Текст книги "Белая таежка"

Автор книги: Николай Горбунов

Соавторы: Галина Головина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Вдруг долетел до нас запоздало ответный зов "сохатого". Но был он какой-то робкий, неуверенный и короткий. Трубач удалялся. Мы до рези в глазах всматриваемся в мохнатую черноту лесистого распадка. "Не мелькнет ли огонек?" – думаю я. Для страховки у них наверняка и световые сигналы предусмотрены. Но ничего не примечаю в черноте ночи.

Кольча ответный рык трубача истолковал по-своему:

– Хитрый, чертяка, почувствовал, что не лосиха отвечает!

Борони Бог, конечно, ничего ему не сказал. Развязал свой кожаный кисет и принялся набивать трубочку. Она коротенькая у него, носогрейка, как зовут у нас. А вот у эвенкийских женщин я видел трубки – чуть ли не полметра чубуки.

Галка взяла меня под локоть и отвела к палатке.

– Миша, как ты думаешь, кто трубил?

Она интуитивно, что ли, почувствовала тревогу.

– Умеешь держать язык за зубами?

– Спрашиваешь!

– Золотничники, вот кто. Ни сохатые, ни изюбры летом никогда не трубят.

– Я так и знала...

Вернулись мокрые от росы собаки и с виноватым видом разлеглись подсушиться в некотором отдалении от костра. "Какой же я дурачина! Человека за лося принял!" – прочел я в умных глазах Чака. Ему даже глядеть на нас было совестно, положил морду на вытянутые лапы и уставился на огонь.

Зычный протяжный вопль раздался вдруг над нашими головами. Я вздрогнул, хотя сразу узнал по голосу филина-пугача. Галка испуганно взвизгнула и прижалась ко мне.

– Филин разоряется!

Я набрался храбрости и провел ладонью по ее плечу, почти не касаясь куртки. Она не отстранилась, и все внутри у меня сладко замерло.

– Тайга худой люди ходи нету! – послышалось от костра. Дядя Иван успокаивал Колокольчика. Оказывается, он тоже вскрикнул вместе с Галкой.

Мы подошли к ним. Ванюшка ворошил палкой костер, чтобы лучше разгоралось смолье, придавленное гнилушками, Кольча сидел рядом с эвенком.

– Тайга сама худой люди гоняй!

– Вон он! – разглядела филина Галка.

До чего любопытный! Бесшумно подлетел к самому табору и уселся на сук ближней сосны у самой макушки. Одни глазищи сверкают, а самого и не видно. Он же словно в маскхалате – одет под цвет сосновой коры: желтый, рыжий и весь в темных пятнах. Мы только потому его увидели, что костер как раз хорошо разгорелся после Ванюшкиного шурования, а то ведь этого филина и днем не увидишь. Особенно когда он у сосны сидит и солнечные блики на него падают.

Я все больше верю в то, что лазил тут в распадке только бородатый. Обворовав нас, он затаился где-то возле Федуловой пустыни и выжидал, потому что ему надо было убедиться: домой мы подадимся или все же наперекор всему будем продолжать свой поход к нагорью? Конечно, он верил в первое: для этого и обчистил нас. Тем более знал, что дедушки Петрована в зимовье нет, там обитают Гурьян, Антошка и товарищи их. Но к дому Федула вдруг подъехал Борони Бог и спутал все карты бородатому.

Мне показалось, что эвенк не меньше меня обеспокоен ночным концертом, только старается виду не подавать. Молчал я, молчал, и вдруг вылетело у меня как-то совсем нечаянно:

– Дядя Иван, а кто это кричал?

Ванюшка пихнул меня в спину, но было уже поздно, слово не воробей. Борони Бог поглядел на меня, широко зевнул и стал укладываться.

– Ложись спать, паря. Поздно говорку держать.

– Я же тебе говорил: сохатый! – недовольно пробурчал Ванюшка.

"Попробуй, мол, еще пикнуть об этом!"

А добряк эвенк, наверное, подумал: скажи им всю правду, до утра будут гоношиться. Сами не уснут, и мне поспать не дадут.

– Кто шибко худой зверь в тайге? – спросил неожиданно старик, конкретно ни к кому не обращаясь.

Ванюшка, Кольча и Галка отозвались, как солдаты на перекличке:

– Тигр!

– Медведь!

– Рысь!

