Текст книги "В поле зрения (СИ)"

Автор книги: Николай Айдарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Глава 25

На допрос я так и не попал. Хотя, если быть точным, не попал как подозреваемый, да и из-под стражи меня отпустили практически тут же, видимо, Наумов распорядился в срочном порядке снять все обвинения с меня и не трогать по поводу недавней ситуации. Но на вопросы мне всё равно пришлось отвечать, причём довольно долго, хотя уже в качестве свидетеля. На текущий момент я был единственным, кто мог рассказать хоть что-то про недавнюю странную ситуацию на краю города. Мне пришлось много, очень много врать, и я боюсь, что эта ложь в дальнейшем мне сильно аукнется. Я рассказал про то, как меня и моего брата похитили, как удерживали в плену и пытались накачать наркотиками. Зачем? Не знаю. Как я потом оттуда выбирался, как там завязалась перестрелка, как появился Алексей. Я всё валил на него и на Наумова, я выставлял их главарями банды, это подтверждалось другими фактами, например, один из выживших на бандитской сходке подтвердил, что его босс сильно боится Алексея, что, мол, он обладает странными способностями к электричеству. Я это подтвердил, я всячески опирался на это и требовал, чтобы Алексея охраняли как следует, чтобы везде была резина и всё такое прочее, а Наумова тоже арестовали или хотя бы приставили слежку. Слушали меня серьёзно, даже не перебивали, но, кажется, не верили. Я не мог рассказать всю правду о Наумове, мне бы ни за что не поверили, у меня не было против него ничего, что могло бы хоть как-то подтвердить мои слова против высокопоставленного политика. Я не чувствовал себя обязанным ему за то, что он так великодушно снял с меня ложные обвинения, которые сам же и повесил. Я жаждал справедливости. Единственное адекватное обвинение, в котором я смог более менее убедить моих допросчиков – это то, что Наумов стрелял в Сашку, и отпечатки на пистолете должны были это подтвердить. Кажется, почти полностью мне поверил только Паша, который всё это время не отходил от меня. Я видел это по его глазам.

Я был зол на Наумова, я ненавидел его, и я не мог ничего сделать. Но себя я ненавидел ещё больше.

Меня отпустили домой только под утро, всю ночь я провёл в отделении. Домой я заглянул буквально на пару минут, а затем двинулся в больницу, узнать, что там с Сашкой. Нужных врачей и правильную палату я нашёл сразу же. Доктор, желтоволосая высокая женщина лет пятидесяти, объяснила мне, что Сашка только чудом остался жив, но впал в кому и из неё уже, скорее всего, не выйдет. Пулю так и не вытащили – она засела так глубоко, что любое оперативное вмешательство повлечёт за собой немедленную смерть, и что лучше оставить всё так, как есть сейчас.

– Почему? – спросил я. – Разве нельзя рискнуть?

– Только не с нашим оборудованием, – ответила она. – Мы закупили новое оборудование благодаря анонимному пожертвованию, но его привезут только через четыре дня. На нём можно будет попробовать, но прогнозы у вашего брата неутешительные.

– И… – начал я и запнулся. Нужно было найти правильные слова. – И насколько всё плохо?

– Очень, – честно ответила она. – Пуля продолжает двигаться в его мозгу, и мы не можем остановить это. Учитывая её скорость, он проживёт ещё где-то два дня, если только не случится чего.

– Например, чуда? – предположил я, хотя и знал уже ответ.

– Скорее наоборот. Чудом будет, если он доживёт до завтрашнего вечера.

У меня подкосились ноги, и доктор помогла мне сесть на стул. Я посмотрел на Сашку. Голова у него была перебинтована, изо рта торчала трубка, через которую аппарат заставлял его дышать, вентилируя лёгкие, а мешок на конце этой трубки то вздувался, то сдувался обратно. Резко, почти судорожно набирал в себя воздух и так же резко сокращался, проталкивая его ему в лёгкие. Почти агония.

– И что же делать тогда? – спросил я. – Можете что-нибудь посоветовать?

– Прощайтесь, – прямо ответила она. – И молитесь за него.

– Я агностик.

– Тогда, может, самое время для того, чтобы перестать сомневаться?

