Текст книги "Следствием установлено (СИ)"

Автор книги: Николай Пахомов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

«Надо срочно вынести постановления о назначении дополнительных судебно-криминалистических экспертизы на предмет идентификации прежних оттисков печати со вновь обнаруженными, – решил старший следователь. – Теперь понятно, почему Кулешов опять «прихватил» с собой «бизнесмена» Закарая, которому необходимо вновь ответить на кон-кретные вопросы».

– Молодчина, – искренне поблагодарил старший следователь сияющего от проделанной работы и удачи опера ОБЭП. – Действуй в том же духе, и результат будет!

– Рад стараться, товарищ майор, – шутливо щелкнул тот каблуками модных полусапожек, передавая старшему следователю бланк аккуратно заполненного протокола обыска. Лицо опера светилось от осознания своей удачи и азарта охотника, вставшего на след зверя. – Думаю, что на этот раз моя инициатива, – подразумевались изъятые им паспорта, – наказуема не будет…

– Не будет, – подтвердил Паромов. – Кстати, – бегло просматривая паспорта, – где их хозяева? – поинтересовался он.

– Назавтра повестками к нам вызвал.

– И Чавадзе? – чуть повысив голос, иронично спросил старший следователь, приготовившись отчитать опера за упущение.

– Чавадзе не было, наверно в бега бросился… Если бы я его там обнаружил, то, конечно бы, притащил сюда.

– Тогда извини, – принес свои извинения следователь молодому оперу, – а то я уж грешным делом подумал, что тут ты «прокололся».

– Чего уж там… – снисходительно улыбнулся опер.

Изучение графика работы водителей на автомашине МАЗ, в настоящее время находившейся в отделе милиции, подтвердило правдивость показаний Барышникова: в день хищения стройматериалов автомобилем управлял не он, а Чавадзе. Это же нашло свое подтверждение и во время «оперативного» опознания сотрудниками «Слово и дело» самого Барышникова, которые в «один голос» заявили, что не Барышников был за рулем, а другой человек, «молчали-вый и темноволосый». Барышников же был светло-рус и охоч до всяких шуток и прибауток.

– Барышникова придется отпускать… – словно советуясь с опером, сказал задумчиво Паромов. – На этот раз, кажется, он чист…

– И я так думаю, – отозвался опер вопреки общему правилу оперативников, особенно уголовного розыска, «пропускать» всех мало-мальски причастных к делу через ИВС. – Пусть себе с Богом идет… до следующего раза. Сейчас скажу, что может быть свободен, как муха в полете.

– Пусть, – поддержал опера старший следователь, – а мы займемся Отари Харитоновичем. Теперь с ним можно вести предметный разговор. Желаешь присутствовать?

– Я не против присутствия во время допроса, но хотел бы еще одно дельце провернуть, если вы не будете возражать.

– Какое? – Поднял на опера чуть прищуренные глаза старший следователь Паромов.

– Да так, пустяшное. Разрешите временно взять пас-порт Чавадзе, хочу его одному человеку показать… Даже не паспорт, а фотокарточку владельца.

– Не работникам ли фирмы? – насторожился Паромов. – Если им, то надо это сделать в соответствии с нормами УПК. Но это долгая работа: сначала переснять надо фото, потом полученный снимок еще с двумя похожими приклеить на бланк протокола опознания и только после этого в присутствии понятых, предупредив опознающего об уголовной ответственности по статьям 181 и 182 УК за заведомо ложные показания и отказ или уклонение от показаний. Тут одним часом не решишь. У нашего уважаемого эксперта очень жесткий лимит с фотопленкой. Поэтому он сначала отснимет все пленку, потом приступит к ее проявлению – а нам прикажешь его ждать?..

– Нет, я имел ввиду совсем другое дело, – чуть сконфузился опер.

– Какое? – Уже был более настойчив Паромов.

Старший следователь Карих до этого момента погруженный в допрос своего подозреваемого Гнилых, услышав пикировку своего коллеги с оперативником, прервал собственный допрос и прислушался более внимательно к диалогу Паромова и Кулешова, также не понимая, для какой такой надобности оперу нужен паспорт возможного подозреваемого.

