Текст книги "Мамка-кормилица"

Автор книги: Николай Лейкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

XVI

Степанидѣ тотчасъ-же были объявлены Колояровымъ условія найма.

– Докормишь ребенка до конца, будешь къ нему внимательна, ласкова – и все наше бѣлье, которое мы тебѣ дадимъ, всѣ наряды кормилицы – все тебѣ пойдетъ, – сообщилъ ей Колояровъ.

– Съ удовольствіемъ, баринъ, съ удовольствіемъ. Я къ дѣтямъ ласкова, люблю дѣтей, – отвѣчала та.

– И тюфякъ тебѣ, и подушки тебѣ отдадимъ, будь только къ своимъ обязанностямъ исполнительна.

– О, онѣ эти правила всѣ знаютъ! – замѣтила акушерка. – Сюда и неученая-то придетъ, такъ сейчасъ-же научатъ. Здѣсь школа.

– Я, милая Софья Петровна, въ первый разъ по мѣстамъ, – отвѣчала Степанида и тутъ-же спросила Колоярова: – А сапоги и калоши, баринъ, тоже, на вашъ счетъ?

– Я не знаю, какъ у насъ теперешняя мамка живетъ. Жена это знаетъ. Но хорошо, пусть будутъ и сапоги съ калошами наши. Только долженъ предупредить, что вѣдь со двора мы тебя одну отпускать не будемъ.

– Ой, баринъ! Такъ какъ-же тогда?

– А ужъ тамъ какъ знаешь! Гулять мы тебя будемъ пускать, но въ сопровожденіи бонны или горничной.

– Баринъ, ваше благородіе! – вырвалось у Степаниды, и лицо ея омрачилось.

– Да вѣдь ужъ это порядокъ извѣстный для тѣхъ, кто въ мамки поступаетъ, – замѣтила ей акушерка.

– А какъ-же ребеночка-то моего мнѣ навѣстить? Вѣдь онъ у меня теперь у квартирной хозяйки.

– Ребеночка должна въ воспитательный отдать! Отдашь и получишь билетъ. Откормишь господскаго ребенка и возьмешь своего, – вразумляла ее акушерка и прибавила:– Да чего притворяешься-то! Ты вѣдь все это лучше насъ знаешь. Ты вѣдь въ кормилицахъ жила въ воспитательномъ.

– Жила, жила, но изъ-за того и ушла, что тамъ воли мало, да и жалованье пустое. Опять-же трехъ кормишь. Свой и два чужихъ ребенка на груди.

– Ты что: замужняя или дѣвица? – поинтересовался Колояровъ.

– Дѣвушка, – отвѣчала Степанида и потупилась. – Гдѣ замужней быть!

– Замужняя большая рѣдкость, – вставила свое слово акушерка. – Онѣ не идутъ въ кормилицы. Да и бракуютъ ихъ. Вѣдь мужъ своими посѣщеніями надоѣстъ. А не пустить нельзя – мужъ.

– Нѣтъ, нѣтъ! чтобъ никакихъ посѣщеній! – воскликнулъ Колояровъ. – Такъ вотъ думай, Степанида, а нѣтъ, такъ мы съ другой уговоримся.

– Нѣтъ, зачѣмъ-же… Я согласна буду. А только кто-же за ребеночка моего въ воспитательный платить будетъ?

– Конечно-же, ты… – быстро отвѣчала ей акушерка. – Ты это должна дѣлать изъ своего жалованья.

– Да велико-ли жалованье, барыня Софья Петровна!

– Ахъ, ты неблагодарная! Да такого жалованья иной писарь-чиновникъ не получаетъ. Зачѣмъ-же ты въ пріютъ записалась? Зачѣмъ-же ты въ кормилицы идешь, если недовольна? – упрекнула Степаниду акушерка.

– Да я довольна, а только вонъ у генеральши одной моя землячка жила, такъ тамъ и за ребеночка ейнаго въ воспитательный платили. За четырнадцать мѣсяцевъ платили, а я-то вѣдь иду на мѣсто на сколько? Ребеночекъ-то господскій вѣдь ужъ подросши.

– На пять-шесть мѣсяцевъ ты поступаешь въ кормилицы къ намъ, – сказалъ Колояровъ и тутъ-же прибавилъ: – Ну, хорошо, хорошо. Я и за ребенка твоего заплачу въ воспитательный, будь только довольна нашими порядками. Недовольство портитъ молоко.