Я внезапно вспомнил всю цепь событий, которая посадила меня на этот чёртов стул, и покачал головой:

– Если Бог и есть, то он не смотрит в мою сторону.

Докторша пожала плечами и, пробормотав что-то вроде «эх, молодёжь, ничего не понимают», ушла прочь, оставив меня наедине с моими мыслями.

О богах я старался никогда не думать. Сама мысль, что кто-то может управлять моей судьбой, выдавая свои действия за, якобы, подаренную свободу воли, была противна мне до глубины души. Всё равно что подарить пленнику свободу передвижения по собственной камере, при этом сказав, что весь остальной мир за этими стенами не существует. Он будет думать, что он свободен, и что дальше просто идти некуда, а на самом деле… К чёрту всё.

Я встал и принялся бродить по палате, продолжая тонуть в своём чувстве вины. Доктор сказала прощаться с ним, но я не хочу! Я должен столько ещё рассказать ему! Прокатиться ещё раз на велосипеде, подарить собаку или кошку, а ещё лучше черепаху какую-нибудь или хомяка – с ними возни меньше. Рассказать ему про суперспособности, продемонстрировать, объяснить, что мама тоже ими владеет. Эх, ничего этого не будет. Ничего. Эта пуля в его голове, она не ему предназначалась!

Я вздрогнул, на секунду увидев, что вместо Сашки на койке лежит красивая девушка с тёмно-рыжими волосами, явно крашенными. Что у неё так же перебинтована голова, и что она тоже не может боле дышать самостоятельно, без помощи техники.

Что, Ник, чувствовал бы ты себя тогда менее виноватым? Это ты снова втравил её в это дело, даже целых два раза! Хотя она каждый раз пыталась скрыться от Наумова и его людей, но ты продолжал затягивать её в это болото вслед за собой. Да, ты защитил её от той пули, но к чему это привело? Твой собственный брат умирает на твоих глазах. Да что там – он уже мёртв, его здесь нету, осталось только тело, которое тоже сдаётся! А Анна сейчас залечивает раны, полученные по твоей вине!

Я моргнул, и теперь уже увидел Джона. Он сам рвался в этот бой, но он тоже не должен здесь лежать. Да, пуля могла рикошетом попасть и в него, он ведь был совсем рядом со мной тогда. Но у него дочь, которая потеряет последнего родителя, пусть и с виду не горячо любимого, но это только на поверхности.

– Нет, – прошептал я. Нервы потихоньку сдавали.

Ты знаешь, Ник, кто здесь должен быть.

Я подошёл к лежащему на койке и вгляделся в черты его лица. Черты моего лица. Родственное сходство позволяло мне без всяких проблем представить себя на его месте, для этого не надо было даже подключать воображение, как в случае с Анной или Джоном. Я же выглядел в его возрасте почти так же, только у меня всегда была короткая стрижка, ну и лицо более худощавое.

Какая разница, кто здесь лежал бы вместо тебя, ведь нельзя чувствовать себя виноватым в большей или меньшей степени. Ты либо виновен, либо нет, третьего варианта не существует, кто бы что ни говорил.

– Я сожалею, – прошептал я ему на ухо. Надеюсь, он слышит меня.

Я не просил прощения. Зачем мне чужое прощение, если я сам не могу себя простить? Поэтому только и остаётся, что сожалеть, на большее я уже не способен. Хотя…

Я достал маленькую ампулу без этикетки с молочного цвета жидкостью. Поискал шприц, не нашёл, и тогда просто отодрал зубами пломбу. Аккуратно, не так остервенело, как Алексей, но это не помешало мне сравнить себя с ним. Сашка говорил мне не делать этого, что наркота – это наркота, и ей нельзя пользоваться, но мне так сильно хотелось увидеть его и услышать его голос, а иного выхода я не видел. Трясущимися руками я отодвинул ему уголок рта и вылил ему туда всю ампулу. Проглотить он не сможет, RD большей частью стечёт ему в лёгкие, но там его не так уж и много, чтобы захлебнуться в нём. Надеюсь, это сработает.

