Текст книги "Десять покушений на Ленина. Отравленные пули"

Автор книги: Николай Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

– Так и будем ехать всю дорогу в темноте? – тревожно спросил Ленин.

– Нет, Владимир Ильич, – ответил Бонч-Бруевич. – Выберемся на главный путь – включим электричество.

В купе Владимира Ильича собрались товарищи. Подали чай. Владимир Ильич, рассказывал о последнем заседании Совнаркома в Смольном, время от времени спрашивал у Бонч-Бруевича: все ли в порядке?

– Все идет по плану, Владимир Ильич.

Тем временем по перрону Николаевского вокзала не спеша прогуливалась женщина в полинялом пальто, в коротких ботинках на стоптанных каблуках. Она ходила взад-вперед уже несколько часов. Замерзли ноги, посинели губы. Лидию Коноплеву было трудно узнать. Куда подевалась вся ее красота!

Подали еще один состав с обшарпанными вагонами и паровозом с покривившейся трубой. Этот?! Коноплева бросила быстрый взгляд на людей, ринувшихся к вагонам. Ничего примечательного: мешочники, рабочие, солдаты. Показался дежурный по станции. Посмотрел на часы. Махнул рукой. Колокола не тронул. Паровоз, не прогудев, дернул состав, лязгнули тарелки буферов. Тут-то Коноплеву осенило: провели, одурачили. Правительство давно уже уехало. Погрузилось где-то в пригороде. Упущена такая возможность. Когда еще представится другая? И представится ли?

Коноплева открыла сумочку, зарыла поглубже теперь уже бесполезный револьвер. Она была вне себя! Вот что получается, когда дело не подготовлено должным образом. Одни разговоры… Суесловие… Возня. Нет хорошо налаженный разведки и отсюда – нулевой результат. Так продолжаться не может. Придется действовать одной. В таком ответственном деле можно положиться только на себя.

Она вконец продрогла и устала. Вернулась домой. Выпила крепкого чаю и стала ждать Бориса Рабиновича. Он пришел уже за полночь. Обескураженный и расстроенный. Правительственный поезд – он назвал даже номер – 4001 – ускользнул из Петрограда с "Цветочной площадки", что притулилась сбоку у Обводного канала. Придется ехать в Москву…

ИЗ СТЕНОГРАММЫ ЗАСЕДАНИЯ ВЕРХОВНОГО РЕВОЛЮЦИОННОГО ТРИБУНАЛА

ПЯТАКОВ:Том первый, лист дела 307. Протокол допроса Иванова Николая Николаевича: «Наше намерение путем порчи или взрыва бомбой паровоза помешать спокойному отъезду Совнаркома из Петрограда в Москву в марте 1918 года не осуществилось из-за плохой подготовки дела и преждевременного отъезда Совнаркома в Москву».

КРЫЛЕНКО:Правильно ли изложены ваши показания?

ИВАНОВ:Совершенно правильно.

КРЫЛЕНКО:От кого вам стало известно, что готовился взрыв паровоза?

ИВАНОВ:Вам не надоело задавать такие вопросы?

КРЫЛЕНКО:Нет, не надоело. Попытка не увенчалась успехом из-за неподготовленности дела?

ИВАНОВ:Да. У нас был план, но его не привели в исполнение: времени не хватило и не было средств. Речь, разумеется, не о деньгах.

КРЫЛЕНКО:Как же вы к этому факту отнеслись?

ИВАНОВ:Я говорил, что это довольно нелепая затея.

КРЫЛЕНКО:Вы рассматриваете это как террористический акт?

ИВАНОВ:Нет, просто как намерение демонстрировать волю петроградского пролетариата. /Смех в зале/.

КРЫЛЕНКО:Хороша воля!..

ИВАНОВ:Простите, я прошу вас не изменять моих слов: «взрыв паровоза или пути для того, чтобы помешать спокойному отъезду Совнаркома…»

КРЫЛЕНКО:А взрыв паровоза для того, чтобы помешать отъезду Совнаркома, это не есть террористический акт?

ИВАНОВ:Ни в коем случае! Это есть нежелание дать спокойно уехать тем, кто едет в этом поезде.

КРЫЛЕНКО:Крушение поезда должно было произойти?

ИВАНОВ:Нет, конечно.

