Текст книги "Казачий разъезд"

Автор книги: Николай Самвелян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

– Странно! – сказал Август. – Значит, она прячется где-то в городе. Послушай-ка, Фрейлих, нет ли тут подвоха? Не было ли среди этих старух одной с особо легкой походкой и родинкой над верхней губой? Не провели ли меня за нос? Причем дважды.

На этот раз Август оказался провидцем. Одна из карет увозила старуху с легкой походкой и родинкой над верхней губой. Через сто верст от Дрездена маскарад закончился. Мария сняла грим. Ее сопровождали лишь двое вооруженных слуг. Слишком смело и рискованно было предпринимать в такую смутную пору подобные путешествия, но Мария не думала об опасности. Мысли о встрече с курфюрстом, который ей показался удивительно похожим на говорящего павлина, какое-то время не давали ей уснуть. Вправду, нужна ли была эта поездка? Не было ли слишком наивным пытаться склонить к действиям Августа, столь убедительно доказавшего на деле собственную неспособность к последовательным поступкам? Но Марии хотелось верить, что она хоть немного сможет помочь тем, кто сейчас далеко на востоке ведет бой не на живот, а на смерть.

Но несмотря на тряскую дорогу, она все же задремала. Приснился ей неприятный и тяжелый сон. Будто едет она одна по заснеженному лесу и натыкается на засаду, ту самую, которую они зимой видели с Василием. Стоят в мертвом карауле замерзшие воины, и в одном из них Мария узнала Василия. Она вскрикнула и пробудилась.

Что за сон? Предчувствие? Голос свыше? Не мог, не должен был, не имел права Василий погибнуть. Отец и дед Марии были удачливыми купцами – торговали книгами. И оставили своим потомкам не такое уж большое, но и не малое состояние. Потому-то, хотя Мария рано осталась сиротой, она не испытывала неуверенности и страха перед жизнью, не спешила с замужеством, не высматривала выгодных женихов. А сейчас единственное, чего бы она хотела, – скорейшего окончания войны. А тогда она обеспечила бы Василия всем необходимым, чтобы он мог писать, потому что он, безусловно, талантлив. И смог бы принести славу своему отечеству.

Но почему такой непонятный сон? Не вещий ли он? Нет, вряд ли. При чем тут снега, морозы, замерзшие люди? Ведь вокруг бушует весна…

Ничьи солдаты

После неудачного нападения на Мазепу отряд отошел к югу, хотя там была большая вероятность встречи с запорожцами Кости Гордиенко. Сам Костя с несколькими тысячами своих сторонников прорвался в шведский лагерь. В ответ русские регулярные войска взяли приступом и сожгли Сечь. Да и вообще к югу от главной шведской квартиры было неспокойно. Оставалось неясным, кто контролирует положение, а в селах не знали, кого завтра ждать. Ходили слухи, будто готовятся к походу в помощь шведам крымские татары. Тем не менее Василий решил идти на юг, чтобы дать людям отдохнуть в не разоренных еще селах. Кроме того, он полагал, и не безосновательно, что именно на юге отряд значительно пополнился добровольцами. Правда, пополнение было весьма своеобразным. За неделю в отряд влилось до тридцати казаков – от безбородых юнцов до стариков.

Но появился и «обоз». Состоял он из жен и детей пожилых казаков, которые решили идти вместе с мужьями и отцами. Сколько ни убеждал Василий, что никакие возы, запряженные даже самыми крепкими и выносливыми быками, не помогут сделать отряд маневренным, с «обозом» пришлось все же считаться. Люди просто-напросто боялись оставаться в своих домах.

Оружия не хватало. Многие шли с вилами и топорами. Зато появились и двое вооруженных и полностью экипированных солдат из отряда Яковлева, только что взявшего Хортицу. Один был постарше, второй – совсем молодой, едва ли брившийся хотя бы трижды в своей жизни. Эти русские солдаты, по всем порядкам военного времени, должны были считаться дезертирами.

– Вы убежали от полковника Яковлева?

– Истинно так! – ответил старший.

– Значит, вы изменники?

– Никогда не были. Имеем намерение сражаться со шведами. Если богу угодно, сложим головы в баталии, а хребет казать не намерены.

