Текст книги "Белая таежка"
Автор книги: Николай Горбунов
Соавторы: Галина Головина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
– А где ваш Гурьян? – едко ввернул я.
– Гурьяна я отправил в эвенкийское стойбище. – Профессор не выказал ни малейшего смущения или удивления.
– Зачем? – подхватила Галка.
– Там живет древний шаман, у которого можно кое-что выпытать о Золотой Бабе. С годами он стал забываться, не очень строго контролирует себя.
Опять он про эту Золотую Бабу. Я не удержался и нагнулся к Колокольчику:
– Что за бабу он тут приплел?
– Древний идол, – обиженно бросил Кольча.
– Когда вернется Гурьян? – продолжала допрос Галка.
– Думаю, что дня через четыре.
– Он ваш ассистент? – вставил я шпильку Профессору.
– Нет. Проводник.
– Где вы с ним должны встретиться? – опять повела Галка.
– У Священного кедра.
– А где этот кедр?
– Здесь, недалеко. Вы его уже прошли.
– Давайте сходим, поглядим, – подал голос Кольча. – Там же пожертвования всякие. Что-нибудь возьмем для школьного музея.
– Нет, ребята, брать я вам ничего не позволю, – решительно произнес Профессор.
Галка даже фыркнула.
– Прям уж!
Весь в наших руках, он, обезоруженный, и еще распоряжается!
– Скоро шаманы должны привезти сюда на большое мольбище Золотую Бабу, – сказал бородатый. – Если они заметят, что кто-то побывал у их святыни, торжество будет перенесено куда-нибудь в другое место. А это значит, что Золотая Баба опять ускользнет от нас. И кто знает, быть может, навсегда, если не на столетия. О том, где она хранится, знает, один-единственный человек, который перед своей смертью передает ее назначенному старейшинами новому хранителю. Но ведь смерти бывают и внезапные...
– Хватит уж тень на плетень наводить! – оборвала Профессора Галка, и в голосе ее явно прозвучали Ванюшкины нотки. – Скажите-ка лучше, зачем вы тайгу подожгли?
– И почему нас боитесь? – вставил я. – Шпионите за нами?
Я думал, что наш перекрестный допрос застанет его врасплох, но этого не случилось. Начал он совершенно спокойно, словно собирался прочесть нам лекцию о явлениях природы. Голос у него хорошо поставленный, обкатанный. Чувствуется, что человек этот давно привык выступать перед многочисленными слушателями.
– Тайга, ребята, загорелась сама. Надеюсь, вы не забыли, какой тогда был знойный день?
– На грозу хотите свалить? – враждебно заметила Галка.
– Гроза началась уже после пожара! – ввернул я.
– Лес загорается не только от грозы, – все так же спокойно и просто сказал бородатый. – Если вы таежники, то должны знать, что огонь, к примеру, может годами в торфяниках таиться и, дождавшись своего часа, коварно выползти наружу в самый благоприятный для него момент. А вот вам еще одна наиболее вероятная причина пожара. Осколки от обыкновенной бутылки. Туристы и участники многочисленных экспедиций тащат их в тайгу во всевозрастающем количестве. А бьет эти бутылки сама природа. Деревья на них падают, копытные животные давят. Осенью нальется вода, зимой ударит мороз, и вот вам бутылка взорвалась. На открытых полянах, а люди именно такие поляны и выбирают для отдыха, осколки стекла фокусируют солнечные лучи, срабатывая как увеличительное стекло. В мои детские годы ребятишки так и звали его – "зажигательным"...
– Помнишь, у нас возле Басманки был случай? – напомнил я шепотом Галке.
Она мотнула головой.
– А что касается вашего вопроса, молодой человек, – поглядел в мою сторону бородатый, – то я могу признать: да, мы вас боялись.
Галка недоверчиво усмехнулась: "Ври, ври, может, и правда будет!"
– Нет-нет, я не иронизирую! – поспешно бросил ей Профессор. – Отнюдь! Заставили вы нас понервничать и поволноваться, ребята. – Он добродушно засмеялся. – Потому мы и наблюдали за вами. Боялись, как я уже говорил, что спугнете шаманов.
– А почему возле озера Кругляша от нас отстали? – спросил я.