– Много вамъ благодарны, баринъ. Спасибо вамъ. Мерси.

Степанида въ поясъ кланялась Колоярову.

– Напрасно… Балуете вы ее… – шепнула ему акушерка.

– Ну, да ужъ пусть только не жалуется, пусть будетъ привязана къ ребенку и нашему дому, – пробормоталъ Колояровъ. – Я дамъ вамъ деньги, сколько нужно въ воспитательный. Распорядитесь пожалуйста. А когда вы можете ее привезти къ намъ?

– Да пожалуй даже сегодня вечеромъ. Федоръ Богданычъ осмотритъ ее, потомъ я пошлю ее съ дѣвушкой въ баню, а затѣмъ къ вамъ… – дала отвѣтъ акушерка.

– Милая Софья Петровна! – воскликнула Степанида. – Какъ-же сегодня-то? Дайте мнѣ отгуляться малость передъ мѣстомъ, дайте ребеночка моего навѣстить.

– Ребенка ты принесешь сегодня ко мнѣ, завтра я его отправлю въ воспитательный подъ квитанцію, а отгуляться тебѣ не полагается! – строго сказала ей акушерка. – Что ты съ ума сошла, что-ли? Отгуляться…

– Да ужъ пожалуйста, Софья Петровна, послѣдите за ней… и прямо къ намъ… – испуганно проговорилъ Колояровъ и, вставъ съ кресла, обѣими руками пожалъ обѣ руки акушерки.

– Ну-съ, для порядка и успокоенія васъ, я ее все-таки поосновательнѣе осмотрю… Пойдемте, Софья Петровна, – пригласилъ докторъ акашерку и удалился вмѣстѣ съ ней и съ Степанидой.

Колояровъ остался въ гостиной одинъ. Онъ курилъ, взялъ переплетенный экземпляръ „Нивы“, лежавшей на столѣ, и сталъ его перелистывать, разсматривая картинки. Вдругъ скрипнула дверь и на порогѣ ея показалась еще женщина – четвертая: крупная, дородная, чернобровая, молодая. Она была въ свѣтлосинемъ шерстяномъ платьѣ съ желтой отдѣлкой, безвкусномъ и неуклюже на ней сидѣвшемъ. Она улыбалась и произнесла:

– Баринъ, а баринъ! Меня-то вамъ и не показали, а я вотъ какая здоровая – посмотрите на меня. Вѣдь она, здѣшняя акушерка, кого первымъ показываетъ? Кто ей больше халтуры даетъ. Не вѣрите, баринъ? Право слово…

Колояровъ смотрѣлъ на нее и недоумѣвалъ. Наконецъ, онъ спросилъ:

– Вы тоже кормилица?

– Да, да… Тоже наниматься пришла и сижу здѣсь.

– Мы ужъ выбрали себѣ кормилицу.

– Степаниду? Да она, баринъ, вамъ не годится.

– Отчего? Что за вздоръ! Нашъ докторъ за нее ручается.

– Да докторъ не знаетъ, баринъ. И Софья Петровна тоже не знаетъ за ней этой прорухи.

– Что такое?

– Только Бога ради, баринъ, вы не говорите Софьѣ Петровнѣ, что я вамъ сказала.

– Да что такое? Говорите, пожалуйста.

– Выпить любитъ. Изъ-за этого-то, кажется, она и въ воспитательномъ не поладила.

Колоярова передернуло.

„А что если это правда?“ – подумалъ онъ и даже испугался, но сообразивъ, что тутъ можетъ быть и ложь изъ-за наискорѣйшаго полученія мѣста, сказалъ:

– Послушайте, мнѣ кажется, что вы клевещете.

– Зачѣмъ-же, баринъ, намъ клеветать? Она сама намъ разсказывала, что выпила она въ воспитательномъ – ну, изъ-за этого все и произошло. Возьмите, баринъ, меня въ кормилицы. Я два года тому назадъ уже кормила у господъ и знаю все, какъ и что… Меня учить не надо.

– Я взялъ… – растерянно произнесъ Колояровъ. – Мнѣ докторъ выбралъ. А если васъ намъ акушерка не показала, то, должно быть, вы не годитесь по своему молоку. Вы когда родили?

