Текст книги "След Полония"
Автор книги: Никита Филатов
Жанры:
Политические детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
Глава 2
Ахмед Закатов когда-то был очень хорошим актером.
А хороший актер всегда искренне верит в то, что играет.
Например, Ахмед считал себя солдатом, а не убийцей.
И не уставал повторять в многочисленных интервью, что всего лишь защищает свою республику от убийц, вторгшихся, чтобы покорить и разорить свободолюбивый чеченский народ.
Он по мере сил исполнял свой долг – и, пожалуй, даже гордился этим.
Так, наверное, было легче жить…
Родился Ахмед Закатов в 1959 году в многодетной семье, депортированной во время войны по приказу товарища Сталина в Северный Казахстан. Вернувшись на родину, талантливый юноша окончил театральный институт, поработал на сцене и даже приобрел популярность у зрителей, однако спустя несколько лет сменил подмостки на руководящий кабинет по линии культурно-массовой идеологической работы.
С началом первой русско-чеченской войны Закатов, как и большинство мужчин его рода, взял в руки оружие – и довольно скоро стал известным полевым командиром. Вооруженная группировка под его руководством действовала на юго-западе республики, около Урус-Мартана, и даже участвовала в захвате Грозного летом 1996-го.
Примерно тогда же судьба свела его с Олигархом – сначала на секретных, а потом и на официальных встречах высших руководителей российской и чеченской стороны. С тех пор они относились друг к другу с подчеркнутым и осторожным уважением: слишком много эти люди знали друг о друге такого, что не должно было стать достоянием гласности ни при каких обстоятельствах…
Будучи храбрым, хитрым, неглупым и хорошо образованным человеком, Ахмед Закатов почти сразу же нашел свое место в высших кругах чеченской политики. В качестве представителя умеренного и прагматичного крыла сепаратистов он был включен в состав чеченской делегации на мирных переговорах в Хасавьюрте, после чего стал заместителем премьер-министра и специальным представителем президента Аслана Масхадова по иностранным делам.
Кроме того, он и в дальнейшем командовал своей вооруженной группировкой, пока не получил легкое ранение в очередной перестрелке с российским спецназом осенью 1999-го. Вскоре после этого Ахмед Закатов, осознавший, что изображать смерть на сцене – это одно, а умирать по-настоящему – совсем другое, посчитал необходимым сменить пятнистый горный камуфляж на костюмы от дорогого лондонского портного.
Оказавшись в относительной безопасности, за границей, Ахмед Закатов, однако, по-прежнему продолжал считать себя активным бойцом чеченского сопротивления – только теперь уже на фронтах пропаганды и информационной войны.
Конечно, и здесь, на этих фронтах, тоже время от времени проводились спецоперации, наносились удары и контрудары, однако настоящая кровь проливалась противниками крайне редко. Существовали, в конце концов, определенные правила, нормы, границы приличия… Именно поэтому известие об отравлении Алексея Литвинчука обеспокоило вице-премьера чеченского правительства в изгнании не на шутку.
Нет, все-таки Ахмед Закатов был – и остался очень талантливым актером!
В этом смог бы удостовериться каждый, кто увидел бы его сейчас, на тротуаре, перед крыльцом небольшого уютного особняка, принадлежащего известной британской актрисе баронессе Нэнси Хардгрэйв.
Баронесса была его многолетней покровительницей, ввела в круги высшего общества Лондона и даже как-то заплатила денежный залог в размере пятидесяти тысяч фунтов стерлингов, чтобы Закатов смог остаться на свободе до официального отказа о его депортации…
– Что там случилось? Долго еще?
Из-под открытого капота представительского «мерседеса», который добрая баронесса Хардгрэйв по мере надобности предоставляла в распоряжение чеченского вице-премьера в изгнании, высунулась озабоченная физиономия водителя:
– Не знаю, сэр. Очевидно, придется вызывать техническую помощь.
Ахмед Закатов с досадой и почти не скрываемым раздражением хлопнул себя ладонями по бедрам, после чего на всю улицу разразился тирадой, в которой были густо намешаны русские и чеченские ругательства:
– Я не должен туда опаздывать, понятно?
