Текст книги "Есть такой фронт"
Автор книги: Николай Далекий
Соавторы: Владимир Беляев,Степан Мазур,Глеб Кузовкин,Павел Дегтярев,Михаил Вербинский,Златослава Каменкович,Леонид Ступницкий,Сергей Бобренок,Василий Грабовский,Борис Антоненко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)
*
…Телеграмма была неожиданной:
«Буду во Львове проездом. Поезд Москва – Прага. Вагон 5. Встречай. Алексей Садиленко».
Сколько лет не виделись, хотелось о многом расспросить Алексея Михайловича.
За последние годы он почти не изменился, разве что прибавилось седины на висках. Садиленко возвращался из Словакии, где гостил по приглашению своих боевых товарищей.
– В Братиславе я встретил одного из организаторов словацкого восстания Ондрея Клокача. Сейчас он член правительства. Там же живет и товарищ Ян Демян, – рассказывал Алексей Михайлович.
Много, очень много сердечных встреч было на словацкой земле у Алексея Михайловича Садиленко. Но не всех довелось встретить. Умер сразу же после войны Гюго Либенгардт.
Почти все дни, проведенные в Словакии, были до предела заполнены встречами. На всю жизнь запомнится Алексею Михайловичу вечер в Завадке, куда съехались бывшие побратимы чуть ли не со всей Словакии. Здесь ему торжественно вручили национальный костюм, вышитый женщинами города, и именную валашку – словацкий топорик.
Самый старый житель города сказал Алексею Михайловичу:
– В годы войны у нас в горах родились легенды – одна о белых ангелах, которые опустятся на вершины словацких гор и принесут освобождение народу, а вторая о валашке Яношика, спрятанной в горах. Кто найдет ее, тот поднимет народ на восстание и выгонит угнетателей с нашей земли. Обе легенды сбылись. С востока прилетели белые ангелы и опустились на вершины словацких гор. Это были советские парашютисты. Они нашли заветную валашку, помогли словацкому народу подняться на борьбу и освободить словацкую землю.
– А вот и валашка, – Алексей Михайлович показал мне инкрустированный топорик.
Мы стояли, молча смотрели на валашку, и каждый из нас думал: никогда не угаснет дружба двух народов, родившаяся в дни суровых испытаний. Память об этих днях останется в их сердцах навечно.
ЛЕОНИД СТУПНИЦКИЙ
ЗА СЛЕЗЫ НАШИХ МАТЕРЕЙ
1. ШЕЛ ПАРНИШКЕ В ТУ ПОРУ ВОСЕМНАДЦАТЫЙ ГОД…
Это случилось в Ейске. В тревожном 1942 году Витя Карпенко, секретарь комсомольской организации железнодорожной школы, пришел однажды домой и застал маму в слезах. Голосила невестка, четверо малышей прижимались к ней.
– Витенька, – причитала мать, – Коля наш погиб!..
Стиснув зубы, Виктор читал похоронную.
«Ваш сын Николай Антонович Карпенко погиб смертью храбрых…»
Страшное известие! Николай у них самый старший. Когда в 1926 году умер отец, Виктору был всего лишь один год. Осталось семеро сирот. На плечи Николая легли все заботы о большой семье. А потом своей семьей обзавелся. Он был кормильцем и советчиком, всем заменял отца. Теперь его нет… Сапер Николай безмолвно лежит где-то в далекой смоленской земле. От Василия – танкиста – тоже нет никакой весточки…
Беда повсюду. Горят города и села Белоруссии, Украины, России. Заполыхали казачьи станицы Кубани, льется кровь, плачут матери, вдовы… Горю народному нет предела…
У Виктора собрались друзья по школе, зашел и классный руководитель. Мальчики любили своего учителя Божевильного. Он был участником финской кампании, часто рассказывал о боях на Карельском перешейке, штурме Выборга. Ученики гордились им. Сейчас пылали мальчишечьи сердца.
– Немцы под Ейском, а мы сидим и зубрим формулы, роем окопы, как кроты. Фашисты же прут и прут. Нам нужно что-то делать. Ведите нас в военкомат. Мы уже не дети!
Учитель задумчиво посмотрел на них, потом встал и сказал:
– Пошли, друзья мои!
Вот так, во главе с классным руководителем, девятиклассники пошли в военкомат. Всем классом. Со слитой воедино ненавистью к захватчикам. Это была не романтика добровольцев, а жизненная необходимость. Фашизм отнял у них юность, но завоевания революции у них отнять нельзя.