– А, правда, на что тебе, Шурик, чужой паспорт, не в бега же ты с ним собираешься? Так у вас, как я понимаю, уже есть один бегун на длинные дистанции…

Как всегда, Карих был в своем репертуаре – жить не мог без приколов и подначек. И, вообще, на взгляд Паромова, старший следователь Карих даже на изматывающей следственной работе был довольно жизнерадостен и оптимистичен, то ли от молодости это еще оставалось в нем, то ли действительно мать-природа постаралась, жизнерадостных красок не пожалела.

– Ладно, так и быть, я скажу, – заалел лицом Кулешов. – Вы, наверное, скептически относитесь к разного рода прорицателям, экстрасенсам?!!

– Угадал! – Чуть ли не в один голос сказали следователи. – Мы народ такой, что только фактам верим. Работа такая…

– Особенно после того, как под телевизионными пассами Анатолия Кашпировского у некоторых дам зарубцевались не только инородные рубцы на теле, но и тот, который самой природой предназначен им, – усмехнулся Паромов.

– А от заряженной Чумаком воды даже мужчины забеременели, – откровенно заржал Карих, поддержав Паромова и прогоняя своим смехом накопившуюся усталость.

– Вот, я так и полагал… – смущенно улыбнулся Кулешов, не думая, впрочем, уступать. – Однако вы можете верить или не верить, дело, конечно, хозяйское, но у меня есть одна знакомая, которая многое может рассказать по фотографии человека… Уже не раз было проверено… Так что, товарищ старший следователь, разрешите мне взять паспорт Чавадзе и «поколдовать» с ним. Проведем своеобразный опыт и посмотрим, правда это или чушь. Думаю, что против такого эксперимента вы возражать не станете. Следственные эксперименты даже рекомендуются УПК. К тому же паспорт я долго не задержу. Самое большее через полчаса верну.

– Ты лучше сам этого Чавадзе сюда притащи, и мы, как-нибудь все о нем и его друзьях-товарищах сами узнаем, без всякой там чертовщины и сверхъестественных сил. Если самим не удастся, то коллег из ОУР попросим… Говорят, у них и мумии, если к ним попадут, становятся разговорчивыми…

– Однако, – стоял на своем опер, – раз Чавадзе пока нет, то разрешите провести эксперимент… Что мы на самом деле теряем?

Теперь к словам оперативника прислушивался не только Карих, но и допрашиваемый им подозреваемый Гнилых, выпучив глаза и разинув рот. Вот, мол, как… на вооружении оперативных служб не только резиновые палки имеются, но и колдуны состоят.

– Была, не была, – засмеялся Паромов, которому импонировала настойчивость опера, его стремление любыми путями выйти на мошенников, – действуй. Думаю, что в любом случае хуже не будет…

Кулешов схватил паспорт Чавадзе и убежал стремглав, словно боясь, что Паромов передумает и прикажет паспорт фигуранта возвратить на место.

– Ну и опер, – покачал головой Карих. – Такой шустрый, что как шило, без мыла в любую щелку влезет. Молодец!

– Особенно в половую щель, – усмехнулся Паромов, закуривая к неудовольствию Карих очередную сигарету «Родопи», – это на его хитрой и смазливой мордашке явно написано.

Он встал и пошел за Отари Харитоновичем, на этот раз находившемся не в коридоре или в кабинете оперативников, а в КАЗе отдела, куда его успел определить шустрый оперативник ОБЭП, не мало не смущаясь, что совсем недавно пользовался его же услугами и транспортом. «В наказание за ложь, – так объяснил он Отари Харитоновичу свои действия. – И чтобы лучше думалось перед следующим допросом…»

– А ты что тут уши развесил, – прикрикнул Карих на своего подозреваемого, – лучше язык свой подвесь, да все как на духу выкладывай, пока тебя к экстрасенсам из уголовного розыска не отправил. Те быстро разговорчивым сделают…