– Мне стало известно, что языческий праздник в этом году выпадает на более позднее время.
– Шаманы проболтались? – снова взяла допрос в свои руки Галка.
– Нет.
– Сорока на хвосте принесла?
– Тоже нет, – засмеялся бородатый. – Я узнал об этом из статьи историка Борина, напечатанной в местной газете. Газету принес мне Гурьян, ходивший в стойбище пополнять свою канистру.
– Вы ее, конечно, бросили?
– Нет. Она мне еще будет нужна.
– А где она?
– Вон там, за тем розоватым островком кипрея, я бросил свой рюкзак, показал Профессор на цветы, за которыми мы с Галкой прятались. – Когда увидел медведицу... и этого молодого человека, – улыбнулся он Кольче, – на сосне с медвежонком.
– Принести? – услужливо бросил Колокольчик, вскочив.
– Сиди! – Галка пригвоздила его взглядом к земле. – Миша, сбегай.
Я, конечно, не стал отказываться, поднялся и принес рюкзак. Галка тотчас развязала его и принялась бесцеремонно в нем хозяйничать, вытаскивая все, что попадалось ей под руку.
Ничего особенного не было в этом рюкзаке, обычные дорожные вещи: две рубашки, сигареты, несколько книг, консервы и толстая папка с какими-то бумагами.
– Это моя диссертация, – сказал Профессор. – Она так и называется "Золотая Баба". Там же и газета со статьей.
– Диссертации пишете, а Гурьяна своего самыми последними словами! подкузьмила Профессора Галка.
Вот на этот раз бородатому стало неловко, и он не пытался даже скрыть свое смущение.
– Конечно, это не делает мне чести, – вздохнул Профессор. – Но это собственный язык Гурьяна, и он скорее доходит до него. С подобными личностями я проработал несколько лет на археологических раскопках древнего сибирского торгового города Мангазеи. Пока на них не рявкнешь как следует, да еще с жаргонными словечками, дела не будет.
– А почем вы знали, что мы идем к Священному кедру? – насела на бородатого Галка.
– Мы даже сами этого не знали! – встрял я.
– Вы шли вверх по Кутиме на лодках, – не задумываясь, сказал Профессор, отвечая на Галкин каверзный вопрос. – Этого для нас было вполне достаточно. По правому берегу – калтусы да мари. Значит, вы пойдете только по левому. А там – Священный кедр. Вряд ли вы на него наткнетесь, он запрятан самой природой надежно, а вот шаманы вас обязательно увидят, потому что путь ваш пройдет рядом с их святыней. Увидят и могут встревожиться.
– Но ведь мы могли и никуда не пойти от Кутимы? – взяла Профессора в оборот Галка.
– Ребята, в свое время я тоже и в сыщиков-разбойников играл и приключениями упивался в книжках, – улыбнулся бородатый. – Так что опыт кое-какой и у меня тоже имеется. На речке здесь и выше – одни камни. А у вас в лодке лоток для промывки песка... Значит, вы намерены пробраться к нагорью. Не так ли?
Мы с Галкой невольно переглянулись. Вот это лажа так лажа! Сами каждого встречного и поперечного оповестили, куда и зачем мы идем. Надо же!
– Логично? – тихонько бросил мне Кольча.
Я ничего ему не ответил. Сомнения начали грызть меня. Вроде бы получается так, что бородатый и на самом деле профессор. Если бы он был золотничником, то на кой леший Кольча ему сдался? Зачем его спасать? Пускай рвет медведица. Это даже на руку. Тогда оставшимся в живых членам экспедиции будет уж не до самородочков...
Кольча, очевидно, пораскинул уже своим "аналитическим" умом и пришел к мысли, что бояться нам бородатого нечего. Антошке он не товарищ. Я даже несколько раз заметил, как он дружески поглядывал на своего спасителя. Стыдно ему за наше поведение. Бородатый это не мог не почувствовать и открыто подмигнул ему. Не падай, дескать, духом, все будет в порядке!
Галка, наверное, тоже заколебалась маленько, потому что призадумалась и в допросе получилась пауза.
– Может, вы мне закурить позволите, девочка? – прервал наше молчание бородач.
Он отлично понял, что командует здесь Галка.
