Текст книги "Следствием установлено (СИ)"

Автор книги: Николай Пахомов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Николай Пахомов
Следствием установлено

СЛЕДСТВИЕМ УСТАНОВЛЕНО

ПРОЛОГ

Доброе и человечное надо заботливо взращивать веками, проходя сквозь тернии ошибок и неудач. Дурное же, как и сорная трава, не требует особых усилий. Стоит только начать человеку ли, как отдельному индивиду, или же государству, как сообществу индивидов, дальше все пойдет само собой, автоматически, да так, что и не остановить, не удержать…

Вслед за распадом на самостийные государства Советского Союза под радостное потирание рук и умильное щемление сердец западных «друзей» и доморощенных демократов, метко окрещенных народной молвой «дерьмократами», к чему самым непосредственным образом приложил свою руку первый президент России, трещала по швам и сама Российская Федерация. А почему бы ей и не трещать – дурной пример заразителен. Чем же национальные вожди, князья, цари и самопровозглашенные президенты хуже «батьки» их Ельцина, призвавшего, чтобы удержаться самому у кормила верховной власти, им же узурпированной, хватать на местах власти столько, сколько каждый сможет проглотить. Вот они и стали глотать, напрочь отключив инстинкт самосохранения и забыв, что во время глотательного процесса, при всеобщей спешке можно и поперхнуться, а то и подавиться со-всем.

Не успели глазом моргнуть, как все русские стали не только для Западной Европы, но и для всех остальных народов, даже братьев-украинцев, не говоря уже о прибалтах и поляках, оккупантами и врагами, колонизаторами и притеснителями национальной культуры, уклада и религии. В одночасье все враз позабыли, что это Россия, отрывая от себя, ущемляя себя и своё собственное население, спешила поднять национальные окраины до мирового уровня, направляя туда не только средства, но и свой интеллектуальный потенциал. Впрочем, где и когда добро помнили?.. Ибо добро – это такая субстанция, что ее никто не видит и не ощущает, даже когда оно есть, ни молекул тебе, ни ато-мов… Где уж тут его запомнить! Вот и заурчали глухой злобой окраины, зашипели по-змеиному, залаяли по-звериному, закаркали черными воронами. И вот уже пылает Кавказ, умело подожженный рукой враждебных спецслужб (правда, рядившихся в овечью шкуру миротворцев и проповедников демократии) на этническом и религиозном топливе. И покатились русскоязычные беженцы с окраин бывшего Союза (да и собственных) в серединную Россию, в ту Россию, которую еще за две тысячи лет до новой эры Русской Землей называли (если не верите, то в «Книгу Велеса» загляните), в ту Россию, частью которой всегда была наша Курщина.

Но не только побежали сюда русские, но и те, кто их же и изгонял: представители местных национальностей. Передравшись между собой за «лакомые куски национального богатства», которых во все времена для всех не хватает, оставшись, как лиса из басен И.А. Крылова «не солоно хлебавши», пустились в поиски пристанища и пропитания в серединной России. Они как-то быстро позабыли, что русские – это враги и притеснители, а Россия – поработитель народов, о чем еще совсем недавно кричали на всех углах. Причём они не только пришли, прихватив с собой со своих гор и ущелий национальные традиции и верования, что вполне естественно и понятно, но еще не забыли «захватить» завидующие глаза и вороватые руки, с чем мириться никак не хочется. Данного дерьма, чего греха таить, и у самих русичей испокон веков хватает, отчего в стране во все времена тюрем больше чем театров настроено, и только у русских могла возникнуть такая поговорка: «От сумы и от тюрьмы не зарекайся». Так зачем же нам еще и чужое, инородное, независимое и самостийное дерьмо?.. Но нет, приплыло – не отгорнуть в сторону, не изничтожить!

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Старший следователь ОМ-6 УВД города Курска майор юстиции Паромов, мужчина лет сорока, среднего роста, с начинающими покрываться паутиной седины волосами, добирался на работу в переполненном троллейбусе седьмого маршрута. Чтобы меньше поддаваться стихии качки транспортного средства на неровностях местных дорог, свободной левой рукой, так как в правой находился тонкий, видавший виды, черный «дипломат» с различными бумагами и прочими принадлежностями канцелярской продукции, он держался за поручни, прикрепленные под крышей сало-на.