Эвенк ко мне повернулся. "Росомаха", – хотел сказать я, но у меня вылетело помимо моей воли:

– Пучеглазый Профессор!

Галка прыснула, Ванюшка с Кольчей тоже засмеялись. Старик вроде бы даже нахмурился, ему явно не понравилась моя шутка. Он отрицательно замотал головой.

– Шибко худой зверь в тайге – страх! – отчеканил он веско. Пужливому в тайгу бегать – борони бог!

50

Никто нас больше не беспокоил в эту ночь. Галка слово свое сдержала: о том, что я сказал ей про лосей и изюбров, трубящих только осенью, она помалкивала. За свою выдержку Галка была вознаграждена уже утром. Непоседа Колокольчик вскочил спозаранку и, пока дядя Иван собирал и поил оленей, набрал брезентовое ведерко боровиков. Грибочки все – один к одному молоденькие, ядреные, а шляпки у них подрумяненные слегка, как сдобные булочки в печи.

– Вот это дело! – радостно всплеснула руками Галка. – Это получше кузнечиков да ящериц! Мальчики, я вам сегодня королевский завтрак сварганю!

И выдала что-то соответствующее случаю из когда-то сыгранного спектакля. Мне некогда было смотреть, дров ни полена у костра не оказалось, а я заступал на дежурство по кухне. По очереди мы несем эти обязанности.

Когда я возвращался к табору, обхватив руками вязанку смолья, то еще издали услышал дружный хохот. Закатывались Ванюшка с Кольчей, и Борони Бог тоже смеялся от души. Галка их чем-то позабавила.

В общем, настроение у всех поутрянке было самое распрекрасное.

– Мишаня, ко двору пришлась девчонка! – шепнул мне Ванюшка, лукаво подмигнув Галке: "Вижу, вижу, мол, ваши шашни!"

Я даже покраснел. Чувствую, как щеки вспыхнули огнем. А Галке хоть бы хны. Я нисколько не удивлюсь, если она сама объявит всем о наших изменившихся отношениях.

– Я от нее сам добра не ждал! – сказал мне потихоньку Ванюшка. – Как мы про нее в школе говорили? "С Галкой водиться что в крапиву садиться!" Это же еще с первого класса пошло.

Завтрак у Галки получился и в самом деле королевский. Галка нарезала грибы пластинками, дала им прокипеть в котле, бросила черемши побольше и вывалила в это варево литровую банку говяжьей тушенки, оказавшуюся у запасливого эвенка. Из котла повалил такой густой грибной и мясной дух, что у меня слюнки потекли. Сварите так когда-нибудь обед в лесу. Заверяю вас: ничего подобного вы не едали. От чашки за уши никого не оттащишь.

Но на этом наш завтрак еще не кончился.

– Амикан! – развязал дядя Иван мешочек и лукаво поглядел на Кольчу.

Я думал, что он разыгрывает Колокольчика, но в мешочке и в самом деле была жареная медвежатина. Я тоже ее попробовал и понял, что приготовлена она человеком, знающим толк в этом деле. Сколько раз дедушка Петрован при мне варил медвежатину, научившись обрабатывать ее у эвенков. Отварят сперва мясо, на солнышке повялят, а потом уже начинают на сковородке жарить и обязательно со свиным салом. Весь дурной запах от медвежатины постепенно отходит – от одной операции к другой. Жареное мясо должно часа четыре в травке и в черемше еще потомиться. Травка берется, разумеется, особая: тысячелистник, пижма, различные сорта полынка. Все вместе они придают медвежатине свою неповторимую "горчинку" – букет.

Кольча с величайшим удовольствием взялся за амикана. Я тоже, хотя и наелся уже плотненько.

Но, какая бы вкусная еда ни была, Колокольчик молчком никогда не поест. Давай вспоминать, что ели цари и короли в прочитанных им книгах. Петр Первый, говорит, угощал свою невесту огурцами, варенными в меду, а польский король Август, у которого, по общему признанию, был утонченный вкус, обожал жареные пиявки с гусиной кровью. Для того чтобы они напились этой крови, связывали гусей, выдергивали у них перья на животе и лепили на кожу пиявок.

– Пиявки-то противнее кузнечиков! – закончил победно Колокольчик. Те же черви...

