамен щитов, шлемов, наконечников копий и трёх десятков новых боевых топоров из тигельной стали. Топоры нужно сделать до весны – пока вождь увёз с собой только первую пару. Конечно, они стоят много больше, чем полученные Шишаговым припасы, но вождь взялся ещё прислать кричного железа – вчетверо по весу против заказанного. Работы впереди непочатый край. Так ведь и скучать не придётся, правда? День у Романа занят без остатка, часто даже есть на ходу приходиться.

Спасибо вильцам – в обмен на стальные ножи и топоры везут древесный уголь лодками, в огромных корзинах. Плавится в тиглях металл, стучат в кузне молоты, калятся в льняном и конопляном маслице лезвия и острия – спрос рождает предложение. Осваивают новые приёмы Ромины подмастерья, машут кувалдами, развивают мускулатуру Акчей и Рудик. Есть заказы на плотничий и столярный инструмент, работы много, и часто очередного заказчика Шишагов отправляет к Дзеяну, извиняясь за то, что у него и помощников на всю работу не хватает времени.

– На баловство у него время есть, а на работу не хватает, – ворчит очередной недовольный крестьянин. – Сам не работает, и детей с толку сбивает.

Это о тренировках. Шишагов теперь делает разминку в доспехе – выковал себе поножи, набедренники и наколенники. Даже с кольчугой и шлемом нагрузка получилась вполне терпимая. Непривычно, конечно, но когда Каменный Медведь привязывал к его снегоступам камни, было тяжелее. На ежедневную пробежку Рома отправляется, "громыхая железом". На самом деле никакого грохота нет, только позвякивают кольчужные кольца, вся защита подбита кожей и удобно прилегает к телу. Пока мышцы не привыкли, бегать трудно, но это скоро пройдёт. Поглядев на Шишагова, Акчей тоже стал бегать и тренироваться в броне – его кожанка весит не намного легче кольчуги. Рудик решил было взять пример со старших товарищей, пришлось это обезьянство запретить – сказывается голодное рабское детство, рыжему по прежнему не хватает мышечной массы. Пусть сначала откормится, обрастёт мяском.

Вечером, когда в кузнице гаснет горн, а в плавильной печи остаются остывать до утра тигли с очередной порцией стали, Роман берётся за дерево – пытается вспомнить устройство простейшей механической прялки. В принципе, ничего сложного – примитивный педальный привод на деревянное колесо большого размера он уже делал и для точила, и для шлифовального станка. Осталось придумать, как скручивать нить и мотать её на шпулю. Как ни бился Роман, а придумать устройство, которое обошлось бы без ловких пальцев пряхи, не сумел – всё равно тянуть кудель и сучить нить начинает человеческая рука, а уже потом вращающийся механизм, слегка подкручивая, наматывает её на неподвижную шпулю. Ласку даже такое неповоротливое устройство привело в полный восторг. Немного потренировавшись, она успевает за вечер спрясть больше, чем три – четыре опытных пряхи с веретеном и пряслицем.

Надо думать, скоро и на эти устройства появится спрос, хотя не всё так однозначно, такое у местных жителей мышление. Стальной топор лучше железного – подавай нам стальные топоры! Предмет‑то знакомый, только лучше прежнего. Убедившись в том, что двуручная пила позволяет бревно отпиливать, а не обрубать топором, до посинения выравнивая концы и сильно ускоряет стройку – они присмотрятся, почешут затылки, и когда‑нибудь, со временем, начнут пользоваться. А вот прялка с колесом явно вещь колдовская, кто знает, каких бесов туда Шишагов насажал? Бабки да прабабки и без неё обходились. Могут не принять, хоть выгода от использования очевидна.

Кипит вокруг Романа работа, не стихает. Хорошо если удаётся наскрести часов шесть на сон, спасибо шаманской науке, пока хватает.

* * *

За заботами и хлопотами Роман не замечает, как летит время – вышел утром из дому, а на дворе зима. Выпавший за ночь снег укрыл всю округу, только чёрная вода рек выделяется на белом фоне, но вдоль берегов уже схватился тонкий ледок.

