Текст книги "Призванный хранить"

Автор книги: Николай Буянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

Радист Карл Ломбарт первым заглянул в пролом и удивлённо присвистнул.

– Господин майор!

Фон Курлах, расположившийся было на отдых, сплюнул с досады, посмотрел внутрь колодца и распорядился:

– Несите верёвки. Райнер, спустишься вниз. Будь осторожен: кто знает, может, это русская ловушка для идиотов вроде нас...

Однако с первого взгляда стало ясно: этих сундуков человеческая рука не касалась много столетий. Поэтому вытаскивали кофры на поверхность, сбивали запоры и открывали крышки уже без всякого опасения. И без всякого опасения, исполненные прямо-таки телячьего восторга, хватали золотые чаши, напяливали на себя украшения, брали пригоршнями и, дурачась, подбрасывали вверх драгоценные камни, которым не было числа, как булыжникам на дне реки. Типичная «золотая лихорадка», с усмешкой подумал Арик, читавший когда-то Стивенсона в дядюшкиной библиотеке. Если до утра не перегрызёмся и не перестреляем друг друга из-за лишней монетки, придётся таскать сокровища в корабельный трюм: работа (если опять же верить Стивенсону) не менее нудная, чем разгрузка вагонов с цементом.

Он в задумчивости обошёл вокруг остова башни и с уважением коснулся каменной кладки. Силища.

– Умели строить эти русские, – сказал кто-то.

– Не русские, а грузины, – автоматически поправил Арик. – Или хевсуры, или осетины. Или аланы.

– Откуда ты знаешь?

– А у него до войны была русская баба, – хихикнул Карл Ломбарт. – Наверняка делала минет и попутно выведывала стратегические военные планы, а, Вайзель?

На его груди, обтянутой камуфляжем, болтались бусы из янтаря, ожерелье из слегка потемневшего жемчуга и несколько серебряных браслетов – не отличавшийся тонким вкусом радист повесил их на себя, связав репшнуром.

– Заткнись, – беззлобно сказал Арик и тоже хихикнул. – Ты похож на педика. Только губы не накрашены.

– Заткнитесь оба, – раздражённо бросил фон Курлах. – Ломбарт, установи связь с базой, доложи о находке. Спроси, какие будут распоряжения. Остальным – вернуть побрякушки на место, все до единой. И нужно будет составить подробную опись.

– Но, господин майор, – удивился Райнер. – Это займёт не меньше суток...

– Значит, будем сидеть здесь сутки. – Курлах щелчком отшвырнул сигарету и с ненавистью посмотрел на груду сокровищ, тускло блестевшую в предвечернем солнце. – Кто ещё не понял, мальчики, – мы нашли на свою задницу массу приключений. Ломбарт свяжется с базой, база запросит Берлин, Берлин подумает и даст команду доставить ценности в рейх – не оставлять же большевикам. Самолёт здесь не сядет, да и не долетит сюда: зенитки собьют. Стало быть, придётся тащить это дерьмо на своём горбу. По тылам русских. – Он сплюнул с досады. – Ей-богу, лучше было бы снова закопать эти сундуки – там, где они лежали. Да поздно...

Они шли цепочкой, след в след, протравливая верёвку в ладонях и тяжело опираясь на ледорубы. Изредка кто-нибудь приподнимал голову, чтобы сквозь тёмные очки взглянуть на солнце. И мерил глазами собственную тень, которая с каждой минутой делалась всё короче, словно издеваясь над хозяином.

Они ненавидели солнце.

Они обрадовались бы сейчас любой, самой мерзкой непогоде: дождю, туману, ледяной крупе и мокрому снегу. Непогода укрыла бы их – надёжно, как пуховое одеяло в детстве укрывает от ночных кошмаров. И от страшных чудовищ, которые выползают из углов комнаты, стоит лишь погасить лампу. Подумать только: все они когда-то боялись темноты – почти так же сильно, как сейчас боялись света.

Только когда ледник внезапно упёрся в крутой, почти вертикальный жёлоб, зажатый меж двух тёмно-коричневых скал, они с облегчением вздохнули.

– Кажется, проскочили, – пробормотал майор. – Осталось подняться на седловину, найти спуск поприличнее, и – домой, к мамочке. Ломбарт, Кунц – в охранение, остальным – десять минут отдыха.

