Текст книги "Параллельный мир (СИ)"

Автор книги: Николай Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Побродив немного по улицам, Миша решил зависнуть в одном из кафе, где "тусовались" говорливые молодые люди – вероятно, студенты. Гарсон по его заковыристо изложенной просьбе (с подсказки искина) выделил ему махонький, но отдельный столик и принес бутылку вина Шато Лафит, которую открыл и уважительно налил в бокал. "Еще бы, – ухмыльнулся Ботан. – Вино из числа самых классных красных вин региона Бордо. Одним из первых его оценил Людовик 14-ый! И цену имеет соответствующую. Но пока эти траты для меня не смертельны. Что ж, буду его чуть прихлебывать и превращусь весь в уши, а искин станет мне студенческие разговоры переводить....."

Чуйка не подвела: студенты перескакивали с темы на тему, не минуя и политику, и, в конце концов, Миша узнал главное: революция здесь случилась, но король сумел вовремя укрыться в Версале под защитой верных ему гвардейских частей. В результате теперь, спустя пару месяцев после взятия Бастилии, в стране разгорелась гражданская война. "Не иначе тут вмешались такие же игроки, только французского роду-племени! – сообразил Ботан. – Пожалели Марию Антуанетту, наверно, да не пожалели бесправные слои населения. Все равно понесутся души в рай, не аристократов, так демократов. Хотя если вспомнить террор придурка Робеспьера: таких масштабов кровопускания достичь трудно.... Ладно, что будет, то и будет. Зато вряд ли теперь во Франции появится император Наполеон: найдут и придушат на старте карьеры!"

Меж тем разговор студентов принял личностный характер. Оказалось, что королевские войска двинулись в наступление на Париж и сейчас республиканское правительство собирает все силы для отражения врага. Скорее всего, призовут на службу и студентов. А умирать в расцвете лет так не хочется! Тем более что многие студенты в грош не ставят сброд депутатов, что сформировал временное правительство. А если король одержит победу, то уж в службе в рядах его юстиции революционным студентам будет наверняка отказано.....

"Вот так хваленые французские студенты! – хохотнул в душе Миша. – Конформист на конформисте. Или это только к будущим юристам относится?"

– He, toi! (Эй, ты!) – раздался вдруг рядом голос одного из студентов, ходившего, вероятно, в туалет. – As-tu quelqu,un? Et pourquoi tu pleures si mal? (Ты кто такой? И что так гнусно лыбишься?)

– Je suis un ingenieur russe, – озвучил Миша свою заготовку.

– Quoi? Ingenieur russe? Vous plaisantez surement: il n,y a pas d,ingenieurs en Russie! (Что? Русский инженер? Ты наверняка шутишь: в России нет инженеров!)

– Deja la, bien que pas assez. Je suis l,un d,entre eux. (Уже есть, хотя явно недостаточно. Я – один из них.)

– Qu,est-ce que vous, ingenieur, savez concevoir? Moteurs a vapeur, batteries galvaniques, pompes – quoi? (Что же ты, инженер, умеешь конструировать? Паровые двигатели, гальванические батареи, насосы – что?)

– Tout ce qui precede, ainsi que le chauffage de l,eau, l,eclairage electrique, les reservoirs d,eau et plus encore..... (Все из перечисленного, а также водяное отопление, электрическое освещение, ватерклозеты и многое другое.....)

– Et tout cela dans les annees 20 incjmpletes? Ha, ha, ha. Ou tu as deja eu 30 ans, mais tu as l,air premature? (И это все в неполных 20 лет? Ха, ха, ха. Или тебе уже стукнуло тридцать, но ты просто выглядишь недоношенным?)

В ответ Миша вновь применил свой фирменный прием: схватил студента за ключичный нерв и тот, конечно, взвыл от боли.

– Quoi? (Что?) – стал стебаться Ботан. – Parle plus clairement, ne crie pas – sinon je ne peux pas te comprendre (Говори четче, не ори – иначе я могу тебя не понять)

– Lache-moi, connard! (Отпусти, сволочь!)

– Repetez le deuxieme mot – je n,ai pas entendu (Повтори последнее слово – я не услышал)

– La racaille! Oooo! Eh bien, il ne faut pas, il ne faut pas plus! (Сволочь! Оеей! Ну не надо, не надо больше!)

