Текст книги "НОВОСТИ ИЗ КРЕМЛЯ"

Автор книги: Николай Зенькович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 42 страниц)

(Из выступления в суде свидетеля В. К. Буковского)

Буковский В. К. Для меня сегодня удивительный день. Первый раз за свою жизнь я выступаю в суде, в этом городе, не в качестве подсудимого, а в качестве свидетеля.

С репрессивной политикой КПСС я познакомился очень рано, примерно 33 года тому назад, будучи 6-летним школьником, когда шутки ради со своими соучениками создал школьный юмористический журнал. Никаких политических мотивов никто из нас, конечно, не имел, но тем не менее этот журнал был расценен как идеологическая диверсия. Начался скандал, собрания, обсуждения, осуждения. Совсем неожиданно меня и директора школы вызвали в МГК КПСС, где партийный синклит обсуждал всерьез наш журнал шуток и как бы давал ему политическую оценку. В результате этого обсуждения директор был снят с работы, а мне было сказано, что я идейно незрелый и что мне нужно повариться в рабочем котле. Было объяснено, что я не должен по окончании школы поступать в высшее учебное заведение. Ну, разумеется, вариться в рабочем котле я не захотел и изыскал способ обойти этот запрет. Окончил вечернюю школу и поступил на биофак. Но обойти партийный запрет было невозможно. В течение года меня разоблачили и исключили, сказав: «Зачем же вы это делаете, вы же знаете, что вам запрещено учиться».

С тех пор, надо сказать, партийная пресса, а пресса тогда была вся, в общем, партийная, неизменно именует меня как «недоучившийся студент», хотя окончил Кембридж, защитил диссертацию в Страсбургском университете.

Вот так бодренько начиналась моя жизнь в этой стране. Через два года я уже был арестован по 70-й статье за изготовление и хранение двух неполных фотокопий книги Милована Джиласа «Новый класс». Это был предлог для них, как я понимал, они давно собирались каким-то образом меня наказывать. Книга случайно попала в мои руки, я не мог ее быстро прочесть, поэтому решил перефотографировать и отдать.

Следствие в то время мало интересовалось этой книгой. Меня хотели сломать, сделать из меня информатора, что и было заявлено вполне открыто тогдашним начальником УКГБ по Москве и Московской области. Он мне открыто предложил: «Или вы мне скажете, кто дал вам эту книгу, и тогда я не подпишу ордер на арест, или не скажете, и тогда я его подпишу».

Сделать это я отказался. Тогда меня отправили на экспертизу в Институт судебной психиатрии, который и признал меня психически больным, отправил в Ленинградскую больницу специального типа.

Оттуда я освободился в 1965 году и второй раз был арестован за организацию демонстрации 5 декабря 1965 года на Пушкинской площади в защиту арестованных тогда писателей Синявского и Даниэля. По этому поводу я был помещен в психбольницу еще на 8 месяцев. Третий арест был в 1967 году за организацию опять же демонстрации в защиту Гинзбурга, Головкова и других моих арестованных товарищей. На этот раз меня признали здоровым, судили в Московском городском суде и приговорили к трем годам лишения свободы.

Последний мой арест был в 1971 году. В то время я собрал материалы, доказательства, подлинники материалов о злоупотреблениях в психиатрии, об использовании психиатрии в качестве репрессивного инструмента и передал эти материалы западным психиатрам. Кроме того, дал обширное интервью американской телекомпании «Си-би-эс ньюс» и другим представителям прессы, аккредитованным в Москве. Меня обвинили в клевете на советский общественный строй и приговорили к 7 годам лишения свободы и к 5 годам ссылки. Срок я свой не отбыл. В 1976 году меня обменяли на находившегося тогда в заключении лидера коммунистов Чили Луиса Корвалана.