– Я делаю все возможное, сэр, – обиделся водитель.
– Ладно, что уж теперь…
Из дома, привычно перекатывая под пиджаком борцовскую мускулатуру, вышел постоянный телохранитель Закатова с мобильным телефоном в руке:
– Они обещают прислать машину через пятнадцать-двадцать минут.
– Слишком поздно. Нет, ждать я никак не могу… – Ахмед Закатов махнул рукой, подзывая такси, которое как раз в этот момент медленно проезжало по улице. Убедившись, что кебмен заметил потенциального пассажира и теперь обязательно остановится, он повернулся к охраннику: – Останешься здесь, потом приедете – вместе с «мерседесом». Заберете меня после приема.
Распоряжение охраннику не понравилось, но обсуждать приказ он не решился:
– Будет сделано, командир.
Ахмед Закатов открыл дверцу такси и уселся на заднее сиденье, стараясь не ж пачкать и не помять полы черного кожаного плаща…
– Все, наконец-то, – по-русски он говорил с едва заметным чеченским акцентом.
Впрочем, так же, как и по-английски.
– Здравствуйте, уважаемый!
– Здравствуйте, Семен.
За рулем такси действительно сидел не кто иной, как Семен Могилевский – собственной персоной.
– Не ожидали?
– Неужели не было никакой другой возможности побеседовать? – Закатов довольно скептически относился к инсценировкам подобного рода. Хотя справедливости ради стоило признать, что именно эта инсценировка получилась вполне натуральной.
– Ну, вы же понимаете, мой дорогой Ахмед! Все время – чужие уши, чужие глаза. Журналисты, полиция… Незачем давать им лишнюю пищу для размышления, верно?
– Пожалуй, вы правы, Семен.
– Не лезть же мне ночью к вам в дом через форточку, верно? Могут превратно истолковать, и родится еще одна нездоровая сенсация…
Шутка была заготовлена заранее и ничуть не затрагивала чести миссис Нэнси Хардгрэйв, приютившей у себя чеченского политического эмигранта.
Поэтому Ахмед Закатов посчитал для себя вполне возможным улыбнуться:
– Слушаю!
– Куда нам, кстати, ехать? – Такси остановилось на светофоре, и господин Могилевский очень кстати вспомнил о своих водительских обязанностях.
– В Гилдхолл.
– Где это?
– В Сити. Там резиденция лорд-мэра.
– Сити… – задумался Могилевский. – Ну, тогда ладно. Покажете, как проехать. А то я тут у вас, в Лондоне, ни черта не знаю.
Автомашина свернула за угол и перестроилась в правый ряд.
– Уважаемый друг, Москва все активнее добивается у англичан вашей выдачи.
– Ну так что же? Я доволен реакцией российского руководства. Если я их так сильно раздражаю, значит, все делаю правильно.
– Но Великобритания рано или поздно действительно может выдать вас русским…
– Меня не выдадут!
– Напрасно, друг мой, вы испытываете подобные иллюзии. Завтра, к примеру, подскочит цена на газ или на нефть или произойдет еще что-нибудь непотребное – и все! Политические интересы для англичан определяются исключительно курсом акций на бирже, поэтому они забудут про все свои обещания, как только посчитают экономический ущерб от принципиальной позиции в отношении вас или, допустим, Олигарха. А вам известно, дорогой мой Ахмед, что позавчера англичане все-таки подписали с русскими меморандум о сотрудничестве в области расследования уголовных преступлений? В частности, там особо оговорено упрощение процесса экстрадиции. – Могилевский обогнал экскурсионный автобус и опять немного сбавил скорость. – Многих ваших друзей и знакомых, вроде Салмана Радуева, Атгереева, Алиха-джиева, уже убили в русских тюрьмах. И попадись вы в руки российского правосудия, ваша участь ничем не отличалась бы от их участи…
Ахмед Закатов постарался сохранить невозмутимое выражение лица, однако новость, о которой только что сообщил собеседник, оказалась для него настолько же неожиданной, насколько неприятной.
