Текст книги "Как велит бог"

Автор книги: Никколо Амманити

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

Кристиано тысячу раз проделывал этот путь. Когда решил построить себе плот из пустых канистр, чтобы заняться рафтингом, когда ходил с Четыресыра на рыбалку, когда просто было нечем заняться.

Мог ли он вообразить, что однажды ему придется тащиться здесь с трупом Фабианы Понтичелли в тачке?

Будь рядом с ним хотя бы Четыресыра. Может, он знает, не было ли тайного романа между отцом и Фабианой. Или спросить об этом у Данило. Но тот исчез. Он сто раз ему звонил. Абонент все время недоступен. И дома тоже никто не отвечает.

Кристиано вспомнился разговор с Четыресыра. Не сказать, чтобы его поразило известие о том, что Рино в коме.

"Ты же знаешь его, он такой", – сказал себе Кристиано, смахнув капельки пота со лба.

Ему не терпелось увидеть и обнять его.

Он был почти на месте. Шум реки перекрывал гул проносящихся по шоссе автомобилей.

Кристиано снял куртку, завязал ее на поясе и вновь двинулся в путь. По мере приближения к реке тропинка постепенно превращалась в болото, и маленькое колесико тележки буксовало и тонуло в грязи. На подошвы кроссовок налипли тяжеленные комья земли. В нескольких десятках метров перед ним, освещенная дальними огнями электростанции, лежала топкая трясина.

Кристиано не помнил, чтобы Форджезе хоть раз разливалась аж досюда.

212.

Четыресыра так и сидел на стуле. Его била дрожь, а боль обжигающими волнами накатывала от плеча на грудную клетку.

В одной руке он сжимал распятие.

Он было задремал, но жуткий кошмар обволок его вонючей простыней, и он, к счастью, проснулся.

По мозгам бил включенный на полную громкость телевизор, но Четыресыра не хотел убавлять звук. Каркающие голоса телевизора были в тысячу раз лучше тех, что звучали у него в голове.

К тому же стоило закрыть глаза, и ему являлась Рамона, распростершаяся нагишом среди гор, и пастухи с солдатиками взбирались по ней вместе с овечками. Он так жаждал ее, что дал бы отрезать себе руку, лишь бы ее заполучить.

И потом, этот жуткий кошмар, который ему приснился.

Он порос липким мехом и был одной из темных тварей, которые стаей копошились в какой-то черной кишке. Тварей с острыми зубами, красными глазами и длинными голыми хвостами, которые толкались, визжали, царапались, чтобы первыми добежать до конца туннеля.

Потом все вгрызались в кишащую слепыми личинками, сороконожками, тараканами и лопающимися от крови пиявками тушу мертвого животного. И начинали пожирать гнилое мясо и насекомых. И он ненасытно глотал вместе с другими.

"Псы Апокалипсиса не едят и другим не дают", – говорила ему в приюте сестра Эвелина.

Затем его внезапно ослеплял ледяной свет, и в центре светящегося луча появлялась сотканная из нитей фигура женщины, говорившей ему: "Ты – Человек-падаль"

"Кто? Я?" – "Да, ты! – И она показывала на него, в то время как остальные твари в ужасе бежали прочь. – Ты Человек-падаль"

Потом он проснулся.

Он с размаху пнул ногой телевизор, тот упал с тумбочки, но не замолчал.

Какого черта Рамона решила ехать лесом?

"Она перепутала. Я же говорил ей. Я не виноват, что она поехала лесом".

Если бы она поехала по окружной, то ничего бы не произошло и он бы был в порядке, а Рино не впал бы в кому. И все было бы как раньше.

"...Как раньше", – пробормотал Человек-падаль и стукнул себя по ноге.

213.

Вода поднялась слишком высоко. Кристиано Дзена оставил тачку, и, когда он подтаскивал труп к реке, над долиной начало рассветать.

Он не встретил ни души. Ему повезло, в такой разлив сюда никто не сунется.

Беппе наверняка уже проснулся и ищет его.

Перед Кристиано торчала из воды длинная ограда с колючей проволокой. Поверх нее расселись большие черные вороны. Береговые откосы полностью скрылись под водой. Кристиано поставил ногу на ржавую проволоку, просевшую под его весом в воду, и перекинул завернутый в целлофан труп через ограду.