– Repete ce que tu veux! (Повтори, что ты хочешь!)

– Lache-moi, sil vous plait..... (Отпусти, пожалуйста.....)

– Maintenant, il est clair (Вот теперь понятно) – заулыбался Ботан, но тут ему стало не до улыбок: к его столику подскочили, наконец, приятели потерпевшего, и Мише пришлось спешно прибегать к другому аргументу – двуствольному пистолету. Под его защитой он попятился к выходу и уже почти достиг улицы, как на него налетел гарсон, требуя оплаты заказа. Миша сунул руку в карман, нащупал крупную серебряную монету (экю?) и бросил ему. Гарсон поймал монету и осклабился: видать, хорошо наварил на скандальном клиенте.....

Миша бродил по этому Парижу до вечера и пришел к выводу, что французы не слишком увлеклись новинками цивилизации: да, рельсовый транспорт внедрен и здесь, на улицах, помимо масляного освещения появилось газовое, а перед некоторыми зданиями ярко светились электродуговые лампы – но ни автомобилей, ни мотоциклов у модников пока не было. Наконец он решил, что видел достаточно и скомандовал "Выход из игры". Мир вокруг привычно померк, но вдруг вновь появился (все тот же Париж), дополненный транспарантом:

– Выход из игры временно невозможен.

– Что за херня?! – взъярился Ботан, вновь повторил процедуру выхода – с тем же результатом.

После пятой неудачи его осенило и он скомандовал:

– Перенести меня в Кирицы!

Париж послушно исчез, но вместо рязанского села Миша очутился на берегу явно нерусской реки, причем среди солдат (слава богу, русских), обсевших костер, на котором в котле кипело какое-то варево. Он тоже был обряжен в форму (то ли мушкетера, то ли гренадера?) и держал в руках длинное и тяжелое ружье со штыком.

"Что за фокусы, админы? Я что, в рабы к вам попал?" – совсем запаниковал Миша.

"Ваш выход из игры заблокирован, – возник транспарант. – Он возможен только при летальном исходе. Но не пытайтесь прибегать к самоубийству – оно может оказаться действительным. Станьте героем, Емельян и наш мир будет у ваших ног".

"Блядь, блядь, блядь! Доигрался, блядь!" – выпустил пар Ботан и стал обдумывать ситуацию более спокойно. Было похоже, что он попал на русско-турецкую войну и что вокруг Румыния: вон там над рекой стоят типичные мазанки, а на склоне растут заросли кукурузы, перемежающиеся с виноградниками. Сейчас сентябрь 1789 года, а что за сражения были с турками в том году? Самое знаменитое Рымникское и, вроде бы, как раз в сентябре. Тогда ладно, опасаться нечего: Суворов в хвост и гриву разбил тогда войско турок. Впрочем, мне то надо как раз погибнуть – значит, буду рваться в первые ряды , являть чудеса храбрости. А вдруг админы решат, что это и было замаскированное самоубийство? Вот же гадство какое они мне устроили! Сволочи!

Глава двадцать первая. Рымникское сражение

Персонаж Ботана оказался и в этот раз непростым: в солдаты был разжалован поручик Эмильен де Вержи, родом из Франции, который прибыл в Россию с первой волной эмигрантов, был зачислен на службу в гвардию, но почти сразу умудрился ввязаться в дуэль с одним из бесчисленных князей Голицыных и убил его. Голицыны сильно хотели упечь французишку на каторгу, но Екатерина поступила дипломатично и лишь бросила его в пекло войны простым солдатом, повелев зваться Емельяном Вержиновым.

–Емеля,– обратился к нему артельщик, только что снявший пробу с варева. – Давай свою миску. А то у нас народ ушлай: враз все разберут и тебе, тюхе-матюхе, ничо не оставят.

Миша снял со спины ранец, открыл его и сразу наткнулся на миску с ложкой. Он отдал миску артельщику, который плюхнул в нее варево из половника и протянул ее обратно со смешливой присказкой:

– Держи, Емельян Вержин. С варевом не спеши, народ не смеши. На ложку-то дуй, лишь потом в рот суй. Да хлебушек, хлебушек с варевом жуй.....