Наполнявшие салон люди, среди которых было до-вольно много знакомых, порой вполголоса, а порой – и в полный о чем-то беседовали. Возможно, обсуждали бытовые проблемы со случайно встретившимся знакомым. Но по большей части, согласно чисто российской традиции, сложившейся с незапамятных времен, ругали правительство, президента и своих начальников, приведших их к безденежью и безработице, не обращая никакого внимания на человека в милицейской форме. Отчего в салоне стоял густой гул, словно в растревоженном пчелином улье. Впрочем, Паромов, занятый своими мыслями, на этот гул и люд-скую тесноту старался не реагировать. Его мысли витали не под крышей салона старенького троллейбуса, тихо катившего по проспекту Кулакова, а во чревах полутора десятка уголовных дел, находившихся у него в производстве. Паромов каждый раз ругал себя за такую манеру характера, пытаясь отучиться мыслить о работе и рабочих делах вне пределов служебного кабинета, и не мог. Мало того, что работа неотвязно следовала за ним во время поездки, она и спать-то спокойно не давала. Вползет под черепную коробку – и, как какой-либо садист, спать не дает, заставляя в десятый раз анализировать то один, то другой, то третий эпизод какого-нибудь уголовного дела, крутиться в кровати и мешать сну супруги. Чтобы отогнать прочь мысли о ра-боте, Паромов, вычитав в какой-то книге о мысленном счете слонов или овец, принимался считать воображаемых слоников, но ни слоники, ни ослики, ни невинные овечки ему не помогали: мыслительный процесс всякий раз напрочь изгонял из головной коробки весь животный мир и вновь возвращал его к текущим уголовным делам. Поэтому довольно часто по утрам вставал невыспавшийся, с неостывшей от размышлений головой, и только умывание и холодный душ на некоторое время придавали бодрость телу и голове, а также мыслительным процессам в ней. Да еще супруга, если была не на работе в утреннюю смену, своими вопросами и призывами к завтраку на какое-то время отвлекала его от производственных раз-мышлений.

«Так недолго и свихнуться, – укорял Паромов себя, – и так от постоянных головных болей таблетки пенталгина чуть ли не пригоршнями глотаешь»! – Но поделать с этим уже ничего не мог. Вот и «прокручивал в голове то одно, то другое дело или же отдельные фрагменты из них.

И в этот раз мысли старшего следователя вращались вокруг дел, находившихся в производстве, вокруг планов и версий, вокруг следственной и милицейской кутерьмы, вокруг событий, связанных с военными действиями в Чечне и блокпостами, выставленными на перекрестках дорог при въездах в город.

Реформы и контрреформы, проходившие в стране во всех сферах человеческой деятельности, не оставили в стороне и курскую милицию. До марта 1993 года на территории города Курска действовали три районных отдела внутренних дел: Ленинский, Кировский и Промышленный, в соответствии с новым административно-территориальным делением областного центра, – образованные еще в 1962 году, после того как в Курске были упразднены Сталинский и Дзержинский районы и городские отделения милиции в них. С 1 марта 1994 года приказом начальника УВД Курской области генерал-майора милиции Пронина Владимира Васильевича за № 150 от 28 февраля 1994 г. «Об утверждении штата УВД г. Курска» в связи с постановлением главы администрации города Курска Мальцева С. И. от 4 февраля 1994 г за № 78 «О реорганизации общей схему управления г. Курска» в Курске было образовано городское управление внутренних дел, начальником которого стал Колаев Михаил Николаевич, полковник милиции. Погова-ривали, что Колаев – «выходец» из совпарторганов, а не из низов милицейской среды. Но так ли это было или же нет, на самом деле на «земле» не знали – в личное дело, хранившееся за семью замками и под грифом «Секретно», простым смертным было не заглянуть. Возможно, это были всего лишь досужие сплетни завистников, но то, что Колаев мог часами красиво говорить на любые темы, как настоящий совпартработник, причем с азартом, с искоркой в гла-зах, так это было сущей правдой.

В соответствии с данным приказом генерал-майора Пронина В.В. три прежних районных городских отдела упразднялись и вместо них образовывались десять территориальных отделов милиции (ОМ) и один специальный, специализирующийся на охране и поддержании правопорядка в гостиницах и рынках города.