– Да ужъ недѣли двѣ съ половиной, баринъ, – отвѣчала женщина.

– Ну, вотъ видите. А у меня полугодовалый ребенокъ.

Въ сосѣдней комнатѣ раздались шаги. Женщина тотчасъ-же скрылась за дверью.

„Вретъ… Клевещетъ… Не можетъ быть, чтобъ эта Степанида, которую мы взяли, была пьющей… Не похожа она на пьющую. Да наконецъ, у насъ будетъ подъ присмотромъ. Гдѣ ей достать у насъ вина“! – успокаивалъ себя Колояровъ.

Показались докторъ Кальтъ и акушерка.

– Здоровѣе здоровой. Не ладно она скроена, но крѣпко сшита, – отрапортовалъ докторъ Колоярову про Степаниду. – Золото, а не кормилица.

Сходя съ лѣстницы вмѣстѣ съ Колояровымъ отъ акушерки, докторъ Кальтъ опять завелъ разговоръ о винтѣ.

– У меня есть маленькая статистика о моей игрѣ,– говорилъ онъ. – Играю я, какъ вы знаете, въ большинствѣ случаевъ по маленькой, но какая-бы игра ни была, въ четныя числа я почти всегда проигрываю, въ нечетныя – выигрываю. И даже тринадцатое число для меня счастливо.

Колояровъ не слушалъ его. Въ головѣ его сидѣла кормилица.

– А что, докторъ, мнѣ пришло въ голову… – началъ онъ уже совсѣмъ внизу, на подъѣздѣ. – Не пьетъ-ли эта кормилица, которую мы ваяли? Лицо у ней такое подозрительное, видъ такой.

– Никакихъ указаній нѣтъ, – отрицательно покапалъ головой докторъ. – И лицо ничего. Не красавица она, но лицо, какъ лицо. Нѣтъ, батенька, вы мнительны, очень мнительны.

Они стали садиться каждый въ свои сани.

– Такъ вы обѣдаете у насъ сегодня, Федоръ Богданычъ? – спросилъ Колояровъ.

– Обязательно. Составляйте партію. Навѣщу трехъ-четырехъ больныхъ и буду у васъ.

Колояровъ и докторъ поѣхали въ разныя стороны.

XVII

Колояровъ пріѣхалъ домой къ обѣду. Его уже ждали. Жена вышла въ прихожую. Она была взволнована.

– Что такое? Что съ тобой? – сносилъ онъ.

– Да все съ мамкой… Цѣлая исторія… – отвѣчала жена. – Представь себѣ, она опять къ швейцару бѣгала и просидѣла тамъ болѣе получаса. Я останавливала, но никакихъ средствъ… „Не смѣете, говоритъ, удерживать… я къ жениху“… А утромъ, пока мы спали, она, говорятъ, и сундукъ свой къ нему переправила. Наши люди помогали и перетаскивать.

– Успокойся, Катишь, – торжественно сказалъ Колояровъ, цѣлуя жену. – Новая кормилица нанята, и сегодня вечеромъ акушерка привезетъ ее къ намъ. Федоръ Богданычъ и я – мы вмѣстѣ выбирали. Федоръ Богданычъ пріѣдетъ къ намъ обѣдать.

– Да, но Еликанида-то… Вѣдь все-таки до вечера… Не лучше-ли Мурочку до пріѣзда новой кормилмицы на коровьемъ молокѣ продержать, на мукѣ Нестле, что-ли? Ты посмотри на Еликаниду. Я никогда не видѣла ее такой… Глаза блестятъ… рожа красная… Раньте была, какъ овечка, а теперь дерзничаетъ. „Не смѣете задерживать!“ Кольцо ужъ обручальное у ней на рукѣ появилось… Мнѣ кажется, она даже выпила тамъ у швейцара. Отъ нея пахнетъ. Александра Ивановна опрыскивала ее одеколономъ, но все-таки отъ нея отдаетъ. Да и кромѣ вина, новыми сапогами отдаетъ.

– Федоръ Богданычъ пріѣдетъ сейчасъ обѣдать и все рѣшитъ. А пока будь покойна.

Въ гостиной къ Колоярову вышли двѣ старушки-бабушки и засыпали его вопросами о новой мамкѣ.