– Мерси, сударь, – ответствовал Миша и вдруг добавил: – У нас во Франции говорят – кто на ночь поел сытно, сны видит любопытны.

– Сны любопытны..... Это с бабами што ли?

– В том числе. Могут, правда, и турки с ятаганами присниться.

– Боишься турок-то? Зря, пусть они тебя боятся. Пока он ятаганом к тебе дотянется, ты ему завсегда успешь штык в пузо вставить. Или ты штыком пока не привычный? Конешно, в офицерах-то со шпагой управлялся да с пистолетом. Но я те скажу, штык куды надежней. Да и пуля из ружья летит дальше, чем пистолетная. Так што с оружием ты не прогадал. Но знашь ли ты главно правило штыкового боя?

– Нет, наверно.....

– Главное товарища оберегать: пока он колет турка или татарина, ты должен зорко смотреть, чтоб ему со стороны кто саблю в живот не сунул или башку не срубил. Ну, а ты будешь кого колоть – тебя стоящий рядом поддержит.

– Спасибо, дядя, за науку. Учту в завтрашнем бою. Или завтра боя не будет, как думаешь?

– Обязательно будет. Наш Александр Васильич попусту солдатиков не гонят. Если уж случился марш-бросок вроде сегодняшнего, завтра надежно будет баталия. Он бает: кто промедлил, тот победу упустил.

– Но у него есть еще союзник, фельдмаршал Кобург, у которого войск в три раза больше. Ему, значит, и собираться дольше.....

– После победы у Фокшан тот Кобург нашему генералу в рот смотрит и кажному его решенью послушен. Будет битва завтра, будет.

– Но турки в этот раз собрали, вроде бы, очень много войск.....

– Нашему Суворову это без разницы. Он построит нас в батальонные каре, и мы пойдем через турок как нож скрозь масло. Лишь бы на антиллерию не нарваться. Правда, у нас и своя антиллерия есть, авось ихнюю подавит. Конницу же их мы ни во что не ставим: они на каре скочут, саблями машуть, а сделать против ружейного огня и ограды из штыков ничего не могут. Антиллеристы же наши как из каре по ним саданут картечью – те сразу в бега пускаются.

– Ну, если так здесь воюют, то ладно, трусить брошу. Но если меня все-таки убьют, кожу сдерут и на куски порежут, я тебя, дядя, у входа в рай подкараулю и придушу.

– Не там ждать-то будешь. Нашего брата-солдата только в ад пускают.....

После ужина солдаты повалились было спать, но сон их оказался недолог. По команде офицеров их подняли, построили во взводные колонны и повели при свете звезд к реке – правда, по проселочной дороге. Через речку Мильку саперы успели соорудить многочисленные мостки – так что солдаты даже ног не замочили и двинулись по направлению к реке Рымне. Впереди шла конница, которая превратила обильно смоченную дождями дорогу в раскисшую кашу. В темноте то один, то другой пехотинец поскальзывался и молча пытался упасть (командиры строго настрого запретили разговоры и вскрики!), но его почти всегда успевали подхватить идущие рядом товарищи. Шли так часа четыре. Наконец небо на востоке стало светлеть и идти стало полегче – а тут и долина Рымны показалась. Эта река была пошире (до 200 м) и спуск к ней был крутым. Но саперы и тут постарались, оборудовав пологие спуски. Шли через реку все же вброд, а на другом берегу пехоту притормозили: следовало подождать отставшую полевую артиллерию и помочь при необходимости в ее переправе. Впрочем, помогать не пришлось: австрийцы дали в сопровождение русским артиллеристам сильных лошадей своего понтонного парка, которые легко перетащили пушки через реку.

За рекой русская дивизия развернулась в боевой порядок: 3 двухбатальонных каре в первой линии и 3 во второй (с пушками внутри каре), а кавалерия пошла пока сзади (вместе с двумя приданными дивизионами австрийских гусар). После этого войско двинулось через кукурузные поля, а потом заросли высокого бурьяна и кустарника в сторону села Тыргокукули, где турки устроили один из своих военных лагерей.

Взвод, к которому был причислен Емельян Вержиков, оказался в правофланговом каре первой линии, состоящем из двух батальонов гренадер Фанагорийского полка. Командовал этим каре молодой генерал-майор с типично армянской внешностью.