– А я что? Я – ничего… – заерзал тощим задом на стуле Гнилых. – Я и так все, как было, рассказываю, конечно, что помню…

– Вот и рассказывай, чтобы срочных мер от временной амнезии из-за алкогольного опьянения к тебе применять не пришлось. Какие еще за тобой художества имеются. Облегчи душу, исповедуйся. Следователи, они как священнослужители, им не то, что можно, но и нужно исповедоваться… А я уже вижу, что за тобой подобных грешков хватает, слишком легко ты за ножичек хватаешься. Признавайся, имеются? Лучше сразу одним махом все грехи побивахом, чем потом они всплывут и довеском к уже имеющемуся сроку прилипнут, присосутся… Так будем сознаваться, или к операм на сеанс «правдотерапии» желаем? Тогда не жа-луйся, что был глуп и не видел собственный пуп…

В те годы можно было еще допрос подозреваемого проводить без адвоката, и следователи этим обстоятель-ством пользовались без зазрения совести. Разъяснил подозреваемому его права и обязанности, дал комментарии по поводу платного адвоката, и все – клиент от услуг адвоката на весь период предварительного следствия отказывается, о чем пишет собственноручное заявление.

– Ладно, ваша взяла, – начинает «вспоминать» про-шлые грехи подозреваемый, – был еще случай подреза примерно в середине зимы… – теперь уже по настоящему задумывается он, – кажется, на перекрестке улиц Степной и Кислинской одну телку подрезал… Место точно не помню, но смогу показать… я у нее попросил… это самое… – Гнилых похотливо хихикнул. – Она не дала… и стала обзываться, вот я ее пырнул ее ножичком, чтобы много своим язычком не болтала. Не хотел, а пришлось… Правду говорю, только дайте мне возможность явку с повинной написать.

– Само собой, – без особых эмоций пододвигает Карих к нему чистый лист бумаги. – Пиши.

За этим занятием и застали их Паромов и пришедший, считай, под его конвоем Закарая.

– Вот, явку с повинной еще об одном подрезе пишет, – объяснил Карих. – Решил чистосердечным раскаянием свою душу облегчить. Кажется, у тебя то преступление пока висуном значится…

– Не кажется, а значится, – тут же вспомнил Паромов о двух пока еще не раскрытых подрезах в районе улицы Степной, но вслух комментировать этот факт не стал.

– Тогда приготовься, – хитровато заулыбался Карих, – к своему делу мое дело принимать. – Твое-то раньше возбуждено… – объяснил он свое решение.

Как правило, более позднее дело присоединялось к тому, которое возбуждалось ранее, чтобы тем самым проще было отслеживать сроки следствия и содержания под стражей.

– Серега, побойся Бога, – возмутился Паромов. – Разве не видишь, что у меня творится?..

– А у меня не то ли самое?!! – Не очень-то смутился Серега Карих, также по самую макушку загруженный уголовными делами и материалами доследственной проверки.

Пока следователи беззлобно препирались, в конце концов, придя к соломонову решению отдать все на рас-смотрение своего начальника Махова, Закарая наблюдал за тем, как Гнилых пишет собственноручную явку с повинной.

– Неужели сам добровольно сознается в преступлении? – спросил он Паромова, когда тот прекратил пикировку с Карих и принялся за дополнительный допрос самого Закарая.

– А что? – Пожал плечами Паромов. – Что тут необычного? Вполне нормальное явление.

Теперь плечами стал пожимать Отари Харитонович, который никак не мог взять в толк, что люди могут добровольно сознаваться в своих преступлениях.

– Как подключат к процессу допроса колдунов-колунов или своих экстрасенсов из розыска, так и ты, друг мой, соловьем запоешь, – прервав явку с повинной, отозвался Гнилых, обнажив в усмешке щербатый род и травя воздух свежим перегаром. Он после того, как сознался в очередном преступлении, даже почувствовал себя свободней духом, что ли, почему и стал вдруг разговорчивым, даже чувство иронии в себе обнаружил.

