Текст книги "Замочить Того, стирать без отжима (СИ)"

Автор книги: Николай Инодин

Соавторы: Елена Яворская,Александр Кулькин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Оставив Запийсало разбираться с «нарушителем конвенции», Александр решительно открывает дверь и неудержимо входит в кабинет.

 Адмирал Алексеев мирно читает газету, на вошедшего смотрит рассеяно, но вспоминает, что самому главному начальнику такое поведение не подобает. Раздражённо швыряет бумажный лист на пол, и открывает рот, стремительно багровея.

Сокрушительный залп не состоялся.

– Тихо! – командует вошедший, и строевым шагом подходит к столу (качнулся по пути, конечно, но всего пару раз и несильно), с размаха бьёт об стол зажатым в кулаке жетоном.

Стол выдержал, адмирал молча закрыл рот. Раз прибывший ведёт себя нагло, значит, право имеет. Сквозь двойные двери из приёмной донеся заячий визг, и оба пребывающих в кабинете поморщились.

–Что происходит?

– Мой адъютант твоего поймал, – прислушавшись к утробному марсианскому уханью, оскалился Александр.

– За что поймал?! – борода адмирала грозно встопорщилась.

– За сало.

– А-а-а, – вздохнул наместник по Дальнему Востоку, – Говорил я фон Брокенбоку, чтобы не трогал сало. Сам тощий, как прости меня, Господи, за грубое слово, немец, а всё к салу ручки тянет… Кстати, что это за значок? Кто вы вообще такой?

– Агент Его Императорского Величества по особенно особым поручениям! Прибыл в наместничество для решительных действий! В общем, привет от племянника!

– Он мне ничего не говорил, – засомневался грозный адмирал, нервно проводя пальцем по выдавленной на знаке цифре «тринадцать».

– И не скажет, – сочувственно сказал агент, по-хозяйски устраиваясь в массивном кресле, – Ибо мы всего лишь голос и руки Императора. И видят нас только один раз в жизни, в лучшем случае – перед отставкой.

– А в худшем? – побледнел хозяин кабинета,  рука его нервно дернулась куда-то под стол.

– В твоем случае, худшего не будет! Эй, куда полез?

– За лекарством, – рука решительно водрузила на стол бутылку шустовского коньяка.

– Это правильно. Но лечиться надо по рецепту! Та-ра-с!!

Дверь стремительно распахивается, и влетевший околоточный замирает по стойке «смирно».

– Организуй нам, голубчик, пару лимонов, и сахарную пудру. И не спрашивай, «где взять», а сделай быстро!

– Слушаюсь, вашбродь! – рявкает Тарас и стремительно исчезает из кабинета. Поднявшимся ветром сдувает старого адъютанта, попытавшегося проникнуть к своему начальству. Адмирал только сочувственно крякает, глядя, как быстро вращающийся немец исчезает в открытой форточке.

– Что хохлу счастье, то немцу смерть, – горестно вздыхает Алексеев, и, минутку помолчав, с любопытством интересуется: – А зачем лимон двум русским офицерам? Неужто бутылка коньяку особого этикету требует?

– Нет, конечно, – соглашается осветитель, – но когда принимаешь его в качестве лекарства, требуется соблюдать рецептуру.

О перемещении околоточного по дворцу  свидетельствуют звуки, к которым оба собеседника прислушиваются с интересом. Адмирал еще и комментировал особые успехи Запийсало:

– Машбюро, – после оглушительного, но в то же время поощрительного коллективного визга.

 – Караулка, – во время залпа матерных слов с отчетливо выраженным сухопутным акцентом.

– Вторая караулка, – мат художественно акцентированный, заковыристый и продолжительный.

Лязг кастрюль и шипение пара доложили о визите Запийсало в кухню, финальным аккордом зазвенели стекла в оранжерее. Через пару минут казак принёс на древнем японском щите два свежесорванных лимона и тарелку с сахарной пудрой.

– Ого! – удивился Алексеев, – А в музее ты когда успел побывать? Я ничего не слышал.

– Я на цыпочках, – краснеет Тарас.

– Цыпочки жаловаться не будут? – задумчиво интересуется Александр, принимая ценный груз, и оглядываясь в поисках ножа.

