Текст книги "По ту сторону пруда. Том 2. Страстная неделя"

Автор книги: Николай Еремеев-Высочин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Страстная пятница

1

Родители должны учить своих детей всему, что знают сами. Отец – дояр? Расскажи дочери про быков: как они себя ведут, чего не любят, когда становятся опасны. Пойдет дочь в неурочный час к тебе на ферму, встретит взбешенного быка – будет знать, как действовать. Вот мое глубочайшее убеждение. Это я своему сыну не могу рассказать, какие обычаи у нас в Зазеркалье, а Мохов же от своей дочери не прятался?

Нет, я от Осборна никаких подлостей не ждал, не говоря уже о Питере. Хотя любители игр без правил наверняка есть и у них в МИ-5. Не сомневаюсь, что они обговоривали и силовой вариант. Взять Тоню и задержать – да хоть ту же травку ей подкинуть. Мохов позвонит дочери – ему сообщат, что она в полиции, дает показания, до суда будет под стражей. Тогда, хочешь – не хочешь, ему придется связаться с другом Лесли. Осборн естественно возьмется решить проблему, но скажет, что у них в цивилизованной стране телефонное право не существует. Ну, разве что если задействовать людей на самом верху. А те просто так ничего делать не будут. Другими словами, Тоню можно было бы взять в заложницы, и Мохову не осталось бы ничего другого, как мчаться ее выручать.

Однако по всему, что мы знаем об Осборне, хотя бы по истории отношений между двумя семьями, он на такую низость не пошел бы. Уверен, он у себя на службе даже не скажет, с кем Тоня уехала и куда. Но узнают же стрелки Крота каким-то образом о перемещениях людей, которые их интересуют? Так и про место, где ночует Тоня, могли получить наводку.

Я молчал так долго, что Тоня забеспокоилась:

– Вы здесь?

– Давайте начнем с простых вещей, – сказал я. – Вы в спальне, да? У вас свет там не горит?

– Нет. Только экранчик телефона светится.

– Это хорошо, прижмите его к уху. Осторожно подойдите к окну. Только не фронтально, а сбоку и занавеску не отодвигайте. Идете?

– Иду.

– Что видите?

– Ничего. Все спокойно.

– Конкретнее. Прохожие?

– Прохожих нет. Пустая улица.

– И никаких машин припаркованных?

Я же диспозицию помню.

– Машины есть, конечно. Бампер к бамперу, ни метра не пропадает. Все с нашей стороны – напротив парковаться запрещено.

– А люди в машинах есть?

– Да мне со второго этажа не видно. Вот сейчас к нам еще одна вывернула.

– Проехала?

– Нет. Остановилась. У другой машины, припаркованной, огни зажглись. Завелась и уехала. А та машина на ее место паркуется. – Сообразила. – Я дура, да?

– Нет, это я дурак, что не просчитал такой вариант. Да-а. Из дома есть второй выход?

– Там с противоположной стороны можно пройти в такой крошечный садик. Мы там с Синди по утрам чай пили.

– И что вы стоите? Идите туда, только потихоньку, перед окнами не мелькайте. Скажете мне, что там дальше за садиком.

– Сейчас. Блин, туфля куда-то завалилась. А, вот она.

Шагов сначала не слышно, а потом ступеньки заскрипели – спускается по лестнице. Дверь открывается – с трудом, скребет по полу.

– Ух ты, ночью холодно уже. И скользко. – Я прямо вижу, как Тоня ежится. Натренировали меня Радж с Шанкаром. – Свет же нельзя включать? Хотя я и не знаю, где.

– А что, там тьма кромешная?

– Нет, что-то видно. Да я помню: там несколько кустов, столик со стульями и сбоку веревка для белья натянута. Блин, ударилась. – Действительно, стул заскрежетал по керамической плитке. – Вот, дошла. Знаете, здесь такой дощатый забор, я раньше не замечала. И калитка сбоку.

– Заперта?

– Вроде заперта. Нет, всего лишь на защелку.

– Осторожно открывайте. Маленькую щелочку сначала.

– Так, открыла.

– И что за нею? Садик соседей или улица?

– Улица. Но уже совсем на город не похожа.

– Машины есть припаркованные?

– Нет. Ни припаркованных, ни проезжающих.

– Это хорошо. А что напротив?