– Это Хастатов, Аким Васильич, – пояснил по ходу артельщик Пахом. – Лихой вояка и шибко старательный. Его к нам перевел из своих адъютантов Ляксандр Васильич – так он из кожи лезет, так Суворову угодить желат. Ну а нам достается на орехи: во всяку дырку первыми лезем.....

– Мы все идем, идем, а противник нас будто и не видит, – сказал Ботан.

– Типун те на язык, Емеля! – грубо отреагировал Пахом. – Слава Богу, что идем без боя, авось к самому турецкому лагерю так подберемся..... Ан нет! Накликал беду, тюха-матюха. Вон спаги скочут....

Тут всадников увидел и Миша: турки мчались вроде быстро, но с намерением обогнуть каре по сторонам. В это время из нашего тыла по обе стороны каре проскочили две колонны казаков, которые тотчас стали разворачиваться в лаву, летящую на спагов. Те мигом развернулись и помчались обратно, в сторону лагеря.

– Счас пушки ихни в дело вступят, – предрек ход событий Пахом. – Хоть бы Аким Василич вовремя команду дал нам залечь......

Однако команда была дана другая: ускорить шаг. Каре двинулось вперед почти бегом и вдруг оказалось перед довольно глубокой лощиной, окаймляющей высотки, на которых был устроен турецкий лагерь. Тут со стороны лагеря вспухли облака белого дыма и с небольшим опозданием прилетели пушечные громы.

– Ложись! – звучно скомандовал генерал и его тотчас продублировали младшие офицеры. Гренадеры дружно бросились на землю, а с ними не сплоховал и Миша. Тотчас над головами солдат провизжали чугунные ядра, а за каре раздались крики и громкое ржанье лошадей.

– Первый гостинец коникам достался, – посочувствовал Пахом. – Надо бы нам в лощину эту сигануть.....

– Гренадеры! – раздалась новая команда Хастатова. – В лощину повзводно бегом! Укрыться под турецким склоном!

Через полминуты турецкие полевые пушки снова рявкнули, но гренадеров на гребне склона уже не было. В ответ загрохотали русские полковые пушки: калибр их был меньше, но самих пушек было в 3 раза больше. Впрочем, вскоре оказалось, что укрытым за брустверами турецким орудиям наши ядра почти не причиняют вреда. Быстрый разумом Суворов, вероятно, распорядился, и Хастатов вскоре выкрикнул еще одну команду:

– Гренадеры! Строй пирамиды и марш на штурм батареи!

Гренадеры одного отделения Емелиного взвода заученно прильнули к крутому подъему, сцепившись руками, второе отделение полезло им на плечи и составило второй пояс "пирамиды", а третье отделение (и среди них Пахом с Емелей) полезло по спинам и плечам товарищей еще выше, оказавшись чуть ниже кромки откоса.

– Подымите нас! – шопотом велел Пахом. Тотчас в подошвы сапог Миши уперлись чьи-то ладони, и он стал подниматься вверх как на лифте. Вот его голова показалась над обрывом, и он увидел подножье бруствера, отстоящего от обрыва на 2-3 метра, а также лежащих перед бруствером янычар с теми самыми ятаганами. В течение мгновения Миша был в растерянности (а ближайший к нему турок уже вскакивал на ноги!), но тут слева раздался ружейный выстрел (Пахом! – сообразил Ботан) и турок этот упал ничком. Миша вскинул свое ружье и сотворил ответную услугу Пахому, выстрелив в прыгнувшего на него противника. Продолжая проявлять инициативу, он бросил на откос разряженное ружье, выхватил из подмышечной кобуры двуствольник и выстрелами повалил еще двух турок.

Меж тем ловкий Пахом успел вспрыгнуть на кромку обрыва и, подав руку, вдернул на кромку и Емелю. Далее они вдвоем стали отмахиваться штыками от сбегающихся в эту точку обороны янычар, а прочие гренадеры отделения сначала поддерживали их выстрелами, а потом тоже вскарабкались на обрыв и вступили в штыковой бой. Некоторые же, улучив момент, спустили руки вниз и стали вытаскивать по протянутым к ним ружьям солдат второго отделения.

