Текст книги "Метель в преисподней (СИ)"

Автор книги: Николай Айдарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Я вздрогнул, наконец приплюсовав слагаемые и получив тем самым волшебную цифру «42», которая объясняла многие вещи. Зимний камуфляж, множественные раны, прошлое спецназовца, ненависть к преступникам и хорошее знание всех злачных мест.

– Это всё ты, – восхищённо прошептал я. – Это ты по ночам… ну… геройствуешь. Ведь так?

– Теперь ты понимаешь, почему я не хочу обращаться в больницу, – кивнул он. – У них есть моя кровь. И если об этих моих ночных вылазках узнают врачи, то мне несдобровать.

– Пострадают близкие, – мгновенно понял я. – Кодекс супергероя. Я сохраню твою тайну, ведь ты сохранил мою. Но я всё же предупрежу тебя: RD – это наркотик, и даже несмотря на то, что у тебя есть способность, которую он раскрывает, он рано или поздно убьёт тебя. Зависимость, привыкание, ну ты должен понимать.

– Тут ты не совсем прав, – усмехнулся он. – У меня нет способностей. А этот забавный эффект я обнаружил самостоятельно – RD каким-то образом даёт бешеную способность к регенерации. И это не только у меня, я проверял – у некоторых пострадавших, которых я спас, я обнаружил тот же эффект, только куда менее выраженный. Я просто тренировал себя с помощью этого препарата, а результат ты видишь. Тот мужик, что придумал его – гений. Злой, но определённо гений.

Я снова вспомнил ту кошмарную ночь, когда я попал в плен к Наумову. Он мне вколол RD, и я действительно довольно многое выдержал в плане ранений, которые впоследствии оказались не такими глубокими и ужасными, как я предполагал изначально, и я вылечился куда быстрее. Теперь ясно, почему у меня почти не осталось шрамов. Но вот так, после каждой царапины вкалывать себе яд я не хочу. RD действительно даёт головокружительные возможности, но рано или поздно зависимость, пусть даже только психологическая, приведёт тебя в тупик, из которого только один выход – обратно, причём вперёд ногами.

– Хотя и не у всех, – грустно добавил Паша. – Примерно половину пострадавших мне спасти не удалось. Не сработало, не знаю, почему.

– Быть может, он вступает во взаимодействие с какими-то ферментами в крови? – предположил я.

– Похоже на то, – согласился он. – Я заметил, что без его применения я теперь плохо залечиваю даже мелкие царапины. Кровь плохо сворачивается. Должно быть, какое-то побочное действие.

Мы несколько секунд посидели в полном молчании, после чего Паша снова оглянулся на офисное здание и предложил:

– Ну что – пошли?

И в знак готовности он достал пистолет и проверил количество патронов в нём.

– Ладно, уговорил, – нехотя согласился я, поскольку всё же не хотел подставлять его под удар, предназначающийся мне. – А у тебя, случаем, нигде здесь не завалялось запасного пистолета?

– Есть перцовый баллончик, – Паша указал на бардачок.

Я недовольно вздохнул, но всё же достал небольшой, практически полный баллончик со стильной чёрной этикеткой. От него ощутимо пахло перцем, видно, им недавно пользовались, но жидкости в нём было всё ещё полно. Я не стал спрашивать, зачем бывшему спецназовцу он понадобился – раз он здесь лежал, значит, были причины.

Мы вышли из машины и, пройдя по недавно расчищенному тротуару около доброй сотни метров в сторону, к ближайшему пешеходному переходу, стали медленно и не торопясь подходить к офисному зданию. Я по пути кратко рассказал Паше всё, что тому было необходимо знать, то есть, про Инессу, про то, что я должен что-то найти внутри этого здания, и про то, что это что-то никак нельзя отдавать ни Инессе, ни кому-либо ещё. На вопрос, а что же я буду делать с этой неведомой фигнёй дальше, я не ответил, так как сам не знал. Ничего, потом разберусь, сейчас у меня голова забита совсем другими вещами. Мы прошли мимо двух оставшихся в этом здании магазинов, по-воровски оглянулись по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, подошли к боковому входу.

