Текст книги "Гибель Урании"

Автор книги: Николай Дашкиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

День радости стал для Айта днем печали. В тот день кончилось его детство.

О, этот подросток хорошо напакостил Кейз-Олу! В течение многих месяцев каждое утро полицаи с проклятиями сдирали наклеенные на стенах наиболее оживленных улиц написанные еще неровным детским почерком листовки одинакового содержания – об Урании и о преступлениях, которые совершил Кейз-Ол против тысяч людей. В листовках приводились имена и цифры – ведь черновики отца и рукописи остались у Айта. «Миссис Ляйт, – писалось в одной из листовок, – Вейншин-стрит, 76. Ваш муж, инженер Ляйт, не погиб. Он работает электросварщиком в четырнадцатом туннеле Урании, передает вам это сообщение и умоляет спасти его. В доказательство того, что мы действительно говорим от его имени, приводим те ласкательные слова, которые известны только вам: «Мой цветочек». Миссис Ляйт, спасайте своего мужа».

Все, кто не похоронил своих умерших родных собственноручно, теперь надеялись встретиться с ними снова. На улицах Дайлерстоуна нередко происходили столкновения между женщинами и полицаями через эти листовки. Какие-то ушлые типы сумели использовать даже человеческое горе: они фотографировали Айтовы листовки, а затем продавали отпечатки за большие деньги.

Фотокопии попадали не только в руки мелких мошенников. Одна за другой они просачивались за границу, появлялись на страницах газет и в телевизионных передачах. Союз Коммунистических Государств в официальной ноте предложил правительству Монии выяснить статус острова Праздника и высказать свои соображения относительно сообщений в прессе. Перед Домом Конгрессов Монии и перед дворцом Кейз-Ола устраивались митинги.

И никто не мог бы даже предположить, что все это дело рук тихого, скромного и бедного подростка, слушателя подготовительных курсов Технологического колледжа – Айта, что жил в ночлежке.

Вскоре Айт исчерпал все факты и понял, что больше ничего сделать не может.

Острая тоска по отцу и матери уже прошла. Ненависть к Кейз-Олу осталась. Айт стал замкнут.

Нет, он был хорошим, веселым товарищем, который делился своими незначительными секретами и охотно слушал секреты других. Но о самом главном Айт не говорил никому. Он не хотел, чтобы кто-то даже случайно, неосторожным словом предал его, помешал бы осуществить мечту его жизни.

Ой, как хотелось Айту рассказать про все это Мэй! Горькие и печальные слова сами просились на язык. И если бы еще немного, если бы Мэй тоже была откровеннее, он не выдержал бы. Как хорошо, что этого не произошло! Мэй, видимо, не предала бы его, не побежала бы в полицию. Но даже сама мысль о том, что только ей одной, подлой, продажной, он раскрыл самые сокровенные тайники своего сердца, была бы невыносимой…

– Урания!.. – прошептал старик за плечами Кейз-Ола.

На сцену выходит женщина

Айт стоял за спиной вроде бы обычного немолодого человека, одетого в серый комбинезон из мягкой шерсти, смотрел на его затылок, покрытый тщательно приглаженными редкими седыми волосами, прислушивался к хрусту сочных фруктов в еще крепких, пожалуй, зубах, и не верил сам себе: неужели это действительно тот человек, у которого на совести больше преступлений, чем у самого отмороженного из гангстеров Монии?!

Выглядевший моложе своих лет, худощавый, с быстрыми умными темными глазами. Зеркала, поставленные в нише друг против друга, воспроизводили его фигуру в бесчисленном множестве отражений. Казалось, череда Кейз-Олов бесконечна… И за спиной каждого из них стоит Айт.

