Текст книги "Следствием установлено (СИ)"

Автор книги: Николай Пахомов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Заброшенный милицейский «бредень с частыми ячейками» стал приносить плоды: весь отдел был «забит» выходцами с Кавказа. И не только с Кавказа. Были тут и представители Центральной Азии: узбеки и киргизы, обосновавшиеся на городских рынках. Их «прихватили» на всякий случай. Однако, удостоверившись в личности, многих отпустили, так как Паромов заявил, что в этот раз он в выходцах Средней Азии не нуждается, интерес только к выходцам с Кавказа, особенно к грузинам, уроженцам Абхазии.

Оперативники, проводя отсев, выявили с десяток лиц, которые так или иначе, но были причастны к группе Шаматавы и некоего хромого Квираи, «заправлявшими» в Курске под прикрытием фирмы «Дефис». кто-то о них слышал, кто-то знал, а некоторые даже помогали (по их словам) в выгрузке рубероида, линолеума и аккумуляторов (это было что-то новое) в один частный гараж поселка Камыши Курского района. Даже имя женщины – владелицы гаража назвали – Люда и место ее работы – поселковый медпункт. А на вопрос следователя, кто в этой группе лидер, многие при приватной беседе и даже в протокол допроса свидетеля пояснили, что это Квирая, который еще в Абхазии был не раз судим, которого все земляки откровенно побаиваются.

«Страшный человек», – характеризовали Квираю многие. Зато о Биндилиани говорили, что он хоть и участник грузино-абхазского военного конфликта, хоть и побывал в плену у абхазцев и покалечен ими, но он, скорее всего, действует по указанию Шаматава Зифрида, так как женат на его родной сестре Кларе. «И как не помочь родственнику…».

Паромова удивляла информированность заброшенных на Курскую землю горцев. Любого русского спроси о его ближайших соседях – десяти слов не скажет, не говоря уже об их родственных связях, а эти – пожалуйста, и про маму, и про папу, и про троюродного племянника расскажут, если «припечет».

Но все они клялись мамой, что ни в каком мошенничестве не участвовали и местожительство главных фигурантов дела не знают. «Улов» был большой, а толку мало, что, впрочем, не помешало Паромову (на радость Василенко и его операм) с пяток из них задержать по статье 122 УПК, а остальных участковые инспектора оформили как бродяг и отправили в приемник-распределитель, забив его под завязку.

Главная же цель вновь оказалась не достигнутой: Шаматава, Биндилиани и Квирая в милицейский бредень не попали. Оперативники чертыхались, особенно лейтенант Кулешов, который больше всех суетился во время заброски «бредня». Но тут повезло сотрудникам ГАИ: им удалось раскопать в архиве областного ГАИ административный протокол о задержании водителя автомобиля ВАЗ-21063 серого цвета, госномер К 2356 ГР, Шаматава Зифрида Карловича, 1959 года рождения, уроженца Абхазской АССР, временно проживающего в городе Курске по проспекту Кулакова, 7, квартира 425, за превышение скоростного режима.

Наконец-то в руках следствия оказались документы с полными данными одного из основных фигурантов дела, а не коротенькие обрывки с фамилией и инициалами да показания Закарая.

Подоспела и справка из КАБ с указанием адреса еще одного Шаматава, но уже Карла Иосифовича – отца подозреваемого.

Василенко экстренно собрал в своем кабинете оперативно-следственную группу, чтобы определиться о дальнейших планах и действиях.

– Что скажет уважаемое следствие, – как всегда с легкой иронической усмешкой спросил он Паромова и Махова.

– Немедленно послать оперативников по установленным адресам, – чуть ли не в один голос ответили те, – чтобы всех фигурантов задержать.

– Вдруг дома не застанем, – тут же отозвался начальник ОУР Лукьянчиков, – тогда только засветимся и их спугнем. Предлагаю подождать до утра, а пока другими делами заняться.

– Смотрите сами, – согласился Паромов, – вам виднее кого и когда задерживать, как-никак – профессионалы, не нам, дилетантам, ничего не смыслящим в анналах отечественного сыска, чета, – не удержался он от легкой подначки. – Если упустите – спрос будет с вас… Только розыск автомобиля объявите.