– На Запийсало ще никто не жаловался! – возмущенно отвечает добытчик, снова краснеет и смущённо, вполголоса, добавляет: – Два раза…

– Ладно, – смилостивился агент, – сядь в приёмной и никого не пускай. Адмирал лечится!

Коньяк был разлит по бокалам, и Александр показательно обвалял ломтик лимона в сахарной пудре. Адмирал внимательно проследил за действиями агента, повторил процедуру и нерешительно спросил:

– Тост?

– Фи-и, – поморщился Александр, – Это же не водка! Бум-с-с!

Демонстративно посасывая лимон, агент Его Императорского Величества внимательно следил за старым моряком, потягивающим янтарную жидкость. Наконец-то лимон скрылся в обрамленных бородой губах, и удивленный почитатель французской провинции протянул:

– Однако-о-о… Кто же изобретатель сего изумительного сочетания?

– Ваш царственный племянник! – разливая коньяк по бокалам, причём по-русски, до краев, ответил Александр.

– Ну, хоть одно доброе дело сделал,  – проворчал успокоившийся наместник, и, хлопнув залпом, вновь потянулся за лимоном, – И куда вы собираетесь меня отправить?  Колосник хоть к ногам привяжете? Или придётся телу моему скитаться по хладным волнам?

– Как вам не стыдно! – укоризненно покачал пальцем Александр, почувствовавший себя всемогущим. – Вас ждут согревательные процедуры лечебно-массажного назначения в уютном санатории. А потом возвращение в Санкт-Петербург-с-с-с… Разумеется, со щитом и с почётом.

Коньяк лился рекой, нет, Ниагарой, и скоро собеседники уже перешли на «ты», хотя, по здравому размышлению от брудершафта отказались. После полутора литров на брата, высокие договаривающие стороны обрели чувство собственного достоинства, и принялись беседовать о делах:

– Нет, – горячился Алексеев, – Ты мне скажи, чего еще этому суслику надо? Манзы* на цыпочках ходят, город строится, флот растёт. Как я Порт-Артур у китаёзов хапнул, а? Приятно вспомнить!

– Не трогай цыпочек! – возмущенно хлопнул ладонью по столу новый начальник. – Ишь, распустил, пусть братский, но совсем не русский народ! Уже женщин топчут как своих!

– Дык, – попытался вытряхнуть из пустой бутылки хоть каплю бородатый экс-наместник, – это я в переносном смысле.

– И в переносном, не смей! Женщина, это не только несколько десятков килограмм прекрасного тела, но еще и человек! Да!

– Это с каких-таких пор? – попытался скептически приподнять бровь старый ловелас.

– А вот женишься, тогда и узнаешь, – печально ответил Александр, с благодарностью принимая бутыль от верного околоточного.

– Это что? – удивленно спросил сухопутный моряк, наблюдая за льющейся в бокал белесой жидкостью.

– Счас узнаем, – теряя в процессе словоизвержения буквы, ответил агент, и, подавая пример, храбро залил напиток в горло.

– Сам погибай, но тост не пропускай, – высказал Истину наместник и поддержал порыв нового главнокомандующего сухопутными и морскими силами империи.

– Ух-х-х… – хором выразили глубокую благодарность великому русскому самогону оба командира и попытались закусить остатками сахарной пудры. Защитное вооружение самурая оказалось лучшей закуской, и вскоре бамбук тоже кончился. А в бутыли гордо плавал краснющий перчик.

– Эх, близок локоть, а не укусишь, – с горечью константировал Алексеев, и с интересом взглянул на визави, – Слушай, а ведь хохол это не только сало, но и вернейший добытчик. Пошли его за закуской!

– Нафига? Закуска градус крадёт! Я лучше его за «Смирновской» пошлю. Чтобы плавно перйти в состояние нирваны. Та-рас! Встань передо мной, как лист перед травой!

– Слуш, вашбродь!

– Достань-ка, братец нам литра два хлебного вина двадцать первого нумера, ну и мясцо какое-нибудь. А! И огурчиков, расстарайся, пожалуйста.

