Текст книги "В степях Зауралья. Книга 2"
Автор книги: Николай Глебов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
Глава 17
В среду, ровно в семь часов вечера, Андрей поднялся по парадной лестнице квартиры де Гиньяр.
Дверь открыла бойкая горничная. Помогая снять шинель, спросила:
– Вы к барыне?
– Да.
– Как прикажете доложить?
– Поручик Топорков, – поправив перед зеркалом прическу, Андрей посмотрел на вешалку. Висели богатые ротонды дам, меховые пальто штатских и две шинели с погонами штабс-капитана и полковника.
«У Жанны гости», – подумал он и, услышав легкие шаги горничной, повернулся к ней навстречу.
– Вас просят, – девушка провела Фирсова через длинную анфиладу комнат и открыла дверь в гостиную. Навстречу Андрею, радостно улыбаясь и протягивая руку, одетая в бархатное платье с ажурной отделкой, шла Жанна.
– Вы аккуратны, – взглянув на свои маленькие золотые часики, произнесла она весело.
– Знакомьтесь, мой муж, – со стула поднялся высокий, тонкий, как жердь, господин лет тридцати.
У мужа Жанны, Луи де Гиньяр, были гладко зачесанные жидкие волосы, узкое, продолговатое лицо, пустые, невыразительные глаза, длинный, стручковатый нос, желтые, прокуренные усы и скрипучий голос. Его папаша, видный французский спекулянт Филипп де Гиньяр нажил большое состояние на войне и, благодаря связям в Министерстве иностранных дел, устроил своего Луи советником французской миссии при Колчаке.
– Вальтер Ган…
Андрей выдержал пристальный взгляд Гана и поклонился. Он слышал о нем еще от Парнякова.
Вальтер Ган, крупный промышленник, был главой контрреволюционной группы диверсантов и немецким шпионом.
– Полковник Войцеховский.
Погладив самодовольно бородку, Войцеховский поднялся со стула.
– Штабс-капитан Дунаев.
Щеголеватый офицер быстро вскочил на ноги и наклонил голову. Скрывая чувство презрения, Фирсов холодно поклонился. Андрей знал, что Дунаев был начальником контрразведки в Зауральске и по его приказу были замучены в колчаковских застенках сотни людей.
После непринужденного ужина мужчины ушли в соседнюю комнату к карточным столам. Андрей остался с дамами. Разговор сначала вертелся вокруг недавнего бал-маскарада, но вскоре женщины перешли на темы, которые заставили насторожиться Фирсова.
Перелистывая альбом с открытками, он стал прислушиваться. Говорила брюнетка, жена одного из высокопоставленных чиновников при правительстве Колчака:
– Могу сообщить вам приятную новость. Муж мне говорил, что через Владивосток поступило больше двухсот тысяч винтовок и английское обмундирование, – восторженно говорила дама, забыв всякую осторожность. – Мон шер[3]3
Мон шер (франц.) – мой друг.
[Закрыть], я забыла сказать, что в Омск прибывают пятнадцать офицеров, которые принадлежат к высшему обществу Америки. Господин Теуслер и генеральный консул Гаррис готовят им квартиры. Говорят, будет интересный банкет. Я не знаю, какое шить платье, – закончила она уже озабоченно.
– Я считаю, что сиреневый цвет вам пойдет, – заметила Жанна.
Забыв об Андрее, дамы пустились в обсуждение последних фасонов. Перелистывая альбом, Фирсов невольно сдвинул с места одну из открыток и, увидев под ней небольшую записку на английском языке, пробежал ее глазами:
«Пригласите генерала Бангерского. Он мне нужен. Остальное вы знаете. Гаррис».
Андрей поставил открытку на место и украдкой посмотрел на женщин. Те продолжали:
– Как жаль, что шелк исчез с рынка, – вздохнула брюнетка.
– Но на золото, кажется, можно достать, – заметила хозяйка.
– Я не понимаю политики нашего правительства: зачем золото отправлять в Америку?
– Говорят, что это требование Джона Фостера Даллеса, руководителя русского отделения военно-торгового Совета Америки.
– Золото русских лучше сохраняется в сейфах американских банков, – с оттенком иронии заметила Жанна де Гиньяр.
Брюнетка подвинулась к хозяйке и обняла ее за талию.
– Дорогая, ты не знаешь, где можно достать шелковые чулки?