Я надеялся, что RD снова активирует его телепатию, и он сможет читать мои мысли, а я в это время буду читать его, так я смогу до него достучаться, и у нас получится пообщаться. В последний раз.

Я обессиленно сел обратно на стул и, взяв брата за руку, принялся ждать реакции. Каждые несколько секунд глядел на часы, пытаясь мысленно ускорить лениво бегущую секундную стрелку. Прошла минута. Затем ещё одна, и только на третьей минуте заметил, что он слегка сжал мою ладонь. И затем его пульс участился, какой-то из аппаратов начал пикать гораздо чаще, чем до этого.

Пора.

Я встал, подошёл нему и наклонился к его голове. Держа его ладонь одной рукой, другую я положил ему на лоб, стараясь держать её подальше от того места, где в него вошла пуля, и сосредоточился. Вчерашняя головная боль послушно откликнулась на мой зов и снова поселилась у меня в голове, но зато я снова ощутил, что я могу применять телепатию так же, как и раньше. Я немного отдохнул за ночь, выпил целую горсть разных таблеток, и теперь был готов оказаться внутри мыслей Сашки ещё раз.

– Я не знаю, ты ещё здесь или нет, – тихо сказал я. – Надеюсь, что твой разум не ушёл. Ты нужен мне. Пожалуйста.

Я мягко ткнулся в его ментальный барьер, который оказался неожиданно мягким, легко проминающимся под моими усилиями. И я прорвал его, больше не мешкая. На меня тут же хлынул поток его мыслей, самых разнообразных, сшитых вместе, и самых счастливых. Воспоминания причудливо переплетались друг с другом, вместе образуя одну Вселенную. Его Вселенную. Он точно был здесь, и он уже читал мои мысли.

– Коля? – услышал я голос брата у себя за спиной.

Я обернулся.

Он стоял босиком на мягком газоне, который отец выращивал у себя в огороде между домом и гаражом. Папа за ним всегда тщательно ухаживал, пропалывал от сорняков и защищал от мамы, которая пыталась там посадить что-нибудь более полезное. Нам всем он разрешал ступать на этот газон, только сняв обувь. Трава была действительно очень мягкая, приятная и пахучая, и даже просто стоять на ней босым было одно удовольствие, не говоря уж о том, чтобы взять и полежать на ней.

– Привет, – ответил я брату.

За его спиной действительно был наш дом. Не та дыра, где мы жили с ним в Питере, а дом, оставшийся для меня где-то необозримо далеко в прошлом. Слева от дома должен был идти огород, а за ним сарай, но здешняя реальность подчинялась Сашке, и поэтому и огород, и сарай были замещены на деревенский пляж. По правую сторону от дома возвышалась школа, которую, как мне казалось, Сашка ненавидел. Как видно, это было не так. Повсюду были различные куски его счастливых воспоминаний – старый, давно сломанный детский велосипед, который раньше принадлежал мне, а потом перекочевал к нему и благополучно вскоре сломался. Детские игрушки, тоже большей частью мои. Отрывки из фильмов и мультфильмов, воспроизводимые его воображением в натуральную величину, летающие прямо в воздухе страницы из книг и манги. Снующие туда-сюда люди, многие знакомы мне, но некоторых я видел в первый раз в жизни.

– Что происходит? – несколько ошарашенно спросил брат, тоже оглядываясь по сторонам. – Откуда всё это?

– Ты подводишь итоги, – я тепло улыбнулся ему, борясь с проступающими слезами.

– Итоги? Какие ещё итоги?

Он поймал один из летавших листков и прочёл то, что там было.

– Но… как? – удивился он. – Я же потерял его!

– Всё это всегда было в твоей памяти, – сказал я, наблюдая, как листок медленно растворяется в его руках.

Построенная им Вселенная начала размываться, таять. Листы исчезали один за другим, люди оглядывались на брата и растворялись прямо в воздухе, пропадали целые дома. Один за другим.

– Нет, – выдохнул я. – Ещё слишком рано! Нет!

Он умирал. Должно быть, что-то всё-таки случилось, иначе бы у меня сейчас над ухом не пищал бы какой-то из аппаратов, сигнализируя о том, что пациент уходит.

– Сашка! – крикнул я и побежал к нему.

