Текст книги "Есть такой фронт"
Автор книги: Николай Далекий
Соавторы: Владимир Беляев,Степан Мазур,Глеб Кузовкин,Павел Дегтярев,Михаил Вербинский,Златослава Каменкович,Леонид Ступницкий,Сергей Бобренок,Василий Грабовский,Борис Антоненко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)
В грозном сорок втором году, когда фашисты рвались к Волге, Серегин стал коммунистом. Послали его на курсы политработников. Потом был политруком, комиссаром батареи. В сорок третьем – опять курсы командиров батарей. Экзамены сдал хорошо. Уже видел себя командиром батареи. Когда дожидался назначения, вызвали в парторганы. Представитель центра был немногословен:
– Слышали что-нибудь о контрразведке?
– Почти ничего.
– Жаль. Что ж, кое-что расскажу…
Серегин стал чекистом, армейским контрразведчиком.
Прибалтика, Восточная Пруссия. Беспрерывные бои. Потом Победа. Опять Прибалтика, борьба с бандитизмом. Жизнь захватывала в свою быстрину. Осознавал, что работа чекиста требует всех сил и больших знаний. Приходили знания, совершенствовалась специальная профессиональная подготовка.
В конце лета сорок пятого направили в Москву, а там предоставили отпуск. За сколько лет – и не подсчитаешь сразу. Поехал домой, в Сибирь. Мать умерла (не знал об этом: выполнял спецзадание, переписка оборвалась).
Возвратился в Москву…
И вот он в Прикарпатском крае, точнее – в Крукеничах. Приехал сюда вместе с женой Софьей Семеновной…
*
В записной книжке подполковника Серегина – десятки страничек. На каждой из них, словно шифр, предельно короткие записи, на отдельных – лишь имена, даты, населенные пункты. Память сердца чекиста.
Крукеничи и Сколе, Славское и Николаев – этапы пройденного пути. Каждая запись в книжке – это своеобразная повесть о легендарных подвигах советских людей, в боях завоевавших свое счастье. Там, где недавно гремели выстрелы и рвались гранаты, нынче мчат электропоезда, поднялись к небу корпуса промышленных комбинатов, гудят трактора. На страже мирного труда строителей новой жизни стоит весь наш народ.
НИКОЛАЙ ТОРОПОВСКИЙ
ОГНЕННАЯ БАЛЛАДА
– Товарищи, вам поручается ответственное задание, – сказал начальник Боринского райотдела госбезопасности. – В селе Рыково находится главарь известной банды – Роман. Его нужно захватить живым. Выполнение задания возложено на оперативную группу в составе младшего лейтенанта Зуева, Ващука, «ястребков» Емельяна Деньковича и Владимира Сенькива. Возглавляет группу старший лейтенант Уланов.
…Было тихо. В темном небе угасали бледные утренние звезды. В окружении серебристых горных вершин лежало село. На рассвете чекисты окружили хату Романа. Операция началась.
– Выходите, вы окружены! – крикнул Уланов.
Напряженная тишина. Командир подал знак. Сергей Зуев, сжимая автомат, подполз к самому крыльцу и резко открыл дверь. Вошли в хату. Никого. В печи что-то кипело в казанках, пахло жареным мясом и картофелем.
– Денькович, взгляни-ка, что там на чердаке, а ты, Сергей, осмотри подворье, – приказал Уланов.
Зуев вышел во двор, и тут же утреннюю тишину раскололи автоматные очереди. Сергей вскочил в сени.
– Товарищ старший лейтенант, с гор спускается сотня, – вдруг подал голос с чердака Денькович.
Чекисты бросились к окну.
– Я, Сенькив и Ващук отходим к лесу, – сказал Уланов, – вы – следом за нами. Силы слишком уж неравные, но попробуем дать бой! А там – соединимся и пробьемся.