– Постой, – перебил старшего Василий. – Тебя как зовут? Тоже Василием? Значит, тезки. А товарища твоего Андреем? Оба костромичи? Прекрасно. Отчего же вы из войска его царского величества убежали?

– Потому как сердит он дюже. И грозен. Отвоюем свое, а коли живы останемся, так на Дон, а то и за Яик подадимся.

– А как мне знать, что вы не подосланы шведами?

– В первой же баталии увидишь, кто мы такие – свои или ихние… Под пулями человек сразу понятен.

– Ладно, – решил Василий, – позднее потолкуем.

Но времени для серьезного разговора сразу не нашлось. Уже через день отряду пришлось выдержать короткую, но злую схватку с сотней гордиенковских казаков. Сотню разметали. Двенадцать человек взяли в плен и тут же предали суду. Чем завершился суд – понятно. Водить за собой пленных не было никакой возможности. Но и отряду в этом бою досталось изрядно. Погибло более двадцати человек, в основном новоприбывших и плохо вооруженных. Да еще столько же было тяжело ранено. Их оставили в одном из сел, на попечении крестьян и местного священника. «Обоз» все же бросили и налегке двинулись из-под Рашевки к Гадячу. Тут еще приключилась злая стычка со шведами. Высланные вперед разведчики натолкнулись на полковой магазин и походную конюшню. Их взяли внезапным ночным налетом, потеряв лишь троих раненными. Полторы сотни ружей с кремневыми замками, шестьдесят лошадей – это уже было целое богатство. Порох пересыпали в кожаные мешки и тоже унесли с собой. Все понимали, что грядет время серьезных сражений, в которых топоры и вилы помогут мало. На привалах учились разбирать и собирать ружья. И тут как нельзя более пригодился тезка Василия – старый солдат, убежавший из отряда Яковлева. Он был знаком с устройством шведских ружей и мушкетов, учил, как насыпать порох, высекать искру, подгонять кремень, чтобы было поменьше осечек.

Весна была такой же шальной, неистовой, как – зима. Снег стаял внезапно, в два дня. Ручьи превратились в реки, а реки – в моря. Даже узкий Псел так разлился, что не было видно противоположного берега. Вода срывала с причалов не только челны, но и тяжелые дубки. То тут, то там можно было заметить плывшие, как правило, неподалеку от берега трупы. Шведов можно было узнать по синему и серому цвету мундиров. Появились даже «старатели», вылавливавшие трупы баграми в надежде отыскать в карманах погибших деньги и ценные вещи. Василий застал все того же старого солдата отчитывавшим недавно появившегося в отряде хлопца:

– Не дело защитнику отечества таким промыслом заниматься!

– Так для чего же добру даром пропадать?

– И пусть пропадает. Завтра в баталию пойдем, на смерть. Зачем лишний грех на душу брать?

И уж окончательно удивил старый солдат Василия, когда однажды после привала поднимался с сырого ложа веток, прикрытых плащами, где спали все вповалку, не считая караульных. Солдат не сел, как обычно садятся, пробуждаясь ото сна, а перевернулся на живот, отжался на руках, затем с трудом согнул ноги и, кряхтя, качаясь и балансируя руками, неуклюже поднялся, как, наверное, поднимается на задние лапы медведь.

– Что с тобой?

– Может, простыл, а может, старая рана покоя не дает. Когда-то, еще под Нарвой, швед багинетом ударил.

– Ты и под Нарвой был?

– А как же! С господами шведами мы старые знакомцы.

– И теперь ты, ветеран, решился бежать из царского войска?

– Для чего все время о том толковать: бежал да бежал. Не так-то уж я и бежал, а просто ушел. И не куда-нибудь, а воевать с тем же шведом. Послужить отечеству можно и здесь.

– Чем тебя царь-то обидел?

– Меня самого? Да я его два раза в жизни и видел-то. Ничего царь. Статью удался. И норов у него не шуточный. Вон сколько народу в Воронеже загубил, пока корабли строил. А еще сколько загубит!

– Я из Львова, – сказал Василий. – Но наслышан о том, что пытается делать царь Петр. Царь хочет вывести Россию к морю. Это нужно. Да еще бояр поприжал, грамотных людей лаской не обходит.