Как и выступавший здесь Сергей Адамович Ковалев, я принадлежал к той небольшой группе людей, которых называли правозащитниками, впоследствии диссидентами, группе, которая не являлась политической оппозицией, а была скорее нравственной оппозицией. Мы не ставили своей задачей свержение власти или изменение политического строя. Наше крёдо было гораздо проще: мы не хотим участвовать в преступлениях этого государства, этого режима. И ни при каких условиях этого делать не будем.

Мы в основном апеллировали к закону, к Конституции, наши действия никогда не были более сложными, чем подписание петиций и направление их в разные инстанции, в том числе и в Организацию Объединенных Наций, организация мирных демонстраций, не нарушавших законов. Тем не менее КПСС руками КГБ расправлялась с нами с исключительной свирепостьо. И решения об арестах, обысках, судах принимались в ЦК КПСС и в Политбюро даже по мельчайшим поводам.

Процессы 60-х годов начались с небезызвестного дела Синявского и Даниэля. Последующие процессы копировались с него. То есть это был процесс, по которому власти как бы отрабатывали модель и потом эту модель использовали.

Так вот, я нашел документы, а сторона президентская, как я понимаю, представила эти документы в суд, – доклад Семичастного и Руденко в ЦК по делу Синявского и Даниэля, в котором черным по белому, предвосхищая решение суда, сказано, что этих людей нужно признать виновными по статье 70 за написание и публикацию антисоветских клеветнических материалов и осудить к лишению свободы.

В своем докладе Руденко и Семичастный говорят, что мы проведем, конечно, открытый процесс, но вход только по пропускам КГБ; в тех же документах я нашел записку, подписанную завотделами культуры, пропаганды и административных органов от 3 февраля 1966 года, где очень подробно расписывается, что же это за гласный суд и кто туда будет допущен, каким журналистам что писать, а каким – чего не писать! Вот редакция газеты «Правда» может публиковать свои материалы, не спрашивая соизволения, а вот редакция «Литературной газеты» не может!

У меня довольно много примеров того, как давались указания об арестах. В частности, по делу Григоренко в 69-м году Андропов запрашивает, а ЦК соглашается арестовать его. Без такого согласия ни КГБ, ни Руденко не решались никого арестовать.

Все эти репрессии были продиктованы, конечно, не соображениями законности, а соображениями идеологии, которую КПСС ставила над законом. Ее слушались и повиновались.

Есть документы о лишении гражданства Марченко, где Андропов прямо пишет, что «своими действиями он оказывал прямую помощь нашим классовым врагам в разжигании враждебной кампании за рубежом».

Моссовету предписывалось разработать новые положения о паспортах, когда можно было лишить прописки кого угодно, аннулировать прописку занимающихся антиобщественной деятельностью лиц.

Есть записка Андропова, Руденко, Смирнова в ЦК, где объясняется, что много арестовано было людей, участвовавших в хельсинкских группах, и вроде бы уже судить их надо по срокам, а неловко, слишком много важных политических событий: 70-я годовщина Великого Октября, Белградская встреча, Конституцию 1977 года должны принимать. Поэтому дату суда им определили на следующий год, пусть люди посидят.

В лагерях встречал людей с удивительными делами, о которых никто не писал. Скажем, в 35-м лагере в Пермской области со мной сидели два человека – Яков Сусленский и Иосиф Мерсенер из города Бендеры, два учителя. За что же они сидели? В 1968 году, будучи членами партии, написали о своем несогласии с вводом войск в Чехословакию. В ответ – 70-я статья, одному 7 лет, другому 6 лет. Они спрашивали следователя: за что нас судили, мы же только в ЦК обращались. Следователь ответил, что в ЦК тоже люди работают, вот секретарши прочтут, а это уже пропаганда.