– Само собой…

– Что же касается пресловутой «засветки», то мы в городе такой шум подняли, который даже дураку, а не таким прожженным мошенникам, с какими мы имеем дело, об их розыске расскажет. Поэтому я все же с Кулешовым и криминалистом Поповым на дежурной автомашине смотаюсь в Камыши… Только пусть кто-нибудь за меня тут поддежурит.

– Сразу видать наше следствие, – засмеялся Лукьянчиков, – кто жуликов ловит, а кто спешит в камыши, чтоб напиться от души и запеть потом: «Шумел камыш…».

– Камыш-то, камыш, только чтобы не вышел у нас у всех шиш, – скаламбурил Василенко. – Ладно, берите дежурку, – разрешил он взять дежурный автомобиль, – как-нибудь перебьемся без нее, а с подменой тебя в опергруппе Махов решит.

Махов кивнул утвердительно, мол, не вопрос.

– Не нужен нам дежурный автомобиль, – вмешался Кулешов, до этого момента молча посапывавший в «тряпочку».

– Это почему? – спросил недоуменно Паромов, не ожидавший такого решения от понравившегося ему своей хваткой оперативника. – Может, пешком собрался идти?

– Возьмем в фирме «Слово и дело», – тут же пояснил Кулешов, разряжая обстановку. – Мне там обещали. Кроме того, один понятой на всякий случай с нами уже будет. Я имею в виду водителя, с которым уже познакомился и которого планирую во внештатные сотруднике к себе взять. Толковый паренек и уже мне кое в чем помогал.

– Наш пострел везде поспел, – был вынужден развести руками Паромов, радуясь в душе такой профессиональной сообразительности молодого опера. – Прямо на ходу подметки рвет… Точно мы, Геннадий Георгиевич, в нашей милицейской молодости.

– Вот и отлично, – улыбнулся Василенко то ли тому, что напомнили о его оперской молодости, то ли тому, что дежурный автомобиль останется в отделе и не будет дополнительной головной боли при выезде опергруппы на место происшествия, так как не придется искать для этого транспорт. – Только время зря не теряйте: одна нога здесь – другая уже там…

Поездка старшего следователя Паромова в поселок Камыши положительного результата, на который рассчитывали сотрудники милиции, не дала. Стройматериалы из частного гаража уже были вывезены. Только кусочки рубероида, да случайно оброненная при спешной ночной погрузке этикетка с рулона линолеума, свидетельствовали о том, что искомый груз тут находился.

– Ох, – тихо охала хозяйка гаража, довольно грузная женщина лет сорока, разысканная сотрудниками милиции в медпункте и открывшая по их требованию металлический гараж, стоявший на окраине поселка среди десятка подобных, спрятавшихся средь высокого кустарника, – обокрали, сотни полторы аккумуляторов вывезли, которые мой муж – предприниматель – приобрел на заводе Аккумулятор для перепродажи.

– А, может, он их сам и вывез? – задал криминалист Попов неприятный вопрос, не переставая щелкать затвором фотоаппарата «Зенит». – Или по сговору с ними?.. А вы тут нам лапшу индийскую на уши вешаете… сочувствия ищите. А?

– Чем угодно поклянусь, – не сдержала женщина слез. – Муж узнает – его точно сердечный удар хватит… Это же надо, какое горе…

– Нечего было кого зря к своему дому привечать, – зло бросил Кулешов, которого не разжалобили слезы женщины а только брала досада сорвавшейся операции, ведь он так рассчитывал обнаружить тут похищенный товар. – Тогда бы и проблем не было. Еще неизвестно, откуда у мужа аккумуляторы, может, тоже ворованные… Кстати, где муж-то?

– В Липецк по делам уехал, – сквозь всхлипывания отозвалась хозяйка гаража. – Ой, что же делать?..

– Ничего, кроме того, что надо в милицию с заявлением по поводу кражи обращаться, конечно, если такая была, – отозвался на ее последнюю реплику Кулешов.

– А вы?