Трава под моими ногами быстро стиралась, рассыпаясь на зелёную пыль и улетая прочь. Гараж за моей спиной уже пропал, дом впереди пошёл рябью, грозя тоже вот-вот исчезнуть. Мозг умирал, и вместе с ним умирали воспоминания. Должно быть, RD вызвал какую-то реакцию, которая сдвинула пулю на фатальное расстояние.

Брат застыл на месте, когда пропал дом – последнее, что здесь оставалось кроме нас. Он смотрел прямо на меня, но при этом он меня уже не видел, его взгляд был сфокусирован не на мне, а на чём-то, что было за моей спиной, хотя я и знал, что там ничего нет. Его лицо больше не выражало ничего. Я подбежал к нему и попытался обнять, но мои руки хватали только воздух. Прямо возле уха непрерывно пищал прибор – пульса нет.

Я упал на колени рядом с братом и посмотрел на него сквозь слёзы. Он всё-таки опустил взгляд на меня, хотя я уже и не надеялся на это.

– Будь сильным, – беззвучно сказал он.

– Буду, – пообещал я. – Буду. Слышишь меня? Буду!

Я смог его схватить, я тряс его за плечи секунд десять, прежде чем понял, что трясу труп. Меня уже выбросило из его разума – мёртвые думать не могут, а я этого и не заметил.

– Отойдите! – кто-то грубо отшвырнул меня от моего брата.

Это была докторша, она вместе с медсестрой пришла на сигнал с аппаратуры, и теперь пыталась реанимировать его, но я знал, что это бесполезно. Мозг был уже мёртв, пуля разорвала его, превратив в фарш.

– Выйдите из палаты! – крикнула мне врач. – Живо!

Я послушно кивнул и вышел в коридор, закрыв за собой дверь. И нос к носу столкнулся с родителями.

Отец, мужчина пятидесяти лет с русыми волосами и внушительной мускулатурой фермера, грозно возвышался надо мной на полголовы. Его обветренное лицо с жёсткой чёрной с проседью щетиной выражало всю суровость, которой мой отец обладал в достатке. Рядом с ним стояла женщина примерно его же возраста, с каштановыми волосами ниже плеч. Я заметил, что на лице отца изрядно прибавилось мелких морщин, а мамины волосы постепенно начинали седеть.

– Что происходит, сын? – резко пробасил папа. – Нам звонят среди ночи и говорят, что наш сын при смерти, что он снова в больнице!

Он в гневе гулко ударил кулаком по стене, и мне показалось, что от места удара поползли трещины.

Мама тут же схватила его за рукав и попыталась остановить:

– Костя, не надо!

– Что не надо, Маша? – папа начал кипятиться.

Я почувствовал, что все те раны, что я получал до этого от моих врагов, покажутся мне лёгким поглаживанием по сравнению с тем, что здесь сейчас развернётся.

– Мы доверили тебе твоего брата! – отец пошёл на меня, тыкая мне в грудь пальцем. Мне казалось, что он меня этим пальцем протыкает насквозь. – Ты помнишь, что ты сказал тогда? Помнишь?! Что молчишь?!

– Костя…

– Помню, – прошептал я.

– Громче!

– Помню! – твёрдо и чётко сказал я. – Что я буду оберегать его.

– И?

– И что я беру на себя ответственность за него тогда, когда он находится не с вами.

– Так какого хрена?! – рявкнул отец.

Дверь в палату резко отворилась, и в коридор выскочила врач. Я сначала подумал, что она вышла, чтобы объявить, что мой брат умер, но я ошибся. Нет, и это тоже, но это отошло на второй план. Её глаза рыскали по коридору, она была сильно взволнована и тяжело дышала. Наконец, она разглядела меня за спинами родителей, грубо оттолкнула их и, подбежав ко мне, схватила меня за грудки и с неожиданной силой приставила к стене так, что чуть не вышибла из меня весь дух одним ударом.

– Что ты ему влил?! – закричала она. – Что ты ему влил в рот?!

