Текст книги "Дело уголовного розыска (Невыдуманные рассказы)"

Автор книги: Николай Гацунаев

Соавторы: Григорий Ропский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

В Коканд поезд пришел на рассвете. Поеживаясь от утренней свежести, Рощин ступил на перрон и тотчас увидел начальника уголовного розыска города. С Пименовым ему доводилось встречаться раньше, и теперь, обмениваясь рукопожатием, тот дружески подмигнул:

– Выспался? Голодный, небось. Едем завтракать.

– С этим успеется. Поехали в горотдел.

– С корабля на бал?

– С корабля на бал, – улыбнулся Рощин.

Выслушав обстоятельную информацию Рощина, Пименов одобрительно кивнул.

– Все верно, пожалуй. В столице этим молодчикам задерживаться не резон. Да и здесь тоже. Денек-другой – и дальше махнут.

– Так что давай прикинем, где они развернуться могут.

Разложив перед собой карту города, они детально обсудили план действий и точки наиболее вероятного появления разыскиваемых преступников. Это были привокзальная площадь и прилегающие к ней улицы, район гостиницы, рестораны у близлежащего сквера, парк и торговые точки у старой крепости, универмаг, городской рынок.

Затем вместе с дежурным по городу лейтенантом Тилляевым наметили оперативные группы, срочно вызвали оперработников и инспекторов службы и провели подробный инструктаж. Предупрежденные заранее члены оперативных групп пришли в штатской одежде.

Последним перед собравшимися выступил Пименов.

– Договоримся так, товарищи. Каждая группа действует по собственной инициативе, исходя из сложившейся ситуации. Но одно условие остается непременным: не выдавать себя до самой последней минуты. Задержание преступников производить только в тот момент, когда они будут все вместе обрабатывать «жертву». Ясно? Вопросы есть? Нет вопросов. Тогда расходимся по местам.

…Почему он выбрал именно привокзальную площадь, Рощин ни тогда, ни потом объяснить не мог. «Интуиция, – смущенно улыбался он. – Шестое чувство, что ли…»

Но так или иначе, первыми, кого он увидел, войдя в сквер неподалеку от вокзала вдвоем с оперуполномоченным Алимовым, была троица «гастролеров». Сидя на скамейке, полускрытой кустами шиповника, они, по-видимому, тоже обговаривали план предстоящей аферы. Оставаясь на почтительном расстоянии, Рощин незаметно пригляделся к троице. Приметы совпадали, хотя одежду любители легкой наживы успели переменить. «Продавец», правда, держал в руках все тот же макинтош, но вместо шляпы на нем была черная кепка. Костюм тоже был другой: спортивного покроя, из темного шевиота. На голове «доцента» красовалась черно-белая ферганская тюбетейка. На тюбетейку же, но только ковровую, сменил свою капитанку и «ювелир».

Вполголоса, не привлекая к себе ничьего внимания, Рощин объяснил Алимову «кто есть кто» в троице, шепчущейся на скамейке. Сам он при этом рассеянно посматривал по сторонам и даже улыбался проходившим мимо девушкам в цветастых национальных платьях.

– Ты остаешься здесь, – приказал Рощин своему напарнику и помахал вслед недоуменно переглянувшимся девушкам. – Не упускай «ювелира» из вида. Скорее всего он никуда отсюда не уйдет, пока «коллеги» не приведут очередного ротозея. Ну, а если все-таки покинет сквер, незаметно следуй за ним. Так или иначе они должны где-то встретиться. Тут-то мы их и накроем. До встречи.

И он неторопливо зашагал к выходу из газетного скверика. Остановился у только открывшегося киоска на площади. Не выпуская из поля зрения ворота, купил несколько свежих газет. Присел на скамью возле автобусной остановки и стал их просматривать.

Первым сквер покинул «продавец». Прошелся фланирующей походкой по улице, остановился, рассеянно оглядываясь, возле старинного особняка.