– Бу сделано! – старательно мигая двумя глазами сразу, в ответ на заговорщицкое подмигивание, отрапортовал поручик по адмирательству, получивший сей чин только что, от адмирала.

Через некоторое время, отмерянное верстовыми бутылками, господин адмирал мог только дружелюбно мычать, но еще поднимал стакан. Тем временем наглый потомок приватизировал печать, ключи от сейфов и подбивал наместника подписать закон об объявлении военного положения в наместничестве. Под окнами  рыл землю копытами дядюшка Хо, запряженный в шарабан с племянницами. Вернее, мостовую копытили лошадки. Дядюшка охранял дверцу кареты от многочисленных штатских и военных.  Но локомотив истории уже свернул на коварно переведенной стрелке и с рёвом устремился по новому пути. Куда? Конечно в будущее, какое бы оно не было.

***

Трофейный, не то японский, не то китайский шёлковый халат, расшитый синими и золотыми драконами, при ходьбе приятно щекочет свободные от опостылевших чулок бёдра.  Трофейные же домашние туфли на войлочной подошве бесшумно несут вперёд слегка располневшее, но всё ещё аппетитное, по-женски привлекательное тело.

– Всё-таки Анатоль, круглый ведь дурак, прости, Господи,  а тогда, в Тяньцзине, не растерялся, хоть и ранен был. Впрочем, может быть, именно боль от ран заставила его ленивый мозг соображать чуточку быстрее? Впрочем, хватательный рефлекс у него всегда был отменный – Вера Александровна тенью проскользнула в коридор и повела тонким аристократическим носом. Да, предчувствие, сдавившее в столь ранний час её любящее сердце, не обмануло – он, вне всякого сомнения, ОН!

  Сиреневой тенью пронеслась она по спящему особняку, ощущая, как бегут по бархатной коже мурашки, как знакомое  сосущее ощущение появляется где-то внизу живота… Сейчас, ещё немного, главное, не шуметь. Кто сейчас с ним? От одной мысли, что к вожделенному телу сейчас прикасается другая, заломило зубы. Он такой… молодой, кожа гладкая, без морщин, сквозь неё так сладко просматриваются сильные мышцы! И это чудо сейчас ласкают грубые неловкие пальцы кухарки или поварихи?

–Не позволю, – мимо воли вырвалось из приоткрывшихся полных губ.

Вера Александровна знает, что хороша, не столь давно прекраснейшей из одесских невест посвящали стихи:

Леса задрожали, и вздрогнул гранит,

Узревши зарю её нежных ланит!

Уверен – не выстоит даже Персей

Пред дивной упругостью этих...

Госпожа Стессель встряхнула головкой, отгоняя неуместные сейчас воспоминания – в той оде была не одна строфа, а воображение юного, но уже многое повидавшего автора было пылким и неудержимым. Одесса, там все такие.

– Неужели… неужели опоздала? – ещё не дошла до дверей, а ноздри уже не могут чувствовать ничего, кроме волшебного запаха его разгорячённой плоти. Преодолевая предательскую слабость в ногах, Вера Алексеевна дотянулась до дверной ручки и трепещущими пальцами, изнемогая от страсти, распахнула дверь настежь.

– Успела...

С неженской силой она перехватила занесённую над НИМ руку, вывернула из пальцев застигнутой на горячем служанки нож и выдохнула в лицо мерзавке всё, что успело накопиться на сердце за это время:

– Дрянь, неблагодарная дура!

Отброшенный в гневе тесак ударился о стенку и обиженно зазвенел на кафельном полу.

– Сколько раз тебе повторять, мерзавка! Гуся нарезают холодным! ХОЛОДНЫМ, ты, тупая кухонная мешалка! Тогда куски выходят ровные и красивые! Опять хотела меня перед гостями выставить дурной хозяйкой!

Тряпкой, грязной кухонной тряпкой по испуганной тупой деревенской роже! Ты у меня запомнишь, как подавать на господский стол развалившуюся тушку, навсегда запомнишь!

Повариха часто-часто трясёт головой, закрываясь от безжалостной тряпки распаренными красными руками.

Вера Алексеевна устало опускается на табурет. Всё-таки в кухне жарко и душно, невыносимо хочется глотнуть свежего воздуха. И сердце колотится в груди – нельзя, милочка, так нервничать, в твои-то годы!