Тут возникал вопрос о выборах. Вот сидел со мной Александр Чекалин – рабочий с Украины. У него приговор был настолько уникальный, что мы его украли, списали, я его использовал в своей книжке «Возвращается ветер», широко опубликованной на Западе. А сидел он за то, что в день выборов на избирательном бюллетене написал, как сказано в приговоре, антисоветские надписи и опустил этот бюллетень в избирательный ящик. По делу выступал председатель избирательной комиссии, рассказавший, как он извлекал эти бюллетени, как потом проводилась экспертиза почерковая, как с помощью этой экспертизы был установлен и посажен автор надписи на избирательном бюллетене. Всего, как мы знаем по материалам, в 1987 году, к началу вынужденных освобождений под давлением мирового общественного мнения, в заключении по чисто политическим делам находилось 470 человек. Из них по 70-й статье – 114 человек, по 190-й статье – 119 человек, в ссылке – 35 человек, под следствием – 4 человека по 70-й статье, 17 человек по 190-й статье, по религиозным делам (142-я статья) – 10 человек и по психиатрическим больницам – 96 человек.

Как боролась КПСС с нами, сказано в записке Чебрикова, Рекункова, Теребилова и Кравцова в ЦК 26 декабря 1986 года, где они с гордостью докладывают о проделанной работе. За 10 лет поставлено 150 кино– и телефильмов, а за последние четыре года выпущено 262 книги и брошюры, опубликовано 178 журнальных и 250 газетных статей с клеветой на нас.

Целый ряд моих друзей и выдающихся деятелей литературы и искусства лишились в свое время гражданства. Лишили их по решению Политбюро и ЦК росчерком пера: Ростропович, Максимов, Солженицын, генерал Григоренко и т. д.

Уникальный случай произошел со мной: группа работников КГБ похитила меня из Владимирской тюрьмы и насильственно доставила в город Цюрих. Более того, никогда потом мсня не лишали гражданства. Оказывается, по представлению Андропова, Пономарева и Громыко, было предложено Верховному Совету издать негласный указ о выдворении меня из мест лишения свободы за границу. Такой формы наказания, по-моему, ни в каких кодексах не содержалось.

Нарушение собственных и международных законов было массированным. Зная, как тяжело нашим друзьям сидеть по лагерям, а их семьям выживать в этих условиях, мы в эмиграции собирали деньги, отправляли этим семьям переводы, посылки. Не понравилось это товарищу Андропову. Пишет он в ЦК в 1977 году о том, что не следует поддерживать семьи отщепенцев. И распоряжение просит дать Внешторгбанку, Минсвязи СССР о том, чтобы это было пресечено. И действительно, пресекались и заказные отправления, и почтовые переводы, перехватывались посылки. Все в нарушение международной почтовой конвенции, ратифицированной Советским Союзом. Такое никак не улучшало образа этой страны. Тот факт, что КПСС присвоила государственные и правительственные функции, замечался многими людьми. В 1977 году, в частности, после своих встреч с президентом Картером я выступал в сенатской комиссии по иностранным делам в США и объяснял уважаемым сенаторам, что зря они соглашаются с такой практикой, когда международное соглашение подписывает генсек КПСС. Не является он, говорил я, по Конституции СССР, главой государства или правительства. И подарил уважаемым сенаторам Конституцию СССР по-английски. Они предприняли соответствующий демарш, чтобы этой практики больше не было.

Клигман А. В. Скажите, пожалуйста, человек, на которого вас обменяли, с вашей точки зрения был политическим заключенным или нет?

Буковский В. К. Безусловно. Это был Генеральный секретарь Коммунистической партии Чили. Он был арестован режимом Пиночета, содержался в тюрьме. Правда, суда над ним не было, он не был осужден. Условия, в которых он содержался, были удивительны. Он каждый день давал интервью мировой прессе, в том числе и советской. Я такого счастья не имел.

Клигман А. В. В «Известиях» за 21 июля опубликован материал «Коммунизм и демократия несовместимы», подготовленный вами. Там, в частности, цитируется постановление американского конгресса. Правительственные органы независимых государств, входивших в состав бывшего СССР, по мнению конгресса, должны опубликовать для общественности и для использования правительством США имеющуюся у нас информацию о тайной деятельности КПСС, действия против США, в том числе акты шпионажа. Конгресс требует предоставления имен всех агентов КГБ или групп, которые проникли в правительство США. В заключение говорится, что конгресс будет иметь серьезное возражение против предоставления финансовой помощи любому из независимых государств, входивших в состав бывшего СССР, до того, как американскому правительству будет предоставлена упомянутая информация. Прошу вас высказать отношение к требованиям о предоставлении данных об агентах разведки и увязке их требований с предоставлением финансовой помощи.

