Текст книги "Азиатские христы"

Автор книги: Николай Морозов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 45 страниц)

Глава III
Неправдоподобные обстоятельства, при которых найдено большинство наших важнейших древне-азиатских книг.

Когда культурные государства, стремясь к своему расширению, выходят из пределов своей основной национальности и захватывают иноязычные малокультурные народы, они всегда не только стремятся их ассимилировать, по внешности навязывая им свой язык и одежду, но и по внутреннему состоянию, т.е., как говорится, по духу, справедливо видя в этом, а не в военной силе, главный залог своей прочности.

В древности и в средние века, когда умственная культура и вся ее идеология были основаны на мистических религиозных началах, это проявлялось в стремлении навязать вновь присоединенным народностям свою религию, для чего в их странах основывались на государственные средства правоверные, по мнению государственных правителей, храмы, одинокие развалины которых мы и видим, например, в Сирии и северной Африке, где благодаря отсутствию удобных путей сообщения Ромейская культура не удержалась, и в средне-европейских и северных странах, где первоначальные ромейские храмы переродились в современные нам христианские церкви и соборы.

В новейшие же времена, когда теологическое мировоззрение заменилось естественно-научным, и церковь, отстав от жизни, отделилась от государства, это же стремление культурных народов внутренне и внешне ассимилировать к себе соседние некультурные, естественно стало проявляться в построении в них или на границах с ними низших, средних и высших школ.

Таким образом, например, на границе с мусульманскими татарами и буддийскими калмыками был еще в 1804 году основан Казанский университет, со специальными кафедрами восточных языков: коранического, калмыцкого (причем нелишне отметить, что калмык по-тюркски значит «отсталый») и турецко-татарских.

Таким же образом в своих ост-индских владениях англичане сначала построили ряд храмов, а потом (до 1900 года) там было уже пять университетов: в Калькутте (с обсерваторией), в Бомбе, в Мадрасе, в Алмагабаде и в Лагоре, и кроме них 156 высших и более 130 000 низших школ.

Посмотрим же теперь естественные последствия такого сочетания высшей культуры с иноязычною ей низшею. Для простоты наших соображений возьмем хотя бы ближайший к нам Казанский университет, где появился первый (из русских) профессор монгольского языка Осип Михайлович Ковалевский (1800—1873 гг.), «Буддийской Космологией» которого я достаточно пользовался здесь. Еще до поступления на эту кафедру, он был прикомандирован 27 лет от роду в Иркутск для изучения монгольского языка, затем через три года в Пекин, и наконец, от 1836 по 1862 год был профессором в Казани. Что он делал в эти двадцать девять лет своей профессорской и преподавательской деятельности, – это можно сказать и не имея о нем никаких «свидетельств очевидцев», пользуясь лишь его собственными краткими указаниями, что в его личной библиотеке имелся, среди других книг, ряд интересных рукописей на монгольском языке по буддийской литературе. Как он их достал в Казани? Да так же, как сделали бы вы, если б были там, на его месте. Среди казанских студентов, особенно по этой специальности, неизбежно оказались бы хоть три-четыре калмыцкие юноши, родители которых, живя между русскими, пожелали приобщить своих способных детей к европейскому знанию, чудеса которого они не могли не видеть даже и в начале XIX столетия. Если даже эти студенты и были не на факультете восточных языков, то все же попадали тотчас же в ведение Ковалевского, как своего естественного покровителя, и он, как страстный ориенталист, не мог не поручать им, когда они уезжали на каникулы к своим родным, собирать в родных степях и записывать для него по-калмыцки все, что может служить образчиком их литературы, или представления об окружающем мире и о их прошлой истории. Усердные студенты, желая угодить своему патрону, действительно записывали сказания своих говорливых старцев, комбинировали их отдельные рассказы, в более или менее связный ряд, подобно тому, как это мы имеем, например, в Илиаде или Одиссее, и, возвратясь, доставляли это своему учителю не как собственную компиляцию, которая в его глазах потеряла бы всякую ценность, а как целиком записанное ими со слов одного человека, а более лукавые (какими бывают обязательно все дети первобытных народов, среди которых мистификация считается похвальной ловкостью), могли выдать свою запись, изменив нарочно почерк, и за найденный у своих родителей документ, заметив, что это более понравится их учителю.

