Текст книги "Гибель Урании"

Автор книги: Николай Дашкиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

Когда Тесси поняла, что она отклонилась от правильного маршрута, у нее сердце ушло в пятки. Немедленно назад! Девушка хорошо запомнила: чтобы не сбиться с маршрута, надо следить за фонарем, который должен был стоять точно в центре красного кольца на противоположной стороне Звезды.

Тесси стреляла и из основных, и из боковых дюз скафандра, тормозила и, наконец, смогла двигаться в нужном направлении. Теперь вперед!

Она нажала на кнопку и вдруг почувствовала: что-то случилось. Девушка глянула на счетчик ракетных зарядов. Стрелка стояла на нуле! Теперь ни остановиться, ни свернуть. Может, повезет схватиться за сигнальный фонарь или кольцо маяка?

Все ближе спасительная «Звезда Кейз-Ола». Девушка в безвоздушном пространстве плывет медленно-медленно. Фонарь прошел стороной, далеко. Но кольцо… И вот же оно!

Изо всех сил извернулась Тесси, рванулась, зная, что сейчас ее жизнь зависит от доли секунды.

Только нет, не хватило длины рук, проплыло мимо толстое алюминиевое кольцо с полыхающими неоновыми трубками. Оно все отдалялось, все ближе сдвигались друг к другу круглые окошки – иллюминаторы на борту «Звезды Кейз-Ола». Наконец, они превратились в светящиеся точечки, в едва заметную пунктирную линию.

Не остановишь, не остановишь медленного полета. Может, миллионы и миллиарды лет будет мчаться этот скафандр по межзвездному пространству, пока не столкнется с каким-то небесным телом. Но что до этой встречи девушке, которая грустно и тоскливо смотрит на Вселенную через прозрачное окошко скафандра? Напуганная и растерянная, она в первое мгновение забыла о радиосвязи, потом позвала на помощь и, не получив ответа, замолчала.

Уже не было ни страха, ни боли. Только учащенно стучало сердце, отсчитывая секунды жизни.

Перед глазами Тесси на черном с блестками бархате неба капелькой крови теплится Марри – планета, названная так в честь древнепирейского бога войны.

А Тесси не хочет думать о войне, о смерти. Ей почему-то вспоминается, что пирейские астрономы до сих пор не раскрыли тайну загадочных каналов на поверхности соседней планеты. Ей хочется верить, что и на Марри есть жизнь.

Минули сутки. Крошечная песчинка затерялась в космическом пространстве… А в той песчинке еще горит жизнь, стучит сердце, бродят мысли. В ней до сих пор горит любовь, полыхает ненависть.

Безразлично и враждебно смотрит Вселенная на эту песчинку своими острыми лучами-звездами.

Часть третья. Гибель Урании

Сила против силы

Темны ночи над Монией, над всей Пирейей!

Каприз природы, удивительная несправедливость: почти все планеты системы Двух Солнц имеют по несколько спутников, и только одна из них – Пирейя – плывет в космическом пространстве одна-одинешенька.

Где ты, игривый лунный свет, что наполняет тьму серебристым сиянием, прозрачным и чистым, как юношеские мечты? Где ты, Луна – солнце влюбленных?!

Нет такого спутника у Пирейи. Не потому ли так ярко мерцают над планетой бесчисленные звезды, играют ночью всеми цветами радуги весенние светящиеся насекомые?

…Крохотный светлячок, забавный живой фонарик, заметил в темноте свое отражение, бросился к нему и ударился о прозрачную холодную преграду. Сразу же после этого послышался радостный возглас:

– Есть!.. – а еще через секунду смущенное: – Нет, это светляк…

На плоской крыше невысокого дома стоит телескоп, примитивный, устаревший прибор, с помощью которого астрономы-любители видят не столько то, что есть на самом деле, сколько воображаемое.

У телескопа трое. Один, не выпуская из зубов сигареты, что-то неторопливо подсчитывает в блокноте, освещенном карманным фонариком. Второй, коротконогий толстяк, нетерпеливо топчется рядом. А третий, припав глазом к окуляру телескопа, торопливо передвигает трубу прибора вдоль воображаемой линии от зенита на север и обратно. Видимо, поиски длятся уже достаточно долго, потому что толстяк не выдерживает:

– А дайте-ка, я взгляну, Литтл. У меня глаз острее.