Автоматы чекистов заговорили очередями. Отстреливаясь на ходу, Уланов, Ващук и Сенькив пробирались на окраину села, за которой метрах в двухстах начинался лес. Пули заставили их приникнуть к земле. Больше не было слышно автоматов Зуева и Деньковича. В село входила банда. «Зуев, милый Зуев, что же ты молчишь? Ну!!»
Все. Теперь им уже отрезали дорогу. Вокруг гремели выстрелы. «Ти-у, ти-у!»
Уланов сказал, тяжело дыша:
– Ващук… мы тебя прикроем… а ты – двигай к лесу. Доберись к нашим, скажи… А мы вместе с Сеньковым обоснуемся вон в том сарае.
– Есть, – ответил Ващук и побежал по заснеженному полю.
«Как же там Зуев с Деньковичем?» – думал Уланов.
А в это время Сергей Зуев и Емельян Денькович были уже окружены бандитами.
– Коммунисты, сдавайтесь, будем из вас ремни драть! – вопил кто-то из соседнего двора.
Сергей и Емельян сознавали сложность своего положения, но они решили бороться до конца. Зуев уже был ранен в предплечье, Денькович – в шею.
– Емельян, давай свой автомат, – тихо сказал Сергей, – я останусь один. А ты постарайся добраться к нашим. Быстрее!
Денькович спустился с чердака, а Зуев сдерживал натиск бандитов, которые приближались к хате… Когда Емельян исчез из поля зрения, Сергей перестал стрелять. Бандиты тоже прекратили стрельбу.
Но вот в сенях заскрипела приставная лестница, и Сергей услыхал сопение бандитов, которые поднимались на чердак. Первым лез сотник.
Чекист тяжело поднял руку и выстрелил. Сотник упал, сбил с ног напарника, который лез за ним.
Внизу дико заревела банда:
– Сдавайся, эмгебист! Ты в западне!
Младший лейтенант Зуев приподнялся. Лицо его было залито кровью. Он крикнул:
– Запомните, гады, чекисты не сдаются!
Сергей левой рукой вытер лоб. «Прости, мама!» – и выстрелил себе в висок.
«Все. – подумал Уланов, когда стрельба в селе прекратилась. – Я остался один». На поле возле леса лежал мертвый Ващук. Перед сараем в луже крови застыл Сенькив, а немного поодаль лежало девять убитых бандеровцев.
Вдруг зыбкую тишину разорвал взрыв гранаты – и соломенная стреха сарая вспыхнула ярким пламенем. Крыша пылала, яростно гудел огонь, на Уланова падали пылающие факелы соломы. Дым разъедал глаза, горло, но чекист продолжал вести огонь. Он видел, как после каждой автоматной очереди, выпущенной им, падала на землю фигура, и жалел, что скоро закончатся патроны.
Огромным факелом пылало деревянное строение, но из него неистово гремели и гремели выстрелы. В одном месте крыша провалилась, и бандиты бросили туда гранату. На Уланове загорелась одежда.
Вдруг двери сарая упали от сильного удара изнутри, и на бандитов помчался живой пылающий факел, который прокладывал себе дорогу последней автоматной очередью.
– Хватайте его! Тушите огонь! Живым возьмем! – завизжал бородатый бандит.
Уланова повалили на землю, начали сбивать пламя.
*
Окровавленный Денькович ввалился в комнату дежурного райотдела госбезопасности.
– Там… наши… гибнут… – едва вымолвил он.
В Рыково помчался чекистский отряд под командованием Александра Иванова.
Разделившись на две группы, бойцы всю ночь преследовали бандитов. Утром банда Романа была ликвидирована. Но Уланова так и не нашли. Через несколько дней взяли в плен бандеровского разведчика.
– Где держат Уланова?
– В районе Зубрицы… На горе Большая Шабела.
…На горе чекисты нашли четыре схрона, выбили оттуда бандитов, захватили важные документы. Но Уланов – как в воду канул.