– Заперто, – я разочарованно посмотрел на массивный амбарный замок на ручках двойной двери.

– Подожди, – засомневался Паша.

Он наклонился к замку, рассмотрел его поближе и, взяв в руки, просто-напросто открыл его голыми руками. Как видно, замок висел здесь только для виду, отпугивая таких, как я. Мы тут же вошли внутрь.

Блуждали мы внутри недолго – здесь везде было пусто. Предыдущие хозяева тщательно проследили за тем, чтобы отсюда вывезли всё имущество, не оставив ни клочка бумажки или позабытого карандаша. Голые стены, пыльные полы, даже двери не везде есть. Ориентироваться было достаточно легко – мы пошли на голос толстяка, который эхом разносился по всем помещениям. Прокрасться к нему незамеченными оказалось беспроблемным делом – толстый слой пыли отлично приглушал звуки наших шагов, при этом ещё и показывая, куда направился наш упитанный приятель. Совсем близко подобраться не удалось, иначе бы он нас заметил, но у нас получилось прокрасться в помещение, служившее раньше туалетом. Толстяк совсем рядом с нами расхаживал по коридору, непрерывно болтая с кем-то по телефону. Среди своих следов наши он не заметил. Я сначала пытался прислушиваться к тому, что он говорит, но Паша оказался расторопнее в этом плане, и он быстро сообщил мне, что толстяк попросту болтает со своей подружкой.

Прошло минут десять, за которые я понял, что наш объект сферической формы пытается флиртовать по телефону, но получается у него из рук вон плохо. Однако, его подружка, несмотря на его, между прочим, достаточно обидные и местами даже оскорбительные реплики, не стремилась бросать трубку. Наконец, он сказал:

– Ой, извини, дорогуша, у меня параллельный вызов. Ну всё, скоро увидимся, детка! Алло? А, это всего лишь ты… А я-то уже испугался, думал, сам босс позвонил, типа, хочет проверить, что я ещё узнал.

При этих словах я многозначительно поднял палец вверх, и Паша согласно кивнул: судя по всему, толстяк действительно предатель. А из этого следует, что контрразведчик из меня ни к чёрту.

– А, так ты поэтому и звонишь? – несколько погрустнел шпион. – Ох. Да нет, в том-то и дело. Пусто тут всё, я уже полчаса по этим дебильным коридорам бегаю, вон, прочихаться не могу, ты же прекрасно знаешь, что у меня аллергия на пыль. Да, пусто! Босс забрал… э… артефакт, во, точно! Странное слово. Океюшки, тогда сворачиваюсь. Да, через пятнадцать минут буду. Да, давай, увидимся. И кофе мне сделай, а то меня жажда с этих пончиков замучила!

Мы дождались, пока предатель не уйдёт подальше, затем, услышав его шарканье по лестнице, медленно и осторожно выбрались из своего укрытия. В полном молчании мы преследовали его до самых ворот, после чего, выждав необходимую паузу, сами вышли из здания и, увидав, как он на машине быстро удаляется от нас, кинулись к «девятке» Паши. Сейчас я пожалел, что оставил машину так далеко от здания, хотя, с другой стороны, в противном случае предатель мог бы что и заподозрить, приметив знакомую машину или же моё лицо рядом с ней. Не позволив толстяку сильно оторваться от нас, мы продолжили слежку.

– Я думаю, что он работает на Наумова, – сказал в машине Паша.

За руль сел он, конечно же.

– Как я и предполагал, – согласился я. – Проклятье на его плешивую голову… Опять! Да ещё и получается, к тому же, что он уже завладел артефактом. Паша, не упусти пухлого, я тебя умоляю, не упусти! Иначе всё может обернуться очень плачевно.