Буковский В. К. А почему я должен на эту тему какие-то комментарии давать?

Клигман А. В. Дело в том, что документы, опубликованные в подборке «Коммунизм и демократия несовместимы», в том числе постановление американского конгресса, подаются в качестве мнения мировой общественности.

Буковский В. К. Мне кажется, что американская сторона вправе выставить любые условия, вы же выступаете в роли просителя, вы у них деньги просите. А если просите, то будьте добры выполнить их условия. По-моему, в мировой международной практике это нормальное явление. Они не обязаны никому давать денег – ни Горбачеву, ни России, ни Украине, это их добрая воля. Конгресс Соединенных Штатов имеет свою точку зрения по этому поводу, он ее и высказывает.

Клигман А. В. В заявлении Маргарет Тэтчер, адресованном вам, проводится параллель между коммунизмом и национал-социализмом. Вы разделяете точку зрения о том, что между коммунизмом и национал-социализмом много общего?

Буковский В. К. Да, разделяю, удивительно много общего. В Пермском лагере в 70-е годы был заключенный, осужденный за военные преступления, за преступления против человечества, – он обвинялся в том, что участвовал в уничтожении евреев. Он возмущался, говорил, что осужден несправедливо, его функция была только в том, чтобы открыть дверь в газовую камеру. Закрывал дверь другой человек, а у третьего была функция – включить газ, а он только дверку открывал. Когда мне говорят, что рядовые члены партии не несут никакой ответственности за преступления, совершенные КПСС, я вспоминаю этого человека. Уж как минимум дверочку-то открывали рядовые члены.

Клигман А. В. Вы привели ряд примеров преследования инакомыслящих, но эти примеры двадцатилетней давности. Можете ли вы привести аналогичные примеры за последние три года?

Буковский В. К. На момент августовских событий в Лефортовской тюрьме содержалось два политзаключенных.

Клигман А. В. Если можно, назовите фамилии.

Буковский В. К. Владимир Данилов и Валерия Новодворская. Они были освобождены в связи с провалом путча, а так бы они в лагерь поехали.

Слободкин Ю. М. Вы полагаете, что со стороны средств массовой информации западных стран клеветы на советский государственный строй, извращений ситуации, которая у нас существовала в стране, не допускалось, что они всегда были обьективны в освещении внутренней жизни нашей страны?

Буковский В. К. В одном вопросе вы объединили два. Вот клеветы не было. Никому не придет в голову на Западе, особенно средствам массовой информации, заниматься клеветой. А вот ошибаться, допускать необъективность – да, сколько угодно.

Слободкин Ю. М. Считаете ли вы, что в ваших бедах повинны 19 миллионов коммунистов, а не конкретные должностные лица?.

Буковский В. К. Видите ли, конкретные должностные лица опирались на молчаливую или активную поддержку этих 19 миллионов. Нельзя разъединить эти вещи – с одной стороны, пользоваться привилегией, даже небольшой привилегией, которую дает членство в КПСС, но в то же время не быть ответственным за то, что эта организация делает, обеспечивая привилегии. Я считаю такой подход некрасивым.

Слободкин Ю. М. Вы говорили о манипулировании общественным мнением со стороны средств массовой информации в советский период истории нашего государства. Убеждены ли вы в том, что средства массовой информации и в настоящее время у нас в республике не допускают манипулирования общественным мнением?

Буковский В. К. Я на эту тему данных не имею.