– Одну минутку, Торн… – профессор Литтл ускоряет движение телескопа по небесной сфере. – Я же в юности имел кое-какую практику по астрономии.

– Нет, хватит, достаточно.

– Погодите… – телескоп остановился, потом немножко передвинулся вправо. – Есть!

– Светлячок? – иронично спрашивает Торн.

– Взгляните сами! – Литтл неохотно уступает место. – Ну, что?

Торн молчит. Молчит долго, затаив дыхание. И, наконец, произносит так, будто не верит собственным глазам:

– Кольридж, посмотрите…

Тот, не торопясь, прячет блокнот, подходит к телескопу.

В поле зрения – обычная картина звездной Вселенной.

– Невероятно! – восклицает Кольридж.

Только у края кадра стал виден небольшой светлый диск. Так себе – крошечная тарелочка, что быстро ползет среди звезд. Без телескопа ее трудно даже заметить. Но появление этого необычного небесного тела знаменует факт невероятного веса: Союз Коммунистических Государств запустил свой первый обитаемый искусственный спутник.

– Объясните мне, наконец, что это за фокус? – не выдерживает Литтл. – Не могли же коммунисты построить его за одни сутки?!

Академик Торн молчит, посасывая угасшую трубку. А Кольридж сухо говорит:

– Фокуса нет, Литтл. Есть факт: мы, монийцы, в космос двигаемся медленно, словно слепые щенки, а коммунисты поднялись одним прыжком, и их уже не догонишь. Не догонишь, Литтл!.. Мы увидели сейчас то, что превосходит наидерзновеннейшую фантастику: победу человека над силой всемирного тяготения. Я уверен, что этот искусственный спутник строился, может, лет десять. Но в безвоздушное пространство он поднялся даже не за сутки, а за несколько часов. Именно поднялся – медленно и легко, словно воздушный шар.

– Не верю! – Литтл снова бросился к телескопу.

– Зря не верите! – фыркнул Торн. – Так и я двадцать лет назад не верил, когда мой учитель, знаменитый Ейнт, советовал мне взяться за гравитацию. Он утверждал, что сила притяжения вызывается наличием в ядрах атомов гравитонов – частиц, которые и до сих пор не обнаружены, но в принципе могут быть удалены из объекта. А я, дурак, – он хлопнул себя по большому выпуклому лбу, – не поверил… И вот: над Монией свободно пролетает искусственный спутник коммунистов. В любую секунду из него могут «швырнуть» такой гостинец, что аж зашипит все вокруг.

– Вон оно как! – иронично засмеялся Кольридж. – Академик Торн обеспокоен возможностью прямого попадания атомной бомбы в атомный центр Монии – Лос-Алайн!.. А не думаешь ли ты, что и коммунисты имеют право на недовольство, когда над их территорией начала ежедневно пролетать «Звезда Кейз-Ола»?

Мрачные и молчаливые спускались эти трое с покатой крыши коттеджа.

Но это была только одна из неожиданностей, которые им приготовила ночь.

Еще с веранды друзья услышали назойливые сигналы телевизиофона.

Звонил профессор Карейл – астроном, который первым сообщил о появлении искусственного спутника СКД.

– Где вас черти носят?! – закричал он яростно. – Немедленно включайте телевизор!

– Что случилось, Карейл?

– Включайте, я вам говорю!

– На какой канал?

– На какой угодно!

Кольридж пожал плечами и включил телевизор.

Перебежали по экрану цветные полосы, оформились в четкие контуры красного знамени. И в то же время прозвучали незнакомые мелодичные позывные.

– Да это же флаг коммунистов! – воскликнул Литтл.