КРЫЛЕНКО:Взрыв поезда вызвал бы жертвы…

ИВАНОВ:Ничего подобного!

КРЫЛЕНКО:Но при крушениях бывают жертвы!

ИВАНОВ:Да. Но в данном случае это исключалось. У нас была одна цель – помешать спокойному отъезду людей в Москву.

КРЫЛЕНКО:Когда намечалось взорвать паровоз? Когда люди будут уже в поезде?

ИВАНОВ:Конечно!

КРЫЛЕНКО:И это вы не называете террористическим актом? Об этом акте вы не считали нужным сообщить в ЦК ПСР?

ИВАНОВ:Совершенно не считал нужным.

КРЫЛЕНКО:Вы считали, что это в порядке вещей, сообщать незачем?

ИВАНОВ:Если бы подобный акт нами был бы произведен, ЦК ПСР об этом узнал бы.

КРЫЛЕНКО:Вы, кандидат в члены ЦК ПСР, узнали, что готовится взрыв паровоза поезда Совнаркома и ничего не предприняли, считали это в порядке вещей. Факт вы подтверждаете?

ИВАНОВ:Да, но я его осудил.

ШУБИН/защитник – Н.К./: Вы ведь к вопросам террора были не безразличны?

ИВАНОВ:Да, к вопросам террора, да.

ШУБИН:На какой точке зрения вы стояли?

ИВАНОВ:Относительно чего? Уточните.

ШУБИН:Относительно террора против советских деятелей.

ИВАНОВ:Я лично был сторонником террора.

В разговор вступил защитник Членов и, цитируя показания Иванова на предварительном следствии доказал, что ЦК ПСР знал от Иванова о готовящемся взрыве поезда Совнаркома, о покушении на едущих в нем советских работников во главе с В.И.Лениным.

Иванов все это подтвердил, но тут же оговорился, что ЦК не при чем, все готовилось отдельными лицами и Центральный Комитет не мог отвечать за их деятельность.

А.В.Луначарский усмехнулся и покачал головой: ну и ну! Прямо самосожжение какое-то.

– Меня интересует такой вопрос, – сказал он. – Кровавые планы вынашивались, разрабатывались. У вашего ЦК была возможность их не допустить, остановить. Но он почему-то этого не сделал. Почему?

– Были самочинные террористические акты, о которых ЦК ПСР мог не знать, – выкручивался Иванов.

Он умолк и выразительно посмотрел на Гендельмана, тот не замедлил поспешить на помощь.

– По-моему, Иванов просто оговорился. Он волнуется, его можно по-человечески понять. Он, конечно, имеет в виду не ЦК ПСР, а местные партийные круги, так сказать, самостийную самодеятельность. Допустим, кто-то хотел устроить демонстративную остановку поезда Совнаркома, что же здесь ужасного? Речь идет о не очень умных ура-патриотах. Люди просто не хотели, чтобы Советское правительство уезжало в Москву. Старые петербуржцы, знаете ли, патриоты своего города. Вот о чем можно говорить, а никак не о мифическим взрыве…

– Наивно, обвиняемый Гендельман, – перебил его Луначарский. – Детский лепет. Неужели вам не ясно, что остановить поезд или взорвать его – не одно и то же?

В зале откровенно смеялись и Гендельман сконфуженный – сел.

Чувствуя, что переиграл, притих.

СВИДЕТЕЛЬСТВА ВРЕМЕНИ

Из протокола допроса Л.В.Коноплёвой.

Показала: связи Губкома ПСР с железнодорожниками поддерживались через Шаскольского, который руководил партийной организацией эсеров в селе Рыбацком.

Персональные связи с железнодорожниками поддерживались Коноплевой, Н.В.Брюлловой-Шаскольской и Эстриным, который, как член Губкома ПСР вел переговоры о крушении поезда Совнаркома с А.Р.Гоцем через Е.Н.Рабиновича. Одна из бесед Эстрина с Гоцем происходила на квартире Коноплевой: Васильевский остров, 11-я линия, д.46…

ИЗ СТЕНОГРАММЫ ЗАСЕДАНИЯ ВЕРХОВНОГО РЕВОЛЩИОННОГО ТРИБУНАЛА

ПЯТАКОВ:Обвиняемый Гоц, вы отрицаете факт разговора с Рабиновичем относительно взрыва поезда Совнаркома?