– Я поговорю с мужем, – ответила Жанна. – Кажется, кто-то из миссии привез несколько чемоданов чулок. Узнаю. Кстати, вы не видели мою новую ротонду? Луи достал где-то настоящих соболей. Пойдемте посмотрим.
Женщины поднялись с мест.
– Пардон, мы оставим вас на несколько минут, – Жанна с улыбкой посмотрела на Андрея и вышла с дамами в соседнюю комнату.
Вдруг Андрей услышал, что среди игроков, сидевших в соседней комнате, произнесли его имя. Разговор шел на английском языке.
– Этот армеец… забыл его фамилию…
– Топорков, – подсказал кто-то.
– Признаться, большого доверия не внушает.
– Но, по словам Жанны, он из хорошей семьи, – ответил де Гиньяр. Помолчав, хозяин добавил: – Думаю, что этот офицер пригодится нам.
Разговор перешел, на другую тему.
– На днях я получил сообщение от одного верного человека из штаба красных, что в командовании Восточным фронтом происходят большие перемены… – Помолчав, Ган продолжал: – назначен новый главнокомандующий, некто Фрунзе. С ним едет видный партийный работник Куйбышев.
Андрея охватило радостное волнение. Он вплотную подошел к закрытой двери. «Лишь бы не помешали те бомбошки, подруги Жанны».
…– Как видите, ситуация складывается далеко не в нашу пользу, – донесся ровный голос Гана.
– Должен вам сказать, что на фронте отмечены случаи неповиновения солдат своим офицерам и переход частей на сторону красных.
– Полковник, прошу поближе, – обращение, видимо, относилось к Войцеховскому. Голос Вальтера Гана стал тише.
…– У меня имеется следующий план… – Последние две фразы Фирсов не расслышал.
…– Мы должны на первых порах забыть разговоры о сферах влияния. Вы понимаете меня, господа? Нужно вести общую борьбу с красными. – Было слышно, как Ган поднялся со стула. – Деньги от Бахметьева прибыли? – вопрос, видимо, относился к Уильяму Доннелю, так как послышался его ответ:
– Да, полковник Уорд заявил, что из Америки отправлено три с половиной миллиарда. Из них часть знаков хранится в вагоне, который стоит на Куломзинской ветке, в тупике, за мельницей Колокольникова. Номер этого вагона я забыл, но Уорд говорил, что вагон окрашен в желтый цвет я его легко можно найти.
– А как с охраной? – послышался вопрос Гана.
– Для того, чтобы не вызвать подозрения рабочих-железнодорожников, Уорд поручил охрану милиции.
– Это глупость! – Ган стукнул кулаком по столу. – Завтра же усилить наряд из чехов. Ваше мнение, полковник?
В комнате послышался голос Войцеховского:
– Да, я считаю это разумным.
Заслышав шаги женщин, Андрей отошел от двери.
– Чудесная ротонда, подбор соболей изумительно красив, – тараторила брюнетка, входя в комнату вместе с Жанной.
– Вы скучали? – глаза де Гиньяр ласково посмотрели на Фирсова.
– Признаться, не особенно. Я был занят разрешением одной трудной задачи.
– А именно?
Андрей подошел к букету живых цветов и, перебирая их, заметил:
– Искал одинаковый с вами по красоте цветок, но так и не нашел.
– Это мило. Вы уходите? – видя, что Андрей откланивается, спросила она тревожно.
– Да, служебные обязанности, – деланно вздохнул Фирсов и, простившись с дамами, вышел.
На улице было уже темно. Редкие фонари отбрасывали слабый свет на тротуары. Андрей поспешно зашагал на окраину города, где жил один из подпольщиков, тесно связанный с ним по военной работе.
Ясно одно: вагон с колчаковскими деньгами нужно уничтожить. Но как это сделать? Андрей не заметил, как прошел мост через Омку и оказался в переулке. Где-то здесь должна быть квартира Симукова. Напрягая зрение, он увидел потонувший во мраке домик, перелез через изгородь палисадника и осторожно постучал в окно. Ни звука. Только со станции слышались гудки маневровых паровозов и лязг буферов. Андрей повторил стук. В доме зажегся огонь, послышался скрип, двери.
– Кто?
Фирсов назвал пароль.
Рассказав Симукову о цели своего прихода, Андрей закончил:
– Я считаю, что вагон с деньгами нужно во что бы то ни стало сжечь.