Он вдруг дернулся и прихлопнул у себя на руке зеленого жучка-летуна, отливающего сталью. Эвенку это не поглянулось, набутусился:

– Дурной ли, что ли? – начал строго выговаривать Кольче. – Он тебя в свой дом звал? Ты сам к нему ходи! Сел, гостем будь, не озоруй. Ишь ты какой, паря!..

– Царь природы! – ввернул я.

Старик прекрасно меня понял.

– Умным царем надо быть, добрым и честным. Ты же не хунта, Кольча?

Мы засмеялись, а Кольче стало совестно, смутился.

51

Чем дальше уходим мы от дома, тем ближе делаются мне Ванюшка, Кольча и Галка. (Наверное, и я им тоже.) Иногда мне уже начинает казаться, что путешествуем мы вот так целую вечность. Во всяком случае, не первый год.

Поднимаемся по распадку на гряду гольцов. Ночной гость нет-нет да и вспомнится мне, но сегодня все такие веселые и день тоже отменно хорош, я молчу, ни с кем не завожу об этом разговор.

– Мальчики, никаких смешных историй! – объявила строго нам Галка перед выходом. – Мне нельзя смеяться.

И дотронулась осторожно мизинцем до верхней губы, разрезанной посередке трещинкой. Обветрела. Всю косметику утащил бородатый.

– Меньше целоваться надо на солнце! – хрюкнул Кольча.

С Галки как с гуся вода:

– А вечером мне некогда! Тебя же, дурака, кормить надо.

Не знаю, кому как, а мне такие девчонки нравятся. Пойдем на рыбалку с ночевьем? Пойдем! Махнем на моторке в дальний кедровник за шишками? Махнем!.. И попробуй ее только тронь. Никому спуску не даст.

– Что по карте за этими гольцами? – спрашивает у меня Галка.

– Лощина и на дне ее озеро.

Мы едва успеваем за караваном. До чего же они проворные, эти орончики. И телята рады стараться, не отстают, резвятся возле каравана.

Кольча шагает впереди, рядом с эвенком. Ванюшка тоже там.

– Если бы мне сказали, что ты хочешь взять у Кольчи? – начинает очень серьезно Галка. – Я бы взяла... Отгадай, Мишаня, что бы я взяла?

– Память, – подсказываю я не раздумывая.

– У меня и своя не хуже!

– Романтичность характера. – Я хочу блеснуть своим пониманием Галкиной души.

– В наш век это не модно!

Я задумываюсь, не зная, что еще можно найти в Кольче такого, чего бы недоставало Галке.

– Любознательность!

– В точку, Миша! – кивнула Галка. – В одной пьесе я говорила: "Жить значит беспрестанно учиться у жизни в любых ее проявлениях!" Кольча так и делает везде и всегда.

Я давно уже собираюсь поговорить с Галкой серьезно, но у меня не хватает смелости. А что, если этим моментом попробовать воспользоваться? Рискни, Мишаня! Пан или пропал!

– А что бы ты у меня взяла? – спросил я вдруг полушутя, полусерьезно.

А понимать мой вопрос надо было только так: нравлюсь я тебе хоть немного?

В общем, завуалированное объяснение в любви.

Но Галка сразу меня раскусила. Засмеялась и погрозила пальцем:

– Много будешь знать, скоро состаришься!

В общем, ушла от разговора.

Смеется она теперь очень потешно: чтобы не бередить потрескавшиеся губы, складывает их колечком, как тот таймень, которого мы поймали на озере Кругляш.

Однако серьезный разговор у нас в этот день все же один состоялся. Сама дорога благоприятствовала нам: подъем пологий и тропка вполне приличная вьется между низкорослым кустарничком, встречающимся лишь кое-где. И чем выше забираемся мы, тем он становится реже.

– Я о себе только и слышу: "Талант, талант!" – начала Галка не без горечи. – А ты знаешь, что я чуть не над каждой ролью дома реву, потому что она у меня не выходит? Какой же это талант, когда мне даже самые простые сценки очень тяжело даются?..

– Талант – это труд, – начал было я с чужих слов, но она в сердцах обрезала меня.

– И ты как попугай! Настоящий талант должен как фонтан бить, понимаешь? А я вымучиваю из себя каждый жест...

– Первое место на областном смотре! – перебил я ее. – Это что-нибудь да значит.

– Мне просто повезло! – вздохнула Галка. – Роль выигрышная попалась. Партнер очень способный...

– Тебя же хотят в фильме снять?

– Пока только попробовать на роль.

– Старайся!