Арик привалился спиной к рюкзаку и с блаженством вытянул ноги. Напряжение последних суток спало: здесь, в районе Верхнего Баксана, была своего рода ничейная полоса, проходившая вдоль неширокой, метров пять, ледовой седловины. Дальше, за хребтом, километрах в трёх, начинались порядки 17-й армии генерал-майора Венца.

– Чудно, – сказал Райнер, ловко вскрывая ножом банку консервов. Протянул Арику – тот взглянул и поморщился: эрзац-свинина с витаминными добавками аппетита не вызывала. – У нас в мешках побрякушек на пару миллионов марок – впору чувствовать себя арабскими шейхами. А я чувствую себя как портовый носильщик.

– Не волнуйся, – лениво отозвался Арик.– Может, схлопочешь на грудь медальку... А лучше – отпуск домой (он вдруг с удивлением обнаружил, что хочет туда, в дождливый серый Эммерих: снега, скал и солнца он наелся до тошноты).

– Подъём! – рявкнул майор над самым ухом.

Они вскочили – настолько резво, насколько позволяли гудевшие ещё со вчерашнего дня ноги.

– Вайзель, говорят, ты большой специалист по Кавказу? Значит, пойдёшь первым, – распорядился Курлах. – Поднимешься слева от кулуара, там безопаснее, и скалы почти не разрушены. Выйдешь на гребень – осмотрись и закрепи перила. Слишком не высовывайся и не расслабляйся. Мало ли... – Он суеверно сплюнул через плечо. – Приказ ясен?

– Так точно, господин майор! – Арик поправил обвязку на груди и зачем-то подёргал страховочный карабин. Размял кисти рук и подошёл к основанию желоба, прикидывая, с какой точки начать подъём.

Лезть было несложно – почти как когда-то в Альпах, в далёкой прошлой жизни. Там, где осталось брызжущее радостью солнце, сговорчивые девочки из Сант-Галлена и швейцарец-инструктор, у которого половина русских альпинистов ходили в кунаках. Арик вышел на гребень возле острого, как драконий зуб, скального выступа. Он привязал верёвку, сбросил её конец вниз и махнул рукой: давай!

Кунц, стоявший внизу на страховке, поднял большой палец: понял, иду.

И медленно осел на снег. У него было абсолютно спокойное и чистое лицо – его портила только крошечная отметина над правой бровью, будто он слегка оцарапался, упав с велосипеда.

Никто из «эдельвейсов» даже не повернул головы. Они очнулись лишь через пару долгих секунд, когда из-за отрога скального островка метрах в пятидесяти от них раздался второй хлопок (радист Ломбарт, донимавший Арика расспросами о его русской подружке, вдруг ткнулся носом в ледяной наст, да так и остался лежать, нелепо вывернув правую руку), потом ещё один, и ещё – пули взрывали снег красивыми искрящимися на солнце фонтанами...

Самое опасное в горах – это люди, мой мальчик...

Грохотало уже все вокруг. Пули плотными роями летели из-за каждого валуна, из-за каждого выступа. Что-то орал майор Курлах, тщетно пытаясь наладить оборону. Арик лежал на гребне ни жив ни мёртв, вжавшись лицом в землю и на слух стараясь определить, откуда ведётся огонь. Мёртвый русский снайпер в простом ватнике и кирзовых сапогах с хрустом проехал мимо него на спине по каменной осыпи и остался лежать, разбросав руки, у самого края обрыва. Кто-то закричал снизу, с ледового плато. Райнер, понял Арик, и мысленно перекрестился: крик был тоскливый, тонкий, будто свинью резали, предсмертный...

С ледника стреляли теперь только три «шмайссера». Потом их осталось два. Потом – один, и очереди из него становились все короче: майор Курлах экономил патроны...

– Мамочка, – прошептал Арик посиневшими губами. – Мамочка, я не хочу умирать, не хочу!!!

Потихоньку, дюйм за дюймом он принялся подтаскивать к себе страховочную верёвку. В верёвке было его спасение: если бы удалось выбрать её и сбросить с другой стороны откоса, можно было бы спуститься с седловины и уйти незамеченным. Живым.