После двухнедельного обучения они также всем классом были направлены в 873-й полк 276-й стрелковой дивизии 58-й армии. На ее долю выпала честь стоять насмерть, чтобы преградить фашистам дорогу к Кавказу.
Не повезло автоматчику Виктору Карпенко на войне. В бою под станицей Петровской его ранило в правую ногу. Хорошо, что ранение было легким. Через месяц вернулся в свою роту – назначили командиром отделения.
А потом случилось непоправимое. В марте 1943 года начальник штаба полка вызвал к себе группу автоматчиков. Среди них был и Виктор.
– Старший сержант Саламахин, – обратился командир к помкомвзвода. – Отберите семь лучших бойцов. Задание – пробраться на хутор Свительник и вот здесь, – он обвел карандашом на карте какую-то точку, – из помещения школы взять языка. С вами пойдет местный житель, проведет вас самой короткой и удобной дорогой. Задача понятна?
– Так точно, товарищ майор!
– Исполняйте!
– Есть!
Старший сержант стал готовиться в разведку. Времени было в обрез. Выстроив бойцов, зачитал список:
– Гурамишвили!
– Я!
– Муха!
– Я!
– Карпенко!
– Я!
– Карпенко, – обратился он к Виктору, – а сколько тебе лет?
– В январе пошел восемнадцатый!
Бойцы засмеялись.
– Чего гогочете, как гусаки? – бросил сосед Карпенко. – Парень уже обстрелянный, успел побывать в санбате. Не сомневайтесь, товарищ старший сержант, не подведет. Виктор лют на фрицев. Брат у него погиб под Смоленском…
Это была незабываемая ночь. Разведка удалась. Языка, немецкого офицера, подстерегли возле уборной и без приключений доставили до нейтральной полосы, но на рассвете столкнулись с вражеской разведкой. Пришлось принять бой. Заслышав перестрелку разведчиков, фашисты открыли шквальный огонь.
Виктору запомнились огромные от смертельного ужаса глаза фрица, крепкий кляп в его зубах. Взрыв страшной силы… И тонкая струйка крови… Сознание то приходило, то покидало его. В голове, как на старой киноленте, туманные кадры. Кто-то его тянет. Нестерпимая боль в ноге. Возле него Витька Фролов. Их несут, куда-то везут на возу, в который запряжены две коровы. Вся в морщинах, незнакомая женщина подает пить, силой вливает ему в рот молоко. Нога распухла.
…Окончательно пришел в себя в госпитале. Осмотрев раненую ногу Виктора, потрогав раздробленную кость, врач утомленно сказал ему:
– Жить – будешь, воевать – нет.
И уже в Тбилиси ему выдали справку: инвалид второй группы.
2. ВОЗВРАЩЕНИЕ НАДЕЖДЫ
Младший сержант Виктор Карпенко переступил порог родного дома на костылях.
– Сыночек, родненький! Что они с тобой сделали?! – запричитала мать, обнимая худенькие ребячьи плечи. – Ироды проклятые! Чтоб тому Гитлеру…
– Мама, перестань, не надо, дорогая. Карпенки живучи. А что, Вася пишет?
– Пишет, сыночек, пишет! Недавно танк новый получил.
К вечеру собралась вся большая родня. Сестры Агафья, Анна. Пришла вдова Николая. В уголочке примолкли племянники.
– Что же ты теперь будешь делать? – спросила невестка.
Вначале он опустил глаза, потом глянул на стену, где висели фотографии покойных отца и брата, как бы спрашивая у них совета: «Действительно, что же мне теперь делать?»
– Вот оформлю пенсию, а там будет видно.
Через неделю он уже сидел в десятом классе. Костыли торчали над партой.
Так прошла осень 1943 года. В январе вспомнил, что ему уже исполнилось восемнадцать. По ночам, на погоду, болели раны, особенно нога. В ступне, как говорится, пружинка не держала – нерв перебит, и ничего уже не сделаешь.
А в феврале – письмо из Тбилиси. Писала из госпиталя начальник отделения Любовь Михайловна Заидзе:
«Дорогой Виктор Антонович! В нашем госпитале есть уже аппарат, который сшивает поврежденные нервы. Сделали несколько операций, результаты хорошие. Приезжайте».