– Напротив скверик небольшой. В нем типа детской площадки. Там шалашик такой деревянный. Да, детская площадка.

– Соображу, отлично. Соберите свои вещи и ждите меня за калиткой, на улицу не выходите. Телефон поставьте на вибрацию. Я где-то через полчаса заберу вас. Позвоню за пять минут, а подъедем, посигналим фарами. Вы же можете видеть эту улицу?

– Я приоткрою калитку. Хорошо, все поняла. – В голосе никакой паники, даже замешательства не слышно. – А кто, вы считаете, в той машине?

– Коллеги дядюшки Лесли. Но с теми, кого они за собой могут привезти, лучше не встречаться.

А если все же встретится?

Я почти бегом вернулся к Раджу. Магазин, естественно, закрыт. А что дверь с цифрой восемь слева от входа? Тут же открылась. Возможно, не потому, что я подошел – из нее, поигрывая ключами от машины, выходил сам Радж.

– Ах да, мы же не попили чаю, – с улыбкой сказал он, делая вид, что приглашает меня в дом.

Я схватил его за руку:

– Радж, ты должен отвезти меня забрать одного человека. Такси я не могу взять. Но ты только подвезешь нас потом до метро, там недалеко, и я тебя сразу отпущу.

– Это опасно?

– Скорее всего, нет. Но мне так было бы спокойнее.

– Но хотя бы теоретически нас могут ждать там злые люди? За нами могут гнаться? В нас стрелять?

Я на каждый вопрос покивал. Раз уж ему так хочется.

– А я собирался тупо приехать домой, поцеловать детей и посмотреть крикет по телевизору. – Радж пикнул сигнализацией, и стоящий у тротуара неприметный небольшой «ровер» дважды салютовал нам габаритами. – Ну, садись.

Я сказал, что мы едем в Саутфилдс, и залез в гугловскую карту. Вот станция метро. Улица, где живет подруга – Реплингем-роуд. Хм, даже китайский ресторанчик обозначен, в котором я еду покупал. А вот севернее к ней другая улица начинает прижиматься, Пирбрайт-роуд называется. Да, вот и скверик, который детская площадка. Теперь я мог уточнить Раджу адрес. Он, хотя всю жизнь живет в Лондоне, ехал по навигатору. Электроника развращает: сейчас же никто пять на пять умножить не сможет, полезет за калькулятором.

На центральных улицах – мы пересекали весь город – движение, несмотря на поздний час, было плотное. Но едва мы переехали Темзу, как ощущение глухой провинции стало усиливаться с каждым километром. Я из чувства ответственности следил за дорогой со своим айфоном, но навигатор Раджа справлялся не хуже. Вот справа начался сквер, и я позвонил: «Мы совсем рядом. Выходите». Мигать фарами не пришлось – Тоня уже выскальзывала из дощатой калитки.

– Вот как-то так моя бабушка бежала в Калькутту, – сообщил Радж Тоне, едва та забралась на заднее сиденье. Машина тронулась.

– Бабушка? – Тоня недоуменно уставилась на меня.

– Потом, – сказал я. – Это целая «Махабхарата».

Радж счастливо улыбнулся. Нет, не так. Улыбнулся – это когда растянул губы, а потом снова их отпустил. А Радж как улыбнулся, так и остался сверкать своими белоснежными, какие бывают только у индийцев, зубами. Я уже как-то говорил, я во многих взрослых людях спонтанно вижу, какими они были в детстве. Радж был непоседой, но не задирой – из таких вырастают лучшие авантюристы.

Как я и обещал, он довез нас до метро «Саутфилдс» и остановился у банка, где я днем снимал деньги. Рискованная часть поездки заняла у нас от силы минуту.

– И это все? Это ваша работа? – спросил Радж, когда я прощался с ним. – Ни перестрелки, ни погони. Нет, моя жизнь куда более захватывающа.

– А вы кто по профессии? – не удержалась Тоня, которая тоже благодарно пожала ему руку.

– Я с восьми лет стою за прилавком в маленьком семейном магазине, – скромно ответил Радж.

2

Мы спустились в метро, в этот час почти безлюдное. Я снова взялся нести тот большой бумажный пакет с Тониными зимними вещами. Только кожаный плащ по случаю ночной прохлады Тоня надела на себя.