– Внимание! Внимание! – послышалось из динамиков. – Вы слушаете и смотрите передачу с искусственного спутника Союза Коммунистических Государств. Передаем обращение Правительства СКД к президенту, Сенату и всех граждан Монии. Вчера, пятьдесят третьего числа Первого месяца Шестнадцатого года Атомной эры, в тридцать часов по международному времени с территории СКД стартовал гравитолет «Звезда Надежды» – летательный аппарат, построенный на новом, неизвестном ранее принципе регулирования и устранения силы всемирного тяготения.

Рванулся вверх красный флаг на экране. Открыл залитую светом Солнц долину среди высоченных гор, спокойное голубое озеро, а на его поверхности – серебристый диск с многочисленными окошками-иллюминаторами на ободе, с башнями радиотелескопов и радиолокаторов в центре. Постройка была громадная. Катер, который отплывал от нее, казался чуть ли не точкой.

Не слышалось ни одного звука, не пробежали даже волны по зеркальной поверхности воды, когда гравитолет поднялся над озером и, легонько покачиваясь, поплыл наискосок вверх.

– «Звезда Надежды», – говорил диктор, – вышла на орбиту сегодня, пятьдесят четвертого числа, в семнадцать часов двадцать две минуты по международному времени…

На экране теперь виднелась звездное небо и огромный, ярко освещенный диск на фоне затянутой в голубую дымку Пирейи.

– Искусственный спутник СКД – это научная лаборатория в Космосе и, одновременно, промежуточная станция для будущих путешествий дальше во Вселенную. Однако, несмотря на не опровергнутый до сих пор правительством Монии слух о том, что совещание миллионеров под руководством Кейз-Ола решила начать войну против СКД, правительство Союза Коммунистических Государств доводит до сведения всех, что гравитолет «Звезда Надежды» оснащен самым современным оружием, и на всякую попытку применить силу против него ответит использованием силы…

Картину звездного неба снова закрыл красный флаг, прозвучали позывные Союза Коммунистических Государств.

Программа повторялась еще много раз.

Кольридж выключил телевизор, сел в кресло, устало закрыл глаза.

– Сила против силы… – сказал он тихо, ни к кому не обращаясь. – Ну, как вы теперь расцениваете пацифизм мистера Кейз-Ола?

– Понятно… Теперь каждому дураку ясно, что магнитофонная запись Совещания «мудрейших» – фальшивка коммунистов, потому что иначе они бы не ссылались на нее.

– Пожалуй, я все же не дурак, потому что мне это и до сих пор не ясно… И еще мне не ясно, Торн, зачем ты доложил Кейз-Олу об антивеществе? Я просил тебя не делать этого…

Не было ничего оскорбительного в тоне голоса Кольриджа – ощущались только уныние и безнадежность человека, которая разочаровалась во всем на свете. Но на академика Торна эта фраза повлияла как удар кнута. Он покраснел, вскочил на ноги, закричал пискляво:

– Довольно!.. Довольно!.. В конце концов, институтом руковожу я!

– Вон как вы заговорили, Торн! – криво улыбнулся Кольридж. – Мы были друзьями семнадцать лет… Семнадцать лет мне казалось, что мы делаем общее дело, в котором есть частичка и моих усилий… Ну, что же – честь имею!.. – он неторопливо поднялся, унылым взглядом обвел комнату и вышел.

– Зря, Торн! – покачал головой Литтл. – Я очень хорошо знаю Кольриджа: если он разрывает отношения, то навсегда. А это был ваш настоящий друг… Мне жаль вас, Торн!.. Доброй ночи!

– Спокойной ночи! – буркнул академик.

Он остался один в большой гостиной, которая мгновенно будто потеряла свой уют. Сел к столу. Обхватил голову руками.

Действительно, зачем было надо говорить Кейз-Олу об антивеществе?

Торн сам не мог понять, как это случилось. Получив вызов от Кейз-Ола, он сначала испугался. Противно вспомнить: неровно застучало сердце, на лбу выступил липкий пот, а мозг пронзила мысль: «Конец! Тюрьма!» И, может, именно потому, что испуг оказался безосновательным, в следующую минуту его заслонило победное, тщеславное: сам Кейз-Ол приглашает выдающегося ученого Атомной эры совместно обдумать вопрос о запрещении атомного оружия!