"Ой блин",ќ ќ– схватился за голову Роман. – "Это ж ополченцы сейчас на обучение потянутся"…

Ошибся – сначала на огонёк заглянула представительная делегация. Представителя заказчика – Берегуню, сопровождали местные силовики, Крумкач и оставленные вождём дружинники, Лукан и Обратня. Зимняя учёба ополченцев – дело серьёзное, требует вдумчивой организации. Берегуне важно, где и когда Роман будет учить, дружинникам охота вызнать, чему.

– Вот что, старейшина. Собирай своих на торжище. После полудня. Для начала хочу посмотреть, что ваши мужи умеют, тогда видно будет, чему дальше обучать.

Берегуня удивлённо, но с плохо скрываемым облегчением поинтересовался:

– Так ты нас как своих учеников бегать – прыгать заставлять не будешь?

Шишагов улыбнулся:

– Чтобы бегать – прыгать как я, всю жизнь приходиться заниматься. У твоих людей на это времени нет, им работать нужно. Дружинника, который кормится с копья, один на один ополченцу не одолеть. А вот двумя десятками ополченцев одолеть в бою десяток дружинников постараюсь научить.

– С чего ты взял, что мы со Старохом биться будем? – Берегуня от возмущения покраснел, как неизвестная здесь свёкла.

– Я и не предлагаю тебе против него биться. А что, у соседей твоих дружинников нет? Акчей не из вильцев, а обучен хорошо, мне не стыдно у него подсмотреть ухватку – другую.

– Так Гаталовы головорезы не дружина, они иначе прозываются…

– Багатур, дружинник, названия разные, а смысл один – с детства приучены боевым железом махать. Такие умельцы могут и по реке от моря приплыть.

Берегуня от таких размышлений даже вспотел:

– Могут и приплыть… Поморян на морском берегу иногда грабят. На торг ходят, могут и на разбой приплыть. А у нас даже частокола нет!

Старейшина уставился на Романа, как на источник грядущих неприятностей:

– Что ж ты раньше молчал?

– Говорить не умел, – отвёл от себя обвинения Шишагов. – Успокойся, не завтра приплывут, есть ещё время. Собирай людей, как договорились.

Роман в разговоре немного лукавил – чему и как он будет учить ополченцев, он уже решил. Осталось убедить учеников, что им нужна именно эта наука. Они в большинстве своём далеко не мальчишки, к ним подход нужен.

– Крумкач, и вы, вои умелые, помощь ваша нужна.

– Говори какая, может, и поможем немного.

Роман ухмыльнулся:

– Учёба – дело тяжёлое, а по первому времени ещё и нудное. Надо, чтобы у людей интерес к ней появился. Хочу показуху устроить.

– Какую такую показуху?

– Вот это мы с вами сейчас и обсудим.

Народ собирался обстоятельно, не торопясь. К месту сбора подходили группами по пять – шесть человек, но в одной компании Роман насчитал больше трёх десятков мужчин. Собирались в четыре кучки – по числу вязей в роду. Это понятно, ополчение, не воинская часть. Собиралось бы племя, ещё и по родам скучковались бы. Привычно им так – с кем живёшь, с тем плечом к плечу и беду встречаешь. В этом их сила, друг за друга бьются без дураков, своих не бросишь. Но и недостатков в такой организации хватает – семьи разные, в одной вязи больше шести десятков мужчин, в другой еле – еле два наскребётся. Дзеян со своими сыновьями вовсе наособицу разместился. Крумкач и оставленные Старохом старшие дружинники встали рядом с Шишаговым – отсюда лучше видно. Признаться, бывший старший лейтенант запаса ощущал себя немного не в своей тарелке – в прошлом ему и ротой покомандовать не довелось, а здесь по меркам советской армии почти батальон. Масштаб немного непривычен. Аудитория ни разу не построенная, хоть многие не один раз в бою побывали. Строя вильцы не знают – это Роман ещё у Староха выяснил. Поэтому и управлять ими нужно, как стадом, которым по сути своей и является эта большая куча народа.

Шишагов подошёл к ополченцам. Сам удивился тому, что старый навык не пропал – его голос легко перекрыл стоящий над полем гомон:

– День добрый всем вам!

Добрые люди прекратили разговоры и стали поворачиваться к нему, вразнобой отвечая на приветствие. Подождав, пока гул затих, Роман продолжил:

– Меня все знаете. Я взялся обучить вас ратному делу, и учить буду до весны – пока не придёт время зерно в землю бросать. Для начала хочу вам кое‑что показать. В снегу тропа протоптана, вдоль неё станьте, чтобы всем было видно.