После благополучно почившего в бозе Промышленного РОВД, на территории его обслуживания появилось четыре ОМ с порядковыми номерами 6, 7, 8 и 9. И в штаты только что «народившегося» ОМ-6, в зону обслуживания которого входил поселок Магистральный вместе с жилым и промышленным секторами, был переведен и зачислен старший следователь Паромов, тогда еще капитан юстиции, который, как мы уже знаем, покачиваясь в людской массе пассажиров переполненного троллейбуса, спешил на работу. Сказать, что Паромов был «откомандирован» в ОМ-6 волевым решением руководства управления, – значит, погрешить против истины. Он сам – как никак в стране дули демократические ветры, которые затронули даже такую консервативную структуру, как МВД – пожелал туда пойти, так как начальником этого отдела был назначен подполковник Павлов Александр Дмитриевич, его заместителем по оперативной работе – майор Василенко Геннадий Георгиевич, начальником следственного отделения – майор Махов Виктор Дмитриевич – все хорошо знакомые Паромову профессионалы, с которыми он фактически начинал свою служебную деятельность в органах и с которыми не только пуд соли был совместно съеден, но и не одна бутылка водки или вина «раздавлена». Хотя и в седьмом отделе, сформированном на базе Промышленного РОВД, оставались друзья и соратники, с которыми не меньше, если не больше, довелось служебную лямку тянуть, но личная порядочность Павлова склонила чашу весов в сторону ОМ-6 при выборе Паромовым места службы.

Расширение количества отделов милиции и штатной численности сотрудников по замыслу городского и милицейского руководства должно было не только сами отделы ближе к «человеку» приблизить, но и все нарастающий вал криминала остановить и погнать вспять. Ведь столько средств городской казны вгрохать только в одни здания – их надо было уже не прежних три, а уже двенадцать, так как к прежним трем добавилось новых восемь, не говоря обо всем остальном: автотранспорт, мебель, ремонтные работы – дело не шуточное. Однако, несмотря на все эти «расширения», «укрепления» и «усиления», что-то заметно не было, чтобы криминальный вал, начавшийся с «дрязгами» в стране, начал сбавлять обороты и пятиться назад. Наоборот, он все больше и больше разрастался, принимая ранее невиданные масштабы. Итоги 1994 года показали, что рост преступности в области и в городе резко пошел вверх, переплюнув прошлые показатели в разы, а если взять за основу советское время, середину восьмидесятых, то, вообще, на порядок.

Паромов, начинавший свою деятельность с должности простого участкового инспектора милиции, проработал в органах уже достаточно долго, поэтому мог судить и о прошлом и о настоящем, и суждения его были не в пользу настоящего. И тогда хватало криминальных заморочек, и тогда были жулики и хулиганы, убийцы и насильники, но уж с наступлением «ельцинской демократии» все черные силы настолько активизировались, словно и в самом деле разверзлись врата преисподней и вся нечисть хлынула оттуда нескончаемым потоком.

Троллейбус мягко, не останавливаясь перед светофором, «вписавшись» в его разрешительный сигнал, с улицы Магистральной, начинавшейся сразу же за виадуком, переброшенным через железнодорожные пути, свернул на Магистральный проезд – центральную улицу поселка, громко названную проездом, и остановился на остановке «Пивзавод». Распахнулись двери, впустив внутрь свежий морозный воздух: март хоть и походил к концу, и снега почти не было, но мороз по утрам еще как ощущался, и из его чрева, то извинясь, то чертыхаясь, густо сыпанул трудовой люд, спеша в конторы и к станкам, чтобы очередные восемь часов отработать задарма: по полгода задерживали с зарплатой. С зарплатой были перебои, зато всевозможных фирм и фирмочек, всяких там ЗАО, ООО, дочерних и сестринских филиалов, учрежденных руководителями основных предприятий, растаскивающих, разворовывающих, переводящих в металлолом производственные мощности – не пере-честь. Выросли за годы перехода к рыночной экономике, как грибы-мухоморы после дождя.

«Осталась одна остановка, – машинально отметил Паромов, почувствовав, что пространство вокруг него после выхода большой массы людей заметно освободилось и расширилось. – Скоро и нам выходить. Пора приготовиться…».