– Я как бомжиха – все свое ношу с собой, – сказала она, когда я поставил пакет на пол. Пользуясь отсутствием других пассажиров на перроне, мы перешли на русский.

– Как кто? – не понял я.

Тоня посмотрела на меня с недоумением. Потом сообразила, что только человек, не живущий в России, может быть в такой степени оторван от реалий местной жизни.

– Как лицо «без определенного места жительства». Бэ-О-Эм-Жэ, бомж. Бродяг у нас на родине больше нет.

Я сначала подумал, потом подумал, стоит ли говорить, и все-таки сказал:

– Боюсь, вы отныне представляете для меня такую же потенциальную опасность, как и Володя.

Тоня стрельнула в меня коротким сердитым взглядом.

– Я имел в виду, что вы теперь должны быть очень осторожны, если не хотите мне навредить, – поправился я.

Она поразмыслила секунду, продолжать ли ей обижаться, но решила, что не стоит.

– Вы даже не представляете себе, какой в вашем вражеском окружении у вас появился друг, – с самым серьезным видом сказала она. И через паузу: – А пару дней назад я была готова вас убить.

Что я на это мог сказать?

– А вы действительно работали с папой в Лондоне? – спросила Тоня.

– «Работали» – это сильно сказано. Я подключался здесь к одной веселой проделке.

– Вам папа понравился?

– Тогда да. Я почему-то хорошо запомнил, как он вас любит. «Моя принцесса».

– Он что, говорил об этом?

– Об этом не надо говорить. Один раз он при мне выбирал вам очередную, как я понял, далеко не первую Барби. Я потом удивился, когда узнал, что вам уже было шестнадцать.

Тоня весело посмотрела на меня:

– У меня их сорок две – Барби. Я долго выходила из детства.

– Не помню, какую он тогда вам купил. Он еще звонил вашей маме, советовался.

– Здесь не могу вам помочь. Говорю, у меня их столько!

– А второй раз меня как-то особенно тронул. Мне нужно было срочно передать Володе одну вещь, и он приехал с вами. Вы сидели в машине, слушали музыку. Не машинную магнитолу, какой-то девайс с наушниками. Потом он вернулся в машину, вы вставили ему в ухо один наушник, чтобы он тоже послушал, а потом поцеловали в щеку. Какой-то он вам купил диск, какой вы хотели.

– Нет, я помню это, помню! Это было у парка. Он купил мне в тот день такой маленький плейер для компакт-дисков. На батарейках, я потом с ним бегала по вечерам. – Тоня помолчала. – Так странно, что мы все опять оказались вместе.

Подошел поезд. Я собирался проехать пару станций и потом взять такси. Но мы оказались на той же линии, и народу в метро было мало, все на виду. Так что я решил ехать напрямую до самого места.

– Куда мы едем? – спросила Тоня.

Уже по-английски спросила – автоматически, но очень даже грамотно. Да, шумная компания аборигенов, я имею в виду белых англичан, болтала, сидя и стоя, лишь в противоположном конце вагона. Однако даже если слов не разобрать, мелодика чужого языка всегда привлекает внимание.

– Ко мне в гостиницу, – ответил я. Тоня как-то странно посмотрела на меня, и я добавил: – Надеюсь, у них найдется свободный номер.

«Кенсингтон Гарденс» был полон. Туда заехала группа делегатов на какой-то профессиональный слет жителей Британского Содружества Наций. Трое делегатов, судя по произношению, австралийцы, с уже пришпиленными к пиджакам бэджами, стоя пили кока-колу у автомата, продававшего в том числе и этот волшебный напиток.

– Вам действительно нужен еще номер? – спросила симпатичная быстроглазая блондинка за стойкой. Литовка из Каунаса, мы с ней поболтали пару ночей назад. – Просто заплатите еще за один завтрак и все.

– Можем залезть в интернет и посмотреть, где есть номера поблизости, – предложил я своей спутнице.

– Давайте уже где-нибудь приземлимся, – сказала Тоня.

И правда – уже ночь.

– Ваш ключ, – с готовностью протянула его мне девушка. Ей нравилось то, что, как она считала, в самое короткое время неминуемо произойдет.