– Спасибо за совет. – Она расхохоталась.

– Ну чего ты бесишься?

– Знаешь, что одна неудачница моей маме сказала? "Всю жизнь чувствую себя безбилетным пассажиром, и нет сил выйти из вагона!"

Я знаю давно, что Галкина мать без особого восторга относится к увлечению дочери театром. Она говорит, что это блажь, которая пройдет с годами. Что касается отца, то тот предоставил Галке свободу действий: решай сама. Но главная-то в доме мать, гуранка!

В прошлом году наш руководитель художественной самодеятельности, гордый успехом своих подопечных, встретил ее у магазина и хотел порадовать, давай рассказывать, какой шумный успех выпал на Галкину долю в Иркутске. Обступившие их женщины восторженно ахают.

– Кроме таланта драматической актрисы, у нее еще и вокал! Редкое и весьма завидное сочетание, я бы сказал! – наслаждается произведенным эффектом учитель. – Вам надо купить ей инструмент. В доме у вас достаток...

– Вон какой инструмент я ей купила! – обрезала учителя Галкина мать, показывая рукой на Чистюньку.

По речке в это время в аккурат как глиссер понеслась легкая стремительная берестянка, в которой у ревущего мотора сидела Галка.

– Поносится по речке, может, вся блажь-то ее и повыветрится! закруглилась ошеломившая учителя Галкина мать.

Вот какая заварушка у Галки. А для нас с Ванюшкой все ясно и просто: он рыбу разводить, я наш Гляден ковырять, в горный институт пойду. Мать с отцом это приветствуют. "Только ты зловредный у нас, – скажет иной раз мама. – Первым делом должен научиться с людьми ладить, а потом уж инженерить учиться будешь". Кольча спит и во сне видит себя знатным геологом.

– Такая моя планида, Миша! – изобразила мне убитую горем горьким страдалицу Галка. – Сама еще не знаю, на что я гожусь, а мне еще надо перво-наперво мамашу заставить поверить в меня...

Может быть, я первый, кому открылась Галка. В школе я ни от кого не слышал о ее мытарствах. Мать не одобряет ее выбор? Эка беда! Два года еще до института, все перемелется... Но, оказывается, сама Галка не очень верит в свои способности и от этого бесится.

– Жалеешь? – стрельнула она в меня глазами. – Кладбищенское чувство!..

52

За грядой гольцов выступают сквозь синюю дымку настоящие горы. А под ними пролегла длинная и прямая долина, на дне которой вытянулось узкое озерцо, похожее на стальной меч, упавший со скал. Сверкающее солнце на тихой глади его еще больше усиливало это сходство.

Огромная рукоятка "меча" была обвита камышом, а кончик воткнулся в белую таежку – широкий зеленый лоскут рослых берез. Таежками сибиряки зовут часть леса, отгороженного от общей массы рекой, озерами или горами.

– Ербогачон! – объявил веселый Борони Бог.

– А как по-русски? – спросил Кольча.

– Гора под сосновым лесом.

В долину спускаемся по каменной осыпи – курумнику. Маета, скажу я вам! Того и гляди плюхнешься на брюхо и поедешь вниз, увлекая за собой десятки тонн намолотой водой, солнцем и ветром щебенки.

Олешки проголодались, хватают на ходу листья с кустиков, изредка попадающихся на камнях. Как они тут растут, чем питаются? Загадка.

Дело к вечеру, Борони Бог решает заночевать у озера. Мы спускаемся как раз к тому месту, где находится кончик "меча". Место дивное: шальное буйство таежного высокотравья, а по нему кое-где черемуха и боярка зелеными помпончиками.

– Ребята, гагары! – обрадовался Ванюшка, показывая на озеро.

– Ну и что? – озадаченно спрашивает Кольча.

– Рыба есть, вот что!

– Ничего себе заявочки! Надо пробы брать, а он о чем думает. Ге-олух!

Быстро ставим палатку. Дядя Иван погнал пастись орончиков. Галка пошла за водой к озеру. Там стоит такой птичий гвалт, будто все пернатые поссорились между собой. Уток – тьма-тьмущая. Словно по осени ветер палый лист швырнул на воду, не скупясь. В густой разноголосице я различаю басовитые нотки крякв, сварливые, пронзительные крики шилохвости, самодовольные, чванливые голоса гагар.