– Миша, отдай ему сигареты и зажигалку, – сказала она.
Я выполнил ее приказание.
– Благодарю покорно, – качнул бородой наш пленник.
– Не за что, – вылетело у меня.
– Что верно, то верно, – засмеялся он. – Они меня подвергают насилию, и я же им спасибо еще говорю.
– А вас никто не просит! – буркнула хмуро Галка.
Как жалко, что нет с нами Ванюшки. Наломаем тут опять дров.
Мне начинает казаться, что бородач потешается над нами, посмеивается одними глазами. Примечательные у него глаза – большие, карие и навыкате. У нас таких пучеглазыми дразнят. Я вроде бы уже где-то видел их. Вот видел и все! Но где? Когда?..
– Наплел сто верст до небес и все лесом! – фыркнула насмешливо Галка, склонившись ко мне. – Да сейчас и шамана-то путевого днем с огнем не сыщешь! – Это уже громко, бородатому.
Профессор затушил сигарету о подошву своего высокого ботинка, какие я видел в кино на английских колонизаторах времен расцвета Британской империи, и повернулся к нам.
– Шаманы бубнами да плясками у ночных костров хвори редко теперь выгоняют, – начал он веско и внушительно. – Это верно. Но как наши православные христиане поклоняются иконам Иисуса Христа, так многие пожилые эвенки еще чтут своих идолов. А шаманы очень тщательно где-то прячут Золотую Бабу – главного идола. Я повторяю: величайшую историческую ценность, ребята...
– Сколько уж веков ее ищут! – загорелся и Колокольчик.
– Совершенно верно! – подхватил бородатый. – И вы можете понять мое состояние, ребята: я уж едва ли не держу ее в руках. Если мне ничто не помешает, то через неделю или две о ней заговорит весь мир. Она будет демонстрироваться в Москве, Париже, на своей родине в Риме... Ею будут восторгаться люди в лучших музеях изобразительных искусств мира!..
Он говорил увлеченно и с таким пылом и страстью, что буквально заворожил нас. Не поверить ему было просто невозможно. Но когда он замолчал, Галка все же сумела вновь овладеть собой.
– А почему вы здесь оказались? Опять возле нас?
– Да очень просто! – засмеялся бородатый. – Когда вы прошли стороной Священный кедр, я, естественно, вздохнул свободнее: беда миновала. Но на другой день совершенно неожиданно для меня вы остановились в хоромах Федула. У самого Священного кедра! Я стал опять следить за вами...
– Парни, это же в корне меняет дело! – расцвел Кольча.
Галка покосилась на него, но на этот раз ничего не сказала. Мы опять замолчали. Есть хочется – спасу нет. А конца этой канители не видать. Профессор отвернулся и стал переобуваться – в ботинок ему что-то попало. А может, дает нам возможность посовещаться, обсудить наше глупейшее положение.
– Связать его и в подвал! – предложила тихонько Галка.
– А если он в самом деле профессор? – спросил я.
– Они еще сомневаются! – фыркнул Кольча. – Да если бы он за золотом шел, какой бы ему был резон спасать меня? – сыпал он горячим шепотом. Окочурюсь я в лапах у медведицы? Великолепно! После такой трагедии мой прах вы же домой повезете! Немедленно!.. Так или нет? .
Он чуть ли не слово в слово повторил все то, что пронеслось в моих мыслях несколько минут назад.
– Давайте, парни, кончать эту политику выкручивания рук, – не дождавшись от нас ни слова, предложил Кольча.
– Отпустим, да? – желчно спросила Галка.
– У меня есть альтернатива.
– Какая?
– Содержать Олега Аркадьевича под домашним арестом до прихода командора.
Галка вопросительно поглядела на меня.
– Вообще-то можно, – согласился я.
– Объявим Олегу Аркадьевичу вежливо: так, мол, и так, мы вынуждены в силу сложившихся обстоятельств...
– Вот ступай сам и объявляй! – оборвала его Галка. Весь этот разговор велся, разумеется, тихонько, шепотом. – Рюкзак можешь ему вернуть, а документы и оружие будут при нас.
Кольча был доволен таким решением дела.
– Годится! – Он встал, взял рюкзак и направился к бородатому, который все это время занимался своими ботинками.