Таким процессом и объясняется тот поразительный факт, что вплоть до напечатания всех таких документов, они оказываются униками, не находимыми более нигде, что не могло бы ни в каком случае быть, если б мы имели в этих документах образчики настоящей национальной литературы, т.е. ходячих в этой форме народных или сословных представлений какой-нибудь области. Тогда однородные рукописи, хотя и с индивидуальными легкими вариациями не выуживались бы то тут, то там современными европейскими востоко-искателями, как караси из озера, чего абсолютно нет. Есть даже нечто гораздо худшее.

Что бы вы сказали, например, если б какой-нибудь страстный удильщик рыбы стал вас уверять, что, просидев целую ночь на берегу озера, он выудил последовательно 1 щуку, 1 карпа, 1 линя, 1 ерша, 1 карася, 1 плотичку, 1 лягушку и т.д., перечислив все десятка два существ, которые можно выудить в данном озере и все по одному экземпляру? Вы рассмеялись бы, конечно, такому разнообразному однообразию, и сказали бы, что для правдоподобия следовало бы хоть кого-нибудь утроить или учетверить и сократить породы. А между тем в области литературы мы находим выуженными таким же образом по экземпляру не два десятка, а несколько сот документов из истории Востока, считаемых нами за основные. Все это, оказывается, рукописи, не имевшие распространения. Все они стоят на уровне вашего частного письма к своему знакомому, которого он никому не дал читать. И все они явно новые, так как хранить их, никому не давая, нет смысла. Особенно это «индивидуальное» творчество распространено в Индии, где 5 университетов (не считая 150 высших английских школ), занимались такого рода спортом много долее и усерднее, чем у нас О. Ковалевский в Казанском университете. Там даже платили премию за каждую новую находку. Так почему же мы до сих пор не смеемся над такого рода нелитературной литературой?

Но тут выходит нечто даже более удивительное. Несмотря на эту унитарность имеющихся документов, часто оказывается, что после напечатания какого-нибудь из них, т.е., когда он становится общеизвестным для всех интересующих его предметом, вдруг кто-нибудь выуживает в том же азиатском океане сильно пополненную и усовершенствованную и опять единичную рукопись на том же языке или опять тоже единичный его перевод на другой азиатский язык, или даже оригинал на другом языке, если первая находка сочтена за перевод.

Все это заставляет серьезно и обстоятельно исследовать, в каком числе экземпляров найдены нашими европейскими учеными в отдаленных странах Азии документы по современной истории их народов (до их напечатания) и если окажется, что статистика дает для множества из них те же числовые результаты, как у меня здесь относительно выуженных любителем щук, линей и карасей, то и очистить от них навсегда историю Востока.

Глава IV
Буддизм в Сибири

Приступая к исследованию Буддизма с точки зрения свободно мыслящего человека, я прежде всего буду говорить о его состоянии в Сибири и пограничных с ней странах, так как тут я могу пользоваться нашей русской литературой, мало известной на Западе, а между тем очень оригинальной и представляющей первостепенный научный интерес.

В составе своего народонаселения Сибирь никогда не представляла единства. Там на огромном пространстве между Тоболом и Иртышом, Обью и Енисеем, вплоть до XIV века нашей эры развертывалась Татария. За Обской губой, особенно в приленских местах тянулись широкой полосой кочевья якутов, татарских единоплеменников, на север от рек Витима, Вилюя и Олекмы до Ледовитого океана, к востоку от Енисея до Охотского моря. На Камчатском полуострове считались Крашенинниковым в 1738 году три народа – камчадалы, коряки и курильцы. Коряки были смежны с чукчами, юкагирами и ламтуамамми, курильцы с камчадалами и японцами.

Все эти разнообразные племена принадлежали и принадлежат теперь исключительно Северной полосе. На Юге же Сибири разноплеменность почти исчезает.

Обстоятельные исследования Синологов не позволяют сомневаться, что в странах, лежащих на северо-восток от Великой Китайской стены, по степям, сопредельным с северным Китаем, с самых древних времен обитали лишь Тунгусские и Монгольские племена. Эти племена, и только они одни, жили на юге Сибири и при ее покорении русскими царями.

Отечеством тунгусов была нынешняя Манчжурия. Там и теперь разные племена под общим именем манчжуров, составляют господствующее народонаселение. Границами которого служат: на юге Китай, на севере – река Амур, на востоке Японское море и на западе Великая Монголия, начинающаяся несколько выше слияния Шилки с Аргунью.

Но тунгус давно перешагнул за пределы своей страны. Он раскидывает свой шатер на Даурских равнинах, пасет стада оленей на берегах Енисея и Лены, Колымы и Алдана; является с колчаном в руке среди непроходимых гор и левов, на всем протяжении от Амура до Анадыря. Они были долго независим и стали платить подать русским не ранее 1657 года. Бродячие тунгусы, почти дикари, любят горы и леса, они переходят с места на место небольшими партиями и носят различные ее местные названия, с разными оттенками в языке. Они кочуют в Нерчинском крае от верховьев Нерчи до Аргуни, по Онону, Инде, Турге, Ачинге, и по другим рекам этого бассейна.