Вода доходила ему до колен, течение начинало тянуть за собой.

Вначале он хотел привязать к телу камни и утопить его в речке, но теперь понял, что будет лучше, если его унесет течением.

Когда тело найдут, оно будет далеко отсюда, и никому не придет в голову подумать на них. Если повезет, оно доплывет до моря, а там уж рыбы доведут дело до конца.

Кристиано последний раз взглянул на обернутую в прозрачную пленку Фабиану.

Вздохнул. Сейчас ему даже не было ее жалко. Он чувствовал себя усталым, опустошенным, измученным. Одиноким.

"Как убийца".

Его переполняла жгучая ностальгия по временам, когда он ходил на реку играть.

Кристиано закрыл глаза.

Он отпустил тело, как тысячу раз делал с ветками, воображая, что это корабли и галеоны.

Когда он снова открыл глаза, труп стал уже далеким островком.

214.

Мост Сарка длиной триста двадцать три метра, сооруженный по проекту знаменитого архитектора Хиро Итойя и торжественно открытый несколько месяцев назад с запуском воздушных шаров, фанфарами и фейерверками, тоже порядком пострадал от разгула стихии.

Насыпи южного берега не выдержали натиска паводка, и шоссе на сотни метров затопило мутной водой Форджезе.

На работы по восстановлению насыпи были брошены аварийные бригады, а тем временем машины откачивали воду и выпускали ее обратно в реку, клокочущую и бурлящую, словно на дне полыхало пламя.

Транспортный поток, заполонивший все дороги равнины, замедлил движение, и в конце концов машины встали, образовав неподвижную, гудящую на все лады пробку.

Меньше чем через тридцать шесть часов после грозовой ночи была вновь открыта для движения одна полоса, заработали временные светофоры, замахали жезлами работники дорожной полиции, и колонна прибывших из-за границы или направляющихся туда фур вперемежку с автомобилями спешащих на работу людей начала рывками продвигаться вперед.

На самой середине моста в черном, как оперение кондора, "мерседесе" класса S ехали супруги Бальди.

Рита Бальди, тридцати одного года, худенькая бледная женщина, была одета в джинсы и короткий свитер, из-под которого виднелся похожий на пельмешку пупок и полоска семимесячного животика. Она красила лаком ногти, время от времени бросая невидящий взгляд в темное небо.

Вернулась промозглая погода.

Винченцо Бальди, тридцати пяти лет, казался гибридом Бреда Питта и бурого ушана – обитающей на острове Джильо маленькой летучей мыши с огромными ушными раковинами. Черная борода доходила до черной оправы очков. Он курил, пуская через щелку в окошке струйки никотина.

Они торчали в пробке уже почти два часа.

Перед ними стояла немецкая фура, бог знает куда везущая органическое удобрение, а проще говоря, коровий навоз. Прикрепленный к воздуховоду фосфоресцирующий флакон дезодоранта старался как мог, но запах свежих экскрементов из салона не выветривался.

Встреча с инженером Бартолини уже накрылась.

Бартолини нашел решение, позволяющее, по его словам, раз и навсегда извести сырость, которая, как таинственное проклятие, преследовала их виллу. Влага поднималась по стенам, которые обрастали разноцветной плесенью. Штукатурка трескалась и отваливалась кусками. Шкафы вело во все стороны, отсыревало в ящиках белье. По мнению Бартолини, выход был в том, чтобы вскрыть по горизонтали все несущие стены дома и вставить герметичную прокладку – скандинавекая технология, – чтобы остановить губительный подъем влаги.

Пробка усилила нервозную атмосферу в салоне автомобиля. С тех пор как эти двое сели в машину, они не обменялись и парой слов.

Точнее, уже неделю их диалоги не превышали четырех реплик (они поругались, но ни один из них не помнил точно из-за чего), так что Рита поразилась, когда Винченцо нарушил молчание фразой: "Я купил новую машину".

Ей потребовалось время, чтобы прийти в себя, облизать губы и ответить:

– Что? Не поняла. – Хотя она прекрасно все поняла.

Он, кашлянув, повторил:

– Я купил новую машину.

Рука с кисточкой застыла в воздухе.

– Какую машину?