– Только одно печали заслуживает: кнутом и палкой все дела решает. А кнутом человека даже в рай не загонишь. Вырвется и убежит. Кнут – он и есть кнут. Да еще очень хочется царю, чтобы мы стали еще больше шведами, чем сами шведы. Ну переодень меня в иноземный кафтан, так что я от этого перестану быть сыном своих родителей?

– Нет, тут ты ошибаешься, – твердо сказал Василий. – Нам всем, русским и украинцам, сейчас надо грамоты набираться, крепить войско. Ведь было время. Киевское княжество могло догнать даже светлую Византию. А то и обойти ее, стать еще просвещеннее. Не сумели мы тогда сами с собою и со своими характерами справиться. Сосед дрался с соседом. Потому и допустили татар и монголов на свои земли.

– Это когда-то все было, а мы живем не когда-то, а сегодня, – сказал солдат. – И сегодня у нас швед во дворе. А про царей скажу тебе одно. Раз уж без них нельзя, то пусть будет Степан Тимофеевич Разин. От него, от покойника, мы и пришли к тебе. Считай нас его солдатами.

– Вот ты каков! – удивился Василий. – Но Разин тоже жил и погиб не сегодня.

– А он не погиб! – возразил солдат. – Он убег и в народе скрывается. Ты почем, например, знаешь, что он еще не появится на Волге?

– Да просто потому, что Степан Тимофеевич давно сложил голову на плахе.

– А я не верю. Сказывают, в Африке есть православные, хоть и черные они все. Может, Степан Тимофеевич среди них?

– Нет, это придумали.

Вскоре отряд рванулся к Опошне и Будищам, обошел их стороной, возвратился к Решетиловке, а оттуда – к Ворскле. Тем временем Карл уже успел осадить Полтаву, а на другом берегу реки появились полки авангарда царской армии. Было совершенно очевидно, что под Полтавой быть баталии. Но что решит баталия, этого, конечно, никто не знал. Здесь и нашел отряд сотник Зверевский, посланный почти из-под Лубен. От имени гетмана Ивана Скоропадского он потребовал, чтобы «ничейный» отряд отныне подчинялся прямым распоряжениям гетмана. Одновременно гетман повелевал сообщить ему количество годных к бою людей, отписав отдельно, сколько конных, а сколько пеших, перечислить все вооружение отряда, запасы пороха, количество пушек, если таковые имеются. Василий ничего не ответил Зверевскому, но вручил ответное послание, в котором коротко рассказал об отряде, о последних схватках со шведами, но не преминул отметить, что считает себя подчиненным полковнику Семену Палию, который ныне прощен царем, спешит из Сибири на Украину, чтобы вместе со своими войсками принять участие в генеральной баталии со шведами. А потому просил пересылать дальнейшие приказы через Палия.

Зверевский прочитал письмо и почесал бритую голову.

– А надо ли тебе ссориться с гетманом? Палий тоже будет подчинен ему.

– Я бы хотел получить тому подтверждение от самого Палия.

– Так ли, иначе ли, но его милость гетман ставит непременным условием, чтобы вы без его ведома не делали попыток захватить Мазепу, а тем паче – судить его. Гетман желает сам судить изменника от своего имени и имени народа Украины.

– Если Мазепа будет нами захвачен, мы, с ведома Палия, готовы передать его в руки гетмана.

– Его милости гетмана, – поправил Зверевский. – Я передам твое послание, хотя мог бы дать совет быть с его милостью вежливей, если хочешь остаться во главе отряда, а после победы получить хорошую должность.

– Должности мне не нужны, – сказал Василий. – Те шестьсот человек, которые сейчас находятся в моем распоряжении, готовы к боям. Мы будем согласовывать свои планы с планами гетмана.

– Его милости гетмана Украины и войска казацкого, – почти с угрозой произнес Зверевский.

Минуло еще дней двадцать. И вездесущий Зверевский вновь отыскал отряд уже с категорическим приказом Скоропадского идти на соединение с главными гетманскими силами. Сам Василий именовался в этом приказе сотником Подольским, из чего можно было сделать вывод, что Скоропадский решил возвести его в этот ранг и таким образом прибрать к рукам.

– Еще и до полковников дослужишься! – сказал Зверевский. – Его милость ценит верных людей. Семен Палий уже в главной ставке войска царского. Его люди перешли под начало его милости гетмана Украины. Дело за вами.