Все они носили издавна общее название Хамниганов и в XIX веке составляли наследственный удел князя Гантимура. Большинство их склонилось в XVIII веке к буддизму, а остальные еще держатся шаманства или колеблются между обоими верованиями.

Второе – монгольское племя известно в Восточной Сибири под именем бурятов. Они многочисленнее всех других инородцев и состоят под непосредственным ведением своих наследственных князей. В Даурии, за Яблоновым хребтом, их числится шестнадцать племен, и все они буддийского вероисповедания.

А по эту сторону Яблонового хребта, в Верхнеудинском округе, по рекам Уде и Хилке тянутся кочевья харинцев. В начале XIX века это племя составляло одну семью с Нерчинскими монголами и ему первому усвоено было наименование Хариата, измененного потом в Бурята.

Буряты Селенгинцы кочуют по реке Селенге, Ворге, Джиде (от дзеде – мель) и Темнику. Они прежде всех других подверглись обаянию буддизма и очень преданы ему.

Тункинские и Окинские буряты обитают к северо-западу от Байкала в ложбинах и долинах между Байкальскими и Саянскими горами. Прибрежья реки Иркута наиболее покрыты их кочевьями.

Идинские буряты и 27 родов Балаганских размещены ниже Иркутска на степях, прилегающих к Ангаре.

Кудинские ближе всех других к Иркутску. Их земли тянулись до Байкала и граничат с уделом Верхоленских Бурят, которых улусы рассыпаны от Восточных Высот Байкала до Верхоленского отрога, и здесь замыкается длинная цепь бурятского населения.

Архиепископ Ярославский Нил, проведший в этих странах миссионером 16 лет и хорошо изучивший язык местного населения, так характеризует его быт в своей книге «Буддизм» (1838г.).

«Хотя от присоединения Сибири к державе Российской протекло уже около 250 лет (с 1736 года), но быт сибирских инородцев не представляет и теперь ощутимых перемен. Где искони водворялись племена, там и ныне их видим, и видим во всей простоте века Авраамова. Домо-обзаведение их ограничено убогою палаткою, потребности в пище и одежде не простираются далее того, что получает он от стад; деятельность и житейские развлечения сосредоточены в передвижении из дебри в дебрь, из степи в степь. Исключение делают собою лишь те из инородцев, которые постоянно находясь под влиянием русского народонаселения, невольно свыкаются с его образом жизни и начинают постигать, что не скитальческая беззаботность, а труд, подъемлемый в поте лица, составляет прямое назначение человека».

«Вера, – говорит он далее в своей интересной, но неудобочитаемой книге, которою я много пользуюсь здесь, – старинных обитателей Сибири имела один общий характер, следы которого видимы еще в остатках шаманства. Но единство это давно рушилось, быв потрясено силою обстоятельств.

По раздроблении огромной Монгольской монархии, сперва приволжские татары, входившие в связь с турецкими поколениями, а потом и Азийские, стали изменяться из идолопоклонников в магометан.

Религиозный переворот начался в Западной Сибири при Кучуме. Кучум взялся за меч, и к тому же расположил он и отца своего Муртазу, Бухарского властителя. От последнего прислано было войско под начальством старшего его сына Ахмет-Гирея и вместе с ним целый легион мулл. Тогда одно оставалось для народа – покориться необходимости. Лишь жившие в отдаленности от ханской столицы могли еще сохранять прежнюю свою веру».[4]4
  Нил Архиепископ Ярославский: Буддизм, стр. 12.


[Закрыть]

«Но магометанство, вторгшись в северную Азию с запада, не проникло на Восток далее Енисея. Там осталось старинное язычество, которое известно под именем шаманства. Но взамен магометанства туда стал проникать буддизм и боле столетий господствует там от Амура до Лены, над значительнейшею частью монголо-бурятского и тунгусского племени».

Так оканчивает автор свое изложение, основанное на официальных актах русских архивов, показывающих совсем недавнее проникновение буддизма на прибрежье реки Амура, тоже одновременно с магометанством, и продолжает еще так:

«Буддизм, порожденный во времена Гомерические, признает законоположником своим Шигемуния-Сакья-Муни, и от него ведет связанную свою эру, по которой еще (в 1857 году) считается ему 2894-й год.