– Все наши судьбы записаны в книге Аллаха!
– А кто же спорит? Только вот я могу договориться кое с кем в Москве, чтобы о вас лично, дорогой Ахмед, на долгое время забыли. Вполне вероятно даже, что к вам будет применена амнистия, объявленная для всех участников незаконных чеченских вооруженных формирований…
– Семен, вы сейчас говорите, как сотрудник пресс-службы Кремля.
Господин Могилевский обернулся с водительского сиденья и подмигнул:
– Я даже не знаю, кому вы сделали комплимент – мне или кремлевским ребятам.
– Короче, Семен. Нам уже не так далеко осталось ехать.
– Мои знакомые в Москве готовы вам помочь. Но им нужны деньги. Даже и не знаю зачем – говорят, на разные там национальные проекты, на какую-то благотворительность…
Ахмед Закатов потеребил свою знаменитую бороду:
– Ну, баснословные суммы, которые мы якобы получаем со всего арабского и мусульманского мира, – это, к сожалению, всего лишь миф. При естественной солидарности рядовых правоверных с чеченцами руководители большинства мусульманских стран, как ни странно, поддерживают не нас, а русское правительство. Например, Саддам Хуссейн когда-то публично призывал чеченцев, как он говорит, «воевать не с друзьями ислама, а воевать с врагами ислама»…
– Посмотрите, пожалуйста, мой уважаемый друг! – Семен Могилевский достал из перчаточного ящика, в просторечии именуемого бардачком, и перебросил назад, к пассажиру, довольно толстую пачку бумажных листов.
– Что это? – поинтересовался Закатов.
– Это движения по некоторым счетам в западноевропейских банках, преимущественно Швейцария и Германия. Конечно, данные по обезличенным, «номерным» счетам являются строжайшей коммерческой тайной, но для наших специалистов…
– Ну, допустим. И что же с того?
– Знаете, я не силен во всяческих дебетах-кредитах, депозитах и прочем, но… Мои московские друзья уверяют, что документы крайне любопытные. Да вы взгляните, взгляните, не бойтесь!
Ахмед Закатов взял в руки бумаги и пробежал по ним глазами: ровные столбики индексов, подписи, даты, фамилии, оттиски печатей и фирменных бланков.
– Скажем, первый лист показывает фактический путь валютных пожертвований одной богатой мусульманской страны: сколько поступило на нужды чеченского сопротивления от братьев по вере, сколько разворовано, как и даже – кем: фамилии, конечно, нет, но зато имеется несколько букв и цифр… Полюбуйтесь, остатка денег едва ли хватит на пару подержанных автоматов Калашникова. Верно? – Могилевскому пришлось довольно резко притормозить перед пешеходным переходом. – Прошу прощения… А теперь посмотрите-ка дальше! Вот из этой огромной благотворительной суммы Международного общества Красного Полумесяца сразу же украдено больше половины; потом доллары, конечно, раскидали дальше, но крайним опять оказывается обладатель все того же номерного счета…
– Очень мелкий и некрасивый шантаж. Провокация! – поморщился видный деятель борьбы за независимость чеченского народа. – Простые люди доверяют нам, они просто не поймут всех этих заумных предположений.
– Эх, дорогой друг мой Ахмед… Никогда не следует недооценивать соотечественников. Даже очень забитых – и диких! Кроме того, подумайте, что скажет так называемое мировое сообщество? Что оно скажет, прочитав вон ту, последнюю, страничку?
Прежде чем ответить, Ахмед Закатов с трудом проглотил застрявший в горле тяжелый ком.
– С мировым сообществом мы как-нибудь разберемся!
– Возможно! Вполне возможно… Ничуть не сомневаюсь в ваших ораторских и актерских способностях. А если не разберетесь? Тогда что?
– Чего вы хотите?
– Сумма в долларах США прописана на обороте.
Закатов перевернул последний лист и почти сразу же опалил возмущенным взглядом затылок сидящего за рулем Семена Могилевского:
– Негодяй!