Айт сморгнул. Какая-то очень важная, чрезвычайно весомая мысль возникла в его мозгу, но еще не могла обрести четкость… Ряд Кейз-Олов, ряд Айтов… Достаточно Айту выхватить из кармана пистолет – и миллионы Айтов в зеркале сделают то же самое. Еще одно движение – и упадут, начнут корчиться в агонии все Кейз-Олы…

Айт взглянул в переполненный зал. Толстые и худые, бледные и румяные, низенькие и высокие, старые и молодые – все эти мудрые, то есть богатые, казались скроенными на один манер. Что изменилось бы, если бы тут, в нише, сидел не Кейз-Ол, а хотя бы вон тот отвратительный толстяк с красными выпученными губами вампира?.. Наверняка, у него тоже есть свой Айт, который хочет отомстить за смерть своего отца и матери, за похищенную возлюбленную, за истерзанную юность…

У Айта похолодело на душе. Он невольно приходил к выводу, которого так упорно избегал во время дискуссий с каторжанами-коммунистами на «Звезде Кейз-Ола» и с самим собой в последнее время: террор одиночек ничего не изменит в Монии, нужна единодушная решительная борьба миллионов людей против всей системы.

«Кейз-Ол» означает «Двенадцатый Желудок» на монийском языке. Этот человек в сером комбинезоне не только не стесняется своего некрасивого имени, а, наоборот, гордится им. Оно досталось ему в наследство еще от того пирата, который был прозван Желудком за свою невероятную алчность и обжорство.

Весь род Кейзов, не гнушаясь ничем, только и делал, что накапливал сокровища. И Кейз-Ол превзошел всех своих предков. Благодаря финансовым махинациям он стал самым богатым человеком Монии. Вторая всепирейская война, и особенно монополия на атомное и водородное оружие, увеличили его состояние до астрономической цифры… Теперь он хочет новой войны!

– Господин советник! – резкий голос Кейз-Ола прозвучал так неожиданно, что Айт вздрогнул. – Хватит предисловий! Думаю, не стоит напоминать всем то, что и так все знают.

– Да, светлейший! – советник перелистал несколько страниц и уже раскрыл рот, чтобы произнести первую фразу, как вдруг по залу прокатился шорох.

Смертельно побледнели и крепко вцепились в спинки кресел миллион Айтов в зеркалах. Покраснели и насупились миллион Кейз-Олов. Они смотрели куда-то в сторону, на то, чего еще не было видно никому. Но в следующее мгновение и Айты, и Кейз-Олы потускнели, а на их месте появилась женщина. Старик за спиной триллионера пошатнулся и закрыл глаза: это была Мэй.

– Псойс, – протянула она нараспев, – вы забыли, что я обедаю с мистером Кейз-Олом?

Царица красоты даже не взглянула на Айта, и это спасло его. Пока он опомнился и растянул губы в улыбке, как подобало Псойсу, отвечать уже не пришлось.

– Зачем вы пришли, Мэй?! – яростно зашипел Кейз-Ол. – Я предупреждал вас!

– О светлейший! – в голосе Мэй звучали насмешливые интонации. – Бедная Царица красоты не хочет лишиться должности, которая дает ей каких-то там два миллиона дайлеров в год! В подписанном мной контракте сказано дословно: «Обедать с мистером Кейз-Олом ежедневно».

– Сегодня можете не придерживаться этого пункта.

– Но я хочу есть! – возразила Мэй тоном обиженного ребенка. – Вы совершенно спокойно могли бы созвать совещание часом позже!

Мэй говорила громко, Кейз-Ол – еле слышно. А в зале царила тишина, словно все окаменели. Только злорадно сверкали глаза «мудрейших», и смеялись они про себя: ну, триллионер, ты нарочно назначил совещание на время обеда, чтобы унизить нас всех, так что же ты ответишь своей наложнице?!

Айт понял: Кейз-Ола не любят, не уважают, только боятся, и сейчас едва сдерживают насмешливый хохот, и злорадствовал вместе со всеми.

Но вот рука Мэй вкрадчиво потянулась к руке триллионера, ласково тронула, задержалась… Прозвучал шепот, такой тихий, что Айт с трудом разбирал слова:

– Ну, милый, ну, простите. Я не учла… Неужели вы не понимаете, что я теперь уже не могу уйти!.. Или вы хотите, чтобы надо мной смеялись ваши глупые мудрецы?!

Пушистая кошечка ластилась, мурчала, нежно-нежно шевелила своей мягкой лапкой… А у Айта в ушах звучало прощальное, почти с такими самыми интонациями сказанное ею: «Айт, ну, милый, я хочу мороженого, я не хочу ссориться… ну, поцелуй меня!»

– Продолжайте, господин советник! – сухо сказал Кейз-Ол и едва заметно качнул головой Айту. Айт понял: любовница победила, триллионер признал свое поражение. Надо принести для этой мерзавки обед.