И будто что-то сломалось внутри – какие годы, какая Вера Алексеевна? Меня зовут Леся! В жизни я не носила таких чудовищных тряпок!  Но взгляд, брошенный по сторонам, утверждает – вокруг кухня богатого дома, на тебе – чудовищно пёстрый халат, Домна с дрожащими губами подаёт тебе чашку с водой, и ты – супруга военного коменданта Порт-Артура, генерал-лейтенанта от инфантерии Анатолия Михайловича Стесселя, принимаешь питьё и жадно пьёшь – до дна.

Сама не запомнила, как доплелась до кровати, как рухнула на софу, стряхнув с ног дурацкие, но довольно удобные трофейные тапки.

– Твою мать, и тут китайскую обувь таскать! – мелькнула шальная мысль перед тем как сознание погасло.

Утром в комнату сунула нос одна из сироток, взятых на воспитание госпожой генеральшей. И ведь не вспомнить, как зовут – хоть убей.

– Вон!

– Но…

– Вон, я сказала!

Через полчаса по тому же маршруту отправился и сам комендант – не помогли ни верноподданнические усы с бородкой, ни представительный вид, ни умение выразительно мычать. Вазу конечно, потом пожалела, но ведь их, тут, в Маньчжурии, поди в любой лавке – валом. Лучшая хозяйка гарнизона, первая дама и руководитель общества кружка хорового пения Порт-Артура трое суток не появлялась из своих покоев.

– Что вам не ясно? Болею я! Домна! Жрать неси!

Милейший Пётр Венедиктович, добрейшей души человек, в соответствии с принесённой клятвой Гиппократа сунулся было осмотреть болящую. После того сначала отпаивал себя собственными пилюлями, а как не помогло, присоединился к хозяину дома в его рабочем кабинете.

– Как думаете, Пётр Венедиктович, Верочка… Пройдёт это? Она же всегда… Ангел, чистый ангел во плоти… – Генерал всхлипнул, – Орёт, как фельдфебель!

– Мужайтесь, Анатолий Михайлович, Бог милостив, всё образуется.

Через три дня Госпожа Стессель изволили выйти из добровольного заточения,  произведя фурор своим внешним видом.

– В-вера А-алексеевна, – опешил попавшийся ей на встречу адъютант мужа.

– Здравствуйте, голубчик! – улыбнулась ему хозяйка дома, – а что это у вас с дикцией?

– У-у меня нет слов!

– Вы мне решительно не нравитесь сегодня, ротмистр. Что же это за адъютант, если слова найти не может? Подите куда-нибудь, поищите там. В библиотеке несколько словарей третьего дня видала, возможно, в них помощь обретёте?

Обойдя окаменевшего ротмистра, комендантша уверенным шагом двинулась в кабинет мужа и господина.

Генерал уже успел привести себя в порядок и на появление обожаемой половины отреагировал более-менее адекватно:

– Верочка, ангел мой, как ты похорошела! Тебе нынче и тридцати не дать!

Уселась на подлокотник кресла, дежурно чмокнула супруга в лоб и рассмеялась:

– Да мне и не нужно, можешь не давать, – и немедленно огорошила супруга:

– Анатоль,  душа моя, а что ты будешь делать, если завтра на нас нападут японцы?

Звук от удара челюсти о столешницу вовсе не так силён, если первая снизу оборудована ухоженной бородкой «под императора». Вера Алексеевна ухоженным пальчиком возвращает временно неисправную деталь мужа на место, ориентируясь по усам. Кажется, удалось попасть в цель с первой попытки.

– Кха... кха… – осторожно проверяет функционирование комендант крепости. – День хороший, погода чудная,  к чему с утра об этих желтомазых образинах?

На челе Анатоля проступает непривычное выражение – видимо, в голову попала мысль, которую он – надо же – думает!

– Верунчик, если тебе какая-нибудь стерва наплела о том что я… это… – Стессель растерянно вспоминает слова. – Не было там ничего! Я проверял заведение на наличие японских шпионов! Там половина персонала – жёлтенькие.

Нежная ручка ласково, но сильно вдавливает в гортань крест висящего на шее ордена.