– Какой я тебе друг? – набычился Закарая. – Таких друзей… – лишь в музей, – привел он в сокращенном варианте русскую пословицу, что лишний раз подчеркивало его знание российского фольклора. – Горный ишак тебе друг…

– А ты, кацо, или, может, ара, не задирай нос, – не отставал от него Гнилых, – смотри, как бы тебя на самом деле не скрутило. В другом месте и при других обстоятельствах ты бы у меня уже по своей лощеной кавказской тыковке получил… сполна, но, видно, с этим придется обождать… Так что своим жалом не води, пока я добрый и тебе добра желаю… Я тут слышал, как оперок собирался по твою душу к колдуну, чтобы на тебя порчу напустить… Следак твой долго не хотел на то идти, видать, с понятием человек, хоть и мент, но опер его уговорил. Так что жди, вот-вот крутить тебя начнет, понятно? А друг ты мне хотя бы по общему несчастью – в ментуре сидим, не в ресторане…

Паромов и Карих молча слушали необыкновенные сентенции разговорившегося Гнилых, а у Закарая Отари Харитоновича глаза округлились от такого необычного способа психологического воздействия следственных органов на своих клиентов. Он, атеист с рождения, успевший познать вкус баланды и повидавший на своем веку всякое, не боявшийся ни Бога, ни черта, пытался не верить во всю эту белиберду, которую нес пропитавшийся перегаром и мочой полубомж. Да, он не верил, но червь сомнения уже закрался в его душу и потихоньку шевелился в ней: «Вранье враньем, а если…».

Но тут Паромов настойчиво так попросил Гнилых заняться своим делом и не лезть с советами туда, куда его не просят, и приступил к допросу Закарая.

Через полтора часа на столе следователя лежали показания Отари Харитоновича не только на Чавадзе и Шаматаву, но и на Биндилиани Мураба и Квирая Мираби, которые по глубокому убеждению Отари Харитоновича, вставшего по его же образному и пылкому выражению на путь сотрудничества со следствием, могли организовать и совершить данное мошенничество. От него же Паромов получил информацию о наличии автомобиля марки ВАЗ у Шаматава и об участии Шаматава и Биндилиани в военных действиях во время грузино-абхазского кон-фликта.

– Думаю, что мой водитель Чавадзе к мошенничеству не имеет отношения, – пояснял Закарая. – Телок на веревочке, ни украсть, ни покараулить… Скорее всего, его просто использовали вслепую, не открывая карт. И он не мог отказать землякам – закон гор того требует…

– Если не при делах, так чего от нас бегает? – усмехнулся скептически Паромов, не очень-то веря словам Закарая о непричастности Чавадзе.

– Боится. Чтобы там не говорили, но милицию все боятся. Даже я – и то побаиваюсь, хоть у меня связи и в УВД и в КГБ, или как теперь называют сей уважаемый орган – ФСБ…

– Ладно, не надо заливать… – выразил вслух сомнения Паромов. – Как говорится, свежо придание, да верится с трудом… – А про себя подумал: «Эх, тут не врет, пожалуй, наш бизнесмен грузинского разлива. Все так. Слишком иного стало в последнее время «высоких» чинов, забывших про честь и достоинство, ради карьеры и собственного обогащения. Это нас, грешных, все шпыняют: «Не будьте коррумпированными, не берите взяток, не связывайтесь с криминалом. А сами – по уши в криминале, взятки отхватывают миллионами долларов, и коррумпированы свыше крыши».

– Дело хозяйское, верить или не верить, – не стал переубеждать следователя Закарая. – Я тебе только одно скажу: когда водка, вино халявные, когда банька да девочки-стрелочки при ней – тогда друзей всяких много… Но, клянусь мамой, завтра же Чавадзе тут будет! – возвратился он к насущной теме. – Только не арестовывайте его. Меня можете арестовать, если вам надо кого-то посадить за решетку. Я уже привычный. Только поверьте, потом извиняться придется, так как я к мошенничеству никаким боком не причастен. А Чавадзе арестовывать никак нельзя: на нем больная мать, жена, которая нигде не работает, и куча ребятишек.