Давно я не вел так в номер женщину. Горизонтальных видов на нее, как я это называю, у меня не было, но хотим мы того или нет, электрическое поле вокруг все равно возникает. Мы шли рядышком неслышными шагами по затянутому ковролином коридору, Тонино плечо коснулось моего и тут же отшатнулось. Потом я вставил ключ в скважину – в этой гостинице были не карточки, а старомодные ключи на тяжелой круглой бляхе, чтобы их не положили в карман и случайно не увезли. И Тоня снова странно посмотрела на меня. Удивительная вещь! Мы ведь с ней сегодня были одни в пустом доме, и кровать там, естественно, была, и Тоня в ней даже спала, более того, недвусмысленно предложив эту постель с ней разделить. Однако тогда и намека не было на магнетическое напряжение. А вот теперь оно возникло.

Я толкнул дверь, пропуская Тоню вперед. Она прошла, села на кровать – у меня в номере была широкая, двуспальная – и качнулась на ней пару раз, как делают дети. Я стоял в проходе – только пакет ее положил на пол. Напряжение в электрическом поле между нами нарастало – я физически чувствовал, что сейчас эти два метра, которые нас разделяли, прострелит голубая молния. Я никогда не отрицал, что Тоня была очень красивая – даже когда она была фурией. Но сейчас эта холодность с ее черт исчезла, во взгляде появилось что-то покорное, губы чуть раскрылись, стали трогательно беззащитными. Я прислонился спиной к дверному косяку. Вот это называется чары: когда твое тело не в состоянии отвезти взгляда, а твоя мысль – проложить себе другой путь, в обход.

Я сделал два шага к кровати, и Тоня встала.

– Я днем дурачилась, а сейчас действительно этого хочу, – проговорила она едва слышно, закидывая руки мне на плечи.

И тут произошло то, что мне в моем возрасте хорошо известно, но чему я до сих пор не перестаю удивляться. Только что я был я. Какой есть! Человек, достаточно нерешительный, потому что «как много нужно не знать, чтобы действовать». Постоянно подвергающий сомнению свои достоинства и с увеличительным стеклом исследующий собственные слабости и недостатки. Человек, не любящий свою внешность и считающий, что другие люди смотрят на него без антипатии исключительно в силу своей добродетельности. Я могу продолжать эту характеристику до бесконечности, как любой человек, достаточно отравленный интеллектом и всю жизнь наблюдающий себя. Но вот мои руки обвили эту женщину и стиснули ее гибкое, пружинистое, прильнувшее ко мне тело. Вот мои губы нашли ее губы – открытые, сочные, стремящиеся утолить свою жажду. И все – я превратился в кого-то другого. Теперь это был мужчина, просто мужчина, испокон веков прижимающий к себе женщину, чтобы взять ее. Превращение это произошло мгновенно. И так же мгновенно Тоня – которая совсем недавно была мне чужой, с которой мы еще утром были на ножах и которая, что ни ее, ни меня нисколько не смущало, по возрасту годилась мне в дочери, – так вот, Тоня стала просто женщиной. Женщиной, которую желал тот единственный мужчина, который в мире материи существует в виде отдельных особей.

Мы, не размыкая губ, стягивали друг с друга одежду, когда ожила моя гарнитура.

3

– Пол, это Амит, – сказал молодой голос.

Я все время забываю, что сам нахожусь под круглосуточной прослушкой. Интересно, мальчик сообразил, что здесь сейчас происходит?

– Сейчас, Амит. Одну минуту.

– Сто минут, – прошептала Тоня, дергая меня к постели. – Это подождет.

– А если нет? – так же шепотом сказал я. – Надо узнать хотя бы, в чем дело.

– Простите, если я не вовремя, – смущаясь, проговорил Амит. Все-таки просек ситуацию. – Но мне кажется, это срочно.

– Слушаю тебя.

Я хотел усадить Тоню на постель, но она высвободилась и прошла в ванную. Я не очень понял, в каком настроении. Обиделась?

– Это Объект А. Он по мобильному набрал свой служебный телефон, который мы прослушиваем, и, пока шли гудки, сказал что-то типа: «Ребята, я знаю, что вы здесь. Свяжитесь с Гусманом и попросите срочно мне позвонить. Достаньте его хоть из-под земли, это очень срочно».

– Откуда он звонил?

– Из Саутфилдс. Как я понимаю, из дома, откуда вы забирали девушку.

– Я могу позвонить ему через тебя?