«Доцент» не заставил себя ждать: то и дело заслоняемая прохожими черно-белая тюбетейка выплыла из ворот сквера, двинулась вдоль ограды и уже совсем было исчезла из виду, так что Рощин поспешно поднялся со скамейки, чтобы пойти следом, но тут тюбетейка опять замаячила в толпе спешивших на работу людей, и вскоре «доцент» собственной персоной остановился возле киоска, искоса наблюдая за противоположной стороной улицы, где «продавец» выискивал очередную жертву.

Следя за «доцентом», Рощин не заметил, как вышел из сквера «ювелир».

– У вас случайно не найдется спичек? – прозвучал за спиной голос Алимова. Рощин оглянулся:

– Не курю.

– Извините.

Алимов кивнул и, как ни в чем ни бывало, зашагал по тротуару. Только теперь Рощин разглядел в спину удаляющегося «ювелира».

Пока все шло по задуманному плану. Рощин перевел взгляд на «доцента». Тот продолжал следить за действиями своего «компаньона», и по тому, как напряглось вдруг его лицо, Рощин понял: «дичь» клюнула.

«Доцент» как-то по-собачьи дернулся всем телом и торопливо пересек улицу. Следуя за ним взглядом, Рощин увидел «продавца». Стоя возле все того же особняка, «продавец» разговаривал с молоденькой миловидной женщиной. Затем он достал из внутреннего кармана пиджака какой-то предмет и протянул собеседнице. Тут к ним присоединился «доцент», а еще через несколько минут все трое зашагали по улице в том направлении, где скрылись «ювелир» и Алимов.

Рощин, не спеша, пересек улицу и зашагал следом.

Квартала через три объявился Алимов, безмятежно любующийся выставленными на витрине галантерейного магазина товарами. «Продавец», «доцент» и их будущая жертва проследовали мимо и свернули во двор.

Алимов с Рощиным вошли туда же и застали всю троицу врасплох: ювелир-самозванец разглядывал в лупу перстень, а его «коллеги» и покупательница уставились на него, не обращая внимания ни на что другое.

– Платина! – изрек наконец «ювелир». – И бриллиант. Могу предложить семь с половиной тысяч, но только завтра. Дома наличность не держу, а сберкасса сегодня закрыта. Договорились?

– Договорились-договорились! – заверил Рощин, цепко беря «ювелира» за локоть. – И без глупостей. Двор окружен.

Теперь, когда Булатов помог мне воскресить в памяти события «давно минувших дней», многое в моей будущей книге виделось в ином свете. Я понял, что над рукописью еще предстоит поработать, но книга в общем сложилась.

– Правда же, иногда бывает полезно пройтись даже с таким старым ворчуном, как я? – Булатов лукаво улыбнулся.

– Правда, – согласился я. – Все становится на свои места. Но, Борис Ильич, осталась еще одна новелла.

– Это какая же? – спросил Булатов.

УБИЙСТВО НА УЛИЦЕ ФУРКАТА

Золотистым октябрьским утром женщина, развешивавшая белье в уютном дворике коммунального дома по улице Фурката, окликнула проходившую мимо с эмалированным бидоном соседку.

– Зухра-апа!

Соседка была глуховата и откликнулась только с третьего раза.

– Вы меня, Маша?

– Вас, Зухра-апа, кого же еще!

– Что?

Старуха поставила зачем-то бидон на землю и направилась к женщине.

– Доброе утро, Зухра-апа.

– За молоком иду, да.

Женщина досадливо поморщилась, явно жалея, что затеяла разговор, но Зухра-апа была уже рядом и волей-неволей пришлось продолжать.

– Соседку вашу что-то не видать.

На этот раз старуха услышала, да и не мудрено: женщина почти кричала. В верхнем этаже угловой квартиры распахнулось окно и мелькнула заспанная женская физиономия. Дом был двухэтажный, каркасный. Вдоль всего этажа тянулась галерея, на которую выходили двери и окна квартир. На галерею вела скрипучая дощатая лестница. Жилица крайней квартиры вышла на галерею, запахивая полы ситцевого халатика.

– Логинову-то не видать, говорите? – переспросила Зухра-апа. – Вторые сутки не показывается. Может, уехала куда.

– Вряд ли, – усомнилась Маша. – Она бы у меня ключ оставила. Дочка к ней собиралась приехать из Таджикистана.