– Ахмед, вы тоже – не букет фиалок…
Некоторое время оба молчали, пытаясь обуздать раздражение.
Наконец опять заговорил Могилевский:
– К моему искреннему сожалению, воспользоваться подобными банковскими депозитами постороннему человеку практически невозможно. Однако если вы не согласитесь сотрудничать, мы готовы через европейских друзей заблокировать эта счета и дать в прессу ор-ганизованную утечку – с соответствующими комментариями. Представляете? Подрыв национально-освободительной идеи, несчастные спонсоры чувствуют себя дураками, оставшимися с носом, международная гуманитарная помощь приостанавливается… А лично для вас, я думаю, все закончится небольшой, но болезненной экзекуцией в узком кругу единомышленников.
– На кого вы работаете?
– Надо же! – удивился господин Могилевский. – Точно такой же вопрос задавал мне один ученый-пакистанец, с которым вы, кажется, не так давно встречались в Тунисе. Помните?
– Что он вам рассказал?
– Да практически ничего. Когда наши люди в Париже зашли к нему в гости, этот господин вдруг повел себя очень грубо. Он решил даже покинуть гостиницу, не попрощавшись. Через окно… – Семен Могилевский сокрушенно покачал головой. – Но – двенадцатый этаж, сами понимаете. Получилось не слишком удачно.
– Грязная работа.
– Разумеется. Пришлось кое-кого наказать.
– Здесь опять поверните направо, на перекрестке… – спохватился Закатов.
Пожалуй, сумма, которую требовалось заплатить продажным московским чиновникам, не слишком велика – если, конечно, в обмен удастся заручиться поддержкой такого мощного и влиятельного союзника, как Семен Могилевский. В конце концов, профессия борца за независимость становится не такой рентабельной, как раньше…
– Я согласен, Семен.
– Вот и прекрасно. Рад, что вы отреагировали на мое предложение без лишних эмоций.
– Никогда не грешно поучиться у старших по ремеслу… – Ахмед Закатов изобразил на лице подобие улыбки, которая тут же отразилась в водительском зеркале.
– Я думаю, мы еще поработаем вместе.
Действительно, и тот и другой относились к категории профессиональных игроков – люди были для них не более чем неодушевленными исполнителями, и потеря пешки или даже ферзя огорчала, но не слишком… Но какой смысл стрелять в человека, сидящего напротив за черно-белой доской, если всегда можно снова расставить фигуры и предложить сопернику матч-реванш?
* * *
На торжественном открытии нового многоэтажного корпуса лондонской больницы «Юниверсити-Колледж» чуть больше года назад присутствовала сама королева Елизавета II. А в 1969-м здесь удалили гланды легендарному Джорджу Харрисону.
Впрочем, эти занимательные факты новейшей истории сейчас не слишком интересовали Олигарха.
– Куда нам теперь?
– Направо, по коридору.
Чтобы не привлекать внимания прессы, Олигарха подвезли прямо во внутренний двор, ко входу в здание, предназначенному для специального санитарного транспорта и для реанимационных автомобилей.
Заведующий отделением интенсивной терапии встретил его возле лифта:
– Может быть, сначала пройдем ко мне?
– Да, наверное.
В просторную кабину служебного лифта без труда поместились все: Олигарх, два его постоянных телохранителя, переводчик, заведующий отделением доктор Джонсон и пресс-секретарь госпиталя – строгая девушка по имени Айян Грей.
– Прошу вас, джентльмены…
На этаже, по обе стороны бесконечного больничного коридора, располагалось множество дверей, и доктор Джонсон открыл одну из них.
– Добрый день!
– Здравствуйте. Как поживаете?
Навстречу Олигарху поднялся довольно пожилой мужчина в халате с эмблемой госпиталя.
– Познакомьтесь, сэр… Джон Рейли, один из ведущих британских токсикологов.
– Очень приятно, сэр.
Мисс Грей, в свою очередь, начала представлять Олигарха, однако мистер Рейли поднял руку в протестующем жесте.