– Он, по-видимому, вам родственник? – «закинул удочку» Паромов, – Вон как вы о нем заботитесь…

– Какой такой родственник, – стал пояснять Закарая, почти переходя с чистейшего русского на кавказский заискивающе сюсюкающий сленг, – просто земляк. А у нас, я уже говорил, заведено землякам помо-гать.

«У вас – да, – подумал про себя Паромов, – только у одних русаков такой традиции взаимовыручки нет. Все стараются друг другу подгадить… То ли от того, что нас много, то ли от природной дурости, то ли от огромных просторов и ощущения себя частицей этих просторов, частью вселенной. Вот и гадят друг дружке. Ну, если и не подгадят, то и помочь не спешат… Только водку хлестать коллективно любят – это точно! Впрочем, бог с ними. Важно, что новые фигуранты появились. Как говорится, на «золотую жилу» напали, с утра и копейки не было, а к вечеру уже целый алтын».

Не видел старший следователь после подробного и обстоятельного допроса Закарая необходимости в изоляции его от общества, оснований к тому не было. Отпустил он Закарая, взяв с него подписку о неразглашении данных следствия, а еще расписку о хранении автомобиля МАЗ, как важного вещественного доказательства, в целости и сохранности до решения суда.

– Ладно, идите, – напутствовал Паромов бизнесмена, – к своей сожительнице, да не забудьте завтра Чавадзе в отдел, как договорились, доставить.

– А с арестом как? Не хотелось бы высокие структуры подключать… уважаемых людей от работы отрывать…

– Посмотрим… А о структурах и «уважаемых» людях лучше вообще не заикайтесь… Не они дело ведут, а я… Для вас они, возможно, и уважаемые, но для меня… уважаем только закон.

Закарая сел в ожидавшую его «Волгу», а его водитель – в МАЗ, получив на руки справку следователя, что розыск с автомобиля МАЗ снят.

Следом за Закарая кабинет покинули Карих и его подозреваемый – на дежурном автомобиле, прихватив с собой пару свидетелей и криминалиста Попова Олега с видеокамерой, они направились на проведение следственного эксперимента, или, точнее сказать, на проверку показаний подозреваемого на месте совершения им пореза женщины. Правда, перед этим Карих хоть и быстро, но внимательно просмотрел оба дела с нераскрытыми подрезами женщин в районе улицы Степной. Особенно внимательно он изучил протоколы осмотра места происшествия и схемы к ним, при этом что-то хмыкая себе под нос.

Вскоре после того, как Закарая, Карих и его подозреваемый Гнилых покинули кабинет следователя, там оказался опер. Хоть и не через полчаса, как обещал, а всего лишь через два часа, но прибыл все таким же жизнерадостным живчиком.

– Пришлось подождать, – начал он с извинения за долгое отсутствие. – Но полученная от нее информация стоит того…

– Неужели? – Сделал скептическую гримасу Паромов, впрочем, больше из-за того, чтобы подразнить опера.

– Уж поверьте!

– Что-то не хочется…

Но скепсис старшего следователя не смутил оперативника и не повлиял на его радужный настрой.

– Перво-наперво, моя знакомая экстрасенс начала с того, что описала вас, товарищ следователь, – улыбнулся опер многозначительно и с внутренним подтекстом, – точнее, вашу внешность, заявив, что вы в ее возможности не верите и, вообще, скептически относитесь к экстрасенсам… и прочим прорицателям.

– Хорошо, что хоть просто описала, а не описала, – играя в смену ударений на слогах слова, скаламбурил Паромов, но опер пропустил шутку между ушей.

– Потом, работая с фотографией Чавадзе, пояснила, что в мошенничестве участвовало не менее четырех-пяти человек грузинской национальности. Она также не исключает, что им помогал кто-то из сотрудниц фирмы.

– За этим не стоило к бабке ходить, – вновь перебил опера Паромов. – Это и без экстрасенса можно предположить… Кстати, мы и предположили… в том числе и ты… И теперь даже знаем, что помогли, если не умышленно, то по собственной глупости.