– И как, милый, многих ли нашёл? Расскажи мне, чем шпионки отличаются от обычных шлюх, и как ты их проверял, внешним осмотром, или пришлось ощупывать?

– Не нашёл, –  ответ мужа звучит сдавленно и хрипло. К чему бы это? – Но если ты считаешь… вышлем немедленно… час на сборы…

Давление на гортань слабеет, наманикюреный коготок оттягивает жёсткий ворот, заодно подаёт мужа ближе к супруге.

– Не нужно, мой пупсик. Если выслать, где господа офицеры будут напряжение после эпических битв с зелёным змием сбрасывать? Я одна не справлюсь!

– Хе… Хе-хе… – осторожно начал генерал, покосился на жену и осмелел: – Ха-ха-ха!

Оказывается, жена шутит! Сразу на душе легче стало. За смекалку был награждён – нежная ладошка приласкала догадливого муженька, потрепала по щёчке.

– Анатоль, государь император ценит тебя.

От таких слов Стессель становится на полголовы выше и вдвое шире в плечах, ручки жены поворачивают комендантскую голову к висящему на стене парадному портрету Николая Второго, благодетеля и хранителя четы Стессель.

– А ты, что ты готов для него сделать? – во вкрадчивых интонациях Веры Алексеевны загадочным образом слышны стальные интонации Родины-матери.

– Жизни не пожалею! Лично! На штыки, под пули! – Тут думать не надо, с юнкерского училища готовый ответ имеется. Отчего же у Верочки такое недовольное выражение на лице?

– Милый, ты слишком, – супруга осматривает генерала так, будто впервые видит, – заметная мишень, чтобы долго находится на передовой.  Пристрелят.  Проявлять героизм с пулей в кишках не слишком удобно, и эстетики в этом нет никакой.  Значит так: нынче вечером жду от тебя доклада о готовности крепости к обороне – состояние укреплений, наличие войск, количество артиллерии, готовность к стрельбе, наличие огнеприпасов, продовольствия и снаряжения.  Ты хорошо понял, милый?

Его превосходительству захотелось вскочить во фрунт и щёлкнуть каблуками, но супруга уже перебралась на колени, сделав сей маневр невозможным.

– И смотри, дорогой, мне и государю императору нужна служба, а не пустые о ней разглагольствования. Не сможешь сам доложить, приводи тех, кто знает, – проворковала жена на прощание, нежно поцеловала Анатолия Михайловича в лобик и удалилась.

Приступание и Превозмогалово

На подходе к приёмной наместника наперерез Николаю вдруг бросился немолодой, вполне себе седой сухопарый мужчина,  обогнул одного из конвоиров и ухватил попаданца за рукав:

– Вы к наместнику? Прошу вас, окажите содействие, я ведь вижу – вы тоже грамотный культурный человек! Местные варвары совершенно неспособны оценить всю гениальность и простоту моего изобретения!

Изъяснялся господин на безупречном русском языке, но наработанная годами сноровка Николая не подвела, с первых слов понял – не наш. Точно не наш.

Полицейский собирался уже силой пресечь контакт с задержанным, но старший товарищ угрожающе поднял брови:

– С уважением! – Напомнил он и отработанным жестом расправил холёные усы.

Решительный господин уже выхватывал из пухлого портфеля чертежи и раскладывал их на стоящем в коридоре бильярдном столе.

– Моя фамилия Бродсейлер, представитель фирмы «Кемел».  По-вашему это… ну, человек, который рядовой по калачам, продавец, – иностранец напрягся, наморщил лоб.

– Вспомнил! У потомка Лермонта читал – Калачников! Это как я, то же самое.  Ещё я нашёл животное, послужившее образцом для логотипа нашей фирмы!– Он тычет пальцем в чёрно-белую фотографию, на которой запечатлён в пробковом шлеме, обнимающим за шею классического африканского дромадера.

– Гм, – пытаясь хот как-то изобразить участие в разговоре, выдавил Николай.

– Так вот, мной изобретено приспособление, позволяющее без особых затрат механизировать любые процессы, связанные с земляными работами и вскапыванием почвы! Оцените изящество предлагаемого решения! Местные, извините за выражение, инженеры – существа неумные и напрочь лишённые творческой жилки, своими мелочными придирками не позволяют мне внедрить эту нужную и своевременную новацию!