– Приехала! – оживилась Зухра-апа. – Позавчера еще приехала. С мужем. Вы разве не знали?

– Странно, – с сомнением покачала головой собеседница. – Такая общительная, разговорчивая, а тут дочь приехала, – и никому ни гу-гу.

– Может, они вместе уехали? – предположила Зухра-апа.

– Да никуда они не уезжали! – вмешалась в разговор женщина с галереи. – Замка-то на дверях нет. И щеколда не задвинута.

– Ну тогда, значит, дома они, – успокоилась Зухра-апа, направляясь к бидону. – Пойду, а то как бы молоко не прозевать.

Маша кончила развешивать белье, взяла таз и пошла к дому.

– Маш! – окликнула ее женщина сверху. – А ведь ты верно давеча сказала. – Странно это все.

– Ну! – оживилась Маша. – Второй день человек носу из дому не кажет, а мы тут догадки строим.

– А чего делать-то?

– Ты бы хоть в дверь торкнулась. Может, заболела Логинова, помочь чем нужно. Соседка называется.

– Так ведь у нее дочь там, зять. Все трое заболели?

– Тем более подозрительно.

– А что, может, правда постучать? – заколебалась соседка.

– Конечно, постучи.

– Идем, Маша, вместе постучим. Неудобно одной.

Дверь оказалась запертой изнутри. На стук никто не ответил. Не на шутку встревоженные женщины позвонили в милицию. А еще час спустя представители опергруппы в присутствии понятых взломали дверь.

Старший оперуполномоченный Матясов в который раз перечитал документы по делу, отложил в сторону папку и задумался.

Картина вырисовывалась следующая: в запертой изнутри квартире были обнаружены трупы Логиновой С. И., ее дочери Щукиной Р. В. и зятя Щукина В. Г. – старшего лейтенанта пограничных войск. Все трое были убиты выстрелами в голову. Как показала экспертиза, убийца пользовался пистолетом «ТТ», что подтверждалось тремя обнаруженными в комнате гильзами и пулей, которую удалось извлечь из стены.

О присутствии в комнате четвертого человека, который, по-видимому, и был убийцей, говорил тот факт, что трое убитых лежали на постельных принадлежностях, расстеленных на полу, а на диване были также постелены простыни и лежала подушка. И уже никаких сомнений в правильности этой версии не оставляла неприбранная со стола посуда: четыре тарелки, четыре вилки, недопитая бутылка водки и два стакана.

В комнате царил беспорядок, валялись выброшенные из шкафа и двух чемоданов вещи. Преступник явно что-то искал…

Матясов достал из пачки сигарету и машинально стал разминать ее, катая пальцами по столу.

…Опрос соседей на предмет установления личности убийцы ничего не дал. Никто из них не видел, как он вошел в квартиру Логиновой. По всей вероятности, человек этот был знаком с убитыми: иначе с какой стати оставлять ночевать? Зацепка, казалось бы…

Матясов усмехнулся и покачал головой. Именно «казалось бы». Попробуй-ка установи круг знакомств людей, которых нет в живых!

Но сейчас его интересовала даже не сама личность убийцы, а то, как он выбрался из квартиры: дверь комнаты была заперта изнутри, единственное окно – тоже.

В том, что преступник не был профессионалом, Матясов почти не сомневался. Об этом свидетельствовали оставленные на месте преступления гильзы, множество отпечатков пальцев на дверцах шкафа, чемоданах и других предметах. И тем загадочнее было его необъяснимое исчезновение из комнаты.

Так и не придя ни к какому выводу, Матясов отправился на улицу Фурката, чтобы еще раз осмотреть место происшествия. Здесь ему повезло: осматривая обратную сторону дома, в котором было совершено преступление, Матясов обратил внимание на валявшуюся в арыке совершенно целую на вид гладильную доску. Матясов достал ее из арыка и, прислонив к стене соседнего дома, принялся разглядывать, ища дефект, из-за которого доска была выброшена.

За этим занятием застала его словоохотливая Зухра-апа.

– Трудишься, сынок? – на память старуха не жаловалась, и Матясов запомнился ей по беседе, которая состоялась у них двумя днями раньше.