– А мы из Курска… по своему делу. Ваше заявление мы не вправе принимать и рассматривать. Тут принцип территориальности и подследственности действует.

– Прямо сейчас заявление писать?

– Можно и через месяц, только зачем тянуть, – заметил с прежним раздражением опер.

– Может, мужа подождать?

– Нет, не стоит. В Курском РОВД вам и так спасибо не скажут.

Женщина засобиралась уходить.

– Далеко это вы? – спросил опер.

– В опорный пункт к участковому, заявление писать.

– Мыслите верно, но немного придется обождать: вот следователь тут закончит осмотр, в его протоколе распишитесь, и можете идти. Да имейте ввиду: вас и вашего мужа на допрос к нам в ОМ-6 вызовем. Так будьте добры, явитесь в указанное время.

Паромов в это время молча составлял протокол осмотра места происшествия. Была кража аккумуляторов, не была, но по нашему делу, – решил он для себя, – протокол осмотра места происшествия, как еще одно доказательство, лишним не будет. Обнаруженные в гараже и изъятые кусочки рубероида и уцелевшая этикетка с рулона линолеума уже лежали в его «дипломате».

С подачи хозяйки гаража удалось разыскать двух грузин, проживавших в поселке, беглый допрос которых показал, что отгрузка стройматериалов и аккумуляторов произошла всего три дня назад, среди ночи.

– Ночью пришел к нам Квирая, пообещал хороший куш за срочную работу, – показали допрашиваемые. – Мы пришли сюда. Гараж был уже открыт. Рядом стоял КАМАЗ с тентованным кузовом и автомобиль ВАЗ, «шестерка». Погрузкой командовали Квирая и Шаматава. Им помогал зять Шаматавы – Мираби Биндилиани. Нас, грузчиков было человек восемь… Когда окончили погрузку, то Квирая поехал с водителем КАМАЗа в качестве сопровождающего, а Шаматава с зятем уехали на «шестерке». Вот и все.

– Перечислите их всех и назовите адреса их житель-ства, – попросил Паромов.

Допрашиваемые добросовестно перечислили. Конечно, только тех, кого знали и кто в этом поселке «обивался». Слух и милицейской «зачистке» города достиг уже поселка, и допрашиваемые грузины Иссилиани и Кирия геройствовать не собирались. Не верить их показаниям следователю оснований не было.

– Где живет или жил Квирая? – задал очередной во-прос следователь Кирии.

– У женщины Натальи из дома шесть. Она разведена, и ее все там знают.

– Покажите! – приказал Паромов.

– Только издали, в квартиру заходить не будем, а то Квирая узнает – головы снимет, не задумываясь. Да и сама Наталья еще глаза выцарапает…

– Серьезно или так, для красного словца сказали про Квирая? – спросил Паромов.

– Серьезно! – чуть ли не хором ответили Иссилиани и Квирия.

Было видно, что они действительно боялись этого неизвестного Квирая.

Наталья, разбитная бабенка лет тридцати, имевшая двух малолетних ребятишек, оказалась дома. Милицию встретила не очень дружелюбно, но терпимо.

– Где постоялец? – задал вопрос Паромов. – Грузин Квирая, – уточнил он.

– А вам зачем? – Не очень-то смутилась Наталья.

– Нужен.

– А черт его знает. Дня три или четыре назад как ушел утром из дома, так больше и не появлялся.

Стали выяснять приметы Квирая, возможные места его появления, связи. В ответ только одно: «Не знаю».

– Как так?

– Да вот так! Деньги за квартиру платил изрядно, а большее меня не очень-то интересовало. Да и не разговорчивый он. Бирюк бирюком.

– Нам тут шепнули, – вмешался в беседу Кулешов, игриво подмигнув Наталье, – что не только квартирантом он у вас был, но и… как бы это выразиться помягче…

– Хахалем, что ли, – нагловато ухмыльнулась Ната-лья.

– Можно и так сказать…

– Был. Ну и что… Я баба еще молодая, а он, несмотря на то, что хром, мужик был, каких поискать… Да и хромота в этом деле не помеха, – засмеялась с веселой дерзостью она, – если то, что у мужика между ног не хромает.