– Есть рыба, это уж как закон! – вздыхает Ванюшка, сколачивая разборный лоток для промывки золота.

– Что-то случилось, командор! – подбежал к нему Кольча и взмахом руки указал на озеро.

К лагерю бежала Галка с ведерком воды, тяжело перебрасывая его время от времени из одной руки в другую.

– Там какая-то халупа! – увидел я развалюху на противоположной стороне озера.

Кольча вооружился уцелевшим у Ванюшки биноклем.

– Рыбаки или охотники жили...

Ванюшка взял у него бинокль, приставил окуляры к глазам.

– Не у места...

– Что?

– Домишко этот поставлен был не у места. Дрова далеко! По всем статьям на этой стороне надо было его ставить.

Я взял у командора бинокль.

– Да и на домишко непохоже... Какая-то сараюшка. Ни одного окошка!

– Может, на той стороне? – высказал осторожно предположение Кольча.

– Чтобы не на озеро, а на горы смотреть?!

Где так шибко умен, а где такое брякнет, что хоть стой, хоть падай.

Мы поджидаем встревоженно Галку. Ничто ей не угрожает, а она несется так, точно за ней по пятам собаки гонятся.

– Что с тобой? – крикнул я, когда она приблизилась немного к нам.

– Кварц! Галенит...

Подбежав к нам, Галка вывалила из ведра камни на утоптанную возле палатки траву. Мы как подкошенные повалились перед ними на колени.

– Жильный кварц! – перехватило дыхание у Кольчи.

– Пирит вкраплен! – разглядел я.

– Точно! – взлетел в шальной радости Кольча и схватил лежащий у палатки, единственный теперь у нас Ванюшкин рюкзак. – Все познается в сравнении, парни...

Развязав трясущимися руками стягивающую бечевку, Колокольчик вытряхнул из рюкзака коллекцию спутников золота. Они легли кучкой в двух шагах от Галкиных находок.

– Беру два минерала! – Кольча взял один камушек из своей кучки, другой – из Галкиной. Они были совершенно одинаковы. – Мишаня, что у меня в руках?

– Кварц.

– С вкрапленностью пирита! – уточнил Кольча.

– Верно, – согласился Ванюшка.

– "При разрушении кварца происходит выделение содержащихся в нем зерен и самородков золота", – прошпарил Кольча по памяти из книжки дяди Кости. – Правда, не во всяком кварце оно встречается.

– А это что? – теперь Галка взяла из кучек два одинаковых минерала. Га-ле-нит!

– Самый настоящий, Галочка! – умилился Кольча. – Ты молоток. Типичная парагенетическая ассоциация для золоторудных проявлений!

Чак и Дружок изумленно уставились на нас, не понимая, почему мы так всполошились. Мы заметались у палатки, собираясь лететь к озеру.

– А ты бы осталась в таборе, – мягко сказал Галке Ванюшка, взваливая на загорбок лоток. – Займись-ка ужином.

– Прям уж! – На глазах у Галки заблестели слезы.

– Придет дедушка Иван, а у нас и поесть нечего...

– Да он вечерами только чаевничает! – заступился я за Галку. "Ужин, говорит, не нужен, обед шибко дорогой!"

Галка сглотнула слюну, перевела дух и немного ссутулилась, прищурила глаза.

– Спать на тугое брюхо – борони бог! – сказала вдруг голосом эвенка, да так похоже, что Ванюшка невольно оглянулся, ища глазами старика.

Мы засмеялись. Здорово это у нее получается. И вообще, мне кажется, у нее бесспорно талант.

– Ну, айда уж все! – сдался командор. – С вами разве сговоришься...

– Лагерь Чак постережет! – обрадовалась Галка, направившись с нами к озеру. – Палатка у нас на виду...

Мы торопливо шагали по примятой Галкой траве.

– Да тут озолотиться можно! – восторженно проговорил Ванюшка.

– Все за то, что в озере есть золото! – подхватил с жаром Кольча.

– Я ему про Фому, а он мне про Ерему! – буркнул командор. – Луговина больно хороша! Сколько скотины тут можно прокормить...

– Пустовать не будет, – отозвался Кольча. – Скоро БАМ подойдет.

– У одной Федуловой пустыни два совхоза разместить можно.

А солнце уже скрылось за горами, и сразу все в нашей долине потускнело и поблекло, как блекнет передержанная в проявителе фотография. Спускались сумерки.