Зюганов Г. А. Господин Буковский, вы хорошо ознакомились с архивами, материалами не только КГБ и Политбюро. Известно ли вам, кто готовил и визировал материалы, которые вы изучали? Есть ли среди этих лиц Яковлев, Бурлацкий, Арбатов?…

Буковский В. К. Фамилию Арбатова я не встречал. Яковлев есть как зав. отделом пропаганды в целом ряде случаев.

Зюганов Г. А. Как вы считаете, он достаточно объективен в своих материалах?

Буковский В. К. Так же, как и остальные его коллеги по КПСС, он вносил свой вклад в организацию преследования инакомыслящих.

Зюганов Г. А. Кто из работников аппарата ЦК, на ваш взгляд, наиболее предвзято относился к вам?

Буковский В. К. Трудно сказать, потому что решения были коллективными. КПСС старалась прятаться за коллективными решениями.

Зюганов Г. А. Понимаю вас, но под каждым документом есть виза двух-трех лиц, кто их готовил изначально.

Буковский В. К. Чаще всего документы подготавливались руководством КГБ и представлялись в ЦК на рассмотренние и утверждение. Сначала Семичастный, потом Андропов, далее Чебриков, в последние годы Крючков. Но подход у них был один и тот же, методы, оценки были классовые. Так, Крючков докладывает в ЦК о необходимости создания специальной службы КГБ по защите конституционного строя. Как же он объясняет необходимость создания такой службы? Оказывается, это нужно сделать потому, что всякие антисоциалистические элементы используют нынешнюю ситуацию демократизации в антиконституционных целях, ведут работу по созданию оппозиционных КПСС структур. Чтобы помешать этому, и создается специальное подразделение в недрах КГБ.

Зюганов Г. А. Ваше дело обстоятельно освещала пресса, и, согласен с вами, освещала достаточно предвзято. Вы не могли бы назвать авторов, которые наиболее предвзято освещали ваше дело в нашей прессе?

Буковский В. К. Дело в том, что они прятались за псевдонимами. Вот знаменитая статья о том, как я «убил» американскую журналистку, опубликованная в журнале «Новое время». Она была подписана фамилией «Антонов». Много лет спустя журнал «Новое время», теперь уже перестроившийся, обратился ко мне с просьбой дать интервью. Я говорю: вы знаете, я вам, может быть, и дам интервью, но вы сначала эту историю проясните, все-таки она меня касалась. Ведь ваш журнал обвинил меня в убийстве. Кто такой Антонов? Редакция мне объяснила, что такого Антонова никогда не существовало, что из ЦК пришел материал и его обязаны были публиковать. Так мне и сказали.

Зюганов Г. А. Вы цитировали целые выдержки из материалов. В свою очередь, процитирую выдержку: «Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного на земле народа, окончательного, необратимого угасания его самосознания. Честность и порядочность будут осмеиваться, никому не станут нужными, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркомания, животный страх друг перед другом, беззастенчивость, предательство, национализм и вражду к народам, прежде всего вражду и ненависть к русскому народу, – все это будем ловко и незаметно культивировать, и все это расцветет махровым цветом». Это размышления Даллеса о реализации американской послевоенной доктрины против СССР. Как вы считаете, в ситуации, когда развален СССР, когда попран конституционный строй, результаты референдума, эта директива реализовывалась соответствующими средствами массовой информации и отдельными гражданами?

Буковский В. К. Вы уверены, что была такая директива?

Зюганов Г. А. Я вам цитировал документ.

Буковский В. К. Вы его откуда цитируете, из газеты?

Зюганов Г. А. Я, как и вы сегодня, имел доступ к материалам, которые носили грифы не только «Секретно», но и «Совершенно секретно».

Буковский В. К. Так вот, я вам ответственно говорю, что такого инструктивного материала Даллес никогда не выпускал, что занималась этим та самая…

Зорькин В. Д. В таком случае прошу представить документы, если у вас есть сведения об этом.

Зюганов Г. А. У меня последний вопрос. «Мы истратили триллионы долларов за последние 40 лет, чтобы одержать победу в «холодной войне» против СССР». Бейкер. Как вы считаете, они на идеологические, психологические формы войны, эти триллионы, были затрачены?