– Тружусь, – буркнул оперуполномоченный, продолжая изучать доску.

– Как? – переспросила старуха. – Громче говори, сынок. Я слышу плохо.

– Это, случайно, не вы бросили? – рявкнул Матясов.

– Аллах с тобой! – всплеснула руками Зухра-апа. – Такое добро я бы ни за что не выкинула.

– А вот кто-то бросил.

– Надо же! Постой-постой, а где ты ее нашел?

– Вот тут, в арыке.

– В арыке, говоришь? – Зухра-апа внимательно присмотрелась к доске.

– В арыке. – Матясов уже не знал, как избавиться от старухи. – Мало ли что по арыкам валяется.

– Ну, не скажи, сынок. – Старуха повертела доску, подобрала с земли щепку и соскребла грязь с верхней части доски. – А ведь я знаю, чья это доска.

– Чья? – без особого интереса, недоверчиво спросил оперуполномоченный.

– Логиновская, вот чья.

– Что? – не поверил собственным ушам Матясов.

– Логиновская доска. Я ее брала как-то у Софьи Ивановны попользоваться, да утюгом и прожгла немножечко. Вот тут, видишь?

– Вы не ошибаетесь? – тихим от волнения голосом спросил Матясов.

– Что?

– Точно логиновская?!

– Точно, – кивнула старуха.

Следующие два часа Матясов трудился, не покладая рук. Опросил для верности соседей, убедился, что гладильная доска действительно принадлежала покойной. Побывал в квартире. Открыв окно, долго изучал находившийся в метре от подоконника дувал соседнего двора. Потом примерил доску между подоконником и дувалом. Доска ложилась как раз. Прошел в соседний двор и тщательно обследовал грунт вдоль дувана. Вернулся в дом. По доске перебрался из комнаты на дувал. Внимательно осмотрел открывающуюся наружу створку окна. Удовлетворенно хмыкнул, обнаружив на внешней поверхности стекла припорошенные пылью и потому особенно отчетливые отпечатки пальцев.

Приподнял легко двигающуюся задвижку и с силой захлопнул створку окна. К общему изумлению наблюдавших за его действиями соседок снова появился с улицы, вошел в квартиру. Окно, как он и ожидал, оказалось запертым.

Заметно повеселевший Матясов, насвистывая, сбежал по ступеням, вышел на улицу и по телефону-автомату попросил прислать эксперта.

На оперативном совещании у начальника уголовного розыска города подполковника Юркова сообщение Матясова было заслушано с большим вниманием. К этому времени он успел побывать в пограничной части, где еще недавно служил лейтенант Щукин. Был он здесь на отличном счету, – образцовый офицер, пользовавшийся уважением у начальства и подчиненных. Кроме того, что лейтенант Щукин с женой отбыл в очередной отпуск в Ташкент, и затем в Москву, на заставе ничего не знали. Зато удалось выяснить, что незадолго до отпуска Щукин ездил в командировку в Ташкент, а, возвратившись, подарил жене золотые часики марки «Заря».

– Это имеет прямое отношение к делу? – спросил Юрков.

– Думаю, да, товарищ подполковник, – ответил Матясов. – В сумочке покойной Щукиной был обнаружен паспорт к золотым часам марки «Заря», приобретенным в ювелирном магазине на улице Карла Маркса в Ташкенте. Дата приобретения часов и командировки лейтенанта Щукина в Ташкент совпадают.

– Так, – одобрительно кивнул Юрков. – Продолжайте, пожалуйста.

– Мне удалось выяснить, что к Щукину на заставу дважды приезжал его бывший товарищ по училищу. Со слов жены Щукина их бывшая соседка сообщила, что зовут приезжавшего Виктор Петрович и что работает он в школе служебного собаководства.

– Вы попытались установить его личность? – спросил Юрков.

– Да, – кивнул Матясов. – В школе служебного собаководства в Нижне-Чирчикском районе работает инструктором некто Авакумов Виктор Петрович. За последнее время он дважды выезжал в командировку в Таджикистан. Далее: Авакумов действительно учился в погранучилище одновременно со Щукиным, но был отчислен.