53

– Шевелись! – покрикивал на нас командор, войдя в азарт.

Кольча с Галкой насыпали песок мисками в лоток, а я носил воду. Потом мы все вместе начинали трясти наше корыто, не столько помогая, сколько мешая друг дружке. Песок вода уносит, а на дне лотка остается шлих крупные камушки и песчинки. Хватаем его пригоршнями, подносим к самому носу. Ни одна золотинка не блеснет! Даже пирит не попадается, а он тоже блескучий.

Лихорадочно метались по берегу озера с одного места на другое. Одна проба, другая, третья... Ноль золота! Ни крупиночки. Пирит, правда, стал попадаться.

Кольча задумал набрать песку не с берега, а со дна озера. Не раздеваясь, забрался по грудь в воду. Но и эта проба ничего нам не дала.

– Нет золота! – вытер пот со лба Ванюшка.

Опять перешли на новое место. Результат тот же.

– Пустышку тянем! – разочарованно вылетело у меня.

– А ты хотел сразу, Миха? – недовольно проворчал Кольча.

– Но ведь спутники-то есть!

– Значит, будет и золото! Я верю в нашу звезду, парни!

– Будет! Когда рак вон на той горе свистнет.

– Ничего себе заявочки! – возмутился Колокольчик. – Ну, знаешь... с таким настроением ты будешь только нервы всем портить. Командор, Миха у нас принадлежит к категории людей, которые утром посадят дерево, а к вечеру уже собираются пилить его на доски. Так я говорю?

– Так не так, перетакивать не будем! – взвалил Ванюшка лоток на загорбок. – Если бы золото всем в руки само шло, то оно бы и не ценилось.

– Глубочайшая мысль, командор! – язвительно бросил я.

– Не наглей, Мишаня! – осуждающе шепнула Галка. – Чего ты злишься?

Я, конечно, умолк. Мы опять начинаем трясти песок.

– Гоп-ля! – Галка подпрыгнула, шлепнув в ладоши.

На ладошке у Кольчи блеснули звездочками золотинки. Он схватил одну из них, побольше которая. Чиркнул по ней лезвием ножичка.

– Пирит! Видите, какое твердое. А на самородке золотом даже ногтем можно след оставить...

Ванюшка вывалил шлих из лотка.

– Давайте-ка шабашить!

– Еще разок, командор! – взмолился Кольча. – Глядите, сколько тут кварца. А дядя Костя пишет: "С усилением кварцевой минерализации повышается вероятность золотого оруденения".

– Завтра день будет.

Кольча понимает, что спорить с командором бесполезно, и прекращает разговор.

Все как будто свидетельствует о том, что мы у золота. Вот оно нагорье: за озером. И Веселая Вода тоже тут неподалеку. Но к табору мы плетемся не в лучшем настроении. Сумерки уже сгустились, вызвездило. С озера тянет ночной прохладой. На той стороне его ложится туман, выползая на воду из камышей. Эта сторона песчаная.

Дядя Иван уже вернулся в лагерь, сидит у палатки и посасывает свою трубочку. Мы издали увидели ее огонек.

– А что мы ему скажем? Где были? – спрашиваю я.

– Озеро ходили смотреть, – откликается командор.

Лоток наш мы оставили на берегу.

И вдруг на горе, с которой мы спустились в эту долину, затрубил лось. А когда он умолк, с дальнего конца вытянувшегося в долине озера донесся ответный зов. Мы оцепенели, застыв на месте. Этот отзыв был совсем не такой, каким отвечал вчера ночью трубачу Борони Бог: два раза коротко гукнули на озере, затем небольшая пауза и длинный рык, переливчатый.

– Ложись! – Ванюшка рухнул под черемуховый куст, росший шагах в пяти от нас.

– Золотничники! – сообразил наконец Кольча. – Мы у золота...

Эти сигналы золотничников, по-моему, не испугали его, а, наоборот, окрылили. Он поглядел на меня весьма выразительно, словно хотел сказать: "Ну что, пустышку тянем? Эх ты, ге-олух!"

– Палатку нашу как бы с горы не увидели! – шепнул я Ванюшке.

– Не должны. Она далеко, а уже стемнело.

– Трава высокая, – добавила Галка. – Кусты разбросаны по луговине...

– Пойдет этот трубач на сигнал по склону, – сказал тихонько Ванюшка. – Там, где курумник начинается. Мы у него справа останемся.