Буковский В. К. Очень мало. Это я вам могу подробно рассказать. В основном он говорит о вооружении.

Зюганов Г. А. Тогда я вас приглашаю на открытую дискуссию в другом месте.

Буковский В. К. «Холодная война», коль скоро вы вопрос задали, на Западе понималась довольно узко, она понималась в терминах гонки вооружений, в том, какой из блоков имеет преимущество, возможности что-то сделать. В идеологическом отношении американское правительство тратило деньги только на радиостанции типа «Свобода», «Свободная Европа», «Голос Америки», то есть информационные службы, финансировавшиеся, кстати говоря, конгрессом.

Зюганов Г. А. Тогда позволю себе последнюю цитату: «Мы не сможем победить Советский Союз в обычной войне, это неприступная крепость, мы можем победить Советский Союз только другими методами – идеологическими, психологическими, пропагандой, экономикой». Джон Кеннеди.

Степанов Д. Е. Вы не в курсе того, за какие цели или действия преследовали людей комиссии по борьбе с антиамериканской деятельностью, ведомство по охране конституции в ФРГ и многие другие службы в цивилизованных странах?

Буковский В. К. Кое-что мне на эту тему известно.

Степанов Д. Е. Вы действительно уверены в высокой эффективности работы вашей группы, в том, что удалось довести свое мнение до каждого советского человека?

Буковский В. К. Находясь в заключении и сталкиваясь с чудовищным произволом, наказанием голодом и холодом, мы старались довести факты нарушения закона до сведения мировой общественности с помощью радиостанции «Свобода» и т. д. Все эти факты мы доводили до сведения каждого человека, мало-мальски заметного в этой стране. Как мы это делали? Прежде всего пользовались правом писать жалобы. За три года своего пребывания во Владимирской тюрьме я написал несколько тысяч жалоб. В среднем каждый из нас писал по 30 – 40 жалоб в день заказным письмом с уведомлением о вручении. Кому шли эти жалобы? Депутатам Верховного Совета, членам ЦК, членам Политбюро, всем мало-мальски известным депутатам любого уровня, потому что закон позволял писать только должностному лицу. Я не мог написать своей маме жалобу. А депутат Верховного Совета – должностное лицо, и я ему мог писать. Закон соблюдался в этом отношении, как ни странно, до определенного момента, а потом стали конфисковывать эти жалобы. В 70-е годы, до своего освобождения, мы написали тысячи жалоб, где факты произвола были перечислены, указаны даты, названы имена.

Степанов Д. Е. Извините, но если я, депутат, получаю жалобу, то это не означает, что я довожу содержание жалобы до каждого из своих 125 тысяч избирателей. И если вы послали жалобу мне, то это не дает вам права, по-моему, говорить, что вы довели суть своей жалобы до каждого советского человека…

КТО ЧЕЙ АГЕНТ

Июль 1992 года. На очередное заседание Конституционного суда явился идеолог горбачевской перестройки А. Н. Яковлев. Он очень торопился: «Мне надо в Сорбонну. Мне в Париж по делу».

После его короткого выступления посыпались вопросы. Особенно усердствовал Ф. М. Рудинский.

Рудинский Ф. М. Вы сказали, что, будучи еще молодым человеком, на фронте у вас что-то треснуло, как вы выразились, в сознании. Потом вы были ошеломлены решениями ХХ съезда. Я вот не совсем понял. Вы почувствовали какую-то неубежденность в своей коммунистической правоте или вы развивались в сторону демократизации своего мышления и осуждения действий, которые были при Сталине?

Яковлев А. Н. Я был на ХХ съезде, сидел на галерке и слушал то, что говорил Хрущев. Я вам честно скажу и откровенно, мне не хотелось верить в то, что он говорил, что это все правда. Вот у меня такое было ощущение. Но я не мог… в то же время, это говорит все-таки Первый секретарь ЦК КПСС, вроде не похоже, что он должен говорить неправду. Это тоже процесс. Я вам уже говорил, что вера моя в действия руководства, особенно Сталина, была непререкаемой.