Здание шестого отдела милиции располагалось почти сразу же за углом девяносто второго магазина, самого большого и самого известного на Магистральном, являющегося своеобразным центром притяжения люда со всей магистраловской округи. Это было переоборудованное в большой спешке бывшее общежитие «химиков», два этажа которого были отданы под кабинеты и служебные помещения отдела милиции. На остальных трех этажах планировались одно– и двухкомнатные квартиры семейного общежития для сотрудников городского УВД, а также гостиница для прикомандированных из МВД или проверяющих, с сауной и небольшой столовой, на первом этаже, которая при необходимости легко бы превращалась в банкетный зал для вип-персон. Если в ОМ-7 гордились своим под-вальным тиром, то сотрудники шестого отдела могли гордиться столовой, которую время от времени посещали во время обеденного перерыва, и сауной, в которую вход им был запрещен. Демократия демократией, но не «со свиным рылом да в калашный ряд»…

По укоренившейся привычке еще со времен работы участковым инспектором Паромов на службу приходил одним из первых: во-первых, не любил опаздывать, и, во-вторых, можно было не спеша приготовиться к работе, пролистать уголовные дела, достать из шкафа и положить на край стола бланки постановлений и протоколов.

Во дворе, почти у крыльца стояли черная «шестерка» начальника, милицейская принадлежность которой угадывалась только по специальным государственным номерным знакам, и старенькая «таблетка» дежурного автомобиля, имеющая полную боевую раскраску.

«Начальник отдела, как всегда, уже на месте, – отметил про себя старший следователь, – и дежурный наряд, кажется, тоже… в полном составе… Значит, ничего сверхординарного не произошло… Возможно, день задастся спокойный…»

Проходя мимо дежурной части, поздоровался с оперативным дежурным майором Соколовым Валерием Михайловичем, когда-то, как и Паромов, начинавшим службу с участкового инспектора, подготавливавшим документацию для передачи заступающему наряду, и его помощником старшиной Ивановым Сергеем, явно скучающим в ожидании пересмены за пультом управления.

– Как обстановка? – Вопрос был традиционный и ритуальный, почти такой же, как ежедневное утреннее приветствие.

– Управляема, – также привычно и однотонно отозвался Соколов, поглаживая черные холеные усы, а помощник лениво добавил:

– Мелочевка всю ночь спать не давала, от серьезного пока Бог миловал.

«Мелочевкой» на милицейском жаргоне называли всевозможные бытовые и семейные конфликты, как правило, не выходящие за рамки административного кодекса и потому разбираемые или же на месте, или же в отделе, но без особых затрат сил и средств, хотя и здесь всевозможной писанины хватало.

День обещал быть рядовым и спокойным.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Начальник ОМ-6, подполковник милиции Павлов Александр Дмитриевич, жилистый и подтянутый мужчина спортивного вида лет сорока пяти с густыми почти смоляными, хоть и коротко стриженными волосами, свое назначение на новую должность принял с внутренним удовлетворением, хотя из-за нее ни с кем не бился и никому «не подмазывал». Предложили – согласился, так как не привык от трудностей увиливать и прятаться за чужими спинами. В милицию он пришел по собственному желанию, сразу же после службы на флоте, и милицейскую работу любил, несмотря на всевозможные трудности и бытовую неустроенность. Начинал с инспектора по физической подготовке личного состава, потом был оперативным дежурным Промышленного РОВД города Курска, затем старшим участковым инспектором, начальником службы участковых и заместителем начальника отдела милиции. Почти все время проводил на службе, независимо от того, работал ли оперативным дежурным, старшим ли участковым или, вот, начальником отдела милиции. Дома только ночевал да и то не всегда. Но в семье его понимали и поддерживали, особенно супруга, и это придавало новых сил. Сам работал с «огоньком» и от подчиненных того же требовал. Несмотря на то, что личный счетчик уже отмечал приближение соро-капятилетия, оставался по-юношески стройным и подвижным, никакого намека на солидность животика, так называемый «трудовой мозоль», каким к этому времени обзавелись многие его одногодки из числа знакомых и находящихся на руководящих должностях. По-видимому, сказывалась физическая подготовка и занятие спортом, привитые с юного возраста.

Новая работа поначалу увлекала, даже такое обстоятельство, как одновременное строительство здания отдела, выполнение правоохранительной и оперативно-розыскной деятельности – основы всей работы отдела, формирование единого коллектива, его не смущали. И если раньше приходилось поспать семь – восемь часов в сутки, то с новым назначением сон был сокращен еще на пару часов. За год функционирования отдела костяк коллектива определился, рабочий ритм наладился, была осуществлена и некоторая благоустроенность служебных кабинетов сотрудников: отремонтированы помещения, завезена новая мебель. Правда, все приходилось «выбивать», выпрашивать. Ни денег, ни материалов в «родном» городском УВД не давали, открыто понуждали искать спонсоров.