– Тоже класса S. Но более продвинутая модель. Тоже на бензине. На несколько лошадей помощнее. Пара новых прибамбасов.

Рита Бальди глубоко вдохнула.

Ее подруга детства Арианна Ронки, пробившаяся в парламентарии, рассказывала ей, что благодаря своей профессии научилась, вместо того чтобы отвечать, не подумав, и потом сожалеть о сказанном, сжимать в руках какой-нибудь предмет и разряжать на него гнев, как электрическую батарейку. Но реагировать инстинктивно было свойственно Рите по природе, как свойственно дикобразу поднимать шипы при приближении хищника. И поэтому она не смогла удержаться:

– Почему ты мне не сказал?

– О чем?

Многим людям случалось уже после заключения брачного договора с болью осознавать, что мужчина (женщина), которого или которую ты считал умным и чутким существом, оказался форменным ослом.

Что в таком случае остается делать?

Согласно недавним исследованиям, в тридцати шести процентах случаев звонят адвокату и разводятся. Рита Бальди входила в оставшиеся шестьдесят четыре процента. Она свыклась с этим фактом, но не уставала каждый раз поражаться мужниному идиотизму.

– Что хочешь сменить машину! Ты эту когда купил? Не прошло и полугода! Почему ты мне не сказал?

– Что, я обо всем тебе должен докладывать?

На вопрос Винченцо отвечал вопросом – это злило ее до безумия и вызывало жгучее желание сокрушить все вокруг.

Рита сделала глубокий вдох и внешне спокойным голосом начала:

– Ну, хорошо. Я объясню тебе почему. Так... – Еще один медленный вдох. – Потому что ты только что купил мотоцикл "БМВ". Еще ты купил датский холодильник для... – помимо воли у нее вырвалось: – твоих вонючих вин. Еще ты купил этот... Как его? Трактор для лужайки. Еще..

Он ее перебил:

– И что? В чем проблема? Кто за них платит?

– Уж не ты, коль скоро мы должны выплачивать взносы до 2070 года. За них будет расплачиваться твой сын и, возможно, сын твоего сына... – Она была слишком вне себя, чтобы суметь четко выразить эту идею микроэкономики. – Скажи мне одну вещь. Эта машина тебя не устраивает? Что в ней не так? Надоела? Ну, раз надоела.. – И она ткнула шпилькой туфли от "Прада" по панели управления кондиционером. И еще раз по дисплею навигатора.

Левая рука Винченцо Бальди метнулась к ней с той же убийственной скоростью, что и хвост атакующего скорпиона, его пальцы сжали ее шею в районе сонной артерии, пригвоздив ее к спинке сиденья. Только тогда ее муж повернул к ней голову и улыбнулся. Темные очки скрывали пылающие ненавистью щелки глаз.

– Если еще раз так сделаешь, я тебя прибью! Учти, я не шучу.

При этих словах она, словно козленок, Бэмби или кто там еще, начала дергаться, кричать, извиваться, шипеть:

– Так! Так! Убей меня! Убей! Убей меня и своего сына, жалкий... – и уже собиралась договорить, когда здоровый инстинкт самосохранения заставил ее замолчать.

Он убрал руку, и она, тяжело дыша, распрямилась, схватила сумочку и вылетела из машины.

Винченцо Бальди опустил стекло: "Вернись в машину. Куда тебя понесло?"

Опять вопрос.

Рита не ответила. Она прошла между выстроившихся в ряд машин, обогнула полосатые конусы разделительной линии и, подойдя к краю моста, перегнулась через ограждение.

Она знала, что не бросится вниз. Хотя, представив это, почувствовала себя лучше.

"Малыш, если бы я бросилась вниз, я избавила бы тебя от дерьмового отца... Но не волнуйся, рано или поздно я от него уйду", – сказала она сыну, которого носила в чреве.

Рита закрыла и снова открыла глаза. От реки, готовой, казалось, взорвать бетонные преграды, поднимался приятный запах воды и влажной земли.

Взгляд упал на мертвые остовы деревьев, застрявшие между опорами моста. Ветки все в разноцветных пакетах, словно на новогодней елке у оборванца. Рядом отдыхает пара уток. Самец с зеленой переливчатой макушкой и самка в бурой ливрее. Уж конечно, эта парочка пернатых ладит между собой. Такие спокойные, уселись бочком к бочку чистить перышки на большом пакете...