Более двадцати лет работал Торн на Кейз-Ола, но видел его только на экране телевизиофона, да и то изредка. А сегодня утром пришлось сидеть рядом. «Отбросив всякую официальность! – заявил Кейз-Ол. – Каждый из вас ничем не хуже меня. Вы – мозг эпохи, я – ее сердце. Настало время сердцу покориться уму».

Их было десять на этом совещании. Десять действительно выдающихся физиков всего капиталистического мира. Семеро из них подписали протест против использования атомной бомбы. И именно к ним обращался мистер Кейз-Ол за советом.

А советоваться, собственно, не было и нужды: на столе лежал готовый законопроект. Мистер Кейз-Ол уже взялся за перо, чтобы подписать его, и вдруг задержался.

– Ну, ладно: мы отказываемся от использования атомного и ядерного оружия… Но ведь коммунисты имеют бомбу из антивещества. Они готовы обрушить ее на нас, а мы… – он насмешливо покачал головой и так выразительно посмотрел на Торна, что академик не выдержал.

– Антивещество у нас уже есть! – сказал – и сам чуть не ахнул в следующее мгновение: «Зачем?!»

Только эти сгоряча произнесенные слова – а с этого момента все пошло наперекосяк. Не успел академик Торн доехать домой, в Лос-Алайн, как уже все телевизионные станции объявили, что антивещество создано, а Торну будет воздвигнут золотой памятник при жизни. «Золотой памятник… Тьфу! Ну зачем мне этот памятник? Но, в конце концов, почему я должен прятаться со своим открытием?! Может, Кольридж просто завидует, что его не только не вызвали к Кейз-Олу, но и не упомянули в сообщении?.. Да, да, это очень несправедливо… Немедленно, завтра же, следует исправить ошибку… Конечно, надо извиниться Кольриджа. Нехорошо вышло. Но он должен меня понять…»

Торн уговаривает себя, хотя знает хорошо: дело не в памятнике и не в зависти. Потеряв семью, Кольридж потерял вкус ко всему на свете. Его не прельщает ни слава, ни деньги. Не раз он говорил, что живет только ради науки и семьи Торнов.

«Нехорошо получилось. Ой, как нехорошо!..» Академик Торн все посматривает на дверь: не вернулся ли Кольридж? Ведь так бывало раньше: поругаются немного, а потом опять помирятся. Кольридж всегда приходил мириться первый: он понимал, что Торн просто слишком вспыльчивый..

Но нет, на этот раз все по-другому. Кольридж – единственный друг – больше никогда не зайдет в эту гостиную. Может, только ради Тесси…

Упоминание о Тесси еще сильнее бередит душу Торну. Как никогда, он хотел бы видеть ее… и боится этой встречи. Боится, потому что не знает, чем она закончится.

Стрелки часов незаметно передвигаются с деления на деление. И так же незаметно в окна коттеджа заползают мягкие полутени рассвета первого числа Второго месяца Шестнадцатого года Атомной эры…

Сотый час – нулевой час… появляются из-за горизонта золотые пряди солнечных лучей, протягиваются от всех предметов двойные тени.

– Странно… – бормочет себе под нос академик Торн, поглядывая на аллею, ведущую к коттеджу Кольриджа. – Ну, чего же он не идет?

В гостиную просунула нос обеспокоенная служанка. Тихо поздоровался, идя умываться, профессор Литтл. А Торн ничего не видит и не слышит. Его взгляд прикован к аллее…

Вдруг академик вскочил, бросился к окну…

Радостная улыбка застыла на его лице. Только почему это Кольридж не идет, а бежит? Почему он не в комбинезоне, а в ночной пижаме? Что случилось? Может, началась война?..

Кольридж, бледный как смерть, мчится напрямик, через газон к окну.

– Торн, звонил Фредди Крайн…

– Ну и что?

– Тесси…

– Что – Тесси?!

– Тесси заблудилась в космическом пространстве… Ее ищут уже девяносто часов…

Зашаталась, поплыла перед глазами Торна комната. Закрутилась в бешеном танце, утонула в темноте. И словно издалека-издалека слышится непривычно резкий голос:

– Возьми себя в руки!.. Немедленно звони Кейз-Олу. Нашу дочь сейчас может спасти только он!