*
– …Ну вот мы и встретились с тобой, Уланов, – сказал один из главарей бандеровцев. – Видишь ли, вы не рассчитали: шли захватить Романа и попали в западню нашей боевки. А возглавляет ее Довбня. Слыхал о таком? Ты храбрый, Уланов, стало быть, давай поговорим по-мужски: я буду спрашивать, а ты – отвечай. Договорились? Прежде всего нас интересуют методы работы госбезопасности, организационная структура, количество отделов, имена руководителей. И потом еще – кто вам помогает из местных жителей? Я слушаю… Ты молчишь? Но это ж несерьезно! Ты думаешь, мы напрасно спасали тебя, напрасно снова сделали похожим на человека?
Черный от ожогов чекист стиснул потрескавшиеся губы.
– Что ж, хочешь поиграть в молчанку – играй. Но предупреждаю, сейчас ты запоешь…
Уланова схватили два охранника и начали медленно загонять ему под ногти большие иглы. Лицо чекиста покрылось испариной, стало бледным как мрамор. Он терял сознание. Откуда-то издалека до него доносился голос:
– Какие операции готовит против нас райотдел госбезопасности? Кто из крестьян помогает вам?
– Напрасно… стараетесь…
– Сделайте ему удавку, панове… – с улыбкой сказал Бородач.
На шею Уланову набросили петлю и начали медленно закручивать палкой веревку. Комната поплыла перед глазами. Утонула в кровавом тумане…
Уланов не скоро пришел в сознание. А когда собрался с силами, морщась от боли и отвращения, плюнул в физиономию бородатому.
И снова – пытка.
Его подвешивали за руки к потолку, зажимали пальцы в дверях.
Ночью Уланов бредил. В фантастических видениях мелькали перед ним улицы Москвы, метрополитен, где он когда-то работал, потом все подернулось дымкой…
На следующий день Бородач приказал собрать руководителей боевок – он решил дать им пропагандистский урок.
– Ну хорошо, Уланов, – начал в их присутствии Бородач. – Не хочешь выдавать своих секретов – не надо. Давай выясним, почему так резко расходятся наши взгляды. Мы, украинские патриоты, хотим своей земле добра. Мы боремся за это. Наши идеологи доказали, что Украина должна быть соборной и независимой. И мы здесь боремся за эту идею. А ты? За что борешься ты, за что мучаешься? – Бородач сделал паузу. – Молчишь? Молчишь потому, что тебе нечего сказать! – он торжествующе оглядел своих сообщников.
Уланову было тяжело не то что говорить, ему трудно было даже думать. «Я не должен… молчать. Иезуиты… проклятые. Нужно… говорить».
– Мы стремимся к одному, – брызгал слюной Бородач, – освободить Украину!
– Стремитесь… сесть… на шею народу, – вдруг сказал Уланов. – Старая песня… А что им… вот этим обманутым ребятам несет ваша идея? Будут работать на вас… кулаков. Плюньте, хлопцы, на этих кровопийц… Вам с ними… не по пути. Идите к нам.
– Заткнись! – крикнул Бородач. – Смотрите на этого коммуниста, на этого фанатика! Их стрелять, жечь нужно!
– Вот и вся ваша философия – стрелять… жечь… Но далеко с ней вы не уедете…
*
Заграничный эмиссар Бородач переживал свою неудачу с «показательным пропагандистским уроком». Ущемленное самолюбие не давало ему покоя. Он выпил самогонки. Потом еще. Никак не мог избавиться, от взгляда Уланова, преисполненного ненависти и презрения. Захотелось жестоко отомстить чекисту, придумать для него изощреннейшие пытки.
«Зачем я пришел сюда, на Украину, через границу? Поднять боевой дух в боевках? Так это все равно, что вычерпывать ведром море. Показать слабость пленных коммунистов?..»
Бородач злобно выругался. Ему не удавалось ничего сделать с этим непонятным, непостижимым Улановым. Ведь перепробовали все. Если бы ему кто-то сказал, что человек продолжал молчать и после удавки, – не поверил бы.