Господи, молил он, сделай так, чтобы я вернулся домой. Обещаю, что ни за что и никогда не уеду оттуда. Сожгу рюкзак и выброшу в Рейн ледоруб. И даже на гору песка, сваленную с баржи у складов, буду смотреть с отвращением...

А потом автомат майора замолчал. Повисла гулкая тишина – будто в пустой квартире, из которой вынесли мебель. Лишь чёрные тела лежали на подтаявшем снегу: смерть настигла «эдельвейсов» кого где – кого в горячке боя, кого в бестолковых попытках спастись... Но спастись не удалось никому: русские, укрытые склонами, били прицельно, на выбор, точно охотники на сафари.

Они не спешили показываться. Они выжидали: там, на плато, вполне мог затаиться кто-то опасный, живой, прикинувшийся мёртвым, – чтобы подпустить их поближе и срезать автоматной очередью. Или рвануть чеку из гранаты – чтобы не уходить в одиночку. И Арик немо подгонял их: ну, давайте, идите вниз! Суньте нос в рюкзак майора, или Райнера, или идиота Ломбарта – гарантирую, забудете обо всём на свете...

Русские, казалось, вняли его молитвам. Осторожно сужая кольцо, они вышли из своих укрытий и спустились на ледник – он видел, как один из них, высокий и слегка сутулый, перевернул немецкого радиста на живот, снял с него мешок и, издав возглас удивления, что-то крикнул остальным.

Пора. Арик, затаив дыхание, сбросил конец верёвки по другую, дальнюю от ледника, сторону откоса, привычно лёг на неё спиной и щёлкнул карабином. Оттолкнулся подошвами ботинок от гребня и заскользил вниз, ощущая восторженную пустоту в районе желудка. Спасён, пело все внутри него. Спасён, чёрт всех возьми!!!

Пуля клюнула его в шею. Он не почувствовал боли – только лёгкую досаду. Ноги вдруг перестали слушаться, и он беспомощно повис на страховочном фале, флегматично подумав, что надо, пожалуй, сбросить рюкзак – в конце концов плевать на сокровища, очень уж мешают...

На память почему-то пришёл подъём на Кезген-баши: там он точно так же сорвался со скалы и долго висел в пространстве, извиваясь, как червячок на леске. Он бы улетел в пропасть, если бы не Наденька: она вовремя, чуть ли не зубами, вцепилась в конец верёвки (майн готт, он ведь был почти вдвое тяжелее её!) и закричала:

– Не волнуйся, я держу тебя! Попробуй раскачаться и дотянуться до выступа!

В горле булькало что-то отвратительно липкое и горячее. Арик сплюнул кровью и увидел застрелившего его русского снайпера. Тот показался на гребне, постоял секунду и стал осторожно спускаться, держа винтовку под мышкой. На снайпере были традиционный ватник и сапоги (как они умудряются лазать в сапогах по скалам? Я и по ровному-то леднику не прошлёпал бы в них больше километра...).

Что-то неправильное было в фигуре русского. Тот как-то странно, очень уж плавно двигался и слишком узко ставил ноги – будто шёл по линеечке. Арик напряг зрение.

И вдруг понял, что перед ним женщина.

– Надя, – прошептал он.

Она спасёт меня. Вытащит, как вытащила три года назад на Кезгене. Худо только, что идёт без всякой страховки, дурочка, а склон-то опасный, скалы рыхлые, и снег подтаял на солнце...

Этот «эдельвейс» показался ей непонятно знакомым. Она прильнула к оптическому прицелу, стараясь рассмотреть его получше, но – эти его чёртовы защитные очки, и нашлёпка из марли на обгоревшем носу, и несуразная пятнистая кепка с длинным козырьком... Палец замер на спусковом крючке, но мозг уже дал команду, и она выстрелила. Немец дёрнулся и закачался на верёвке: Наденькина рука чуть дрогнула – впервые в жизни...

Секунду помедлив, она вышла из-за валуна, спустилась по откосу и встала на уступ, как раз напротив раненого. Держась одной рукой за трещину в скале, она попыталась другой поймать верёвку, на которой висел немец. Он почувствовал её приближение, повернул к ней лицо и что-то сказал...

Кажется, он назвал меня по имени.

Да ну, отмахнулась Наденька от собственных мыслей. Мистика. Быть того не может (кузов грузовика, робкий поцелуй – этот немец, оказывается, совсем не умел целоваться...). Она снова потянулась за верёвкой, и в этот момент камень, на котором она стояла, вдруг оторвался от склона.