– Что это? – вырвалось у нее.

Рита Бальди прищурилась, заслонившись ладонью от бликов.

Что-то непонятное. Казалось...

Она достала из сумки очки в тонкой оправе от "Дольче и Габбана" и нацепила их на нос.

Ладони инстинктивно потянулись туда, где росло ее дитя, и она завопила.

215.

Человек-падаль гнил заживо.

Ни разу в жизни он еще не чувствовал себя так скверно. Даже после удара током. Тогда через него прошел огонь, а потом опустилась тьма.

Сейчас было иначе. Сейчас он медленно загнивал.

Он лежал на кровати и продолжал массировать свой твердый и упругий, как барабан, живот.

Он чувствовал их. Личинки мух шевелились, питались его плотью и прогрызали кишки. Боль исходила оттуда и распространялась по всему телу до кончиков волос и до ногтей на ногах.

"Наверное, надо поехать в больницу"

Но его замучают вопросами, захотят узнать, что с ним такое произошло, и потом заставят остаться в больнице.

Он знал, что это за люди. Люди, которые хотят знать. Которые задают вопросы.

А потом его положат рядом с Рино. И Рино откроет глаза, выпрямится и закричит, показывая на него пальцем: "Это он! Это он! Это он убил девочку".

"И угодишь в тюрьму, где по ночам тебя берут и..."

При мысли о тюрьме режущая боль пронзила плечо, выбив тысячи искр из шеи и из головы. Он почувствовал, как боль брызжет из его пораженного тела, проходит сквозь пропитанный потом матрас, проникает в ножки кровати, растекается по полу и по стенам, через кирпичи, фундаменты, по трубам в темную землю, оттуда по корням деревьев, и те начинают сохнуть, терять листву и скрючиваются в тишине.

Человек-падаль положил на живот крест, который дал ему посланец Бога Рики, и ему показалось, будто немного полегчало.

Он встал, доковылял до туалета и посмотрел на себя в зеркало.

Сквозь кожу на лице проглядывал оскал смерти. Он накинул на голову капюшон банного халата, и его костлявое лицо скрылось в полумраке. Лишь плыли в пустоте его горящие, в красной сетке сосудов, глаза и желтоватые зубы.

Это было лицо смерти. И когда она оставит его бездыханное тело, то улыбнется точно так же, как он сейчас.

В раннем детстве он переболел менингитом, температура у него тогда поднималась за сорок.

"Ты чудом выжил. Благодари Господа", – говорили ему монахини.

Такая высокая температура, что его опустили в фонтан напротив приюта. Он помнил, что в фонтане плавали угри, вода закипела, угри сварились и побелели.

"Но может, это и неправда"

Еще он помнил шипучий аспирин. Вот это была правда.

Он так и видел его перед собой. Огромный белый диск, он плавал в стакане и таял, превращаясь в пузырьки, брызги и шипение.

Ему нужна была таблетка шипучего аспирина. Он бы отдал все, что имел, за то, чтобы почувствовать на сухом языке его солоноватый привкус.

Человек-падаль сходил на кухню. На буфете стояла набитая мелкой монетой банка от варенья. Деньги на аспирин имелись.

Загвоздка была в том, чтобы выйти из дому. При одной мысли оказаться на людях ему стало казаться, что он задыхается, что тысяча рук уцепилась в него и тянет в морскую пучину.

"Если не примешь аспирин, умрешь"

Сперва он не узнал голос. А потом улыбнулся.

Кристиано.

Это был голос Кристиано.

Сколько времени он не вспоминал о мальчугане? Как он мог позабыть про него? Это был его лучший друг, его единственный настоящий друг.

Боль, гораздо сильнее той, что терзала его тело, сжала сердце, и что-то твердое и колющее застряло у него в горле.

Всего одна ночь, и все переменилось.

"Что ты наделал? Что ты натворил?"

"Это не я. Это Бог. Я не хотел, правда. Клянусь вам, я не хотел. Бог заставил меня делать эти вещи. Я ни при чем"

"Все переменилось", – произнес он и почувствовал, как глаза наполнились слезами.

Походы с Кристиано в торговый центр, их прогулки вдоль реки, вечера с Рино и Данило, когда они, сидя перед теликом, ели любимую пиццу.