На разложенных чертежах Николай с некоторым удивлением обнаружил весьма знакомый инструмент, изображённый в трёх проекциях.

– Извините, но это штыковая лопата, – удивился Николай.

– Я сразу понял, что вы человек знающий, – согласился иностранец, извлекая из портфеля ещё несколько листов.

– Вот! Вот этот несложный механизм, будучи посредством двух креплений ленточного типа укреплен на рукояти лопаты, совершит переворот в инженерных работах!

Судя по чертежу, основным рабочим элементом агрегата являлся достаточно массивный эксцентрик, сопряжённый с электродвигателем и аккумулятором.

– При включении механизма посредством нажатия кнопки «ON», электродвигатель приводит механизм в движение, создавая колебательные импульсы, посредством которых рабочая часть инструмента сначала погружается в грунт, а потом изымает его из массива и отбрасывает в сторону!

– Интересно, интересно – пробормотал Николай, с опаской поглядывая на изобретателя, – И насколько хватает заряда батареи?

Нерусский даже подпрыгнул от радости:

– Заряд практически неисчерпаем! После того, как механизм выходит в рабочий режим, двигатель начинает работать в режиме генератора! Это гибридная установка.

Оператору лопаты останется только контролировать направление движений инструмента!

– Позвольте, – Николай возмутился, – мистер Бредсейлер, вы уверяете что смогли изобрести действующую модель перпетуум мобиле?

– Бродсейлер, с вашего позволения. Несомненно! Это понятно даже гимназисту!

– У вас есть действующая модель?

– Для того чтобы понять очевидное, нормальному мыслителю не требуется возиться с железками! Он генерирует идеи, понимаете, ИДЕИ!

– Вечный двигатель невозможен! – ещё сильнее возмутился Николай, но изобретатель его не услышал.

– Сотни тысяч, миллионы таких аппаратов преобразят нашу планету! Новые каналы, корабли, бороздящие просторы Сибири от Урала до Гудзонова залива...

Николай гения аккуратно обошёл, брезгливо отряхнул рукав, за который его столь бесцеремонно ухватили, и направился к дверям в приёмную.

Массивная дубовая дверь с металлическим лязгом  впечатывается в проём, наглухо отсекая кабинет наместника от остального мира. Помещение сие больше напоминает пятидесятиметровый стрелковый тир – полумрак, пустота, лишь у дальней стены за массивным столом удаётся разглядеть  мужскую фигуру, совершенно теряющуюся на фоне старомодной мебели.

– Стол у стены, одинокий мужик – я это где-то недавно видел. Дежа вю, однако. Но тот постарше был, однозначно.

Додумать не удалось.

– Ты где шатался? – озадачивает Николая поднявшийся из-за стола молодой человек.

Николай близоруко щурится, делает поправку на возраст, дурное освещение, анекдотичность ситуации …

– Александр? Господин осветитель? Однако, помолодевши, должен отметить. Поздравляю!

– Поздравляет он! Я тут неделю, не щадя сил и здоровья, Дальний Восток к войне готовлю, а единственный человек, в радиусе ста лет, способный меня понять, где-то шляется! И нечего тут рожи кривить, Родина в опасности!

– Ты, молодой человек, аккуратнее со словами, базар фильтруй. Я вчера спать  на Белорусском вокзале лёг, а сегодня утром здесь проснулся, до сих пор не понимаю, где и когда оказался. Если знаешь – делись информацией. Меня, кстати, к какому-то наместнику вели, не подскажешь, куда он делся?

– Старый в санаторий намылился, а новый это я.

Николай сочувственно смотрит на молодое,  но сильно помятое лицо коллеги – попаданца.

– И как тебя угораздило?

Собеседник вяло машет рукой:

– Как – как. По пьяни, конечно. Второй день, как в себя приходить начал. Сперва, конечно, кураж был, а теперь уже назад сдавать никак нельзя, понимаешь?

– А то! Оседлал тигра – хватай за уши и держись из последних сил, иначе порвёт. И что делать собираешься?