«Что ж, очевидно, есть в этих коммунистах нечто такое, чего мы не учитываем. Откуда эта уверенность, эта немыслимая твердость? Почему за ними, а не за нами идут люди?! Уходит из-под ног земля, опускаются руки. Что будет дальше? Что ждет нас в будущем?»
Бородач опять налил в кружку самогонки, выпил, не закусывая. Хотелось забыть обо всем, но почему-то хмель не брал его. Во дворе слышались пьяные голоса его «хлопцев».
«Э-э-э, все они, паскуды, боятся за свою шкуру! Надеяться на них – напрасное дело. Где воинственное настроение, где результаты подпольной работы? Неужели людям ближе идеи этих коммунистов, нежели идея соборной Украины? Мужичье, быдло – землю им отдали советы. И мои собственные морги тоже поделили! За них я готов горло перегрызть. И буду грызть, буду убивать, жечь! За свои морги, за утраченную сладкую жизнь, за это жалкое прозябание буду мстить безжалостно!»
Эмиссар не мог понять простой истины: если ты пошел против народа – народ тебя уничтожит. Об этом многократно свидетельствует история.
*
…Бандиты привели чекиста в лес. И вдруг Уланов остро почувствовал зов жизни. Хотелось еще раз увидеть Клаву, детей, друзей. Пронзительно остро пахли сосны. «Земля моя! Я твоя песчинка… твой нерв… твоя кровь…»
Уланова распяли на большом дереве, обложили хворостом. Боялся ли он смерти? Нет, он старался не думать о ней. Он уже не чувствовал боли в размозженных руках. Перед мысленным его взором предстал светлый солнечный день Первого мая. Москва… Он на Красной площади… Вот она вдруг расцветает красными маками… А вот они с Клавой, взявшись за руки, идут по полю, и она смеется радостно и звонко…
Пламя пылало под ним сильно и ярко, оно поднималось все выше, лизало мощные плечи, грудь, сильные мускулистые руки. Но из пламени, ярче пламени, вдруг вспыхнули яростным огнем прекрасные человеческие глаза.
– Будьте прокляты, изверги! Да здравствует… коммунизм!
*
Прошли годы, давно канули в Лету «бородачи» и жалкие их прихлебатели. Много раз прорастала земля хлебами, травами и цветами. Много раз приносили в дом радость натруженные руки хлебороба. Родились дети, они стали юношами, которые нынче фиолетовыми вечерами целуют счастливые девичьи губы. И Федор Уланов, так просто и сильно любивший свою землю, сам стал ее частицей – стал зерном в пшеничном колосе, каплей росы на зеленых ветвях.
В тех местах, где погиб чекист, звонкоголосые пионерские дружины соревнуются за право носить его имя. В городе Турке появилась улица имени Федора Уланова. Живут его сыновья и дочь – с улановской кровью в жилах.
ЕВГЕНИЙ КЛИМЧУК
ВЫСТРЕЛА НЕ БУДЕТ
ТРОЕ ДУМАЮТ НАД ПИСЬМОМ
Под лучами мартовского солнца с красных крыш сползал последний рыжеватый снег. В город вступала весна, пьянящая, всемогущая. Весна всегда приносит хорошее настроение, а с ним – новые мечты, желания, планы…
Мысли Ивана Ивановича оборвал требовательный телефонный звонок.
– Слушаю!
– Товарищ полковник! Это капитан Середа из Мостиски. Разрешите прибыть. Необходимо доложить лично вам, – долетело из трубки.
Начальник райотдела Комитета государственной безопасности капитан Середа – опытный чекист. Он зря беспокоить не станет. Что же произошло?
– Приезжайте!
Начальник отдела управления КГБ по Львовской области полковник Иван Иванович Чубенко пригладил волосы, тронутые сединой, и сел за бумаги.