Мы с Галкой тоже поднялись. Я закинул на плечо свое ружье и трофейное.
– "Зауэр" три кольца, – сказала Галка. – К папе, погостить приезжал один друг с таким ружьем из Иркутска. Знаменитый зверолов...
Мы пошли к дому.
– Давай глаз с него не спускать, Мишаня. – Галка поглядела на меня и улыбнулась опять той самой особой улыбкой, которую я увидел на ее лице сегодня у куста кипрея.
А у меня, как и тогда, сладко замлело сердце. Надо было что-то сказать ей или сделать что-то, но как и что, я не знал и плелся рядом с ней дурак дураком, не разжимая губ.
43
Чак засиделся на привязи и был несказанно рад, когда его отвязала Галка. Я первым делом спрятал в кладовке ружье бородатого, охотничий нож и документы. У стены стоял большой ларь из толстых плах. Федул, наверное, хранил в нем отходы зерна для скота. Вот в него я и положил ружье, а документы подсунул под глиняный горшок, перевернутый кверху дном на полке.
– Мишаня, спрячь-ка ты Кольчину двустволку от греха, – сказала Галка, услышав долетевшие с чарана голоса.
– Верно, надо спрятать. – Я побежал в дом, взял ружье Колокольчика и положил вместе с "профессорским".
Придется без кавычек теперь звать бородатого профессором. Я все больше и больше склоняюсь к мысли, что он в самом деле историк.
– Галя, ты про эту Золотую Бабу что-нибудь слышала? – закончив свои дела, подошел я к костерку, возле которого она чистила черемшу.
Это был первый вопрос, с которым я обратился к ней без особой на то нужды и первый раз за все три года с момента нашей ссоры назвал ее не Галкой, а Галей. Конечно, она это заметила, но виду не подала, приняла как должное.
– Слышала, – подняла она голову. – Вернее, читала. В журнале "Костер"... Там писали, что это очень ценная статуя, очень древняя и охотятся за ней ученые уже давно, только никому не удается найти ее. Божество язычников...
Она еще что-то хотела сказать, но к нам приближались Кольча с бородатым. Оба они уже вели себя так, словно давным-давно знакомы и вот только что встретились нечаянно, к величайшему удовольствию того и другого.
– А как она выглядит, эта Золотая Баба? Ее видел кто-нибудь? Где? Когда? – засыпал вопросами Олега Аркадьевича Колокольчик.
– Дай человеку сначала позавтракать, – сказал я.
– Да, это будет не худо, – с готовностью отозвался профессор. – Я, признаться, проголодался.
Со вчерашнего вечера у нас осталась гречневая каша с тушенкой, наше дежурное блюдо. Разогреть ее и чай вскипятить было делом нескольких минут. Когда подошли бородатый с Кольчей, у Галки все уже было готово, и даже миски расставлены. Мы сели здесь же, у костра, на подворье, завтракать. Разговор все время вертелся вокруг Золотой Бабы. Впрочем, разговаривали только Колокольчик с профессором, мы с Галкой молчали.
Рассказывал этот Олег Аркадьевич с большой охотой, увлеченно и, я бы сказал, даже с наслаждением. О том, что мы его заставили стоять с поднятыми руками и подвергли унизительному допросу-обыску, ни слова, ни полслова. Забыто! Обращался только больше к Колокольчику, потому что мы с Галкой вопросов не задавали, хотя и слушали с интересом.
После завтрака Олег Аркадьевич достал из рюкзака свою диссертацию, папку положил на колени, но раскрывать ее не спешил, сыпал по памяти.
– Легенды о Золотой Бабе уходят в глубь веков. Я уже говорил вам, ребята, что это очень древний идол. Некоторые историки считают, и не без основания, что статуя вывезена из Рима в 410 году...
– Ого! – вырвалось у Кольчи.
– Тогда с племенами готов Римскую империю громили варвары, продолжал профессор. – А среди варваров были угры, предки современных народностей нашего Севера. А вот как выглядит Золотая Баба, нет единого мнения у историков, Коля, – повернулся к Колокольчику Олег Аркадьевич. Европейцы стали писать о ней в шестнадцатом веке. Матвей Меховский, преподаватель Краковского университета, услышал о Золотой Бабе от пленных московитян. Позвольте мне обратиться к своей диссертации...