В это время ближайшее к ним орудие вновь выстрелило и откатилось внутрь редута. Пахом взмахнул приглашающе рукой и прыгнул в открывшуюся амбразуру. Миша лихо сиганул за ним и сразу был вынужден применить свой штык, так как на Пахома уже насели два артиллериста: один с банником, другой с саблей (его-то Ботан и ткнул с лета). Мгновенно ужаснувшись тому, что сотворил (из груди турка обильно брызнула кровь!), Миша отскочил в сторону и вовремя: за ним в амбразуру стали врываться прочие гренадеры. В течение минуты артиллерийский расчет был частично перебит, а частично убег. Главным же результатом стало прекращение стрельбы большинства пушек вредной батареи.

Гренадеры Хастатова едва успели выбраться полным составом на обрыв и перезарядить ружья, как со стороны основного лагеря примчалась большая масса спагов (3 или 4 тысячи), привезшая к тому же на крупах своих лошадей около 2-3 тысяч янычар. Спрыгнув наземь, янычары бросились на гренадеров, которые успели все же составить свое каре. После этого спаги и янычары стали волками вгрызаться в фасы и углы каре, "откусывая" по одному-два солдатика то там, то здесь – гренадерам же осталось только плотнее смыкать свои ряды и образовывать валы вокруг каре из крупов подстреленных лошадей и трупов врагов.

Мише досталось стоять в третьей, внутренней линии каре и стрелять, стрелять, стрелять. К тому времени у гренадеров образовался излишек ружей за счет естественной убыли личного состава. Внутри каре скопилось также некоторое количество легкораненых, которых Аким Васильич тотчас занял важнейшим делом: заряжать ружья и подавать их стрелкам на смену. Миша совершенно забыл о своем намерении "убиться" и выцеливал врагов наверняка – но через некоторое время он стал уподабливать турок комарам: сколько ни бей этих кровососов, меньше их как будто не становится. В отличие от русских бойцов.....

Вдруг слева в тыл туркам ударили дружные ружейные залпы, которые были поддержаны картечью. Миша, пользуясь своим высоким ростом, привстал над рядами и увидел подходящее к свалке новое каре, состоящее из солдат в зеленой форме: то были два егерских батальона. Тут Хастатов скомандовал:

– Фронтальные ряды ложись!

И как только гренадеры выполнили эту команду, стоявшие в центре каре полковые пушки тоже ударили картечью! Турки, облепившие каре, частично попадали, частью отпрянули, а гренадеры уже поднялись с земли и услышали долгожданную команду:

– В штыковую атаку марш!

– Ура-а-а! – заорали гренадеры и слитно бросились колоть турок. Этот же маневр проделали егеря и тогда янычары, оказавшись в тисках, дрогнули и бросились бежать к спагам, кружившим уже в некотором отдалении. Спаги приняли их на крупы и помчались прочь, гонимые уже конными карабинерами и австрийскими гусарами. Неожиданно из их собственного лагеря навстречу выскочила лавина казаков и арнаутов. Спаги совершенно растерялись и стали искать укрытия в соседнем лесу, ссаживая там бесполезных янычар. Миша тоже побежал в ту штыковую атаку, но никого больше не убил, а лишь подталкивал беглецов прикладом, а потом и вовсе остановился – обнаружил, что воевать уже не с кем.

Разгоряченные и веселые гренадеры Фанагорийского полка принялись было рассказывать друг другу свои впечатления от боя, но вдруг услышали дивизионных трубачей, выдувавших сигнал "Общий сбор". Хастатов тотчас закричал:

– Гренадеры! К месту сбора бегом марш! Чтоб были первыми там, сукины дети!

И побежал к трубачам, постоянно оглядываясь.

Что поделать, надо бежать. Потрусил вперед Пахом, порысили его товарищи, а Мишу угораздило обронить патронную сумку, и потому он догонял свой взвод галопом.