ГОЦ:Я припоминаю, что действительно у меня был разговор с Н.В.Брюлловой-Шаскольской. Не помню, чтобы разговор ее был приурочен к отъезду поезда Совнаркома из Петрограда в Москву. Что же касается Эстрина, то я смутно помню, что был такой молодой человек, юный студент, который был привлечен к работе в 1917 году. Я узнал, что он работал в Губкоме ПСР. Характера его работы не знал. Встречался с ним раз или два. Не могу припомнить с его стороны никаких предложений…

КРЫЛЕНКО:Позвольте, прежде всего, запротоколировать, что Гоц признал факт разговора с Брюлловой-Шаскольской в марте 1918 года о терроре. Он признал, что ему известен Эстрин, что он с ним встречался один или два раза.

ИЗ ОБВИНИТЕЛЬНОГО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

Может быть признано для этого периода совершенно точно установленным:

1. Что партийные организации правых эсеров в этот период в лице их руководящих организаций, а именно ЦК в лице Гоца, Иванова и уполномоченного Рабиновича, а Петроградский Губернский Комитет в лице Брюлловой-Шаскольской и Эстрина замыслили ряд мер по организации покушения на крушение поезда Совнаркома при его отъезде в Москву.

2. Что для этого ими был предпринят ряд организационных шагов.

3. Что об этом готовящемся покушении знали, кроме иных лиц, также Семенов, Коноплева и Тисленко.

4. Что покушение не удалось по независящим от воли данных лиц обстоятельствам.

Перед отъездом в Москву Коноплева виделась с Гоцем. Твердо заявила, что после покушения спасаться не намерена. Вопрос о безопасности – это ее личное дело. Заговорила о револьвере. Рабинович предложил пули отравить.

– В этом случае, – сказал он, – выстрел будет обязательно смертельным…

Рабинович сообщил, что яд кураре Коноплева получит в Москве у В.Н.Рихтера. Отдал ей свой браунинг.

– В Москву поедете не одна, а с опытным боевиком, – заметил Гоц, – с Ефимовым, например. Ведь он вас учил стрелять. Коноплева согласно кивнула.

… Коноплева и Ефимов ехали в Москву в разных вагонах и даже выходя на станциях в надежде купить что-либо съестное, не показывали виду, что знакомы.

В Москве сразу же начались неудачи. На вокзале их никто не встретил. "Из конспиративных соображений" как объяснил потом Рихтер. Коноплева и Ефимов Москву знали плохо и с большим трудом разыскали нужный адрес.

Дверь им долго не открывали. Испуганный мужской голос пытливо расспрашивал, кто они и откуда. Долго щелкали задвижки и запоры. Наконец, дверь приоткрылась, и Рихтер буквально втащил их в полутемную прихожую.

– А вы как думали? В Москве сейчас кого только нет – и анархисты, и дезертиры, и налетчики.

– И все, конечно, наш пароль знают, – ядовито заметил Ефимов.

– Всякое бывает, – виновато хихикнул Рихтер. – Береженого бог бережет.

Действуя по этому принципу, Рихтер у себя гостей не оставлял. Ничего не стал говорить о делах, а предложил с дороги отдохнуть. Квартиру для них снял подальше от себя, предосторожности ради, в Большом Успенском переулке, в доме девять…

– Ах, да, – сказал он театрально, – вы же впервые в Москве! Но мне провожать вас никак нельзя.

Сделали так: Рихтер нанял извозчика, сказал ему, что надо доставить приезжих на Покровку, а там – рукой подать.

Проводил Коноплеву и Ефимова до пролетки, посоветовал разыграть перед хозяйкой квартиры любящую супружескую пару, иначе она может что-нибудь заподозрить…

– У вас как с документами? – спросил он. – Под какими вы именами?

Петр Ефимов был под своим собственным именем, а Лидия Коноплева, поскольку ответственной за террористический акт выделили ее, значилась по документам Анной Петровной Степановой.

Когда устроились на Покровке, Коноплева сказала Ефимову:

– Не нравится мне Рихтер. Почему он увильнул при встрече от делового разговора? Почему назначил встречу в каком-то Пименовском переулке. И глаза у него какие-то бегающие, уклончивые.

– Ладно, – ответил Ефимов. – Давай спать. Утро вечера мудренее.