На территории обслуживания отдела милиции было несколько десятков всевозможных организации и предприятий, но за годы экономических реформ, а точнее экономического регресса, они еле дышали на ладан. Даже те, которые еще три-четыре года тому назад ходили в «флагманах» местной промышленности и экономики. Поэтому руководители этих предприятий несчастные копейки, и те давали с трудом. Впрочем, не это беспокоило Павлова, а то, что отдельные чины городского УВД, в основном те, что отвечали за тыловое и материальное обеспечение, заставляя его вести строительные работы не только отдела, но и сауны, и гостиницы, по его мнению, что-то химичили как со стройматериалами, так и с документацией на них. Без его ведома к отделу что-то привозилось, что-то складировалось, а что-то, наоборот, бралось и увозилось. Зачем привозилось, зачем увозилось и, главное, куда увозилось, было не понятно. Когда же он пытался выяснить, что завозится и что увозится и по чьему распоряжению, его обрывали: «Не твое это дело! Не лезь, куда не просят. Своими делами занимайся – жуликов да хулиганов лови». Но вскоре эти же чины приходили с актами о списании материальных ценностей, в том числе и стройматериалов, и требовали, чтобы он завизировал его своей подписью.

«Не стану», – твердо заявлял он высокопоставленным визитерам.

«Станешь, если должность дорога…», – ухмылялись те и вновь подсовывали бумаги.

«Нет, не стану»! – отрезал он с всегда присущей ему категоричностью.

«Пожалеешь»! – многозначительно, с затаенной угрозой в голосе обещали чины и укатывали к себе в «высокие» кабинеты.

Вскоре в отдел зачастили «контролеры» из вышестоящих структур со всевозможными проверками и разборками, особенно усердствовали представители тыловых и штабных служб. На всех собраниях и совещаниях, проводимых в УВД города, он стал чуть ли не штатным ответчиком и докладчиком, даже если позиции по данной линии работы в отделе были не только средними, но и лучшими среди 11 городских отделов милиции. Слом, стал притчей во языцах.

Первоначальный радостный настрой и азарт в работе пропал. Приходилось только честно тянуть лямку старого милицейского служаки, да скрупулезно актировать каждую копейку, каждый кирпич, каждый мешок цемента, каждый метр доски или линолеума, чтобы однажды с подачи милицейских же «друзей» не оказаться под следствием, а то и на скамье подсудимых. И в черных глазах его навечно застыла горькая усмешка.

Павлов, выяснив у оперативного дежурного об обстановке на территории обслуживания отдела, пройдя в кабинет, принялся изучать материалы, поступившие как от секретаря из канцелярии, так и от руководителей подразделений, которые вчера из-за загруженности так и не успел рассмотреть. Под руку попался отказной материал, подготовленный оперативным уполномоченным ОБЭП капитаном Сениным.

«Что-то знакомое», – увидев собственную резолюцию на фирменном бланке заявления, подумал он и решил внимательно изучить все материалы проверки, а не механически «подмахивать» постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Тем более что Сенин, прибывший из областного аппарата, профессионального удовлетворения не вызывал. Много болтал, пытался «отираться» возле руководства отдела, разглагольствуя о своих прежних заслугах, а толку в практических делах от него пока было мало. На «земле» «словесного поноса» не любили, тут надо было «укалывать» от темна и до темна. Причем ежедневно! А Сенин, обращавшийся в «высоких сферах», «укалывать» явно не любил, зато болтать, переливать из пустого в порожнее – пожалуйста!

«Скользкая личность, не вызывает доверия», – неприязненно подумал об исполнителе Павлов, принимаясь за изучение материала и углубился в чтение.

Руководство дочерней фирмы АО «Курскглавснабсбыта», сокращенно КГСС – «Слово и дело» просило органы милиции разыскать фирму «Дефис», получившую у них в феврале месяце 1995 года стройматериалы на сумму 45 млн. рублей и не оплатившей товар. К письму-заявлению прилагались экземпляр ТТН – товарно-транспортной накладной и ксерокопия оригинала бланка, так называемой «платёжки», о якобы состоявшемся перечислении денег в банк на счет ООО «Слово и дело».