– Веселая вы, однако, – констатировал Паромов, – и, вижу, шустрая. Не промах…

– А то…

– Вот я и мыслю, что успели вы, Наталья, на досуге не только в его кошелек заглянуть, но и в паспорт. Верно?

– А ты, мент, откуда это знаешь? – Оказалась слегка озадаченной Наталья.

– Так каждую птицу по полету видать! Одна, как квочка, дальше своего носа не видит, другая – жар-птицей летает…

– Угадал, заглянула, – не стала отнекиваться Наталья, – и даже для себя на листок переписала.

Она подошла к видавшему виды шифоньеру, и покопалась среди полок.

– Вот, – протянула она из ученической тетради, в клеточку, листок. – Тут все точно переписано. Сама переписывала…

– Вот и отлично, – принимая листок, проговорил Паромов. – Теперь только остается выполнить небольшие формальности: записать ваши показания, да изъять этот листок как вещественное доказательство.

– Дайте мне хоть копию с него снять, – попросила Наталья. – Вдруг, да пригодится… ведь жениться обещал, сволочь…

– Ну, это вряд ли, – усмехнулся следователь, – но копию снимите. Впрочем, как говорится, обещанного три года ждут. Может вам и повезет, лет так через десять и встретитесь снова, если, конечно, нам повезет, и мы его поймаем… или ему повезет, отбегать столько лет, находясь в розыске…

После этого Паромов прямо на коленях, положив на них свой старенький «дипломат», стал записывать показания Гололобовой Натальи Сергеевны – так полностью величали разбитную бабенку, – а та в это время быстро переписывала на чисты лист бумаги грузинский адрес своего, теперь уж точно бывшего, хахаля.

– Да не поймаете вы его, – окончив свою писанину, сказала Наталья. – Он уже в Грузии. Кому-то из своих земляков звонил, а те мне весточку передали.

– Ладно, жизнь покажет, – не очень уверенно ответил на последнюю реплику Паромов. Он понимал, что вопрос экстрадиции решается не так-то просто. Почти каждое государство обязуется перед своими гражданами не выдавать их другому государству. И не выдают…

Уголовное дело пухло, но, по большому счету, радикальных подвижек не было: главные фигуранты оставались на свободе. Это с одной стороны раздражало следователя, а с другой – успокаивало. Если будут задержаны подозреваемые, то при наличии фактически уже расследованного дела только допросить подозреваемых, предъявить им официальное обвинение, избрать меру пресечения да выполнить требования статей двухсотой и двести первой УПК – и направляй дело прокурору для утверждения обвинительного заключения. Так как вся работа уже была раньше сдела-на, и не придется искать и допрашивать свидетелей, назначать и проводить экспертизы, осматривать вещ-доки.

Когда Паромов с приданными ему в помощь сотрудниками милиции возвратился в отел милиции, там, несмотря на позднее время, его ждали: и Павлов, и Василенко, и Махов. Их интересовали результаты.

Результаты никого не обрадовали, особенно известие, что подозреваемый Квирая находится в Грузии.

– Не густо, – заметил настроенный скептически Василенко. – Хорошо, что хоть не наш бензин прокатали.

– Что смогли… – в тон ему ответил Паромов. – Мы не боги…

Дежурство в эти сутки выдалось на редкость спокойным, и до утра Паромова почти не беспокоили, обходясь силами участкового и оперативника. Утром Паромов сменился и убыл домой, приказав Кулешову продолжить работу с задержанными и содержащимися в ИВС подозреваемыми.

Когда через сутки Паромов вновь пришел в отдел, то встретившийся в фойе – видно, выходил подышать свежим воздухом – помощник оперативного дежурного ему доложил, что текущей ночью был задержан на квартире у старшего Шаматава Биндилиани Мираби, а Шаматава Зифрид успел скрыться.

– Биндилиани постоянно требует адвоката, – сообщил изрядно взъерошенный после ночного бдения помощник дежурного, прапорщик милиции Бутов. – Грозится голодовку объявить.

– Видать опыт в абхазской тюрьме не прошел даром, – ответил Паромов, помня о «приключениях» данного фигуранта, – если верить показаниям допрошенных земляков.