Когда дивизия наскоро построилась, перед ее фронтом появился на коне пожилой, щуплый, но энергичный офицер с узнаваемым хохолком на непокрытой голове ("Суворов!" прошелестел говорок над рядами) и бодро зачастил:

– Ребятушки! Вы снова доказали туркам, что все как один являетесь чудо-богатырями и развеяли корпус Сойтар-паши по ветру – будто его и не было! Но сделали мы сегодня лишь полдела. Слышите гром орудий, треск ружей и вой к востоку от нас? То основные силы турок атакуют наших союзников, австрийцев. Мы выручили их недавно у Фокшан, выручим, я уверен, и сегодня. Поэтому я прошу: соберите все свои силы и направьте их против новой гурьбы турок. Знайте: эти турки ничем не сильнее тех, что вы побили только что у Тырго-Кукули. Так вперед, детоньки мои, к новой победе!

– Ура-а! – вырвался из солдатских глоток русский военный клич. После чего офицеры стали выстраивать свои части для атаки.

Миша смотрел на солдат с совершенно новым для него чувством. Полчаса назад их остервенело пытались убить и некоторых их товарищей действительно убили или изувечили. Они едва вывернулись из-под чудовищного стресса, начали радоваться жизни и вдруг их обязали вновь идти в объятья смерти. Большая часть Мишиных современников затосковала бы и стала искать пути к уклонению от реально жуткой опасности, а эти молодцы только вновь стали деловиты и подтянуты. И потому в Мишиной душе зародилось восхищение давними предками и гордость за свою нынешнюю принадлежность к этому великолепному сообществу.

Все пошло по второму кругу: образование двух линий каре, мерный ход пехоты к деревне (на этот раз к Боксе), атаки турецкой конницы, контратаки русско-австрийской кавалерии, обстрел со стороны турецкой батареи и ответ наших артиллеристов. Русские пушкари в этот раз так метко пристрелялись, что вынудили турок перетаскивать орудия на новую позицию. Однако каре в отсутствие кавалерийских наскоков быстро перестроились в несколько колонн, которые бросились бегом в атаку на окраину деревни и окончательно выбили турецких артиллеристов и охранявших их янычар из редутов. Толпы деморализованных турок побежали к лесу Крынгу-Мейлор или к переправе через Рымник у села Маринешти. А суворовская дивизия миновала деревню и сомкнулась, наконец, с правым флангом австрийских войск.

Здесь был объявлен отдых, который присовокупили к обеду. Впрочем, какой там обед: погрызли сухарей, запили их водой из фляжек и все. Но гренадеры вновь повеселели и в этот раз успели поговорить, причем Пахом счел нужным похвалить Емельяна: за проворство, меткость и выручку в бою. Миша невольно заулыбался, хоть и понял, что был похвален как бы впрок, педагогически.

Долго рассиживаться солдатам не дали: от Кобурга прискакал наш порученец и через пять минут от егерского каре, облюбованного Суворовым, побежали к своим частям офицеры: поднимать их в новую атаку, на основной укрепленный лагерь войска Юсуф-паши, великого визиря. Основной удар (в центр позиции) наносил корпус Кобурга численностью в 18 тысяч бойцов, а дивизия Суворова двинулась вдоль ретраншамента, опоясывающего лагерь. Противостояло союзникам в этот раз около 40 тысяч турок. Шли русские за пределами досягаемости ядер и потому особого противодействия пока не встречали: ну, налетали на каре периодически спаги и отлетали обратно. Миша, как и все, недоумевал: чего Суворов выискивает в турецкой позиции?

Вдруг прозвучал приказ остановиться. Миша в очередной раз вытянул шею и увидел, что в данном месте турки срочно достраивают бруствер укрепления. В это время в промежутки между каре стали выскакивать имперские гусары и мчаться в сторону этого недостроя. Вслед за ними пустились в галоп конные карабинеры и казаки с арнаутами. Гусары лихо перескочили через ров, затем через невысокий бруствер (строители, конечно, разбежались) и ворвались внутрь лагеря, рубя его оторопевших защитников направо и налево. Карабинеры, оказавшись в лагере, стали осыпать пулями турецких стрелков, а казаки насаживать на пики кого попало. Тут был дан сигнал и пехоте, которая побежала как можно резвее и тоже стала вваливаться в лагерь. Паника неотвратимо охватила турок, и они потеряли способность к эффективному сопротивлению. Напрасно кричали на аскеров офицеры, напрасно Юсуф-паша вздымал перед ними коран – войско уже превратилось в толпу и побежало из лагеря через лес в сторону реки Рымник....