– Я…

Я не знал, что сказать. Я не мог сообщить правду, но это оказалось уже не важно. Докторша отпустила меня и принялась обыскивать меня, ощупывая карманы, пока не нашла то, что искала – пустую ампулу без этикетки, которую я почему-то всё ещё держал в руке. Она грубо выхватила её, оцарапав ногтями мне ладонь, поднесла к носу и принюхалась. Её глаза сузились в узкую щёлку.

– Что это? – требовательно спросила она.

– В чём дело? – вмешался отец. – Что Вам от него нужно?

Но врач не обратила на него никакого внимания.

– RD, – вырвалось у меня.

– Наркотик? – нахмурилась она.

Я тут же понял, что если я хочу остаться живым, то мне лучше уйти, причём как можно быстрее. Я без труда вырвался из её рук и стал обходить их всех, направившись к выходу.

– Сын, – отец остановил было меня, схватив меня за плечо, но я без труда сбросил его руку.

И я побежал.

– Охрана! – крикнула позади меня врач. – Хватайте его!

– Что здесь, чёрт вас всех подери, творится?! – воскликнул отец.

– Этот парень только что убил вашего сына наркотиком…

Дальнейшее я уже не слышал – бросился вниз по лестнице, убегая от пустившегося за мной в погоню охранника. Мой живот наполнился едкой кислотой, разъедая меня изнутри жгучим чувством вины. Что теперь обо мне будут думать родители? Я допустил, чтобы в моего брата попала пуля, и он угодил в больницу, а затем пришёл к нему и влил ему в рот наркоту. И, ничего не объяснив, сбежал, как последний трус, испугавшись кары. Не самое лучшее развитие событий.

От охранника я ушёл без труда – этот оказался толстяком, который выдержал ровно три лестничных пролёта. Связаться с другими он быстро не мог, поскольку больничным охранникам рации, к моему облегчению, не выдают, поэтому дальше я без затруднений взял куртку в гардеробе и вышел на улицу.

Куда мне теперь идти? Что мне делать дальше? Брат мёртв, с родителями я поссорился, похоже, окончательно. Как бы теперь на меня нового обвинения не повесили, которое уже не будет таким уж несправедливым. Наумов ушёл в сторону, как и обещал, но я не уверен, что это продлится долго, ведь я уже понял, что я нужен ему позарез, особенно теперь, когда он знает, что у меня не одна суперспособность. Пусть телекинез ушёл вместе с RD из моей крови, но я знал, что он у меня есть, осталось теперь только научиться его вызывать без наркоты. Самое главное – надеяться, что в моём случае это возможно, а то вдруг окажется, что гены телекинеза у меня не рецессивны. Хотя, видений у меня не было тогда, но это может быть из-за телепатии, так что пока остаётся только гадать.

Александр, мой брат, мёртв. Дмитрий Наумов тоже мёртв. Анна в бегах, Джон временно тоже не у дел, надо будет проверить, что с ним, если только он, конечно, не съехал в срочном порядке из того дома из-за предателей, которые точно знали, где он жил. Надо узнать, что с Ромой, будет ли он и дальше помогать мне, или же испугается и уйдёт в сторону. И надо узнать, что с Семёном.

Домой мне сейчас нельзя – у мамы с папой есть ключи, и, скорее всего, у нас они и остановятся, пока будут проходить похороны. Чёрт, я сказал «у нас». Нет больше никаких «нас» – это моё жилище. В которое я не могу пока вернуться, чтобы не натолкнуться на родителей. Хотя, на похоронах мы всё равно встретимся, это неизбежно, но там будет много людей, и я надеюсь, что они будут хоть немного сдерживаться.

Проклятье.

Ладно, похоже, вариантов нет – иду к Семёну. Пережду у него пару деньков, а потом уже придумаю что-нибудь.

Глава 26

Семён обрадовался, когда увидел меня, хотя виду он и не показал. На мой вопрос, могу ли я пожить у него пару деньков, пока не утрясётся вся ситуация с похоронами, он ответил:

– А кто умер?

– Александр Айдарин, мой брат.

Семён несколько секунд смотрел на меня, пытаясь сообразить, не шучу ли я, но я был серьёзен как никогда. Затем он коротко выругался и пригласил меня внутрь.

– Живи сколько нужно, – мрачно проскрипел он.