Рудинский Ф. М. Но после ХХ съезда ваши убеждения стали более демократическими?

Яковлев А. Н. Естественно, когда я узнал те факты, когда соседка-машинистка включает соседку в число врагов народа, чтобы ее расстреляли, а ей получить комнату, как после этого не изменить отношения к тем практическим действиям, которые были в то время?

Рудинский Ф. М. Но вы были сторонником ХХ съезда партии, его решений?

Яковлев А. Н. Да, да. И меня очень заботило то, что начался очень быстро, я уже не помню через сколько, 2 – 3 года, резкий отход от провозглашенных идей на ХХ съезде.

Рудинский Ф. М. Вы меня извините, Александр Николаевич, я в те годы еще не был членом партии, я был беспартийным человеком, но я тоже из того времени, и когда вы говорите, что для вас все эти факты были неожиданными, мне это кажется очень странным. О большинстве этих фактов знало общество, только оценивало не так, как это было нужно. Ну разве мы с вами не знали о 1937 годе?

Яковлев А. Н. Вы в Москве жили?

Рудинский Ф. М. Нет, я жил в Сибири тогда.

Яковлев А. Н. Как странно, я жил в Ярославле, я действительно не знал.

Рудинский Ф. М. Вы ничего не знали о 1937 годе? Ну хорошо, может быть. Скажите, пожалуйста, а уже в 60 – 70-е годы, когда вы были заместителем заведующего Отделом пропаганды ЦК КПСС, вы тоже придерживались решений ХХ съезда партии?

Яковлев А. Н. Ну, в целом, да. В целом, да.

Рудинский Ф. М. Тогда, простите, каким же образом вы идеологически обеспечивали действия против диссидентов, высылку Сахарова, Солженицына? Вы же были зам. зав. Отделом пропаганды ЦК КПСС в это время и вы, человек демократических убеждений в свете ХХ съезда партии…

Яковлев А. Н. Я извиняюсь, но я к делу Солженицына не имею никакого отношения, и узнал, наверное, оттуда, откуда и вы, как вы живописуете. К высылке Сахарова вообще никакого отношения, потому что меня вообще здесь не было, в Союзе. Другой разговор, что я был одним из тех, кто настаивал на возвращении Сахарова, это общепризнанный, по-моему, факт, и Сахаров сам об этом говорил.

Рудинский Ф. М. Ну это уже в это время, а вот в то время вы были зам. зав. Отделом пропаганды!

Яковлев А. Н. Меня не было здесь, я же вам отвечаю.

Рудинский Ф. М. Вы понимаете, я впервые вижу человека, который из руководства партии говорит о моноидеологии… Вы же, видимо, и создавали моноидеологию… Как вы нарушали советскую Конституцию?…

Яковлев А. Н. Ну, Конституцию, не знаю…

Рудинский Ф. М. Вы не нарушали Конституцию? Вот тезис: «Экономика должна быть экономной». Вы автор этого тезиса?

Яковлев А. Н. Нет, я к этому не имею никакого отношения.

Рудинский Ф. М. Нет? Но вы же были зам. зав. Отделом пропаганды ЦК и вы же готовили доклады товарищу Брежневу.

Яковлев А. Н. Я вас очень прошу, вопросы, которые относятся от 1973 года до 1983 года, вы мне, пожалуйста, не задавайте, меня здесь не было десять лет. Что касается других периодов, ради бога, пожалуйста.

Рудинский Ф. М. Теперь такой вопрос к вам. Скажите, пожалуйста, вы здесь сказали, отвечая на вопрос уважаемого Сергея Михайловича Шахрая, что действительно полная, реальная власть в стране была в руках Политбюро. Мы не сомневаемся в том, что это был действительно весьма могущественный орган партии, вне всякого сомнения. Но в то же время, вы привели вот такие данные: подслушивали ваши телефонные переговоры, 5 тысяч долларов у вас каким-то образом изъяли. Каким же это образом член самого высокого органа в стране может подвергаться таким ограничениям? Не свидетельствует ли это о том, что были еще какие-то силы, с которыми Политбюро должно было считаться?