– За что?

– За воровство.

– Так-так.

– В день убийства, – продолжал Матясов, – Авакумов находился в Ташкенте.

– Это точно установлено?

– Да, товарищ подполковник. Авакумов приезжал по служебным делам в секцию собаководства спортобщества «Динамо».

– И что же?

– Дела в секции Авакумов закончил рано, но в Солдатское вернулся лишь на следующий день.

– В школе служебного собаководства имеется оружие?

– Да. И в том числе пистолеты «ТТ». Авакумов имеет к нему практически бесконтрольный доступ.

– У вас все?

– Еще одна деталь, товарищ подполковник. После возвращения из Ташкента Авакумов подарил своей жене золотые часы марки «Заря».

– Откуда вам это известно?

– Я побывал в Солдатском. Беседовал с руководителями школы, с соседями Авакумовых.

– Ваши предложения?

– Считаю, товарищ подполковник, что Авакумова следует взять под арест.

– Ну что ж, – Юрков помолчал, взвешивая в уме «за» и «против». – Пожалуй, я с вами согласен.

В тот же день руководство спортивного общества «Динамо» вызвало Авакумова в Ташкент. Здесь он был задержан и доставлен в уголовный розыск.

Приглашенная на беседу супруга Авакумова подтвердила, что золотые часы «Заря» подарены ей мужем несколько дней назад, после его возвращения из Ташкента.

Номер на механизме часов полностью совпадал с тем, который был обозначен в паспорте, найденном в сумочке убитой Щукиной.

Поначалу Авакумов категорически отрицал свою причастность к убийству на улице Фурката, но под тяжестью неопровержимых улик вынужден был сознаться во всем. Выяснилось следующее. В день приезда супругов в Ташкент Авакумов случайно встретился с ними на вокзале. Однокашники решили, не откладывая, отметить встречу в привокзальном ресторане. И, когда подошло время рассчитываться с официанткой, заспорили, кому платить по счету. Щукин, решительно отметая возражения Авакумова, заявил, что платить будет он, потому как недавно выиграл по облигации, и теперь у него денег куры не клюют. В качестве подтверждения ткнул пальцем в золотые часы на руке жены:

– Подарок с выигрыша. А теперь в отпуск покатим, в Москву.

При этом ни лейтенант, ни его жена не заметили, как алчно и недобро сверкнули глаза их собеседника.

Застолье решили продолжить у матери Щукиной. Не дойдя нескольких десятков метров до дома, Авакумов спохватился:

– Неудобно с пустыми руками. Вы идите, а я на Бешагач в гастроном смотаюсь. Тут рядом.

Пришел Авакумов, когда уже совсем стемнело, с коробкой дорогих конфет и бутылкой водки.

– Цветов не нашел, не обессудьте, хозяюшка.

Засиделись допоздна. А потом выяснилось, что Авакумову некуда идти, и ему постелили на диване. Хозяева улеглись спать на полу.

Когда все уснули, Авакумов поднялся и, стараясь не шуметь, стал рыться в чемоданах супругов Щукиных: искал деньги, выигранные Щукиным по облигации. За этим занятием и застала его проснувшаяся Щукина. Вскрикнула, не разобравшись спросонья:

– Ой, кто это?

Авакумов выхватил из кармана «ТТ», выстрелил ей в голову и, понимая, что пути назад уже нет, выстрелами в голову убил Щукина и Логинову.

По случайному совпадению в этот самый момент в примыкающий к дому соседний двор въехал мотоцикл со снятым глушителем и грохот его мотора заглушил выстрелы…

Перерыв всю квартиру и так и не найдя денег, о которых говорил лейтенант, Авакумов прихватил сравнительно небольшую сумму отпускных из бумажника Щукина, золотые часы его жены и, воспользовавшись гладильной доской как мостиком, выбрался через окно на дувал соседнего двора.

Затем захлопнул окно и, пройдя несколько шагов по забору, спрыгнул на тротуар.

Ночная улица была тиха и пустынна. Авакумов огляделся по сторонам и торопливо зашагал прочь.