– Что ж, – после небольшого раздумья ответил хозяин. – Риск не так уж велик. Надо только основательно все обдумать. Я, пожалуй, сейчас схожу к членам «боевой дружины», посоветуюсь… Тебе придется немножко подождать у меня.
Оставшись один, Фирсов нетерпеливо зашагал по комнате. «Вероятно, Жанна является сотрудницей американской разведки».
Заслышав шаги, Фирсов выжидательно посмотрел на дверь. Вошел Симуков и двое дружинников.
– Поехали, – кивнул головой хозяин, – лошадь готова, бидон с керосином в санях.
Через полчаса, проехав Иртыш и остановив лошадь возле мельницы Колокольникова, направились к тупику. Фирсов шел впереди, освещая электрическим фонариком вагоны.
– Стой! Кто идет? – раздался голос охранника. Щелкнул затвор винтовки.
– Патрульный офицер, – спокойно ответил Андрей и, приблизившись к часовому, сильным рывком выхватил винтовку из его рук.
Подбежавшие дружинники, завязав охраннику рот, оттащили его в сторону.
Свет фонарика остановился на окрашенном в желтый цвет холодильнике. Дальше шли вагоны обычного типа. Андрей сбил замок и поспешно вскочил в вагон. Осветив лежавшие кипы денег, Фирсов высунул голову и сказал тихо:
– Давайте керосин.
С трудом подняв тяжелый бидон, начал поливать керосином деньга. Зажег спичку и торопливо выскочил из вагона. Вспыхнуло яркое пламя. Андрей с дружинниками поспешно направились к подводе. Застоявшаяся лошадь взяла крупную рысь и вынесла их на Иртыш.
Над Куломзином полыхало зарево пожара. Его отсветы виднелись на окнах правобережного Омска.
Затем раздался оглушительный взрыв. Огонь перекинулся на состав с боеприпасами. Раздавались тревожные гудки паровозов, далеко в темном небе вспыхнула сигнальная ракета, за ней вторая, третья. В городе началась тревога.
Глава 18
Вальтер Ган лежал на широкой кровати и думал о Жанне де Гиньяр. За последние дни она заметно к нему охладела, отказывалась от дорогих подарков, которые охотно принимала раньше, избегала встреч. Вальтер чувствовал, что француженка, через которую он получал нужные сведения от генерального консула Гарриса, начинает не на шутку увлекаться русским офицером. Ган перевернулся на бок и протянул руку к папиросам.
«Как его фамилия? Да, Топорков, – бросив спичку, он стал следить за кольцами дыма, медленно расплывавшимися по комнате. – Пожалуй, его лучше убрать», – решил Вальтер и опустил ноги на пол.
В дверь раздался осторожный, но настойчивый стук. Ган накинул на себя теплую пижаму и, поправив одеяло, крикнул:
– Войдите!
В дверях показался Уильям Доннель. По его растерянному виду, взъерошенным волосам, блуждающему взгляду Ган понял, что случилось нечто необычайное.
Англичанин вошел в комнату и в изнеможении опустился в кресло; обтерев потную шею, он произнес, покачивая головой:
– Вагон с деньгами сгорел…
Вальтер подскочил к Доннелю, встряхнув его за плечи, и бешено заорал:
– Вы со своим Уордом – чистейшие болваны! Да, болваны! – Бросив трясти Доннеля, он забегал по комнате, не переставая ругаться: – Тупорылые свиньи! Беконщики! Вы понимаете, что наделали?! Вы сорвали мой план! Понимаете, мой план! – потрясая кулаком перед растерянным Доннелем, вопил Вальтер. – Сейчас полетят ко всем чертям ваши проекты покупки медеплавильных заводов и приисков. – Вы знаете, что красные подходят уже к Уфе?! Не знаете? Вы ничего не видите за вашими торговыми сделками.
– Но позвольте, – в Доннеле заговорило самолюбие, – я не позволю оскорблять меня и полковника Уорда: учтите, что он член английского парламента.
– К черту! Убирайтесь вон отсюда! – Ган пинком открыл дверь и показал Доннелю рукой. – К чертям! Иначе я за себя не ручаюсь. Карл! – В комнату поспешно вошел атлетического сложения немец. – Выбросьте этого господина!
Тот взял под руки пытавшегося что-то сказать Доннеля и вывел его из комнаты. Успокаиваясь, Вальтер зашагал по комнате. Его мысли вернулись к Топоркову.