Она ничего не поняла – не успела понять, все произошло слишком быстро. За спиной неожиданно образовалась пустота. Пустота приняла её, как свою, – будто ждала многие годы, терпеливо и преданно, как ждёт, наверное, только мама, каждый раз выбегая за ворота, когда раздаются шаги в конце улицы...

Арик хотел удержать её. Он бы удержал обязательно, если бы не темнота, вдруг окутавшая горы. Солнце как-то очень быстро и стыдливо закатилось за перевал, он перестал видеть и ощущать своё тело. Русская девушка со светлыми волосами и глазами цвета горного ручья медленно и долго летела в пропасть, а он тянул и тянул к ней руки...

Глава 1
АНТОН

Приэльбрусье, район хребта Светгар, лето 2001 г.

Каша подгорела.

Антон шумно втянул носом воздух и обречённо подумал, что ужин на сегодня, похоже, отменяется. Светочка Аникеева, при всех её несомненных секс-достоинствах, готовить абсолютно не умела. Видимо, справедливо полагая, что грядущий муж – глава нефтяного концерна, крупный продюсер, арабский шейх, отечественный владелец автостоянки – обеспечит её всем необходимым в жизни, включая штат поваров-итальянцев.

При мысли о спагетти Антону поплохело. Он почти наяву представил себе их – длинные макароны, свёрнутые аккуратной горкой и обильно политые кроваво-красным кетчупом... Кашеварила бы сейчас Динка Ульмиева – они ни за что не остались бы голодными. Дина, казалось, родилась на кухне и выросла при узбекском плове, украинском борще и среднерусской жареной картошке с яичницей. Ходить её наверняка учили половник с шумовкой, колыбельную пел вытяжной шкаф, а с буквами она знакомилась не по азбуке, как все нормальные дети, а по поваренной книге. Ещё она недурно шила (Светке, к примеру, из кусков голубого капрона сварганила ветровку, выглядевшую, словно эксклюзивный вечерний ансамбль), могла забить гвоздь в стену и имела первый разряд по скалолазанию. И украдкой писала стихи в потрёпанный блокнотик с Микки-Маусом на обложке. Все дурнушки в этом мире почему-то пишут стихи и хорошо готовят: наверное, потому, что им не светит арабский шейх. Впрочем, не всё так однозначно.

Светочка вызвалась дежурить (сама! добровольно!!!) после того, как красавец Казбек, старший в их группе, на предыдущем привале, отужинав восхитительной картофельной запеканкой по-сицилийски, проникновенно сказал Динке «спасибо» и даже поцеловал в розовое ушко. Динка скромно зарделась, а Светка следующим вечером, едва скинув рюкзак, нырнула в палатку и полтора часа посвятила макияжу. С первыми красками вечерней зари она королевской поступью вышла наружу.

Паша Климкин, самый молодой член группы, сдавленно икнул. По юношеской неопытности он пылал к Светке тихой всепоглощающей страстью: мыл за ней посуду, тайком подбрасывал цветы в её палатку, мечтал поскорее вырасти и вызвать счастливого соперника Казбека на поединок. И видимо, не подозревал, что к тому времени Светка благополучно выйдет замуж, родит двух детишек, потолстеет, обабится и будет страдать водянкой, а Казбек состарится и осядет на какой-нибудь горнолыжной базе – продавать билеты на подъёмник...

Но это будет потом, ещё не скоро. А пока – Светка вышла из палатки, оросила воздух Приэльбрусья ароматом дорогих духов и, демонстративно не замечая вероломного Казбека, предложила Диночке сменить её у примуса. Диночка удивлённо согласилась. А ещё через полчаса каша безвозвратно сгорела. Её ещё можно было, вооружившись ледорубом, отскрести от стенок котла, сложить в полиэтилен и закопать до худших времён, но употреблять в пищу...

Не будь Светка дамой – схлопотала бы сейчас подзатыльник, сердито подумал Антон и сплюнул в куст бузины. Наверное, остальных посетила та же мысль (разве что за исключением влюблённого Пашки: тот с радостью готов был простить своей Дульсинее любые мелкие прегрешения, включая собственную голодную смерть), потому что она на всякий случай сделала шаг назад и неуверенно произнесла:

– Ребята, ну что вы? Я же хотела как лучше...