– В режиме диалога нет. То есть технически-то это сделать просто, но нас засекут. И вас, и меня.

– Ладно, пойду найду автомат.

– Есть один вариант. Вы можете записать сообщение, чтобы он узнал ваш голос. Я отошлю этот файл с фантомного номера и запишу его ответ. Вы его послушаете и что-то скажете в свою очередь. И так далее.

– Это займет вечность.

– Вовсе нет. Люди ведь говорят именно так: сначала один говорит – другой слушает. Потом наоборот. Скажем, с пересылкой это займет раза в четыре больше времени, и все. Хотите попробовать?

– Давай.

Это действительно оказалось не так мучительно. Если опустить технические паузы, разговор с Осборном у нас получился такой.

Я: Приветствую вас, мистер Осборн. Что там у вас стряслось?

Осборн: Где Тони? Она с вами?

Отец Питера тоже называет ее Тони.

Я: Да. Мы увезли ее в надежное место. А что случилось? Вы же в Саутфилдс?

Осборн: Я приставил пару ребят, чтобы охранять Тони. Они перестали выходить на связь, я послал туда еще одну группу. В общем, тех наших парней убили. Дом взломан, но в нем пусто. Я думал, Тони похитили.

Тоня на этих словах вышла из ванной. Взгляд протрезвевший, обеспокоенный. Рассеялись чары, вспомнила, что враги наши не дремлют, все еще хотят нашей погибели. Садиться не стала, прислонилась плечом к косяку двери, как я перед этим стоял, слушает.

И что мне Осборну сказать? Что нельзя посылать людей на опасное дело, когда ты знаешь, что у тебя где-то утечка? Индийцы уверены, что по их связи меня с ними никто не может слушать. Но Осборн-то по мобильному говорит.

– Мы можем встретиться, чтобы поговорить не по телефону? – попросил Осборн. – Боюсь, меня опять прослушивают. Прямо сейчас.

Нет, он все понимает. Англичане просто недооценили противника. У русских же главный маневр – напролом.

Я: Ладно, давайте. Там, где вы были с девушкой утром. Через час, не раньше. Заберете меня на машине. Только проверьтесь как следует.

Осборн: Договорились. В час тридцать на том месте.

Тоня ждала, скажу ли я что-нибудь сам. И, не дождавшись, спросила по-русски срывающимся голосом:

– Еще что-то плохое? – Откашлялась. – С папой?

– Нет, с ним пока все в порядке. В дом вашей подруги пробрались посторонние.

– Они теперь ищут меня? Чтобы добраться до папы? – Я кивнул. – И что будем делать?

– Дай подумать.

Первое: Тоню не надо пугать. Бдительность пусть не теряет, но думает, что у меня все под контролем. Второе: ее надо срочно увозить из Лондона, но это мы сейчас с Осборном решим. Третье: раз Тоню ищут, надо расставить киллерам ловушку. Это опять Осборн. Четвертое: поскольку нам с ним встречаться, мне нужно изменить внешность. А у меня для этого лишь солнечные очки.

Я посмотрел на Тоню и подмигнул, чтобы ее подбодрить. Она слабо улыбнулась мне в ответ.

– Значит так, – голосом человека, который знает, как решить любую проблему, сказал я. – У тебя пара часов. Я бы прилег и попробовал заснуть, чтобы хорошо выглядеть. Потому что через пару часов я заеду за тобой и отвезу туда, где вы встретитесь с Питером. А дальше он умчит тебя в тот коттедж посреди романтической пробуждающейся природы.

– А ты?

Пройдя через фильтр общечеловеческой женщины и общечеловеческого мужчины, мы, не сговариваясь, перешли на «ты».

– Питер вряд ли захочет, чтобы я поехал с вами, если ты об этом. Да у меня и дела еще в городе. Слушай внимательно. Ты здесь без охраны и потому в полной безопасности. Но никаких звонков. Дай-ка мне все-таки твой мобильный. – Тоня послушно протянула мне телефон, и я положил его к своим, в электронный презерватив. – И по гостиничному телефону никому не звони. Дверь не открывай, на звонки не отвечай. Просто замри, и все будет в норме.

– А если ты не вернешься через два часа?