– Молодая или пожилая? Какихъ лѣтъ? Надѣюсь, ужъ вы красивую не выбирали?

– Красота не принималась въ разсчетъ. Отыскивалось только здоровье и молочность, и Федоръ Богданычъ говоритъ, что она вполнѣ отвѣчаетъ всѣмъ требованіямъ, – сразу удовлетворилъ любопытству бабушекъ и жены Колояровъ. – Но она не уродъ. Такъ себѣ заурядная простая женщина и зовутъ ее Степанидой.

– Степанида и Еликанида! Какъ это пришлось въ риѳму, – сказала бабушка Колоярова.

– А подойдутъ-ли ей наряды Еликаниды? – спросила мать Колояровой, отличающаяся всегда разсчетливостью. – Какого она роста?

– Такого-же, какъ и Еликанида. Развѣ немножко побольше.

– Ну, это даже хорошо, потому Еликанидѣ всѣ сарафаны длинны.

Черезъ полчаса пріѣхалъ къ обѣду докторъ Федоръ Богданычъ. Онъ прочелъ молодой Колояровой цѣлую лекцію о томъ, что перемѣна молока, сдѣланная разъ или два, никогда не повліяетъ на здоровье ребенка, и успокоилъ ее.

Прислуга Колояровыхъ, слышавшая разговоръ о наймѣ новой мамки, тотчасъ-же сообщила Еликанидѣ. Та всполошилась и стала собираться уходить совсѣмъ. Она связала въ узелокъ остатки своего добра, переодѣлась въ свое бѣлье и ситцевое платье и приступила къ господамъ, чтобы тѣ ее отпустили изъ дома сейчасъ-же.

– Пожалуйте, баринъ, мнѣ разсчетъ и паспортъ. Я больше у васъ не могу оставаться. Я сейчасъ къ Киндею Захарычу пойду, – говорила она.

– То-есть какъ это сейчасъ? Не имѣешь права! – воскликнулъ Колояровъ. – Ты должна дождаться новой мамки. Вечеромъ привезутъ новую мамку, она приметъ ребенка, и ты уйдешь на всѣ четыре стороны.

– Не могу я, баринъ, ждать! Сегодня субботній день, и я Киндею Захарычу хоть полъ въ швейцарской къ завтрашнему воскресенью вымою.

– Нѣтъ, какова женщина! – проговорила съ дрожью въ голосѣ Екатерина Васильевна. – И это за всѣ наши попеченія о ней, за всю нашу доброту, за все, что мы дѣлали для нея! Нѣжили, холили…

– Барыня, да вѣдь это вы все для вашего ребенка, а не для меня. Нѣтъ, уже какъ хотите, а вы сейчасъ меня увольте. Я болѣе оставаться у васъ не могу.

– Должна оставаться, должна! Иначе я съ тобой по-свойски распоряжусь! – закричалъ на Еликаниду докторъ и стукнулъ кулакомъ по столу. – Маршъ въ дѣтскую! Отправляйся!

– А вы что на меня кричите? – огрызнулась на него Еликанида. – Не у васъ я служу, да и не крѣпостная ваша. Пожалуйста потише.

– Да она просто разбойница! – возмущалась бабушка Александра Ивановна. – Ее кто-нибудь научаетъ, кто-нибудь подзуживаетъ.

– Никто меня не научаетъ, я просто воли хочу. Изныла я съ вашимъ ребенкомъ, – не унималась Еликанида. – Такъ что-же, баринъ, пожалуйте мнѣ разсчетъ и паспортъ, – обратилась Еликанида снова къ Колоярову.

– Послѣ обѣда разсчетъ получишь. Теперь мнѣ некогда. Мы сейчасъ садимся обѣдать, – сказалъ ей Колояровъ. – Уходи.

– Ну, до послѣ обѣда я, пожалуй, согласна ждать. А только ужъ пожалуйста сейчасъ-же послѣ обѣда, потому у меня въ швейцарской у Киндея Захарыча и щелокъ для мытья пола кипитъ.

Еликанида повернулась и стала уходить задорной походкой.

