Текст книги "Сын помещика 4 (СИ)"

Автор книги: Никита Семин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 5

29 – 30 июля 1859 года

Кристина смотрела на меня с ожиданием, а у меня внутри боролись два чувства: осторожность, которую нужно проявлять с этой хитрой и скользкой девушкой, и желание ее «потроллить», как говорят в будущем. В итоге выбрал нечто среднее.

– Хорошо, я расположу вас… наилучшим образом. Поворачивайтесь!

– А? – удивленно раскрыла ротик девушка.

– Спиной ко мне присядьте. И ножки свои красивые под собой расположите.

Тут я не выдержал и подошел, чтобы собственными руками усадить ее в нужную позу. Для чего пришлось ее приобнять, разворачивая от холста в сторону стены. Та зарделась от смущения, но не препятствовала. Понятно, что совсем уж спиной к себе я ее садить не собирался. Я все же портрет пишу, а не просто картину сидящей девушки со спины. Поэтому композиция получилась следующая: Кристина сидела спиной полубоком ко мне. Ножки подобраны под себя, прогнулась в спине, правая рука поддерживает снизу небольшую грудь, левая поднята вверх и согнута в локте, а ладонь заведена за голову и касалась волос. И она смотрела на меня через правое плечо, будто поглядывая, кто там сзади на нее пялится, с чуть снисходительным выражением лица.

Так как платье было тонким и плотно облегало ее тело, то в такой позе очень сильно натянулось на попе, обрисовывая изгибы нижней части девушки так, будто его совсем нет. Я украдкой покосился на Стефанию. Нянька поджала неодобрительно губы, но пока молчала. Видимо мы на грани приличий, но еще не переступили их. А другого мне и не надо.

Далее уже начался привычный процесс создания наброска карандашом, и уже после я приступил к нанесению красок. На втором этапе Кристина взмолилась и попросила дать ей сесть нормально. Вся былая игривость у девушки пропала, а вот усталость от непривычной позы навалилась, и ее тело требовало пощады. Мучать я ее не стал, позволив выдохнуть.

– Эскиз я сделал, осталось его раскрасить, – сказал я Кристине.

– Уф, ну и умеете же вы, Роман, поставить девушку в неловкое положение, – пошутила она.

– Позицию, – тут же уточнил я. – И не неловкую, а неудобную. Но красота требует жертв.

– Надеюсь, что вы правы, и мои мучения не будут напрасными, – хмыкнула по-простому Уварова.

Где-то в середине процесса в комнату постучалась Валентина. Она не выдержала, что я уже больше часа рисую портрет ее сестры, да еще практически наедине, и решила нас навестить. Да так и осталась до конца моей работы, к неудовольствию Кристины.

– Ну вот, мой долг вам отдан, – отошел я от холста. – Принимайте работу.

Грациозно поднявшись с кровати, Кристина подошла, как бы ненароком коснувшись меня своим бедром и обдав ароматом духов, после чего с интересом взглянула на холст. Никаких ахов или охов с ее стороны не было. Но портрет ей определенно понравился.

– Вы написали отличный портрет, – сделала она мне дежурный комплимент. – Жалко, что на нем изображена одна лишняя деталь, – огорченно вздохнула она.

– Вот же? – удивился я. – И какая же?

– Вы и сами все отлично поняли, – усмехнулась девушка, пальчиком проведя по своему изображению, впрочем не касаясь еще не до конца высохших красок, и чуть задержавшись в районе попы.

В этом месте я так детально прорисовал все изгибы девушки, что казалось, будто кто-то нанес на ее тело краску, а не одел ее в платье. Намек стал более понятен.

– Ну вы же не ночная бабочка, чтобы для вас это была лишняя деталь, – усмехнулся я, от чего Кристина вспыхнула густым румянцем.

То ли от возмущения, что ее сравнили с проституткой, то ли от того, что поняла, какие намеки она мне делает.

– Да, вы правы, я погорячилась, – взяла она себя в руки.

А вот Валентина смотрела на сестру насмешливо. И тут же воспользовалась тем, что Кристина на некоторое время замешкалась.

– Роман, предлагаю пройти в гостиную и продолжить наше общение там.

– С удовольствием бы еще погостил у вас, но время позднее, – чуть повернул я голову в сторону окна, за которым сгустились сумерки. – А мне еще возвращаться обратно. Поэтому прошу меня простить, но продолжить разговор я никак не смогу. Может, в следующий раз.