Перестроение заняло минут пять – пока рассмотрели тропу, пока разобрались "по понятиям" и заняли места в соответствии с авторитетом собравшихся и их семей…. Роман старательно делал вид, что это его не напрягает. За спиной Шишагова Акчей и Рудик поставили на попа два бревна на крестовинах, под углом к линии зрителей установили плетёный из толстых прутьев квадратный щит, обтянутый толстой кожей, примерно полтора на полтора метра размером. Сразу за ним – ещё один обрубок бревна.

Роман в полном облачении – кольчуга, шлем, защита для ног. В правой руке копьё, за поясом – секира, с пояса свисают нож и тесак в ножнах. Вместо лука за спиной колчан с тремя дротиками, их острия торчат из‑за правого плеча. На предплечьях и лодыжках ножны с метательными ножами. На левой руке – тяжёлый скандский щит. Боевая машина смерти – Рома видел в своё время книжку с таким идиотским названием. Ладно, устраиваем показуху. Крумкач, Обратня и Лукан, подхватив щиты и секиры пошли на Шишагова, расходятся, зажимают с трёх сторон – дружинники согласились Роме помочь. В сторонке Акчей натягивает тетиву на лук. Роман встряхивается. Засыпанный снегом мир и так чёрно – бел, поэтому переход в боевой режим зрительно ничего не меняет. Только воздух кажется плотнее и замедлились, стали ниже звуки. Не дожидаясь, когда вышедшие на исходные позиции противники начнут атаку, Шишагов нападает первым.

Наверно, это красиво – четыре опытных бойца с кошачьей грацией кружат по покрытой неглубоким снегом площадке. Разлетается из‑под ног снежная пыль, сверкают шлемы и острия копий, стучат сталкивающиеся щиты, лязгает боевое железо, то и дело добавляется свист выпущенной из боевого лука стрелы. Роман, не даёт себя окружить, уклоняется от атак, отбивает летящие в него стрелы и выводит противников из строя. Самое трудное не ускоряться больше необходимого – чтобы ополченцы могли уследить за ходом схватки. Одного противника одолел – оружие демонстративно метнул в один из столбов. Сначала копьё, потом секиру – два расколотых бревна дают зрителям возможность понять, с какой силой наносятся удары. "Победив" оставшегося последним Лукана, Шишагов сквозь плетёный щит с двух рук вбивает три дротика в уцелевшее бревно, отбивает щитом очередную стрелу, после чего поворачивается к зрителям:

– Понравилось?

Толпа одобрительно ворчит. Оценили.

– Так вот, этому я вас учить не буду!

Дождался, когда возмущённые наглым заявлением вильцы успокоятся, и продолжил:

– Времени у нас свами мало. Очень мало для того, чтобы огнищанин мог сравниться с дружинником в воинском умении. Я ведь не волшебник.

Толпа недоверчиво заворчала. Толпа решила, что её дурят.

– Не могу показать пару секретных приёмов, хлопнуть в ладоши и сделать обычного человека великим воином, чтобы не хуже, чем у Староха или Гатала.

Это вильцы согласились допустить.

– Зато научить отбиваться от нападения таких умельцев – могу. Будете стараться, к весне любой ваш десяток одолеет меня или пятерых дружинников. И легко победит два – три десятка ополченцев другого племени. Ведь вам воинское умение нужно, чтобы защитить свой род, а не для того, чтобы грабить соседей, так?

Вильцы согласились. Молча. Роман снова выждал, осматривая стоящих перед ним людей. Рядом с ним встали его подмастерья, Акчей и Рудик, в шлемах, с копьями и овальными вильскими щитами. По команде парни сбились в шеренгу, закрылись щитами и выставили копья.

– Это называется строй. Воинов, которые бьются в строю, очень тяжело одолеть даже умелым бойцам.

По команде парни прошли вперёд, ударили копьями, сдвоили ряд и закрылись щитами спереди и сверху. Роман очень беспокоился, что они ошибутся – за несколько часов не обучить даже такую маленькую группу, но получилось красиво.