– Мы знакомы!
– Совершенно верно, уважаемый доктор. Вы ведь участвовали в расследовании загадочного случая с кандидатом в украинские президенты Виктором Ющенко, не так ли? Это было в две тысячи четвертом году, если не ошибаюсь…
– Вы не ошибаетесь.
– Вот и прекрасно, – вмешался в процедуру взаимного узнавания заведующий отделением и на правах хозяина предложил гостям: – Присаживайтесь, господа! Желаете чай или кофе?
– Нет, спасибо. Может быть, в другой раз.
– Простите нас за некоторые неудобства, возникшие при подготовке этой встречи… – извинилась мисс Грей, после чего пояснила: – Однако в последнее время мы вынуждены постоянно опровергать спекуляции людей, не имеющих к делу никакого отношения… Например, недавно в газетах и по телевидению сообщили, будто бы в брюшной полости господина Литвинчука обнаружены какие-то посторонние предметы. В действительности же речь шла вовсе не об инородных телах, а всего лишь о затемнении на рентгеновских снимках!
– Вот как? – Олигарх внимательно выслушал перевод.
– Возможно, это связано с тем, что больной принимал берлинскую лазурь, которую применяют как антидот при отравлении солями таллия, – прокомментировал доктор Джонсон.
– Значит, его точно отравили?
– Скажем так: вероятность отравления господина Литвинчука таллием или радиоактивными веществами весьма велика. Окончательный вывод мы сможем сделать только после того, как будут готовы окончательные результаты лабораторных анализов.
– Таллий… насколько это опасно?
– Таллий поражает нервную систему, легкие, сердце, печень и почки. – Вопрос Олигарха был обращен непосредственно к Джону Рейли, поэтому он и ответил. – Симптомами отравления, как известно, являются выпадение волос и расстройство желудка. Смертельная доза составляет всего один грамм. Кроме того, при тяжелом отравлении у больных могут развиться полиневриты, психические расстройства и поражение зрения… Истории знает несколько примеров использования таллия спецслужбами. Самым известным из них является рассекреченная недавно попытка ЦРУ отравить кубинского лидера Кастро. Предполагалось, что американский агент подсыплет соль таллия в туфли команданте, которые тот выставил за дверь гостиничного номера во время визита в Нью-Йорк, на Генеральную ассамблею Организации Объединенных Наций. С другой стороны, русские тоже умеют и любят пользоваться различными ядами. Когда-то давно они убивали отравленными зонтиками диссидентов за границей, но пример с ликвидацией чеченского полевого командира Хаттаба наводит на мысль, что у русских спецслужб и сейчас в арсенале достаточно средств подобного рода… Да что там говорить про сверхдержавы! Вон в Республике Грузия, помнится, не так давно премьер-министр умер. Сначала говорили, что бедняга просто угорел. Потом, правда, выяснилось, что в крови его обнаружился пентакарбонил железа, а при попадании этой гадости в организм симптомы отравления идентичны отравлению угарным газом.
– Литвинчук выживет?
– Видите ли, в настоящее время нельзя исключить, что господин Литвинчук был отравлен смесью ядов. Например, предварительные данные анализов показали наличие в организме больного изотопов полония. Это такой радиоактивный элемент: он довольно легко проникает сквозь кожные покровы, а при попадании внутрь вызывает ожог слизистой, рак желудка или других органов. Полоний способен быстро переходить в аэрозольное состояние и заражать воздух, поэтому работают с ним лишь в герметичных боксах.
– Коллега, предварительные результаты лабораторных исследований еще ни о чем не говорят… – не удержавшись, возразил доктору Рейли заведующий токсикологическим отделением больницы «Юнивер-сити-Колледж». – Полоний-210 очень часто встречается в природе, и его нуклиды, как известно, поступают в организм человека с пищей. Они концентрируются в рыбе и в моллюсках, поэтому люди, потребляющие много рыбы и морепродуктов, могут получить относительно высокие дозы облучения вполне естественным путем. Кстати, при курении также выделяется полоний-210, в результате чего у заядлых курильщиков доза облучения может превысить даже дозу, допустимую для профессионалов, постоянно работающих с источниками ионизирующего излучения!