Он мне начинает мешать. Жанна может попасть под его влияние, и я лишусь информации о работе ставки Колчака, а заодно и американской миссии. Кроме того, эта француженка восхитительна, терять ее я не намерен… – Ган задумался. – Разве устроить охоту на зайцев и там пристрелить Топоркова? Но как это сделать?»
– Карл! – крикнул он в коридор. Немец вошел.
– Мой винчестер в порядке?
– Да, я его недавно чистил.
– Патронтаж?
– Полон.
– Достань из него два патрона и вложи с жаковскими пулями. Не забудь сделать на них отметку.
– Хорошо, – слуга вышел.
«Кого пригласить на охоту?» – Ган побарабанил пальцами по столу.
«Штабс-капитана Дунаева, человек он надежный. Доннеля… правда, придется перед ним извиниться за горячность, терять с ним связь в мои планы не входит. Можно позвать и Жанну де Гиньяр, это будет кстати. Мирная охота и несчастный случай. – Вальтер потер от удовольствия руки. – Загонщиков с собаками можно найти в деревне».
Ган подошел к телефону.
– Квартиру де Гиньяр. Алло, Жанна? Это ты? Как самочувствие? Неважное? Как ты смотришь на небольшой променад, ну хотя бы на охоту за зайцами. Что? Ты спрашиваешь, кто будет? Из дам – ты одна. Из мужчин – штабс-капитан Дунаев, поручик Топорков, Уильям Доннель и еще двое. Согласна? Чудесно. Завтра выезжаем на двух тройках. Я заранее абонирую место с тобой. Что? Кто будет третий? По выбору дамы. Благодарю. Адрес Топоркова не знаешь? Жаль. Но я надеюсь, что сегодня он у вас будет. Не знаешь? Плохо. Все же надежду терять не будем. Что? Слышал. Большая неосторожность со стороны полковника Уорда. Думаю, что Гаррис сегодня не в духе. Сгорело несколько миллионов. Знаки были крупные. Что? Копия снята? Хорошо. Подробности, сегодня вечером. Адью. – Вальтер повесил трубку и зашагал по комнате.
«Предприятия Смолина в Зауральске переходят к Уркварту. «Унион» тоже. Завод в Кыштыме и золотые прииски сданы в концессию ему же. Но все это мелочь. Пока идет мутная вода, будем ловить рыбу покрупнее».
– Карл! Приготовь мой охотничий костюм к утру. Людей пропускай ко мне только с паролем. Ты его не забыл?
– Нет, – вытянулся тот по-военному. – Дейчланд юбер аллес![4]4
Германия превыше всего.
[Закрыть]
– Отлично, ступай.
Вскоре Ган услышал телефонный звонок и знакомый голос Жанны.
– Вальтер, у меня только что был поручик Топорков. Он не возражает против поездки, наоборот, мое предложение принял охотно. Но, кажется, он человек со странностями. Он предлагает ехать на первой тройке без ямщика и будет управлять ею сам.
– Русская натура, – криво усмехнулся Вальтер. – Ширь, размах, лихая гонка. Что же, я не возражаю.
В тот день, когда сгорел вагон, Андрей услышал от омских товарищей нерадостную весть: зауральская контрразведка арестовала Нину Дробышеву. Виктор Словцов сидел в Челябинской тюрьме, надежды на его освобождение было мало. Андрей тяжело переживал известие об аресте дорогих ему людей. Может быть, Нины, Виктора нет в живых! Вспомнился Марамыш, студенческие годы, мечты о лучшей жизни. Проклятье! Хватит ли у него сил посещать это паучье гнездо? Андрей уселся за стол, закрыл лицо руками. Перед ним выплыл отвратительный облик Вальтера Гана – матерого шпиона и диверсанта. За ним – красивая головка де Гиньяр и нахальное лицо штабс-капитана Дунаева. «Нет, пока не поздно, нужно их уничтожить. Может быть, я погибну, но долг перед Виктором и тысячами замученных людей я должен выполнить».
Андрей оделся и вышел на улицу.
Город попрежнему бурлил праздной толпой бежавших из России буржуа, спекулянтами всех мастей и щеголеватыми военными.
Андрей вышел на Степную, где была квартира одного из подпольщиков. Ее хозяин Радо Эдмунд, старый коммунист, встретил Фирсова в маленьком дворике.