Это расстроило девушку, но спорить она не стала. И уже через пять минут я снова трясся в пролетке, которая загребала колесами раскисшую землю дороги.

Дома первым меня встретил отец.

– Роман, я завтра еду к Леониду Валерьевичу с визитом. Он мне сегодня записку о том написал, где мягко намекал, что затянул я с этим. Поговорить видимо хочет. Поэтому мне необходимо знать, о чем ты с ним говорил, что он так заторопился.

– Конечно, без проблем, – тут я заметил маму, – но сначала, мне нужно кое-что обсудить с Ольгой Алексеевной.

Отец лишь удивленно вскинул бровь, но возражать не стал.

– Жду тебя в кабинете, – сказал он напоследок.

Мама, казалось, обрадовалась, когда я к ней подошел.

– Ну как твой визит к Уваровым? Вы поговорили с Леонидом Валерьевичем? Помолвка все же состоится? – закидала она меня вопросами.

– Поговорили. Нет, не будет.

– Но почему? Или… – тут она посмотрела в сторону, где расположены комнаты слуг.

– Пелагея вскоре получит вольную и покинет наш дом, – перехватил я ее взгляд и поспешил успокоить. – Дело не в ней.

– Тогда в чем же? Леонид Валерьевич сказал абсолютно ясно, что если бы не твоя служанка…

– Я сам отказался от помолвки, – перебил я маму.

– Но почему? – удивилась она.

– Потому что позволять себя шантажировать, да еще с удачным исходом – плохая идея. Или ты считаешь, что это нормально, когда на тебя начинают давить представители другого рода, заставляя убрать от себя подальше преданных тебе лично слуг?

Мама упрямо поджала губы, не соглашаясь со мной, но промолчала.

– Но поговорить я хотел об ином. Наши слуги не умеют держать рот на замке. Конкретно Марфа – многое выболтала о нашей жизни кухарке Уваровых. Или с чего ты думаешь Леонид Валерьевич так всполошился и кинулся к нам? И еще неизвестно – одна она такая болтушка, или и другие таким грешат. Надо бы провести профилактическую беседу, что делать этого не стоит. Сама видишь, как это влияет на наши отношения с соседями.

– Я поговорю, – тут же прошипела мама, найдя хоть какого-то виновника, до которого она может дотянуться.

– Только не переусердствуй, как отец, – тут же предостерег я ее.

– О, не переживай, – усмехнулась она с неким оскалом на лице, которого я даже не ожидал у нее никогда увидеть. – Бить я ее не буду. Это только ваши, мужские методы.

Вспоминая, как она смогла надавить на Пелагею в мое отсутствие, что та тут же первым делом кинулась ко мне вольную просить, лишь бы покинуть наш дом поскорее, то охотно верю в ее способности. Но все же надеюсь, что слишком жестить она не будет. Уже после этого я пошел к отцу.

– Ну давай, рассказывай, о чем с Леонидом Валерьевичем договорились. Или ни о чем, потому он меня и зовет?

Вкратце я пересказал наш разговор с Уваровым, что настроения папе не добавило.

– Все же отказался от помолвки. Сам, – мрачно подытожил отец. – Добился своего, значит.

– Надо было показать, что давить на нас этим не стоит. Мы конечно не против помолвки, но Уваровы – не единственные, кто дочерей имеет и с нами хочет породниться.

– А это так? – скептически посмотрел на меня папа. – У тебя уже кто-то на примете появился, пока ты в Дубовку да Царицын катался?

– Пока нет, – смутился я. – Но уж дворянок свободных пока хватает. К примеру – в Царицыне я писал портрет двух сестер, близняшек. Очень не дурны собой, отец – военный моряк. При этом знают, что такое честь и достоинство, хоть и живут небогато.

– Ну и на что тебе те девицы? – хмыкнул отец. – Или влюбился в них?

– Да это я так, для примера, – смутился я.

– Может, отец им уже партию подыскал, а ты губу раскатываешь, – продолжил надо мной насмехаться папа. – Нет, Роман, помолвки – дело серьезное. Как и венчание. Нахрапом его не взять. Но я понял тебя. Ладно, можешь идти, отдыхать. Завтра я к Уварову съезжу, а потом тебе придется в Дубовку отправиться. Да и маму с собой возьмешь.

– А я только недавно вернулся, – вздохнул я горестно.

– Видать, доля у тебя такая, – рассмеялся отец, – на одном месте не сидеть.

– Зачем мне туда сейчас ехать-то?