Прошло немного времени, и в кабинет вошел сухощавый, подтянутый капитан Середа. Он сразу же начал докладывать:
– Три часа тому назад на станции Мостиска в экспрессе Варна – Бухарест – Варшава у пассажира Романа Григулы таможенники нашли золотой перстень с бриллиантом… в объективе фотоаппарата. Григуле предложили сойти с поезда, чтобы внимательнее проверить его багаж. Он было возражал, спорил, но пошел. Золота, других драгоценностей больше найдено не было…
– Обождите, товарищ Середа, – перебил полковник. – Значит, безосновательно оскорбили пассажира Григулу, да еще и с поезда сняли? А теперь продолжайте… Но не спешите, – полковник усмехнулся и этим как бы поддержал Середу.
– В кожаном чехле транзистора «Селга» у Григулы обнаружено письмо на польском языке.
– Письмо изъяли? – полковник слегка придвинулся к Середе.
– Нет. Вот фотокопия. После проверки Григула на несколько минут отлучился, а один из таможенников решил послушать звучание «Селги»… и обнаружил письмо, которое сразу же передал нам. Григула об этом не знает.
Полковник углубился в фотокопию документа. Какой-то Янек писал своему дяде. Благодарил за полученные известия и подарки, за новый адрес. Он просил организовать дальнейшую переписку через друзей в Польше, рекомендовал присмотреться к «сестре Лесе», с которой Янек когда-то учился в гимназии. О себе автор сообщал, что работает, как и раньше, «на пользу общего дела», но, к сожалению, дети теперь не те и уже давно перестали слушаться родителей. И все же он, несмотря на трудности, не теряет надежд на будущее. Ожидает племянницу, которую очень хочет увидеть. По его мнению, она могла бы приехать в гости как туристка в июле или августе. Он был бы очень полезен племяннице… Обычное письмо. Сколько таких пишут ежедневно? Для простого глаза – ничего интересного, подозрительного в письме нет. Но адресовано оно в город Нюрнберг…
– Солдатенштрассе, 84, Андрею Шусту! – многозначительно подчеркнул Середа. – Вот почему я и хотел доложить лично.
– Да, снова Шуст, – медленно выговорил полковник…
Для обоих не было секретом, что адрес подставной и используется американской и западногерманской разведками в качестве «почтового ящика» для переписки с бывшими оуновскими головорезами на Украине. Знали они и человека, стоящего за никчемным пьяницей Шустом.
– А обратный адрес указан? – спросил полковник.
– Да. Варшавский. Вымышленный. На письмо надо было только приклеить марку и опустить в почтовый ящик в Варшаве.
– Значит, письмо предназначено К-3, «референтуре связи с краем», а точнее Ивану Паськевичу. Григула… Кто он такой? Вы поинтересовались?
– Ему 44 года, – четко, но спокойно докладывал Середа. – Работает бухгалтером на одном львовском заводе. В Польшу едет третий раз по приглашению сестры. Она в Зеленой Гуре живет. Вот пока что все…
– Когда Григула должен выехать в Польшу?
– Завтра в четырнадцать тридцать.
Полковник снял трубку.
– Пригласите ко мне майора Панчука! – Посмотрев на письмо, добавил: – Вместе с ним срочно займитесь проверкой личности Григулы. Главное – как можно скорее определить его бывших и нынешних друзей. Нужно разобраться, кто же автор письма, выступающий от имени Янека. Письмо и вправду с начинкой…
*
Конечно, можно было бы сразу конфисковать письмо, ибо перевозить корреспонденцию за границу запрещается, и приступить к допросу Григулы. Но что бы это дало? Ведь нет никаких гарантий, что он знает Янека, его «дядю», «племянницу». Возможно, он их и не знает, а человек, выступающий от имени Янека, использует Григулу через вторых, а то и через третьих лиц. Нет, это не подходит…
К вечеру майор Панчук и капитан Середа доложили о Григуле интересные сведения. Оказалось, что во время оккупации этот солидный немолодой человек с тоненькими усиками, смотревший с фотокарточки на полковника, служил в организованной гитлеровцами сельской полиции. До 1947 года Григула находился в банде оуновского палача Серого, который бежал в Западную Германию с награбленным на Львовщине золотом и драгоценностями. Когда банда Серого была блокирована со всех сторон и бандитов начали вытаскивать из схронов, в Каменко-Бугский райотдел милиции пришел с повинной бандит Григула, носивший тогда кличку Волохатый. Он даже показал несколько пустых бандитских бункеров, в которых раньше прятался Серый. Работники милиции и государственной безопасности не сразу поверили откровенности Волохатого, но помогли ему начать новую жизнь, устроиться на работу. Вскоре Григула выехал во Львов, поступил работать на завод, получил квартиру. Он ничем не отличался от других рабочих предприятия. Его никто не упрекал прошлым, и он жил так же, как и другие рабочие и служащие завода.