– Не понял? – Насторожился Бутов.

– А что тут понимать… – принялся пояснять Паромов. – Он участник военного конфликта в Абхазии, в абхазском плену побывал, и смог выжить. Теперь пытается и у нас вои порядки устанавливать, чтобы выжить… Впрочем, адвоката мы ему предоставим, а если будет нужно, то и переводчика. Но всему свое время… А пока пусть посидит, ничего с ним не случится.

– Да уж забрал бы ты его от нас, что ли, – попросил Бутов.

– Обожди чуток, браток, будет тебе и белка, будет и свисток. Дай хоть до кабинета дойти, раздеться, к работе приготовиться. Кстати, кто из оперативников уже на работе?

– Лукьянчиков Вадим да Андрей Сидоров. Это они под утро за Биндилиани и Шаматавой ездили.

– Вот и отлично. Скажи им по телефону, пусть ко мне зайдут, – попросил Паромов, направляясь к лестничному маршу, чтобы подняться к себе на второй этаж. – Надо же из «первых рук» узнать все обстоятель-ства засад и погонь.

Не успел он войти в свой кабинет и раздеться, как туда ввалились оперативники.

– Знаешь, друг, – поздоровавшись, сходу начал Лукьянчиков, – немного опростоволосились мы с Андрюхой. – Пока звонили да стучали в дверь сожительницы Шаматавы, он по балконам с третьего этажа ушел. Упустили… Но Биндилиани мы взяли. На квартире у отца Зифрида. Он там с женой живет. Без прописки.

– Сопротивлялся?

– Да, нет. Даже убегать от нас не пытался, как ни странно. Только предупредил, чтобы по голове его не били – она у него еще в абхазском плену пробита, да адвоката вызвали.

– А вы? – усмехнулся Паромов.

– Что – мы?

– Били? По голове…

– Ещё нет, – понял шутку следователя Сидоров, – но время покажет… Шучу, – тут же добавил он. – Зачем нам руки марать. Сам расколется…

– В мошенничестве сознается?

– Нет. Заявляет, что просто помогал брату жены – Шаматава Зифриду и его другу – Квирая, у которых якобы совместный бизнес.

– Позиция…

– Что? – Не понял Лукьянчиков.

– Говорю, неплохую позицию избрал для своей защиты: я – не я, и хата не моя; что говорили, то и делал. Не подкопаешься…

– Да ладно, вот возьмем в оборот – сразу запоет… – оскалился в улыбке начальник ОУР.

– Это уж вряд ли, – остался при своем мнении Паромов. – Земляки его характеризуют, как крепкий орешек, который оказался не по зубам даже абхазской контрразведке. А там, я думаю, умели языки развязывать… с противниками не миндальничали, в плохих и хороших полицейских не играли.

– Посмотрим… – не сдавался Лукьянчиков, когда его подчиненный Сидоров помалкивал.

– Ладно, – сменил тему старший следователь, – о Биндилиани достаточно. Расскажите лучше, что с задержанными Чавадзе и Несмеловой? Какие слухи от них и из-под них? Сегодня срок содержания в ИВС истекает, надо что-то решать с ними. Или задерживать до десяти суток, избрав меру пресечения в качестве содержания под стражей, или же отпускать, взяв в качестве меры пресечения подписку о невыезде.

– Да ничего хорошего, – скис начальник уголовного розыска. – Несмелова вообще разговаривать отказывается, а Чавадзе сознался лишь в том, что действительно на своем МАЗе отвез товар в Камыши и обещал показать нам гараж, где выгрузили похищенное. Мы и так уже его знаем… гараж тот.

– А другие?

– То же самое…

– Да, не густо, как любит повторять ваш шеф Василенко. Про квартиры… и задержание на одной из них Шаматавы я и сам уже знаю. Везде «голый вассер» получили, – не удержался от подковырки в адрес не очень-то расторопных сыщиков Паромов. – А еще в гараже пустом побывали… Так что не густо.