– Но ведь больной не курил.
– Это не принципиально, коллега.
– Послушайте, коллега, полоний – сильнейший излучатель альфа-лучей, он в высшей степени разрушителен и легко поддается перевозке. Его токсичность может в триллионы раз превосходить цианистый калий, а смертельная доза для человека составляет доли миллиграмма! Это же по фактическому объему даже меньше, чем половина булавочной головки.
– Зачем же именно полоний?
– Эффективное средство, почти идеальное для отравления… Противоядия нет. Отсроченная смерть, а вот насколько отсроченная – это зависит от дозы…
– Намного проще воспользоваться чем-нибудь традиционным.
– Проще? Да, пожалуй. Однако нельзя забывать: считается, что осколки органической молекулы в организме отравленного человека все равно можно найти. А значит, и определить по ним лабораторию-изготовителя любого яда, как, например, перед крупными соревнованиями и после них обнаруживают допинг у спортсменов. А вот полоний – это простое вещество, без примесей…
– Ну и что же, коллега? Как вы себе представляете процесс введения радиоактивного вещества в организм? Да, его можно хранить в изолированном свинцовом контейнере. Но незаметно подсыпать из этого контейнера кому-нибудь в пищу или в напитки… Нет, если уж говорить о ядах и о намеренном отравлении господина Литвинчука какими-нибудь спецслужбами, то, я думаю, эта версия несостоятельна. Любой разведке мира известно достаточно ядов, от действия которых человек умер бы незаметно и тихо, не привлекая внимания. Скажем, от сердечной или почечной недостаточности…
Спор двух узких специалистов в области токсикологии мог бы продолжаться до бесконечности, поэтому мисс Грей поспешила вернуть их от теории к практике:
– Господа, каково же все-таки состояние господина Литвинчука?
Доктор Рейли покачал головой:
– Я осматривал его сегодня утром – и это ужасно: больной выглядит на двадцать лет старше своего возраста, и у него выпали все волосы.
– Кроме того, – вмешался заведующий отделением, – у господина Литвинчука, по некоторым данным, наблюдается поражение костного мозга, который перестал вырабатывать достаточное количество лейкоцитов, необходимых, чтобы поддерживать в порядке иммунную систему. В связи с этим пациенту может потребоваться пересадка костного мозга…
– Да, вполне возможно, – подтвердил доктор Рейли. – Видите ли, господин Литвинчук не ел уже больше двух недель и едва может говорить, так как у него распухла гортань.
– Тем не менее он ведь сумел дать здесь, в госпитале, несколько интервью, в том числе радиостанции «Эхо Москвы» и «Коммерсанту»? – Олигарх соединил ладони и по привычке пару раз щелкнул костяшками пальцев.
– Господин Литвинчук ведет себя очень мужественно, – профессионально переключила на себя внимание мисс Айян Грей. – Он, конечно, не знает, кто именно его отравил, но не сомневается, что это было сделано по указке российских властей.
В газетах писали, что это было уже не первое покушение на Литвинчука. Два года назад в его дом была брошена бутылка с зажигательной смесью. Инцидент произошел поздно вечером, когда бывший офицер ФСБ, его жена и сын уже легли спать…
Нападавшие так и не были найдены.
– Он выживет? – повторил вопрос Олигарх.
– Неуверен, – подумав, сообщил доктор Рейли.
– Это очень маловероятно, – подтвердил прогноз коллеги заведующий отделением токсикологии. – Его супруга утверждает, что в течение двух недель после отравления мужу не оказывали необходимой медицинской помощи, так как ни врачи, ни полицейские не воспринимали серьезно версию о покушении.
– Это неправда, – ответил за всех присутствующих доктор Джонсон.
Олигарх опять нервно щелкнул костяшками пальцев:
– Если это, допустим, полоний… сколько еще ему осталось?
– Принято считать, что острая лучевая болезнь развивается от четырех до десяти недель.