В этот раз союзники не прекратили преследования врагов, а гнали и гнали их (нещадно отстреливая, коля и рубя) до села Маринешти, где турками была устроена защищенная окопами и свежими войсками переправа. Однако огромная толпа беглецов увлекла за собой этих защитников, переполнила переправу и стала бросаться просто в воду весьма немалой реки, где многие из них и утонули.

Глава двадцать вторая. Знакомцы новые и старый.

Вечером на биваке, устроенном гренадерами на берегу Рымника, Миша попытался выйти из игры, но получил ожидавшийся отлуп, сдобренный известием, что на его счет зачислено 100 золотых рублей – в качестве поощрения за геройские действия в Рымникском сражении.

"Подавитесь вы этими жалкими рублями!" – мысленно возопил Ботан, но вслух ничего благоразумно не сказал. Потом подумал и признал, что для простого солдата это награда просто фантастической величины – ведь если брать за эталон цену коровы (три рубля), то он враз стал завидным женихом в любом селе. Тут он вспомнил, что звать его отныне Емеля Вержинов и его ближайшая задача – возвращение статуса гвардейского офицера и дворянского имени. "А кстати, я ведь должен теперь владеть французским языком, – подумал Миша. – А так ли это?"

"Vous possedez, ne doutez pas. Seulement alors qu,il y a peu de tells artisans en Russie, tout le monde continue de parler en russe (Владеешь, не сомневайся. Только пока в России таких умельцев мало, простые дворяне продолжают говорить по-русски)" – ответил внутренний голос.

Тем временем к взводному биваку явился командир роты (поручик Волынцев, как узнал позже Ботан) и озадачил его командира (того самого Пахома):

– Унтер, представь мне список особо отличившихся солдат своего взвода – с указанием, что он сделал в бою!

– Бу сдел, вашбродь, – отрапортовал Пахом. – Только я в грамоте не силен.....

– Ну, найди такого, кто больмень силен, – осерчал поручик. – Впрочем, ведь именно в ваш взвод попал тот гвардеец, француз? Где он, что-то я его не вижу....

– Емельян! – гаркнул Пахом. – Подойди к костру!

Миша вышел из темноты на свет и отрапортовал:

– Гаспадин паруч! Гренадер Вержинов по Ваш приказ явиться!

– Вот чучело, – хохотнул комроты. – Еле-еле тебя разобрал. Ты и писать по-русски не умеешь?

– Пишу лучше, ваш благарод! – заверил Миша.

– Ну, попробуй, составь мне рапорт о ваших удальцах. Со слов унтера, конечно.

– Буду старась!

– Уж постарайся, божий одуванчик, – поморщился поручик и обратился к унтеру: – Кстати, как воевал бывший де Вержи?

– Лучше всех, вашбродь! – заверил Пахом. – Первым поднялся на обрыв, застрелил двух турок, меня спасая, и первым ворвался на батарею, где еще антиллериста заколол. А стрелял из каре так точно, что усеял янычарами все поле перед нами!

– Ты ври да не завирайся, унтер, – прикрикнул на Пахома Волынцев. – Чем тебя подкупил этот французик?

– Истину баю, вашбродь, вот те крест, – выпучил глаза Пахом. – Да кого хошь из наших спроси, любой его удальство подтвердит!

– Застрелил двух турок подряд? Из одного ружья?! – взревел поручик.

– Я стрелял из этот пистоль – вмешался Ботан и подал поручику двуствольник.

Тот взял пистолет в руку, повертел перед глазами, смягчился лицом и сказал:

– Что говорить, хорош пистолетик. Из Франции привезен?

– Он сделан в Тула, – возразил Миша. – Вот клеймо. Но я им доволен.

– Может, подаришь своему командиру? – сощурился поручик.

– Дарен нэ дарят, – укорил его Ботан. – Тем боль из рук ла бель мадмуазель. Но я добыть трофей: турк сабре с эфес в золоте. Ее я могу Вам подарить.....