Паша его не упустил. Мы быстро выбрались их спальных районов и въехали в промышленную зону, миновали несколько крупных заводов и остановились возле малоизвестной мебельной фабрики. Предатель не поехал через главный вход, вместо этого он свернул на неприметную с трассы узенькую улочку, после чего быстро куда-то скрылся. Мы вышли из машины, оставив её на парковке для работников фабрики, пешком прошли по этой улочке метров триста и обнаружили в сплошном бетонном заборе сначала скрытые ворота (обложенные покрашенным и вырезанным под форму и цвет забора банальным пенопластом), а затем неподалёку и небольшую дыру, достаточную, чтобы через неё, нагнувшись, пробрался человек. Толстяк вне всяких сомнений проехал через секретные ворота, но, судя по следам возле дыры, та тоже пользовалась популярностью.

– Я первый, – уверенно сказал Паша и, едва я только подумал о том, чтобы возразить ему, наклонился и на корточках пролез в дыру.

Я немного подождал, после чего пролез вслед за ним.

Мы вылезли возле самой мусорки, места, куда сваливают все бракованные товары и детали, а так же древесину неподходящего качества. Тысячи видов разнообразных обломков всех форм и размеров, спрятаться среди которых оказалось плёвым делом. Но не это было мне сейчас интересно – в данный момент не очень далеко от нас группа рабочих разгружала длинную фуру, вытаскивая из неё длинные узкие коробки – заготовки для дальнейшей сборки. И несколько рабочих носили блестящие кейсы, довольно много – пара десятков там точно была.

– Интересно, что в этих кейсах? – шёпотом спросил Паша.

– RD, – не задумываясь, ответил я. – Вот сукин сын, обещал ведь, что закончит с этим!

– Надеюсь, у вас есть пропуски, – неожиданно раздалось у нас за спинами.

Паша дёрнулся слишком быстро, отчего его тут же огрели прикладом автомата по голове. Он упал на кучу коробок, даже не пикнув. Я оказался немного медленнее, и именно поэтому на меня отреагировали не так агрессивно. А может потому, что я на вид не представлял угрозы.

Их было трое, один с автоматом Калашникова, два других с импортными «Инграмами». Баллончик с перцем был всё это время у меня наготове, так что я, не раздумывая, брызнул тому, который вырубил Пашу, в лицо длинной струёй. Автоматчик взвыл и, отшатнувшись, схватился за глаза. Один из оставшихся заехал мне ногой в лицо, я выронил баллончик и упал рядом с Пашей, едва не потеряв сознание, но при этом уже точно проиграв не начавшееся сражение.

– Хватит ныть! – прикрикнул один из них на воющего товарища. – Это ж обычный перец! Вот, смотри!

Напавший на меня подобрал баллончик, широко открыл рот и пару раз побрызгал туда.

– Видишь?

При этом на его лице не дрогнул ни один мускул.

– Эй, а этот ещё шевелится! – второй заметил, что я всё ещё в сознании.

Следующий удар я даже не почувствовал – так быстро пришло небытие.

Глава 17

Бывают такие люди, которых их ошибки ни чему не учат. Жизнь нас бьёт под дых каждый раз, и мне порой кажется, что с каждым таким ударом я становлюсь только тупее, словно бы мозги понемногу вышибаются. Вот мы были вдвоём, на вражеской территории, посреди белого дня, в обычной одежде. Так спрашивается, какого хрена мы оба смотрели в одну и ту же сторону, проигнорировав тылы? Теперь из-за этой ошибки нам придётся расплачиваться.

– Паша, ты там живой? – спросил я, максимально повернув голову влево в сторону Паши.

Я всерьёз опасался за его здоровье. Судя по всему, RD в его организме уже рассосался. Приложили его хоть и один раз, но достаточно сильно, чтобы он был до сих пор без сознания. И если исходить из его слов о том, что без препарата его раны практически не заживают, то сейчас у Паши могут быть серьёзные проблемы.

Проклятье! Почему я не смотрел по сторонам?!

Паша промычал что-то невразумительное. Наверное, это хороший признак, значит, он вот-вот придёт в себя. Я не мог его увидеть, не мог посмотреть, в каком он состоянии – я был привязан к стулу крепкой верёвкой, которая не позволяла мне особо вертеться на нём. Судя по тем вмонтированным в стену кандалам, Паша был прикован к одному из них. Что ж, по крайней мере, из нас двоих хоть я сижу. Верхнюю одежду с меня сняли, оставив в рубашке, джинсах с пустыми карманами и в ботинках.

