Текст книги "Следствием установлено (СИ)"

Автор книги: Николай Пахомов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

– Уже не дают, – не сказал, скорее, буркнул себе под нос Василенко.

Возвратившись от Василенко в свой кабинет, Паромов вручил под роспись на своем экземпляре оригинал отдельного поручения с визой руководства:

– Держи!

Написанный опером рапорт, быстро пробежав глазами, тут же приобщил к делу:

– Сойдет. Резолюцию руководства потом получу, – пояснил он Кулешову еще одну тонкость процессуальной тягомотины: каждый рапорт сотрудника должен был быть рассмотрен руководством и на нем должна была «красоваться» соответствующая виза. – Часто маячить на глазах у руководства не стоит. Это только лишнее раздражение вызывает.

Вот таким «макаром» развивались события до субботы, то есть до начала массового допроса следователем сотрудников потерпевшей фирмы.

Сотрудники «Слова и дела», начиная с директора Ганиной Валентины Юрьевны и оканчивая пожилым грузчиком Осадчих Иваном Васильевичем, хоть и вызвались на разное время, но пришли все вместе к девяти часам.

– Вижу, коллектив у вас дружный, – не стал скрывать иронии в голосе Паромов после того как поздоровался с выстроившимися в коридоре напротив его служебного кабинета сотрудниками «Слова и дела», – раз в одно время пришли. Но предупреждаю, что у меня всего одна пара рук и одна голова, поэтому я смогу работать только с одним человеком. Кстати, того же требует и закон. Так что не обижайтесь за напрасную трату своего времени.

– А сразу со всеми беседовать разве нельзя? – спросила смугленькая и довольно бойкая молодая женщина, с еще не забывшей о прежней стройности фигурой, упругим бюстом и черными лукавыми глазами, как потом Паромов выяснил, заместитель директора фирмы – Козаченко Валентина Михайловна.

– Беседовать, конечно, можно, – снисходительно улыбнулся Паромов, возясь ключом в замке двери. – Только у нас, к сожалению, будет не дружеская беседа, а процессуальное действие – допрос. А эта уголовно-процессуальная процедура предусматривает только работу следователя один на один с допрашиваемым, так сказать, своеобразный интим…

Он открыл дверь кабинета.

– Начнем, пожалуй, с директора. Кто тут директор? – И когда выступила вперед Ганина, продолжил: – Милости прошу к нашему шалашу.

Длившиеся подолгу допросы свидетелей – Паромов начинал выяснять обстоятельства дела издалека, с функциональных обязанностей не только допрашиваемых, но и их коллег, с психологического климата внутри коллектива – замотали не только допрашиваемых, но и старшего следователя. Но он, как и его допрашиваемые, терпел – иначе было нельзя. Необходимо было выжать из допросов как можно больше информации, чтобы досконально изучить весь механизм работы фирмы, начиная с момента приобре-тения товара и до его реализации. И при этом не упустить профессиональные, деловые и моральные качества всех сотрудников, находящихся на данной цепочке, чтобы понять, где мог произойти или неумышленный «прокол» по тем или иным причинам, или имело место умышленное преступное действие.

Если не злой умысел, то признаки халатности у всех руководящих работников и специалистов были налицо. Это видел и понимал не только Паромов, но и Ганина, и Козаченко, и остальные лица, так или иначе имевшие отношение к оформлению документов на отгрузку со склада стройматериалов, беседовавшие с мошенником и державшие в своих руках фальшивую платежку, а потом позволившие даже ее, эту поддельную платежку, сняв с нее ксерокопию, возвратить преступнику.

– Халатность, сплошная халатность, – раскачиваясь всем телом на и без того шатком и скрипучем стуле, – печалились они. – Всех, словно бес попутал, словно массовый гипноз какой-то… – И тут же спрашивали: – А что нам будет за халатность? Пожалуйста, покажите статью.

Статья 172 УК РСФСР – халатность – невыполнение или ненадлежащее выполнение должностным лицом своих обязанностей вследствие небрежного или недобросовестного к ним отношения, причинившее существенный вред государственным или общественным интересам либо охраняемым законом правам и интересам граждан, – влекло за собой наказание в виде лишения свободы на срок до трех лет, или исправительные работы на срок до года, или увольнение от должности.