Трибунал приговорил Авакумова к высшей мере наказания.

ДЕЛО УГОЛОВНОГО РОЗЫСКА

В очередной раз перелистывая рукопись будущей книги перед тем, как отнести ее в издательство, я вдруг поймал себя на мысли о том, что сознательно оттягиваю срок ее представления. Не давало покоя ощущение какой-то недосказанности, незавершенности; не хватало какого-то последнего, заключительного штриха, после которого можно было со спокойной совестью ставить точку.

И опять, сам о том не догадываясь, на помощь мне пришел Булатов. Однажды вечером, когда окончательно отупев от безуспешных поисков концовки своего многострадального детища, я махнул рукой и уже собирался лечь спать, утешая себя обычным в таких случаях «утро вечера мудренее», в квартире раздался телефонный звонок, и Борис Ильич, извинившись за позднее беспокойство, пригласил меня на встречу с молодыми работниками уголовного розыска, которая была у него назначена на следующее утро.

Я согласился без особого, правда, энтузиазма, скорее даже ради приличия. И… утро действительно оказалось мудренее вечера.

Стараясь не привлекать ничьего внимания к своей персоне, я вошел в зал задолго до начала встречи и, облюбовав себе местечко в последнем ряду, устроился возле окна. Зал постепенно заполнялся. На меня и в самом деле никто не обращал внимания. Я достал записную книжку, положил ее на подоконник, проверил, на месте ли авторучка, и стал ждать, незаметно приглядываясь к аудитории. Это были в основном молодые люди разных национальностей и, насколько можно судить по первому взгляду– разных темпераментов и склада характера. Возможно, чисто субъективно, я отметил при всей их несхожести и нечто общее, что объединяло их, на мой взгляд, и делало похожими. Это «нечто» я для себя определил словом «увлеченность». Увлеченность делом, которому они служат.

Между тем Борис Ильич как-то спокойно и буднично поднялся на трибуну, и встреча началась. Поначалу я не особенно прислушивался к тому, что он говорит, тем более, что, судя по первым фразам, речь шла о вещах, мне уже знакомых по прежним беседам с Булатовым. Куда больше занимала реакция аудитории. Мне и прежде неоднократно доводилось присутствовать на встречах с ветеранами и, чего греха таить, случалось порою наблюдать, как аудитория, вполне благожелательно настроенная по отношению к ветерану, слушает его с вежливым безразличием.

Булатова слушали внимательно и с интересом. Об этом можно было судить и по выражению лиц, и по тому, как в зале то и дело вспыхивало оживление.

То была не лекция и не выступление, – то была беседа, живое общение, прямой контакт с собравшимися. Контакт, дирижером и вдохновителем которого был Борис Ильич. Я успокоился и стал слушать.

– К началу нашего века в России имелась огромная армия уголовных рецидивистов со своими неписаными обычаями и жаргоном. Она продолжала расти и по-своему совершенствоваться. Вся эта преступная масса строго разделялась по категориям, которые в свою очередь входили в особые объединения.

– По какому принципу? – донеслось из зала.

– По характеру деятельности… Например, одни только воры разделяли себя более чем на двадцать пять видов, начиная от «торбовщика», то есть самого простого воришки из мешков на рынке, до «марвихера», считавшегося профессионалом высокого класса, международного вора.

Булатов отпил глоток воды из стоявшего на трибуне стакана и продолжал:

– Показатели преступности очень неприглядны. Взять хотя бы убийства. Года два тому назад я сделал выписку из официальных данных царского министерства юстиции за 1913 год. Оказывается, число умышленно убитых за этот предвоенный год соответствовало численности личного состава двух пехотных дивизий, укомплектованных по штатам военного времени! Немало убийств совершалось и в Туркестане…

– А как обстояло дело с раскрываемостью преступлений? – спросили из зала. – Что делалось по профилактике?

– О профилактике, предотвращении преступлений в те годы и не задумывались. Полиция и народ размещались на разных полюсах общества. Полиция сама толкала людей в пропасть и не думала о какой-либо помощи человеку, стоявшему на грани преступления. Что же касается защиты трудящихся от преступных посягательств на их жизнь и имущество, то этот вопрос был вообще вне сферы понимания полицейских чинов… Что же до раскрываемости, то практически каждое второе преступление оставалось нераскрытым.