«Так почему же он снова начал вредить государству, которое было к нему столь гуманным? – спрашивали чекисты. – Почему его снова потянуло к садисту Серому, к Шусту, ведь на их руках кровь невинно замученных женщин, детей и стариков, которых находили в колодцах на протяжении еще двух десятилетий после разгула фашистских наймитов?»
Ответа на это пока что дать никто не мог.
…Город уже спал, когда Чубенко пошел к начальнику управления. В большом, просторном кабинете спокойно, по-дружески беседовали два поседевших чекиста. Каждая деталь задуманной операции анализировалась, оценивалась, сопоставлялась. Взвешивались все «за» и «против». Проведение операции, которую тут же назвали «Выстрела не будет», начальник управления решил поручить Панчуку и лейтенанту Загайному.
К КОМУ ВЕДУТ СЛЕДЫ
Мирно стучат колеса. Пролетают рощи, овраги, дома, заводы, фермы, линии электропередач. Под стук колес легче думается, особенно когда у человека хорошее настроение. Поезд мчался к станции Мостиска, и Григула, возвращаясь домой, радовался не только тому, что везет подарки жене, дочери, родственникам. Третья поездка тоже окупится. Кое-что можно будет продать. Это не беда, что нашли перстень с бриллиантом. Сумел провезти главное – письмо Профессора. Незаметно опустил его в Варшаве. Теперь Профессор должен стать добрее. Рисковал же собственной головой не он, а Григула… Попробуй не выполни – поплатишься жизнью! Вместе же когда-то за «соборну и самостийну» боролись. И всплыла в памяти картина из прошлого, 1946 год. Холоевский лес.
Григула содрогнулся… Тогда привели в схрон молоденькую учительницу. Всего несколько дней как она приехала с Житомирщины в соседнее село, обходила дворы крестьян и записывала детей в школу, выступила на митинге. Профессор, который тогда укрывался на базе банды Серого, приказал схватить ее. А за неделю до этой «акции» Серый ограбил аптеку и вместе с лекарствами принес сорок ампул быстродействующего яда. Профессор обрадовался: «Уничтожим коров во вновь созданных колхозах, а заодно и некоторых активистов на тот свет отправим…»
И когда Оксана Петренко, придя в себя после бандитских истязаний, попросила воды, Профессор, глядя зелеными, будто стеклянными глазами на Волохатого, велел подать ей кружку.
Девушка выпила… Ее крик разрывал Григуле душу, но Профессор приказывал не отворачиваться, чтобы «укреплять силу духа». С тех пор Григула не мог смотреть на своего главаря. А глаза девушки не дают ему покоя и сегодня.
Поезд остановился. Григула еще не успел поставить на перрон чемоданы, как попал в объятия старшей дочери и жены.
– Таточку, а мы для тебя уже заказали такси! – суетилась жена. – Страшно скучали! Целый месяц ждали тебя…
Настроение было хорошее еще и потому, что на этот раз таможенники не долго рылись в содержимом чемоданов, а в конце еще и пожелали всего наилучшего. Уже под вечер, после вкусного обеда с чаркой и рассказов о жизни родственников в Польше, Григула вышел на прогулку. Вместе с младшей дочерью он долго гулял по аллеям Высокого Замка. Сидели на лавочке, весело шутили, а когда наступили сумерки, возле телевизионной вышки с Григулой поздоровался высокий, представительный мужчина.