Это, конечно, не статья за убийство или разбой, но и ее санкции впечатляли сотрудников фирмы, которых одно лишь упоминание о лишении свободы заставляло бледнеть, краснеть и тихонько дрожать всеми частями тела.

Однако дело было в том, что эта статья уже никаким боком не клеилась к допрашиваемым сотрудникам частной коммерческой фирмы, каковыми они являлись в соответствии их устава и статуса, какие бы они важные должности там не занимали. Как бы не звучали их должности в фирме – это были всего лишь категории специалистов коммерческой фирмы, а не должностные лица государственных предприятий, как то предусматривал законодатель. Изменение хозяйственного статута предприятия автоматически ограждало субъектов от действия данного закона.

Но допрашиваемые сотрудники фирмы «Слово и дело» об этом не знали, а допрашивающий их старший следователь не спешил их в том просвещать, добросовестно по их же просьбам открывая уголовный кодекс на нужной статье. К тому же он добавлял, что со временем встанет вопрос о возмещении убытков фирме. Это хоть не уголовное, а гражданское судопроизводство, но сумма-то внушительная, даже если отбросить процентную накрутку самой фирмы, а взять только ту, по которой им в кредит был отпущен товар базовым предприятием «Курскглавснабсбыт».

«Руководящие работники, а ими являлись как на подбор только женщины различных возрастов и телосложений, сникли, но зато мужчины-грузчики, всю свою жизнь считавшиеся самой низшей кастой в сфере хозяйственной деятельности подобных фирм, выглядели молодцами. Наконец-то фортуна хоть раз повернулась к ним лицом, а не задом. Они не были должностными лицами, а потому не особо печалились о своей будущей участи. Что им было приказано сделать, то они и сделали. А пара «пузырей» вина, полученная ими от грузополучателя – лишь небольшой стимул к работе. И за этот стимул, как известно, на Святой Руси еще никого к уголовной ответственности не привлекали.

Больше всего грехов падало на менеджера фирмы, а по простому, старшего специалиста по сбыту и маркетингу Несмелову Тамару Борисовну, молодую блондинку двадцати семи лет, разведенную, бездетную, имевшую высшее экономическое образование и трехлетний стаж работы в подобной должности, в том числе один год в фирме «Слово и дело», которую сотрудники фирмы между собой называли просто Томой.

– Во всем виновата Тома, – твердила время от времени в ходе длительного допроса директриса Ганина, весьма представительная при других обстоятельствах женщина лет тридцати пяти с пышной прической каштановых волос и аккуратным макияжем. Ей перевалило за тридцать пять, но выглядела она для этого возраста достойно – холеное лицо, стройная фигура, приятная осанка. – Это она ввела меня и всех остальных сотрудников фирмы в обман и заблуждение, когда я визировала то проклятое распоряжение на от-грузку товара… Это она сама не убедилась в существовании фирмы «Дефис» и реальном перечислении банком денег… А должна была… ведь это входит в ее прямые обязанности…

– Может у вашей Томы не все «дома», – чуть фривольно пошутил Паромов, проверяя «реакцию» свидетеля на новое обстоятельство, в какой-то мере способное пролить свет на личность Тамары Борисовны и ее роли во всей этой суматохе.

– Да нет, что вы! Вполне нормальный человек и не-плохой специалист.

– Тогда плохо инструктировали, не контролировали. Ваше упущение.

– Наверное… Хотя инструктаж они каждый день получают. Но… А контроль? Так мы привыкли доверять друг другу. Вот и додоверялись…

Подобное заявляла и главный бухгалтер, а по совместительству еще и заместитель директора – Козаченко Валентина Михайловна, добавляя при этом, что Тома «прямо цвела» рядом с мошенником-клиентом.

– Мы тогда еще все подумали, что Томка, по-видимому, «окольцевала» богатого Буратино – дело ведь молодое, а Тома – разведенка, так чего бы и не «захомутать» молодца, хоть и имевшего небольшой акцент.

– Смотрю, фирма у вас не только на снабжении и сбыте специализируется, но и охотой на отдельные мужские особи, находящиеся в свободном парении или плавании средь житейского моря, полного подводных течений и рифов. Прямо не торговая фирма, а предприятие широкого профиля. Раньше только колхозные механизаторы были широкого профиля. Теперь ваша фирма у них эстафету перехватила?