Делится он на две секты – фоистов и лам. Первая удержалась в Китае, а последняя в Индии, Тибете и Монголии. Существенное между сектами различие в том заключается, что одна из них имеет иерархию, у другой, напротив, ее нет».[5]5
  Там же, стр. 17.


[Закрыть]

Но в этой хронологии мы уже не будем верить ему на слово, а попытаемся исследовать дело самостоятельно, в остальном же на его наблюдательность положиться можно.

Буря, поднятая исламом, отозвалась страшным потрясением среди турецкого и татарского племени, от Кавказа до Урала. Бедные шаманы всюду принуждены были уступать место неумолимым муллам. И конечно, не многие бы из них, особенно в Сибири, пережили XVII столетие, если б северные области Азии не отошли к христианской России.

Но еще большее поражение испытали шаманы от буддистов в конце XVIII и начале XIX века.

В отделе о древней истории Китая я покажу, что нельзя придавать серьезного значения сообщению о южных Гуннах под 336 годом нашей эры (т.е. во время возникновения христианства в Европе), причем говорится, что тогда в царствование государей Ши-лэ, Ши-ху и Цзун-чжина двор, а с ним и аристократия, были преданы буддизму.

Но даже и без специальной критики этого указания, мы могли бы доказать неправильность представления о его большой древности.

Мы можем доказать, что буддизм слишком недавняя религия на сибирской почве, потому трудно объяснить, как мог он оставаться чуждым для Сибири, если бы он проник в среднюю Азию, да и в самую Монголию, за много веков пред этим. Ведь ламизм, вплоть до XVIII века нашей эры не находил себе приюта даже и в Даурии, сопредельной с Китайской Монголией и сопряженной с резиденцией Ургинского патриарха.

Первым его принял Цонгольский род в 1741 году, когда Пунцук добился старейшинства над ламами, со званием протоирея (Ширета).

Русское правительство с удивлением увидело, что за Байкалом, как из недр земли, вдруг возникли 11 храмов с 150-ю ламами. Воспрещено было всякое дальнейшее размножение ламизма, но не смотря на это, лет через 15 в 1756 году, там оказалось уже 324 ламы. Но и это были только цветочки, а ягодки оставались впереди.

Таблица 1.

№	Наим.	Храмы	Сумэ	Число прихо-жан	Хамба (митро-полит)	Шире-туй (епис-коп)	Ламы	Дандии
	Дацанов
1	Гусино-озерский	1	17	4136	1	1	7	1
2	Цонгольский	1	11	6625	-	1	12	1
3	Джидинский	1	16	5113	-	1	9	1
4	Ацайский	1	9	921	-	1	2	1
5	Сортольский	1	3	2279	-	1	3	1
6	Гнгетуевский	1	4	1690	-	1	2	1
7	Учотоевский	1	6	1170	-	1	2	1
8	Бултумурский	1	17	2473	-	1	4	1
9	Аракиретуевский	1	2	2554	-	1	4	1
10	Чогагуетаевский	1	11	3035	-	1	5	1
11	Кударинский	1	2	3666	-	1	6	1
12	Иройский	1	10	2505	-	1	3	1
13	Янгасинский	1	4	3705	-	1	6	1
14	Ходонский	1	3	6400	-	1	12	1
15	Анинский	1	4	5813	-	1	11	1
16	Туггальгатаевский	1	4	4864	-	1	9	1
17	Агинский	1	-	10622	-	1	19	1
18	Ацагатский	1	1	3305	-	1	5	1
19	Яицановский	1	9	3089	-	1	5	1
20	Хохюртаевский	1	-	3698	-	1	6	1
21	Эгитуевский	1	4	5250	-	1	9	1
22	Цугилинский	1	1	5410	-	1	13	1
23	Цулгинский	1	1	2105	-	1	3	1
24	Гунинский	1	-	1067	-	1	2	1
25	Токчинский	1	-	919	-	1	2	1
26	Хожиртаевский	1	1	896	-	1	2	1
27	Тарбатараевский	1	1	898	-	1	2	1
28	Бырцуйский	1	1	1240	-	1	2	1
29	Ольхонский	1	-	1710	-	1	2	1
30	Баргузинский	1	2	3428	-	1	8	1
31	Кыренский	1	-	2695	-	1	4	1
32	Болакский	1	-	7957	-	1	14	1
33	Боргальтаевский	1	-	2709	-	1	5	1
34	Аларский	1	2	7972	-	1	15	1

Преемник Пунцука Зайяга начал домогаться достоинства епископа (Бандиды0, которое и успел получить в 1764 году. Это было допущено с целью прекратить отношения здешних буддистов к чужеземному патриарху (Хутукте). Но результат получился тот, что чрез десять лет насчитывалось уже 617 лам.