«Неужели может произойти чудо? – думал Виктор, возвращаясь из школы. – Какие хорошие люди живут на земле! Бывший классный руководитель Иосиф Моисеевич Божевильный – еврей. После финской, несмотря на ранения, пошел на фронт вместе со своими учениками, погиб, но навечно оставил светлую память о себе в наших сердцах. А тот санитар, который вынес меня через всю нейтральную полосу, – русский. Я и фамилии его не знаю. Он тоже погиб, прикрыв меня своей грудью. Или же вот Любовь Михайловна Заидзе – грузинка. Кто я ей? А вот вспомнила, нашла меня в Ейске… Поеду в Тбилиси! Операция, ну и пусть еще одна операция. Десять операций! Война еще не закончилась. Как только врачи поставят на ноги, я опять пойду на фронт и еще успею побывать в Берлине. Я отомщу вам, фрицы, за смерть брата Николая, за учителя, санитара и за тысячи погубленных советских людей…»
Операцию сделали удачно. Через две недели поднялся с кровати. На костылях подошел к окну. Попробовал стать… И вдруг дернуло, словно электрическим током, от пальцев до головы. Упал. Лоб покрыла холодная испарина.
– Молодец, Виктор! Теперь вы танцевать будете! – радовалась Любовь Михайловна.
– А воевать буду?
– Война закончится и без вас. Необходимо учиться. Окончить десятый класс, а там – в институт. Теперь строить нужно. Сколько можно воевать? И так тысячи покалеченных.
– Дорогой доктор, спасибо вам за то, что моя нога чувствует землю. Раны на теле заживают, а заживут ли раны в душе?..
После окончания десятого класса Виктор поступил в Днепропетровский институт инженеров железнодорожного транспорта. Рана постепенно заживала, костыли сменила палочка.
Среди студентов факультета «Мосты-метрополитен» было много таких, как он, инвалидов с пенсионными книжками. На первом же собрании его избрали секретарем комсомольской организации факультета. Днем – лекции, вечерами конспекты, учебники и радостные вести «Совинформбюро».
«Сегодня… столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам…
Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины.
Смерть немецким оккупантам!»
И так каждый день. А ночами во сне бывшие фронтовики то справа, то слева от кровати Виктора кричали: «Огонь!», «Иванов, танки справа», «Пулемет, почему молчит пулемет?», «Чайка, Чайка, я Урал».
Разбуженный ночными вскриками соседей, Виктор долго лежал и думал. Это кричат раненные войной человеческие души. В госпиталях они стонали от жгучих ран. А здесь кричат, ибо не так скоро все забывается. Каждый из его товарищей имеет на своем счету подбитые танки или самолеты, уничтоженных в рукопашном бою гитлеровцев. А он вроде бы ничего не сделал для победы. Два ранения. Ну и что же? Разве это большая заслуга? Языка взяли. А воспользовались ли тем синеглазым фрицовским офицером? Возможно, ребята и не дотянули его до места. Надо научиться строить метрополитены, мосты. Ведь это так нужно. Скоро возьмут Берлин. Закончится война. Будет всенародный праздник… А совесть спросит: «Что ты сделал для победы?»
Прочь мысли! Надо спать. Скоро Новый год. В январе ему будет двадцать. Как быстро летит время!
3. «ВАС ВЫЗЫВАЮТ В ВОЕНКОМАТ»
– Товарищи! Всех фронтовиков вызывают в военкомат.
Это известие облетело весь факультет. Кто-то заметил:
– Ага, я же говорил, что повоюем, а вы кисли…
Виктор Карпенко, идя в военкомат, оставил в общежитии свою спутницу – палочку. Повсюду лежал пушистый снег, и как-то непривычно и страшно было без нее идти по скользкой улице.
В военкомате им раздали анкеты. Граф было много. Кроме того, нужно было написать обстоятельную автобиографию.
Быстро пролетел декабрь. О военкомате уже не вспоминали. Но вот однажды в институт пришел незнакомый майор и всех, кто заполнял анкеты, пригласил в кабинет парторга.
– Товарищи, – обратился он к приглашенным. – Я представитель органов государственной безопасности. Мы ознакомились с вашими документами. Кто из вас желает, приглашаем к себе на работу.
– А что мы будем делать? – спросил сосед Виктора. – Государственные банки охранять?
Майор улыбнулся.
– Кто изъявит желание, тому и расскажем, что делать.
– А воевать еще успеем? – поднялся Виктор.
Майор внимательно посмотрел на него.
– Профессия чекиста такая, что все время приходится воевать.
Чекист… Еще в школе Виктор читал про Феликса Эдмундовича Дзержинского, его соратников. Знал, что чекисты вели борьбу против врагов Советской власти, заботились о беспризорных детях, оставшихся без родителей в дни революции и гражданской войны. Что тут долго думать? Надо – так надо!
Из 30 студентов, изъявивших желание, взяли на работу только восемь. «Работа ответственная. Согласны?» – еще раз спросили. Виктор, как и все его товарищи, дал согласие.