Голова болела чертовски сильно, такого уже давно не было, но эта боль была куда приятнее той, которая появляется у меня после применения моего дара. Руки заложены за спинку стула и тщательно связаны той же верёвкой, но спасибо благоразумию связавшего меня – пара сантиметров свободных движений ими у меня были, так что руки затекали не так быстро, как могли бы.

Я оглянулся, осматривая то помещение, где нас держали. Четыре на четыре метра, пол литой, грязный, стены из шлакоблоков, в некоторых местах сверху намазаны остатки строительного раствора. Окон нет, свет исходит из обычной лампочки в патроне, прицепленном к проводу, который крепится прямо к потолку. И одна-единственная дверь, по виду такая, словно её вытащили из какого-то бункера времён Второй Мировой – ржавая, тяжёлая.

Странная комната, сильно смахивающая на временно-оборудованную пыточную и одновременно камеру для заключённых. Я насчитал восемь пар кандалов на стенах, но их наверняка чуть больше, поскольку я не мог посмотреть, что у меня за спиной, где висит Павел. Умно, умно, ничего не скажешь – пока одного пытают на стуле, остальные тихо наблюдают за этим процессом со своих VIP-мест. Как говорится, эффект присутствия обеспечен самыми реалистичными технологиями.

Из-за двери раздались чьи-то приглушённые голоса, затем залязгал открываемый замок, и дверь с лёгким свистом плохо смазанных петель отворилась. В комнату вошли двое, и я их мгновенно узнал: толстый и низкий, похожий на Колобка, мужик средних лет славянской наружности в тёмно-синем спортивном костюме, а следом за ним высокий и худой как шпала немец чуть помоложе в клетчатой рубашке и коричневых утеплённых брюках.

Предатели. Опять.

Ненавижу предателей. Хотя, кто их любит?

Немец напустил на себя злобный вид и принялся прямо у меня на глазах оборачивать свои кулаки эластичным бинтом с подозрительными розовыми пятнами. Очень сомневаюсь, что эти пятна оставлены пролитым соком.

– Дай угадаю, – я улыбнулся, глядя на немца снизу вверх. – Сейчас ты спросишь «кто такой, сколько лет, почему не в армии», затем я вместо ответа сморожу плоскую шутку, и ты меня ударишь в челюсть. Я прав?

Судя по всему, немец несколько торопился и поэтому решил опустить ненужные детали, сразу же перейдя к сути вопроса. Удар вышел хлёсткий, резкий, щёку ожгло так, словно его рука была обёрнута наждачной бумагой. Мир в моих глазах резко дёрнулся в сторону и запрокинулся, а рот тут же стал наполняться кровью.

– Кнут, успокойся, – толстый мужик с заметным усилием закрыл за собой дверь и поспешил отодвинуть немца от меня.

– О! – обрадовался я и сплюнул кровью. – Значит, вы применяете стандартную схему допроса, да? Он – плохой коп, а ты – хороший? Уважаю…

Толстяк нахмурился, отчего стал похож на борова в олимпийке.

Я немного подумал и добавил:

– Хотя, я бы выразился иначе, если позволите. Метод кнута и пряника…

– Это кто здесь пряник?!

Кулачище у толстого был несравнимо больше, да и прилетел с другой стороны. Я покачнулся на стуле и чуть было не упал, но толстый успел меня подхватить и вернуть на место.

– Как ты сказать? – с сильным акцентом удивился немец. – Почему ты назвать мой имя?

– Особенности русского фольклора, – пояснил я, капая себе на одежду кровавой слюной. – Не обращай внимания, я всегда несу бред, когда волнуюсь.