– А как твоя…

– Всё ещё в больнице, её не будет две недели. Всё обошлось, даже почти без последствий, но, я думаю, что ей лучше не сообщать пока этой новости, сам понимаешь.

Затем я поведал Семёну всё, что со мной произошло за то время, когда я от него ушёл в последний раз, запретив участвовать в этой заварушке. Ну, не совсем всё рассказал – я всячески избегал упоминания Анны. Сейчас это уже не имело никакого смысла, но я не хотел, чтобы мой напарник уличил меня во лжи – ни к чему хорошему это не приведёт, особенно с природной подозрительностью Семёна. Я не хочу поссориться с ещё одним человеком. Но я так же нашёл в себе силы признаться ему, что я обладаю особенным даром, и что все мои беды за последний месяц возникли именно из-за него. Я рассказал про RD всё, что я знал на текущий момент, я рассказал, как мы с Джоном попали в плен Наумова благодаря предательству, как мы с боем бежали из него, как столкнулись с Алексеем, и как он накачался RD.

– Подожди, – остановил меня Семён. – То есть, ты хочешь сказать, что тот грёбаный смерч – это его рук дело?

– Косвенно, – кивнул я. – Он усилился настолько, что смог управлять электромагнитным полем довольно больших размеров. Он притянул грозу, и это придало ему дополнительных сил. Но это же и сыграло с ним злую шутку.

Я рассказал, как Наумов выстрелил в меня, как я попытался защититься, и в результате пуля угодила в брата. Как Наумов попытался сбежать по морю, но у него ничего не вышло. И как Алексей потерпел поражение, не справившись со своей мощью.

Я видел по глазам Семёна, что он не до конца поверил мне. Я был избит, весь в ранах и кровавых подтёках, забинтованный и залепленный пластырями – такому человеку легко списать все его россказни на бред, посттравматический синдром, особенно если учесть гибель близкого человека. Но я почти доказал ему, что я не вру, я проделал с ним ту же штуку, что и с Джоном. И, всё же, Семён так до конца мне и не поверил.

– Сколько ты таблеток съел за последние сутки? – спросил меня он. – Обезболивающего?

– Не в таблетках дело, как ты не поймёшь!

– Сколько?

Я задумался.

– Две в скорой. Ещё две в участке до допроса, и одну после. И ещё одну перед больницей.

– Шесть. И как ты себя сейчас чувствуешь?

– Перед глазами всё время летают розовые слоники с реактивными ранцами, а что?

Шутка не прошла, Семён с тревогой посмотрел на меня, затем быстро навёл чай с малиной, силой напоил меня и отправил спать. Я упирался столько, сколько мог, но стоило моей голове коснуться подушки, как я тут же заснул. Я чертовски сильно устал, я был измотан и избит, и, наконец, я смог отдохнуть и выспаться. Похоже, что я был истощён так сильно, что у меня даже не хватило сил на привычные сновидения, хотя я до этого не сомневался, что стоит мне закрыть глаза, как я окажусь в собственном кошмаре. За одно только это я был готов поверить в бога, но стоило мне открыть глаза и понять, почему я оказался не в своей постели, как всё желание моментально отпало.

Весь следующий день прошёл суматошно, в подготовке к похоронам. Родители принимали в этом непосредственное участие, но я наотрез отказался общаться с ними даже тогда, когда они дозвонились до квартиры Семёна, и тот сдал меня. Я объяснил родителям через него, где найти мою заначку на самый-чёрный-день, который, похоже, наступил, и я полностью остался без денег. Единственной купюрой, которая всё ещё оставалась у меня, был мятый полтинник в кармане рваной куртки. Я и Семён помогли родителям организовать похороны, найти нужные агентства и подыскать место на кладбище – всё наше общение происходило через Семёна. Я безмерно благодарен ему за это, но, в конце концов, он не вытерпел после того, как я заявил, что я не поеду на похороны в назначенное время, а подожду, когда все разъедутся. Семён обозвал меня кретином и полным эгоистом. А потом ещё и позвонил шеф и сказал, что если я не буду на похоронах, то он меня уволит. Пришлось согласиться.