– А получилось как всегда, – мрачно закончил Казбек цитату из классики. – Антон, тушёнка осталась?

– Валдайская, – так же безрадостно отозвался тот.

Тушёнку производства ТОО «Валдай» по неписаным законам гор всегда оставляли на самый чёрный день: она была жидкая и солёная, как Мёртвое море, и почему-то пахла солидолом.

– Ничего страшного, – великодушно сказала Дина. – Поужинаем чаем с бутербродами.

– Бутербродами сыт не будешь, – угрюмо возразил Казбек.

– А на ночь есть вообще вредно, – встрял Паша Климкин. – Кошмары будут сниться.

И взглянул на Светку, ожидая благодарности за поддержку. Однако та, не выходя из образа королевы в изгнании, высокомерно созерцала окрестный пейзаж. Да, была бы она другого пола – точно заработала бы подзатыльник. А не будь такой красивой – Антон нипочём не пошёл бы отмывать испоганенный ею котелок.

Но Светка была красивой до умопомрачения. Красивее мог быть только фейерверк в ночном небе или гол под перекладину на чемпионате мира по футболу. Сурская красавица выпуска 1999 года, третий курс журфака университета, неплохое перо (немного инфантильное – но это смотря на чей вкус), несколько статеек, одна из которых – социологический опрос среди тинейджеров на тему «Как вы относитесь к однополой любви?» – промелькнула даже в «Московском комсомольце». Вялое ухаживание преподавателя экономики капиталистических стран и пылкая страсть неуклонно увядающего замдекана, которая позволяла на раз-два получать зачёты автоматом. Высокая грудь, по-детски припухлые капризные губки и прямые платиновые волосы до середины спины («Неужто свои?» – наивно восхитился Антон в их первую встречу в университетском буфете. «Свои, – улыбнулась она. – Хочешь убедиться?» – «Не хочу, – сказал он, собрав волю в кулак. – Я слышал, ты коллекционируешь мужские скальпы». – «Ну и дурак», – загадочно бросила она через плечо).

Кто бы сомневался.

Антон ухватил котелок и пошёл вниз по склону, в сторону журчавшей метрах в пятидесяти речушки. Солнце как-то очень быстро и незаметно ушло с горизонта, только край западного ледника у отрога хребта Латардаш светился уютным розовым светом, точно торшер в интимно обставленной гостиной – там, где тихонько наигрывает рояль и кто-то ужинает при оплывающих свечах... Не думать об ужине, приказал себе Антон и опустил котелок в ледяную воду.

Чьи-то подошвы осторожно прошуршали по гальке за спиной. Кто-то мягко коснулся плеча. Светка, подумал Антон. Неужели совесть взыграла? Он обернулся и увидел Динку. Она секунду помедлила, присела рядышком и протянула нечто, завёрнутое в бумагу. Он молча взял – о чудо, настоящий бутерброд, с настоящей твёрдокопчёной колбасой! Корочка у хлеба слегка, самую малость зачерствела, но это сейчас интересовало его меньше всего. Антон с довольным урчанием вцепился в еду – никогда в жизни он не пробовал ничего вкуснее.

– Не торопись, – сказала Дина. – У меня есть ещё.

– Динара, – проговорил он с набитым ртом, неожиданно вспомнив её полное имя. – Динарка, ты самая лучшая на свете. Ты мой единственный настоящий друг.

Её волосы, собранные сзади в хвост, искрились под луной. Она провела по ним рукой и вздохнула с непонятной грустью:

– Друг, говоришь? Что ж, и на том спасибо.

Котелок был давно вымыт, а остатки злосчастной каши – трудолюбиво закопаны. По этим окрестностям проходила западная граница заповедника, и иногда её инспектировали егеря – они ездили вдоль неё на низкорослых флегматичных лошадёнках или на стареньком «газике». На туристов (всё равно каких: «диких», навьюченных неподъёмными «абалаковыми», или «организованных», путешествующих в сопровождении энергичной бабульки-экскурсоводши) егеря смотрели с лёгкой брезгливостью: так монгольские скотоводы-кочевники смотрят на снежного человека Алмасты. Тот, говорят, изредка ещё появляется возле юрт и выпрашивает еду. Антон егерей не опасался: Казбек ещё до выхода на маршрут затарился официальной бумагой, подтверждающей, что их группа имеет право находиться в этом районе и обязуется не оставлять мусор на стоянках. Это правило было нарушено лишь единожды, когда Светка, в очередной раз повздорив с Казбеком, швырнула в него пустой пластиковой бутылкой. Казбек увернулся, и бутылка улетела под откос.