Ссориться с гетманом было бы неблагоразумно да и ненужно.

Василий написал новому гетману письмо, в котором подчеркнул, что отряд честно исполнит свой долг в борьбе с врагом. А враг и у царя Петра, и у гетмана, и у тех, кто пришел в отряд Василия, сейчас один: шведы и переметнувшиеся к ним сторонники Мазепы. Потому отряд готов исполнять приказания как самого Скоропадского, так и генералов его царского величества.

В ответ последовал приказ «сотнику Подольскому» вести отряд поближе к Полтаве, тревожить неприятеля везде, где это возможно, высылать разъезды к его расположению, а пленных доставлять гетману для «дознания планов господ шведов и вероотступника Мазепы…».

– Пане сотнику, вы сегодня еще ничего не ели. Я принесла от общего котла…

Это была Евдокия, восемнадцатилетняя дивчина, появившаяся в отряде вместе с братом после боя у Опошни. В руках у Евдокии была оловянная тарелка с кашей. Она держала ее двумя руками прямо перед собой.

– С каких это пор я стал паном сотником?

– Все люди вас так называют.

– С легкой руки гетмана, что ли?

– Про гетмана я ничего не знаю, – сказала Евдокия и почему-то покраснела и опустила глаза. – А то, что вы не ели, знаю точно. Каша без сала, но вы все равно покушайте. Третий раз разогреваю.

Вперед, не оглядываясь!

– Нет воды? – спросил король. – Не пойму, о чем вы толкуете, граф. А это что?

– Это болото, ваше величество. Вода в нем гнилая.

– Вы преувеличиваете, граф. Велите мне принести немного этого болота…

И на глазах у первого министра и всего штаба король выпил полную кружку пахнущей прелью и серой мутной болотной воды.

– На походе как на походе! – сказал он. – Тут нет и не может быть пуховых перин, натертых воском полов и прочих райских прелестей. Кроме того, на войне часто люди гибнут. И это тоже неизбежно.

Возможно, своей сдержанности, а также умению искренне, а не только для формы выслушивать собеседника Пипер и был обязан тому, что в свое время король произвел его в графы, а затем и в первые министры. Пипер осмеливался даже иной раз возражать Карлу. Такого права не было больше ни у кого.

– Ваше величество, армия измучена болезнями и голодом. От Мазепы мы практически не получили никаких подкреплений, если не считать денег гетмана, которые нам сейчас совершенно ни к чему. На них здесь ничего нельзя купить. Конечная цель нашего похода так же далека, как и год назад. Теперь мы заняты бессмысленной осадой маленькой крепости Полтавы. Вы продолжаете выслушивать жалкого старика Мазепу, который советует совершить пешую экскурсию в Азию… Все это пугает, ваше величество, и озадачивает.

– Граф, – спокойно и грустно сказал король, – разговор о прогулке в Азию не более как шутка. Я отлично знаю географию. Что же касается Мазепы, то я бы назвал его не жалким стариком, а стариком добрым. Он искренне желает нам помочь. Предоставил к нашим услугам часть своей казны. Не его вина, что его подданные по трусости не пошли вслед за ним.

– По трусости ли? – пробурчал Пипер. – Куда девается их трусость, когда они угоняют наших лошадей, утаскивают пушки, убивают солдат и крадут генералов?

– Но тем не менее в конечном итоге мы их всегда обращаем в бегство.

– А если это не бегство, а тактика?

– Какая тактика? Во всех случаях показывать неприятелю спину?

– Тактика внезапных набегов и изматывания противника. Кроме того, будьте справедливы, ваше величество, русские за последние годы очень укрепили армию. Их действия в Польше и под Лесной наводят на грустные и тревожные раздумья.

– Там не было меня.

– Слов кет, ваше величество, вы – выдающийся полководец.

– Я солдат! – резко сказал король. – Я – первый солдат своей собственной армии. Я вел и веду себя так, чтобы каждый мог брать с меня пример и на походе и в бою. Кроме того, я король. И обязан думать о благе своей страны.

– Об этом мы все вас и просим! – воскликнул Пипер. – Надо возвращаться, отбить у русских все наши прибалтийские владения.