Внимательно выслушав Андрея, он долго раздумывал и наконец сказал:
– Надо действовать осторожно. Поездка матерых контрразведчиков на охоту будет кстати. У меня есть маленький план, – хозяин подвинулся ближе к Андрею: – Когда будешь приближаться к Черной скале, что стоит на Иртыше, нужно разогнать тройку так, чтобы кони и люди по инерции могли скатиться в промоину реки. Подробно тебе, расскажет ямщик, надежный человек, вместо которого ты будешь править тройкой. У Черной скалы за ледяными торосами, в поле, тебя будет дожидаться один из наших товарищей, который и скроет тебя на заброшенной заимке.
Вечером Андрей зашел к Жанне де Гиньяр. Сняв шинель, внимательно осмотрел вешалку – посторонних нет. Жанна немедленно распорядилась насчет чая и, усевшись возле Фирсова, пытливо посмотрела ему в глаза.
– Вы слышали о пожаре?
– Да, а что? – Андрей насторожился.
– Говорят, сгорел ценный груз… виновниками считают коммунистов.
– Может быть, но, признаться, это событие меня не интересует, – заметил Андрей.
– Вы когда возвращаетесь в полк? – спросила Жанна.
– Очевидно, на днях.
– Вам нравится в Омске?
– Не все… – ответил неопределенно Фирсов.
– Но вы хотели бы остаться?
– Это зависит не от меня.
– Ну, допустим, некий важный военный ведет разговор в штабе армии о том, чтобы вас прикомандировали к начальнику Омского гарнизона. Как вы на это смотрите?
– Я хотел бы прежде всего знать фамилию этого важного военного?
– А это так нужно?
– Но как я могу поблагодарить своего протеже?
– Это я устрою. Полковник Войцеховский – мой друг. В ставке главнокомандующего он имеет большой вес.
– Благодарю вас, – с едва заметной усмешкой ответил Фирсов.
– Но при одном маленьком условии… – продолжала Жанна, подвигаясь ближе к Андрею.
– А именно?
– Вы будете изредка информировать меня о состоянии штабных дел.
– К этой роли я не подхожу, – сухо ответил Андрей и поднялся.
– Вы обиделись?
– Повторяю, что для этой роли я не гожусь.
– Я вижу, вы сегодня в плохом настроении. Проигрались в карты?
– Нет, в игре я остаюсь без проигрыша.
– Бука, – Жанна потянула Андрея к себе. – Я не люблю скучных мужчин.
Жанна откинулась на спинку дивана. Тонкий запах духов, ощутимая близость женщины привели Андрея в волнение. Поднявшись с большим усилием, он зашагал по комнате. Полузакрыв глаза, француженка произнесла со вздохом:
– Как вы не похожи на других! Поэтому и нравитесь больше чем кто-либо.
– Благодарю вас.
– Ехать на охоту не раздумали?
– Нет, – ответил Андрей. – Кто еще будет с нами?
– Вальтер Ган, Дунаев, Доннель и двое военных.
– Хорошо, согласен. Но при одном условии: я прошу разрешить мне лично выбрать лошадей. У меня есть желание управлять одной тройкой самому. Надеюсь, возражать не будете?
– Нет, конечно.
– Вторая просьба: о моем искусстве езды хотелось бы, чтоб судили вы, Вальтер Ган и Дунаев.
– Хорошо, лично я согласна. Думаю, что остальные не будут возражать. Итак, жду вас ровно в девять утра.
Глава 19
Конец марта 1919 года.
Бурно начали таять снега. Лед на Иртыше вздулся, местами покрылся полой водой. По берегам и в низинах еще лежали дряблые снега, по ночам были сильные заморозки, но весна брала свое. Ярче светило солнце, по оврагам шумели ручьи, пенились в заторах и, упорно пробивая себе путь, прятались под рыхлые сугробы. Порой над снежной равниной гонялись друг за другом вороны, то взмывали вверх, то падали вниз, и в их гортанном крике, в стремительном полете также слышалось приближение весны. В палисадниках весело чирикали воробьи, трепетно топорщили перед подругами перья, исчезая парами под старую опалубку домов.
Андрей, вышел из дома, когда солнце поднялось уже над военным городком. Было слышно, как горнист протрубил «зорю» и во дворе казармы раздалась команда строиться.