Но в назначенный день Семён повёз меня на своей развалюхе благодаря моим уговорам сразу на кладбище, таким образом, я успешно пропустил начало всей траурной церемонии. День выдался холодный, пасмурный, небо снова заволокли серые унылые облака, но ветра не было. Место было подобрано удачно – там, где было поменьше вездесущего орешника, на склоне небольшого холма. Мы застали как раз тот момент, когда гроб уже опустили в вырытую яму, и многочисленные знакомые и родственники каждый подходил и бросал горсть земли вниз. Первыми, конечно, были родители, затем уже все остальные тётушки-дядюшки и прочие, выстроившиеся в порядке живой очереди, словно в магазине. Рабочие с лопатами скучающе ждали в стороне вместе с толстым батюшкой, вот уж не знаю, кто его пригласил – вроде бы ни я, ни родители не отличались религиозностью. Я пропустил вперёд Семёна и собой замкнул очередь. Отходящие от ямы люди косились на меня и старательно обходили стороной, даже те родственники, которые знали меня с детства. Немногочисленным детям и подросткам запретили подходить ко мне близко, разрешая только поздороваться издали, я своими собственными ушами слышал это. Семён пробурчал что-то неодобрительное в сторону таких «родственничков» и того, как они теперь от меня шарахаются, но мне было плевать на это, по крайней мере, я пытался убедить себя в этом. В последний момент, когда я подошёл к самой могиле, я встретился взглядом с отцом, внимательно наблюдающим за мной, и вздрогнул. Отвёл взгляд, наклонился, схватив горсть промёрзшей земли, и немного небрежно бросил её вниз, что тут же было отмечено окружающими, и они зашептались у меня за спиной. Рабочие дождались, когда я закончу, и стали закапывать яму, быстро забрасывая её землёй, а батюшка затянул длинную молитву. Я вышел из толпы плачущих родственников и собрался было уже уйти прежде, чем у кого-то лопнет терпение, и меня выгонят с похорон, но я не успел. Тяжёлая мозолистая рука отца легла на моё плечо, и он повёл меня в сторону. Я обернулся, поискал взглядом Семёна и обнаружил его рядом с матерью, прикрывающую лицо платком. Он заметил мой взгляд и кивнул, мол, держись.

Мы с отцом отошли ото всех метров на тридцать, подальше от любопытных глаз, и остановились у какой-то могилы с дорогим мраморным надгробием и низеньким выкрашенным чёрной блестящей краской забором. Могила была совсем свежая, даже большой букет цветов не успел ещё завянуть.

– Сын, нам нужно серьёзно поговорить, – начал отец. Я видел, что он был зол и огорчён, что он еле сдерживал себя. – Как мужчине с мужчиной.

– Ну, давай поговорим, – несколько грубо ответил я, но он этого не заметил.

– Что всё это значит? Что за RD? Ты – наркоман?

– Нет, – я помотал головой.

– Не ври мне! Признайся, ведь если ты болен, то…

– То что? Сашка оживёт? Нет, пап, я не наркоман.

Отец секунду смотрел на меня, затем медленно сжал и разжал кулак. Он всегда так делал, когда пытался сдержаться и не сказать что-нибудь не то.

– А… – он посмотрел на свои ботинки и усмехнулся сам себе, но затем поднял на меня взгляд своих голубых глаз и тут же вновь стал серьёзным. – Поверить не могу, что я это спрашиваю, но всё же… Сашка не был наркоманом?

– Нет, ты что! – воскликнул я. – Или ты считаешь, что я совсем не смотрел за ним?!

– Я… я просто не знаю, что думать. Он уже попадал в больницу, и я позвонил тебе сразу же, как только узнал, но ты был чем-то так занят, что даже не стал разговаривать с собственным отцом! Мы пытались потом дозвониться до тебя, но ничего не вышло.

Он замялся, и я заметил, как покраснели его глаза. До этого я никогда не видел, как отец плачет, даже когда умер его отец. Он считал деда упрямой сволочью, тираном, он постоянно говорил, что не хочет быть таким же, но при этом он им был, хотя я не знал деда и видел его только один раз, на его похоронах.

– Саня звонил нам недавно, – наконец сказал он. – Как раз, когда был в больнице. И он просил не говорить тебе об этом.