– Поздно! – сказал Карл. – Нам преградили дорогу к отступлению казаки Скоропадского. Они растащат по частям нашу армию еще до того, как мы доберемся до Минска. Но предположим, отход будет удачным. Что же дальше? Начинать все снова?.. Отойдемте в сторонку от моей палатки, граф, хочу сказать вам несколько откровенных слов. Вы самый осторожный и дальновидный из моих советников. Вы должны многое понимать. Как вы думаете, почему я, воин и никак не трус, так долго тянул с этим злосчастным походом на Россию?

– Вы, видимо, считали, что поначалу надо разгромить саксонцев и навести порядок в Польше.

– Чепуха! – сказал Карл. – С саксонцами можно было расправиться и позднее, в одну из свободных минут. Что касается Польши, то в ней издавна царит беспорядок. Опасность для нас представляла, представляет и будет представлять только Москва, которую я не понимаю и откровенно боюсь. Да, я боюсь ее. И не только я. Ее боятся многие. Россия маловразумительная страна. Царь Петр, который решил пригласить на службу иностранцев, строит на реках какой-то флот и, говорят, открывает заводы, может стать очень опасным. Я не так наивен, как это кажется, граф Пипер. Мне просто удобней таким казаться. Это позволяет, не выдавая себя, получше присмотреться к окружающим. Кроме того, мне нужны бравые генералы, а они могут быть только у бравого короля.

– Вы не перестаете меня удивлять, ваше величество! – прошептал Пипер. – И весь мир тоже.

– Хочу верить, что у меня достанет сил удивить его еще раз.

– Что же нас всех ждет?

– Смерть или не очень почетный мир. Сейчас я отклонил предложение царя Петра о перемирии не только потому, что он хочет оставить за собой отвоеванные области. Боюсь, что их так или иначе придется отдать…

– Что вы говорите, ваше величество! Я не ослышался?

– Нет, граф, вы не ослышались. Хватит притворства. Забудем на минуту о ролях, которые каждый из нас вынужден играть. Что я получил в наследство? Державу с великолепной армией, но почти пустой казной; благополучие и будущее во многом зависело от того, удастся ли удержать отобранные когда-то у русских территории, законность захватов которых – во второй раз повторяю вам это – русские никогда не признавали. Что оставалось мне? Воевать. Запугивать их разделом России. А сейчас мне надо взять эту мелкую крепость, выиграть у царя хотя бы одну большую баталию, а затем уже пойти на новый мир. Мы снимем свои угрозы взять и разорить Москву, а они отказываются от Лифляндии и Эстляндии и прекращают строить крепости на Неве.

– Мрачная перспектива, ваше величество. Выходит, все жертвы были ни к чему.

– Как это ни к чему? Мы боремся за право выжить в качестве влиятельной державы. К тому же на моей стороне еще одно преимущество. Царь Петр меня боится, что совершенно очевидно. По сей день не может забыть разгром под Нарвой. Надо пользоваться моментом. И потому мы сейчас дадим приказ к штурму крепости. Возьмите свою подзорную трубу. Понаблюдайте. Не ленитесь.

Пипер повиновался. Идиллический пейзаж: небольшой городок на возвышенности, окруженный двойным валом и вырытыми шанцами. Напротив недостроенного монастыря уже были сооружены шведские апроши[28]28
  Апроши – зигзагообразные земляные рвы, которые устраивали атакующие для скрытого приближения к осажденной крепости.


[Закрыть]. Между монастырем и городом протекала небольшая и, видимо, не очень глубокая река. По ту сторону реки русские уже начали рыть окопы. Трудно было сказать, подвел ли фельдмаршал Шереметев сюда все свои силы или же только авангард, но Карл весьма мудро распорядился сделать окопы на другом берегу реки, чтобы не позволить русским подбросить в крепость подкрепления.

Пипер безучастно разглядывал полтавские валы, а сам вспоминал беседу между королем и генерал-квартирмейстером Гилленкроком, свидетелем которой ему довелось быть месяц назад.

«Вы должны приготовить все для нападения на Полтаву», – распорядился тогда король.

«Намерены ли ваше величество осаждать город?» – уточнил Гилленкрок.

«Да, и вы должны руководить осадой и сказать нам, в какой день мы возьмем крепость. Ведь так делал Вобан[29]29
  Вобан – известный полководец и инженер конца XVII века.