Профессор раскрыл папку и начал перелистывать отпечатанные на машинке страницы, отыскивая нужную ему.
– "...За землею, называемой Вяткой, при проникновении в Скифию находится большой идол Золотая Баба, – писал Меховский. – Окрестные народы чтут ее и поклоняются ей; никто, проходящий поблизости, чтобы гонять зверей или преследовать их на охоте, не минует ее с пустыми руками и без жертвоприношений; даже если у него нет ценного дара, то он бросает в жертву идолу хотя бы шкурку или вырванную из одежды шерстинку, и, благоговейно склонившись, проходит мимо..."
А я слушаю и пытаюсь поставить мысленно себя на место Олега Аркадьевича. Как бы повел я себя, оказавшись в таких обстоятельствах? Я бы обиделся и ни за что не стал бы просвещать вот так вот троих олухов царя небесного, которые оскорбили меня, унизили своей подозрительностью. И главное, за что? За то, что спас одного из них от когтей медведицы!..
Какой же он профессор, если у него нет ни капли гордости!
А зачем ты ставишь его на одну ступень с собой? Зачем на свой аршин меряешь? Сам болван, так сиди и помалкивай, других не оболванивай.
Но ведь это может быть всего-навсего политика лисьего хвоста с его стороны, как говорит в таких случаях Колокольчик...
Вот о чем я думал, слушая профессора. Галка тоже вроде бы не очень клюнула на его Золотую Бабу. Глядит куда-то в сторону и задумчиво грызет травинку.
Интересно, как отнесется ко всей этой истории наш командор? По-моему, он одобрит Кольчину "альтернативу". Но что нам делать с профессором вечером? Может, все-таки связать? Береженого бог бережет. Я посоветуюсь с Галей.
Вот уже и мысленно начинаю ее Галей называть. А она, может быть, просто играет, забавляется...
А Кольча так и впился глазами в профессора. Полуоткрытые губы его тихонько шевелятся от напряжения, и кажется, что каждое услышанное слово он повторяет про себя, чтобы лучше запомнить.
– Вторым европейцем, описавшим Золотую Бабу, был Зигмунд Гербертштейн, посол императора Священной Римской империи Максимилиана Первого, – продолжает все так же увлеченно Олег Аркадьевич, будто перед ним не трое его мучителей, а большая благодарная аудитория, и берет из папки следующую страницу. – "...Золотая Баба, то есть золотая старуха, есть идол у устья Оби, в области в Обдоре: она стоит на правом берегу..."
Опять лицо его знакомым мне показалось. Глаза особенно. И голос тоже. Но где я его мог видеть? Может, по телевизору? Некоторые актеры по телику мне так примелькались, что начинает уже иногда казаться, что я в жизни очень близко знаю их и чуть ли не друзьями-приятелями они мне доводятся.
– На карте литовца Вида Золотая Баба – статуя женщины, которая держит рог изобилия, – долетает до меня словно откуда-то издалека голос профессора. – Историк Дженкинсон изобразил ее мадонной с двумя детьми. И чем позже встречаются в летописях упоминания о Золотой Бабе, тем дальше на восток отодвигается ее местонахождение.
– Почему? – вылетает у Кольчи.
– Терпение, молодой человек, терпение. Всему свое время. Прежде я должен ответить на первый ваш вопрос: как выглядит Золотая Баба. Думаю, что и друзьям вашим это небезынтересно.
Кольчу профессор почему-то называет на "вы". Да и Галку тоже. Вероятно, по привычке, выработанной на лекциях. К студентам преподаватели только на "вы" обращаются.
– Как видите, у древних историков нет общего мнения относительно внешнего вида Золотой Бабы, – окидывает нас взглядом Олег Аркадьевич. Каждый рисует ее по-своему. Вывод напрашивается сам: никто из них толком не видел ее, пользуется слухами. Хотя можно и допустить, что кому-то все же посчастливилось лицезреть идола. А вот кому именно, попробуй угадай!
Он опять начинает шелестеть листами диссертации.
– Упоминается о Золотой Бабе и в знаменитой Новгородской летописи четырнадцатого века. Но о том, как выглядит она, умалчивает почему-то монах...