– Ты права. Мне на голову с притолоки может упасть танзанийская черная мамба, укус которой, как известно, летален в ста случаях из ста. Так вот, если меня не будет через четыре часа, спустись на улицу и из автомата позвони Питеру. Никаких указаний мест по телефону. Скажешь, что ждешь его там, где вы виделись утром. И подъедешь туда на такси. Давай-ка дам тебе денег.

– У меня есть, папа взял только пятьсот фунтов. – Тоня посмотрела на меня своим привычным, чуть насмешливым взглядом. – А как ты меня заберешь, если я должна не отвечать на телефон и никому не открывать дверь?

– Я скажу пароль. М-м… Вот такой: «Пьеса Шекспира, начинается на «А». И кончается тоже на «А».

Тоня сообразила и рассмеялась:

– Хорошо.

Она еще что-то хотела сказать, и я остановился:

– Что?

– Нет, ничего, – сказала Тоня, потрясла головой и снова засмеялась.

Хорошо ведь, когда человек, за которым охотятся убийцы, находит повод посмеяться!

Я двинулся к двери, и мы оба замялись. Как попрощаться? Просто кивнуть друг другу? Тоня нашлась первая: она обняла меня и поцеловала в щеку.

– Ты только осторожно.

– А ты поспи, – ответил я.

4

Я по лестнице спустился в холл. Быстроглазая литовка недоуменно смотрела на меня, но я сделал вид, что очень спешу, и даже не взглянул в ее сторону.

– Амит, – позвал я, отойдя на сотню метров от отеля.

– Слушаю, Пол.

– Моя маска по-прежнему доступна?

– Какая маска?

Действительно, он же ночной дежурный.

– Мне на базе твой дядя давал маску. Ее оставил в машине, но она мне снова нужна.

– Я не в курсе, но подъезжайте туда. Я предупрежу, чтобы маску разыскали.

– Там еще есть кто-то?

– Там всегда кто-то есть.

Я шел к метро и по дороги перехватил свободный кэб.

– Сохо, Театр Королевы.

Когда, преобразившись в налогового инспектора, я вышел к тому же Театру Королевы, было уже десять минут второго. Такси я поймал сразу, но все равно опоздал минут на десять. Осборн курил, присев на крыло серого «ланд-ровера». Водителя не было, теперь страхуется.

Сейчас я мог разглядеть его получше – тогда в машине, в темноте я мало что заметил. Он еще больше, чем на тех фотографиях, стал похож на Муссолини. Круглая компактная голова – брахицефал, по-научному. Такие часто бывают у полководцев и государственных деятелей, от Юлия Цезаря до Горбачева. Квадратный подбородок боевито выпячивается вперед, взгляд прямой, уверенный, без намека на мечтательность или иллюзии. С левой стороны над ухом шишка – не знаю уж, математическая или какая другая.

Мы пожали друг другу руку.

– Оставьте свой мобильный в машине и пройдемся, – предложил я.

– Хорошо.

Осборн открыл дверцу и положил в бардачок два мобильных. Мы не спеша шли по пустынной улице в сторону Бишопс-гейт. Осборн был явно расстроен потерей людей. Их застрелили сквозь окно машины. Соседи слышали только шум отъезжающего автомобиля. То есть кто-то подъехал или подошел совсем тихо, произвел несколько выстрелов из пистолета с глушителем, потом вошел в дом, прострелив замок, и, убедившись, что Тони нет, поспешно убрался из опасного места.

– Кто еще знал, что вы приставили к девушке охрану? – спросил я.

Осборн сжал губы и выпятил вперед подбородок. Не собирается отчитываться передо мной за их сложности и, вероятно, свою ошибку.

– Круг подозреваемых сужается, – коротко ответил он.

Я сочувственно хлопнул его по плечу. В этой работе все бывает.

– Давайте решим, как вывести девушку из игры, – предложил я. – Питер может же выехать прямо сейчас? Ну, через час-полтора?

– Конечно. Вы скажете, куда ему ехать?

– Я подвезу ее в тихое место, скажем, на Ганновер-сквер. Знаете, где это? – Осборн кивнул. – Будьте у банка Барклейс. Там одностороннее движение вокруг площади, мы всех увидим, если что.

– В три? В начале четвертого? – спросил Осборн.

– Где-то так. Вы же будете там сами?

– Разумеется.

– У вас найдется еще время? У меня есть некоторые соображения, как попытаться со всем этим покончить.