«Жулик у жулика» дубину украл, – неприязненно подумал подполковник, вспомнив суть заявления. – И как же наш шустрый суперопер разобрался? – Задал он мысленно вопрос, хотя мог и не задавать, раз в материалах проверки имелось постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. – Интересно, интересно… чем же он мотивировал отказ? – подумал Павлов в продолжении своего прежнего вопроса и бегло, по диагонали, просмотрев бланки объяснений опрошенных сотрудников фирмы «Слово и дело», стал изучать постановляющую часть постановления. – Ага, усмотрел наш опер в деянии неустановленных лиц наличие гражданско-правовых отношений, а не мошенничества. Вот так-то… – подумал с внутренней иронической усмешкой. – Ай да молодец! Наш пострел везде поспел… Чистейшее укрывательство преступления, или, во всяком случае, своей бездеятельности… Не стал утруждать себя наш опер лишней работой, собрал пару объяснений и – тяп-ляп постановление об отказе на основании пункта второго статьи пятой УПК РСФСР, за отсутствием состава преступления. Сразу видать – управленец… не с земли человек… А срок проверки весь угробил, все десять суток! Ладно, разберемся…».

Тут мысли Павлова радикально изменили свое течение и направление: «Не зря говорят, что Россия – страна парадоксов. И впрямь: живем вроде бы в одной стране – рыночно-капиталистической России, а законами пользуемся уже несуществующей республики – РСФСР, то есть Российской Советской Федеративной Социалистической Республики – одной из составляющих и образующих СССР. Да… – мысленно растягивая слово, подумал он, – есть у нас деятели и похлестче Сенина, куда как похлестче…».

Как и все честные и порядочные люди, Павлов не очень жаловал новый строй и «гаранта» этого строя, развалившего великую страну, действовавшего словно по указке ЦРУ. Ему как-то на досуге довелось полистать книгу Николая Яковлева «ЦРУ против СССР», в которой автор показывал не только методы работы американских спецслужб, но и рассказал о некоторых планах ЦРУ по развалу СССР, называемого там «империй зла». И вот теперь эти планы осуществлялись на практике, причем руками самих россиян во главе с правительством и президентом-царем; причем такими темпами, о которых даже прожженные цейрушники и думать не смели.

На Святой Руси были всякие правители: умные и не очень, тихие и грозные, правившие десятилетиями или только несколько лет, а то и месяцев… Были всякие, но среди них не было только откровенных разбазаривателей русских земель. Больше было собирателей.

Среди первых собирателей Земель Русских был легендарный князь Бус, живший в четвертом веке новой эры и княживший в Русколани, раскинувшейся на просторах степей и лесостепей от гор Кавказских и берегов Азовского и Черного морей на Юге, до Посемья и Подесенья на Севере в междуречье Волги и Днепра. Держал он тогда союз с аланами, предками современных осетин. Вместе с ними держал в повиновении ванов и адыгов, племена воинственных горцев, вклинившихся между колхами и русколанами на тех же самых территориях, на которых сейчас проживают чеченцы, ингуши и адыгейцы. Не зря же чеченцы и ингуши называют себя вайнахами, по-видимому, потомками тех ванов или вайнов. Но нахлынули готские и гуннские орды и пала Русколань, разделившись на мелкие княжества и родоплеменные союзы полян, древлян, северян, вятичей, радимичей и прочих русичей. К десятому веку отпали от Руси Северные Прикавказье и Причерноморье, отошли к иноплеменникам степные просторы в междуречье Волги и Дона, и сами эти реки в своих средних и нижних течениях перестали быть русскими, подпав под хазарскую зависимость. На исконно русских землях образовалась Дикая Степь, откуда волна за волной нака-тывали новые враги, степняки-кочевники, воинственные и вороватые, с которыми надо было ухо держать востро.

Но память народная и через века напоминала о том, что часть Земли Русской находится под пятой врагов, под копытами вражеских коней и призывает к освобождению. Не с того ли Олег Вещий, а также Игорь Старый и Святослав Игоревич из колена Рюриковичей походы в Степь учиняли, мечом раздвигая пределы Отечества, возвращая в родные пенаты отобранное врагами. Радели о родной земле и Владимир Креститель, более известный как Владимир Красное Солнышко, и его сын Ярослав, прозванный Мудрым.