– Войну выигрывать! Нашёл о чём спрашивать, будто не русский.

– Я и есть нерусский. Белорусы мы.

– А, – кривится Александр, – хоть ты не прикалывайся. У тебя с вещами как, с деньгами? Вечером в Артур дунем, я приказал миноносец приготовить. Тебе чего-нибудь в магазинах надо?

– С деньгами непонятки какие-то. Мелочь осталась российская – в смысле, тогдашняя. А бумажки изменились. Вот, смотри, форменные ассигнации. Семьдесят тысяч нынче это как, на ресторан хватит? Так-то мне ничего не надо,  пожрать только. Похмеляться не буду, не люблю. Но к вечеру жор будет – мама, не горюй.

Наместник-осветитель улыбнулся впервые за весь разговор:

– На пару кабаков хватит. В смысле купить. Только на кой они тебе во Владике? О пище телесной можешь не переживать. Я себе такого адъютанта нашёл,– на южном  полюсе у белых медведей ананас найдёт,  отберёт, а те его после этого благодарить будут.

– На южном медведи не живут.

– Этот найдёт. Короче так, я тебе провожатого выделю, по городу погуляй, на людей посмотри, но чтобы к семнадцати часам был в приёмной, как штык – готовым к отъезду и экипированным для победы над супостатом, понял?

***

Миноносец заслуженно именовался «Страшный». Размерами это грозное орудие морской войны было чуть больше «Ракеты» или «Метеора», и впечатление производило самое удручающее – миноносец оказался узким, тесным и изрядно измазанным – грузить уголь закончили перед самым прибытием наместника, прибраться банально не успели.

Выходили вечером, оставляя за спиной красный закат над линией тёмных сопок.  Холодный зимний ветер заставлял ёжиться и поднимать воротники.  Офицеры миноносца мялись, не знали толком, как вести себя с новым наместником. Николай, которого самозваный спаситель Отечества отрекомендовал «советником по экономике и промышленности», старался не путаться у моряков под ногами, встал у раструба левого переднего  вентилятора, расставив ноги пошире – качало. Рядом остановился старший офицер корабля, подозрительно покосился на фигуры стоящего на мостике начальства, и потянул из кармана тужурки трубку и кисет с табаком.

– Не советую, – доверительно, вполголоса, сообщил ему Николай.

– Почему? – удивился моряк.

– Вырежут. Закон такой – запретили курение в общественных местах и художественных произведениях.

– А в синематографе?

– И там запретили. Отовсюду режут.

– Совсем гайки завернули. Придётся отвыкать. – Лейтенант рассовал курительные принадлежности по карманам. – Спасибо.

– Не за что,– ласково ответил Николай.

Алексей, несмотря на свежий ветер и усиливающуюся качку, упрямо стоял на мостике, представляя, как он проведёт страну сквозь штормы и испытания – вот так, выпрямившись в полный рост, не отворачивая лица от встречного ветра. Правда, обзор сильно закрывала носовая трёхдюймовка, но он решил не обращать внимания на мелочи. А ещё до чешущихся ладоней хотелось забраться к корабельному прожектору и хлестнуть лучом по ночной темноте, высветить идущие с востока волны. Ну, или как там у моряков эта сторона горизонта именуется, норд там, или зюйд. Запийсало громко и выразительно вздыхал за его плечом, но Александр не обращал на страдания адъютанта никакого внимания – вырабатывал волю. У обоих.

Николай  в это время сидел в небольшой, но уютной кают-компании, не обращая внимания на мелкие бытовые неудобства и запивал бутерброды густым до черноты сладким чаем. Нежная кетовая плоть, щедро расположенная поверх изрядного слоя домашнего масла на куске той самой французской булки… Душевно заходило, организм радовался и вовсе не собирался наказывать любителя хорошо покушать морской болезнью. Поэтому на палубу «советник» поднялся поздним утром, выспавшись, был доволен жизнью, собой и окружающими. И был прав, ибо кто когда видел счастливым голодного худого типа с лихорадочным блеском глубоко запавших глаз? Прав товарищ Маркс, материя первична, а те, кто утверждает обратное, живут скучно, уныло и, как правило, не очень долго.