– С Дубовым поговоришь, – посерьезнел отец. – Лесопилку надо восстанавливать, к тому же нам скоро новые пилы придут. Вот пускай подумает, в том же виде ее заново строить, или что переделать да по-новому плану возвести.

– Понял, – буркнул я недовольно.

Только недавно ведь вернулся!

– Не куксись, – заметил мое состояние отец. – Зимой отдохнешь, тогда обычно дел никаких нет. Еще и заскучаешь так, что на стенку от безделья лезть будешь.

– Спасибо, не надо, – тут же вздрогнул я.

Как вспомню несколько дней безделья в усадьбе тетушки, так что-то сразу и все желание посокрушаться пропало.

Оставив отца, я пошел к себе в комнату. Раздевшись, устало упал на кровать, укладывая в голове все, что произошло за день. И понял, что не сделал еще одно дело – так и не написал вольную для Пелагеи. Видимо подсознательно оттягивал этот момент до последнего. Вот и сейчас пришла предательская мыслишка отложить это дело до утра.

– Нет уж, – резко сел я в кровати. – Раз решил, надо сделать. Нечего растягивать.

Тут же и подошел к столу, да достал чистый лист. Четких юридических норм сейчас нет, поэтому в свете зажженной свечи написал вольную в свободной форме. В конце поставил дату, подпись. Чуть подумал, и снова начал одеваться, чтобы через десять минут постучаться в кабинет отца. Но его там уже не было. Зато дверь не запиралась, а мне большего и не надо. Вошел и быстро нашел печать, которой папа все официальные бумаги скрепляет помимо своей подписи. За окном было темно, так что пришлось все же Евдокию с лучиной позвать, а то боялся, что чернила в потемках пролью и все документы испорчу. Но наконец все было готово, и я вернулся в свою комнату, напоследок велев Евдокие позвать девушку.

Пелагея подошла, когда я вновь разделся. В комнате было уже темно, и можно было различить лишь силуэты.

– Звали, господин? – тихо прошептала девушка, смутным пятном выделяясь на фоне двери.

– Уже не господин, – ответил я ей. – Я написал тебе вольную. Можешь забрать, она на столе лежит.

Пелагея промолчала и даже с места не сдвинулась.

– Что-то не так? – спросил я.

Тут до меня донесся ее тихий плач. Тут же встав с кровати, я подошел и обнял девушку.

– Что с тобой? Разве ты не радоваться должна? Ты свободна.

– Я радуюсь, – сквозь слезы прошептала девушка. – И боюсь. Боюсь этой свободы. Я же… никогда сама себе не принадлежала. Что мне теперь делать? Вы… вы прогоните меня, да? Вас ведь ваша матушка об этом долго просила. И… куда мне теперь…

Шептала она сбивчиво, часто прерываясь, а ее тело все дрожало.

– Завтра я в Дубовку отправляюсь. Могу тебя с собой забрать туда. А там… есть у меня одна мысль, где тебя там устроить.

Буквально только что ко мне пришла идея. Конечно, к тете я определять Пелагею не буду, но вот у Маргариты Игоревны спрошу – не нужна ли ей помощница? Помнится, Пелагея сама хотела себе такую швейную машинку, как у Угорской. И я ей обещал ее подарить в приданое. А обещания нужно держать. Вот и заинтересую Угорскую будущим расширением ее квартирной мастерской. Обучит девушку шитью на машинке, мужа поможет подыскать, а там и в штат к себе возьмет полноценной швеей с собственной машинкой. Чем не план? Но о нем я пока Пелагее говорить не буду, вдруг Маргарита Игоревна не согласится? Незачем напрасно девушку обнадеживать.

– А можно… – чуть успокоившись, продолжила девушка, – эту ночь… последнюю… – она вздрогнула всем телом, всхлипнув, – я с вами проведу.

– Хорошо.

Больше мы ни о чем не говорили. Пелагея быстро скинула с себя сарафан и залезла ко мне под одеяло, прижавшись всем телом. Ни о каком интиме и речи не шло. Она просто искала защиты, внезапно оказавшись один на один с открывшимся перед ней миром.

Утром на завтраке, когда Марфа накладывала на стол, я с удивлением уставился на повязку у нее на рту.

– Это что такое? – вырвалось из меня.

Женщина бросила на меня испуганный взгляд и тут же отвела глаза. Ответить она мне не могла. Тонкая ткань, в которой я узнал пояс с маминого халата, надежно обхватила ее рот. На затылке был завязан плотный узел, даже издалека заметно, что очень тугой. Просто так не развяжешь.