– Ты, доця, иди вперед, немного побегай, а я с дядей поговорю…
До десяти вечера ходили они по аллеям парка, но, конечно, и не подозревали, что утром об этой прогулке будут детально докладывать полковнику Чубенко.
Докладывали майор Панчук и лейтенант Загайный. Майор положил на стол фотокопию письма, написанного Янеком, образцы рукописей и заключение эксперта, что все это исполнено одним человеком. А Владимир Загайный добавил к делу несколько фотоснимков двух солидных граждан, которые вчера вечером гуляли по аллеям старинного парка.
Чекисты уже знали: новый знакомый Григулы – Петр Стасив, которого когда-то в банде величали Профессором. С ним полковник Чубенко познакомился еще летом 1948 года. Сынок богатого львовского адвоката, имевшего несколько собственных жилых домов, как и отец, злобно ненавидел «советы». Адвокат мечтал о «самостийной», в которой он был бы, по крайней мере, министром. А сыночка своего начинял писаниной донцовых, маланюков и прочих националистических вдохновителей, готовивших в Галиции почву для «твердой власти» – фашизма и неплохо на этом гревших руки.
Сынок был «патриотом». Входил в состав так называемой экзекутивы юношества, носил «мазепинку» и постепенно возвышался в националистических кругах. А во время войны и совсем превзошел своих сообщников, вступив в батальон «Нахтигаль».
Он умел легко перевоплощаться в солидного или откровенно циничного, спокойного или нахального – и все в зависимости от того, с кем имел дело. Когда его «боевку» окружили в схроне, он не задумываясь выпустил в своих побратимов-охранников очередь из немецкого автомата и начал выкрикивать бойцам органов безопасности, чтобы не кидали гранат, не стреляли, потому что он хочет жить…
Во время следствия плакал, пытался играть роль невинного, обманутого человека, который лишь слепо выполнял волю главарей. Много злодеяний Стасиву удалось скрыть. И военный трибунал сохранил ему жизнь, осудив к 25 годам лишения свободы… А в 1956 году Стасива освободили, и он вновь появился в своем особняке, где жили жена и двое уже взрослых детей. Приехав во Львов, он сразу направился к полковнику Чубенко с просьбой помочь устроиться на работу.
– Гражданин полковник, уверяю вас, что за восемь лет тюрьмы и лагеря я многое передумал. Оуновский провод обманывал нас. У меня никогда не поднимется рука на Советскую власть. Хотите, я это скажу открыто, даже в газете, пусть только опубликуют. Свое прошлое я проклинаю… А может быть, я еще смогу быть полезным органам безопасности? У меня же за границей остались близкие друзья, они в проводе занимают высокое положение.
– Ваши заверения мы примем к сведению, но в услугах не нуждаемся. Вопрос о работе и прописке в городе решайте на законных основаниях, – ответил тогда полковник.
И вот снова знакомый почерк бывшего оуновского верховоды. Теперь он уже Янек…
Значит, мы правильно поступили, дав Григуле возможность провезти письмо за границу. Но кто такая Леся? Операция приобретает довольно зримые очертания… Будем думать… Шуст и Паськевич из референтуры К-3 недавно подготовили и заслали на Украину и в Польскую Народную Республику группу оуновских эмиссаров. Часть из них после перехода границы добровольно явилась в органы госбезопасности. Леся в Польше… Янек-Профессор ее хорошо знает… Ясно, что он и его соучастники в отношении Леси договорились заранее… Но как?
И снова сотрудники госбезопасности напряженно думали, сопоставляли факты, события. Снова – поиски, волнения, бессонные ночи, анализ деталей из жизни Профессора, Волохатого, Шуста. Знакомство с разными людьми. Тяжелый, напряженный труд, который требует настойчивости, большого внимания и осторожности. Труд, обеспечивающий мир и безопасность Родины.