[Закрыть] во Франции, а вы – наш маленький Вобан».

«Как бы велик ни был Вобан, он имел бы сомнения, видя недостаток во всем, что нужно для такой осады».

«У нас достаточно сил, чтобы взять такую жалкую крепость, как Полтава?»

«Хотя крепость и мала, ваше величество, но гарнизон ее упорен. Там четыре тысячи человек, не считая казаков».

«Когда русские увидят серьезность наших намерений, они сдадутся при первом же выстреле, – упрямствовал король. – Для осадных работ я думаю употребить запорожцев Мазепы».

«Но запорожцы никогда такими вещами не занимались. Кроме того, у нас совсем нет пушек. Я не понимаю, каким образом будет взят город, если нам не выпадет необычайное счастье».

«Да, вот именно: мы должны совершить то, что необыкновенно, – заявил король. – От этого мы получим честь и славу».

Но необыкновенное счастье не приходило. Первая шведская атака на крепость была отбита с большим уроном для осаждающих. Не принес победы и настоящий штурм, последовавший через два дня после атаки. Тогда сам король провел рекогносцировку полтавских укреплений и пришел к выводу, что валы низки, укрепления не так хороши и основательны, чтобы обеспечить безопасность гарнизона. Однако следовавшие один за другим штурмы, как ни странно, заканчивались полным провалом. Более того, полтавский комендант Келин, которого Карл поклялся повесить, как только он попадет в руки шведов, провел несколько удачных вылазок, захватил пленных, разрушил апроши, которые начали возводить шведы вблизи полтавских палисадов. А напротив Полтавы, за рекой, царь Петр и фельдмаршал Шереметев всё стягивали и стягивали в кулак главные силы русской армии. Это не предвещало шведам ничего хорошего. И теперь Пипер понимал, что и Карл это знает и видит, а личина легкомысленного баловня судьбы понадобилась ему для поддержания собственного духа и духа солдат. Этот узкоплечий, сутулый человек с узким лицом, на котором как-то неожиданно вырастал большой хищный нос, был не только талантливым воителем, но и хорошим актером.

– Вы о чем-то задумались, граф?

– Да, на минуту ушел в свои мысли.

– Эта минута растянулась на полчаса, – без улыбки произнес Карл. – Русские успели отбить наш очередной штурм. Я решил было, что вы уснули.

– А дальше? – спросил Пипер. – Что будет дальше?

– Новый штурм, – отрезал король. – Будем пришпоривать коня. Вперед, не оглядываясь! Я приказал повторить атаку.

Пипер видел в подзорную трубу, как по апрошам побежали к крепости крошечные фигурки. Странно было понимать, что на самом деле это были живые люди из плоти и крови, чьи-то сыновья и отцы, чьи-то мужья или женихи. С полтавских валов ударили пушки, началась ружейная стрельба. Поле быстро заволакивало густым серо-белым дымом. И все же можно было разглядеть, что в тех местах оловянные солдатики, одетые в шведские мундиры, взобрались на вал. Несколько из них были сброшены вниз. Другие совершали странные судорожные движения. На самом деле это они кололи штыками или, приложив приклад к плечу, целились в неприятелей.

– Наконец-то! – сказал король. – Давно пора было захватить эту крепость. Слишком долгое стояние у ее валов плохо действует на наши войска. Надо усилить натиск.

Полтавские пушки все еще не прекращали стрельбы. Валы совсем заволокло дымом. Граф Пипер поймал себя на мысли, что впервые понял, что эта красивая картинка на самом деле – поле брани, на котором побеждают или гибнут люди, такие же, как он. Странно, что ранее он об этом никогда не задумывался. Просто не приходило в голову. Понимал, что противника надо оттеснить, обмануть, обойти с тыла… Видел и собственных убитых и раненых. Но уже после боя, когда красивая картинка переставала быть картинкой, а превращалась в реальную землю с полями, холмами, реками, которую король и его свита осматривали после очередной победы. Будет ли так и теперь? Войдут ли они в конце концов в Полтаву?

Король что-то пробормотал, но Пипер не расслышал слов.

– О чем вы, ваше величество?

– Штурм отбит! – бросил Карл. – Они столкнули наших с валов. Хотел бы я знать, откуда у коменданта этой жалкой крепости берутся силы?