– Этому я и буду вас обучать – сражаться всем родом вместе, как один человек. Будет нелегко. Ещё хочу рассказать вот о чём: Я один, вас больше двухсот. Обучить смогу только если сами этого захотите и будете мне помогать, иначе просто впустую потратим время. Учиться или нет – решать вам. Я отойду в сторону, вы посоветуйтесь, и пусть старшие вязей мне скажут, что решили мужи вашего рода.

Отошёл назад и остановился рядом с дружинниками.

– Не приведи боги с тобой на самом деле ратиться, – потёр бедро Крумкач. – Со стороны твои пляски иначе видятся. Как думаешь, согласятся?

Шишагов пожал плечами:

– Чего зря гадать, сейчас ответят.

Обратня внимательно разглядывает Ромин доспех, спросив дозволения, трогает кольца кольчуги кончиками пальцев.

– Тонкая работа. Сам делал?

– Подарок, – машинально отвечает Роман, глядя, как обстоятельно обсуждают сложный вопрос разбившиеся на группы вильцы. Спорят, размахивают руками.

– Не боишься потерять доблесть, выходя в таком виде на рать?

– На бой хожу не от избытка доблести, по нужде. Жизнь и свободу свою и близких моих защитить, сберечь имущество. А если мне выпустят кишки из‑за того, что кольчугу не надел, какой смысл в битве? Ты доспеха не носишь, но голову шлемом покрыл и щит на руку повесил – тоже в бой идёшь не затем, чтоб красиво помереть.

Дружинник растерянно замолчал. Смысляне снова собрались в четыре группы, к Роману подошли Берегуня и четверо самых уважаемых в вязях мужчин – не старейшие, тех Роман знает, они в ополчение по возрасту не годятся.

– Решили мы – учи, – объявляет Шишагову волю народа Берегуня, выборные подтверждают его слова.

До темноты Роман смотрел, как ополченцы мечут копья, стреляют из луков, пользуются щитами – изучал материал. Получится ли сделать из него произведение искусства?

* * *

Следующий месяц пролетел, как в угаре – обычное обучение новобранцев строевой подготовке было жалким подобием того, что пришлось делать Шишагову. Взрослым дядям с топорами и копьями мало показать, как выполнить тот или иной приём, нужно объяснить, зачем и доказать, что это им нужно. Начинать обучение пришлось по семьям – так было легче ополченцам, и так было правильно, случись им отбивать неожиданное нападение, семья первой собьётся вместе. Лидер в такой группе уже есть. Первый опыт Роман нарабатывал с семьёй своего гостеприимца – Печкур, три его старших сына и немой пастух Ходим. С ними Шишагову проще было договориться, на их примере показывал прочим, что от них требуется. Через неделю любая семья на выбор могла выстроить стену из щитов, закрыться от обстрела, изобразив подобие «черепахи», встретить атаку щетиной копий, идти вперёд и пятиться, не ломая строя. После этого пришла очередь собирать из соседей группы, потом отрабатывать те же приёмы начали вязями.

Топот ног, скрип снега, стук щитов, хриплое дыхание множества глоток, команды старших и безуспешные попытки Шишагова разорваться на части, чтобы успеть одновременно везде поправить, подсказать, показать и объяснить. Роман похудел, сорвал голос, но добился своего – пусть действия подопечных были ещё далеки от автоматизма римских легионеров, но из двухсот одиночек постепенно формировался единый боевой механизм. Механизм, способный при необходимости распадаться на составные части, каждая из которых могла действовать самостоятельно. Ополченцы знали два десятка команд, всегда начинали движение с левой ноги и держали строй, если не мешал рельеф местности. Напущенная на пятёрку Печкура троица дружинников очень долго не могла пробиться сквозь стену щитов и связку из трёх копий, прикрытых парой топорников. Если бы младший из печкуровичей не споткнулся, наступив на развязавшийся ремешок поршня, может быть, и не достали бы вовсе. Да, эта команда была обучена лучше всех, но разница в том, что ополченцы могли до начала обучения, и на что оказались способны сейчас стала заметна всем. На радостях Роман торжественно обрядил всю пятёрку в трофейную скандскую броню, проклёпанный бронзой панцирь отдал главе семейства. С непривычки тяжесть защиты из двух слоёв бычьей кожи им очень мешала, сковывала движения, но терпели – как же, знак отличия, "дублёная майка лидера".