Но опера не так-то просто было сбить с толка.

– Похищенное совсем недавно вывезли за город Курск в сторону Золотухино! – выложил он свой козырь, полученный от экстрасенса.

– А более точного адреса твоя ворожея не указала? – иронично поинтересовался старший следователь. – Видишь ли, друг Горацио, мы и сами о таком пути вывоза похищенного подозревали, так как на фатежском направлении у нас пост ГАИ, на щигровском, тимском и льговском – тоже. Вот и остаются дороги без стационарных постов милиции, где проще незаметно проскочить… Но рассказывай дальше.

– А дальше, – ни капли не смущаясь, продолжил опер, – она предсказала, что в течение ближайшей недели будет совершено покушение на менеджера Тому, которая больше всех «завязана» в этом деле, будет сделано покушение на черном автомобиле, похожем на «Волгу». И в салоне этого автомобиля бу-дут находиться четверо кавказцев, по-видимому, грузин, которые и попытаются совершить наезд на нее. Причем, это будут новые грузины, не те, что совершали мошенничество. Вот так-то!

– Да, сплошные страсти-мордасти. Только все вилами по воде писано, ибо ничего конкретного твоя колдунья не могла нагадать: ни день, ни час, ни само место… Такое и я смогу запросто наворожить, исходя из принципа: то ли будет, то ли нет…

– Что смогла, то и сказала, пояснив, что вы, товарищ следователь, все равно ничему не поверите, – чуть смутился Кулешов, видя, что старший следователь не склонен разделять его оптимизма.

– Вот тут она точно в точку попала, – усмехнулся Паромов.

– Смейтесь, смейтесь, – не сдавался Кулешов. – Вот собьют Тому, тогда будет не до смеха – на вашей совести ее труп окажется. А ведь совсем молодая женщина!

– Молодая-то, она молодая, но уже успела и замужем побывать и с мужем развестись… И опять же в дерьмо с мошенничеством вляпаться.

– Ну, это случается, – как-то уж чересчур по-взрослому, по-житейски рассудил молодой опер.

– Все?

– Все.

– Не густо… Прямо скажем – не густо. Более того, что мы имели и имеем, добыть от твоего хваленого экстрасенса не удалось. Все, что она назвала, мы и так уже знали, а ее намеки и догадки, как и наши, остались всего лишь намеками и догадками. Впрочем, товарищ лейтенант, могу вас немного успокоить. Хоть и косвенно, но экстрасенс помог нашему отделу одно преступление раскрыть.

– Не одно, а два, – войдя в кабинет, сказал Карих, раскрасневшийся от свежего воздуха и ходьбы. Он только что возвратился с места происшествия, где проверял показания подозреваемого Гнилых, данные тем в явке с повинной. По-видимому, Карих, входя в родные пенаты, услышал последнюю фразу своего коллеги и отреагировал на нее. – Да, да, два! Криминалист Попов до сих пор от смеха отойти не может.

Сказал и засмеялся звонко и весело.

– Что-то я не пойму, – глядя недоверчиво то на одного, то на другого следователя, сказал настороженно Кулешов. – Наверное, разыграть хотите?

– И я никак не врублюсь, – был не менее опера озадачен Паромов, услышав от Карих о двух раскрытых преступлениях, ведь Карих выезжал на один подрез.

– Поехали проводить следственный эксперимент по одному подрезу, там, где потерпевшая Лутская, о чем он написал в своей явке с повинной и о чем я его коротко допросил… – начал пояснять Карих.

– Понимаю, – подтвердил Паромов. – Но…

– Так слушайте, – не стал держать театральную паузу Карих, чтобы ещё глубже заинтриговать коллег. – Приехали, значит, мы с Гнилых на улицу Степную, так он мне, понятым и остальным присутствующим под видеокамеру про порез Дериглазовой стал рассказывать и место то показывать. Разница лишь в одном переулке, но преступление уже другое!

– А ты? – поняв суть и повеселев от такого забавного случая в милицейской практике расследования, спросил Паромов.