– Маяк! – дернулась лежащая рядом со мной Галка и, привстав, показала в ту сторону, откуда прилетел ответный сигнал трубачу.

Там разгорался костер.

По другую руку от меня был Кольча. Я почувствовал, как он дрожит, будто в ознобе. Но говорил Колокольчик вполне нормально, без трясучки, и я понял, что это не страх: с нами Борони Бог и Ванюшка. Это азарт. Дразнящий аромат приключений. Близость открытия золота!

– Колян, – начал командор тоном приказа, – и ты, Галка, пойдете сейчас, пригнувшись, к палатке...

– А вы? – вылетело у Кольчи.

– Слушай, что тебе говорят! – повысил голос Ванюшка. – Пойдете к палатке и скажете дедушке Ивану, что мы с Мишаней попробуем узнать, кто будет по горе спускаться. Да привяжите собак. Как бы они не кинулись на этого горниста...

Кольча еще хотел что-то возразить, но Галка дернула его за рукав и властно потянула за собой.

– Пошли.

Пригнувшись, мы с Ванюшкой стали перебегать от куста к кусту, продвигаясь к горе, и скоро оказались у ее подножия. Широкой серой заплатой перед нами раскинулся курумник. Ночь была не очень светлая, над озером висела половинка луны, однако последние метры нам все же пришлось проползти по окрапленной росой траве. Кустики кончились.

– Вот здесь притаимся, – облюбовал бугорок командор.

Едва я успел унять дыхание, как на горе опять затрубили и снова гукнули в ответ пароль по той же системе, что и первый раз. Я оглянулся. Костер на дальнем краю озера полыхал вовсю. Искры высоко взметнулись. Там, должно быть, сухую хвою в огонь бросили, приготовленную для такого случая заранее.

"Сохатый" приближался к нам. Но костра он, пожалуй, еще не видел: заслоняли кусты. Вот когда вылезет на камни, вся долина перед ним откроется. И мы его тут сразу заметим.

– Вот бы поглядеть, где у них тут дайка! – шепнул я на ухо Ванюшке. Здесь стараются...

Ванюшка знаком велел мне помолчать.

Подглядеть, говорю. А как подглядишь? Завтра утром Борони Бог потащит нас к дедушке Петровану на сенокос. Надо будет ему все выкладывать...

А что, если они нас утром увидят и нападут?

Интересно, те же самые тут таборуют, которых Ванюшка у Гнилого нюрута видел, или другие? Поганое озеро недалеко отсюда, если по прямой...

Скорее всего туда они ходили на охоту, мяском поживиться.

– Идет! – шепнул мне Ванюшка.

Возле сосен, черные силуэты которых смутно угадывались в загустевшей темноте ночи, что-то шевельнулось, и на край курумника вышел человек. На камнях он остановился и стал всматриваться в котловину. Костер полыхал вовсю.

"Порядок!" – наверное, сказал себе этот человек и сел покурить. Мы увидели, как мигнул и сразу же погас огонек.

Отдохнув, пришелец направился в сторону маяка, но не по прямой, а как и предсказал Ванюшка, по краю каменной осыпи. Там рос реденький кустарничек гнездами. Было так тихо, что до нас даже долетел стук камня, сорвавшегося из-под его ног и покатившегося по курумнику.

54

– Ему не рубаху носи, а шкуру росомахи! – посуровел Борони Бог, выслушав нас с Ванюшкой.

– Какое примем решение, дядя Иван? – взволнованно спросил Кольча.

– Утром хорошо погляди, потом думай. – Эвенк спокойно растянулся на своем зеленом ложе. Костер в этот вечер у нас не горел. – Шибко хорошо думай. Торопиться в таком деле, паря, борони бог!

Что верно, то верно: с бухты-барахты тут можно таких дров наломать!..

Однако уснуть старику без чаепития не удалось.

– У чангитов* глаз совы нету! – сердито пробурчал он и, поднявшись, взял котелок.

_______________

* Ч а н г и т – недобрый человек, вор.

– Куда вы, дядя Иван? – закрутился возле него Кольча.

– Чаевничать надо маленько.

– Как бы он нас не выдал костерком-то! – шепнул я Ванюшке.

Он пожал плечами.

Не посмели мы отговаривать доброго старика. Он велел Кольче взять немного дров из припасенной нами кучи и следовать за ним. Огонек они развели за кустами черемухи, не очень далеко от палатки. Даже нам его не было видно. Так, чуть-чуть разве угадывался.