Ничего этого больше не будет.

Он больше не Четыресыра. Теперь он Человек-падаль.

Постанывая, он надел штаны, свитер с высоким горлом, куртку, замотался шарфом и нахлобучил на голову шапку с помпоном.

"Иди прямиком в аптеку, купишь аспирин – и мигом домой. Если сделаешь так, ничего с тобой не случится".

Он достал из плошки пригоршню монет, перекрестился, подошел к выходу и распахнул врата ада.

216.

"С чего бы такая пробка? Не понимаю", – ворчал Беппе Трекка, сидя за рулем своей "пумы". Кристиано, сидевший рядом скрестив руки, в надвинутом на лоб капюшоне толстовки, едва слышал социального работника.

Полусонным взглядом он скользил по ангарам, торговым центрам и тянущимся вдоль дороги бесконечным оградам.

Они продвигались на пять метров и опять вставали. Та еще пытка. На шоссе за полчаса они проехали самое большее полкилометра.

Трекка раздраженно стукнул кулаком по баранке.

– Видать, что-то случилось! Авария. Иначе откуда пробка?

Кристиано краем глаза посмотрел на социального работника. Он никогда еще не видел его таким нервным.

Он прикрыл глаза и прислонился головой к стеклу.

"Интересно, почему он все еще не отправил меня к судье?"

Кристиано слишком устал, чтобы думать. Он бы охотно проспал еще двенадцать часов. А от мысли о том, чтобы вернуться к отцу и увидеть его на койке, ему становилось и вовсе скверно.

Мысль о том, что солнце всходит и заходит, что люди стоят в пробке, что могут сбросить атомную бомбу, что Иисус может вернуться на землю, что санитары, вероятно, издеваются над отцом, а он лежит там как истукан и не шелохнется, вызывала у него тошноту и такую злость, что по рукам начинали бежать мурашки.

"Если я узнаю, что кто-то над ним смеется, я убью его, клянусь Богом, убью"

"Спать надо вполглаза, Кристиано. Пока будешь дрыхнуть, тебе как раз и вмажут", – сказал ему отец той ночью, когда послал его разделаться с собакой Кастардина. Казалось, с тех пор прошла целая вечность.

Нет, не сможет он пойти к отцу.

Кристиано хотел вернуться домой и снова заняться поисками кольца, проклятого кольца с черепом. Сбросив труп в реку, Кристиано вернулся домой и, пока Трекка спал, принялся его искать.

Он перевернул вверх дном гараж, прибрался в фургоне – ничего.

Кольца не было.

Он обшарил карманы отцовской куртки и штанов.

Нету.

Наверное, оно осталось в лесу!

Отпечатки пальцев отца на этом проклятом кольце были единственной уликой, которая могла связать его со смертью Фабианы.

– Слушай, а если свернуть на виа Борромео? Может... – спросил его Трекка.

Кристиано притворился спящим. Пока они стоят в пробке, они не движутся к больнице.

"Трекка идет, скорее доставай "Монополию"

Перед закрытыми глазами всплыла картинка, как они с отцом наспех раскладывают карточки и деньги на игровом поле, пока Трекка паркует машину, и губы тронула еле заметная улыбка.

Чего Кристиано никак не мог понять, так это почему Трекка разбивается ради него в лепешку.

"Я бы ради него ничего не стал делать".

Трекка приехал за ним в больницу, отвез домой, заработал больную спину, потому что проспал ночь на диване, а теперь вот вез обратно к отцу.

"Никто ничего ни для кого за просто так не делает. За этим всегда что-то стоит, Кристиано", – учил его Рино.

И все же у него было ощущение, что Беппе Трекка не получит сверхурочных в конце месяца за то, что возился с ним.

"Может, он ко мне хорошо относится".

В любом случае через несколько дней, если отец не придет в себя, судья упечет его в интернат или сдаст под опеку какому-нибудь козлу.

Кристиано должен был как можно скорее отыскать Данило. Тот мог бы его усыновить, по крайней мере, пока папа не выйдет из комы.

"Если я, конечно, его найду".

А если ему не разрешат остаться с Данило, он сбежит.

217.

Беппе Трекке позарез требовалось глотнуть кофе.