Тихо, неслышно выскользнул Айт из зала. О, Мэй, оказывается, была предусмотрительной и знала, чем кончится дело: хорошенькая горничная уже ждала под дверью с опломбированным кейсом с обедом в руках. И это разозлило Айта до крайности. Подлая! Она рассчитывает наперед каждый свой шаг! Она использует свою непобедимую красоту как отмычку ко всем дверям…

Буря бушевала в его душе, но на лице не шелохнулась ни одна морщина. Держись, друг Айт, держись! Твое время еще впереди!

Он вернулся в зал, когда немного успокоился. Самая тяжелая минута испытаний осталась позади. Теперь его уже не смутит ни взгляд, ни голос Царицы красоты.

Впервые в жизни Айт смотрел на ту, которую когда-то безумно любил, глазами постороннего человека, строгого судьи.

Невероятно красивая! Но в чем заключается прелесть этой женщины, трудно было сказать. Маленькая головка в золотой короне пышных кудрей кажется вырезанной из розового мрамора. Кружева выреза кипенно-белого легкого платья обрамляют высокую грудь, как пена морского прибоя. Неосязаемо текут линии обнаженных плеч, постепенно переходя в формы безупречных рук. Капелькой утренней росы сверкает бриллиант перстенька на миниатюрном пальчике.

Ее тело было прекрасным. И если бы кто-нибудь скопировал его в мраморе – оно бы только поражало, но не захватывало. Ему бы не хватало того, что делало Мэй настоящей Царицей красоты, вдохновения.

Айт очень хорошо знал Мэй. И поэтому сама мысль о том, что эта женщина вероломная, как кошка, хитрая, как лиса, казалась ему кощунственной. Голубые глаза были мечтательными-мечтательными – ну, просто озерца среди леса, которые пьют, пьют синеву неба и никак не могут напиться. Темные бровки ни на миг не оставались в покое: то сойдутся озабоченно – а что там говорит господин советник? – то выровняются, вздрогнут слегка – ведь мистер Кейз-Ол все еще сердится! А розовые губы то улыбаются растерянно и жалобно Кейз-Олу, то собираются в презрительную гримасу, обращенную к «наимудрейшим».

«Актриса! – с глухой яростью думает Айт. – Непревзойденная актриса!.. Какую же ты роль решила сыграть?»

Нет, это не та Мэй, которая с детским упрямством тянула Айта к Синему водопаду напрямик, «коротким путем», а потом, когда они заблудились, испугалась и притихла. Не та, что брела, как пьяная, весенним новогодним лесом и шептала: «Люблю! Люблю весну, люблю жизнь, люблю тебя!» Не та, что стояла на хрустальном пьедестале, соблазнительная и недостижимая в своем непостижимом превосходстве перед грязной толпой. И не та, что с мукой простонала: «Не могу!.. Не могу!.. Жди меня, Айт!»

Когда Мэй была сама собой? Никогда? Всегда? Айт не мог понять этого. Сейчас она казалась просто послушной любовницей мистера Кейз-Ола, которая, чтобы угодить разгневанному повелителю, готова сидеть тихонько, как мышка, и делать вид, что ее очень интересует то, о чем толкует господин советник.

«Нет, нет, довольно! – уговаривает себя Айт. – Так можно сойти с ума!»

Ему удалось, наконец, переключить свое внимание. И те цифры, которые до сих пор проходили мимо ушей, вдруг вспыхнули перед глазами, встряхнули все тело, попали в сердце.

– …Две тысячи атомных и тысяча триста водородных бомб будут сброшены на территорию Союза Коммунистических Государств в течение пяти минут. Вся территория СКГ вследствие радиоактивного заражения станет непригодной для жизни на несколько лет. Дополнительные бомбардировки бактериологическими и химическими ракетами дальнего действия закончат благородное дело истребления коммунистической нечисти…

Айт с ужасом взглянул на Мэй. Он ожидал увидеть на ее лице хотя бы намек на отвращение, ведь ее никогда не привлекали убийства и войны.

Но Мэй только сделала гримаску: какие неприятные, страшные вещи говорит господин советник, и зевнула, прикрыв ладошкой рот.