Мир вертелся в моих глазах как бешеный, в ушах звенел целый батальон церковных колоколов, а нос был твёрдо убеждён, что где-то рядом пролилась кровь. Проклятая боязнь крови! От неё я потеряю сознание гораздо раньше, чем от боли. Хотя, к слову, при этом я избегу всей унизительной процедуры допроса и не скажу ничего из того, что их так интересует. Хотя, какого чёрта им от меня надо? Ну да, пролез я тайком на чужую территорию. Но блин – они ведь тоже здесь нелегально, не говоря уже про соблюдение прав человека во время его пыток. Может, мне стоит потребовать причитающуюся тарелку горячей похлёбки?

Позади меня Паша издал целую серию невразумительных звуков, после чего, наконец, полностью пришёл в себя. Отлично! Он сейчас своей богатырской силой выломает кандалы, наподдаст всем супостатам и собственной тыквой пробьёт брешь в стене, через которую мы и выберемся. Во всяком случае, я очень на это надеюсь, ибо других вариантов я не вижу, разве что трагическое похищение нас пришельцами.

– Какого хрена вы здесь вынюхивали? – громко спросил толстяк, подойдя к Паше.

Немец не сводил с меня взгляда, и я буквально видел, как в его голове вращаются шестерёнки – он пытался понять, где же он меня видел, отчего моё лицо ему знакомо. Ничего, пусть голову поломает, а я пока дух переведу.

– А? – не сразу сообразил Павел. – Что?

Я услышал гулкий звук удара, а затем ругань. Но не Паши.

– Господи, у тебя там кирпичи что ли? – прошипел как гусь толстяк.

– Каменный пресс, – слабым голосом ответил Паша. – Десять лет айкидо и ещё пять лет армейского спецназа.

– Что, такой крутой да?

Раздался ещё один удар, на этот раз потише, но Паша таки взвыл. Было не сложно догадаться, куда именно ударил его толстяк.

– Эй! – запротестовал я. – Без грязных приёмов!

В ответ Кнут зарядил мне в живот, и я тут же пожалел, что решил во время слежки слегка перекусить завалявшимся в кармане половиной шоколадного батончика – тот поспешно попросился наружу, но я сдержался.

Чтобы не так сильно отличаться от Паши, я пробормотал:

– Пресс «жидкая водичка». Семь лет сидения за компом…

– Что вы вынюхивать здесь? – коверкая слова, громко и требовательно спросил Кнут. – Что вы видели?

Для убедительности в своей силе он решил превратить мою ступню в ласты, наступив всем своим весом мне на ногу. Вот так и считаешь худого с виду человека ничего не весящим, а когда тот раздавливает тебе ногу, то внезапно обнаруживается, что даже маленький человеческий вес имеет большое значение. Если бы на мою ногу сел гиппопотам, то эффект и то был бы не такой внушительный. Такое ощущение, будто у него в ноге скелет из свинца состоит.

Внезапно раздался известный рингтон «насяльника звонит» одного из мобильников. Толстяк достал свой телефон, а Кнут, мгновенно напустив на себя строгий вид, сошёл с моей ноги и подошёл к товарищу, чтобы ничего не пропустить. Я смог с облегчением вздохнуть, и мне показалось, что моя ступня тем самым накачивается воздухом и обратно принимает нормальное, не сплющенное состояние, как в мультиках.

– Тихо! – шикнул толстяк на нас. – Босс звонит.

Для убедительности он ещё и палец вверх поднял, будто ему звонил сам премьер-министр.

– Алло?

Все стихли, вслушиваясь в разговор. Динамик у мобильника был довольно громко настроен, так что я мог слышать, как этот таинственный босс, которого, как мне кажется, я знаю, что-то говорит, но конкретных слов было не разобрать. Говорил он спокойно, толстяк слушал, не перебивая и периодически кивая.

Дурацкая привычка, со стороны совсем по-идиотски выглядит.

– Да, оба здесь, – наконец произнёс толстяк. – Будет сделано, босс!

Он убрал трубку обратно в карман трико. Повернулся к нам, довольно улыбаясь.

– Вы попали, мужики! Босс сказал, что сейчас сюда зайдёт и сам всё узнает. Ой, как вам не повезло…

– Я слышать, что босс последнего шпиона горячим гудроном поливал, – подтвердил немец, с небольшим трудом отворяя дверь.