Светка лезть за ней отказалась из боязни, а Казбек – из принципа.

– Все. – Антон, орудуя ножом, засыпал «могильник» и для верности утрамбовал сверху ногой. – Надеюсь, никто не найдёт и не отравится.

Динара молча сидела на камне, обхватив руками колени, и смотрела куда-то вдаль – туда, где в кустах бузины, дикой малины и барбариса терялся в густых сумерках противоположный берег. С чего я решил, что она дурнушка, подумал Антон, беззастенчиво разглядывая девушку. Вполне стройные ноги с узкими щиколотками, плоский живот и хорошей лепки руки. Нос, правда, великоват, а грудь, наоборот, маловата – рядом с рубенсовскими формами Светки явно проигрывает... Опять я о Светке, как вшивый о бане, – та уж, поди, завалилась в палатку с Казбеком, наплевав на чай и безнадёжно-унылого Пашу Климкина...

– Когда-то очень давно в этих местах обитало большое племя, – вдруг тихо произнесла Динара. – Они называли себя аланами. Все аланы были воинами – и мужчины, и женщины, и учились ездить верхом, владеть мечом и арканом едва ли не раньше, чем ходить. Многие современные народы на Кавказе считают себя потомками этого племени и спорят до хрипоты, кто из них истинный потомок, а кто нет.

– Вот как? – рассеянно спросил Антон. – Чем же они занимались?

– Кочевали, перегоняли скот с одних пастбищ на другие. Воевали с соседями, всерьёз угрожали Риму и Византии, ходили покорять Армению и Колхиду, участвовали в битвах с гуннами.

Она чуть отклонила голову назад и продекламировала нараспев:

– «Их диковинные стрелы и копья, невидимые в полёте, яростные длинноволосые всадники в чешуйчатых доспехах и сияющих шлемах, на чёрных звонконогих конях...» – так о них писал Плутарх. Красиво, правда?

– Правда, – согласился Антон, живо представив себе этих всадников – такой же ночью, под теми же небесами и яркой луной, но пятнадцатью веками ранее, в красных отсветах костров меж походных кибиток, с небольшими круглыми щитами, отороченными мехом, чтобы легче соскальзывали стрелы, и с длинными пиками, предназначенными для верхового боя. (Интересно, что значит «звонконогие кони»? Аргамаки? Ахалтекинцы? Какая-нибудь улучшенная прикаспийская порода?) Суровые лица медного оттенка и белые волосы, рассыпанные по плечам, – говорят, современные девушки из настоящих, исконных армянок и осетинок тоже светловолосы...

– Впрочем, аланы были кочевниками давно, ещё до нашей эры. Постепенно они перешли к оседлой жизни. Начали торговать со Средней Азией, хазарами, той же Византией, объединились с сарматами, построили крепости по всему Северному Кавказу... Самый большой их город назывался Меранга, и правила там царица Регенда. Она погибла во время монгольского нашествия. Аланы отчаянно сопротивлялись, но у Тохтамыша было больше воинов. Он взял город приступом, перебил жителей, а царицу повесил на воротах её дворца.

Она немного помолчала.

– В одной из летописей упоминается, что незадолго до штурма она послала гонца к соседнему племени с просьбой о помощи. Однако племя не прислало своего войска. То ли не захотело ссориться с Тохтамышем, то ли ему мешала Регенда, и оно решило избавиться от неё таким способом... Скажи, а ты пришёл бы ко мне на помощь? – вдруг спросила Дина, движимая непостижимой женской логикой. – Ну, если бы я позвала...

– Динка, – тепло проговорил Антон, неожиданно почувствовав ком в горле. Подошёл сзади, обнял за плечи и развернул к себе, задыхаясь от нежности. – Динка...

– Не надо, – тихо попросила она.

Он растерялся.

– Почему?