 Подойдя к героическому адъютанту, шёпотом поинтересовался:

– Уходил он отсюда?

– Ни, – скорбно замотал головой Зпийсало, – Тильки до ветру.

Дежурный по кораблю дипломатично отошёл на другое крыло мостика, вместе с сигнальщиком,  и Николай вежливо поинтересовался у Александра:

– Совсем охренел, твоя светлость? Сам спать не можешь, так слезь хотя бы с мостика – людям мешаешь.

– Мутит меня – признался Александр. Боюсь опозориться.

– Забей. Подсоли рюмку водки, накати, прикажи поставить стул на палубе, и любуйся морскими пейзажами. И хохла своего спать отправь, у него от служебного рвения скоро пупок развяжется.

Проводив начальника, повернулся к оживившемуся мичману:

– А что, господин мичман, в этих водах рыба ловится?

На четырнадцати узлах экономического хода ловилось плохо, но разве в рыбалке главное результат? Время пролетело незаметно.

Встречали с помпой – дорожка на причале, почётный караул, оркестр и выстроенные вдоль бортов команды на кораблях эскадры. Обнажённая сталь сабель, взятые «на караул» винтовки – красота и отдых всякой милитаристской души. Сверкали ордена, ветер трепал окладистые бороды, а встречающие определённо волновались. Нужно признать, не зря – измученный морской болезнью новый наместник был зол и жаждал крови.

Стессель наклонился к адъютанту:

– Слушай, Водяга, а ведь он на нас смотрит, как Верочка после болезни.

 Генерал зябко передёрнул плечами от воспоминаний и нехорошего предчувствия.

– Совершеннейшим образом с вами согласен, – изогнулся ротмистр в ответной реплике.

– О чём шушукаемся? – Повернулся к парочке Александр. Оба вытянулись и застыли, поедая новое начальство, как полагается, взглядами лихими и придурковатыми. Отчасти от служебного рвения, но более оттого, что иначе не умели.

– Ну-ну! – уронил через губу новый наместник и прошествовал к предоставленному экипажу. Мундиры, собравшись в кучку, двинулись следом, соблюдая уважительную дистанцию.

– Идите, господа, идите. А я тихонько, без шума и грохота, по тылам пройдусь, авось, надыбаю* что-нибудь.

Царящее в порту благодушие Николая не то чтобы поразило – скорее, подтвердило ожидания. Непонятного штатского в странной одежде никто не останавливал, в комендатуру не тащил и документов не спрашивал. На территории судоремонтного завода тоже – в распахнутые ворота и обратно шлялось множество народа, ещё один проходимец внимания не привлёк.

Спокойным шагом, внимательно рассматривая неторопливую трудовую деятельность, обходил Николай территорию, с любопытством осмотрел пустующий док, прикинул на глазок запасы материалов. Не впечатлился. С учётом опытности глазка ошибся тонн на десять-пятнадцать, не больше.  С такими запасами много не наработаешь. А ведь наверняка придётся кессоны сооружать, помнил попаданец что-то такое. Хотя, может и выкрутится Александр, взбодрит здешних военморов, не даст япам метать торпеды в упор по стоящим в праздничной иллюминации броненосцам.

Николай уже заканчивал обход территории, когда за очередной кучей мусора открылся ему вид на интереснейший объект, издалека видом и запахом напоминавший выброшенного на берег кита. Подойдя ближе, удивился ещё больше – сооружение явно разваливалось на части.

– Милейший, – окликнул белорус проходящего мимо мастерового, – это что за конструкция?

Чумазый рабочий аккуратно поставил на попа отрезок трубы, с которым шатался вокруг, изображая бурную деятельность.

– Это, барин, очередной Хрюнин прожект, скрытноподводное суднО. Морской змеёй кличут. Чтоб, значитца, к чужому кораблю споднизу подплысть, да рули с винтами и отломать. Вишь, сверху у него от носа до кормы как раз быдто ножовка по металлу  пришпандорена? Ей, значитца, и пилить.

Николай хмыкнул, и ещё раз обошёл вокруг загадочного объекта.

– А почему разваливается?

*Надыбать – найти, наткнуться (от дыбать – идти) (белорусск.уст.)