– Ладно тебе, – понял подначку Лукьянчиков, про-явивший как старший, глупую самонадеянность, так как не взял достаточного количества оперативников, чтобы отсечь все пути отступления подозреваемого, а потому чувствовавший вину за свой «прокол». И зыркнул своими рысьими глазами на Сидорова: не смеется ли тот над ним. Но тот не смеялся, чувствую и за собой долю вины за сорванную операцию по задержанию основного подозреваемого, хотя и предлагал своему начальнику взять побольше людей, но тот не захотел славой делиться. Вот и доделились… – И на старуху бывает поруха. Впрочем, куда он от нас денется. Дело времени…

– В Грузию может удрать, если начальник розыска будет благодушествовать, ссылаясь на время… Вслед за Квирая… Но пока не о нем речь. Ответь мне, что будем с уже задержанными делать. Это вы с Кононовым так рьяно наседали, докладывая Павлову и Василенко, что следователь не задерживает людей по делу, и клялись добыть доказательства их вины. А у самих и поверху, и понизу – один пшик.

– Что хочешь, то и делай, – зло махнул рукой начальник ОУР. – Мне сейчас будет не до того. Василенко разорвет, как Тузик шапку.

– И на красный трактор отправит, – невесело усмех-нулся Сидоров, которому также предстоял нелицеприятный разговор с начальником КМ.

– Вот как, уважаемые сыщики, – не отставал от сыскарей Паромов, отыгрываясь на них за излишнюю любовь «нашептывать» руководству о несговорчивости следователей и их нежелании идти «навстречу» розыску, – вы теперь в стороне, а я, значит, в бороне… Отдувайся перед прокурором за необоснованное задержание. Как советы руководству давать, так мы тут как тут, а как ответ держать – то пусть следователь один отдувается… Молодцы, ничего не скажешь… Кстати, хоть передопросить Чавадзе догадались? Почему он давал одни показания, а потом заговорил иначе? Ведь противоречия… А что нужно делать с противоречиями? – задал он риторический вопрос и сам же ответил: – Противоречия надо устранять. А как? Путем допол-нительного допроса.

– Да как-то не сообразили, – замялся Сидоров, более молодой и более совестливый, чем его непосредственный начальник.

– Значит, не сообразили… Или сообразили, но решили, что это не ваше дело, пусть следователь тужится. Молодцы! Ничего не скажешь – молодцы…

Паромов мог на этот раз и не вычитывать так операм, все равно сам решил задерживать этих людей, но они доставали его своим наушничеством руководству, которое порой выглядело чуть ли не должностным преступлением следователя, чуть ли «не изменой следователя делу борьбы с преступностью», нежеланием идти на контакт с розыском. Поэтому Паромов отчитывал начальника ОУР и опера на будущее, чтобы не лезли со своими указаниями: кого и когда задерживать и меньше занимались наушни-чеством.

Кроме того, еще свежа на памяти была история с оперской подставой, когда все тот же Лукьянчиков и его подчиненный Брагин Толик, молодой оперок, обслуживающий сектор промышленных предприятий, расположенных в районе автобазы номер шестнадцать, «подсунули» ему мужчину, задержанного за побег их колонии, уговорив последнего взять на себя мелкую кражонку из все той же автобазы, чтобы не возвращаться к прежнему месту наказания, где у мужика сложились совсем непростые отношения как с администрацией колонии, так и с ее обитателями.

Паромов этого мужичонку вместе с его явкой с повинной «раскусил» в два счета, так как лично выезжал на ту злополучную кражу и прекрасно знал малейшие детали, на которых и погорел представленный операми «преступник». И как его не упрашивали опера и сам «вор», боявшийся возвращения в «родную» колонию, Паромов не взял грех на душу. Докладывать руководству о таком «раскрытии» преступления не стал. Но с тех пор, несмотря на свое доброе отношение к сотрудникам розыска, ухо с ними держал востро.

– Ладно, – как бы успокаиваясь, сказал он, – сделаем так: Несмелову и Чавадзе в качестве подозреваемых, так и быть, подержим до пяти – десяти суток. Я сейчас подготовлю постановления об избрании им меры пресечения в виде заключения под стражу. Думаю, что исполняющая обязанности прокурора Деменкова Нина Иосифовна санкции даст. А остальных задержанных по истечению семидесятидвухчасового срока отпустим. Биндилиани же задержим и пре-проводим в ИВС. А вы должны – кровь из носу – найти и задержать Шаматаву Зифрида.