* * *
Полиция Лондона взяла под охрану палату, где лежал Литвинчук, почти сразу же – на следующий день после того, как в организме бывшего офицера Федеральной службы безопасности были обнаружены следы какого-то радиоактивного вещества, и по факту умышленного отравления возбудили уголовное дело.
– Говорят, тебя уже навещал здесь Ахмед Закатов?
Алексей Литвинчук кивнул.
– И как его пустили?
Литвинчук едва заметно пожал плечами.
– Он что-то хотел?
Голос Олигарха то слышался ясно, то, временами, затухал, удаляясь. Это было очень похоже на передачи радиостанции Би-би-си, которые во времена застоя слушал Литвинчук по старенькому приемнику…
– Доктора говорят, что кризис уже миновал и ты скоро пойдешь на поправку… ну, во всяком случае, выглядишь ты сегодня значительно лучше.
Олигарху приходилось очень много и очень часто врать – и по врожденной склонности характера, и по политической необходимости, и просто ради денег. Однако именно эта, нынешняя, в общем-то благородная ложь у постели умирающего человека далась ему с колоссальным трудом.
В действительности на Литвинчука было страшно смотреть. Обтянутый неестественно желтой кожей череп без единого волоска, глубокие провалы щек, обескровленные, бесцветные губы…
Олигарх никогда не считал себя и не был трусом. К тому же врачи абсолютно единодушно заверили, что общение с больным сейчас безопасно. Однако на всякий случай он чуть-чуть отодвинул стул от края кровати, на которой лежало то, что еще оставалось от Алексея Литвинчука.
– Кое-кто считает, что в твоем устранении могли быть заинтересованы не только лица, близкие к Путину, но и окружение Романа Абрамовича. Помнишь, я давал тебе на него материалы по коррупции?
Очевидно, Литвинчук помнил. Или нет? Впрочем, это сейчас уже для него не имело значения.
– Да, так вот, насчет твоего приятеля… Это он?
Олигарх вытянул руку и поднес поближе к лицу больного черно-белую фотографию.
Очевидно, она была сделана телескопическим объективом, на улице – задний план представлял собой витрину какого-то магазина мужской одежды.
– Это он стоит рядом с тобой, Алексей?
У Литвинчука даже не осталось сил, чтобы удивиться тому, откуда и когда у посетителя появился снимок. – он просто опустил и поднял веки в знак согласия.
– Значит, говоришь. Виноградов? – Олигарх убрал фотографию во внутренний карман пиджака. – Я вчера вечером специально встречался с твоим приятелем, с Олегом Гордиевским[8]8
Олег Гордиевским – бывший офицер КГБ СССР, перебежавший к противнику и долгие годы сотрудничающий со спецслужбами Великобритании.
[Закрыть]. Оказывается, этот твой товарищ Виноградов ему хорошо известен. И не только ему… Олег уже передал англичанам всю информацию об этом парне, так что они будут заниматься им очень плотно.
Прочитать во взгляде Алексея Литвинчука что-нибудь, кроме затянувшегося страдания, было почти невозможно, поэтому Олигарх пояснил:
– Мы считаем, что это он тебя отравил.
Плотные жалюзи отгораживали палату госпиталя от окружающего мира, как тюремную камеру.
– Вы ведь с ним ужинали? Или обедали?
Наверное, бывшему контрразведчику следовало бы испугаться подобной осведомленности Олигарха о его конспиративной встрече с человеком из Москвы и подготовиться к правдоподобным объяснениям. Однако оказалось, что ответы Литвинчука на заданные вопросы посетителя совершенно не интересовали.
– Ладно-ладно, про Виноградова потом расскажешь. Как договаривались, я подготовил от твоего имени заявление… Вот, посмотри!
В руке Олигарха появился листок с отпечатанным на компьютере текстом.
Листок мелко подрагивал, строчки шрифта постоянно расплывались перед глазами, и Литвинчук никак не мог сосредоточиться, чтобы сложить из букв – слова, а из слов – фразы…
– Прочитать? Вслух?