– Заманить их в ловушку?

– Да.

Осборн сжал челюсти так, что желваки пропечатались сквозь щеки.

– Я об этом все время думаю.

– Только… Только пока не отправим молодежь, прошу вас, никому никаких звонков. Даже не забирайте свои мобильные из машины. На такси поезжайте к Питеру.

Осборн с досадой покачал головой:

– Я представить себе не мог, что эти мобильные, как чума, как СПИД.

У всех у нас одно и то же сравнение.

– Да. И почему-то до сих пор никто не удосужился изобрести презервативы, – слукавил я.

5

Двери в «Кенсингтон Гарденс» были открыты, хотя любознательной литовки за стойкой не было – отошла куда-то на минутку. В холле вообще было пусто. Лифт, как показывала красная цифра, был на шестом этаже, и я его ждать не стал. Взлетел к себе на третий через ступеньку по лестнице.

Наша встреча с Тоней – согласитесь, уже в другом качестве, хотя ничего и не было, – произошла так. Спрашивать пароль она не стала. Замялась чуть, когда я постучал – она ведь только придуманный мною псевдоним знает. Но делать нечего, спросила:

– Это ты? – И уже шутливо: – Это ты, Клеопатр?

– Я, я. Открывай.

Дверь приоткрылась чуть-чуть, чтобы в щелку было видно мое лицо. Потом она распахнулась, а в следующий момент я получил такой удар между ног, что в голове у меня сверкнула молния. Это просто такое выражение: «в глазах потемнело от боли». На самом деле это вспышка. Боль была такая, что я повалился на пол и даже выпустил из руки свой драгоценный рюкзачок.

Я недавно мысленно укорял Мохова, что он не научил дочь тому, что знает сам. Я был неправ. Хороший отец рассказал своей принцессе об этой Ахиллесовой пяте, которая превращает самого свирепого насильника в беспомощного младенца.

Я хотел сказать Тоне, что забыл, что я в маске, но тогда мне было недосуг. Скрючившись, я катался по пахнущему моющими средствами ковролину коридора. А агрессорша приняла еще одну наступательную позу, и я простонал уже по-русски:

– Да я это, я. Черт, Тоня!

Голос человека в моем состоянии наверняка неразличим, но родной язык ее отрезвил.

– Я в маске, – выдавил я из себя еще три слова.

Встать я еще не мог, просто отталкивался от пола ногами, помогая Тоне затащить себя в номер.

– Блин, откуда я могла знать? – оправдывалась она. – Очень больно?

Она захлопнула дверь, и я откинулся на нее и попробовал вытянуть ноги. Так лучше, начинало отпускать.

– Это из тех вещей, которых тебе самой не испытать, а объяснить невозможно.

– Как роды? – тут же нашлась Тоня.

Она хотела помочь мне встать, но я остановил ее. Не надо экспериментировать: сейчас полегче, и хорошо.

– Я немного занималась карате, – не без гордости сообщила моя неслучившаяся любовь.

– Ах это было карате!

Я так и оставался сидеть на полу, пока Тоня закидывала в пакет вещи и надевала плащ.

В такси она какое-то время еще помнила, что нанесла мне пусть временное, но увечье. С сочувствием смотрела на меня, смешно, уточкой, вытягивала губы, как провинившийся ребенок. Я положил этому конец, сказав: «В том месте переломов не бывает, успокойся».

Она успокоилась. Сидела, едва касасясь меня плечом. Пару раз поворачивалась ко мне, как будто хотела что-то сказать. Потом – мы уже свернули на Брук-стрит – решилась:

– Слушай. Я не могу не уезжать сейчас с Питером?

Я даже не понял столь сложносочиненную фразу. Подумал, что это было буквально, что ей именно с Питером не хотелось оказаться вместе.

– Это почему?

– Ну… Можно я останусь с тобой?

– Тоня!

– Папа же мне будет звонить, – нашла она благовидный предлог. – И тогда нам лучше быть рядом.

– Но ты же знаешь все, что нужно сказать Володе. Что улика получена и отправлена, кому надо. Чтобы он нам верил и терпеливо ждал, не выбрасывал фортелей. И чтобы он сказал, как я могу его разыскать.