– Не надо. Это ведь не из-за меня... Это горы на тебя действуют. Горы и ночь. – Она грустно кивнула в сторону беспечно журчавшей речушки. – И вода на камнях.

Вот и пойми этих женщин. Ночь и горы. И ещё – странная уверенность самовлюблённого кретина, будто им восхищаются, думают о нём и роняют слёзы в подушку, глядя на тайком сделанную фотографию... Он потоптался на месте и, чтобы скрасить неловкость, спросил:

– И что было дальше? Я имею в виду с этими аланами...

– Потом они вдруг исчезли, – задумчиво отозвалась Динара. – Неизвестно, что произошло: истребили ли их монголы, или более могущественные соседние племена, или они сами ушли с Кавказа – так же таинственно, как и появились... Кое-кто даже утверждает, будто они живут в горах до сих пор – где-то очень высоко, за границей снегов. Или, наоборот, в подземных пещерах, куда не спускался ещё ни один спелеолог. Но это уже из области фантастики. Они не оставили после себя почти ничего: лишь пару могильников да несколько разрушенных крепостей на перевалах.

Она легко поднялась, вздохнув:

– Давай возвращаться в лагерь, а то нас и вправду заждались, – подхватила котелок и пошла, не оглядываясь, вверх по тропинке.

Антон задумчиво посмотрел ей вслед. На миг ему показалось, что девушка как-то странно одета: шорты (бывшие голубые джинсы) и бело-синяя олимпийка исчезли, появился светлый меховой плащ, перечёркнутый подвешенным за спиной колчаном и охотничьим луком из турьего рога, замшевые сапожки на ногах и тонкий металлический обруч на голове. Из тула торчало десятка полтора оперённых головок стрел. Антон зажмурил глаза, снова открыл – видение и не думало пропадать, наоборот, стало более отчётливым.

– Дина! – несмело окликнул он девушку.

Она обернулась – без удивления, словно ждала этого. Несколько секунд они смотрели друг на друга, пока Антон с мужественным сарказмом посмеивался над собой (завтра утром, коли ещё буду вменяем, попрошу Казбека вызвать мне вертолёт до ближайшей психушки) и подмечал детали: плащ не новый, весь в аккуратных заплатках, а вот рубашка чудо как хороша: вышитая по воротнику нарядным красным узором, перехваченная пояском с блестящей пряжкой, небольшой изящный кинжал у правого бедра... Тонкой работы мозаичные бусы на девичьей шее заинтересовали Антона сильнее всего: стоили они явно дорого (Александрия, всплыло в голове. А может, Египет...) и никак не вязались с остальным. Словно театральный костюмер слегка оплошал, подбирая наряд для главной героини... Хотя нет, театром тут и не пахло.

– Дина, – сказал он, указав на бусы. – Откуда это у тебя?

– Дина? – удивилась она.

Это была не Дина. Антон подошёл поближе: да, лицо очень похоже, но всё равно, отдельные черты, линия губ и выражение, застывшее в прозрачных глазах... Незнакомка походила на Динару, как сестра-близнец. Или (пришла на ум дурацкая мысль) – как иное воплощение того же человека, унесённое на бог знает сколько веков.

– Откуда у тебя эти бусы?

– От мамы, – спокойно ответила девушка. – Я почти её не помню. Мне было пять лет, когда она умерла. И отца я почти не помню. Меня вырастил и воспитал другой человек.

Сказано это было печально и просто, и Антон, несмотря на некоторую абсурдность ситуации, сразу поверил.

– Прости, – пробормотал он. – Я не знал.

Она перевела взгляд на Антона и коснулась его рукой. Почему-то Антон ожидал, что рука пройдёт насквозь, и он её не почувствует: девушка всё ещё казалась ему призраком. Однако ладонь была тёплой и вполне осязаемой.

– Мне кажется, я знала тебя раньше.

– Да? – глупо произнёс он.

– Я видела тебя во сне. Ты лежал во льду, внутри огромной прозрачной глыбы, а я пыталась разбить её, чтобы ты не замёрз.

Он криво улыбнулся.

– Ну и как, разбила?

Она грустно покачала головой.

– Не помню. Но если ты здесь, если я встретила тебя... Значит, всё это ещё должно случиться. Ты придёшь и спасёшь его.

– Кого я должен спасти?

Девушка немного удивилась.