– Гудроном? – сглотнул я.

Чёрт, если это действительно тот, о ком я думаю, то это вполне в его характере. Он – человек жёсткий, и если уж начал что-то делать, то доводит это до самого конца. Мне бы хоть толику его терпения.

– Да-да, – согласился толстяк. – А ещё я слышал, что он…

Что их босс ещё сделал, я не успел узнать – они закрыли дверь, и мы с Пашей снова остались одни.

Время тянулось медленно, и я каждый раз вздрагивал, как только слышал приближающиеся шаги сквозь неплотно закрытую дверь, но каждый раз с облегчением понимал, что это не к нам. Кровь изо рта прекратила идти, но правый верхний резец подозрительно пошатывался, противно чавкая у меня во рту. Паша через некоторое время успокоился – его боль тоже отступала.

– Ты там живой? – спросил его я, повернувшись настолько в его сторону, насколько позволяли верёвки.

– Я в норме, – отозвался он. – Неделю назад было гораздо хуже.

Я поразился его голосу – ровный, спокойный, как будто мы с ним просто остановились поболтать на скучные темы.

– Неделю назад? – нахмурился я и тут же вспомнил. – А, ну да.

– Как думаешь, кто он? Их главный?

– Наумов.

– Хрень. Ты уверен?

– Почти, но многое говорит, что это именно он, а не кто-то из его посредников. Кнут – не первый предатель, который работает на Наумова. То, как они о нём отзываются. И ещё, когда нас несли, мы же заметили пару кейсов с RD.

Я замолчал, Паша не ответил. Каждый сейчас думал о своём. Не знаю, что сейчас в голове моего друга, но я сейчас прокручиваю в голове ту картину, как снова встречаюсь с Наумовым. Как он довольно потирает руки, когда узнаёт о том, что я-таки стал его собственностью с потрохами в итоге, как он бьёт Пашу, и как потом меня уводят на какую-нибудь промывку мозгов, чтобы выработать преданность новому делу моей никчёмной жизни. Готов поспорить, что я познакомлюсь с его новым подручным, о котором упоминал при нашей «дружеской» встрече пару дней назад Алексей.

Честно говоря, сейчас я был бы даже рад, если бы Алексей здесь внезапно появился и начал громить всё подряд. Глядишь, вместе со мной и Наумова пришибёт.

По коридору раздались очередные звуки шагов, но эти отличались ото всех предыдущих. Шаги были неторопливые и уверенные, каблуки то ли туфель, то ли военных сапог почти чеканили шаг. И они не сворачивали в сторону. Остановились перед дверью, секундная пауза, и та открылась. Я с ужасом смотрю на стройный силуэт входящего, входящий смотрит сначала на Пашу, потом на меня. И останавливается прямо на пороге.

Это оказался не Наумов. Этот мужик был выше на целую голову и весил раза в полтора меньше. Хотя тоже предпочитал одеваться в костюмы.

– Джон? – не поверил я своему счастью. – Джон! Что ты здесь делаешь?

Джон с каменным выражением лица посмотрел на меня, ничем не давая понять, что он узнал меня. Какое-то мгновение он ещё смотрел на меня, потом развернулся и, захлопнув за собой дверь, пошёл прочь.

– Джон! – закричал я ему вслед. – Джон! Это же я, Ник! Освободи нас! Джон!!!

Спустя несколько секунд все шаги стихли, и больше из коридора до нас не доносилось никаких звуков.

Я потрясённо молчал, не веря в происходящее, а Паша, похоже, ничего не понял.

– Коль, кто это был? Коля? Ты его знаешь?

– Заткнись! – раздражённо ответил я.