Вместо Марфы ответила мне Евдокия, помогающая кухарке накрывать на стол.

– Барыня лично вчера Марфе его повязала, в качестве наказания. И приказала не снимать.

– И как долго?

– Она не говорила, – тихо ответила женщина.

– Но она ведь в нем даже поесть не может, – заметил я.

В ответ же мне было молчание и навернувшиеся слезы на глазах Марфы. Я тут же пошел к маме – ну нельзя же так издеваться над людьми? Вот только та была непреклонна.

– Пускай учится свой язык на замке держать, – раздраженно сказала мне мама. – Походит денек так, глядишь, и запомнит. В следующий раз умнее будет. А голод поможет ей крепче все уяснить.

– И когда ты ей этот пояс снимешь? – не унимался я.

– Завтра утром.

– Целый день без еды и даже без воды? – возмутился я.

– Именно. Ничего, за день не помрет, – отмахнулась мама. – И я хочу, Роман, чтобы ты не вмешивался. Марфа – не твоя личная служанка. А если она что еще сболтнет по глупости своей? И потом удар придет оттуда, откуда мы совсем не ждем? Вот как сейчас получилось. Я еще мягка с ними, другие на моем месте поступили бы гораздо жестче, – сжала губы мама.

Да уж. Для Марфы сегодняшний день станет настоящей пыткой. Видеть еду, готовить ее, ощущать ароматы, и не иметь возможности покушать! Как и просто попить. Да еще и слова сказать не можешь. Она конечно и раньше не особо-то с кем-то общалась – работа у нее такая, что больше в одиночестве проводишь время. Потому наверное и обрадовалась нежданной собеседнице, когда та Ефросинья к нам приехала. Вот и полилось из нее.

Женщину мне было чисто по-человечески жалко. Но в одном мама права – так она точно запомнит это наказание и в следующий раз тысячу раз подумает, прежде чем кому-то чужому что-то рассказать.

Но как-то наш дом быстро из уютного и теплого места превращается в какую-то камеру пыток для наших слуг. Вот что мне категорически не нравится. Не хотелось бы, чтобы тенденция сохранилась.

После завтрака отец засобирался к Уваровым.

– Меня дождитесь, – сказал он. – Хотя, а как вы без тарантаса уедете? – тут же хохотнул он собственной несообразительности.

– На яхте, – двумя словами оборвал я его смех.

– Кхм… Мда… запамятовал я об этом, – неловко пробормотал он. – Но вы все равно меня дождитесь. Мало ли, что после того разговора поменяться может.

Спорить мы не стали. Мама ушла к себе – собираться, а я решил до стройки скататься, где мастерскую игрушек складывают. Кирпич-то не пострадал, посмотрю – продолжили ли работы. Это вчера весь день дождь шел, да пепелище разгребали. А сегодня солнечно и ветерок теплый обдувает.

Вскочив на Ворона, я пришпорил коня и рысью поскакал к бывшей лесопилке.

Народ там уже снова собрался. Стройку пока не возобновили, как мне тут же пояснил Кузьма Авдеевич – надо было дать время, пока кирпич обсохнет. Потому продолжили пепелище разгребать. Вчера лишь самые крупные части в сторону оттащили, а сейчас принялись их на дрова распиливать ручным инструментом, да всякую утварь в виде горшков, ведер да прочего инвентаря, который не сгорел в огне, вытаскивать и проверять на сохранность.

– Кузьма Авдеич, – отвел я бригадира артели в сторону для приватного разговора. – Что вы там с Тихоном этим решили?

Тот посмотрел на меня долгим взглядом, после чего задал встречный вопрос.

– Он к нашей артели принадлежал. Вы нам за то долг не вмените?

– То к моему отцу, – отмахнулся я. – Так что там с ним?

– Да вон, – махнул рукой в сторону пепелища мужик, – под присмотром отрабатывает. Теперича ему спуску никто не даст. Будет за семерых работать, пока артель не сочтет, что он виру выплатил перед нами.

– У меня просьба до тебя есть, – украдкой протянул я мужику рубль.

Тот покосился на него и не торопился деньги брать.

– Что за просьба? – вместо этого спросил он. – За душегубство не возьмусь. И никто из моей артели на такое не пойдет.

– Не, мне то без надобности, – покачал я головой. – Мне нужно убедиться, что Тихон нам тогда правду сказал.

– Я там был, помните ведь. В чем у вас сомнения появились?