Для охоты Фирсов оделся в полушубок, который дал ему накануне Радо Эдмунд.
Вскоре Андрей оказался возле квартиры француженки. Там он увидел запряженных в просторные кошевы две тройки лошадей. Возле них, заткнув за опояски огромные рукавицы и перекидываясь изредка фразами, курили ямщики.
– Давно приехали? – спросил Андрей одного из них.
– Да как сказать, с полчаса стоим. Ждут кого-то… – подойдя вплотную к Андрею, пожилой ямщик спросил вполголоса:
– Вы от Радо?
– Да, – кивнул головой Фирсов.
– Ружье-то добро бьет? – заметив проходившего мимо колчаковца, спросил ямщик нарочито громко.
– Ничего, если упадет с гвоздя на лавку, ни одного горшка целым не оставит, – ответил шутливо Фирсов.
Ямщик улыбнулся. Помолчав, он заметил.
– Ехать придется не торопко. Разводины на реке пошли. Того и гляди нырнешь.
– А объезды есть?
– Куда свернешь. Снег стал рыхлый, да и береговые подъемы тяжелы, – подмигнув, ямщик продолжал: – Есть отсюда верст так за пятнадцать Черный Яр – шибко муторное место. Иртыш там поворачивает вправо. Когда едешь, то перед тобой скала. Вода бурлит, спасу нет. Проезд шибко узкий. Да и раскат, как на грех! Слева, значит, глыбины льда стоят, у скалы полынья сажен так на пять будет. Боязно ехать. В Иртыш нырнуть за мое почтение можно и следов не найдешь, затянет под лед. Глубина страшнейшая…
Увидев второго ямщика, который подходил к ним, он перевел разговор на другую тему:
– Кто-то из господ собирается править моей тройкой? Уж не вы ли, грешным делом?
– Я, – ответил Фирсов.
Покосясь на товарища, ямщик снова заговорил:
– Только вот что, милок, левую пристяжную кнутом не бей – бедовая. Натворит делов – сам не рад будешь. Как хлестнешь, сейчас на дыбы и падает на коренника. Оборони бог, прирвет всю упряжь.
– Ничего, обойдемся без кнута, – успокоил ямщика Андрей и, поднимаясь по лестнице, остановился.
«Черный Яр… Успею ли выпрыгнуть из кошевки? – пронеслось в голове. – Но чем бы все это ни кончилось, я должен выполнить задание!»
Фирсов направился на голоса, которые слышались из комнаты. При входе Андрея, мужчины замолчали. Видимо, речь шла о нем.
– Я не помешал? – Глаза Фирсова вопросительно посмотрели на Вальтера Гана.
– Нет, – ответил тот и, засунув руки в карманы мехового пиджака, бесцеремонно вытянул ноги.
Андрей, скрывая неприязнь, сказал спокойно:
– Прошу извинить за опоздание, – и, отвернувшись к окну, закурил.
Вскоре, одетая в модную венгерку с богатой отделкой из серого каракуля, вошла де Гиньяр.
– Все в сборе, господа? – глаза Жанны окинули собравшихся.
Мужчины поднялись с мест и стали разбирать ружья, стоявшие в углу комнаты. Андрей поклонился Жанне.
– Поручик, я вас не узнала. В этом крестьянском полушубке вы выглядите как настоящий ямщик. Надеюсь, сегодня покажете свое искусство управлять тройкой.
– Да, – тряхнул решительно головой Фирсов. – Сегодня вы увидите, что значит любить просторы своей родной земли, ее задумчивые озера, полноводные реки и тенистые рощи!
Охотники вышли на улицу. В первую кошевку уселись Вальтер Ган, штабс-капитан Дунаев, Жанна де Гиньяр. Андрей взобрался на облучок и, взяв вожжи в руки, оглянулся.
Во второй кошевке сидели Уильям Доннель и два незнакомых Фирсову офицера.
– Готовы?
– Трогай, – ответил задний ямщик.
Тихо звеня колокольцами, тройка побежала по людным улицам города. Спустившись к реке, лошади пошли быстрее. Солнце грело по-весеннему, со степи веяло теплом.