К XI веку Киевская Русь, объединенная с Новгород-ской Русью, уже твердо стояла на юге на землях, ранее входивших в Русколань. И Дон-батюшка, и Волга-матушка вновь стали почти на всем своем течении русскими реками, как и Днепр Славутич.

Последовавшие затем княжеские смуты и распри не только разорвали единую Русь более чем на 50 удельных княжеств, но привели к тому, что Русь чуть ли не потеряла свою независимость и национальный суверенитет, подпав под власть монголо-татарских орд. Вновь русская степь стала не просто степью, а Дикой Степью и Диким Полем. И только Дмитрий Донской на Куликовом поле в 1380 году вновь напомнил всем, что Русь жива и что Руси быть единой.

Царь Иван Грозный, последний властелин из династии Рюриковичей, правил уже не Русью, а единой Россией, простершей свои владения далеко на восток, за Волгу и Урал, и к Балтийскому морю. Только Русское Поднепровье – колыбель Киевской Руси – вместе с Киевом все еще находилось вне лона Земли Русской, «прихваченное» во время монголо-татарского владычества Литвой и Польшей. Кстати, какое-то время под польско-литовской юрисдикцией находилось и Курское Посемье вместе с Курском, но в самом начале 16 века сначала Рыльск, а затем и Курск вновь вошли в лоно Русской земли, русского государства. Царь Иван Васильевич был жесток и деспотичен, кровушку люд-скую лил как водицу, но Землю Русскую не разбрасывал, а собирал. Правда, потом и кровью простого русского мужика, но собирал…

Собиранием земель Российских занимались и цари из рода Романовых, сменившие после долгой смуты на российском троне династию Рюриковичей. Так, царь Алексей Михайлович, прозванный в народе Тишайшим, на самом деле тихим никогда не был, но, действуя больше политически и дипломатически, а не пушками и штыками, присоединил к России не только Левобережную Украину, но и Киев, как известно, находящийся на правом берегу Днепра, и часть Правобережья.

Дело, начатое отцом, продолжил царь Петр, создав могучую Российскую Империю, простиравшуюся от Балтики на севере до Азовского моря на юге и от границ Речи Посполитой на западе до Тихого океана на востоке.

Внесла свой вклад в строительство России и собирание земель под российской короной и императрица Екатерина Великая, присоединив к Российской Империи Крым на юге и территории Речи Посполитой, ранее входившие в Киевскую Русь, на западе, а также далекую заокеанскую Аляску, расположенную не только на другом континенте, но и в другой части света. И ее внук – Александр I был собирателем земель, присоединив к Империи Закавка-зье.

Кто же отдавал соседям российские земли и почему? Вполне уместно возникал такой вопрос не только у начальника ОМ-6, но и у любого россиянина, хоть немного интересующегося историей своего Отече-ства.

В 1846 году американскую Аляску, в освоение которой немало приложил сил и труда наш земляк Шелихов Григорий Иванович, уроженец города Рыльска, потомственный купец, путешественник, мореплаватель и промышленник, император Николай I продал американскому правительству. Продал, или, как сообщает народная молва, сдал в аренду сроком на 200 лет, в связи с тем, что не хватало экономических, политических, дипломатических, а главное, военных ресурсов, чтобы удержать ее в составе российской короны, как утверждают большинство историков. Возможно, и так, а, возможно, просто не хватило русскому императору Николаю I здравомыслия и практической дальновидности, так необходимых всем правителям и во все времена.

По итогам проигранной русско-японской войны другой император России, Николай II вынужден был отдать японцам половину острова Сахалин, возвратить которую удалось только в 1945 году.

После Октябрьской революции 1917 года, гражданской войны и интервенции, при правительстве, возглавляемом Лениным, из России вышли Финляндия и прибалтийские республики. Советская Россия лишилась часть земель на западе, отошедших к Польше и Румынии.

Но в 1939–1940 годах советскому правительству, возглавляемому Иосифом Виссарионовичем Сталиным (Джугашвили) удалось большинство отошедших от России в годы революции, гражданской войны и интервенции территорий, за исключением Финляндии, возвратить в лоно России, переименованной по политическим и идеологическим соображениям в СССР – Союз Советских Социалистических Республик. Сталин, конечно, не был «голубем» и кровушку людскую лил похлестче царей Ивана Грозного и Петра Первого, которых, кстати, он почитал и считал при-мером для любого государственного деятеля, но страну собрал и земли Отечества не разбазаривал.