– Покажи, – заинтересовался офицер. Но рассмотрев саблю, скривился: – Позолота из сусального золота и сталь совсем не дамасская. Таких сабель у нас нынче целые возы. Ладно, Эмильен де Вержи, еще сочтемся. Теперь я буду твои успехи отслеживать. И не забудь составить рапорт: авось, кого из вашего взвода мы решим наградить....

С рапортом Миша намучился. Написал-то он все складно и никого не забыл (в том числе промолчавшего о себе Пахома), но следовало расставить яти и еры. Вот же сучьи церковнославянские выверты! Пришлось идти к поручику, брать у него аналогичный рапорт и вставлять эти закорючки по образцу и подобию – без уверенности в успехе. Впрочем, поручик ухмыльнулся, но рапорт от француза принял.

На Рымнике австро-русские войска стояли несколько дней в надежде, что высокое начальство даст добро на поход за Дунай, в сердце Османской империи. Однако нет: и гофкригсрат и Потемкин продолжали не верить в возможность побед малыми силами. У Фокшан и на Рымнике авантюрному Суворову повезло (за что мы его наградим, конечно), но идти 25-тысячным корпусом в Болгарию с прицелом на Стамбул – абсурд! В итоге сдружившиеся Кобург и Суворов расстались: один повел свой корпус в Фокшаны (забрав с разрешения Суворова все турецкие пушки), а другой направился с дивизией в Бырлад.

Городишко Бырлад, стоящий в широкой долине маломасштабной речки, Мише, конечно, не приглянулся: узкие кривые улочки с непритязательными домишками, в центре – скромная церковь святого Илие, и вблизи нее несколько двухэтажных домов "воротил" местечкового масштаба. Военный лагерь русской дивизии был оборудован за южной окраиной города и представлял собой квадратные кварталы палаток, окаймленные рвом и невысоким валом, за которым были "вразбежку" установлены крупнокалиберные пушки. Была построена еще вышка метров пять высотой с наблюдательным постом на ней. Впрочем, южнее лагеря было оборудовано стрельбище и плацы для одновременных батальонных занятий штыковым боем и прочими воинскими развлекухами. Был также создан большой манеж для кавалеристов и в отдалении – артиллерийский учебный полигон с полковыми пушками. И все эти учебные "классы" в течение любого дня никогда не пустовали.

За неимением других занятий Ботан стал самым прилежным солдатом на всех площадках. А в свободное от регламентированных занятий время стал упражняться в шпажном бою – благодаря продолжившемуся знакомству с поручиком Волынцевым. Этот поручик всегда с большим интересом разговаривал с бывшим собратом-офицером, да к тому же экзотическим иностранцем, а узнав, что де Вержи, как ни странно, пренебрегал раньше фехтованием, взялся ежевечерне скрещивать с ним учебные шпаги. Ох и поразвлекался комроты по поводу исключительной криворукости залетного француза! Но не зря возникла поговорка "Время и труд все перетрут" – через месяц Ботан стал сносно отражать атаки Волынцева и даже разучил одну контратаку уколом в руку с углом и мгновенным прыжком назад (чтобы избежать укола самому). Через два месяца он, возможно, научился бы атаковать более разнообразно, но тут Потемкин потребовал от Суворова прислать ему под Бендеры хотя бы полк гренадер, но только самых бойких. Выбор генерал-аншефа пал, само собой, на фанагорийцев.

В конце октября Фанагорийский полк прибыл в окрестности Бендерской крепости (построенной турками на высоком правом берегу Днестра) и расположился за неимением места километрах в четырех от крепости, на правобережье речки Балка – напротив Борисовского холма, облюбованного Потемкиным для своей ставки. Тароватые фанагорийцы резво возвели себе лагерь и стали его усовершенствовать. Ботан, само собой, принял в этом деле активное участие и за сутки создал плотинное водоподъемное устройство – по типу своего первенца, в усадьбе графа Ремизова. Но здесь вода стала поступать, конечно, не в бассейн, а в желобообразный полковой рукомойник и на кухню. Командир полка Золотухин восхитился этим устройством и, оказавшись в очередной раз в ставке (где бывал каждый день или через день), не преминул козырнуть им в присутствии фельдмаршала. Потемкин отреагировал весьма живо и велел прислать к нему "сего умельца, ибо от нехватки воды завшивели даже штаб-офицеры, не говоря уже о прочих русских воинах".....