Дунаев, привалившись к Жанне, рассказывал анекдоты; француженка, заливаясь смехом, порой игриво закрывала ему рот меховой перчаткой. Вальтер Ган был угрюм и неразговорчив. Его мысли были заняты Топорковым-Фирсовым:
«Поручик будет выдвинут от меня на расстоянии выстрела, это облегчит мою задачу, версия о несчастном случае на охоте вполне правдоподобна. Предположим, заяц делает большой прыжок в сторону Топоркова. Я, не рассчитав дистанции, выстрелил. Пуля угодила в поручика, и все в порядке», – по холеному лицу Гана пробежала легкая усмешка.
«Следствие? Это проформа. В военном отделе контрразведки есть мои люди».
Успокоенный, Ган откинулся на спинку кошевки и закрыл глаза.
Дорога была ровной. Андрей ехал пока неторопливо. Кругом лежала широкая равнина, покрытая редким кустарником. На желтых буграх виднелась прошлогодняя трава. Через ее покров пробивалась к солнцу первая робкая зелень. На вербах набухали почки; над равниной, недалеко от берега, тяжело махая крыльями, пролетел сарыч.
Ослабив вожжи, Андрей задумался. «Кто знает, может быть, это мой последний день. Хорошо, если прыжок будет удачным, а если нет?» В чистом, как хрусталь, весеннем воздухе перед Андреем выплыл образ Христины и, как бы зовя на подвиг, простер руку к Черному Яру.
Неожиданно лошади остановились, и видение исчезло. Впереди лежала полынья. Из-под толстого слоя льда бурлила вода. Андрей осторожно объехал опасное место и оглянулся. Второй ямщик отстал. Фирсов подобрал вожжи и, встряхнувшись, крикнул на коней. Коренник перешел на крупную рысь. Фирсов стал следить за пристяжными. Те бежали ровно, красиво изогнув головы, скосив глаза на ямщика.
– Держитесь крепче, господа, – бросил через плечо Андрей и первый раз ударил коренника кнутом. Тот вскинул голову к дуге и прибавил ходу. Раздалась трель колокольцев. Тройка понеслась. Приподнявшись на сидении, Андрей внимательно смотрел вперед. Его лицо было серьезно. Вдали показалась сначала верхушка Черного Яра, затем на белом фоне равнины отчетливо выросла и сама скала.
Вальтер Ган, пригретый лучами яркого солнца и убаюканный нежным звоном колокольцев, дремал. Жанна де Гиньяр, не переставая болтать со штабс-капитаном, увертывалась от его поцелуев, бросая взгляды то на широкую спину Андрея, то на дремавшего Гана.
Еще верста.
«Нужен сильный разгон», – слегка побледневший Андрей второй раз ударил коренника. Откинув голову чуть не под самую дугу, тот летел, словно ветер. Не отставали и пристяжные. В одном месте кошевку встряхнуло, и Вальтер очнулся от дремоты.
– Нельзя ли потише, – подергал он рукой полушубок Андрея.
– Признаться, не понимаю я людей, которые гоняют на лошадях сломя голову, – обратился Вальтер к Дунаеву.
– Рисовка, – произнесла Жанна и плотнее прижалась к своему кавалеру.
– Русская натура, – ответил тот, усмехаясь.
Андрей круто повернулся к говорившим.
Ему хотелось бросить в лица контрразведчикам: «Нет, это не рисовка, это жертва человека, который беспредельно любит родину, который борется за ее счастье!» – но, плотно сжав губы, он отвернулся.
Стало видно, как стремительное течение Иртыша, обрушиваясь на гранитную скалу, яростно било волной, бросая вверх каскады брызг. Над Черным Яром висела легкая пелена тумана. Не спуская внимательных глаз с дороги, Андрей с каждой минутой приближался все ближе к скале. Бросив тревожный взгляд в сторону Омска, Андрей поднялся во весь рост и взмахнул кнутом.
Вскоре коренник, сдерживая ход, стал упираться старыми истертыми подковами о лед, но, увлекаемый пристяжными, покатился по ледяной дорожке к большой полынье. Вот и раскат, о котором говорил ямщик. Андрей с силой ударил вожжами левую пристяжную, прыгнул с облучка на лед и, потеряв равновесие, упал, покатился по инерции к ледяной глыбе, ударился о нее плечом и, превозмогая боль, заполз в торосы.
Коренник поднялся на дыбы перед потоком. Сухой, точно выстрел, треск льда, крик испуганных людей, и вскоре все стихло. Только Иртыш попрежнему яростно бил волной о Черный Яр. В стремительном водовороте одиноко крутилась форменная фуражка штабс-капитана Дунаева.