– С чего бы эта пробка? Не понимаю, – произнес он, не ожидая ответа от Кристиано.

Где-то через километр был бар, но с такими скоростями... Он даже представить не мог, за сколько они до него доберутся.

Социальный работник раздраженно стукнул кулаком по баранке.

– Видать, что-то случилось! Авария. Иначе откуда пробка?

Помимо кофе ему не помешал бы хороший массаж. Пружины продавленного дивана вконец разбили ему спину.

Что за адская ночка. Слишком холодно, слишком. И плюс к этому доносящийся с шоссе гул грузовиков. Когда ты закрывал глаза, было ощущение, что лежишь прямо на аварийной площадке автострады.

Краешком глаза он взглянул на Кристиано.

Тот как будто спал, спрятав лицо в капюшоне.

Идеальный момент для того, чтобы обо всем ему рассказать.

"Послушай, Кристиано, я должен тебе кое-что сказать. Данило погиб в аварии" "Ладно, я потом ему скажу"

Сегодня надо было еще позвонить судье по делам несовершеннолетних. Может, удастся его уговорить повременить чуток. Пару дней.

За это время Ида забудет его.

Но сколько ему понадобится времени, чтобы забыть о ней?

Он не видел и не слышал ее всего один день, но Беппе этот день казался годом. Раньше они постоянно виделись. Раз в неделю ездили за покупками в "Четыре башни" И Ида не давала ему покупать всякую замороженную дрянь. Потом они забирали детей из бассейна. И если им случалось пару дней не видеться, созванивались по телефону. Ида была его лучшей подругой.

"Спутницей моей жизни".

Его преследовали навязчивые воспоминания о том, как они в кемпере занимались любовью. О волнующем запахе ее кожи. О ее гладких волосах. О том, когда она задрожала у него в объятиях. Лучше в его жизни ничего не было. Впервые он повел себя как мужчина. Проявил решительность и готовность взять на себя ответственность за свои поступки.

В то мгновение он внезапно понял, что такое жить.

Однако теперь, в отчаянии, он вычеркнул бы ту ночь из своей жизни и вернулся во времена, когда они были просто друзьями. Времена, когда он врал самому себе.

Он огляделся по сторонам.

Направо был "Труффарелли", крупный магазин сантехники.

Они ходили туда с Идой выбирать плитку для ванной, когда Марио купил домик в горах.

Все в этих проклятых местах напоминало ему о ней.

"Хватит!"

Он должен уехать. Далеко. В Буркина-Фасо, копать артезианские колодцы. Другого выхода не было. Как только он пристроит Кристиано, сразу уволится и снимется с места.

218.

До аптеки он добрался легко.

Никто не удостоил его и взглядом. А если кто и удостоил, Человек-падаль этого не заметил, потому что шел опустив глаза.

Он стоял перед старинной аптекой "Молинари", с мигающим над входом неоновым крестом, с обмотанным бинтами коричневым манекеном и рекламой антицеллюлитных кремов в витрине.

Оставалось войти, попросить аспирин, заплатить и ретироваться.

Человек-падаль чесал щеку, кривил рот и стучал себя по бедру.

Он не решался входить. Этот аптекарь был псих, совершенно не в себе. Решил про него неизвестно почему, что он заядлый болельщик "Ювентуса".

А Человек-падаль терпеть не мог психов и странных типов – словом, всяких ненормальных. К тому же от футбола его воротило.

Ему нечасто случалось заходить в аптеку, но всякий раз этот тип, кощей с тремя волосинами на голове и козлиной бородкой, заговаривал с ним об игроках, которых он не знал, и о турнирной таблице, а один раз даже позвал поехать в Турин на матч Лиги чемпионов.

– Давай-давай, поехали с нами, вливайся в нашу разбитную компанию. Повеселимся. Едем на автобусе.

Беда Человека-падали была в том, что, если кто-то говорил ему про него неправду, он не умел возразить. Ему было неловко.

Он и на йогу стал ходить оттого, что коллега на строительной фирме сказал, что ему обязательно понравится.

Так и на этот раз он оказался втиснут в автобус, битком набитый рвущимися на стадион болельщиками. Когда они прибыли на место, Человек-падаль сделал вид, что идет в туалет, а сам спрятался за полицейским фургоном и вернулся в автобус только после конца матча.