Какого чёрта здесь творится? Почему это оказался Джон? Получается, что толстяк и немец – вовсе не предатели, и я был прав насчёт них, но тогда встаёт другой вопрос: что здесь делает RD? Зачем он Джону, ведь он же категорически его не приемлет, он же идейный борец против него! Он сам говорил, да и видел я, как он относится к этой наркоте. Его дочь несколько раз попадала в больницу из-за RD! Почему всё так изменилось? Или, быть может, здесь что-то другое? Наверняка у Джона какой-то хитрый план по поводу избавления от RD! Мужик он умный, так что всё вполне может быть и не так, как выглядит.

Но ты забываешь другое, Ник! Помнишь, что сказал толстяк, когда разговаривал по телефону в том офисном здании? Он сказал, что его босс уже забрал артефакт, и что там больше ничего не осталось. А это означает только одно: Джон тоже замешан в этой игре, и теперь у него на руках довольно весомый козырь – тот самый артефакт, о котором предупреждал Артур, тот самый, который может изменить всё. Но я думаю, что здесь не всё так просто, иначе бы им давно кто-нибудь да воспользовался, получается, что клуб охранял инструкцию или что-то вроде этого. Гайд по тому, как изменить мир с помощью неведомой штуковины. Джон, получается, осведомлён об этом артефакте, иначе бы ничего этого не произошло. И тогда, выходит, Джон хочет попытаться использовать артефакт себе во благо. Или не только себе. Да, он вполне на это способен.

Лопни моя селезёнка, о чём я говорю? Это же Джон! Мы с ним прошли огонь и воду бок о бок, мы прикрывали друг другу спины! Джон из числа тех друзей, которые проверены в тяжёлых ситуациях, так почему я о нём так думаю?

Быть может, Ник, потому что он заглянул в эту камеру и не освободил тебя, хотя мог? Хороший друг! Ты вообще умеешь выбирать, с кем дружить – один отвернулся от тебя, поскольку ты не захотел отойти на время от дел. Другой помогает только в обмен на ответную услугу. Третий оставил тебя гнить в тюрьме, хотя мог освободить. А четвёртый так и вовсе наркоман, хотя, судя по всему, он самый надёжный. Вот только помочь он тебе не в силах.

Неожиданно дверь заскрежетала, и в комнату поспешно вошли снова те двое, Кнут и Пряник.

Отлично! Я всегда считал, что когда меня жестоко бьют, то я в это время отвлекаюсь от боли душевной. Это как переключение между физической работой и умственной – иногда полезно развеяться.

Кнут подошёл ко мне и с угрожающим видом навис надо мной.

Нет, не могу смотреть!

Я зажмурился… и через секунду с большим удивлением обнаружил, что верёвки ослабли, а жилистый немец пытается поднять меня с кресла. Я открыл глаза и изумлённо посмотрел сначала на него, а потом на его напарника, который освобождал в это время Пашу.

– Извинять! – требовательно сказал немец, однако на его лице не промелькнула ни одна эмоция.

Что ему ещё от меня надо? Хочет, чтобы я извинился? Да без проблем!

Я сжал пальцы в кулак так сильно, что ещё бы немного, и у меня бы в руке можно было графит в алмазы превращать. И совершенно без замаха резко ударил немца в челюсть. Его зубы клацнули, и мне показалось, что тот даже язык себе откусил. Во всяком случае, из его рта тут же заструилась тонкой ниточкой кровь, а мои костяшки вспыхнули огнём так сильно, будто бы я только что разбил ими кирпич. Ну, или их разбил о кирпич, что тоже верно.

Немец отшатнулся и ошарашенно уставился на меня, схватившись за ушибленное место. Наконец-то я увидел на его лице хоть малейшее проявление эмоций!

– Дебил! – воскликнул Пряник. – Ты реально дурак что ли? Он же извиниться пытался!

– Упс, – вырвалось у меня. – Ладно, мужик, я сожалею о своём поступке. Ты теперь мой друг, товарищ и брат, да?

Я дружески похлопал Кнута по спине, но тот на это никак не отреагировал. Снова непрошибаемая стена.

– Босс хочет вас видеть, – недовольно проговорил Пряник. – Обоих. И это… мы, типа, извиняемся за причинённые неудобства.

– Хороши же неудобства, – буркнул Паша. – Чуть что, сразу по яйцам!