– Да, но папа же не в себе. – Тоня вцепилась мне в руку. – Нет, мне надо было взять тебя с собой, чтобы ты на него посмотрел. Он может сначала наломать дров, а потом мне позвонить.

– Но это что-то изменит? Будем ли мы в этот момент вместе или в разных местах?

Тоня убрала руку.

– Хорошо, я поняла.

– Тоня, смотри. – Теперь я взял ее руку в свои. Пальцы длинные, тонкие, ухоженные. – Если ты сейчас не уедешь, моей первой и постоянной заботой будет твоя безопасность. А сейчас важнее всего найти Володю. Тем более что – ты сама говоришь – он не в себе.

Тоня выдернула руку:

– Хорошо, хорошо. Я поняла.

Как я говорил, движение на Ганновер-сквер одностороннее, и тем это место и хорошо. Мы свернули налево и начали объезжать сквер. Площадь не такая уж маленькая, сквозь деревья просматривается плохо, но если за нами кто-то едет, он тоже будет вынужден повернуть налево. А на дальней стороне площади от банка и вдоль всего квартала есть стоянки для заказных автобусов, ночью они всегда пустые. Я давно это место присмотрел.

На стоянке, как я и надеялся, припарковались и «ланд-ровер» Осборна, и кремовая «мини» с разными черными наклейками, одинаково подходящими под определение «прикольные». Не самая солидная машинка для офисного работника. Хотя, я допускаю, что Питера недооцениваю – может, его внутреннее содержание не исчерпывается исками поставщиков мороженой трески. Мы проехали чуть дальше, и я попросил водителя высадить нас.

– Ты вон там сидела в машине со своим новым плейером, – показал я. – Когда ты еще собирала Барби.

– Да? – удивилась Тоня. – Я не помню. Парк запомнила, а где он был, нет.

Оба Осборна сидели в машине отца. Заметив нас, они вышли и деловито направились нам навстречу. Питер оказался очень привлекательным, чем-то на молодого Хью Гранта похож. Мы подошли ближе – просто красивый парень, видимо, в мать. Я протянул ему пакет с тониными зимними вещами:

– Это теперь ваша ноша. И ваша забота.

Тоня подошла к Питеру, и он обнял ее за талию:

– Не беспокойтесь за нее.

– Да, чуть не забыл. Отдайте свой телефон отцу.

Питер с сомнением посмотрел на Осборна.

– Давай, давай. Он дело говорит, – сказал тот.

Осборн взял мобильный сына и пошел забросить его в свой «ланд-ровер». Я подождал, пока он отойдет, залез в рюкзак и вернул Тоне ее телефон. Питер изумленно наблюдал за этими манипуляциями.

– Не забудьте, – напомнил я, – сами с него не делаете никаких звонков.

– Я помню.

Тоня протянула мне руку:

– Спасибо вам за все.

Достаточно официально это сказала. Не заподозрить, что наши отношения уже совсем в другой фазе сложности оказались.

– Берегите себя, – так же отчужденно попрощался я.

6

– У вас есть план? – спросил Осборн, когда прикольная «мини» укатила, и мы снова принялись мерить шагами тротуар.

– Есть. Но давайте сначала рассмотрим ваш.

– Нет, лучше сначала ваш. Вы этих людей хотя бы видели.

Осборн говорит так не потому, что ставит себя в зависимое положение – ЦРУ все-таки не МИ-5, это разные весовые категории. Наоборот, он хочет быть хозяином положения. «Пусть каждый выскажется, и я тогда решу».

– Да, видел. – Поломаться еще для вида? Поломаюсь: – Но вы знакомы с ними гораздо теснее.

Я мотнул головой, и Осборн потрогал свою бинтовую нашлепку на шее.

– Ничего, заживет. Так что вы предлагаете?

– Ладно. Предложение первое. Раз у вас существуют известные сложности, давайте задействуем наших людей, – сказал я.

Я не идиот. И не имею в виду ребят из лондонской резидентуры, которые – либо вслепую, либо вполне сознательно, в уверенности, что выполняют свой долг, – работают на киллеров. И уж тем более я не рассчитываю на людей ЦРУ, хотя их в Лондоне наверное не десятки, а сотни. Просто я уверен, что Осборна этот вариант не устроит. В этом случае он может быть вынужден уступить права на Мохова американцам. А у него свои задачи, он ради чужих амбиций каштаны из огня таскать не собирается.