– А что, нельзя? – задиристо спросила Козаченко. – Тогда скажите, где бедным незамужним женщинам себе спутников жизни или, на крайний случай, «бойфрэндов» искать?!.

– И часто в расставленные вами сети улов попадает? – улыбнулся Паромов, которому Козаченко все больше и больше нравилась за веселый нрав и легкий склад характера.

– Увы! – засмеялась та, показывая обручальное кольцо на левой руке. – А вашего я что-то не вижу.

– Дома храню.

– Как и верность? – И черные глаза допрашиваемой лукаво засияли.

– Верность долгу или узам Гименея? – с особым вниманием обвел Паромов взглядом ладно скроенную фигурку свидетеля. Красноречивый взгляд следователя не укрылся от глаз допрашиваемой.

– Узам Гименея, – уточнила Козаченко все с той же лукавой улыбкой.

– Ну, здесь особых проблем не существует…

– Тогда я попробую тебя «захомутать»!

– Должен разочаровать вас – опоздали: жена и работа уже «захомутали». Третьего хомута на одной шее я просто не выдержу. Другие предложения имеются?..

– Да, трудный вопрос… Как я понимаю, с «окольцеванием» и соваться не стоит…

– Верно.

– Тогда остается только дружеский вечер при свечах на нейтральной территории. – Она подразумевала территорию, не входящую в отдел и фирму.

– Подходит.

– Тем более что я живу недалеко от вашего отдела.

– Тем более!

– Тогда, может сегодня?.. Зачем хорошее дело в долгий ящик откладывать…

– Сегодня вряд ли, сами видите, много работы.

– А вы ее перенесите… на понедельник.

– Не могу: долг!

– Тогда…

– Тогда продолжим допрос, а обо всем договоримся, созвонившись по телефону.

И допрос свидетеля Козаченко продолжился вновь.

Остальные ведущие специалисты фирмы, обеляя себя, снимая с себя естественные подозрения, также валили всю вину на Тому – первое звено во всей этой цепочке легкомыслия и преступной доверчивости. Впрочем, никто из них так и не сказал, что Несмелова Тома была в преступном сговоре с лицами, осуществившими мошенническое завладение имуществом фирмы.

Сама Несмелова Тамара Борисовна признавала за собой должностную халатность, однако, на прямой вопрос следователя: не является ли она соучастником преступления отвечала твердо: «Нет!». И попросила приобщить к делу сделанные ее по памяти карандашные наброски лица лжеклиента:

– Я на досуге постаралась воспроизвести лицо мошенника, что-то схожее есть… во взгляде глаз и …очертании подбородка, – поясняла она. – Может, это вам поможет в его розыске. А то, что подруги, – она на мгновение задумалась, – теперь уже бывшие, – уточнила скорее для себя чем для следователя, – вам трещат, что он мой хахаль, то это вранье и бабьи домыслы.

К глубокому вечеру все свидетели были допрошены, а возникшие при допросах некоторые небольшие неточности и шероховатости в их показаниях были устранены путем дополнительных допросов, благо, что все вызванные свидетели так и простояли весь день под дверью кабинета следователя. На устранение неточностей даже очных ставок не потребовалось – просто те или иные моменты и нюансы люди подзабыли или сочли не столь важными, чтобы их обнажать. Когда же им указывалось на эти упущения, то они их тут же вспоминали и называли, чем и устраняли первоначальные пробелы в показаниях. Ничего нового, кроме уточняющих деталей к портрету мошенника и некоторого предположения о существовании еще одного фигуранта, помогавшего мошеннику, добыто не было. Да и об этом таинственном подельнике говорилось вскользь: кто-то будто бы видел какого-то мужчину в коридорах административного здания фирмы, кто-то вроде бы слышал, как мошенник с кем-то парой слов на родном языке перебросился, но даже этих «кто-то» все допрошенные Паромовым свидетели точно назвать не могли. Что было новым в деле, так это выданная ими копия товарно-транспортной накладной на вывезенный товар, в которой имелись данные о марке автомобиля «МАЗ», его старый регистрационный номер (в стране происходила перерегистрация автотранспортных средств с заменой государственных номерных знаков на новые с цифровым указателем регионов), а также с фамилией водителя и его инициалами. Все это при проверке могло оказаться как истинным, так и фальшивым. Следовало дождаться понедельника и заняться проверкой, так как в выходные дни картотека ГАИ не функционировала. Самое большое, что смог сделать в данной ситуации старший следователь, так это через начальника ОМ объявить данный автомобиль в розыск в надежде на то, что он еще в Курске и находится в рабочем режиме, а не стоит где-нибудь в гараже или боксе, что, впрочем, и было сделано.