4. БЕЗ ЛИНИИ ФРОНТА
Обучаясь в Киеве, Виктор Антонович много слышал о зверствах, которые чинили украинские буржуазные националисты в западных областях. Убивали детей, стариков, женщин. Бросали живых людей в колодцы. Вешали или топором проламывали череп. Неужели это делают «сыны Украины»? Нет, это звери, фашистские палачи!
Слушал лекции, рассказы очевидцев, чьи семьи испытали на себе бесчинства оуновцев. Его сердце было преисполнено ненавистью к тем, кто мешает народу мирно трудиться. Виктор думал: «Много выстрадали гуцулы, лемки, бойки в период оккупации. Сейчас они хотят покоя, и этот покой нужно обеспечить. Это задание партии, Советского правительства».
В феврале 1945 года поезд мчал его к новому месту назначения – во Львов. Здесь долго не задержался. Направление – Куликовский район.
В райотделе МГБ его встретили с радостью. Точнее, никто не встречал. У телефона сидел старший лейтенант Макаров. Передавали что-то важное, и он был взволнован. Положив трубку, мельком глянул на документы и без вступительной беседы сказал:
– Вот что, берите автомат, запасные диски, гранаты и гайда на машину! Об устройстве поговорим потом.
Уже в машине Макаров рассказал Виктору Антоновичу, что между Подлесным и Волей-Жолтанецкой шел настоящий бой. Бандеровцы напали на активистов, занимающихся переписью населения, и зверски расправились с ними.
…И вот Виктор первый раз увидел своими глазами, о чем слышал на лекциях в Киеве. Впервые увидел массовые похороны людей не в военной форме, как это было на фронте, а в гражданской одежде. И погибли они не от немецких рук, а от рук таких же украинцев, как и сами. Да разве эти бандиты понимают по-человечески братскую «единокровность»? Вот врач Заидзе – грузинка, она никогда не жалела своей крови, спасая человеческую жизнь, а кто боец по национальности – грузин, русский, украинец, белорус, – и не спрашивала. Да разве она одна такая?
Медленно движется похоронная процессия, наплывают воспоминания. Вспомнился казах, что лежал с ним в тбилисском госпитале. «Сестричка, воды!» И санитарка, белоруска Леся Белорукая, как родная сестра, бежала к нему и старалась ласковым словом облегчить его страдания. А потом горько плакала, когда он умер. Мысли перескакивали с далекого Тбилиси на Ейск, с Ейска – сюда, на Львовщину.
Похоронная процессия остановилась. Звуки траурного марша терзают душу, сердце разрывается от материнских и детских рыданий. Секретарь райкома произносит речь. Двадцать восемь гробов! К одному из них склонился маленький мальчик и гладит по голове отца:
– Татусю, родной, проснись, открой глаза!
А отец лежит, немой, холодный, только ветер слегка шевелит прядь его темных волос. К горлу подступил комок. «Спите спокойно, товарищи, – думал Виктор. – Ваши дети не останутся без внимания. Бандиты их осиротили, но настоящие люди заменят им родителей, Советская власть выведет их в люди. Убийцы дорого заплатят за их израненные души и за вашу безвременно оборванную жизнь».
И опять воспоминания. Госпиталь. Прощание… «Спасибо вам, дорогой доктор, за то, что моя нога чувствует землю. Раны на теле заживают, а заживут ли раны в душе?»
Плач матерей и жен на похоронах, крик малыша: «Татусю, родной», слезы сестры, жены погибшего рождали неутолимый гнев и призывали к борьбе.
5. ЛИКВИДИРОВАТЬ БАНДУ КОШЕВОГО
Начались обыкновенные будни чекиста. Именно будни, ибо в послевоенные годы у них не было праздников, не было выходных дней. Дни и ночи слились в единое целое. Конец работы определялся полной ликвидацией бандитской группы-боевки.
Виктор Карпенко был закреплен за участком недалеко от Куликова, где действовала банда Кошевого (Мороза). Многие «лесовики», поверившие было в годы фашистской оккупации пропаганде оуновцев, сейчас приходили с повинной. Они сдавали оружие, возвращались к мирному труду. Часть из них шла помогать ликвидировать банды.
Но были и другие… Они люто ненавидели Советскую власть, убивали организаторов колхозов, председателей сельских Советов, преследовали актив. Бандиты прятались в схронах-бункерах, там они пьянствовали, отдыхали, а с наступлением ночи начинали разгул и грабеж.
Представители органов государственной безопасности, опираясь на народ, на тех, кто возвратился из армии, на сельский актив, делали все, чтобы быстрее покончить с оуновским подпольем.