Завелся профессор, как Кольча, не остановишь. Недаром, наверное, Колокольчика к нему потянуло: рыбак рыбака видит издалека! Цитатами сыплет, чуть не полностью всю летопись помнит наизусть, называет имена, даты, очень красочно рисует обстановку минувших эпох.
Интересно, что он думает про нас? "Банда четырех"? О том, что Ванюшка ушел к дедушке Петровану и скоро вернется, мы сами ему рассказали. Вернется вместе с дедушкой Петрованом! Вот тогда, мол, все вместе мы и решим, как быть дальше, сдавать ли вас в милицию или отпустить на все четыре стороны.
Выбрав момент, я наклонился к самому уху Галки и шепнул: "Я его где-то видел!"
Она отмахнулась.
– Не выдумывай!
Видел! Буду теперь до тех пор мучиться, пока не вспомню, где видел и когда. У меня зрительная память толковая.
– Праздничный колокольный звон плыл над весенней Москвой, рассказывает Олег Аркадьевич неутомимо. – 1500-й год. Возвращается из похода рать, воевавшая Югру. Дружина Семена Курбского дошла до Печоры. Здесь, на Севере, был основан один из оплотов русского владычества Пустозерский острог. Затем дружина двинулась на восток, к Полярному Уралу. Воины видели Золотую Бабу – великолепную богиню Югры, но захватить ее не смогли. Шаманы впрягли самых сильных и быстроногих оленей, завернули статую в шкуры, положили на нарты и ударились в отчаянное бегство...
Кольча блаженствует, Кольча упивается рассказами профессора. Теперь ему будет что описывать в своем путевом дневнике. Галка уже меньше крутит головой по сторонам, тоже увлеклась, да и я начинаю слушать с возрастающим интересом. Тут еще вот что играет немаловажную роль: как рассказывать. Профессор на это, можно сказать, большой мастак.
– Русские летописи упоминают о неистовом Стефане Пермском. Стефан яростно продвигал христианскую веру за Урал. Он "живяще посреди неверных человек", – как об этом свидетельствуют летописи. – Олег Аркадьевич находит нужную страницу в папке. – "Ни бога знающих, ни закона ведящих, молящихся идолам, огню и воде и камню и З о л о т о й Б а б е и волхвам и древью..." Много идолов изрубил топором, искрошил и предал огню неистовый Стефан, а вот до Золотой Бабы, как ни порывался, добраться не сумел. Все дальше увозили от него статую шаманы в таежную глушь...
"Он на этой Золотой Бабе чокнулся, – думаю я об Олеге Аркадьевиче. Собаку на ней съел! Какие ему самородочки на ум пойдут! Нет, конечно, он ученый, историк, тут и говорить нечего".
44
Пообедали мы сытно: профессор пожертвовал в общий котел мясные консервы, а к чаю вытащил из рюкзака коробку дорогих конфет московской фабрики, шоколадных. Кольча начал нас умолять сходить к Священному кедру. "Я, – говорит, – его сфотографирую для школьного музея".
– Все бросим тут на произвол судьбы? – сухо спросила Галка. – Совсем уж того...
– Давайте спрячем! – не унимался Колокольчик. – Вон какая травища. Да тут не то что рюкзаки, самолет спрятать можно!
– Если бы он был, – засмеялся Олег Аркадьевич.
Он не настаивал и не просил. Решайте сами, как хотите.
– Сходим, Миша? – поглядела на солнце Галка. – До вечера еще далеко, дня много.
Спрятали мы наше снаряжение в бурьяне у дома, взяли на всякий случай ружья. Кольче Галка сказала, что ружье тебе ни к чему, придерживать Чака будешь, чтобы он там не наследил, а то начнет метаться, всю траву кругом потопчет.
Конечно, до Колокольчика и не дошло, что мы его обезоружили заодно с профессором. И не потому, что не доверяли ему, а просто для страховки. Ведь задумай вырвать у него ружье этот Олег Аркадьевич, разве он окажет сопротивление?
Наше отношение к себе профессор чувствует и добродушно посмеивается надо мной и Галкой.
– Ну пошли, – сказала Галка.