– Вот видишь, – не скрыл своей радостной заинтересованности Павлов, когда Паромов по внутреннему телефону связался с ним по данному поводу, – только начал заниматься – и кое-какие результаты уже имеются. А почему ты на работе, – вдруг спохватился он. – Тебе же завтра по графику суточное дежурство в оперативной группе. Что, опять без выходных? Ты это брось. Прекращай. Дела никуда не денутся, их на нашу жизнь будет еще столько… За-кругляйся – и марш домой! Если же автомобиль будет обнаружен, то дежурный наряд и сам как-нибудь разбе-рется.

«Мои дела за меня никто делать не будет», – отметил мысленно Паромов, но возражать Павлову не стал. Что толку в этих возражениях, когда выходной день полностью уже убит.

В отличие от следователя, утолявшего голод сигаретным дымом, свидетели хоть всухомятку, но поели, купив продукты питания в девяносто втором магазине, расположенном, как уже говорилось, рядом с отделом. Поэтому, когда после всех допросов и уточнений в кабинете следователя собрались все его участники за исключением разве что грузчиков, отпущенных Паромовым домой после проведенных с ними следственных действий, директриса Ганина, выражая общую мысль, спросила:

– Вот так каждый день работаете, без выходных и проходных, или для нас сделали исключение?

– Не каждый, но приходится, – неопределенно ответил следователь. Впрочем, он бы и не покривил душой и истиной, если бы ответил, что почти каждый день приходилось работать в таком ритме. Это досужие ученые где-то и когда-то пришли к выводу, что ежемесячная нагрузка на следователя должна была быть в количестве трех уголовных дел. На практике же получалось, что ежемесячно в производстве милицейских следователей находилось не менее двух десятков дел разной сложности и разной квалификации составов преступлений.

– И каждый день без обеда? На одних сигаретах?..

– А что делать? – вопросом на вопрос ответил Паромов. – Хорош бы я был, если бы заставил вас стоять в коридоре, а сам отправился обедать…

– Жена, семья как? – Не скрыл удивления кто-то из менеджеров фирмы.

– Да вот так.

– А что, бабы, – тут же нашлась самая неунывающая из них, Козаченко Валентина, – возьмем шефство над нашим следователем, чтобы он с голоду не умер тут или от сигаретного дыма не задохнулся при расследовании нашего дела. Кто обедом накормит, кто ужином угостит. Кто – за! Поднять руки.

– А кто и в постель уложит, – усмехнулся Паромов игриво.

– А что, – вмешалась Ганина, впервые за все время общения улыбнувшись, – у нас много женщин свободных. Я, возможно, старовата, но, вот, Козочка наша, – кивнула она в сторону Козаченко, – или опять же Тома, надеюсь, подойдут… Впрочем, найдутся и другие… Выбирай любую.

Что только не сделаешь, чтобы нависшую угрозу хоть как-то отодвинуть, отвести от себя. В другое время Ганина, возможно, в сторону Паромова и глазом бы не повела, а теперь приходится таким способом искать его благосклонность.

– Нечего, нечего прибедняться, – напустилась в шутку на директрису Козаченко, – какая же вы старая? Да вы всем нам можете фору дать… с вашим опытом-то…

Получилось как-то двусмысленно, словно Ганина прожженная жрица свободной любви. Все конфузливо примолкли. Стульев всем не хватало, поэтому женщины стояли перед столом следователя, который также встал, соблюдая элементарный такт общения.