– А я? Я – ничего. Вида не подаю, все протоколирую. Когда надо было ставить точку, тогда и говорю под видеокамеру, что сейчас подозреваемый Гнилых рассказал нам не о том преступлении совершенном им, про которое он явку с повинной написал, а о более позднем, по-видимому, им также совершенном и по эту самую минуту остававшемся нераскрытым. Тут Гнилых ничего не оставалось делать, как сознаться еще в одном подрезе. И пришлось мне еще одно место преступления вместе с ним осматривать и еще один следственный эксперимент проводить. Но нисколько об этом не жалею. Думаю даже все эти дела к своему производству взять и окончить… по ним теперь, считай, только техническая работа осталась…

– Вот удача, так удача, – порадовался за товарища и за свой отдел Паромов. – Как говорится, не было счастья, да несчастье помогло. А то бы так и зависли «глухарями» эти подрезы. То-то Василенко и Павлов обрадуются… Премии тебе не миновать, товарищ старший следователь, революционными штанами на-градят, – пошутил он.

– Это точно, догонят – добавят… – не поверил в возможность премии Карих. – Отошли те времена, когда премии давали.

– А экстрасенс мой при чем тут? – Все еще недоумевал Кулешов.

– А при том, – принялся пояснять Карих, – что когда ты убеждал Паромова обратиться за помощью к экстрасенсу, то сам этот факт обращения милиции к экстрасенсам так психологически подействовал на моего подозреваемого, которого (я в тот момент допрашивал его), что он решил сознаться в совершенном им в феврале месяце преступлении – подрезе Лутской. Кроме того, твоей связью с экстра-сенсом так повлиял на Закарая, что и тот стал более откровенным, чем предполагал быть. Верно, старшой?

– Верно, – подтвердил, улыбнувшись, Паромов.

– Вон оно как! – Схватившись руками за живот, заржал Кулешов. – Прямо чудеса в решете… Одним махом семерых побивахом. Скажи кому-нибудь про такое – не поверят. И правильно сделают. Я и то с тру-дом в это верю.

– Что тут у вас происходит, – держа дымящуюся сигарету в руке, между точеными пальцами, заглянула в приоткрытую дверь кабинета Подаркова. – А то мы с Сергеевой, слушая через стенку ваш гомерический смех, ненароком подумали: они случайно умом не тронулись от ежедневного напряга и непомерной нагрузки?

Подаркова, как всегда, была элегантно и эффектно одета в гражданское платье, которое намного ярче, чем форменная одежда, подчеркивало ее фигурку и женские достоинства. Карих не однажды «зуб точил» на Марину, и только наличие у нее мужа – такого же следователя, только в ОМ-1, сдерживало донжуанские наклонности коллеги. Впрочем, в подобных помыслах он был не одинок. Чего греха таить, на Подаркову заглядывались многие. Но железный закон старых чекистов: «Не люби жену брата и сотрудниц аппарата» – действовал непоколебимо.

– Проходи, – пригласил Паромов ее в кабинет. – Нечего сиротой казанской у порога стоять. Милостыни не жди – у нас сегодня не подают… сами, пожалуй, четвертый месяц без зарплаты перебиваемся. Лучше послушай историю, произошедшую с Карих, возможно и самой смешно станет.

– Так я не одна. Сергеева со мной… за дверью прячется. Выходи, тут все свои, – шутливо позвала Марина Сергееву, и из-за двери показалась улыбающаяся Ирина. В отличие от худощавой и стройной Подарковой, Сергеева была приятной пышечкой, румянощекой и блондинистой. К тому же еще незамужней.

– Проходите, девчушки-хохотушки, и чувствуйте себя как дома, – поддержал Паромова Карих, – только не забывайте, что в гостях. Это я к тому, что можно и не курить тут, а то Паромов так надымил, что хоть убегай или топор вешай…

– Не боись, я не в затяг, – засмеялась Подаркова, поднося сигарету к ярко накрашенным чувственным губам и делая энергичную затяжку. – Так что у вас тут случилось?..