– Он… что?!

Я не поверил своим ушам. Мой брат тайком от меня звонил родителям? Но зачем? Зачем это было скрывать от меня? Да, я сам с ними не общаюсь подолгу, иногда даже целыми месяцами, но я спокойно отношусь… относился к тому, что у Сашки совсем другие отношения с ними.

– Он звонил, и просил нас приехать в Питер и забрать его отсюда. Он сказал, что у тебя крупные проблемы, и что из-за них он и оказался в больнице.

Я молчал. Это не укладывалось у меня в голове, я не мог поверить.

– Он сказал, что он боится тебя.

– Чёрт, – выдохнул я ошарашенно.

– Вот именно. Какого хрена? Куда ты вляпался?

– Тебе не понравится ответ.

– МОЙ СЫН МЁРТВ! Думаешь, что твой ответ хоть что-то изменит?!

У меня загорелись уши, а кислота из желудка вплотную подобралась к горлу и начала сжигать его. Я хотел провалиться сквозь землю, лишь бы не отвечать на его вопросы и не слушать того, что будет дальше. Но у меня снова не было выбора.

Отец положил свои тяжёлые, как степень моей вины, руки мне на плечи и сказал совершенно без эмоций:

– Просто скажи мне, во что ты вляпался.

Я собрался с духом и начал:

– Есть один человек, его зовут Наумов Евгений Раилевич…

– Заместитель министра транспорта что ли? – переспросил отец.

– Да, а ты откуда знаешь?

– Он оплатил половину расходов, и мне жутко интересно, почему.

– Вот говнюк!

– Выбирай выражения!

– Это он стрелял.

– В Сашку?

– Нет, в меня.

Папа нахмурился.

– Это как? Но почему…

– Почему там лежит мой брат вместо меня? Я задаю себе тот же вопрос, хотя я и знаю ответ. Наумов охотится на таких, как я.

Папа стал ещё мрачнее, его лицо прорезалось жёсткими морщинами.

– То есть? – спросил он, отстраняясь от меня. – Что значит «таких, как я»?

– Как я и мама. Со сверхспособностями.

– Я знал. Я знал, что они ни к чему хорошему не приведут! Я же запретил тебе пользоваться ими, а ты наплевал на мой запрет, и ты видишь, что из-за этого случилось?!

– Папа, папа, Па-а-ап! Пойми, Наумову без разницы, использую ли я свои способности или нет. Для него это не важно, поскольку он в любом случае заставит их использовать.

– Значит, про тебя прознало правительство, – задумчиво сказал отец, это прозвучало как один из его упрёков. – Но при чём тут Саня?

– Не правительство, пап. Наумов действует скрытно. Всё дело в этой наркоте, RD. Он с помощью неё ищет таких, как я. Он просто использовал Сашку, чтобы выйти на меня. Он похитил Сашку и чуть не убил меня несколько раз, а я попытался спасти Саню.

– Попытался, значит?

Я отвернулся от папы, будучи не в силах выдержать на себе его взгляд, но он обхватил мою голову руками и силой повернул её к себе, заставляя меня смотреть на него.

– Ответственность, сын, ответственность! Сколько лет я пытался вдолбить тебе это в голову! Ты должен нести ответственность за свои поступки! Да, мы с тобой были не согласны по отношению к применению твоих способностей, и ты уехал. Это твоё решение, я уважаю его, это, в конце концов, твоя жизнь. Ты уже взрослый, и способен принимать самостоятельные решения, которые, я надеюсь, ты тщательно обдумываешь, я ведь учил тебя предугадывать последствия твоих поступков. Но когда Сашка решил уехать вслед за тобой, ты сказал, что ты будешь присматривать за ним, что будешь оберегать его и защищать. Ты принял решение и, как мне показалось тогда, был готов снова нести ответственность не только за свою, но и за чужую жизнь. Ответственность за Сашку, чёрт тебя дери!

Я не вытерпел и вырвался из его объятий, он попытался меня остановить, но я успел отскочить. Я развернулся и пошёл прочь, пытаясь не слушать его гневные выкрикивания в мой адрес. Но они всё равно били в самое сердце.