– Пошли так пошли, сказал воробей, когда кошка его потащила, засмеялся Олег Аркадьевич и положил руку на плечо Кольчи.
– Мы же вас подобру, – виновато отозвался тот.
– Да, некоторая разница есть.
Дремотная тайга утонула в сизой парной дымке. Миновав Федулов чаран, мы вошли в нее и сосняком спустились в глубокую впадину, оказавшуюся топкой марью. Профессор вел нас уверенно, чувствовалось, что бывал он здесь уже не однажды. Какими-то острыми зигзагами, которые он различал по одним ему известным признакам, мы перебрались с островка на островок, заросший камышом, потом попали в осинничек и за ним увидели небольшой прогал, облепленный брусничником, в центре которого возвышался полновластным хозяином старый, но еще полный могучих сил кедр-великан, похожий издали на здоровенный зарод только что скошенной темно-зеленой травы. Мощные лапы кедра свисали до самой земли, а крона была такая густая, что, казалось, упади на нее откуда-нибудь сверху, и не провалишься, будешь покачиваться, как на пружинном диване.
– Царь-дерево! – восхищенно вскрикнул Кольча, снимая крышку с объектива фотоаппарата.
– Будь настороже! – шепнула мне Галка.
Откровенно говоря, мы с ней оба порядком струхнули, когда пробирались сюда по топким хлябям, думали, не завел бы нас куда-нибудь к своему амбалу профессор. Но отступать было уже поздно. Очень уж наглядно мы тогда бы трусость свою продемонстрировали.
Минуты три мы молча любовались красавцем Священным кедром. Сколько уж я за свою жизнь по тайге полазил, всего насмотрелся, но таких красивых великанов я не видел. Он был как нарисованный, до того все симметрично и пропорционально природа сотворила. Сучья словно до микрометра выверены, одна лапа, как перья у птицы, наползает на другую... Сказали бы мне: придумай кедр покрасивее, вот тебе любые краски, я бы не взялся, честное слово!
– "Какое величество в осанке сего дерева, какая священная тень в густоте лесов его!" – напыщенно произнес профессор, приняв театральную позу.
Он обвел нас серьезным взглядом и широко улыбнулся.
– Это не мои слова, ребята. Публицист Дмитриев, современник Пушкина.
Кедр был метров на сорок высотой и чуть не до самой макушки увешан всякой всячиной, как новогодняя елка. Но все эти украшения нисколько не личили кедру. В этих украшениях он выглядел как бравый, великолепно сложенный генерал, на парадный мундир которого по злому умыслу кто-то навешал всякое рванье.
Чего только не понатащили сюда язычники! Чего только не понавесили на кедр! Ленты, лоскуты материи, о первоначальном цвете которых можно было только догадываться, кожа, шкуры зверей и клювы да когти птиц, черепа, кости, рога, бусы из чьих-то зубов, навешанные на оленью жилу, позеленевший медный таз, колчан со стрелами, деревянное блюдо... Да разве все перечислишь!
Но это я назвал, что на кедре увидел. А что было в куче навалено еще под кедром! Черт ногу сломит, как говорится.
– Ребята, ничего не трогать! – строго сказал профессор, когда мы подошли к дереву.
Вот бы покопаться в этой куче! Теперь все, что тут ржавеет и гниет, можно увидеть разве только в музее. Олег Аркадьевич показал на топор старинной конфигурации.
– Знаете, сколько за него купцы звериных шкурок брали? Сложат их одну на другую и сколько за раз протянут в отверстие для топорища, столько и выложи.
– Хорошенькое дело! – вылетело у ошеломленного всем увиденным Кольчи.
– Пищаль! – вскрикнул он через несколько секунд так, будто голой пяткой на колючку боярки наступил. – А вон судовой колокол. На нем что-то написано. Славянские буквы... Может, название погибшего корабля?!
– Нельзя! – жестко повторил профессор. – Вот найдем Золотую Бабу...
Кольча так расстроился, что на него жалко было смотреть.
– Я понимаю, Олег Аркадьевич... Но хоть что-нибудь сверху можно взять? Для нашего школьного музея...
– Ну чего ты пристал? – цыкнула на него Галка.
– Идол! – увидел я на куче голову деревянного божка.