Андрей пополз между ледяных глыб к противоположному берегу, с трудом поднялся на него и залег в кустарнике.
Вскоре показалась вторая тройка. Показывая рукой на полынью, что-то прокричал испуганный ямщик. Люди выскочили из кошевки и, пятясь от страшного места, повернули к городу.
Андрей выбрался из кустов и побрел к видневшемуся невдалеке стогу. Возле него стояла лошадь в упряжке. Человек, взмахивая вилами, накладывал воз сена.
Андрей ощупал ушибленное место, затем засунул руку за пазуху проверить, на месте ли револьвер, и смело направился к стогу. «Вероятно, это и есть тот крестьянин, о котором говорил Радо».
Из-за стога выскочила большая собака и, заливаясь яростным лаем, кинулась ему навстречу.
Раздался окрик хозяина:
– Цыц, окаянная!
Собака, виновато виляя хвостом, повернула обратно. Фирсов вздохнул с облегчением.
Крестьянин внимательно оглядел его:
– От Радо?
– Да…
– Поехали, – столкнув сено с дровен, тот торопливо повернул лошадь к заброшенной в степи заимке.
* * *
Виктор Словцов сидел в одиночной камере, свет в которую проникал через небольшое окно, расположенное на высоте двух метров. К полу была привинчена железная койка с брошенным на нее грязным тюфяком. Почти каждый день Виктора вызывали на главный пост для допроса и каждый раз жестоко избивали. Такой же участи подвергались арестованные вместе с ним братья Новгородцевы.
Дело Виктора Словцов а и группы усть-уйских казаков находилось в следственной комиссии, которая по несколько месяцев не рассматривала материалы обвинения.
В январе 1919 года Михаил Новгородцев был вызван на главный пост, там начальник тюрьмы Котляренко зачитал ему постановление:
«…Войсковое правительство на основании протокола третьего чрезвычайного Войскового круга постановили нижеупомянутого казака Усть-Уйской станицы третьего округа Новгородцева Михаила, как имеющего склонность к большевизму и ведущего агитацию среди населения в пользу Советской власти, лишить казачьего звания, подушного надела и, как негодный элемент в среде общества, выселить с семьей за пределы Войсковой территории Оренбургского казачьего войска»…
– Достукался, – закончив чтение, произнес злорадно Котляренко и, распаляясь, заорал: – Я из тебя все кишки вымотаю! В тюрьме сгною! – затопал он ногами. – Башку оторву и собакам выброшу, большевик!
Сильным ударом Котляренко чуть не свалил с ног Новгородцева. Пошатнувшись, Михаил уперся одной рукой о стену, второй рванул Котляренко к себе. Навалившись туловищем на тюремщика, подмял его под себя, схватил за горло. На помощь начальнику кинулись надзиратели. Михаил очнулся в камере. Болела спина и руки. В коридоре все еще был слышен топот встревоженных тюремщиков, доносился шум из камер и выстрелы охранников, стрелявших в окна тюрьмы снаружи.
Волнение заключенных, узнавших о расправе над Новгородцевым, долго не утихало в тот день.
Михаил с трудом дотянулся до койки и лег. Через стену соседней камеры, где сидел Виктор, послышался перестук. Новгородцев приподнял голову.
– Крепись, Михаил: свобода близка! – методично выстукивает Виктор.
Как дорого слышать в эту минуту слова утешения от товарищей по неволе. Многих уже нет в живых. Старший брат Петр в тюремной больнице. Сошел с ума от пыток Тювякин, от голода лежат пластом Минеев и Ковальский. Да и сам Михаил чувствует, как слабеют его силы.
– Когда же это кончится?
– Не падай духом, – слышится стук Виктора. – Свобода близка, – повторяет он. Михаил, прислушиваясь к стуку, смотрит на луч солнца, который, проникнув в полутемную камеру, как бы вбирает в себя миллиарды пылинок.
Проходит час. В соседней одиночке слышны шаги. Виктор все время ходит, сколько же можно пройти за день?
Исхудалое бледное лицо заросло бородой. Кто бы узнал теперь в нем прежнего, жизнерадостного студента? Все прошло, как сон. И горячие студенческие сходки, задушевные беседы с Русаковым, встречи с Андреем, Ниной… При воспоминании о девушке Виктор остановился среди камеры и, зажав виски руками, весь отдался мучительным думам.