На другой день в Пименовском, на конспиративной квартире, Рихтера не оказалось. Боевики застали там Веденяпина. Познакомились. Но и Веденяпин ничего не сказал им толком, а повез на свою квартиру, по Новинскому бульвару, на Садовой. По дороге, как гид, рассказывал о Москве, да и о чем было говорить при извозчике.

В доме по Новинскому бульвару их ждало очередное начальство – Тимофеев. Был он как-то подчеркнуто любезен. Сказал, что Рихтер достал для Ефимова хороший испанский браунинг и разжился ядом кураре. Обстановка сложная. Удалось выяснить, что Ленин живет в Кремле. Где находится его кабинет – точно узнать не удалось. Выезжает в город чрезвычайно редко…

Боевики бесцельно жили в Москве уже вторую неделю. В начале апреля к ним приехал Абрам Гоц. По его мнению, момент для покушения они уже упустили. Коноплева нервничала. Гоц, Тимофеев и Веденяпин успокаивали ее.

– Не огорчайтесь, – снисходительно говорил Гоц. – Момент для покушения на Ленина вам еще представится. Террористические акты необходимы. Они будут помогать нашей партии пробуждать массы от апатии, настраивать их против большевизма…

СВИДЕТЕЛЬСТВА ВРЕМЕНИ

ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА С.Н.КОНОНОВА

КОНОНОВ:Однажды, я встретил прапорщика Тягунова, весьма правого направления, весной 1918 года на Николаевской удице в Питере, недалеко от его квартиры. Он пригласил меня к себе, где находилось еще несколько человек. Тягунов рассказал тогда, что ими произведено в январе 1918 года покушение на Ленина при переезде его на машине… Сообщение Тягунова произвело на меня неприятное впечатление, так как я считал, что подобный поступок мог быть совершен белогвардейцами и монархистами. Тягунов мне сказал, что это покушение совершено военной организацией партии социалистов-революционеров.

ИЗ СТЕНОГРАММЫ ЗАСЕДАНИЯ ВЕРХОВНОГО РЕВОЛЮЦИОННОГО ТРИБУНАЛА

ПЯТАКОВ:Обвиняемая Коноплева, что вам известно об организации покушения на Ленина?

КОНОПЛЕВА:После того, как для меня определилась необходимость прибегнуть к террору как средству борьбы с большевиками, я обратилась к представителю ЦК ПСР в военной комиссии Б.Н.Рабиновичу частным образом. Предложила организовать покушение на Ленина, беря на себя роль исполнительницы.

КРЫЛЕНКО:Вы считались с серьезностью террористического акта и обратились за санкцией в ЦК ПСР?

КОНОПЛЕВА:Рабинович в царское время работал в боевой организации Поволжья. Он человек с опытом, разбирающийся в психологических вопросах и в этом отношении очень мне помог. После определенного периода проверки заявил мне, что со мной хочет переговорить член ЦК ПСР А.Р.Гоц.

КРЫЛЕНКО:Значит, проверку вы прошли успешно.

КОНОПЛЕВА:С Гоцем говорила с глазу на глаз. Как Рабиновичу, так и Гоцу я говорила, что покушение на Ленина должно носить акт индивидуального террора.

КРЫЛЕНКО:Как понимать «акт индивидуальный»?

ГОЦ:Ну, в том смысле, что объект должен быть индивидуальный и субъект. Не железнодорожные шпалы взрывать… Действовать более целенаправленно… Каждый член партии в конкретных случаях имеет право и должен сам решать, как ему поступать.

КРЫЛЕНКО:Обвиняемая Коноплева, вы согласны с трактовкой Гоца?

КОНОПЛЕВА:Покушение совершается с ведома ЦК ПСР, но если террориста схватят на месте покушения, он ни в коем случае не должен об этом говорить. Всю ответственность за террористический акт принимает на себя. Он обязан молчать даже о том, что является членом ПСР а говорить, что действовал по своей инициативе и разумению.

КРЫЛЕНКО:Когда подготовка к покушению наладилась и Коноплева и Иванова устанавливали путем посещения митингов, где бывает тов. Ленин, Совнарком выехал в Москву. Тогда Рабинович, по совету Гоца, отправился в Москву.