Психологическая разрядка в виде легкого трепа и минутного смеха была нелишней, следователи время от времени таким образом снимали напряжение и усталость.

Женщины, изобразив на своих личиках глубокую за-интересованность, вошли. И Карих вновь стал рассказывать забавный случай, только что произошедший с ним при выезде на место происшествия для проведения там следственного эксперимента. Но уже рассказывал не просто, подавая слушателям рисунок события, а, стараясь, как искусный актер, передать его в лицах, с новыми, смешными подробностями, по-видимому, им тут же придуманны-ми.

Заключительным аккордом рассказа и лицедейства Карих стал глухой мужской хохот, часто перебиваемый высоким звонким женским повизгиванием, что так или иначе настораживало находящееся в своих кабинетах или же проходящее по коридору руководство отдела. Впрочем, замечаний никто не делал – не часто следователям приходилось смеяться. Совсем не часто…

– Это что, – вволю отсмеявшись и убирая платочком выступившие слезинки, чтобы тушь не размазалась по лицу, сказала Подаркова, – во втором отделе милиции во время следственного эксперимента содержавшийся под стражей обвиняемый сбежал. Молодая девушка следователь приказала конвоирующему его оперативнику снять наручники, чтобы для записи на видеокамеру все естественней было, а он, не будь дураком, удрал. Вот это случай, так случай! И на кой хрен ей было лезть не в свои сани? Каждый баран должен быть за свою ногу подвешен. Тогда пользы для дела будет больше.

Такой факт действительно имел место, о нем все знали, так как руководство следственного отдела УВД города всем «мозжечок» пробило, напоминая о нем и о печальных последствиях для следователя, которому пришлось после этого уволится.

«Пусть благодарит судьбу, что к уголовной ответ-ственности за халатность и превышение должностных обязанностей не привлекли, – не раз говорили начальник СО Озеров Юрий Владимирович и его первый заместитель Крюков Александр Николаевич, подполковник юстиции. – Еще легко отделалась». Впрочем, многие следователи знали, что, несмотря на такие слова, и Озеров, и Крюков сделали довольно много, чтобы этот конфуз с незадачливым следователем был спущен «на тормозах», а не стал очередным уголовным делом.

Про этот случай все слышали, но Подаркову выслушали внимательно – не принято было у следователей шестого отдела милиции перебивать друг друга. Конечно, если не шел спор по поводу какого-нибудь юридического нюанса или казуса. Тогда уж было не до этики и этикета.

– Девчонки, – улыбнулся хитровато Карих, дождав-шись окончания монолога Подарковой, – раз у нас тут речь зашла про то, кто за что должен был подвешен и кто в какие сани сел, то в развитие данной темы предлагаю вам отгадать загадку: почему у Бабы-Яги не было детей? А?

Так как вопрос предназначался обеим женщинам, то они, переглянувшись, дружно проскандировали:

– Не на ту палку садилась! – И вновь залились веселым смехом. Анекдотец был, как говорится, с «бородой», давно и всем известный.

– Что, Серега, съел? – усмехнулся Паромов, но Карих не так-то просто было смутить:

– Что поделаешь, профессионалки, – выделил он голосом последнее слово. – Все знают, все умеют, а я по своей наивности думал, что они только УПК и УК читают, что только с ними дружбу водят. Видать, ошибался… Все умеют, везде успевают… даже как садиться на палку знают…

– Вот мы сейчас тебя УПК по твоей башке прехитренной и отпроцессуалим, – смеясь, схватила со стола довольно увесистый томик комментированного УПК Сергеева. – Верно, Марина Юрьевна?

– Верно! – поддержала подругу Подаркова и в свою очередь взяла со стола увесистый томик комментированного УК. – Заодно и статью пропишем!

– Сдаюсь, сдаюсь, – дурашливо поднял вверх руки Карих. – Сдаюсь и прошу прощения!

– Простим? – еще ярче улыбнулась Сергеева. – Не будем паршивца процессуалить?

– Простим, – возвращая УК на место, охотно проявила солидарность с Сергеевой Подаркова. – На первый раз…