Неизмеримое горе трудящимся Куликовского района принесла банда Кошевого. Оперуполномоченный Виктор Карпенко знал, что у того двенадцать «лесовиков». Ему были известны их клички и настоящие имена. Был известен и район бандитских налетов.
Как-то он зашел во двор одной вдовы в Великих Передримихах. Взгляд упал на подоконник сарайчика. Там лежал обрывок газеты с мыльной пеной и волосами только что побритой бороды.
– Орест, – спросил он четырехлетнего мальчугана хозяйки, – татко приехал?
– Тата нет, он на фронте погиб.
– А кто же брился у вас в сарайчике?
– То вуйко, что в пивнице.
Значит, в подвале прячутся бандиты.
Оставив на страже двух помощников, сам спустился в подвал. Светом карманного фонарика ощупал стены. В одном месте заметил шесть сдвинутых кирпичей. Это и есть вход в схрон.
– А ну, вылезай, кто там!
Тишина. Когда лопатой приподнял кирпичи, оттуда вылетела граната. Схватив ее на лету, кинул назад. От взрыва содрогнулся подвал. Это была первая отплата смерти за смерть. Но среди четырех бандитских трупов Кошевого не было…
И снова встречи с людьми, привлечение в отряд активистов из сельской молодежи, детальная разработка каждой операции, бессонные ночи.
Однажды в Нагорцах зашел к учительнице.
– Анна Николаевна! Вы идете на уроки, а я, разрешите, немного поработаю в вашей комнате. Здесь тихо, а то в сельсовете все время люди, негде расположиться.
– Пожалуйста, товарищ старший лейтенант, – ответила учительница. – Что за работа у вас? Может, стихи собираетесь писать? Садитесь за этот столик и пишите себе на здоровье.
Учительница лукаво подмигнула, переводя взгляд на шкаф.
«Э, бестия, – подумал Виктор Антонович, – выспалась, наелась, ей хорошо подмигивать».
– А может, пан офицер захочет отдохнуть? Тогда к вашим услугам моя кровать.
– Нет, спасибо, я буду писать, но не стихи.
– Извините, мне пора на уроки!
Проходя тропинкою мимо окна, она еще раз подмигнула. Виктор Антонович остался сам. Снял с плеча автомат, положил на стол и внимательно обвел взглядом комнату. Бедновата комната сельской учительницы. Кровать, столик, две табуретки, небольшая этажерка с книгами, а в шкафу нет внизу левого ящика. Заметил, что в том месте виднелось что-то похожее на приклад винтовки или автомата.
Ничего не подозревая, подошел к шкафу и нагнулся, чтобы убедиться, не ошибся ли. Вдруг створки шкафа распахнулись, и на него навалился здоровенный верзила.
Бандит был намного выше чекиста. Винтовка, приклад которой увидел старший лейтенант, лязгнула рядом. Они вцепились друг в друга и повалились в ожесточенной схватке. Высокий и крепко сложенный бандит прижал чекиста к столу, на котором лежал автомат. Одной рукой уже схватил его за приклад. В то же мгновенье Карпенко двумя руками перехватил лямку. Оба вскочили на ноги. Знает ли оуновец, как спустить предохранитель? Ведь у него винтовка. В кармане чекиста пистолет. Но стоит только отнять одну руку, чтобы вытащить пистолет, как бандит вырвет автомат. Виктор изо всех сил потянул к себе лямку автомата и отпустил ее. Бандит упал.
– Пане! Не убивайте, все расскажу!
– Где, Кошевой?
– В Артасове, в стодоле Шпака!
– Ага! – радостно вскрикнул старший лейтенант, – значит в Артасове!
Держа пистолет наготове, Виктор нагнулся, чтобы поднять автомат, и сразу же бандит схватил его за ноги, свалил на пол.
Старший лейтенант не успел опомниться, как враг впился зубами ему в шею. Рука с пистолетом прижата к полу.
«Может, ребята услышат?» – мелькнуло в голове, и Виктор трижды выстрелил. Бандит вздрогнул, рука освободилась, и, уже теряя сознание, Виктор выстрелил в четвертый раз. Почувствовал, что тело врага обмякло.
Бандит вытянулся. Виктор, как пьяный, шатаясь, поднялся на колени, взял автомат и, тяжело переводя дыхание, вышел.
Вечером остатки банды и сам Кошевой были ликвидированы. Учительница на допросе сказала:
– Я же подмигивала старшему лейтенанту. Думала, он догадается, что в шкафу спрятался бандит.
– А почему вы об этом не написали, если боялись сказать?
– Я не сообразила!
Выяснилось, что она – связная оуновцев.