ГОЦ:Я не считал вправе отказать члену партии в его желании узнать мнение авторитетного органа по поводу его предложения и поэтому, между прочим, поручил Рабиновичу выяснить взгляд ЦК ПСР на предложение Конплевой.

КОНОПЛЕВА:По возвращении из Москвы Рабинович сообщил, что бюро ЦК ПСР считает акт индивидуальным и выделил для руководства работы члена ЦК ПСР В.Н.Рихтера.

ЧЛЕНОВ(Защитник второй группы эсеров отошедших от партии – Н.К.): Готовившееся покушение Коноплевой на Ленина Гоц и Гендельман пытаются представить опереткой… Надлежит ли ставить ее на сцене или не надлежит? Гражданин Гоц и гражданин Рабинович утверждают, что Московское бюро ЦК ПСР сказало – не надлежит. Коноплева и Ефимов утверждают, что результат поездки Рабиновича в Москву был тот, что оперетку ставить можно. Называлась эта оперетка – покушение на Ленина. Хорошая оперетка! От террористического настроения эсеры переходят к действию…

КОНОПЛЕВА:Я получила от Рабиновича деньги на дорогу в размере одной тысячи рублей. Ефимову, который ехал вместе со мной, был перед адрес члена ЦК ПСР В.Н.Рихтера. Выехали в Москву в двадцатых числах марта по новому стилю. Ехали по билетам железнодорожных служащих. Имели на руках командировки в Сибирь через Москву.

ГЕНДЕЛЬМАН:Многое вы в письме ЦК РКП/б/ не писали, а теперь на суде, все выложили. Почему?

КОНОПЛЕВА:Когда писала доклад в ЦК РКП/б/, не думала, что некоторые даже мелкие детали, существенны. Но когда на процессе цекисты начали ставить всякое лыко в строку, стала говорить подробнее.

ГЕНДЕЛЬМАН:Знал ли Ефимов, зачем едет в Москву?

КОНОПЛЕВА:Должен был знать. С ним обо всем говорил Рабинович. О том, что Ефимов саботировал работу по слежке за Лениным, не знала. Хотя замечала, что он к делу покушения в Москве заметно охладел.

ПЯТАКОВ:Обвиняемый Веденяпин, отрицаете ли вы показания Коноплевой в части, касающейся вас?

ВЕДЕНЯПИН:Из Петрограда в Москву я выехал в конце февраля 1918 года. В Москве был введен в бюро ЦК ПСР. Занимался распространением литературы. В Пименовском переулке существовал легально действующий ЦК ПСР. Там же размещались областной и губернский комитеты ПСР. Возможно, в Пименовском переулке и встретил Коноплеву. Знал ее по Питеру. Мог дать ей свой адрес. Это естественно. Я допускаю. Но какого-нибудь разговора в связи с покушением на Ленина, я с Коноплевой не вел. Я это категорически заявляю.

КРЫЛЕНКО:Вы не помните или не вели?

ВЕДЕНЯПИН:Я таких разговоров не вел.

КРЫЛЕНКО:Устанавливаю: Коноплева встретила Веденяпина в Пименовском переулке. Веденяпин жил с Тимофеевым на Новинском бульваре. Весь петроградский период Веденяпин был кассиром ЦК ПСР, а в Москве уже не был. Но об этом члены ПСР могли не знать и за деньгами явились к нему.

ПЯТАКОВ:Обвиняемый Гоц, что вы можете сказать относительно встреч с Коноплевой в Петрограде и Москве?

ГОЦ:Коноплеву я знал. Она не произвела на меня тогда впечатление человека волевого, человека-монолита, человека, охваченного идеей индивидуального террора. Разумеется, Лидия Васильевна не истеричка. Но нервы ее явно расшатаны. Я опасался, что в нужный момент не хватит решимости и силы нажать на спусковой курок или бросить бомбу. К желанию Лидии Васильевны совершить индивидуальный террористический акт я отнесся прохладно…

Отговаривал, а точнее, предостерегал ее от неразумного и опасного шага на пути индивидуального террора.