– Мы выполняли нашу работу! – попытался оправдаться Пряник.

Кнут по-прежнему молчал.

– Куда идти? – холодно спросил я.

У меня не было больше никакого желания говорить с этими людьми, мне хотелось оказаться от них как можно дальше, насколько это было возможно в текущей ситуации. Но я внутри ликовал: всё-таки я думал о Джоне неправильно. Просто поразительно, как же мне мало нужно, чтобы отвернуться от человека, чьи поступки показались мне неправильными. Конечно, я прекрасно помню свои ощущения и свою реакцию на то, что он заглянул в комнату и спокойно ушёл, даже не поздоровавшись, но ведь я даже не дал ему объясниться! Быть может, у него была веская причина?

У людей всегда найдутся веские причины, оправдывающие их поступки. Это закон жизни, чтоб его!

Мы в полном молчании вышли из нашей камеры и пошли по тому самому коридору, в котором отчётливо был слышен каждый шаг всякого, кто здесь шёл. Держали, как оказалось, нас в подвале, в какой-то переоборудованной в тюрьму подсобке, по соседству с различными складами с древесиной и заготовками. Как я выяснил позже, мебель здесь тоже собирали, но это было лишь прикрытием для делишек более тёмных.

Вскоре мы вышли на большую площадку с кучей выставочных образцов, по которым приходящие клиенты могли сориентироваться в этом мебельном хаосе и попробовать выбрать то, что им якобы понравится, хотя на самом деле они всегда выбирают то, что позволяет им выбрать продавец. Работа у продавцов такая.

– Вверх по лестнице, дверь возле стены, – проговорил Пряник и поспешил вместе со своим другом убраться куда подальше.

Мы поднялись по металлической лестнице и, миновав первый кабинет с большим смотровым окном – там мельтешил кто-то вроде надзирателя со смутно знакомым лицом, и остановились у второй, последней двери. Я воспользовался привилегией дружбы и отворил дверь, предварительно не постучав. И тут же взглядом упёрся в двенадцатилетнюю девчонку с весьма странным, полностью отстранённым видом. Она сидела на небольшом диванчике в левом углу комнаты и изредка облизывала большой бело-красный леденец на палочке, а под мышкой у неё был маленький плюшевый мишка цвета утреннего детского поноса. Ещё в комнате были шкафы с всякими финансовыми отчётами, рабочий стол с ноутбуком, рядом чёрный пластиковый кейс, очевидно, от того же ноутбука, и сам Джон, стоящий к нам спиной и смотрящий на улицу через небольшое запотевшее окно. В комнате было душно и светло, я словно в баню вошёл, едва переступил порог.

Паша тоже заметил девочку, но, в отличие от меня, любопытного взгляда не отвёл от неё. Той, похоже, было абсолютно всё равно.

Эй, я тоже хочу такую конфету!

– Джон? – я осторожно позвал своего друга.

– Ник, – ответил он с практически незаметным акцентом, обернувшись. – Мои парни извинились перед вами?

– Э… да, – ответил я.

– Хорошо, – кивнул он и сел за стол.

Я нахмурился и посмотрел на Пашу. Тот тоже ждал от Джона другой реакции, но ничего не сказал и только лишь пожал плечами.

Зато я заметил, что Джон о чём-то беспокоится, причём очень сильно – я пару раз замечал, как в таких случаях он начинает потирать лоб и периодически поправлять аккуратно уложенные светлые волосы.

– Что происходит? – спросил я его.

– Дверь закройте, – потребовал он. – А то дует, как бы она не простудилась.

Я заметил, как он выделил «она» из предложения, и рефлекторно посмотрел на девочку, но та по-прежнему не реагировала ни на что. Более того, я сообразил, что её взгляд не сфокусирован ни на какой-либо конкретной вещи, и это меня немного испугало. Что-то с этой девочкой было не в порядке.

Едва Паша закрыл дверь, как Джон тут же сказал:

– Ник, есть серьёзный разговор.

Я про себя усмехнулся: ещё бы. Мне есть, что ему сказать.