Бабушка Александра Ивановна посмотрѣла ей вслѣдъ, покачала головой и сказала Колоярову:

– Отпусти ее, Базиль, выбрось ей паспортъ и деньги. Ну, ее… А то не натворила-бы она со злобы что-нибудь ребенку. Я Мурочку покараулю до новой кормилицы, покормлю его мукой Нестле на молочкѣ.

– Да, да, Базиль… Лучше отпустить, – заговорила Екатерина Васильева. – Я сама боюсь… Отпусти… Выбрось ей паспортъ и деньги сію минуту. Вѣдь за столъ еще не сейчасъ садиться. Дяди нѣтъ, дядя еще не пріѣхалъ.

– Какъ вы думаете, Федоръ Богданычъ? Отпустить? – спросилъ Колояровъ, взглянувъ на доктора.

– Да пожалуй… Гоните ее вонъ…

Еликанидѣ были отданы паспортъ и деньги, и она, не простившись съ хозяевами, не взглянувъ даже на ребенка, захвативъ свой узелокъ, тотчасъ-же убѣжала въ швейцарскую.

За обѣдомъ только и разговоровъ было, что о неблагодарности мамки Еликаниды. Припоминалось все ея ужасное поведеніе, разсказывались о ней анекдоты. Бонну фребеличку заставили повторить разсказъ, какъ Еликанида приглашала ее кататься по Невскому, какъ она во время прогулки заговаривала съ солдатами. Докторъ нѣсколько разъ пробовалъ свернуть разговоръ на винтъ, начиная разсказывать, какую одинъ разъ удалось ему выиграть игру, но тщетно, разсказы о Еликанидѣ опять возобновлялись. Бабушки охали и ужасались, называя ее нахалкой, безшабашной.

Александра Ивановна выскочила изъ-за обѣда, не досидѣвъ до конца, и побѣжала кормить ребенка.

Послѣ обѣда Екатерина Васильевна попросила доктора посмотрѣть Мурочку. Докторъ отправился въ дѣтскую, внимательно ощупалъ его, осмотрѣлъ его самого и его пеленки, поглядѣлъ въ ротъ, въ носъ и торжественно повторилъ любимую свою фразу:

– Здоровѣе здороваго.

Екатерина Васильевна засіяла.

Въ ожиданіи новой мамки, докторъ засѣлъ играть въ винтъ, на этотъ разъ уже въ исключительно мужской компаніи. Ему везло и онъ былъ веселъ. Играли съ прикупкой. Открывая прикупку и видя даму трефъ, которая пришлась ему къ масти, онъ назвалъ ее Степанидой.

– А вотъ и новая мамушка Степанида. Дай Богъ, чтобы она пришлась вамъ также къ масти, какъ мнѣ эта дама трефъ, – сказалъ онъ и объявилъ малый шлемъ.

Въ десять часовъ вечера акушерка привезла новую мамку-кормилицу Степаниду. Колояровъ выскочилъ изъ-за карточнаго стола встрѣчать ее. Мамку повели въ дѣтскую къ ребенку и заставили ее переодѣться во все чистое, хозяйское. Игроки сѣли кончать роберъ.

Черезъ десять минутъ Екатерина Васильевна прибѣжала изъ дѣтской къ карточному столу, вся сіяющая и радостно объявила играющимъ:

– Новая мамка Степанида кормитъ Мурочку. Базилъ, докторъ, подите и посмотрите, какъ она кормитъ.

Роберъ былъ конченъ. Колояровъ бросился въ дѣтскую, пошелъ неохотно отъ карточнаго стола и докторъ, а за нимъ и остальные два партнера.

Въ дѣтской сидѣла мамка Степанида и кормила грудью Мурочку.

Докторъ и Колояровъ съ партнерами минутъ пять смотрѣли на эту картину и затѣмъ отправились продолжать игру.

Екатерина Васильевна шепнула мужу:

– Ахъ, дай-то Богъ, что-бы эта Степанида удалась для насъ!

– Удастся. Это съ перваго раза видно. Женщина солидная. На эту никто не позарится. Не красавица, – шепнула въ свою очередь бабушка Александра Ивановна, выходя съ сыномъ въ гостиную.

А докторъ Федоръ Богданычъ Кальтъ ужъ сидѣлъ за столомъ и кричалъ Колоярову:

– Пожалуйте, пожалуйте! Не задерживайте! Вынимайте карту, гдѣ садиться!

1903