Больной кивнул.
– Хорошо, сейчас… – И Олигарх прочитал:
Я хотел бы поблагодарить многих людей. Моих врачей, медсестер, сотрудников госпиталя, которые делают для меня все zmo можно; британскую полицию, которая энергигно и профессионально расследует дело о моем отравлении, а также охраняет меня и мою семью.
Я хотел бы поблагодарить британское правительство за то, zmo оно взяло меня под свою опеку. Быть британским подданным для меня большая zecmb.
Я бы хотел поблагодарить мировую демократтсге-скую общественность за многогисленные послания с выражениями поддержки, а также за внимание, которое она проявляет в моем трудном положении.
Я благодарю свою жену, которая поддерживала меня. Моя любовь к ней и ко всем моим детям безгранигна.
Однако, находясь здесь, в больнигной палате, я уже нагинаю omzenuiueo слышать звук крыльев ангела смерти. Может быть, я смог бы ускользнуть от него, но должен сказать, zmo мои ноги не могут бежать так быстро, как мне бы хотелось. Поэтому, думаю, настало время сказать пару слов тому, кто несет ответственность за мое нынешнее состояние.
Господа! Вы можете заставить меня замолчать, но это молчание дорого обойдется вам. Вы покажете свое варварство и жестокость – то, в гем вас упрекают ваши самые яростные критики.
Вы показали, гто не уважаете ни жизнь, ни свободу, никакие ценности цивилизованного общества. Вы показали, гто не стоите своего места и не заслуживаете доверия цивилизованных людей.
Вы можете заставить замолгать одного геловека, но гул протеста со всего мира, господин Путин, будет всю жизнь звугатъ в ваших ушах. Пусть Господь простит вас за то, гто вы сделали не только со мной, но и с любимой Россией и ее народом…
Олигарх закончил.
Литвинчук тоже молчал.
– Бывает, что просто необходимо дать возможность эмоциям взять верх над рассудком. Чаще всего из этого получается какая-нибудь очередная глупость, но иногда – подвиг… – Олигарх опять развернул текст к постели Литвинчука: – Подписываешь?
В знак согласия Алексей чуть приподнял над одеялом кисть правой руки и с видимым напряжением пошевелил пальцами.
– Вот и ладненько! Можешь сам подписать? Или как?
Для того чтобы Литвинчук смог как следует взять авторучку, а потом поставить свою подпись внизу страницы, потребовалось несколько минут и две неудачные попытки.
Хорошо, что предусмотрительный, как всегда. Олигарх взял с собой не один экземпляр заявления…
– Чудно-чудно, чудненько… – Уже в дверях, на прощанье, он обернулся к постели больного: – Если что… ну, ты меня понимаешь? Так вот, ты по поводу семьи не беспокойся. Дом я для твоей жены выкуплю, ежемесячное пособие так за ней и останется. Сыну оплатим образование, другим детям твоим, от первого брака, тоже надо будет помочь – я помню, что пообещал. Что? – Олигарх не расслышал даже, а прочитал по губам Алексея Литвинчука какое-то слово. – Простить? За что это, не понимаю… – Он потянул на себя ручку двери. – Ну, давай, выздоравливай! Тебе не надо сейчас напрягаться. Потом еще поговорим…
Оставшись в одиночестве, Алексей попытался заплакать, но безуспешно – организм его потерял столько влаги, что на слезы ее уже не хватало.
За что? Почему? Он ведь ни в чем не виноват – он всего лишь играл свою роль в предлагаемых обстоятельствах…
Да, конечно, и сам Олигарх, и его окружение относятся к стране, именуемой Россией, как к довольно рискованному, но достаточно выгодному коммерческому проект}7.
А те, другие, которые сейчас у власти, – они что, лучше?
Отчего именно эти люди, всего несколько лет назад присосавшиеся к Кремлю, вдруг присвоили себе право вещать на весь мир от имени миллионов своих соотечественников? Отчего именно они теперь определяют, кто по-настоящему предан Родине, а кто ее предал?