«Люблю весну… – звучало в ушах Айта. – Люблю жизнь…»

Его рука медленно опустилась в карман комбинезона, нащупала граненую ручку пистолета…

Нет, позже. Сейчас надо узнать, что же задумал Кейз-Ол.

– …Как нам известно, что и коммунисты смогут ответить на удар атомными бомбардировками Монии. Исходя из этих соображений, и была построена на острове Праздника неприступная крепость Урания…

Кейз-Ол мог начать войну в любое мгновение. У него не было солдат, но он имел армию инженеров и техников, армаду межконтинентальных ракет. Кейз-Ол не был президентом Монии, но и президент, и сенаторы конгресса, его наемники, покорно исполнят любой, какой угодно приказ триллионера.

В истории Пирейи был случай, когда один император, умирая, приказал сжечь свою столицу и убить всех детей. Кейз-Ол задумал еще более страшное: уничтожить всех на планете. А сам он не хотел умирать. Урания должна была послужить для него убежищем.

Цифры и цифры: стоимость постройки Урании, ее вместимость, данные о запасах продовольствия и сырья, сведения об энергетических ресурсах.

Мистер Кейз-Ол не боялся раскрывать эти секреты. Числа достигали таких величин, что ни один из богачей, присутствующих на совещании, никогда не имел и малой толики того, что тратилось Кейз-Олом на Уранию.

«Мудрейших» эти числа ошеломляли. Но недаром каждый из них был большой акулой. Самые умные с нетерпением ждали, к чему же ведет речь Кейз-Ол. Триллионер филантропией не отличался. Когда он продает что-то, то сдерет за это втрое.

Айт видел, как в глазах почти всех «мудрейших» все сильнее разгорается огонь ненависти и ужаса. Эти хищники знали, что Кейз-Ол с ними считаться не будет. Триллионер считался, до некоторой степени, только с владельцем Всемонийского химического концерна мистером Хейл-Уфом и королем пищевой промышленности Плайв-Ау.

– …Вот таковы были затраты на постройку Урании, господа «наимудрейшие», и такие перспективы нам открываются.

Тщедушный советник вытер вспотевший лоб, выпил глоток оуе и украдкой взглянул на Кейз-Ола. Тот молча кивнул.

– Исходя из вышеприведенного, господа «мудрейшие», мистер Кейз-Ол предлагает вам приобрести акции Спасения и право стать членами Ассамблеи недосягаемых – высшего правительственного органа Урании, подотчетного только президенту, мистеру Кейз-Олу. Каждая акция стоит сто миллионов дайлеров, и дает ее владельцу право иметь одного ребенка и один голос в Ассамблее.

Стало непереносимо тихо.

«Вот оно что! – торопливо рассуждал Айт. – Монархия!.. Монархия Атомной эры, математически точная и неумолимая! Кейз-Ол хочет уничтожить всех и спасти несколько сотен самцов и самок человеческой породы, которые могут дать со временем начало новому населению Пирейи. Ведь ему было бы скучно одному. Кому нужны горы золота, россыпи алмазов, самые утонченные произведения искусства, если никто не будет любоваться ими, не будет завидовать их владельцу?.. Кроме того, он хочет иметь настоящую иерархическую лестницу, многоступенчатую социальную постройку, увенчанную монархом, на которого все должны смотреть снизу вверх… «Мудрейшие» и будут теми ступенями, по которым будет ходить Кейз-Ол».

Мгновенно поняли это и «наимудрейшие». Молчание длилось лишь несколько секунд, а потом поднялся невообразимый шум.

Те, чье состояние не превышало ста миллионов дайлеров, были действительно на положении обреченных. Отдать капитал за одну-единственную акцию – значило стать почти неимущим, спуститься чуть ли не до уровня нищего. Те же, что имели миллиарды, кипятились еще больше. До сих пор, объединяясь во временные группировки, они могли хоть немного сопротивляться слишком экспансивным действиям Кейз-Ола. Теперь он решил поставить на колени всех.

Прошла минута, вторая, третья – шум не стихал. Забыв про все правила хорошего тона и о своем высоком звании «мудрейших», миллионеры орали, размахивали руками, вскакивали с мест и бегали по залу.