Перепало в этот день от старшего следователя и Кулешову за то, что в ИВС только беседовал с задержанными, а не допрашивал их, хотя те были не прочь дать показания.

– Как вы не поймете, что у меня всего лишь одна пара рук, – возмущался Паромов, повышая голос чуть ли не до крика, – и не могу я всех допросить сразу! Ведь можно было тех, кто желал дать показания без адвоката, допросить? Можно. Так чего же ждать?..

Кулешов смущался и извинялся. Он еще не поднабрался до конца оперской нахрапости и нагловатости, без которых, в принципе, опером и работать нельзя…

Как бы не были искренни извинения Кулешова, но Паромов видел, что и этот оперативник начинает страдать «вечной болезнью» оперов – боязнью писанины. Они готовы сутками не спать, не есть, гоняясь за жуликами, но чтобы писать – упаси боже! Срабатывал своеобразный синдром боязни ручки и бумаги. А в России еще не научились проводить расследование без горы переписанных бумаг. Это на Западе полицейский напишет один рапорт, и этот рапорт заменяет десяток, если не сотню иных документов. У нас на каждый «чих» надо бумажку, а на эту бумажку – еще одну или две. Тогда, быть может, что-нибудь и получится.

Работники милиции из параллельных со следствием служб нередко завидовали следователям: на одном месте, в тепле сидят, с готовыми «клиентами» работают… Да чего греха таить, и Паромов, будучи участковым, сам не раз так думал, так как не знал, сколько бедным следователям приходится «бумаги марать». Порой шарикового стержня на сутки не хватает, как и пачки сигарет – такой «писательский» накал идет.

Нина Иосифовна Деменкова в санкции на арест Чавадзе и Биндилиани не отказала:

– Пусть в СИЗО посидят, остынут. А то не успели со своих гор спуститься, как в мошенники подались… Впрочем, ты, старший следователь, не благодушествуй, побольше доказательств на них собирай, а то вижу – с доказательствами не густо. Особенно по Чавадзе. Отвозить похищенное, не зная о том, что оно похищенное – еще не преступление, сам понимаешь.

– Постараюсь, Нина Иосифовна.

– Да уж, мил человек, постарайся! Будь добр… А то пользуешься моей добротой – и рад людей под стражей содержать или в приемник-распределитель десятками отправлять, – намекнула она на тех лиц, выходцев с Кавказа, которых сотрудники шестого отдела милиции оформили как бродяг, а она дала санкцию на их помещение в спецучреждение.

– А что будем с Несмеловой делать, – кладя перед прокуроршей очередное постановление на арест, сказал Паромов. – Вроде и держать ее в СИЗО бессмысленно, но и отпускать рановато…

Нина Иосифовна подняла на следователя глаза, при-крытые кругляшками очков в элегантной оправе.

– Не поняла?

– Да дело в том, что одна экстрасенша, кстати, в вашем здании, в агентстве Госстраха работает, нагадала, что быть ей на этой неделе сбитой черным автомобилем. Я хоть не особо во всю эту сверхъестественную чушь верю, однако… В четырех стенах точно никакой автомобиль не собьет.

Нина Иосифовна еще раз внимательно взглянула на Паромова, потом произнесла:

– Я ее знаю…

Больше она ничего не объясняла, лишь молча санкционировала арест Несмелой, и только после того, как гербовой печатью были скреплены ее подписи на пяти экземплярах постановления, тихо произнесла:

– Пусть этой дуре будет хороший урок на всю жизнь.

Под дурой подразумевалась Несмелова.

Появления Паромова из прокуратуры в отделе уже ждали.

– Тебя разыскивал начальник следственного отдела города, – встретил его сообщением оперативный дежурный Соколов.

– По какому вопросу?

– Откуда мне знать. Звонил, спрашивал. Махова нет, вот он нам и названивает… Ты отзвонись ему, доложи, что прибыл… а то опять одолевать звонками начнет.