Перед ужином снова нам пришлось отведать горечи: взвара из березового нароста-бородавки.

– Чтобы не спали! – высказал свою догадку Кольча.

Я предложил караул выставить на ночь, охранять лагерь по очереди, но Ванюшка поглядел на спокойно попивающего чай эвенка и не согласился.

– Опять спросит: "Какой самый худой зверь в тайге?.."

Кольча не преминул напомнить про галлов, которые говорили в таких случаях: "Не умирай, пока живешь!"

Он, я чувствую, живет в ожидании реванша с бородатым.

Легли спать, и в палатке началась обычная его тарабарщина.

– Наш добрый гений Борони Бог, сам того не ведая, оказал нам еще одну чрезвычайной важности услугу.

– Какую? – спросил я.

– Вывел нас прямо на старанку этих гангстеров!

Я чувствую, что все так и поет в его груди. Колокольчик наш соловьем заливается:

– Не ограбь нас Профессор, и могло бы случиться так, что мы не скоро еще попали в эту золотоносную котловину.

Ванюшка усмехнулся.

– А ведь верно: не было бы счастья, да несчастье помогло! Недаром тут трубачи табунятся...

– Утаить месторождение самородочков для них теперь так же невозможно, как украсть Эйфелеву башню.

Кольча умолк вдруг на самой патетической ноте и пулей выскочил из палатки. Опять какая-то идея в голову стукнула. Побоялся, что дядя Иван заснет и тогда придется ждать утра.

Ну конечно. Мы услышали их голоса. Но слов нельзя было разобрать, да мы и не старались: Кольча сам все немедленно выложит, когда вернется.

– Вы даже представить себе не можете, что я узнал, парни! – начал Кольча, едва засунув голову в двери палатки. – Но не буду отрицать, натолкнули меня на эту мысль ты, Мишаня, и ты, командор...

– Да не тяни кота за хвост! – не выдержал Ванюшка.

– Оказывается, все элементарно просто, парни, – продолжал так же напыщенно Колокольчик, сам еще не успевший переварить добытую новость. Знаете, что было в той развалюхе за озером?

– Он меня без ножа зарежет сегодня! – взвыл командор.

– Там бы-ла пти-це-фер-ма!

– Чья?! – опешил я от такой новости.

– Не-пу-те-во-го Фе-ду-ла!

– Чего ты буровишь? – рассердился Ванюшка.

– Клянусь мамой! На Кавказе это самая страшная клятва, парни.

– Ну и что за птицу разводил здесь непутевый Федул?

– Уток, командор!

– Уток?!

– Да, да!

Мы в хохот. Надо же такое брякнуть. Совсем уж ум за разум.

– А ты видел, сколько дичи в камышах на той стороне? – спросил, смеясь, Ванюшка. – Во времена Федула, надо думать, было еще побольше.

– Не то чтобы из ружья стрелять, припасы жечь, палкой можно было набить, сколько захочешь! – вставил я.

– Но тем не менее Федул разводил здесь уток! – словно издевался над нами Кольча. – Это вам может подтвердить дядя Иван. Он сам их видел, когда "говорку держал" с Федулом, заезжал к нему "табачком разжиться".

– Чушь какая-то получается! – никак не может в это поверить Ванюшка. – Вон какие травы что на чаране у Федуловой пустыни, что здесь. Выгоднее всего было бы разводить овец.

– А где еще их продашь? – подала голос Галка.

– Верно, – согласился командор. – В Иркутск отсюда не повезешь...

– Немыслимое дело! – признал это и Кольча. – Значит, что-то архиважное кроется за всей этой авантюрой Федула. Думать надо!..

– А ведь на утках он много бы не разгулялся! – заметил в заключение Ванюшка.

Загадка! Ставить утиную ферму на берегу глухого таежного озера, кишащего дичью, в высшей степени глупо. Это же равносильно тому, что копать колодец рядом с незамерзающим ключом!

Я вспоминаю все, что слышал про непутевого Федула. Хотя и был он мот, бражник, но все говорили, что себе на уме. Денежки через него прошли немалые...

– Знаешь, что про последнего Федула у нас в Басманке говорили? начал командор после большой паузы. – "В дождь бороной укроется, с алтыном к рублю подъедет!" Значит, башковитый был мужик?