И только трое сохраняли абсолютное спокойствие: мистер Кейз-Ол, который демонстративно следил за секундной стрелкой наручного хронометра; Царица красоты, которая поглядывала на разъяренных «мудрейших» с робким любопытством ребенка, который впервые попал в зоопарк; и неподвижный Айт, на которого каждый из присутствующих обращал столько же внимания, сколько и на мебель.

– Достаточно! – Кейз-Ол встал и поднял руку с часами. – Пять минут прошло.

Шум медленно стал стихать. А когда стало совсем тихо, Кейз-Ол сделал шаг вперед.

– Я вижу, уважаемые «мудрейшие» не согласны с моим предложением. Что ж, каждый деловой человек решает свои дела самостоятельно. Я больше не задерживаю вас. Но прошу принять во внимание: войну я начну, не предупреждая никого. И с той секунды, когда она начнется, цена акции Спасения возрастет в десять раз. Все!

Никто не пошевелился. Каждый знал, что Кейз-Ол не шутит.

– Я беру восемь акций! – воскликнул розовощекий толстяк, владелец заводов военной аппаратуры.

– Мне две акции! – просил фабрикант военного обмундирования.

– Мне одну… – хрипел табачный король.

Это были постоянные агенты Кейз-Ола, поэтому остальные «мудрейшие» восприняли их заявления равнодушно.

– Прошу слова, господа, – раздался звонкий голос.

Кейз-Ол дернулся и покраснел. Ошеломленно захлопали глазами «мудрейшие»: что за наглость?! С какого времени разрешается вмешиваться в дела всяким шлюхам?!

– Господа «мудрейшие», – Мэй встала, нахмурила бровки, – мистер Кейз-Ол забыл сказать о том, что акции можно оплачивать векселями со сроком оплаты через неделю после начала войны. Это дает вполне определенные гарантии. А насчет меня лично… – она вздохнула печально. – Я не имею ста миллионов дайлеров. Но я могу продать свой дворец на Рио-Айр… и составить с вами, мистер Хейл-Уф, после окончания срока контракта с мистером Кейз-Олом, новый контракт на ту сумму, которой не хватает до стоимости акции…

– Хватит, Мэй! – у Кейз-Ола затряслись руки, однако он еще сдерживал себя. – Сядьте!

– Но, светлейший… – Мэй послушно села и съежилась. – Но я хочу жить!

Кейз-Ол засопел и отвернулся.

– Я принимаю ваше предложение, Царица красоты! – насмешливо сказал король химии. – Однако утверждает ли мистер Кейз-Ол разъяснения о гарантиях?

И Кейз-Ола, и Мэй ощупывали четыре сотни глаз. Была в этих взглядах смертельная тоска, животный ужас, жгучая ненависть, испуганная надежда. Каждый из «мудрейших» мог бы сейчас присягнуть, что Кейз-Ол, как опытный режиссер, распределил роли заранее и выпустил на сцену любовницу именно тогда, когда запланировал.

– Я повторяю свой вопрос, – настаивал король химии. – Действительно ли можно рассчитаться векселями?

– Да! – сухо ответил Кейз-Ол.

– В таком случае, прошу считать за мной сто акций.

– За мной тоже, – неспешно сказал король пищевой промышленности.

Кейз-Ол победил. Достаточно было этим двум согласиться, чтобы другим не осталось ничего другого, как пойти следом.

Но Айт уже не слушал невеселой переклички голосов. Все глубже засовывая руку в карман, он смотрел в зеркало на тех двоих, что сидели перед ним.

Приговор провозглашен. Сын профессора Лайн-Еу покончил самоубийством, когда его атомная бомба уничтожила сто тысяч человек. Ты, женщина, узнала сейчас, что собираются уничтожить все человечество, и тебя обеспокоило только то, как добыть акцию для собственного спасения…

Медленно взводится пистолет в кармане комбинезона. Извлекать его не стоит: ствол почти упирается в спину Мэй.

В зеркале видно ее всю. Она даже не подозревает, что смерть стоит за плечами. Ой, как хочется воскликнуть сейчас: «Я – Айт. Ты погибнешь от моей руки!»

Айт закрыл глаза и нажал на курок.

Прошла секунда, вторая… Выстрела не было.

Страшная опустошенность заползла Айту в душу. Судьба? Не суждено? Но как это могло произойти? Ведь он сам проверил все патроны.