– Чем это объяснялось? – вновь раздалось из зала.

– Прежде всего низкой квалификацией работников. Никаких школ полицейских кадров не существовало. Уголовно-сыскные отделения комплектовались младшими чиновниками или проштрафившимися армейскими офицерами. Они, как правило, отличались низкой общей и профессиональной подготовкой. Во-вторых, эти кадры зачастую имели за спиной темное, или даже заведомо уголовное прошлое. Неудивительно, что на сыщиков смотрели как на людей, лишенных порядочности. Приведу несколько примеров.

Булатов вынул из папки какую-то тетрадь и раскрыл ее.

– Перед самой войной, в 1914 году, в Петрограде, в самом его центре – в районе Невского проспекта и Садовой улицы участились дерзкие вооруженные налеты на рестораны. Грабители забирали денежные выручки, отбирали бумажники и драгоценности у облюбованных ими посетителей и безнаказанно уходили. В связи с этим Петроградский градоначальник генерал Балк вызвал своего помощника по уголовно-розыскной части князя Оболенского и заявил ему: «Александр Николаевич, твои антихристы обнаглели окончательно. Всякую меру потеряли. Развернулись, мерзавцы, в самом центре столицы. Больше всех кричит и плачет владелец ресторана „ОНОН“ Палкин, а его ведь посещают офицеры генштаба, вся знать! Надо навести порядок. Разгоните этот гоп к чертовой матери! Организуйте хоть „Карусель“, что ли… Пусть грабят где хотят, только не тут».

– Поясните, что такое «Карусель», – попросил один из слушателей.

– Чуть позже, если не возражаете, – кивнул Булатов. – Оболенский, как обычно отрапортовал: «Будет выполнено! Внедрим своего человека!..» Дальше за ним задержки не было. Звонит полицмейстеру Петрограда генералу Григорьеву. Встретились. Похихикали. «С кого начнем крутить, Александр Николаевич, с толстяка или с лысого?» – спросил Григорьев. Почесав затылок, Оболенский пришел к выводу: «С толстяка Палкина, пожалуй, удобнее»… «Хорошо. А роль „карусельщика“ кому поручить? Танцору или Красавчику?» «Кому хотите, только чтобы получилось как полагается»…

Вскоре Палкин на собственной шкуре испытал, что такое «карусель». Утром к нему в ресторан явился неизвестный, по виду типичный обитатель «Крестов» – питерской тюрьмы. Таинственным шепотом обращается к Палкину: «Ваше степенство! Выручите. Всего пятьсот рублей… Проигрался в доску… Хоть не показывайся в „Астории“… Пожалейте…» Обрюзгший Палкин пренебрежительно взглянул на него и рявкнул: «Вон отсюда, мерзавец!». Неизвестный мгновенно исчез.

После полуночи, когда Палкин садился в свой экипаж, запряженный парой гнедых, в карету внезапно вскочили трое верзил в масках и под угрозой наганов заставили кучера ехать не на Забалканский проспект, где жил Палкин, а в район Марьиной рощи, за Московской заставой. Там они обобрали Палкина, раздели до нательного белья и стали избивать. В этот момент появился некий избавитель с двумя наганами в руках и зарычал на грабителей: «Что происходит на моей усадьбе?» Те вмиг исчезли. Палкин изумился, узнав в своем избавителе того самого выходца из «Крестов», который утром просил одолжить ему пятьсот рублей!.. А тот говорит: «Ваше степенство, какая неприятность, очень прискорбно! Заставлю все вернуть, на коленях приползут, подлецы!..»

Палкин понял, что его «избавитель» а им оказался известный в Петрограде бандит Панаретов, под кличкой «Красавчик» является видной фигурой в преступном мире и за определенную, мзду вместе со своими дружками обеспечит его неприкосновенность и спокойную жизнь.

Таким именно путем полиция внедрила «Своего» бандита в ресторан Палкина, что обязывало всех остальных грабителей ретироваться с территории всего района. Грабежи на Невском и Садовой прекратились, но… усилились на соседних улицах. Тем не менее, полиция доложила кому следует, что ей удалось навести порядок в центре столицы.