– Царевича Баттхара Нади, сына Исавара, царя аланов. Разве ты не знал?

Антон с трудом сдержался, чтобы не фыркнуть. Я должен спасти царевича. Сына царя аланов, которые исчезли несколько веков назад (если верить Динке). Или не исчезли, а просто растворились в других народах, которые сейчас прилежно воюют друг с другом и с русскими, выполняя заветы отцов, или – до сих пор живут в затерянных каменных пещерах (сюжетец, достойный Стивена Кинга).

– А что с ним случилось? – спросил он, приняв твёрдое решение ни с кем не спорить и ничему не удивляться.

Однако так и не получил ответа на свой вопрос. Незнакомка вдруг очень ловко подсекла ему ноги и навалилась сверху всем телом.

– Эй, ты что? – возмутился он.

Девушка проворно зажала ему рот и прошептала:

– Тише...

Вдоль каменистого берега реки скакали лошади.

Он не мог разглядеть их как следует: луна светила всадникам в спины, и Антон, чуть приподняв голову от камней, видел лишь шесть или семь чёрных силуэтов – огромных, неправдоподобно чётких, словно вырезанных из бархатной бумаги (почему-то пришла на память Ялта, куда мама возила его в детстве лечиться от астмы: там на пляже под зонтиком с утра до вечера сидел древний старичок в белой панаме и делал портреты всем желающим, пользуясь лишь цветной бумагой и ножницами).

Передний, проскакав галопом у самой кромки воды, неожиданно натянул поводья, чуть не поставив лошадь на дыбы. В лунных серебряных бликах сверкнули металлические пластины на кожаном панцире и остроконечный шлем, увенчанный белым конским хвостом. Шлем был монгольский. Повинуясь безмолвному жесту, двое соскочили с седел и припали к самой земле, сразу став похожими на собак – не грозных бойцовых овчарок, а скорее ищеек: почудилось даже, будто они обнюхивают камни...

– Слушай, подруга, а вы здесь не кино ли снимаете? – вдруг осенило Антона. Впрочем, он тут же усомнился в своей догадке: а где тележка с камерой и оператором, где режиссёр со свитой помощников, где знаменитая девушка с хлопушкой? Да и всадники никак не походили на бутафорских: от них исходила такая мощная волна ледяной опасности, что Антон поёжился.

Незнакомка сердито шлёпнула его по затылку.

– Я же сказала: тише...

– Ладно, ладно. Только скажи: кто это?

Она пригляделась.

– Белые бунчуки на шлемах... Это нукеры Атар-хана. Говорят, он перешёл на службу к Тохтамышу.

– Зачем им мы с тобой?

– Не мы, – спокойно ответила девушка. – ТЫ.

Это была новость. Тем временем один из нукеров с радостным воплем поднял в руке некий предмет – небольшой, цилиндрической формы, на тонкой металлической дужке. Антон скрипнул зубами от досады.

Котелок...

Их главный, тот, что скакал первым, повертел котелок в руках, понюхал и зачем-то щёлкнул пальцем по закопчённой поверхности.

– Искать, – коротко приказал он. – Они недавно были здесь.

Всадники проворно ссыпались с лошадей, выстроились полукругом и осторожно двинулись вперёд, расширяя сектор поиска. Нечего было и думать скрыться от них незамеченными.

Девушка тихонько скользнула за валун у края тропы и потянула за собой Антона. Валун был прохладный и шершавый, покрытый мелкими дырочками-оспинками. В одной из оспинок, куда озорник-ветер занёс крупицу земли, торчала зелёная травинка. Эта травинка почему-то окончательно уверила Антона, что все вокруг – не сон (хотя копошилась на задворках сознания слабенькая надежда) и не горная болезнь, вызванная акклиматизацией. Воины неведомого Атар-хана медленно, но верно приближались, он уже ощущал запах немытых тел – ну да, они же вроде никогда не моются, чтобы не спугнуть удачу в бою, – слышал их хищное дыхание и нетерпеливое пофыркивание лошадей у кромки воды (под курганами давно и те лошади, и славный Атар-хан с его людьми, и грозный Тохтамыш, вознамерившийся встать над всей Золотой Ордой...). И девушка из давно исчезнувшего племени – вот она, можно дотронуться рукой до её светлых прядей...