…А из дальнего-дальнего звучали тоскливые голоса:

– Мне пять акций…

– Мне три…

Завершалось черное дело организации заговора против всего человечества.

Среди волков

На диване лежит старый морщинистый человек. Голова у него лысая, как колено. Человек дышит медленно, хрипло, иногда хватается за грудь желтой костлявой рукой, словно хочет сбросить прочь какое-то бремя. Но вот удушье проходит, и рука вяло падает на подушку.

Трудно дышать, трудно думать. Голову печет огнем…

Нет, это не от старости. Просто Айт слишком переволновался. Все вокруг стало тоскливым и бесперспективным. А вообще – никому не нужным, лишним.

В тот миг, когда Айт достиг своей цели, он понял, что гнался за призраком. Можно убить Кейз-Ола и Мэй, но останутся двести «мудрейших», останется полиция и войско, останется Урания. И те три тысячи триста атомных и водородных бомб, которые стоят на стартовых столах в подземных хранилищах, вылетят в свой последний смертоносный полет если не завтра, так послезавтра.

Можно убить вожака стаи, но стая останется, ее сразу же возглавит другой. Убить всех – не хватит сил. На стаю нужна облава – совместная борьба многих людей. А это и есть тот путь, которым в свое время отказался пойти Айт.

Он встал, взял с тумбочки пистолет, вытащил обойму. Десять желтых цилиндриков – десять смертей.

Айт загнал в ствол патрон, приставил пистолет к виску. Вспомнилось напутствие Лайна: «Вы должны преградить путь войне!» Какое неразумие! Одиночка может погубить миллионы. Одиночка может изобрести атомную бомбу. Но уничтожить ее самостоятельно он уже не сумеет. Так погибни, друг Айт! Ты свернул с верного пути.

Айт нажал на курок… Легонько щелкнуло, и все.

«А, это опять – судьба?!» – Айт лихорадочно заменил патрон, щелкнул еще раз…

Тот же самый результат.

«Погоди, погоди!.. – Айт схватил нож и начал ковыряться в патроне. – Пуля есть… Порох есть… А пистон?»

Острое шильце пролезло вглубь патрона, ковырнуло медную чашечку капсюля. В этот момент должна была бы взорваться гремучая ртуть, выбросить в отверстие острый язычок пламени. Но нет, тихо. И так в втором патроне, в третьем, четвертом…

Старик бросил нож на диван и вдруг захохотал:

– Какой ты глупый, друг Айт! Какой ты глупый! «Судьба!» «Суждено!» Тьфу!

Так, самоубийство произошло, хотя выстрела и не прозвучало. Айт уничтожил в себе того, кто не хотел жить. А тот, что остался, сейчас торжествовал, злорадствовал.

Айт собрал патрончики, взвесил их на руке.

«Клянусь! – говорил он в уме. – Клянусь памятью отца и матери, памятью тех, которые погибли в Урании, что сделаю все возможное, чтобы предотвратить войну!..»

Смерть была действительно близка. Тупой удар пули, последний всплеск боли вряд ли добавили бы что-то к пережитому Айтом. И теперь его уже ничто не пугало.

Одиночка? Если одиночка не может противостоять атомной войне, то он может устроить ее взрыв в Урании!

«Да, да! – Айт задумался на мгновение, затем хихикнул ехидным смешком Псойса. – Прошу, господа «мудрейшие»! Это будет чрезвычайно эффектная картина – коллективная гибель миллионеров Монии!»

Цель, которая поблекла час назад, теперь вспыхнула перед Айтом в новом, более ярком свете. Его личная ненависть к Кейз-Олу перерастала в ненависть к целому классу.

«Да… да… – рассуждал Айт. – Следовательно, надо не убивать мистера Кейз-Ола, а поддерживать до времени. И вас также, уважаемая Царица красоты!»

Он думал, что с Мэй покончено навсегда. Но новый Айт, тот, что выжил после духовного самоубийства, цеплялся за светлые воспоминания прошлого.

«Может, Мэй совсем не виновата? Может, и она оказалась здесь только для того, чтобы отомстить Кейз-Олу? И, может, это она заменила патроны в пистолете Псойса и подчеркнула строки в его «Книге священного закона»?»