– Что он заказчика правильно назвал, – честно признался я здоровяку. – А если он намеренно князя приплел, чтобы от настоящего виновника наш взгляд отвести? Понимаешь, князю наша лесопилка ну никак не мешала! А вот другому соседу – графу Свечину – она как кость поперек горла. Что если Тихон специально нам про князя брякнул, лишь бы мы от него отцепились, а своего господина защищает?

Почесав подбородок, Кузьма Авдеич глянул в сторону усердно работающего парня, который все еще до конца от нашего «разговора» не отошел и слегка прихрамывал, и уточнил.

– А ежели не выйдет у меня ничего узнать? Или и правда князь тот повинен?

– Мне главное понять – врал он или нет, – заявил я, суя рубль в руку бригадира.

На этот раз он все же принял ассигнацию.

– Я сегодня убываю в Дубовку. Как вернусь, жду ответа – что удалось у него вызнать. Как ты это сделаешь – не моего ума дело. Если не выйдет ничего, то с рублем так и останешься. А если твердая уверенность будет, что это князь – или другое какое имя всплывет, то еще пятерку накину.

Ударив по рукам, мы разошлись с Кувалдиным в стороны. Он пошел к своей артели, а я до Михея.

Мастер хоть и с мрачным лицом, но продолжал руководить рабочими. Увидев меня, он отдал еще пару приказов и поспешил навстречу.

– Здравствуйте, Роман Сергеевич. Инвентарь, тот что из металла, в целом сохранился. Пилы… – тут он вздохнул. – Так-то целы, но править надо. Печь опять же сохранилась, сами видите, стоит себе спокойно. Остальное… – тут он сокрушенно махнул рукой.

– Вижу все. Вот что, Михей. Я сегодня в Дубовку отбываю. Буду договариваться, чтобы нам новую лесопилку поставили. Может, даже из кирпича ее сделаем, чтобы по новой такого пожара не случилось. Коли так, то Кувалдину рабочие руки понадобятся. Так что ты пока людей по домам не спеши отправлять. Кстати, – посмотрев в сторону речки, решил я уточнить. – А вот река эта – она насколько вглубь промерзает? Полностью или нет?

– Дык, – почесал тот озадаченно голову. – Не замерял я никогда то, барин.

– Может, из мужиков кто знает?

– Сейчас спрошу, – сказал мастер и порысил к одному из рабочих. Вскоре он вернулся и тут же доложил. – Наполовину промерзает, Роман Сергеевич.

– То есть, даже зимой по дну вода течет? – уточнил я.

– Получается, что так, – развел он руками. – А зачем вам это?

– Да так. Есть одна мысль, – пожевал я губами, – но подумать надо.

Мысль была простая – закрыть часть реки постройкой и в ней заодно спрятать колесо. Так и подобраться к нему со стороны будет сложнее, только изнутри можно будет. Да и то помещение можно будет обогревать, не давая нарасти льду. А раз течение в речке даже зимой присутствует, то колесо круглый год сможет работать!

Больше меня здесь ничего не держало, и я отправился домой. Теперь только отца дождаться, и можно в путь.

* * *

– … вот такие дела-а, – протянул Сергей Александрович, закончив свой рассказ.

Леонид Валерьевич лишь хмуро кивнул, соглашаясь, что дела не очень.

– И что же вы теперь будете делать? – спросил он спустя минуту молчания.

– Лесопилку мы восстановим, в этом не сомневайтесь, – заверил Уварова Сергей Александрович, – но что делать с нашими недругами? Да и кто конкретно против нас работает? Один лишь граф, или вместе с князем? И что они делать будут, когда мы станем ту лесопилку вновь строить?

– Во мне можете не сомневаться, – тут же заявил Уваров. – Мы с вами давно работаем вместе и никогда еще вы меня не подводили, как и я вас. Отказ же Романа от помолвки… – вздохнул он тут тяжело и продолжил, – не повлияет на наше сотрудничество.

– Рад это слышать. Всегда знал, что вы разумный человек и не идете на поводу у эмоций, – довольно кивнул Винокуров.

– Со своей стороны могу обещать, что с графом никаких договоров подписывать не буду. И если мне станет что-либо известно об истинном заказчике поджога вашей лесопилки – тут же вам о том сообщу.

– Я рад, что у меня есть такой сосед и, надеюсь, друг, – тут же поднялся Сергей Александрович, чтобы пожать Уварову руку.

– Друзья познаются в беде, – скупо улыбнулся в ответ мужчина. – Тогда буду ждать от вас вестей. Очень надеюсь, что только хороших!