Потом начался временный раскол. Галдан, второй из лам по старшинству, объявил себя независимым от Заянги и основал отдельное управление.

Обе соперничающие стороны – Цонгольская и Гусиноозерская, для поддержания своего авторитета, наперерыв старались увеличить массу своих приверженцев и только в 1808 году, вместе со смертью Цонгольского епископа Кеторкоя, борьба партий прекратилась и власть сосредоточилась в лице Гусино-Фаерского Хамбо-ламы. Шаманисты всюду были преследуемы: ни леса, ни горы не укрывали их от гипноза лам, рыскавших по всему Забайкалью и даже в окрестностях Иркутска. Само христианство ощутило тяжесть их влияния. Из язычников никто почти не решался принимать его.

В 1822 году оказалось уже более 2530 лам, при 19 храмах-монастырях и пробужденство охватило две трети инородческого населения Восточной Сибири. Христианское духовенство перепугалось, и вот в 1825 году управление Сибири положило принять за предельное число 20 буддийских храмов и 293 лам; остальные же ламы обращались в сверхштатные, но в этом же году составлен был новый штат, по которому <…>

Вслед за тем, вопросом об ограничении числа лам и храмов и об изысканию средств к пресечению дальнейшего распространения буддизма занимался Сибирский комитет, и с этой же целью послан был, по распоряжению генерал-губернатора Руперта, в Сибирь чиновник особых поручений.

В 1842 году озабочивалось этим делом Иркутское общее губернское правление и составило штат в 34 храма с 580-ю ламами. При подсчете оказалось, что в этом году в Восточной Сибири было 120 035 одних мужчин, исповедующих шигемунианскую веру и 5 545 лам, т.е. в то самое двадцатилетие, когда деятельно изыскиваемы были средства к их ограничению, буддисты более чем удвоились.

В русском христианском духовенстве опять возникли тревожные вопросы: как организуется это сонмище лам, где способы к их существованию, каково их умственное и нравственное состояние.

Буддийский канон и гражданские законы, заключавшиеся в известном монгольском уложении, требуя от лам безбрачной жизни, назначая им пребывание в монастырях, вместе с тем предписывали, чтобы они принимались в духовное звание не иначе, как с ведома и дозволения русского начальства, по его выбору и действительной надобности, и под непременным условием собственного желания со стороны приемлемого. Каким же образом такой поразительный успех?

Конечно, мы теперь можем на это ответить: действовали те гипнотические методы, о которых я вам уже говорил при описании таинства Джанан, но в то время о гипнозе еще не было научных представлений, а в чертей уже мало кто верил. И вот при виде такого успеха ламаизма, сравнительно с успехами христианства, ничего не оставалось делать, как восклицать: «Ламизм вербует, где хочет. Умножает свои легионы, и в то же время обеспечивает себя отовсюду. Чем больше семейств, связуемых с ними узами родства, тем выгоднее для них. В них находят ламы тайных своих агентов, чрез них склоняют общее мнение в свою пользу и становятся грозными для своих противников (т.е. христианских миссионеров).

Надлежит только явиться ламе в какой-нибудь улус, и лучшая сикера, тучнейшие яства, со всеми угодьями, будут к его услугам».

И вот начались правительственные ограничения:

1) Ламам поставлено в непременную обязанность иметь жительство только при монастырях, не иначе отлучаться из них, как по делам службы и притом всегда с ведома их епископа (Ширета).

2) Им дарованы: земли: хамбо-ламе пятьсот десятин, а прочим членам в меньших количествах, сообразных с их званием.

3). В отвращение старых злоупотреблений, строжайше запрещено им привлекать в свою веру не только христиан, но и шаманистов, и наконец

4)положен твердый штат для их духовенства, который я и привожу на табл. 1.

Но нам здесь более всего интересен не этот штат, а то, что в единственной области, относительно которой были собраны точные официальные записи, буддизм начался только в половине XVIII века и с молниеносной скоростью стал распространяться среди первичного шаманского населения только в первой половине XIX века. Но эта область никакими непреодолимыми преградами не была отделена от остальных мест господства буддизма, относительно которых нет никаких статических сведений и надежных исторических указаний.

Так, какое же право мы имеем думать, что он в них возник еще две тысячи лет назад, но не захотел проникнуть в Забайкалье и Амурскую область? Ведь это же просто нелепо.