Айт перестал думать, что только ему одному принадлежит право отомстить Кейз-Олу, и хотел для себя оправдать ту, которую, несмотря ни на что, любил горькой, ненавистной любовью. Однако все говорило против нее.

«Кто же тогда тот незнакомый друг или враг? – озабоченно думал Айт. – Может, Свайн?»

Это предположение было наиболее вероятным. Айт не мог забыть того многозначительного взгляда, которым окинуло его это ничтожество во время разговора о Совещании мудрейших.

– Ладно… Попробуем… – пробормотал Айт. Он запихнул патроны в карман, положил на стол пистолет и нажал кнопку с надписью «Свайн».

Прошло минут пять. В дверь легонько постучали.

– Заходи! – проскрипел Айт.

Низко кланяясь, в комнату проскользнул Свайн. Его глазки воровато сверкнули, губы заискивающе улыбались.

– Стань вон туда! – небрежно махнул рукой Айт в угол против стола.

– Позволите? – не дожидаясь согласия, Свайн метнулся к часам со статуэткой и повернул фигурку лицом к стене. – Во время вашего отсутствия был установлен еще один микрофон. Этот также включен. – Свайн нажал на кнопку у стола. – И этот… – он настежь распахнул двери шкафа. – Когда разговор серьезный, лишние уши вредят!

«Ого! – подумал Айт. – Пожалуй, Свайн значительнее штучка, чем я думал!»

А вслух сказал с насмешливой интонацией:

– Зря беспокоишься, Свайн. Скажи, ты заходил в мою комнату вчера или сегодня утром?

– Упаси боже, господин Псойс! – воскликнул Свайн, молитвенно сложив руки.

– Это ты подчеркнул строчки в «Книге священного закона»?

– Какие, господин Псойс?! – Свайн бросился к столу.

– Стой! – Айт схватил пистолет, нацелился. – Можешь прочитать свою последнюю молитву. Светлейший только поблагодарит меня за то, что я тебя уничтожу.

Свайн выпрямился. Его глаза злорадно блеснули:

– Стреляйте, господин Псойс! Стреляйте в верного слугу! Бог видит мою невиновность, он сохранит меня!

«Ага, сохранит! – Айт еле сдерживал победную улыбку. – Ты проговорился, коварный лис!»

Он уже открыл рот, чтобы заявить, что заменил патроны в пистолете, когда вдруг Свайн насмешливо захихикал и, несмотря на оружие, подошел к столу и сел напротив Айта.

– Полноте, господин Псойс. Ваш пистолет не стреляет. Я давно готовился к этому разговору и принял некоторые меры безопасности.

Айт ждал какой-нибудь выходки со стороны Свайна, поэтому вполне натурально сыграл негодование:

– Чего тебе надо, Свайн? Ты хочешь, чтобы…

– Я хочу того, о чем мы уже говорили, господин Псойс. Оттягивать дальше нельзя! Когда светлейший метнется в Уранию – все погибнет…

Что погибнет? Почему погибнет?

У Айта сейчас было столько же шансов на остроумный ответ, как и у глухого, что абсолютно не слышит вопрос. Но когда уговаривают, даже шантажируют, то самым обоснованным будет короткое отрицание.

– Нет! – сердито сказал Айт.

– Нет?! Опомнитесь! Вы обрекаете на гибель его!

«Кого?» – хотелось крикнуть Айту. Но Свайн молчал, как человек, который выбросил в игре нешуточный козырь и сейчас пристально следит за ходом противника.

– У вас не будет для этого оснований! – воскликнул Айт, чувствуя, что сейчас нужно сыграть смущение и боязнь.

– Нет, основания есть, я вам уже говорил об этом! – Свайн неспешно полез во внутренний карман комбинезона и вытащил фотокарточку. – Вот!

Айт порывисто протянул руку.

– Дайте!

– Прошу! Предупреждаю: это обычная фотокопия, которых можно сделать сколько угодно.

Теперь, видимо, Свайн сказал все. И сказанное должно было иметь незаурядную силу, потому что этот мерзавец совсем обнаглел.

– Так, Псойс, неплохую ты тогда отколол штуку! То была настоящая Царица красоты, не то что нынешние вертихвостки!

Айт не отвечал. Перед ним раскрылась одна из самых сокровенных страниц жизни того, в чьем теле он оказался.