– Хорошо, – отозвался Паромов, поднимаясь по ступеням лестничного марша.

Начальник СО УВД города Курска, подполковник милиции Озеров Юрий Владимирович, всегда такой уравновешенный и спокойный, на этот раз явно был выведен из себя. Не только телефонная мембрана, но сама трубка дрожали от его крика.

– Ты, что там творишь, майор?! Вы там с начальником своим что ли с ума посходили, подпав под массовый гипноз?!! Зачем столько выходцев с Кавказа ни с того, ни с сего в ИВС, СИЗО и спецприемник позакрывали? Зачем, я тебя спрашиваю?

– Дело о мошенничестве расследую… – стал было докладывать Паромов.

– Про дело я знаю, но зачем так грубо? Вы там, в своем гребаном отделе, сидите и не знаете, что кавказские диаспоры митинг на Красной площади пытаются устроить. Губернатор из себя выходит, начальник УВД лютует. С меня скоро шкуру сдирать начнут. Требуют, чтобы немедленно всех освободили.

– Точно всех? – перебил коварным вопросом начальника Паромов, начиная также заводиться и собираясь, если Озеров не прекратит его шельмовать, предложить тому забрать дело и делать с ним и с его фигурантами что угодно.

Крик Озерова стих.

– Тех, кто не причастен к мошенничеству, – уже более спокойным голосом уточнил начальник СО УВД города. – Нам этнические эксцессы не нужны. Тем более, в преддверии очередных выборов…

Паромов молчал, не возражая. Он понимал, что любые возражения лишь «подстегнут» ярость начальника, а так… так все утрясется. Он молча удивлялся взаимовыручке горцев. Не успели потревожить их осиное гнездо – а они уже демонстрациями угрожают. «На куриных правах тут находятся – и на тебе! – размышлял он. – Наши, русские, на такое вряд ли отважатся… слишком терпения много. А эти, бывшие «младшие братья», терпением не запасаются. Все на арапа взять норовят. Если не мытьем, то катаньем… Обнаглели вконец. И начальнички наши тоже хороши – ишь ты, не любят, чтобы у них под окнами митинговали. Спокойствия желают. Одни вот так уже «отсиживались» в спо-койствии и благодушии, пока власть из-под жирных задниц сама не ушла. Но урок не пошел впрок, эти также хотят спокойствия…».

И действительно через минуту Озеров уже спокойным и деловым голосом, как умел это всегда делать, выяснял ход расследования дела.

– Круг виновных лиц уже установлен, – стал докладывать Паромов. – Однако пока не задержаны Шаматава Зифрид и Квирая Оскар. Следствие располагает пока что непроверенными данными, что Квирая «сделал ноги» в Грузию и сейчас отирается в Тбилиси. К себе в Абхазию ни он, ни другие грузины, что Курск наводнили, ехать не отважится: слишком много они там крови абхазской пролили. Есть данные, что Зифрид Карлович пока по Курску бегает.

– Этот Шаматава немец что ли? Имя и отчество немецкие…

– Паспорт не видел, но говорят, что грузин или мегрел…

– А-а-а… – протянул Озеров, видно, что-то сопоставляя в уме, и тут же поинтересовался как дело выглядит. – Хоть страниц с полсотни наберется?

– К двумстам приближается, – с ноткой горделивости в голосе ответил Паромов, нисколько не покривив истиной. Уголовное дело действительно пухло на глазах.

– Привези завтра, посмотрим. Надо что-то решать с экстрадицией Квирая. И не злобствуйте там, работайте поаккуратнее, в рамках закона. А с руководством УВД я все утрясу сам.

Совсем иначе состоялся разговор в этот вечер с главбухом фирмы «Слово и дело» Козаченко Валентиной, ставшей Паромову за время следствия просто Валей и Козочкой.

– Следователь, ты еще живой? Подследственные тебя еще до конца не доконали? – позвонила она ровно в 18 часов, по-видимому, возвратившись с работы домой.

– Живой, – прикинулся бодрячком Паромов.

– Тогда есть предложение…

– Какое?

– Ужин при свечах. Устраивает?