Яковлев А. Н. Да.

Рудинский Ф. М. Вы с этим согласны?

Яковлев А. Н. Думаю, что да.

Рудинский Ф. М. Большое спасибо. И вы знаете что? Я вам задам один вопрос сейчас, это будет мой последний вопрос, но я хочу его обязательно у вас спросить. В истории человечества, наверное, не было такого случая, когда идеологический лидер такой гигантской партии и вдруг заявляет, что он не исповедует ее убеждения. Понимаете, такой гигантской партии! В истории человечества такого еще не было никогда. И поэтому возникают всякие суждения по этому поводу. Тут могут быть разные версии. Уважаемый судья Кононов у одного свидетеля прямо спросил: «Вы агент КГБ?» Так что здесь был создан уже известный прецедент. И вот я у вас хочу спросить: «Вы агент ЦРУ?»

Яковлев А. Н. Спасибо за вопрос. Мои хозяева в ЦРУ сказали мне, что вы агент израильской разведки, но я этому не верю.

Рудинский Ф. М. Понятно. Видите ли, если бы я сказал, что я всю жизнь был членом Коммунистической партии и перешел на позиции сионизма, тогда, конечно, вы могли бы мне задать такой вопрос. Но я так не поступил. Поэтому ваш вопрос отпал.

Здесь подал реплику председатель Конституционного суда Валерий Зорькин.

– Феликс Михайлович, – обратился он к Рудинскому, – вот мы будем в «Вестнике Конституционного суда» публиковать часть стенограммы. Николай Васильевич предлагает опубликовать именно это место. Думаю, что этот том будет за доллары распродаваться.

ЧТО РЕШИЛ СУД

В конце октября 1992 года процесс по делу КПСС вступил в заключительную фазу. 4 ноября суд приступил к заслушиванию заключительных речей представителей сторон. Оно продолжалось до 13 ноября.

Первыми выступали представители коммунистов. Речи произносили В. И. Зоркальцев, С. А. Боголюбов, Д. Е. Степанов, В. С. Мартемьянов, Ю. М. Слободкин, Б. П. Курашвили, Б. Б. Хангельдыев. Затем полтора дня было предоставлено представителям президентской стороны – С. М. Шахраю и А. М. Макарову.

13 ноября суд приступил к закрытому совещанию для принятия итогового решения по делу. Оно продолжалось 17 дней. 30 ноября было оглашено постановление.

Суд установил, что Б. Ельцин, издавая указ от 23 августа 1991 года «О приостановлении деятельности Коммунистической партии РСФСР», исходил из того, что это была партия, но учрежденная как часть КПСС. Ее назначение состояло в том, чтобы объединить и координировать деятелньость парторганизаций на территории РСФСР, поэтому она не являлась самостоятельной партией. Руководство КП РСФСР выражало несогласие с указом Б. Ельцина от 20 июля 1991 года о прекращении деятельности организационных структур политических партий в государственных органах и госучреждениях и препятствовало его исполнению. Руководство КПСС и КП РСФСР, многие обкомы и крайкомы прямо или косвенно поддержали действия неконституционного ГКЧП. Поэтому действия президента Ельцина по приостановлению КП РСФСР суд признал конституционными.

Судьи также пришли к выводу, что конституционен и указ Б. Ельцина от 25 августа 1991 года «Об имуществе КПСС и Коммунистической партии РСФСР». Однако безоговорочное объявление государственной той части собственности, которая принадлежала партии как общественной организации (членские взносы, доходы от издательской деятельности), а также той части собственности, где собственник неизвестен, противоречит Конституции. Дальнейшую судьбу имущества партии суд отказался определять, указав, что правовая неопределенность в этой части может быть решена в порядке гражданского или арбитражного судопроизводства.