Псойс – еще молодой и стройный – держал в объятиях женщину такой красоты, которая действительно получила бы высшую оценку в Зале конкурсов. Видимо, объектив аппарата и щелкнул этих двоих совсем для них неожиданно, ибо их позы и одежда были не для чужих глаз.

– Помнишь? – насмехался Свайн. – Представляю, что сказал бы светлейший, когда бы увидел такую картину!

Что же, фотография действительно красноречиво и недвусмысленно характеризовала взаимоотношения сфотографированных.

– Мерзавец! – глухо сказал Айт. Ему была полностью безразлична эта женщина и ее судьба, но злорадство Свайна невольно вызвало возмущение и отвращение. – Мерзавец!

– Нет, это ты мерзавец, Псойс! – зашипел Свайн. – Я мог бы погубить вас еще двадцать два года назад. Но я не сделал этого, потому что ненавижу его больше, чем тебя! Вот поэтому я и не хочу допустить, чтобы он скрылся в Урании!

«Кого – его? Кто – он? Кейз-Ол?» Айт попал в очень затруднительное положение. Общими фразами здесь не отделаешься, надо сказать нечто вполне определенное.

Неизвестно, как выкрутился бы Айт, если бы, на его счастье, не зазвонил звонок и не вспыхнула яркая лампочка над дверью.

– Вон отсюда! – яростно прошептал Айт. – Если светлейший услышал хоть одно слово – ты погибнешь!

Свайн сделал угрожающий жест и выскользнул из комнаты. Следом за ним поплелся и Айт.

Неожиданный вызов Кейз-Ола позволил Айту прервать неприятный разговор и поразмышлять над тем, что он услышал.

Вполне ясно, что у Псойса действительно был сын. Видимо, какая-то из купленных мистером Кейз-Олом Цариц красоты стала тайной любовницей красивого лакея. Но где же сын? И чего хочет Свайн?

В это время Айт подошел к кабинету мистера Кейз-Ола.

Два черных великана-охранника вытянулись по струнке и откинули в стороны алебарды. С тихим жужжанием автоматически отворились окованные золотом тяжеленные двери.

«Средневековье… – тоскливо подумал Айт. – Алебарды – и фотоэлектронная защита… Это же настоящий фарс».

Так же открылись следующие двери, потом еще одни. А когда зажужжал мотор четвертых, Айт услышал женский плач.

С такой печальной обреченностью плачет разве что несправедливо обиженный ребенок, который не умеет доказать свою правоту. Не слышится при этом ни злости, ни угроз в интонациях, а только грусть и отчаяние.

Это плакала Мэй.

Сами собой сжались кулаки, напряглись мышцы. Еще одно мгновение – и Айт бросился бы вперед, чтобы защитить любимую, уничтожить того, кто ее обидел. Но он вовремя сдержался. А первая фраза Царицы красоты повлияла на него, словно ведро холодной воды.

– Ну, скажите… Скажите откровенно: разве не помогла я вам на совещании?

Мэй вскочила с дивана, подбежала к Кейз-Олу.

– Ну, признайте же, что «мудрейшие» попались на крючок с этими векселями!.. Да, я не имела права вмешиваться в ваши финансовые комбинации, но ведь я вам помогла, правда же?

Кейз-Ол, сидя в кресле, безразлично пыхал дымом сигары и смотрел куда-то в угол. Если бы не скептическая улыбка, что змеилась на его губах, можно было бы подумать, что он совсем не слушает Царицу красоты.

– Это нечестно! – всхлипывала Мэй. – Вы видите, что я вас люблю, и…

– Честь?!. Любовь?!. – Кейз-Ол положил сигару и насмешливо покачал головой. – Не вы первая говорите мне об этом. Не верю. Как и все, вы тоже хотите продать свою честь и любовь, но набиваете себе цену. Вы прекрасно знаете, что полученные вами два миллиона дайлеров – задаток за право владеть вами, однако морочите мне голову целый год. Достаточно.

– Задаток?! – вскрикнула Мэй. – Вы хотели мою любовь купить?!. Ладно!.. – она выпрямилась, побледнела. – Я собиралась отдать ее вам за единственное ласковое, по-настоящему человеческое слово. Вы хотите другого? Что же – прошу! Я продам свою любовь только за золотой вензель с инициалами «миссис Кейз»!