Торн моргнул. Тьма развеялась. Над ним стоял Кольридж с пузырьком лекарства в руках.

Цена жизни

Сумерки. Большая, просто меблированная комната. Широкая кровать. На ней лежит, укрытый пуховым одеялом, пожилой мужчина. Он спит крепко, его дыхание спокойно и глубоко. Так спят люди после плодотворного дня напряженной творческой работы. Только мешки под глазами старика и бледный цвет кожи свидетельствуют о переутомлении.

Все это Айт видит на большом экране в прихожей спальни мистера Кейз-Ола.

Еще мгновение, и он решительно нажимает на кнопку:

– Светлейший. Вынужден разбудить.

Триллионер спит чутко. Он сразу же открывает глаза; у него не бывает на лице того выражения помятости, недовольства, какое возникает только у пассивных и безвольных людей. Казалось, Кейз-Ол и не спал: взгляд настороженный, острый.

– Ну?

– Академик Торн третий раз в течение часа просит соединить. Сказал: «Если не соедините – взорву Лос-Алайн!»

– Глупец! – бросил Кейз-Ол то ли Айту, то ли Торну. – Включай немедленно!

Айту очень любопытно, что скажет Торн. Конечно, дело слишком важное, если академик осмеливается угрожать самому мистеру Кейз-Олу. Может, речь идет о бомбе из антивещества? Ведь этот нелепый, низкорослый мужчина на так называемом совещании ученых-атомщиков ляпнул сдуру, что создал антивещество. Именно сдуру, потому что видно было, как после этого он смутился, втянул голову в плечи и притих. Даже не верилось, что этот жалкий толстяк и есть всемирно известный академик Торн, честный и принципиальный, который создал атомную бомбу, а потом решительно выступил против нее, подписав «Протест двадцати семи»… Что же он скажет теперь? Отрекаться от своих слов? Будет обвинять?

Включив линию связи с атомным центром Монии, Айт поплелся в свою комнату и проделал аналогичную операцию там. В его аппарате экрана не было, поэтому Айт не мог видеть собеседников.

Разговор уже шел. Академик не угрожал и не обличал. Он уговаривал, выпрашивал, как нищий милостыню:

– Ну, пусть не сто, пусть пятьдесят… Но только немедленно, немедленно!.. Через два часа будет уже поздно.

Кейз-Ол в ответ хмыкнул неопределенно. Предложение, пожалуй, выгодное, и Кейз-Ол в эту минуту с четкостью весов взвешивает все «за» и «против», чтобы потом сказать «да» или «нет».

– Мистер Кейз-Ол, Тесси можете спасти только вы! Поймите меня по-человечески, как отца! Ведь через восемь дней должна была состояться ее свадьба!

Айт насторожился. «Тесси? Тесси Торн». Айт придвинулся ближе к аппарату, потер лоб. Так, так… Речь идет, видимо, о «Матери». Недаром же она молчит более двух декад. Поймана? Ей грозит смертная казнь или каторга? Тьфу, как по-дурацки все получилось, ведь вчера академик был здесь. Выбрать бы нужный момент и…

Но что можно было сделать? Даже если бы Айт знал, что девушка с очень распространенной в Монии фамилией приходится дочерью академику Торну, про это знакомство надо молчать, чтобы не выдать ни ее, ни себя.

Эти соображения пробежали в мозгу Айта молниеносно. А в следующее мгновение послышался голос Кейз-Ола:

– Я понимаю вас, мистер Торн. Отыскать человека, который потерялся в космическом пространстве, в конце концов, можно. В течение ближайшего часа на розыски будет послано семьдесят пять ракет. Но гарантий я дать не могу. На какое время хватит кислорода?

– Со «Звезды Кейз-Ола» сообщили, что не больше чем на два-три часа.