– Борис Ильич, не располагаете ли вы данными о состоянии преступности в Туркестане в предреволюционные годы? – спросил молодой человек из средних рядов.

– В бывшем Туркестанском крае убивали, грабили, воровали ничуть не меньше, чем повсюду в России. Тут тоже были свои Панаретовы, разные другие. Подчас совершались очень крупные преступления, о которых давалась информация на страницах столичных газет. У меня и сейчас сохранились в памяти такие, например, как аналогичные вооруженные разбои.

Другая газета сообщает, что по сведениям, полученным в уголовно-сыскном отделении, в июле 1915 года в новой части Ташкента зарегистрировано более ста убийств, вооруженных ограблений и крупных краж со взломом… А ведь население Ташкента тогда составляло немногим более двухсот тысяч человек. Вот еще одно сообщение этой же газеты. «…Гастролирующий в Ташкенте самозваный князь Тимирязев Владимир Владимирович выманил под видом пожертвований в пользу раненых офицеров у доверчивых коммерсантов более пятидесяти тысяч рублей»…

Ну как тут не вспомнить высказывание Владимира Ильича Ленина о том, что «…преступником является та самая полиция, которой вверено в России раскрытие преступлений».

Я смотрел на оживленные лица молодых работников уголовного розыска и, попытавшись на миг представить себя на их месте, кажется, понял причину их неослабевающего (а встреча продолжалась уже больше часа) внимания к тому, о чем говорил Борис Ильич. Разумеется, аналогичные материалы из истории уголовного розыска каждый из них мог, покопавшись в книгах и архивах, узнать и сам. Но здесь материалы эти были, во-первых, тщательно подобраны и выстроены в систему, а во-вторых, сама манера изложения их Булатовым импонировала слушателям уже потому, что была не сухая констатация фактов, а эмоционально окрашенное повествование. Людям всегда импонирует, когда об их профессии говорят неравнодушно, взволнованно, с глубоким знанием дела.

– В октябре-ноябре 1917 года в Петрограде сложилась острая ситуация, – продолжал между тем Булатов. – Всякого рода контрреволюционные элементы, белогвардейское офицерье, сомкнувшиеся с ними уголовники и, в первую очередь, «Птенцы Керенского» – матерые преступники, выпущенные в огромном количестве Керенским из тюрем, создали обстановку неустойчивости и беспокойства. По предложению соратника Владимира Ильича, члена Петроградского Военно-Революционного Комитета товарища Дзержинского Совет Народных Комиссаров назначил на должность начальника Управления охраны Петрограда всем вам хорошо известного Климента Ефремовича Ворошилова. Эта должность тогда называлась «Комиссар Петрограда». Дзержинский считал, что никто лучше него не справится с задачей по поддержанию спокойствия и порядка в городе.

И действительно, Ворошилов в короткий срок привлек к активному участию в работе Управления охраны города многих революционно настроенных рабочих, готовых отдать жизнь за революцию и ее завоевания.

– Это было до создания ВЧК или после? – спросил один из слушателей.

– Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем – ВЧК была создана Советом Народных Комиссаров 7 (20) декабря 1917 года. Председателем ВЧК, как вы знаете, был назначен Феликс Эдмундович Дзержинский. К слову сказать, штат ее тогда не превышал двадцати человек. Членам коллегии, в том числе лично Дзержинскому, приходилось самим ходить на обыски и аресты, а также допрашивать арестованных. Сама жизнь подсказала целесообразность использования сил и возможностей Управления охраны города в интересах обеспечения Государственной безопасности. Договорившись с Ворошиловым по существу, а также о совместном размещении в доме, где прежде размещался петроградский градоначальник, Дзержинский сказал, что в целях организационного закрепления вопроса о контакте в работе ВЧК и органов охраны порядка, он поставит перед ЦК вопрос о вводе Ворошилова в состав коллегии ВЧК. На следующий же день в кармане Ворошилова лежало подписанное Дзержинским удостоверение ВЧК.