– Кумалан, – пояснил профессор.
Чак присел в отдалении на траву и принялся выискивать у себя блох. Одному Чаку было неинтересно топтаться вокруг всякого хлама. Наверное, думает: "Ну, попал я в вагон для некурящих! Столько всякой дичи кругом, а они чем занимаются? Для чего же тогда ружья с собой таскать?.."
Я обошел вокруг кучи пожертвований. Черт побери, да здесь коллекцию старинного оружия можно собрать! Фузея, берданка с затвором как у винтовки, шомполка с граненым стволом, пулелейка... Это только сверху. А если покопаться?..
Кольча тяжело вздохнул и отбежал в сторону, чтобы сфотографировать нас под Священным кедром. Я украдкой поглядываю испытующе на профессора. Сколько я в книжках читал: все преступники боятся объектива как черт ладана. И когда Кольча щелкнул затвором фотоаппарата, мне показалось, что Олег Аркадьевич вздрогнул, дернулся. Нервы не выдержали, наверно. Это меня встревожило, но он тут же рассеял мои подозрения.
– А теперь сними-ка меня с Чаком, – попросил профессор и сел на траву рядом с собакой, начал ее ласкать.
Чак уже к нему привык, он целую банку тушенки ему скормил, когда мы обедали. Говорит, мне подбросят на вертолете. Охотничьи собаки скоро привыкают к новому человеку, если хозяева приняли его как полагается.
Сфотографировав профессора с Чаком, Кольча забежал со стороны солнца и затоптался, выискивая точку, навел объектив на нас с Галкой и вдруг рухнул со всего маху на колени, словно ему дали сзади тумака, провалился в какую-то яму. Олег Аркадьевич не успел и слова сказать, как Кольча запустил в яму руки и вытащил несколько монет.
– Клад!
Мы кинулись к нему. В брусничнике стоял вросший в землю котел, припорошенный желтой хвоей. Профессор осторожно разгреб хвою.
– Не топчитесь, не топчитесь тут, ребята! – взмолился он так, словно у него занозу из-под ногтя вытаскивали.
А чего бояться, когда брусничник кругом. Листья у него толстые и такие плотные, будто из резины. Наступил на него, и он тут же поднялся как ни в чем не бывало.
Профессор достал из котла полную пригоршню монет и высыпал их в кепку, подставленную Галкой. Мы начали их рассматривать. Многие монеты были необычной овальной формы и все точно корочкой черной грязи покрылись. Профессор сам взял несколько штук, положил на ладонь и нам тоже разрешил взять. Я ухватил три монетки. Все они были медные и здорово пострадали от сырости. Только на одной я с трудом различил всадника с копьем, показал Кольче.
– Георгий Победоносец! – изумленно воскликнул тот.
По краям монеты угадывалась какая-то надпись, однако разобрать ее было совершенно невозможно.
– 1746-й год! – разглядела на своей Галка.
– Полушка! – определил по каким-то признакам всезнайка наш.
– Совершенно верно, – кивнул профессор. – А вот это деньга.
– Дайте нам их! – взмолился Кольча. – Ну, пожалуйста! Для школьного музея...
– Что ж, будем надеяться, что они тут не считаны, – сказал, подумав, Олег Аркадьевич, – берите.
Мы спрятали наши монеты в карманы. Профессор не удержался сам, снова полез в чугун, нагреб там полную пригоршню и высыпал опять в Галкину кепку – поверх тех, которые там оставались.
На этот раз монеты попались крупнее. Многие были с пятак и даже побольше. А среди них тускло поблескивала одна совсем чистая монета, и на ней хорошо был виден выпуклый царь в мундире с эполетами. Я по бороде его узнал.
– Золотая! – ахнул Кольча.
Олег Аркадьевич взял эту монету в руки и стал ее внимательно разглядывать.
– Александр Первый, – сказал он. – Золотой червонец.
И совершенно спокойно, словно это была какая-нибудь никчемная шайба, швырнул золотой обратно в чугун.
– Может, их там навалом! – загорелся Кольча.
– Посчитаем, когда Золотая Баба будет у нас, акт составим и передадим в госбанк, – сказал профессор. – По сравнению со статуей это ничего не стоит, ребята.