– Тебе все бы шутки шутить да смешками перебрасываться, – прерывая неловкость, продолжила Ганина, – а дело серьезное. Как бы не пришлось сухари нам, милые женщины, сушить за свою халатность. А если кто всерьез жаждет помочь нашему следствию, то давайте хоть стульев в кабинет свежих подбросим из наших запасников да люстру какую-никакую, или, вот, машинку печатную взамен допотопной. Неужели милиция так нищенствует? – искренне удивилась она. – Никогда бы не подумала, если бы сама не увидела. Считала по своей наивности, что у вас везде ком-пьютеры, другая техника…

– Теперь сами видите, что ничего подобного нет. Работаем по старинке: пером да топором, – скаламбурил Паромов, – чтобы меньше было головной боли. Говорят, что топор пока единственное средство от этого…

– Слышите, Валентина Михайловна, как суров наш следователь, – попеняла Ганина своему заму. – А вы все со своими неуместными шуточками да намеками.

– Да я, Валентина Юрьевна, уже давно поняла, – подмигнув тайком Паромову, ответила Козаченко. – Я разве против того, чтобы с мебелью помочь? Я только – за. Думаю, что следователь на мою шутку не обиделся. Верно, господин следователь? – Она игриво посмотрела в сторону следователя, но тот промолчал, словно не расслышал обращения. – Ну, а если и на нары нас отправит, то и сидя на них, не будем терять бодрости и духа и споем на всю камеру: «Сижу на нарах, как король на именинах…». Верно, господин следователь?

– Верно, – скептически усмехнулся Паромов, – только нам до господ, – сделал он красноречивый жест руками, – как земле до неба. Вроде бы и видать, но никогда не достать. Что же касается всего остального, то уважаемые господа свидетели уголовного дела, немного обождем. Вот установим виновных лиц, призовем их к ответу, – тогда, пожалуй, можно и вспомнить о всех ваших заманчивых предложениях. А пока… пока все оставим как есть.

– Вы считаете, что найдете настоящих преступников? – с надеждой в голосе спросила Ганина.

– По крайней мере, постараемся, – за себя и за своих товарищей по отделу милиции ответил Паромов. В его голосе не было былой шутливости. – Попрошу из города никуда не выезжать без моего разрешения. Можете понадобиться следствию в любую минуту.

– Вы только найдите хотя бы стройматериалы, а мы, честное слово, о вас не забудем.

– Поживем – увидим… А пока спасибо за содействие следствию, и можете быть свободны.

Следственные действия на этот день были окончены. Зато дома самого следователя ждал допрос с пристрастием:

– Выходной день, а ты опять до темна на работе пропадаешь!

– От темна, до темна… – пропел Паромов пару слов из популярной когда-то песенки, изменив окончание, – нам не платят ни хрена…

– Точно, какую-нибудь «юбку» нашел. Никак рас-статься не мог…

– Почему одну, – усмехнулся Паромов, – целый десяток. Одна другой лучше…

– То-то тебя домой не тянет. Может, и ужином уже накормили?.. Или только одной любовью?

– Одной любовью…

Ссориться не хотелось, но супруга уже завелась и остановить ее было не так-то просто. А когда-то в молодости все сотрудники, побывав у Паромова дома, откровенно завидовали ему: такая спокойная и понимающая жена досталась.

– Значит, нашел себе молодку… – не думала останавливаться супруга, запуская очередной пробный камень.

– Еще – нет, но будешь доставать – найду!

– Кобель! Парковой ему было мало, теперь на Магистральный перебрался. Хоть бы дочь постеснялся…

– Отстань. Не неси чушь. Не делай из меня полового гиганта. Честное слово, я таковым не являюсь. Против других – я святой, и мне надо памятник при жизни ставить за супружескую верность.

– Не отстану. Я еще к твоему начальству пойду.

– Сходи, у него до тебя дур достаточно побывало, так если станет одной больше, думаю, ничего с ним не случится. – Прокомментировал Паромов последние слова рассерженной супруги, а про себя подумал: «Ну, как тут не принять заманчивое предложение козы-дерезы, как мысленно он уже называл Козаченко. По крайней мере, занудства не придется слушать… и свежесть ощущений…».

Хоть жена и приготовила ужин, есть его расхотелось. Нервно скурив пару сигарет, Паромов лег спать на пустой желудок.