Что, если сейчас он войдет в аптеку, а аптекарь снова начнет уговаривать его ехать на стадион?

Человек-падаль присел на скамейку, не зная, как ему быть. Ему нужен был аспирин.

Он, конечно, мог пойти в аптеку на станции. Далековато, надо брать мотороллер, но все же это лучше, чем общаться с психом.

Он уже собирался вернуться домой, когда из "Мясного бутика" на противоположной стороне улицы вышли две дамы и остановились у входа в аптеку.

Дамам было под шестьдесят. Одна – высокая и сухопарая, как богомол, другая – маленькая и зеленая, как гоблин. Гоблин тащил за собой четвероногое создание, похожее на тасманийского сумчатого дьявола.

Человек-падаль видел, как они оживленно беседуют о чем-то, стоя перед аптечной витриной. Если они решат войти, аптекарь будет слишком занят, чтобы донимать его разговорами.

Наконец богомол толкнул стеклянную дверь, и парочка скрылась внутри заведения.

Человек-падаль поднялся и, прихрамывая, тоже вошел в аптеку. Он спрятался за вращающимся стендом со средствами для ног.

За прилавком, кроме психа, стояла пожилая женщина в белом халате, которая читала рецепты и с силой штамповала их. Вот у кого он должен попросить аспирин.

В очереди, помимо двух дам, были еще старик в кепке и паренек.

Сжимая в кулаке свои монеты, Человек-падаль начал репетировать про себя, что он должен сказать: "Здравствуйте. Добрый день. Дайте мне, пожалуйста, аспирин, который растворяется в воде. Спасибо. Сколько с меня?"

Тем временем дамы, в полуметре от него, заговорщицки перешептывались.

– И в общем, он позвонил мне пять минут назад... – говорил гоблин, показывая подруге сотовый, словно в подтверждение правдивости своих слов.

Лысая дылда на секунду нахмурила брови:

– Так я не поняла, твой муж сейчас где?

– На мосту! Уже два часа. Движение полностью парализовано.

– И что именно он тебе сказал?

– Матильда, ну почему я должна по сто раз повторять тебе одно и то же? Ты таблетки для головы, которые тебе доктор выписал, принимаешь?

– Разумеется, принимаю, – теряя терпение, отрезала каланча. – Ты что тебе сказал твой муж? Так и сказал, что под мостом нашли труп?

– Да. Точно. Послушай, дорогая Матильда, почему бы тебе не сделать доброе дело? Может, сядешь в такси и отправишься посмотреть? Тогда и поймешь, что к чему.

"С тобой совершенно невозможно разговаривать!" – хотела ответить каланча, но успела произнести лишь "С то...", потому что человек в непромокаемой куртке, вцепившийся в крутящийся стенд с изделиями от доктора Шолля, падая, придавил ей большой палец ноги, и дама завопила – отчасти со страха, отчасти от боли. Упав, человек в непромокаемой куртке попытался подняться на ноги, но, как лось на рассыпанных по земле шариках, начал скользить и колотить пятками по пластырям для мозолей и по дышащим стелькам с запахом ментола, а когда наконец он сумел подняться, то, хромая, стеная и ревя, как осел на бойне, бросился к стеклянным дверям аптеки и скрылся.

219.

– Простите, а что случилось? – обратился Беппе Трекка к шоферу, вылезшему из кабины длинной желто-черной фуры и курившему сигарету.

Человек выпустил облако дыма и скучным голосом, словно такое случалось на его веку уже миллион раз, ответил:

– Вроде мертвеца в речке нашли.

Кристиано, все еще силившийся задремать, дернулся, словно ему дали под дых. По затылку пробежала дрожь, похолодело под мышками, вспыхнули щеки.

Он закрыл и снова открыл глаза. Широко разинул рот. Попытался расслышать то, о чем переговаривались Беппе и шофер, но мешал гул в ушах.

Ему удалось уловить только одну фразу: "В таких случаях перекрывают движение до приезда властей".

Вот и обнаружили тело Фабианы.

"Моментально".

Он-то надеялся, что оно доплывет моря и его там съедят рыбы, а вместо этого через каких-нибудь четыре часа его находят в двух шагах от его дома.