– Тогда – хорошо. Тесси Торн будет спасена. Но…

Айт нервно вскочил, потом сел опять…

Тесси Торн… Предположение превращалось почти в уверенность, а воображение рисовало страшную картину: в мире невесомости медленно плывет скафандр, пластмассовый гроб, в котором заперт еще живой человек. Кому, как не Айту, бывшему каторжнику, понять ужас этого безнадежного положения? Кислорода хватит на два-три часа… Врет Кейз-Ол: даже тысяча ракет не смогут отыскать пылинку, которая блуждает в бесконечной Вселенной. Радиолокатор не поможет – пластмассовый скафандр не отражает радиоимпульсов. Если бы все время работала радиостанция в шлеме – ее можно было бы запеленговать. Но девушка разве догадается включить передатчик?.. Видимо, нет, потому что иначе ее уже давно бы нашли… Погоди, а не просит она порой помощи у «Сына»?

Торопливым движением Айт выдернул из-за воротника наушник, приложил его к уху, нажал на кнопку.

Сразу же возникло знакомое характерное шипение передатчика, а на его фоне – еле слышный глухой стук. Айт наморщил лоб: что за странные звуки?

И вдруг воскликнул в безудержной радости:

– Жива!.. Это стук ее сердца.

Видимо, Тесси пристроила радиостанцию на груди. Может, девушка забыла выключить передатчик, а может, он включился сам, от случайного нажатия на кнопку? Во всяком случае, эта случайность или неосторожность должна спасти жизнь Тесси Торн. Должна? Спасет? Но как? Только этот крошечный трехкаскадный агрегат позволяет слышать передатчик, который плывет сейчас в межпланетном пространстве над Монией. Все другие станции, пусть даже очень мощные, но не настроенные специально, будут воспринимать слабенькие сигналы как электронный шум.

Отдать радиостанцию Торну? Может быть, если бы он стоял рядом, Айт сделал бы это, не колеблясь. Но Торн где-то далеко, в Лос-Алайне. И ракеты будут стартовать, наверное, с космодрома Нэй-Льюс.

Подавленный неразрешимой дилеммой, Айт даже забыл о разговоре Торна с Кейз-Олом. Но постепенно его внимание стала настораживаться, память невольно фиксировала слова, хотя сознание их еще не анализировало.

– …Я не заставлю вас создавать средства уничтожения. Вы возглавите научно-исследовательский институт энергетики… Как и до сих пор, я не стану вмешиваться в ваши дела…

– Где находится этот институт? – голос Торна звучит приглушенно.

Пауза. Потом раздается сухой смешок:

– В пресловутой Урании, мистер Торн!.. Надеюсь, вы не предполагаете, как коммунисты, что это – военная база Кейз-Ола?

Торн не отвечал.

– Вновь Урания!.. – прошептал Айт, сжимая кулаки.

Пауза становилась невыносимой. Ее нарушил все тот же смешок Кейз-Ола:

– Если не возражаете, мистер Торн, то, прежде чем дать окончательное согласие, вы, вместе с несколькими десятками экскурсантов, осмотрите Уранию… Да что с вами?

– У академика Торна плохо с сердцем! – холодно и резко сказал незнакомый голос. – Но он принимает все ваши предложения, мистер Кейз-Ол!.. Я – Кольридж, помощник академика Торна.

– Очень приятно, мистер Кольридж. Приглашаю вас также. А сейчас – всего хорошего. Первая ракета стартует через десять минут.

В динамике щелкнуло, и все затихло.

«Вон оно что!.. – с холодной яростью, с отвращением думал Айт. – Даже когда речь шла о жизни дочери того, кто создал атомную бомбу и таким образом дал Кейз-Олу неслыханную силу, он воспользовался случаем и сделал свой бизнес. Цена жизни человека. Какая же ему цена? За одну жизнь будет заплачено жизнями миллионов…»

Тук-тук… тук-тук… тук-тук… – стучит сердце Тесси Торн.

– Тесси! Тесси!.. – горячо шепчет Айт в микрофон. – Это я, «Сын». Отзовись хоть на миг! Сейчас вылетают ракеты тебя искать…

Молчит, не отзывается девушка. Только над ухом в Айта стучит ее сердце: тук-тук… тук-тук… тук-тук…»