Очевидно, Коноплева мыслила свою роль не в качестве Жанны Д^Арк, мстящей за национальное поражение, а в качестве Шарлотты Кордэ, мстящей за революцию, которую большевистская власть исковеркала, извратила, прикрываясь именем социализма, толкая ее на путь, которым революция идти не должна. Мотивы, которые толкали Коноплеву на индивидуальный террор, были не национальные, а революционные. Должен сказать о Ефимове… Я знал его как товарища по каторге. Знал, что он работает в нашей организации. Знал, что он никогда не занимал в ПСР ответственных постов и крупной роли не играл. Это был серый, будничной работы человек – для поручений и только. Я не помню, чтобы он проявил себя в каком-нибудь ответственном деле.

КРЫЛЕНКО:Скажите, на заседании ЦК, когда встал вопрос о терроре, лично вы голосовали «за» или «против»?

ГОЦ:Полагаю, личные, субъективные взгляды, высказывать здесь неуместно.

КОНОПЛЕВА:Что бы о нас сейчас с Ефимовым ни говорил Гоц, тогда, в апреле 1918 года, он нас боготворил, назвал героями народовластия. Воодушевленная его поддержкой, я тогда решила, что через некоторое время вернусь в Москву, налажу связи, расширю круг знакомства, соберу нужные сведения о Ленине и снова попытаюсь его убить.

ПЯТАКОВ:Обвиняемый Тимофеев, вы подтверждаете или отрицаете показания Коноплевой?

ТИМОФЕЕВ:Пусть судит Трибунал.

КРЫЛЕНКО:У меня два вопроса.

ТИМОФЕЕВ:Еще два слова. О том, что Рихтер принимал участие в подготовке покушения на Ленина, я абсолютно не слышал. Если бы это дело возглавил ЦК ПСР, то оно должно бы быть поручено мне. Во-первых, как вам известно, я ведал военной организацией. Во-вторых, из состава бюро единственным человеком, наиболее подходящим был я, а отнюдь не Рихтер, который мог великолепно излагать историю итальянских новелл, ни никак не заниматься подготовкой покушений.

ДАШЕВСКИЙ:Почему вы себя выставляете единственном членом ЦК, способным к боевой работе? Были ведь и другие работники в Москве, кто мог бы более успешно руководить, например, Зензинов.

ТИМОФЕЕВ:Ни в коем случае.

ДАШЕВСКИЙ:Почему?

ТИМОФЕЕВ:Он боевик типа Рихтера.

ДАШЕВСКИЙ:Почитайте его воспоминания. Известно ли вам, что этот боевик «типа Рихтера», в 1906–1907 годах входил в состав боевой организации Савинкова?

ТИМОФЕЕВ:Зензинов в эту организацию не входил. Гоц может лучше на это ответить.

ГОЦ:Не припоминаю. У меня плохая память.

ДАШЕВСКИЙ:В.М.Зензинов в «Боевую организацию» ПСР вступил в январе 1906 года. Это он после убийства Петром Куликовым московского градоначальника Шувалова по просьбе А.Гоца написал прокламацию, заканчивающуюся словами: «По делам вашим воздается вам». Гоц возродил этот лозунг в 1917 году, но уже по отношению к большевикам. Вот почему у него вдруг отказала память.

КРЫЛЕНКО:Устанавливаю, что в марте 1918 года член Московского бюро ЦК и член ЦК ПСР Рихтер находился в Москве. Рабинович приезжал в Москву, сообщал бюро о намерении Коноплевой совершить покушение на Ленина и получил на это разрешение.

ЕФИМОВ:На предварительном следствии я не сказал того, что скажу на суде. Приступаю к изложению фактов.

КРЫЛЕНКО:Вы хорошо стреляете?

ЕФИМОВ:Я судился за покушение. Участвовал в боевых делах эсеровских районных дружин. Так что со стрельбой знаком.

КРЫЛЕНКО:Значит, зря ваши руководители говорят, что взялись не за свое дело…

ЕФИМОВ:Брешут… Рабинович при второй встрече сказал, что центр боевой работы переносится в Москву. Туда переехал Совнарком. Сообщил адрес Рихтера. Сказал, что меня хочет повидать Абрам Рафаилович Год. Я знал его по каторге. Мы встретились в редакции газеты «Дело народа». Разговор был кратким. Он спросил, еду ли я в Москву. Я ответил, что еду не один, а с Коноплевой. Гоц заметил, что мы поступаем в распоряжение В.Н.Рихтера и сообщил его адрес. Хотя адресом меня снабдил еще раньше Рабинович.