Кристиано попробовал сглотнуть, но безуспешно. Ему необходимо было стравить. Он вышел из машины, положил руки на теплый капот и опустил голову.

"Ты правда думал, что тело исчезнет, как по мановению волшебной палочки?"

"Надо было ее закопать".

"Ты правда думал, что Бог или добрая фея помогут тебе, потому что ты спасаешь отца?"

"Надо было залить ее в бетон".

"С той минуты, когда ты вошел в тот лес и решил..."

"Надо было облить ее кислотой. Превратить в груду головешек".

"Ты стал..."

Кристиано знал слово.

"СООБЩНИКОМ".

"Надо было разрубить ее на тысячу кусочков и скормить свиньям или псам"

"Ты виновен больше, чем он"

– Кристиано? – окликнул его Беппе Трекка.

"Ты хуже его".

– Кристиано?

"И теперь тебя вычислят. Вычислить тебя им раз плюнуть. Ты пропал".

– Кристиано, ты меня слышишь? Что с тобой?

Он огрызнулся, обнажив верхние зубы:

– Чего тебе на хрен от меня надо, а? – Сжав кулаки, Кристиано внезапно почувствовал неодолимое желание превратить рожу этого козла в котлету.

Социальный работник испуганно отпрянул и вжал голову в плечи.

– Ничего. Ты бледный как полотно. Что-то не так? Тебе плохо?

В горле у Кристиано заклокотало, и, брызгая слюной, он выпалил:

– Отвали! Тебе какая к черту разница, как я себя чувствую? Да кто ты такой? И какого хрена тебе от меня надо? – Говоря это, он заметил, что вокруг них собралась кучка любопытствующих водителей, которые повылезали из машин, уверенные, что перед ними разыгрывается классическая сцена ссоры между отцом и сыном-подростком. Может, надеялись, что они вконец разругаются и дело дойдет до драки.

Как бы ему хотелось держать сейчас в руках увесистую железяку, чтобы проломить все эти дубовые бошки. Хоть бы отделал всех перед тем, как сесть за решетку до конца своих дней.

"Этих убил я. Вот этими руками. Так что, когда придешь в себя – если это случится, козел, – поглядим, кто угрохал больше народу, ублюдочный сукин сын".

Трекка приблизился к нему:

– Кристиано! Послушай...

Но Кристиано Дзена не слушал. Он смотрел на небо, на бурые облака, настолько низкие, что он мог дотянуться до них кончиками пальцев, на эти облака, которые скоро снова прольют воду на эту дерьмовую землю, и почувствовал, как поднимается в воздух, словно внезапно пришельцы засосали его в межпланетное пространство. Голова закружилась, он качнулся, поднял руки к облакам, откинул назад голову и представил, как выпускает наружу все, что держал в себе, всю эту черную злобу, страх, ощущение, что ты ничего не стоишь, что ты последний неудачник на этой планете, самое одинокое и несчастное существо на свете. Наружу. Да, наружу. Он должен был выплюнуть изо рта все мысли, все тревоги, все. И превратиться в черного пса. Черного пса, который бездумно бежит, вытянув лапы, выгнув спину и задрав хвост. Он едва касался земли и парил словно ангел.

"Словно ангел..." – вырвалось у него, потом он со странной улыбкой взглянул на Беппе, на шофера в кожаной жилетке, на кажущихся манекенами водителей и позади них, за шоссе, – на зеленую полоску бурьяна, разделявшую два вспаханных поля, по которой он мог бы бежать до бесконечности, пока наконец не прибежит туда, где он будет свободен. Свободен.

Он еще раз посмотрел на Трекку и метнулся в сторону полей, в невероятном прыжке перемахнул через ограду и на бесконечно долгое мгновение почувствовал, что летит.

220.

Дождь хлестал по зонтам сотен зевак, сгрудившихся на мосту и на обоих берегах, по серебристым прожекторам, рассеивавшим пучки мертвого света по черным волнам реки, по целлофану, под которым скрывался труп, по плащам сотрудников дорожной полиции, по временному навесу, кое– как натянутому в том самом месте, откуда Рита Бальди первой увидела тело, по полицейским машинам и по грузовикам пожарников, по джипам водолазов, по микроавтобусам местных телеканалов и по желтой непромокаемой куртке Человека-падали.