… Мы нередко обедали и ужинали вместе с Рихтером. Я спрашивал его, как партия откликнется на акт покушения? Он отвечал, что возможно ЦК партии будет его трактовать, как возмущение большевистскими порядками одного из граждан, партия может покушение открыто не признать. Это меня поразило. Ибо перед отъездом из Петрограда мне было сказано, что на все имеется санкция ЦК ПСР.

КРЫЛЕНКО:Кем было сказано?

ЕФИМОВ:Рабиновичем, после услышанного от Рихтера я долго бродил по Москве. В голове был какой-то туман, Рихтер что-то не договаривал. После того, как Борис Моисеенко отказался принимать участие в покушении на Ленина, мне стало ясно, что дело это не чистое.

КРЫЛЕНКО:Вы слышали, как характеризовали здесь Рихтера?

ЕФИМОВ:Вполне согласен, что это шляпа. Не знаю, почему нам такую шляпу дали в руководители. Да, я упустил вопрос на счет яда кураре. Помню, как Рихтер достал яд. Он находился в небольшой бутылочке с притертой пробкой. Виднелось всего несколько бурых или темно-коричневых кусочков. Позднее этот яд оказался использованным в Петербурге против Володарского, а в Москве против Ленина.

КРЫЛЕНКО:Можете ли вы утверждать категорически, что Гоц знал о покушении на Ленина?

ЕФИМОВ:Я утверждаю безусловно категорически.

ШУБИН:Подсудимый Тимофеев говорит: "Почему по вопросам террора обращались не ко мне? Почему Коноплева приезжала в Москву и обратилась к «шляпе» Рихтеру, а не ко мне? Потому гражданин Тимофеев, что сношения с террористической группой были поручены тем членам бюро ЦК ПСР, которые голосовали за террор. Тимофеев, хотя и знал о цели поездки Коноплевой он беседовал с ней об этом накануне отъезда, лично не очень восторженно относился к этому акту… Тимофеев лично не был за террор. У него были другие планы подрывного характера. Он больше западник. Он больше по части сотрудничества с французской миссией, с которой заключил соглашение о подрывной работе против Советской власти. Вопросами террора Тимофеев лично не занимался. Не к нему направлялись исполнители покушения, поэтому – то он все на себя сейчас тянет. Не вам, Тимофеев, ЦК ПСР поручил руководить террористической работой. Этим занимались другие лидеры эсеров. Вы говорите – Рихтер – «шляпа», не занимался военной работой. Вот в том-то и дело, что Рихтер принадлежал не к тем цекистам, которые вели подрывную работу, он был больше на поверхности, больше встречался с коммунистами, больше был связан с той средой, где можно было получить сведения о тов. Ленине…

Тимофеев объяснил, что обстановка была такова, что комиссаров можно было бить походя. Конечно, в такой обстановке Рихтер был полезен, чтобы узнать, где кого можно было найти, чтобы не компрометировать военной организации, чтобы непосредственно с ней не связать Коноплеву, идущую на индивидуальный акт. И если к этому прибавить, что Рихтер, вероятно, был в числе членов бюро ЦК ПСР, которые голосовали на февральском пленуме за террор, то все загадки, которые здесь задавали цекисты, разгаданы вполне.

ИЗ ОБВИНИТЕЛЬНОГО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

"В… покушении на Ленина в марте 1918 года принимал участие: во-первых, Рабинович, в качестве прикомандированного от ЦК к Военной комиссии руководителя работы последней, привезшего специальную санкцию на акт из Москвы; во-вторых, в качестве непосредственного руководителя, назначенного ЦК и передавшего Коноплевой яд кураре – член ЦК /правых эсеров – Н.К./ Рихтер, в-третьих, члены ЦК Тимофеев, Гоц и Веденяпин, знавшие о поездке Рабиновича в Москву за санкцией. Коноплева и Ефимов устанавливаются в качестве исполнителей.

Итак, четыре члена ЦК: Рихтер, Гоц, Тимофеев и Веденяпин уличаются этими данными в официальном если не в руководстве, то полной осведомленности о готовящемся покушении. Форма, в которой имел быть совершен террористический акт, устанавливается как акт индивидуальный, не связанный с деятельностью партии /правых эсеров – Н.К./ как таковой, но тем не менее совершенный с ведома партии, ее благословения и под ее руководством.